Брянцев Георгий Михайлович. Клинок эмира

   Машина выбралась на загородное шоссе, обсаженное деревьями, и увеличила скорость. Дорога некоторое время стлалась вдоль широкого арыка, повторяла его изгибы, затем перебежала через мост и подалась влево.
   Керлинг вел машину спокойно, свободно откинувшись на спинку сиденья. Руки его, слишком белые для мужчины, с отполированными ногтями, покрытые веснушками, не держали баранку, как обычно держат ее профессионалы-водители, а лежали на ней. Точными, едва приметными и небрежными движениями ладоней Керлинг манипулировал рулем.
   Еще издали он заметил, что его загородный дом ярко освещен. Керлинг сбавил ход, сделал плавный поворот и въехал в настежь распахнутые ворота, Они тотчас закрылись за ним.
   Едва Керлинг успел выйти из машины, как к нему подбежал Гуссейн и взволнованным голосом доложил:
   - Вор пробрался в дом через балкон по веревке, сделать ничего не успел. Его стережет Радж.
   - Где?
   - В вашем кабинете, господин.
   Керлинг вынул пистолет, освободил предохранитель.
   - Пошли!
   На веранде они застали жену и дочь Гуссейна. Женщины поклонились хозяину и пропустили его в дом.
   В холле Гуссейн доложил:
   - Я не решился без вас позвонить в полицию. Быть может, позвонить сейчас?
   - Подожди...
   Войдя в ярко освещенный верхним светом кабинет, Керлинг увидел в углу скрюченного в неестественной позе человека. Возле него царственно сидел неподвижный дог. Он даже не повернул головы, когда вошел хозяин.
   - Радж, ко мне! - позвал Керлинг.
   Собака нехотя подошла к нему и встала с левой стороны.
   - Хенде ап! Руки вверх! - скомандовал Керлинг и наставил пистолет на вора.
   Наруз Ахмед с застывшим взглядом и окаменевшим лицом приподнялся, выпрямился и поднял руки кверху.
   Керлинг осмотрел его спокойно, насмешливо и приказал Гуссейну:
   - Ну-ка, выверни у него карманы!
   В карманах, кроме красного носового платка, небольшой суммы денег и засаленных документов, ничего не оказалось. Керлинг приказал деньги и платок вернуть вору, а документы бросил на письменный стол. Гуссейну он сказал:
   - Ступай! Я поговорю с ним сам.
   Оставшись наедине с ночным гостем, Керлинг сел в кресло и, нацелившись черным пистолетом в переносицу Наруза Ахмеда, спросил:
   - Это еще что за фокусы? Кто ты? Зачем сюда пожаловал?
   Наруз Ахмед молчал.
   - Ну, отвечай! Я буду считать до двенадцати, а потом спущу курок. Раз... два... три... четыре... пять...
   Наруз сообразил, что с ним не шутят. Нельзя ждать той секунды, когда из круглого отверстия ствола вырвется злобный огонек. Эту секунду надо перехватить.
   - Я скажу... Я на все отвечу... - вырвалось у него. - Разрешите мне сесть... Меня не держат ноги...
   Керлинг рассмеялся мелким шипящим смехом, толкнул ногой стоявшее напротив кресло и показал на него пистолетом.
   - Садись!
   Шатающейся походкой, с поднятыми руками Наруз Ахмед подошел к креслу, упал в него и вздохнул с облегчением.
   - Опусти лапы, - разрешил Керлинг и позвал дога: - Ко мне, Радж. Ложись!
   Дог расположился между хозяином и Нарузом Ахмедом и снова вперил свой дьявольский взгляд в ночного гостя.
   Керлинг положил пистолет на стол, под правую руку, и сказал:
   - Говори, я слушаю.
   - Я пришел сюда... - начал Наруз срывающимся голосом, - чтобы взять отцовский клинок... Я думал... Мне сказали... Да... Мне сказали, что клинок отца попал сюда, и я хотел, ну... как бы сказать... забрать его...
   Он проговорил это торопливо, несвязно, облизывая пересохшие губы. Слова наскакивали одно на другое.
   - Маловразумительно, - коротко заметил Керлинг и провел рукой по своим гладко зачесанным волосам.
   - Я не вор... Поверьте мне, я не вор, - вновь забормотал Наруз Ахмед. - Единственно, что привело меня сюда, так это клинок...
   - Какой клинок, черт тебя побери?! - с раздражением воскликнул Керлинг.
   - Отцовский клинок... Да, клинок, который раньше принадлежал моему отцу.
   - Ты аферист! Что ты морочишь мне голову? Я не ребенок!
   - Господин... поверьте, что я говорю правду, - приходя мало-помалу в себя, убеждал Наруз Ахмед. - Конечно, вам непонятно. Но я объясню вам все, все... Я пришел сюда за тем клинком, который вы три года назад купили на "Эмире" в магазине Исмаили... Да, я хотел украсть у вас этот клинок... В этом моя вина... Но клинка не оказалось среди вашего оружия. Клинка нет. Значит, все напрасно, и я погиб, ничего не достигнув...
   Керлинг прищурился, что-то припоминая, и спросил:
   - У Исмаили, ты сказал?
   - Да, да, у Исмаили... Это совершенно точно. Вы не можете этого не помнить, раз об этом помнит Исмаили. Вы оставили ему свой адрес. Теперь вы понимаете меня?
   - Ничего пока не понимаю.
   - Этот клинок я продал Исмаили в сорок шестом году, а он продал его вам. Клинок мне оставил мой покойный отец Ахмедбек, а ему подарил его последний эмир бухарский Саид Алимхан... И поверьте, что я не вор. Что угодно, только не вор. Это случилось со мной впервые.
   Керлинг внимательно всмотрелся в лицо Наруза Ахмеда и сказал:
   - Что ты не обычный вор, могу поверить. Воры так глупо не поступают. Но скажи, зачем тебе понадобился клинок, который ты сам же несколько лет назад продал? Зачем?
   Наруз Ахмед молчал. Он сидел, ссутулившись, точно пришитый к креслу, и не знал, как ответить. Вот это вопрос! Действительно, зачем? Придется, видимо, сказать правду. Другого выхода нет.
   - Ну? - напомнил Керлинг. - Зачем?
   - В клинке заключена большая тайна.
   Керлинг расхохотался. Этого еще не хватало! Начинаются восточные штучки!
   Он вынул из бокового кармана сигару, откусил ее кончик, достал зажигалку и закурил. Дым слоистыми волнами поплыл по комнате.
   - Ты, может быть, думаешь, что имеешь дело с местным жителем? проговорил Керлинг, разглядывая зажигалку с таким видом, будто она впервые попала к нему в руки. - Ошибаешься! Я не настолько наивен...
   Мысли Наруза Ахмеда мчались, разбегались на ручейки, и ни на одной он не мог сосредоточиться. Что же делать? Господин Керлинг и этому не верит! Как убедить его?
   - Ты понял меня, жалкий аферист? - твердо спросил Керлинг.
   - Да, господин.
   - Что же ты еще можешь сказать?
   - Я говорю правду...
   Керлинг усмехнулся, брезгливо взял документы Наруза Ахмеда, просмотрел их и сказал:
   - Кто ты? Только говорить правду, иначе я прекращу беседу.
   Наруз Ахмед объяснил, что он родом из Бухары, сын видного человека при эмире бухарском, что отец его после революции боролся с советской властью и был курбаши, да и сам он состоял в басмаческом отряде Мавлана. После разгрома отряда он бежал в Афганистан, а затем перебрался в Иран.
   Эти подробности биографии Наруза Ахмеда заинтересовали Керлинга, хотя он и не подал виду. Имена басмаческих курбаши Ахмедбека и Мавлана были ему знакомы.
   - Вам нельзя позавидовать, - проговорил он, перейдя на "вы". - Вы избрали, судя по сегодняшнему визиту, не ту дорогу, которая ведет к славе...
   Наруз Ахмед развел руками.
   - А кто может подтвердить, что все, что вы мне сказали, правда? продолжал Керлинг.
   - Есть такой человек! - твердо сказал обрадованный Наруз Ахмед.
   - Имя его?
   - Ахун Иргашев.
   - Это еще кто такой?
   - Мой земляк, старый человек, табиб, он живет в Тегеране.
   - Адрес? - потребовал Керлинг и вынул из кармана ручку.
   Наруз Ахмед сказал адрес, и Керлинг записал его в крошечный блокнотик, спрятал ручку и спросил:
   - А что, собственно, он может подтвердить?
   - Все, все... Он знает меня с малых лет, он обучал меня грамоте. Он подтвердит, что я - сын Ахмедбека, что отец мой был приближенным эмира бухарского и еще...
   - Еще?
   - Что я сказал вам правду о клинке.
   Керлинг усмехнулся:
   - Уж не повлияла ли эта история с клинком на ваш рассудок?
   - Вот вы смеетесь, - промолвил Наруз Ахмед. - Я понимаю вас. Я тоже не придавал особого значения тайне, в нем заключенной. Потому-то и продал клинок.
   - А теперь верите в тайну?
   - Если бы не верил, то не оказался бы в вашем доме.
   - И вам открыл глаза этот табиб Иргашев?
   - Да, он. Хотя, как понимать "открыл"? Он - один из двух, знающих тайну. Вторым надо считать умершего отца.
   - Хм... занимательно. В чем же состоит тайна?
   - В этом-то вся суть. Если бы я знал! Ахун сказал мне, что раскроет тайну лишь в том случае, если я добуду клинок.
   - Так... - произнес Керлинг иронически. - Очень занимательно. Все как в сказке... А чем вы развлекались в Иране все это время?
   Наруз Ахмед вздохнул и, набравшись смелости, смиренно попросил закурить. Керлинг угостил его сигарой, и после этого Наруз выложил ему все, как на исповеди. Он рассказал обо всех своих скитаниях в поисках Ахуна Иргашева, о надеждах, которые пробудились в нем с началом войны, о том, как попал он в диверсионную группу и чем это окончилось.
   Своей угодливой откровенностью Наруз Ахмед пытался расположить к себе Керлинга, от которого теперь зависела его судьба.
   - Вы интересный человек, - неожиданно произнес Керлинг, когда Наруз Ахмед окончил свой рассказ. - Весьма интересный...
   Наруз Ахмед с недоумением посмотрел на хозяина дома, не зная, как расценить такое признание.
   - Да, да... - подтвердил Керлинг. - Я говорю вполне серьезно. Какое у вас образование?
   - Образование? Меня обучал Ахун Иргашев, а потом я поступил в русскую среднюю школу и окончил ее. Три года занимался на торговых курсах.
   Керлинг кивнул, вынул из кармана бумажник, отсчитал несколько банкнотов крупного достоинства и подал их Нарузу Ахмеду.
   Тот не поверил своим глазам.
   - Берите, - сказал Керлинг. - А когда будете нуждаться, обратитесь ко мне.
   - Значит, вы... Вы не передадите меня полиции? - с дрожью в голосе произнес Наруз Ахмед и снова облизал потрескавшиеся губы кончиком языка.
   Керлинг улыбнулся всепрощающей улыбкой и сказал:
   - Документы ваши я оставлю пока у себя. Вы должны понять...
   - Да, да... Я все понимаю... Оставляйте... Я не знаю, как и чем отблагодарить вас... - быстро проговорил Наруз Ахмед.
   - Надеюсь, что если вы пожелаете отблагодарить, то подыщете приличный случай...
   - Всегда готов...
   - Постарайтесь поприличнее одеться, - посоветовал Керлинг и встал.
   - Хорошо... Обязательно, - безропотно согласился Наруз Ахмед, поднимаясь с кресла. - А как же с клинком? Продолжать его розыски или бросить?
   Керлинг ответил не сразу. Он снял очки, протер стекла носовым платком и подумал. Оказывается, этот сын бека не так уж наивен, как он полагал. И вопрос он поставил очень хитро. Ответ, что розыски продолжать не надо, будет означать, что клинок навсегда потерян. Сказать, чтобы он продолжал... Нет, нет. И на то и на другое отвечать еще рано.
   - К этой теме мы еще вернемся когда-нибудь. Поняли?
   - Да... - неуверенно ответил Наруз Ахмед.
   - Вас я попрошу об одном: никто, ни одна душа на свете не должна знать, что здесь произошло. В том числе и Ахун Иргашев. Это в ваших же интересах. Можете мне обещать это?
   - Конечно.
   - Твердо?
   - Безусловно!
   - А теперь можете отправляться. Когда надо будет, я позову вас.
   Наруз Ахмед отвесил почтительный поклон.
   Когда он сделал шаг, дог повернул голову.
   - Тихо, Радж, - сказал хозяин. - Ты у меня молодчина!
   Керлинг проводил Наруза Ахмеда до веранды. Там с трубкой в зубах на ступеньках сидел Гуссейн.
   - Выпусти нашего гостя, - приказал Керлинг.
   Слуга молча повиновался.
   6
   Выпроводив Наруза Ахмеда, Керлинг посмотрел на часы. Поздно... Возвращаться в город не хотелось. Он позвонил в свой особняк и предупредил друзей, что задерживается.
   Закурив новую сигару, Керлинг стал прохаживаться по кабинету. Странная, необычная история! Тут тебе и эмир бухарский, и Ахмедбек, и курбаши Мавлан, о которых он знал больше, чем мог предполагать Наруз Ахмед, и старый табиб Ахун Иргашев. И всех их связывает этот загадочный клинок. И ничего нет удивительного в том, что клинок скрывает какую-то тайну. Абсолютно ничего. Азия есть Азия, Восток есть Восток...
   Быть может, и в его коллекции какой-нибудь экземпляр хранит тайну, о которой он, Керлинг, и не ведает. Чего не бывает!
   Керлинг подошел к оттоманке, над которой красовались клинки, сабли, палаши. Тут была лишь треть того, что он собрал за свою жизнь. Остальное хранилось далеко отсюда, за морями и океанами. Но и то, что было сейчас перед ним, значило много. Это может украсить любое европейское собрание. Керлинг готов биться об заклад на любую сумму, что экземпляров, подобных тем, которыми он располагает, на земном шаре может оказаться не более двух-трех. А некоторые вещи уникальны. Ведь старые знаменитые мастера не повторялись. Каждая вещь имеет свою историю, и о каждой из них можно написать книгу.
   Некоторым из этих клинков сотни лет. И в чьих только руках они не побывали, сколько хозяев переменили, прежде чем попасть в руки Керлинга. Вот хотя бы эта среднеазиатская сабля, прямая, как меч, в тяжелых ножнах, украшенных золотыми узорами. Клинок ее изготовлен из булатной дамасской стали. Над ней работали безвестные бухарские мастера восемнадцатого века. Когда-то сабля украшала дворец хивинского хана Искандера, а в восемнадцатом году нашего века попала в руки Керлинга. Как попала? О, это целая история, лучший номер из репертуара Керлинга, любящего угощать гостей необыкновенными рассказами.
   А эта албанская сабля, усыпанная кораллами и бирюзой, с расширением на конце, называемым елманью! Ее выковали в Турции и отделали в Албании. В двадцатом году Керлинг случайно купил ее за бесценок у пьяного врангелевского полковника, к которому она бог весть как попала. Впоследствии за этот клинок Керлингу давали там же, в Константинополе, бешеные деньга, но он, конечно, не согласился продать его. Он понимал толк в вещах и знал, что с каждым годом цена будет расти.
   А персидская сабля с тонким, как жало, змеевидным клинком и золотой насечкой по нему? О! Этой сабле уже четыреста лет! Шутка сказать! И, пожалуй, ее следует убрать со стены в более укромное место. Сабля хорошо известна в Тегеране знатокам старинного оружия, а вот несколько щекотливую историю приобретения ее Керлингом почти никто не знает. Поэтому лучше припрятать ее, подальше... Так будет спокойнее.
   А что можно сказать вот об этой сабле с короткой рукояткой, будто она делалась для узкой женской руки? Это индийская сабля ятаганного типа с обратной заточкой клинка. Ее ножны, покрытые серебряной насечкой и позолоченные, походят на кружевной узор, а поверх узора, будто нечаянно, рассыпаны звезды из неувядаемой голубой эмали. Ей цены нет. За нею Керлинг охотился два года, вложил в эту авантюру немало денег и все-таки добыл! Сабля - произведение рук дамасских мастеров. Она сделана в шестнадцатом веке по заказу индийского раджи для его сына, ставшего воином.
   Но разве только сабли в коллекции Керлинга? Рядом с ними висят с одной стороны японская катана, а с другой - турецкий ятаган, напоминающий обычный серп с оттянутыми краями, с такой же, как у серпа, обратной заточкой и с крыльями на рукояти. Вот палаш "кунда", прямой, стремительный, расширяющийся к концу, с узорчатой серебряной накладкой вдоль обеих сторон обуха. И тускло мерцает на темном ковре страшный индийский кутар без ножен с широким и толстым, как ладонь, обоюдоострым лезвием, с двойными упорами для рук, рассчитанный для близкого колющего и уж, конечно, смертельного удара.
   По краям стены развешаны доспехи оборонительного боя. Тут булатный персидский шлем с прогибами от сабельных ударов, арабские "зерцала" из нескольких стальных щитков, покрытых кружевным орнаментом из виноградных лоз и порхающих птиц, кольчуги и наручи. Темнеют на стене щиты из твердого, как железо, дерева, обтянутые кожей и покрытые накладками из серебра и бирюзы, круглые пороховницы из дерева и кожи, украшенные ажурной резьбой поверху, тяжелые боевые топоры. Устремились вверх длинные стройные копья с фигурными стальными наконечниками и украшениями из цветных перьев и конского волоса.
   А внизу, над самой тахтой, - ножи и кинжалы. К ним больше всего неравнодушен Керлинг. Возможно, потому, что в былые времена ему самому не раз доводилось в весьма серьезные минуты жизни пользоваться этим видом оружия. Тут ножи персидские и китайские, монгольские и казахские, киргизские и татарские, турецкие и индийские, кавказские кинжалы кама с прямым лезвием и бебуты с кривым. Среди них мексиканские мачете и испанские стилеты.
   А вот среднеазиатский нож - клыч, то, чем Керлинг, пожалуй, дорожит больше всего. Долго искал его Керлинг! Но и в мечтах не представлял себе, что найдет такой редкостный экземпляр! Клычей в Средней Азии много. Десятки их проходили через руки Керлинга и не задерживались. Разнообразные клычи он видел на рисунках, рассматривая специальные книги о старинном восточном оружии. Но такого экземпляра... Нет, такого он не встречал даже в книгах.
   Длина этого клыча - тридцать семь сантиметров. В ножнах он походит на скрученную змею с позолоченной и украшенной эмалью головкой. Рукоятка емкая - для широкой кисти. Глаза змеи - два кроваво-красных рубина. Лезвие ножа, выкованное из булатной стали с синеватым отливом, по обеим сторонам имеет до того мелкую ажурную насечку, что, когда всматриваешься, рябит в глазах. Этот клыч, несомненно, многолетний труд какого-то великого мастера-художника, имя которого затерялось в веках.
   Раздобыл его Керлинг три года назад. Ради него он и пожертвовал тем самым клинком, из-за которого сегодня его дом "посетил" Наруз Ахмед.
   Этот эмирский клинок был действительно куплен на базаре, у Исмаили. Но кто мог знать, что клинок связан с какой-то тайной? Видимо, и Исмаили не подозревал о ней, если, едва купив клинок, тотчас же сбыл его с рук. А он, Керлинг, тоже поторопился обменять клинок на редкий клыч... Чертовщина какая-то.
   Керлинг отлично помнит, как попал к нему этот клыч. Дело было в начале сорок шестого года. В отеле "Дербент" какое-то левое издательство устроило прием в честь иностранных корреспондентов. Был приглашен и Керлинг. Его познакомили с советским офицером-переводчиком, молодым еще человеком. Он был не то таджик, не то узбек. Хорошо владел не только фарси, на котором бегло изъяснялся Керлинг, но и родным языком Керлинга. Но не это привлекло его внимание, а то, что советский офицер с увлечением рассказывал о старинном оружии.
   Между ним и Керлингом тотчас же завязался оживленный разговор о древностях Востока, об азиатском оружии. Керлинг - мастер поддерживать такие беседы, К удивлению всех, и Керлинга особенно, молодой советский лейтенант оказался настоящим, тонким знатоком и понимал толк в оружии.
   Больше того, он сказал Керлингу, что в машине у него лежит такой клыч, который трудно отыскать в нынешние времена.
   Керлинг мгновенно загорелся. Он стал упрашивать лейтенанта показать клыч. Лейтенант показал, и Керлинг утратил душевный покой. Он твердо сказал себе, что клыч должен принадлежать ему. Он прямо сказал лейтенанту, что коллекционирует старинное восточное оружие и долго мечтал о том, чтобы пополнить свою коллекцию именно таким среднеазиатским клычом. Он добавил, что может показать лейтенанту свою коллекцию и предоставить возможность выбрать из нее взамен клыча то, что ему понравится.
   Офицер, к удивлению и радости Керлинга, не заставил себя долго уговаривать. Он сказал, что ему понятно чувство и страсть коллекционера, и сразу согласился.
   Вечером того же дня Керлинг привез лейтенанта сюда, в свой загородный дом, и показал коллекцию. И только теперь Керлингу становится досадно, что выбор офицера сразу пал на клинок, купленный у Исмаили. Неужели и он знал что-то о клинке? Быть не может. Наруз Ахмед заверил, что в тайну посвящены только двое... Хотя...
   Честно говоря, Керлингу жаль было расставаться с клинком. Он был хорош, но коль скоро он без оговорок предоставил лейтенанту полный выбор, бить отбой было поздно.
   Но как же фамилия этого переводчика? Вот это Керлинг забыл. А знал, знал и долго помнил.
   Вторично с этим офицером Керлинг встретился в помещении редакции одной из тегеранских газет. Это было несколько дней спустя после приема. Лейтенант был очень приветлив, сам заговорил и кстати поинтересовался, где Керлинг достал клинок. Керлинг удовлетворил его любопытство, сказав, что купил клинок у антиквара Исмаили. Потом Керлинг в свою очередь спросил молодого переводчика, откуда он взял клыч. Лейтенант рассмеялся и объяснил, что клыч попал к нему за какие-нибудь полчаса до их знакомства, и он даже не успел хорошенько рассмотреть его. Клыч преподнес ему в качестве подарка старый таджик-ошханщик, живущий в Тегеране. Лейтенант назвал фамилию этого таджика, но и она вылетела из головы Керлинга.
   Черт побери, как все нелепо получилось!..
   И теперь клинок, конечно, в Советском Союзе. Но что же предпринять?
   Керлинг подошел вновь к тахте, снял любимый клыч, обнажил его, внимательно осмотрел в который раз и, водворив на место, подумал: прогадал он или выиграл, поменяв клинок на клыч? С точки зрения коллекционера, возможно, и не прогадал, но если действительно... Нет, нет, надо что-то предпринять. Так оставлять дело нельзя.
   Керлинг подошел к столу, сел в кресло, погладил дремавшего дога и погрузился в раздумье.
   Минуту спустя он быстро поднялся и звонком вызвал Гуссейна.
   - Я поеду в город, - сказал он. - Запри все двери. Как бы снова кто не пожаловал к нам в гости.
   7
   Прошло два дня.
   В маленьком, точно чайное блюдце, дворике, окруженном глинобитной стеной, на пороге дома на корточках сидел Ахун Иргашев и жевал горький нас. Сын хозяина носил из арыка воду и поливал единственную грядку с зеленым луком. Ахун наблюдал за ним, а сам думал о том, что пора уже проведать Наруза Ахмеда и расспросить, что слышно о клинке. Почему Наруз так долго не показывается? Или ничего не вышло? Найти следы клинка, действительно, не так-то просто. Наруз даже не помнит, кому его продал! Ах, какой же он глупый, пустой человек! Нет, надо сходить к нему завтра же утром и обо всем узнать. Обязательно.
   Во двор вошел почтенного вида незнакомец.
   - Мир дому этому... Салям алейкум... Не вы ли табиб Ахун Иргашев? спросил он.
   - Алейкум салям... Если вы ищете табиба, почтенный человек, так это я. Но если вы ищете Ахуна, так это тоже я, - пошутил старик.
   Но незнакомец не поддержал шутки и довольно невежливо сразу приступил к делу.
   - Вы понадобились знатному человеку в городе.
   - Сейчас нужен? - удивился Ахун.
   - Да.
   - А что с ним, с господином, что у него болит?
   - Об этом он сам вам скажет.
   - Но табиб должен знать, уважаемый, чем страдает больной, ибо есть разные травы от разных болезней. Значит... - начал было Ахун.
   - Значит, вставайте и поедем! Он ждет вас, - перебил его посланец.
   Вызовы к больным не являлись неожиданностью для известного на базаре табиба. Редко проходил день, чтобы за Ахуном не присылали. Но к услугам его обычно прибегала беднота. А тут он вдруг понадобился человеку богатому и, более того, знатному! Странно... А вдруг туда приглашен и доктор? Он не любил встречаться с докторами...
   Кряхтя, Ахун встал, распрямил согбенный годами стан, вошел в дом и вскоре вернулся с небольшим узелком в руке. В узелке лежали его чудодейственные травы.
   Посланец провел старика до перекрестка, где их ожидала большая отливающая лаком автомашина, усадил на заднее сиденье и сам сел за руль
   Машина плавно тронулась и стала набирать все большую скорость.
   Сердце старого Ахуна замерло: впервые за свою восьмидесятилетнюю жизнь он ехал в автомобиле.
   У богатого особняка на улице Лалезар машина остановилась, шофер отворил дверцу и пригласил табиба следовать за собой.
   По обычаям Ирана, гость, входя в чужой дом, редко снимает головной убор, но обувь обязательно снимет. Ахун замешкался в холле, стаскивая с ног потрепанные порыжевшие башмаки, и в гостиную вступил босой.
   Тут его встретил Керлинг. Он знал не хуже самих иранцев, как принимать уважаемых гостей. Стол был уже накрыт: на нем стояли чайник, пиалы, вазочки с халвой, бананами, мандаринами, орехами, кишмишом.
   - Простите, ата, что я нарушил ваш покой, - сказал Керлинг, с улыбкой подавая гостю руку. - И не сочтите меня за больного. Хотя я уже немало прожил на свете, но, хвала создателю, ни на какие недуги не жалуюсь. Прошу садиться, - и он подвел гостя к столу.
   Ахун присел на краешек низенькой резной табуретки, растерянно обвел глазами светлую комнату с большими окнами и высоким потолком и остановил взгляд на хозяине. Он хотел спросить, зачем понадобился этому здоровому европейцу, но не решился.
   Керлинг не без опаски посматривал на смущенного гостя, казалось, что старик готов вот-вот развалиться, так он был стар и немощен.
   - Угощайтесь, отец, - предложил Керлинг и наполнил пиалу гостя горячим и крепким чаем.
   Ахун с угрюмым недоверием посмотрел на хозяина, но от чая не отказался. Это было бы нарушением всех правил приличия.
   Керлинг не заговорил с гостем о деле до той поры, пока тот не опорожнил три пиалы чая и не отведал халвы и фруктов. Лишь после этого он спросил гостя, придвигая к нему коробку сигар:
   - Курите?
   Ахун отрицательно покачал головой.
   Угощение и внимание хозяина пришлись ему по душе, но тем не менее беспокоила неизвестность. Он никак не мог найти ответ на вопрос, зачем его пригласили сюда, что нужно этому знатному иностранцу.
   Керлинг погрузился в кресло и обратился к гостю:
   - Я слышал о вас. Знаю, что вы узбек, что в двадцатом году покинули родину, жили некоторое время в Афганистане, а потом перебрались в Иран. Я не ошибаюсь?
   Ахун кивнул и насторожился. Он почувствовал, что затевается какое-то неприятное для него дело. Надо быть начеку...