Брук Кассандра. Прикид

   – Нет, Кэролайн, только не это!
   – Что, слишком изысканно?
   – Не совсем, Кэролайн.
   Секунду она сидела с удрученным видом, затем, набив рот, вдруг улыбнулась.
   – А как вам вот это? «Меняйся и разлучайся»? – пробормотала она.
   – Ну, это уже ближе к истине, – заметила я. – Только немного коротковато.
   – Прямо как у Патрика, – буркнула Кэролайн.
   Очередное наше совещание выходило из-под контроля.
   – Главное в рекламе, – с самым серьезным выражением заявила Гейл, – это помнить, что она должна быть нацелена на нужных вам людей, а не на кого попало.
   – Что ж, продолжай! – устало сказала я. – Твой черед.
   Гейл опустила бокал с вином и огляделась по сторонам.
   – А как насчет «Свяжи его узами с другой»? – предложила она.
   Кэролайн скривилась:
   – О нет, только не это! Походит на долбаную клятву, которую дают при вступлении в брак. Кто ж захочет, чтоб ему напоминали об этом?
   Зато ее слова напомнили мне нечто совсем иное. И тут пришло озарение.
   – Может, Гейл и права, – сказала я. – Свадебная клятва… в этом что-то есть. Погодите, как там они говорят? «Пока смерть не разлучит нас»?.. Знаю, вот оно! Все очень просто! Перевернем, сделаем наоборот. «Зачем дожидаться смерти? Избавься от него сейчас». Ну, как?
   Несколько секунд царила тишина. Затем лица Гейл и Кэролайн расплылись в счастливых улыбках.
   – Молодец! – сказала Гейл и наполнила свой бокал.
   И вот эти слова появились на наших открытках. Под крупными золотыми буквами заголовка в обрамлении крохотных розочек красовалась завлекательная надпись. С розочками, пожалуй, немного переборщили, но ничего, зато получилось нарядно. Итак, сразу под заголовком опять же золотыми буквами была набрана надпись «Зачем дожидаться смерти? Расстаньтесь прямо сейчас!», опять же слишком нарядная и торжественная, если вдуматься в смысл предлагаемого. Эффект тем не менее она производила. А в нижнем правом углу каждой открытки значилось название нашего заведения «Предприятие „Прикид“», а также адрес и телефон. Ничего лишнего, все крайне деликатно, строго и по-деловому. Мы стояли и любовались открытками. Рик проделал отличную работу.
   – Выходя замуж за вора, выходишь, оказывается, за художника, – философски заметила Гейл.
   Об оплате не может быть и речи, заявил Рик. Тут затронута его профессиональная честь, и мы должны считаться с этим фактом.
   В течение двух первых дней мне как-то не хватало смелости заняться активным распространением нашей рекламы. Одну зеленую открытку я оставила на полу на разбросанной одежде Джоша во время очередного затянувшегося ленча, приписав после «Новое счастье»: «К тебе это тоже относится, дорогой», что было уже значительным прогрессом с моей стороны. Но слишком уж я расслабилась, утолив сексуальный голод и позавтракав семгой с вином. И очевидно, потеряла всякую сдержанность и бдительность. Я с нежностью и трепетом вспоминала тело Джоша и то, что оно проделывало с моим, и провела остаток дня словно во сне. Гейл с Кэролайн поглядывали на меня. Первая – многозначительно улыбаясь, вторая – недоуменно хмурясь. Как это она до сих пор ничего не заподозрила, я просто не понимала.
   Гейл не разделяла моих комплексов по поводу распространения открыток. Просто совала их, как маленькие бомбочки с часовым механизмом, в карманы каждого костюма или платья, которые удавалось продать. Что же касалось тех покупательниц, кого она хорошо знала, или тех, кто прошел через слезливую исповедь перед Торквемадой, то она просто совала открытки им в руки, весело добавляя при этом: «Еще одно новое направление в нашей работе. Возможно, вас заинтересует, дорогая?»
   Что же до Кэролайн, то она не затруднялась и этим. Просто разложила стопки открыток – одну у вешалки, что у входной двери, другие – в примерочной и туалете, третью веером на кофейном столике возле Торквемады. И каждое утро пересчитывала, проверяя, сколько ушло накануне.
   – Если так и дальше пойдет, придется допечатывать, – как-то объявила она.
   Мы не были готовы к такому обороту событий. Даже Кэролайн, убежденная, что брак – обуза для любой женщины, была удивлена.
   – Знаю, что была права, – говорила она. – Но не представляла насколько!
   Сперва на наживку клюнули лишь несколько женщин. Они старались незаметно проскользнуть в дальнюю часть магазина под предлогом подыскать какой-нибудь дешевенький шарфик или пояс, затем нервно отводили одну из нас в сторону и тихо спрашивали:
   – Вы действительно считаете, что можете мне помочь?..
   Но с каждым днем их появлялось все больше и больше. Они прибывали целыми стайками, словно птицы во время осенней миграции. Уже по лицам было видно, что у них на уме. Никогда за долгое время исправной и добросовестной службы не приходилось Торквемаде, свистя и булькая, производить столько кофе. И наши людские и кофейные ресурсы были на пределе.
   Мы слушали.
   Мы задавали вопросы.
   Мы записывали.
   Мы составляли досье.
   Мы завели регистрационную книгу.
   А после закрытия магазина проводили поспешные оперативные совещания, бурно обсуждая, как свести концы с концами и удовлетворить всех. Важные решения следовало принимать быстро.
   Главной проблемой стало… пространство. Очень скоро выяснилось, что вести два дела одновременно в одном помещении практически невозможно, особенно с учетом того, что не всегда сразу удавалось определить, какой именно услуги ждет от нас та или иная посетительница.
   Это неизбежно вело к ошибкам и недоразумениям. Как-то жена одного известного пэра из партии тори, явившаяся к нам с намерением избавиться от костюма от Жозефа, была совершенно ошарашена вопросом Кэролайн, кого именно трахает ее муженек на последней партийной конференции в Брайтоне. Даже после того как дама точно ошпаренная вылетела из магазина, Кэролайн умудрилась сохранить спокойствие. И небрежно заметила, что лично ей прекрасно известно, кого трахал неверный тори в Брайтоне, из чего она вполне справедливо заключила, что именно этот факт заставил заявиться к нам эту дурочку.
   Дабы избежать подобных недоразумений в дальнейшем, было решено срочно подыскать новое помещение. Срочность обуславливалась широчайшим распространением наших открыток и тем откликом, который они находили в сердцах. На каждую даму, зашедшую в магазин избавиться от платья от Ланвен, приходилось по три, страстно мечтавших избавиться от мужей.
   И тут я показала, на что способна. Сыграло на руку также удачное стечение обстоятельств. Антиквар, обитавший по соседству, был явно ко мне неравнодушен. Стоило посмотреть, как он сладострастно поглаживает ножки какого-нибудь карточного столика времен королевы Анны, и становилось ясно, что мысленному его взору представляются совсем другие, уже живые дамские ножки, что находились поблизости. Сам он мне никогда не нравился, и если я изредка и заглядывала к нему на чашку кофе, то старалась держать ноги подальше и скрещенными – для пущей безопасности.
   Как-то вечером, выйдя из магазина, я увидела, что антиквар запирает дверь в свою лавку. Поздоровалась и неожиданно заметила, что лицо у него пепельно-серое. Я спросила, все ли в порядке со здоровьем. Он замялся – тут я увидела, что в глазах у него стоят слезы. Пытаясь утешить и поддержать, я обняла его и подставила плечо – он так и повис на нем. И сразу же выложил мне все. Выяснилось, что он на грани банкротства. Вообще вся антикварная торговля дышит на ладан: богатые американцы перестали покупать, люди из провинции считают Лондон слишком дорогим городом, а японцы – так те вообще ни черта не смыслят в хорошей мебели и потому сидят на полу. Мало того, не далее как сегодня утром владелец помещения, сдающий его в аренду, объявил, что разрывает контракт. Бедняга был в полном отчаянии.
   – А на какой срок рассчитана аренда? – спросила я.
   – Да в том-то и проблема, – ответил он. – Всего на три года. Слишком короткий срок, чтобы раскрутиться как следует.
   Для кого короткий, а для нас – в самый раз, подумала я.
   – Что ж, возможно, мы перекупим у вас права на аренду, – осторожно заметила я. Помещение под офис прямо рядом с магазином! Это же предел мечтаний!
   Секунду он недоверчиво взирал на меня. Затем лицо его просветлело и он страшно засуетился. Я спросила о цене. Смущаясь и запинаясь, он назвал цифру. Затем, судя по всему, испугался, что я могу сказать «нет». И тут же уступил.
   Но я вовсе не собиралась говорить ему «нет». Вполне возможно, что эта сумма, названная им, нам теперь по карману. А потому я ответила «да», при том условии, конечно, если мои партнеры придерживаются того же мнения. Я просто себя не узнавала. Вела деловой разговор, точно какой-нибудь заправский делец. И так, прямо на улице, на тротуаре мы заключили предварительную джентльменскую сделку. А затем договорились, что не будем медлить с ее оформлением. Я стояла и смотрела, как он шагает по улице, все еще немного растерянный, но довольно игриво и энергично помахивающий своим зонтиком.
   И уже не в первый раз возблагодарила судьбу за то, что мы, подобно всем другим дельцам смутных времен, можем в очередной раз воспользоваться таким явлением, как всеобщий спад спроса. Правда, в данный, конкретный момент я чувствовала себя не дельцом, а скорее пиратом в открытом море.
   Наутро новость о моем достижении вызвала неоднозначную реакцию со стороны Кэролайн. Никогда не утруждавшая себя соблюдением формальностей, она тут же предложила переехать.
   – Давайте попросим Рика прорубить в стенке дыру! Тогда и ключей дожидаться не надо!
   Гейл, страдавшая с похмелья, была настроена более скептически:
   – Нечего пороть горячку! Обе вы жалкие дилетантки, ни хрена не соображаете! Для начала скажите, как мы собираемся вернуть вложенные деньги, а? Объясните на милость! Господи, мы же затеяли бизнес! А о стоимости услуг ни разу не подумали.
   Тут даже Кэролайн признала ее правоту, и вот очередной ленч было решено посвятить совещанию. Ровно в час мы заперли магазин и перешли через улицу к ресторану «Треви». Ренато, заметив таинственное выражение на наших лицах, тут же предложил столик в тихом углу. Похмелье у Гейл переросло в ненасытную жажду, но Ренато позаботился и об этом – водрузил перед ней на стол целый графин кьянти. Кэролайн пребывала в необычайно приподнятом настроении. Еще бы, ведь утром она получила приглашение от гонщика-итальянца провести уик-энд в Монте-Карло. Наверняка его разогрел полученный на гонках в Монако Гран-при, радостно объяснила она, налив себе изрядную порцию кьянти. Что до меня, то впереди предстоял ужин при свечах с Джошем. Я уже заранее договорилась с Магдаленой, что она сготовит сегодня для Рейчел свой знаменитый португальский текавай, доставлявший моей вечно голодной дочери куда больше удовольствия, чем любое из блюд, приготовленных мною.
   Ни одна из нас не имела ни малейшего понятия о том, каковы должны быть расценки за услуги, а звонить в какое-либо брачное агентство и спрашивать об этом было бы глупо. Ну прежде всего нам надо ввести плату за регистрацию каждого очередного клиента. Не слишком высокую, чтоб не отпугивать сразу. Но достаточно высокую, чтобы оправдать основные предварительные расходы. У нас в списке значилось свыше восьмидесяти клиенток, и мы решили, что двести фунтов – сумма вполне приемлемая. К концу ленча, когда графин уже почти опустел, мы подняли ее до двухсот пятидесяти. Таков будет первый взнос за интервью с женой плюс более подробное выяснение специфических вкусов, пристрастий, слабостей, фантазий, хобби, сексуальных предпочтений, религиозных и политических воззрений мужа – словом, все до мельчайших подробностей и нюансов, вплоть до выяснения, какие носки и трусы он предпочитает. Эта сумма должна была также покрыть расходы на следующую стадию – составление списка потенциальных кандидаток и деликатные расспросы, чтобы узнать, готовы ли эти дамы пуститься в такую авантюру. И самое главное: расходы на организацию встреч с несколькими отобранными кандидатками, с тем чтобы жена могла назвать свою заместительницу. И наконец соответствующим образом обставленная встреча мужа с этой дамой.
   Да за такой набор услуг двести пятьдесят фунтов – просто смешные деньги!
   Затем встал вопрос: какова должна быть плата в случае успешного… мы никак не могли подобрать нужного слова.
   – Обмена женами? – предложила я.
   Нет, это звучало слишком избито и низменно. О такого рода штуках пишут в воскресных бульварных газетах.
   Кэролайн считала, что «Обмен членами» будет лучше. Затем она предложила более утонченный вариант: «Трансплантация мужского органа». Я тупо смотрела на нее, Гейл отрицательно покачала головой.
   – Нет-нет, дорогая, тут надо придумать что-то поприличнее.
   – Ладно, – сказала я. – Может, просто «Пересадка органа»?
   Гейл на секунду задумалась:
   – Чуть лучше. Ты на верном пути. – Затем она вдруг громко захлопала в ладоши и окинула нас торжествующим взглядом.
   – Есть, нашла! «Брачная перестройка» – вот как!.. «Брачная перестройка». Здесь нет неуважения к такому священному понятию, как брак, и вообще звучит солидно. – Гейл откинула со лба волосы и состроила серьезную мину. – И еще я усвоила в жизни одно простое и важное правило. Когда люди собираются совершить грех, они должны чувствовать, что Бог – на их стороне!
   Итак, какую же плату должны мы взимать за успешную «брачную перестройку»?
   Кэролайн тут же выдала цифру, которая пробила бы изрядную брешь в госбюджете. Мы с Гейл сразу же наложили на нее вето. Я предложила связать ее с доходами мужа. Однако, предвидя трудности, связанные с выяснением, мы сочли, что это не слишком практично. Разве найдется мужчина, который будет честно декларировать все свои доходы? А доступа к налоговым декларациям мы не имели, к тому же и ежу понятно, что все они липовые.
   Снова пауза. И снова Гейл нашла выход:
   – Послушайте! Тут только один вариант. Мы просто будем брать процент от суммы, указанной в контракте по разводу!
   – Эврика! Вот истинно демократичное решение! Жены, которым по суду положены небольшие деньги, будут платить мало, тем же, кто отхватит солидный куш, придется раскошелиться.
   Итак, оставалось лишь решить, какой именно процент. Я буквально наугад назвала цифру – два процента. Кэролайн презрительно фыркнула и заявила, что мы не благотворительная организация, и подняла цифру до пятидесяти процентов. Гейл считала, что надо брать десять. В конце концов мы сошлись на пяти.
   На том и закончилось наше очередное совещание за ленчем.
   Было уже два. Пора открывать магазин. Мы поднялись из-за стола и уплатили улыбающемуся Ренато по счету. Мужчины, сидевшие за другими столиками, проводили нас заинтересованными взглядами. Наверняка гадали, что так бурно обсуждали за ленчем и бутылкой кьянти три дамочки. Одна несколько диковатая с виду с взлохмаченными рыжими волосами, вторая – безупречно одетая блондинка и третья – я, темная ворона с глупой улыбкой на лице. О, если бы они могли угадать значение этой улыбки! Тогда бы поняли, что улыбаюсь я вовсе не им, как они полагали, но мысли о том, что жены одного-двух из них вскоре могут стать нашими клиентками.
   – Послушайте, а вдруг все решат, что мы ненавидим мужчин? – встревоженно спросила я, шагая через площадь к лавке.
   Похоже, на Гейл сегодня снизошло вдохновение. Она снисходительно улыбнулась:
   – Но, дорогая, если ты являешься феминисткой, всегда найдутся люди, которые скажут, что ты ненавидишь мужчин.
   Она была права. Интересно, подумала я, что заставило меня задать этот вопрос? И какого рода разуверения я ожидала услышать? Мне и в голову не приходило ненавидеть мужчин, даже таких, как банковский служащий, демонстрирующий свою эрекцию, или некий неотесанный и потный, опившийся пива тип, как-то ущипнувший меня в метро за задницу. Я весьма туманно представляла, что это значит – быть феминисткой, и где-то сквозь этот туман просвечивало подспудное беспокойство. Оно было связано с Ральфом и Джошем. Связано с моими чувствами к мужчине, с которым я жила, но больше не желала, и чувством к мужчине, с которым не жила, но жаждала каждой клеточкой своего тела. А возможно также с разными другими эмоциями и чувствами, справиться с которыми я была не в силах. Достаточно уже того, что жизнь моя была разодрана на две половинки, и одна состояла из покоя и пустоты, а вторая – из риска и счастья. Насколько было бы проще, если б я могла любить одного и ненавидеть другого! Но слова «ненависть» и «любовь» не вписывались в картину. Их заменили два других слова: «равнодушие» и «жажда». Ведь нельзя же ненавидеть мужчину, к которому ты равнодушна. С другой стороны, разве «жажда» и «любовь» – это одно и то же? Я не знала. А возможно, и не хотела знать. Я узнала лишь одно – что такое истинный голод по человеку. О, уж это-то я узнала в полной мере! При одной мысли о том, что предстоит провести вечер с Джошем, все тело охватывала дрожь. Даже посреди Пимлико-сквер. И я ощущала слабость в коленях и захватывающий восторг, и на лице помимо воли расплывалась улыбка.
   – Чего это ты ухмыляешься? – сердито спросила Кэролайн. Она всегда сердилась, видя, что я счастлива. А затем вдруг набросилась на меня: – Что это значит: «Люди подумают, что мы ненавидим мужчин»? Ну, ясное дело, подумают, почему бы и нет? Мне нравится ненавидеть мужчин, это так сексуально! Вспышка ненависти, скандал, а потом постель, нет ничего лучше! Патрик в этом смысле безнадежен. Он не желает скандалить, а потому ни на что не годен в постели. – Она выдохлась и умолкла, затем, после паузы, мечтательно протянула: – Боже, прямо жду не дождусь этого уик-энда!
   Теперь уже на лице Кэролайн сияла улыбка. Умудренная опытом Гейл окинула нас снисходительным взглядом. Мы перешли через улицу, и Кэролайн, повернув ключ в замке, стала яростно дергать дверь. По всему было видно, что мысленно она уже предавалась утехам со своим трехъяйцовым гонщиком.
   Возможно, именно перспектива провести уик-энд в Монте-Карло в стиле «Формула-1» вдохновила ее на дальнейшие действия. Мы с Гейл уже смирились с мыслью, что пока не получим помещения по соседству, придется довольствоваться дальней частью торгового зала. Предстояло продержаться еще примерно с месяц, так, во. всяком случае, утверждал поверенный в делах. Ничего, как-нибудь обойдемся. Но Кэролайн, видимо, все еще мечтавшая о своем автогонщике, вдруг воскликнула: «Я вас всех поимею!» – и пулей вылетела из лавки.
   Отсутствовала она примерно с полчаса. Около пяти вернулась – на лице ее застыло загадочное выражение. Не обращая внимания на трех покупательниц, ожидавших, когда ими займутся, направилась прямиком к телефону, полистала справочник «Желтые страницы» и набрала номер.
   – Это «Пикфордс» ⁴³? Прекрасно! Мне нужен большой фургон. Завтра к девяти утра, на Пимлико-сквер. – Она продиктовала номер соседского дома. – На имя?.. Аппингем. Ерунда! Я плачу золотой картой «Америкен-экспресс»! Да, и чтоб не смели опаздывать!
   Она повесила трубку.
   – Ну вот, все устроено, – сказала она. – Можно переезжать.
   Я отошла от покупательницы, шарящей в одной из корзин в поисках шарфа.
   – Это ты о чем?
   – Мы можем переезжать, – повторила Кэролайн. – Прямо завтра!
   А потом объяснила. Нет ничего проще. Оказывается, Кэролайн виделась с антикваром, положила глаз на его товар и купила все оптом.
   – Хорошая мебель всегда пригодится, – философски заметила она.
 
   Ключ от квартиры, который дал мне Джош, казался бесценным. Еще бы, ведь он открывал потайную дверцу в его жизнь! Как-то днем Джош сунул его за ворот моей блузки и сказал с улыбкой: «Смотри не теряй». Я так и хранила его на груди в предвкушении вечера, и мне казалось, что к коже прикасается не ключ, а рука Джоша.
   Впрочем, я толком не понимала, радоваться ли тому обстоятельству, что у меня теперь есть ключи от потайной дверцы в жизнь Джоша, или нет. До сих пор я заходила к нему лишь по предварительной договоренности. И мне не приходилось сомневаться, подходящий ли выбран момент. Что, может, он занят. Что дома у него кто-то есть. Да и вообще, дома ли он? Теперь же, собравшись к нему, я задавала себе все эти вопросы. И поняла, что в руках у меня ключ не только от потайной дверцы, но и от потайной жизни Джоша.
   И мне начало казаться, что я все время выбираю самый неподходящий момент для визита. С первого же раза, набравшись храбрости и отперев дверь в квартиру, я обнаружила, что вся она завалена женской одеждой. С торшера свисала майка, на журнальном столике валялась мини-юбка, а возле полуоткрытой двери в спальню – пара прозрачных кружевных трусиков. Явные свидетельства раздевания второпях. Я так и застыла. Затем вдруг услышала веселое мурлыканье – кто-то напевал в ванной. Черт с вами, подумала я. Мне надо узнать, и узнать немедленно!
   Я приоткрыла дверь в ванную. И смутно разглядела в клубах пара очень хорошенькую темноволосую девушку. Она лежала в воде вытянувшись, пальцы ног играли с кранами, пальцы рук барабанили по краю. Увидев меня, барабанить она перестала, однако не сделала и попытки прикрыться.
   – Привет! – сказала она, отжимая волосы. – Вы ведь Анжела, верно? Папа выскочил на минутку в бар купить выпивку. – Она хихикнула. – Вот разозлится, когда придет! Ведь я должна быть в школе!
   Я с трудом выдавила:
   – Привет, Джессика, – и вышла в гостиную.
   В ванной снова запели. А вскоре появился и Джош.
   Пару дней спустя я сделала еще одну попытку. На сей раз дверь в квартиру была нараспашку, а у окна стояла очень холеная и накрашенная женщина в твидовом костюме с большим блокнотом в руке. Звуки, доносившиеся из соседней комнаты, подсказывали, что Джош дома и все еще работает. Я слабо улыбнулась и собралась было присесть на диван с журналом, но тут холеная дама рявкнула:
   – Раздевайтесь, и побыстрее! Вы опоздали!
   G этими словами она открыла большой чемодан, достала розовую ночную рубашку и швырнула ее мне.
   – Надевайте! – приказала она. А потом попристальнее всмотрелась в меня. – А вы, я гляжу, немного староваты! И слишком большая грудь. Впрочем, это не мое дело.
   Я было разозлилась. Но затем вспомнила Мэрилин Монро и швырнула рубашку обратно.
   – Уберите, – милым голоском пропела я. – Когда я ложусь в постель, на мне лишь «Шанель № 5», больше ничего.
   Джош рассыпался в извинениях – съемка ночного белья для рекламы заняла у него больше времени, чем ожидалось. Потом познакомил меня с холеной дамой. В это время в гостиную вошла бестелесная модель в точно такой же розовой ночной рубашке.
   После этого я едва не вернула ему ключ.
   В третий раз события приняли не столь драматичный оборот. По крайней мере входная дверь была закрыта и никакой холеной дамы в квартире не оказалось. Зато я лицом к лицу столкнулась с агентшей Джоша, Стеллой Нил. Она стояла возле журнального столика с толстой пачкой фотоснимков под мышкой и улыбкой собственницы на губах. У этой женщины, тут же вспомнила я, был не один, а целых два романа с Джошем! Я также вспомнила, что сильно нагрубила ей во время первой нашей встречи.
   А Джош был занят работой в соседней комнате. Я слышала его голос, дающий наставления очередной модели:
   – Голову немного набок. Так!.. Глаза закрыть, а потом резко, сразу открыть!.. Вот так!
   Мне хотелось знать, хороша ли девица. Хотелось знать, в чем она. Уж не голая ли, случайно?.. Но я не видела. А Стелла все улыбалась. Мне хотелось полюбить ее, тогда бы эти два романа казались менее значительными.
   – Контактные линзы, – громким шепотом произнесла она.
   На секунду я растерялась. Затем сообразила, что Джош, должно быть, снимает рекламу контактных линз. Что ж, уже хорошо, тогда девушка вряд ли голая.
   Я ответила Стелле улыбкой. Необыкновенно элегантная женщина лет под сорок. Уже профессиональным глазом я оценила ее наряд, прикидывая, так ли хорошо смотрелся бы он на мне.
   Она взглянула на часы.
   – Он скоро освободится, – сказала она. – И поступит в полное ваше распоряжение.
   Была в ее тоне некая фамильярность, заставившая меня залиться краской. Неужели они с Джошем говорили обо мне? И что, интересно, он сказал? Мне хотелось смутить ее. Ну, например, спросить, как она находит Джоша в постели. Или почему они расстались? Почему уже дважды расстались? Но я не смогла. Вместо этого мы просто стояли рядом, не сводя глаз с полуотворенной двери в спальню и слушая, как Джош губит свой великий талант, занимаясь столь пошлым и скучным делом, как реклама контактных линз.
   – Знаете, почему он берет эту работу? – не поворачивая головы, тихо спросила Стелла.
   – Из-за денег? – предположила я.
   Она улыбнулась. И на сей раз посмотрела на меня. У Нее были очень красивые глаза. Как, должно быть, часто заглядывал в них Джош, черт бы его побрал!
   Она покачала головой:
   – Из-за вас.
   Я почувствовала, что снова краснею. Пыталась понять, что она имела в виду. Затем решила, что вариант только один: Джош отказывается от поездок, чтобы быть со мной. И я с благодарностью взглянула на Стеллу. Не знаю, почему я испытывала к ней благодарность, точно она – мой ангел-хранитель, точно это она подарила мне Джоша вместе с благословением. Передала его из рук в руки. И в этот момент он появился. Мне хотелось броситься к нему и обнять. Но рядом находилась Стелла, а в соседней комнате – фотомодель. Оставалось набраться терпения и ждать, пока обе они не уберутся к чертовой матери. Я взглянула на шрам на шее Джоша и испытала безудержное желание поцеловать его. Или просто коснуться пальцем.