загадочные сосны.
Небо густело синью с каждым мгновением, но где-то в безумной дали пылал
край земли, и туда держали путь всадники.
Они нарочно избрали маршрут так, что никакие ни строения, ни огни не
тревожили их. Они были лицом к лицу с ночью и землей. Их не беспокоили
никакие звуки, кроме ровного гудения ветра, да еще, когда они мелькали над
весенними стоячими водами, лягушки провожали их громовыми концертами, и в
рощах загорались светляки.
Все шестеро летели в молчании, и поэт ни о чем не хотел думать, закрыв
глаза и упиваясь полетом.
Но когда сумерки сменились ночью и на небе сбоку повис тихо светящийся
шар луны, когда беленькие звезды проступили в густой сини, Воланд поднял
руку, и черный раструб перчатки мелькнул в воздухе и показался чугунным. По
этому мановению руки кавалькада взяла в сторону.
Воланд поднимался все выше и выше, за ним послушно шла кавалькада.
Теперь под ногами далеко внизу то и дело из тьмы выходили целые площади
света, плыли в разных направлениях огни.
Воланд вдруг круто осадил коня в воздухе и повернулся к поэту.
- Вам, быть может, интересно видеть это?
Он указал вниз, где миллионы огней дрожа пылали. Поэт отозвался.
- Да, пожалуйста. Я никогда ничего не видел. Я провел свою жизнь
заключенным. Я слеп и нищ.
Воланд усмехнулся и рухнул вниз. За ним со свистом, развевая гривы
коней, опустилась свита.
Огни пропали, сменились тьмой, посвежело, и гул донесся снизу. Поэт
вздрогнул от страха, увидев под собою черные волны, которые ходили и
качались. Он крепче сжал жесткую гриву, ему показалось, что бездна всосет
его и сомкнется над ним вода. Он слабо крикнул, когда бесстрашная и озорная
Маргарита, крикнув, как птица, погрузилась в волну. Но она выскочила
благополучно, и видно было, как в полутьме черные потоки сбегают с храпящего
коня.
На море возник вдруг целый куст праздничных огней. Они двигались.
Всадники уклонились от встречи, и перед ними возникли вначале темные горы с
одинокими огоньками, а потом близко развернулись, сияя в свете
электричества, обрывы, террасы, крыши и пальмы. Ветер с берега донес до них
теплое дыхание апельсинов, роз и чуть слышную бензиновую гарь.
Воланд пошел низко, так что поэт мог хорошо рассмотреть все, что
делалось внизу. Но, к сожалению, летели быстро, делая петли, и жадно
глядящий поэт получил такое представление, что под ним только укатанные
намасленные дороги, по которым вереницей, тихо шурша, текли лакированные
каретки, и фары их со всех сторон бросали свет. Повсюду горели фонари, тихо
шевелились пальмы, белоснежные здания источали назойливую музыку.
Воланд беззвучно склонился к поэту.
- Дальше, дальше, - прошептал тот. Развив такую скорость, что все огни
внизу смазались, как на летящей ленте, Воланд остановился над гигантским
городом. И опять под ногами в ослепительном освещении и белых, и синеватых,
и красных огней потекли во всех направлениях черные лакированные крыши, и
засветились прямые, как стрелы, бульвары. Коровьев очутился рядом с поэтом с
другой стороны, а неугомонная Маргарита понеслась и стала плавать совсем
низко над площадью, на которой тысячью огней горело здание.
- Привал, может быть, хотите сделать, драгоценнейший мастер, - шепнул
бывший регент, - добудем фраки и нырнем в кафе освежиться, так сказать,
после рязанских страданий, - голос его звучал искушающе.
Но тоска вдруг сжала сердце поэта, и он беспокойно оглянулся вокруг.
Ужасная мысль, что он виден, потрясла его. Но, очевидно, не были замечены ни
черные грозные кони, висящие над блистающей площадью, ни нагая Маргарита.
Никто не поднял головы, и какие-то люди в черных накидках сыпались из
подъездов здания...
- Да вы, мастер, спуститесь поближе, слезьте, - зашептал Коровьев, и
тотчас конь поэта снизился, он спрыгнул и под носом тронувшейся машины
пробежал к подъезду.
И тогда было видно, как текли, поддерживая разряженных женщин под руки,
к машинам горделивые мужчины в черном, а у среднего выхода стоял,
прислонившись к углу, человек в разодранной, замасленной, в саже, рубашке, в
разорванных брюках, в рваных тапочках на босу ногу, непричесанный. Его лицо
дергалось судорогами, а глаза сверкали. Надо полагать, что шарахнулись бы от
него сытые и счастливые люди, если бы увидели его. Но он не был видим. Он
бормотал что-то про себя, дергался, но глаз не спускал с проходивших, ловил
их лица и что-то читал в них, заглядывая в глаза. И некоторые из них почуяли
присутствие странного, потому что беспокойно вздрагивали и оглядывались,
минуя угол. Но в общем все было благополучно, и разноязычная речь трещала
вокруг, и тихо гудели машины, становясь впереди, и отъезжали, и камни
сверкали на женщинах.
Тут с холодной тоской представил вдруг поэт почему-то сумерки и озерцо,
и кто-то и почему-то заиграл в голове на гармонии страдания, и пролил свет
луны на холодные воды, и запахла земля. Но тут же он вспомнил убитого у
манежной стены, стиснул руку нагой Маргарите и шепнул: "Летим!"
И уж далеко внизу остался город, над которым, как море, полыхал огонь,
и уж погас и зарылся в землю, когда, преодолевая свист ветра, поэт, летящий
рядом с Воландом, спросил его:
- А здесь вы не собираетесь быть? Усмешка прошла по лицу Воланда, но
голос Коровьева ответил сзади и сбоку:
- В свое время навестим.
И опять уклонились от селений и огней, и вокруг была только ночь.
По мере того как они неслись, приходилось забираться все выше и выше, и
поэт понял, что они в горной местности. Один раз сверкнул высокий огонь и
закрылся. Луна выбросилась из-за скал, и поэт увидел, что скалы оголены,
страшны, тоскливы.
Тут кони замедлили бег, и на лысом склоне Бегемот и Коровьев вырвались
вперед.
Поэт увидел отчетливо, как с Коровьева свалилась его шапчонка и пенсне,
и когда он поровнялся с остановившимся Коровьевым, то разглядел, что вместо
фальшивого регента перед ним в голом свете луны сидел фиолетовый рыцарь с
печальным и белым лицом; золотые шпоры ясно блестели на каблуках его сапог,
и тихо звякали золотые поводья. Рыцарь глазами, которые казались незрячими,
созерцал ночное живое светило.
Тут последовало преображение Воланда. С него упал черный бедный плащ.
На голове у него оказался берет и свисло набок петушиное перо. Воланд
оказался в черном бархате и тяжелых сапогах с тяжелыми стальными звездными
шпорами. Никаких украшений не было на Воланде, а вооружение его составлял
только тяжелый меч на бедре. На плече у Воланда сидел мрачный боевой черный
ворон, подозрительным глазом созерцал луну.
Бегемот же съежился, лишился дурацкого костюма, превратился в черного
мясистого кота с круглыми зажженными глазами.
Азазелло оказался в разных в обтяжку штанинах - одна гладкая, другая в
широкую полоску, с ножом при бедре.
Поэт, не отрываясь, смотрел на Воланда и на его эскорт, и мысль о том,
что он понял, кто это такой, наполнила его сердце каким-то жутковатым
весельем.
Он обернулся и видел, что и Маргарита рассматривает, подавшись вперед,
преобразившихся всадников, и ее глаза сверкают, как у кошки.
Тут Воланд тронул шпорами лошадь, и все опять поскакали. Скалы
становились все грознее и голее. Скакали над обрывом, и не раз под копытами
лошадей камни обрушивались и валились в бездну, но звука их падения не было
слышно. Луна сияла все ярче, и поэт убедился в том, что нигде здесь еще не
было человека.
Сводчатое ущелье развернулось перед всадниками, и, гремя камнями и
бренча сбруей, они влетели в него. Грохот разнесло эхом, потом вылетели на
простор, и Воланд осмотрелся, а спутники его подняли головы к луне. Поэт
сделал то же и увидел, что на его глазах луна заиграла и разлила невиданный
свет, так что скупая трава в расщелинах стала видна ясно.
В это время откуда-то снизу и издалека донесся слабый звон часов.
- Вот она полночь! - вскричал Воланд и указал рукой вперед.
Спутники выскакали за обрыв, и поэт увидел огонь и белое в луне пятно.
Когда подъехали, поэт увидел догорающий костер, каменный, грубо отесанный
стол с чашей, и лужу, которая издали показалась черной, но вблизи оказалась
кровавой.
За столом сидел человек в белой одежде, не доходящей до голых колен, в
грубых сапогах с ремнями и перепоясанный мечом.
На подъехавших человек не обратил никакого внимания - или же не увидел
их. Он поднял бритое обрюзгшее лицо к лунному диску и продолжал
разговаривать сам с собой, произнося непонятные Маргарите слова.
- Что он говорит? - тихо спросила Маргарита.
- Он говорит, - своим трубным голосом пояснил Воланд, - что и ночью и
при луне ему нет покоя.
Лицо Маргариты вдруг исказилось, она ахнула и тихонько крикнула:
- Я узнала! Я узнала его! - и обратилась к поэту: - А ты узнаешь?
Но поэт даже не ответил, поглощенный рассматриванием человека.
А тот, между тем, гримасничая, поглядел на луну, потом тоскливо вокруг
и начал рукою чистить одежду, пытаясь стереть с нее невидимые пятна. Он тер
рукой грудь, потом выпил из чаши, вскричал:
- Бангх! Бангх!..
Но никто не пришел на этот зов, отчего опять забормотал белый человек.
- Хм, - пискнул кот, - курьезное явление. Он каждый год в такую ночь
приходит сюда, ведь вот понравилось же место? И чистит руки, и смотрит на
луну, и напивается.
Тут заговорил лиловый рыцарь голосом, который даже отдаленно не
напоминал коровьевский, а был глуховат, безжизнен и неприязнен.
- Нет греха горшего, чем трусость. Этот человек был храбр и вот
испугался кесаря один раз в жизни, за что и поплатился.
- О, как мне жаль его, о, как это жестоко! - заломив руки, простонала
Маргарита. Человек выпил еще, отдуваясь, разорвал пошире ворот одеяния,
видимо, почуял чье-то присутствие, подозрительно покосился и опять
забормотал, потирая руки.
- Все умывается! Ведь вот скажите! - воскликнул кот.
- Мечтает только об одном - вернуться на балкон, увидеть пальмы, и
чтобы к нему привели арестанта, и чтобы он мог увидеть Иуду Искариота. Но
разрушился балкон, а Иуду я собственноручно зарезал в Гефсиманском саду, -
прогнусил Азазелло.
- О, пощадите его, - попросила Маргарита.
Воланд рассмеялся тихо.
- Милая Маргарита, не беспокойте себя. Об нем подумали те, кто не
менее, чем мы, дальновидны.
Тут Воланд взмахнул рукой и прокричал на неизвестном Маргарите языке
слово. Эхо грянуло в ответ Воланду, и ворон тревожно взлетел с плеча и повис
в воздухе.
Человек, шатнувшись, встал, повернулся, не веря еще, что слышит голос,
но увидел Воланда, поверил, простер к нему руки.
А Воланд, все также указывая рукой вдаль, где была луна, прокричал еще
несколько слов. Человек, шатаясь, схватился за голову руками, не веря ни
словам, ни явлению Воланда, и Маргарита заплакала, видя, как лицо вставшего
искажается гримасой и слезы бегут неудержимо по желтым вздрагивающим щекам.
- Он радуется, - сказал кот.
Человек закричал голосом медным и пронзительным, как некогда привык
командовать в бою, и тотчас скалы рассеклись, из ущелья выскочил, прыгая,
гигантский пес в ошейнике с тусклыми золотыми бляхами и радостно бросился на
грудь к человеку, едва не сбив его с ног.
И человек обнял пса и жадно целовал его морду, восклицая сквозь слезы:
"Банга! О, Банга!"
- Это единственное существо в мире, которое любит его, - пояснил
всезнающий кот.
Следом за собакой выбежал гигант в шлеме с гребнем, в мохнатых сапогах.
Бульдожье лицо его было обезображено - нос перебит, глазки мрачны и
встревожены.
Человек махнул ему рукой, что-то прокричал, и с топотом вылетел конный
строй хищных всадников. В мгновение ока человек, забыв свои годы, легко
вскочил на коня, в радостном сумасшедшем исступлении швырнул меч в луну и,
пригнувшись к луке, поскакал. Пес сорвался и карьером полетел за ним, не
отставая ни на пядь; за ним, сдавив бока чудовищной лошади, взвился
кентурион, а за ним полетели, беззвучно распластавшись, сирийские всадники.
Донесся вопль человека, кричавшего прямо играющей луне:
- Ешуа Га-Ноцри! Га-Ноцри!
Конный строй закрыл луну, но потом она выплыла, а ускакавшие пропали...
- Прощен! - прокричал над скалами Воланд, - прощен!
Он повернулся к поэту и сказал, усмехаясь:
- Сейчас он будет там, где хочет быть - на балконе, и к нему приведут
Ешуа Га-Ноцри. Он исправит свою ошибку. Уверяю вас, что нигде в мире сейчас
нет создания более. счастливого, чем этот всадник. Такова ночь, мой милый
мастер! Но теперь мы совершили все, что нужно было. Итак, в последний путь!
Над неизвестными равнинами скакали наши всадники. Луны не было, и
неуклонно светало. Воланд летел стремя к стремени рядом с поэтом.
- Но скажите мне, - спрашивал поэт, - кто же я? Я вас узнал, но ведь
несовместимо, чтобы я, живой из плоти человек, удалился вместе с вами за
грани того, что носит название реального мира?
- О, гость дорогой! - своим глубоким голосом ответил спутник с вороном
на плече, - о, как приучили вас считаться со словами! Не все ли равно -
живой ли, мертвый ли!
- Нет, все же я не понимаю, - говорил поэт, потом вздрогнул, выпустил
гриву лошади, провел по телу руками, расхохотался.
- О, я глупец! - воскликнул он, - я понимаю! Я выпил яд и перешел в
иной мир! - Он обернулся и крикнул Азазелло:
- Ты отравил меня!
Азазелло усмехнулся ему с коня.
- Понимаю: я мертв, как мертва и Маргарита, - заговорил поэт
возбужденно. - Но скажите мне...
- Мессир... - подсказал кто-то.
- Да, что будет со мною, мессир?
- Я получил распоряжение относительно вас. Преблагоприятное. Вообще
могу вас поздравить - вы имели успех. Так вот, мне было велено...
- Разве вам можно велеть?
- О, да. Велено унести вас...
1932-1934 гг.
Автограф хранится в ОР РГБ, ф. 562, к.6, ед. хр. 5-8.
Впервые опубликовано в книге: Булгаков М. Великий канцлер, М., Новости,
1992. Публикация В. И. Лосева.
Публикуется по расклейке этой книги, сверенной с автографом, хранящимся
в ОР РГБ. В сверке принимал участие В. И. Лосев.
Между страницами 220-300 вырвано минимум две главы, несколько глав под
корешок (см. к. 6, ед. хр. 6).
Есть названия глав, но ни одной строчкой автор не раскрыл их
содержание. Так что не было необходимости включать их в публикацию.
Творческая история романа тщательно изучается исследователями и
биографами М. А. Булгакова. Многое стало известно за последнее время.
Ценные свидетельства о первых редакциях романа оставила Л. Е.
Белозерская. "Здесь же, на Большой Пироговской, был написан "Консультант с
копытом" (первый вариант в 1928 году), легший в основу романа "Мастер и
Маргарита". Насколько помню, вещь была стройней, подобранней: в ней меньше
было "чертовщины", хотя событиями в Москве распоряжался все тот же Воланд с
верным своим спутником волшебным котом. Начал Воланд также с Патриарших
Прудов, где не Аннушка, а Пелагеюшка пролила на трамвайные рельсы роковое
постное масло. Сцена казни Иешуа была также прекрасно-отточенно написана,
как и в дальнейших вариантах романа.
Из бытовых сцен очень запомнился аукцион в бывшей церкви.
Аукцион ведет бывший диакон, который продает шубу бывшего царя...
Несколько строк в "Мастере" пронзили меня навсегда в самое сердце.
"Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над
болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто
летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это
знает уставший. И без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он
отдается с легким сердцем в руки смерти, что только она одна успокоит его".
Строки эти - скорбный вздох - всегда со мной. Они и сейчас трогают меня
до слез.
В описании архива Михаила Булгакова (выпуск 37 "Записки отдела
рукописей", Ленинская библиотека) подробно рассматриваются все варианты
романа "Мастер и Маргарита", т.е. история его написания, однако отмечается:
"Нам ничего не известно о зарождении замысла второго романа".
Вот что по этому поводу могу рассказать я. Когда мы познакомились с Н.
Н. Ляминым и его женой художницей Н. А. Ушаковой, она подарила М. А. книжку,
в которой делала обложку, фронтисписную иллюстрацию "Черную карету" и
концовку. Это "Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей".
Романтическая повесть, написанная ботаником X, иллюстрированная
фитопатологом У". Москва, V год Республики". Автор, нигде не открывшийся, -
профессор Александр Васильевич Чаянов.
Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени
которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не меньше был поражен этим
совпадением и Михаил Афанасьевич.
Все повествование связано с пребыванием Сатаны в Москве, с борьбой
Булгакова за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к Дьяволу. Повесть
Чаянова сложна: она изобилует необыкновенными происшествиями. Рассказчик,
Булгаков, внезапно ощущает гнет, необычайный над своей душой...,
"казалось... чья-то тяжелая рука опустилась на мой мозг, раздробляя костные
покровы черепа..." Так почувствовал повествователь присутствие Дьявола.
Сатана в Москве. Происходит встреча его с Булгаковым в театре
Медокса...
На сцене прелестная артистка, неотступно всматривающаяся в темноту
зрительного зала "с выражением покорности и страдания душевного". Булгакова
поражает эта женщина: она становится его мечтой и смыслом жизни.
Перед кем же трепещет артистка?
..."Это был он!.. Он роста скорее высокого, чем низкого, в сером,
немного старомодном сюртуке, с седеющими волосами и потухшим взором, все еще
устремленным на сцену... Кругом него не было языков пламени, не пахло серой,
все было в нем обыденно и обычно, но эта дьявольская обыденность была
насыщена значительным и властвующим..."
По ночной Москве преследует герой повести зловещую черную карету,
уносящую Настеньку (так зовут героиню) в неведомую даль. Любуется попутно
спящим городом и особенно "уносящейся ввысь громадой Пашкова дома".
Судьба сталкивает Булгакова с Бенедиктовым, и тот рассказывает о своей
дьявольской способности безраздельно овладевать человеческими душами.
"Беспредельна власть моя, Булгаков, - говорит он, - и беспредельна
тоска моя, чем больше власти, тем больше тоски..." Он повествует о своей
бурной жизни, о черной мессе, оргиях, преступлениях и неожиданно (говорит):
"Ничего ты не понимаешь, Булгаков!" - резко остановился передо мной мой
страшный собеседник. "Знаешь ли ты, что лежит вот в этой железной шкатулке?
Твоя душа в ней, Булгаков!" Но душу свою у Бенедиктова Булгаков отыгрывает в
карты.
После многих бурных событий и смерти Бенедиктова душа Настеньки
обретает свободу и полюбившие друг друга Настенька и Булгаков соединяют свои
жизни.
С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила
зарождением замысла, творческим толчком для написания романа "Мастер и
Маргарита".
Л. Е. Белозерская, сравнивая речевой строй повести Чаянова и первую
редакцию "Мастера и Маргариты", приходит к выводу: "Не только одинаков
речевой строй, но и содержание вступления: то же опасение, что не справиться
автору, непрофессиональному писателю, с описанием "достопамятностей" своей
жизни".
И еще одно важное свидетельство о первой редакции романа: "Хочется
высказать несколько соображений по поводу прототипа Феей, героя первого
варианта одиннадцатой главы романа "Мастер и Маргарита".
Автор обзора довольно смело указывает на старого знакомого (еще с юных
лет) Н. Н. Лямина - на Бориса Исааковича Ярхо как прототипа Феси. Мне
кажется это совершенно не выдерживающим критики. Начать с того, что М. А.
никогда Ярхо не интересовался, никогда никаких литературных бесед - и
никаких других - персонально с Ярхо не вел. Интересы и вкусы их никогда не
встречались и не пересекались. Кроме того, они встречались очень редко, т.к.
Ярхо не посещал всех чтений М. А. Булгакова у Ляминых, а у нас он не бывал
так же, как и М. А. не бывал у Ярхо. К этому разговору я привлекла Наталью
Абрамовну Ушакову. Она совершенно согласилась со мной, напомнив, что Ярхо
выглядел комично-шарообразно и говорил с каким-то смешным особым
придыханием. Эрудиции во многих областях, включая знание чуть ли не 20
языков, никто у него не отнимает, но к Фесе он никакого отношения не имеет.
Я уже объясняла выше, как попало имя Феся к М. А. Булгакову. (См.:
Воспоминания, с. 181-184.)
Известно, что М. А. Булгаков сжег рукопись почти написанного романа,
остатки от первых двух редакций были опубликованы в томе пятом настоящего
Собрания сочинений.
Но мысли о романе не оставляли М. А. Булгакова. И после того, как он
написал "Кабалу святош", "Мертвые души" и инсценировал "Войну и мир", он
снова задумался о подлинном творчестве.
Вновь вернулся к роману в Ленинграде, просто достал клеенчатую общую
тетрадь и написал на титульном листе: "М. Булгаков. Роман. 1932". На первой
странице: "1932. Фантастический роман. Великий канцлер. Сатана. Вот и я.
Шляпа с пером. Черный богослов. Подкова иностранца".
Исследователи утверждают, что за несколько дней пребывания в Ленинграде
Булгаков написал и продиктовал Елене Сергеевне, ставшей в это время его
женой, семь первых глав. Вернувшись в Москву, он занялся текущими делами в
Театре, времени на роман не оказалось.
Летом 1933 года Михаил Афанасьевич продолжает работу над романом. Вновь
его мучают названия, ни на одном из них он никак не может остановиться. Так
на 55-й странице он записывает: "Заглавия. Он явился. Пришествие. Черный
маг. Копыто консультанта". По ходу текста набрасывает основные мысли,
которые предполагает развить в романе: "Встреча поэта с Воландом. Маргарита
и Фауст. Черная месса. Ты не поднимешься до высот. Не будешь слушать мессы.
Не будешь слушать романтические... Маргарита и козел. Вишни. Река. Мечтание.
Стихи. История с губной помадой..."
В ночь на 1-е сентября 1933 года начал писать главу "Замок чудес". За
эти дни написал несколько глав, на этот раз Булгаков оставлял пометки:
8.XI.33, 9.XI.33, 1I.XI.33, 12/XI.33, вечер 12/XI.33...
Иной раз за день - всего лишь несколько строчек, а в июле 1934 года, в
Ленинграде, - десятки страниц, снова месячный перерыв... Так, урывками,
Булгаков работал до конца ноября 1934 года, когда завершил третью редакцию
романа.
Елена Сергеевна вела дневниковые записи, несколько интересных есть и о
романе:
28 сентября 1933 года. "Уговоры Канторовича дать фильм "Бубкин"...
Пишите!
Но М. А. занят романом, да и не верит в действительность затеи".
"5 октября. ...Вечером мы были у Поповых - М. А. читал отрывки из
романа. Вернулись на случайно встретившемся грузовике".
"12 октября. Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс.
Говорит, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился.
Днем - актер Волошин, принес на просмотр две свои пьесы.
Играли в блошки - последнее увлечение.
Ночью М. А. сжег часть своего романа".
"8 ноября. М. А. почти целый день проспал - было много бессонных ночей.
Потом работал над романом (полет Маргариты). Жалуется на головную боль".
23 января 1934 года. "Ну и ночь была. М. А. нездоровилось. Он, лежа,
диктовал мне главу из романа - пожар в Берлиозовой квартире. Диктовка
закончилась во втором часу ночи. Я пошла в кухню - насчет ужина, Маша
стирала. Была злая и очень рванула таз с керосинки, та полетела со стола, в
угол, где стоял бидон и четверть с керосином - не закрытые - вспыхнул огонь.
Я закричала: "Миша!" Он, как был, в одной рубахе, босой, примчался и застал
уже кухню в огне. Эта идиотка Маша не хотела выходить из кухни, так как у
нее в подушке были зашиты деньги!..
Я разбудила Сережку, одела его и вывела во двор, вернее - выставила
окно и выпрыгнула, и взяла его. Потом вернулась домой. М. А., стоя по
щиколотки в воде, с обожженными руками и волосами, бросал на огонь все, что
мог: одеяла, подушки и все выстиранное белье. В конце концов он остановил
пожар. Но был момент, когда и у него поколебалась уверенность и он крикнул
мне: "Вызывай пожарных!"
В сентябре - октябре 1934 года Булгаков работал над окончанием романа,
написал две последние главы: "Ночь" (глава предпоследняя) и "Последний
путь", но так и недописал главу, поняв к этому времени, что роман нуждается
в решительной переделке, особенно образы Маргариты и ее любовника, поэта.
"...- Да, что будет со мною, мессир?
... - Велено унести вас..."
На этой фразе обрывается рукопись третьей редакции романа о дьяволе,
еще не получившего окончательного названия и почему-то изданного под
названием "Великий канцлер", написанного в 1932-1934 гг. Этот текст - третья
редакция романа "Мастер и Маргарита".
Небо густело синью с каждым мгновением, но где-то в безумной дали пылал
край земли, и туда держали путь всадники.
Они нарочно избрали маршрут так, что никакие ни строения, ни огни не
тревожили их. Они были лицом к лицу с ночью и землей. Их не беспокоили
никакие звуки, кроме ровного гудения ветра, да еще, когда они мелькали над
весенними стоячими водами, лягушки провожали их громовыми концертами, и в
рощах загорались светляки.
Все шестеро летели в молчании, и поэт ни о чем не хотел думать, закрыв
глаза и упиваясь полетом.
Но когда сумерки сменились ночью и на небе сбоку повис тихо светящийся
шар луны, когда беленькие звезды проступили в густой сини, Воланд поднял
руку, и черный раструб перчатки мелькнул в воздухе и показался чугунным. По
этому мановению руки кавалькада взяла в сторону.
Воланд поднимался все выше и выше, за ним послушно шла кавалькада.
Теперь под ногами далеко внизу то и дело из тьмы выходили целые площади
света, плыли в разных направлениях огни.
Воланд вдруг круто осадил коня в воздухе и повернулся к поэту.
- Вам, быть может, интересно видеть это?
Он указал вниз, где миллионы огней дрожа пылали. Поэт отозвался.
- Да, пожалуйста. Я никогда ничего не видел. Я провел свою жизнь
заключенным. Я слеп и нищ.
Воланд усмехнулся и рухнул вниз. За ним со свистом, развевая гривы
коней, опустилась свита.
Огни пропали, сменились тьмой, посвежело, и гул донесся снизу. Поэт
вздрогнул от страха, увидев под собою черные волны, которые ходили и
качались. Он крепче сжал жесткую гриву, ему показалось, что бездна всосет
его и сомкнется над ним вода. Он слабо крикнул, когда бесстрашная и озорная
Маргарита, крикнув, как птица, погрузилась в волну. Но она выскочила
благополучно, и видно было, как в полутьме черные потоки сбегают с храпящего
коня.
На море возник вдруг целый куст праздничных огней. Они двигались.
Всадники уклонились от встречи, и перед ними возникли вначале темные горы с
одинокими огоньками, а потом близко развернулись, сияя в свете
электричества, обрывы, террасы, крыши и пальмы. Ветер с берега донес до них
теплое дыхание апельсинов, роз и чуть слышную бензиновую гарь.
Воланд пошел низко, так что поэт мог хорошо рассмотреть все, что
делалось внизу. Но, к сожалению, летели быстро, делая петли, и жадно
глядящий поэт получил такое представление, что под ним только укатанные
намасленные дороги, по которым вереницей, тихо шурша, текли лакированные
каретки, и фары их со всех сторон бросали свет. Повсюду горели фонари, тихо
шевелились пальмы, белоснежные здания источали назойливую музыку.
Воланд беззвучно склонился к поэту.
- Дальше, дальше, - прошептал тот. Развив такую скорость, что все огни
внизу смазались, как на летящей ленте, Воланд остановился над гигантским
городом. И опять под ногами в ослепительном освещении и белых, и синеватых,
и красных огней потекли во всех направлениях черные лакированные крыши, и
засветились прямые, как стрелы, бульвары. Коровьев очутился рядом с поэтом с
другой стороны, а неугомонная Маргарита понеслась и стала плавать совсем
низко над площадью, на которой тысячью огней горело здание.
- Привал, может быть, хотите сделать, драгоценнейший мастер, - шепнул
бывший регент, - добудем фраки и нырнем в кафе освежиться, так сказать,
после рязанских страданий, - голос его звучал искушающе.
Но тоска вдруг сжала сердце поэта, и он беспокойно оглянулся вокруг.
Ужасная мысль, что он виден, потрясла его. Но, очевидно, не были замечены ни
черные грозные кони, висящие над блистающей площадью, ни нагая Маргарита.
Никто не поднял головы, и какие-то люди в черных накидках сыпались из
подъездов здания...
- Да вы, мастер, спуститесь поближе, слезьте, - зашептал Коровьев, и
тотчас конь поэта снизился, он спрыгнул и под носом тронувшейся машины
пробежал к подъезду.
И тогда было видно, как текли, поддерживая разряженных женщин под руки,
к машинам горделивые мужчины в черном, а у среднего выхода стоял,
прислонившись к углу, человек в разодранной, замасленной, в саже, рубашке, в
разорванных брюках, в рваных тапочках на босу ногу, непричесанный. Его лицо
дергалось судорогами, а глаза сверкали. Надо полагать, что шарахнулись бы от
него сытые и счастливые люди, если бы увидели его. Но он не был видим. Он
бормотал что-то про себя, дергался, но глаз не спускал с проходивших, ловил
их лица и что-то читал в них, заглядывая в глаза. И некоторые из них почуяли
присутствие странного, потому что беспокойно вздрагивали и оглядывались,
минуя угол. Но в общем все было благополучно, и разноязычная речь трещала
вокруг, и тихо гудели машины, становясь впереди, и отъезжали, и камни
сверкали на женщинах.
Тут с холодной тоской представил вдруг поэт почему-то сумерки и озерцо,
и кто-то и почему-то заиграл в голове на гармонии страдания, и пролил свет
луны на холодные воды, и запахла земля. Но тут же он вспомнил убитого у
манежной стены, стиснул руку нагой Маргарите и шепнул: "Летим!"
И уж далеко внизу остался город, над которым, как море, полыхал огонь,
и уж погас и зарылся в землю, когда, преодолевая свист ветра, поэт, летящий
рядом с Воландом, спросил его:
- А здесь вы не собираетесь быть? Усмешка прошла по лицу Воланда, но
голос Коровьева ответил сзади и сбоку:
- В свое время навестим.
И опять уклонились от селений и огней, и вокруг была только ночь.
По мере того как они неслись, приходилось забираться все выше и выше, и
поэт понял, что они в горной местности. Один раз сверкнул высокий огонь и
закрылся. Луна выбросилась из-за скал, и поэт увидел, что скалы оголены,
страшны, тоскливы.
Тут кони замедлили бег, и на лысом склоне Бегемот и Коровьев вырвались
вперед.
Поэт увидел отчетливо, как с Коровьева свалилась его шапчонка и пенсне,
и когда он поровнялся с остановившимся Коровьевым, то разглядел, что вместо
фальшивого регента перед ним в голом свете луны сидел фиолетовый рыцарь с
печальным и белым лицом; золотые шпоры ясно блестели на каблуках его сапог,
и тихо звякали золотые поводья. Рыцарь глазами, которые казались незрячими,
созерцал ночное живое светило.
Тут последовало преображение Воланда. С него упал черный бедный плащ.
На голове у него оказался берет и свисло набок петушиное перо. Воланд
оказался в черном бархате и тяжелых сапогах с тяжелыми стальными звездными
шпорами. Никаких украшений не было на Воланде, а вооружение его составлял
только тяжелый меч на бедре. На плече у Воланда сидел мрачный боевой черный
ворон, подозрительным глазом созерцал луну.
Бегемот же съежился, лишился дурацкого костюма, превратился в черного
мясистого кота с круглыми зажженными глазами.
Азазелло оказался в разных в обтяжку штанинах - одна гладкая, другая в
широкую полоску, с ножом при бедре.
Поэт, не отрываясь, смотрел на Воланда и на его эскорт, и мысль о том,
что он понял, кто это такой, наполнила его сердце каким-то жутковатым
весельем.
Он обернулся и видел, что и Маргарита рассматривает, подавшись вперед,
преобразившихся всадников, и ее глаза сверкают, как у кошки.
Тут Воланд тронул шпорами лошадь, и все опять поскакали. Скалы
становились все грознее и голее. Скакали над обрывом, и не раз под копытами
лошадей камни обрушивались и валились в бездну, но звука их падения не было
слышно. Луна сияла все ярче, и поэт убедился в том, что нигде здесь еще не
было человека.
Сводчатое ущелье развернулось перед всадниками, и, гремя камнями и
бренча сбруей, они влетели в него. Грохот разнесло эхом, потом вылетели на
простор, и Воланд осмотрелся, а спутники его подняли головы к луне. Поэт
сделал то же и увидел, что на его глазах луна заиграла и разлила невиданный
свет, так что скупая трава в расщелинах стала видна ясно.
В это время откуда-то снизу и издалека донесся слабый звон часов.
- Вот она полночь! - вскричал Воланд и указал рукой вперед.
Спутники выскакали за обрыв, и поэт увидел огонь и белое в луне пятно.
Когда подъехали, поэт увидел догорающий костер, каменный, грубо отесанный
стол с чашей, и лужу, которая издали показалась черной, но вблизи оказалась
кровавой.
За столом сидел человек в белой одежде, не доходящей до голых колен, в
грубых сапогах с ремнями и перепоясанный мечом.
На подъехавших человек не обратил никакого внимания - или же не увидел
их. Он поднял бритое обрюзгшее лицо к лунному диску и продолжал
разговаривать сам с собой, произнося непонятные Маргарите слова.
- Что он говорит? - тихо спросила Маргарита.
- Он говорит, - своим трубным голосом пояснил Воланд, - что и ночью и
при луне ему нет покоя.
Лицо Маргариты вдруг исказилось, она ахнула и тихонько крикнула:
- Я узнала! Я узнала его! - и обратилась к поэту: - А ты узнаешь?
Но поэт даже не ответил, поглощенный рассматриванием человека.
А тот, между тем, гримасничая, поглядел на луну, потом тоскливо вокруг
и начал рукою чистить одежду, пытаясь стереть с нее невидимые пятна. Он тер
рукой грудь, потом выпил из чаши, вскричал:
- Бангх! Бангх!..
Но никто не пришел на этот зов, отчего опять забормотал белый человек.
- Хм, - пискнул кот, - курьезное явление. Он каждый год в такую ночь
приходит сюда, ведь вот понравилось же место? И чистит руки, и смотрит на
луну, и напивается.
Тут заговорил лиловый рыцарь голосом, который даже отдаленно не
напоминал коровьевский, а был глуховат, безжизнен и неприязнен.
- Нет греха горшего, чем трусость. Этот человек был храбр и вот
испугался кесаря один раз в жизни, за что и поплатился.
- О, как мне жаль его, о, как это жестоко! - заломив руки, простонала
Маргарита. Человек выпил еще, отдуваясь, разорвал пошире ворот одеяния,
видимо, почуял чье-то присутствие, подозрительно покосился и опять
забормотал, потирая руки.
- Все умывается! Ведь вот скажите! - воскликнул кот.
- Мечтает только об одном - вернуться на балкон, увидеть пальмы, и
чтобы к нему привели арестанта, и чтобы он мог увидеть Иуду Искариота. Но
разрушился балкон, а Иуду я собственноручно зарезал в Гефсиманском саду, -
прогнусил Азазелло.
- О, пощадите его, - попросила Маргарита.
Воланд рассмеялся тихо.
- Милая Маргарита, не беспокойте себя. Об нем подумали те, кто не
менее, чем мы, дальновидны.
Тут Воланд взмахнул рукой и прокричал на неизвестном Маргарите языке
слово. Эхо грянуло в ответ Воланду, и ворон тревожно взлетел с плеча и повис
в воздухе.
Человек, шатнувшись, встал, повернулся, не веря еще, что слышит голос,
но увидел Воланда, поверил, простер к нему руки.
А Воланд, все также указывая рукой вдаль, где была луна, прокричал еще
несколько слов. Человек, шатаясь, схватился за голову руками, не веря ни
словам, ни явлению Воланда, и Маргарита заплакала, видя, как лицо вставшего
искажается гримасой и слезы бегут неудержимо по желтым вздрагивающим щекам.
- Он радуется, - сказал кот.
Человек закричал голосом медным и пронзительным, как некогда привык
командовать в бою, и тотчас скалы рассеклись, из ущелья выскочил, прыгая,
гигантский пес в ошейнике с тусклыми золотыми бляхами и радостно бросился на
грудь к человеку, едва не сбив его с ног.
И человек обнял пса и жадно целовал его морду, восклицая сквозь слезы:
"Банга! О, Банга!"
- Это единственное существо в мире, которое любит его, - пояснил
всезнающий кот.
Следом за собакой выбежал гигант в шлеме с гребнем, в мохнатых сапогах.
Бульдожье лицо его было обезображено - нос перебит, глазки мрачны и
встревожены.
Человек махнул ему рукой, что-то прокричал, и с топотом вылетел конный
строй хищных всадников. В мгновение ока человек, забыв свои годы, легко
вскочил на коня, в радостном сумасшедшем исступлении швырнул меч в луну и,
пригнувшись к луке, поскакал. Пес сорвался и карьером полетел за ним, не
отставая ни на пядь; за ним, сдавив бока чудовищной лошади, взвился
кентурион, а за ним полетели, беззвучно распластавшись, сирийские всадники.
Донесся вопль человека, кричавшего прямо играющей луне:
- Ешуа Га-Ноцри! Га-Ноцри!
Конный строй закрыл луну, но потом она выплыла, а ускакавшие пропали...
- Прощен! - прокричал над скалами Воланд, - прощен!
Он повернулся к поэту и сказал, усмехаясь:
- Сейчас он будет там, где хочет быть - на балконе, и к нему приведут
Ешуа Га-Ноцри. Он исправит свою ошибку. Уверяю вас, что нигде в мире сейчас
нет создания более. счастливого, чем этот всадник. Такова ночь, мой милый
мастер! Но теперь мы совершили все, что нужно было. Итак, в последний путь!
Над неизвестными равнинами скакали наши всадники. Луны не было, и
неуклонно светало. Воланд летел стремя к стремени рядом с поэтом.
- Но скажите мне, - спрашивал поэт, - кто же я? Я вас узнал, но ведь
несовместимо, чтобы я, живой из плоти человек, удалился вместе с вами за
грани того, что носит название реального мира?
- О, гость дорогой! - своим глубоким голосом ответил спутник с вороном
на плече, - о, как приучили вас считаться со словами! Не все ли равно -
живой ли, мертвый ли!
- Нет, все же я не понимаю, - говорил поэт, потом вздрогнул, выпустил
гриву лошади, провел по телу руками, расхохотался.
- О, я глупец! - воскликнул он, - я понимаю! Я выпил яд и перешел в
иной мир! - Он обернулся и крикнул Азазелло:
- Ты отравил меня!
Азазелло усмехнулся ему с коня.
- Понимаю: я мертв, как мертва и Маргарита, - заговорил поэт
возбужденно. - Но скажите мне...
- Мессир... - подсказал кто-то.
- Да, что будет со мною, мессир?
- Я получил распоряжение относительно вас. Преблагоприятное. Вообще
могу вас поздравить - вы имели успех. Так вот, мне было велено...
- Разве вам можно велеть?
- О, да. Велено унести вас...
1932-1934 гг.
Автограф хранится в ОР РГБ, ф. 562, к.6, ед. хр. 5-8.
Впервые опубликовано в книге: Булгаков М. Великий канцлер, М., Новости,
1992. Публикация В. И. Лосева.
Публикуется по расклейке этой книги, сверенной с автографом, хранящимся
в ОР РГБ. В сверке принимал участие В. И. Лосев.
Между страницами 220-300 вырвано минимум две главы, несколько глав под
корешок (см. к. 6, ед. хр. 6).
Есть названия глав, но ни одной строчкой автор не раскрыл их
содержание. Так что не было необходимости включать их в публикацию.
Творческая история романа тщательно изучается исследователями и
биографами М. А. Булгакова. Многое стало известно за последнее время.
Ценные свидетельства о первых редакциях романа оставила Л. Е.
Белозерская. "Здесь же, на Большой Пироговской, был написан "Консультант с
копытом" (первый вариант в 1928 году), легший в основу романа "Мастер и
Маргарита". Насколько помню, вещь была стройней, подобранней: в ней меньше
было "чертовщины", хотя событиями в Москве распоряжался все тот же Воланд с
верным своим спутником волшебным котом. Начал Воланд также с Патриарших
Прудов, где не Аннушка, а Пелагеюшка пролила на трамвайные рельсы роковое
постное масло. Сцена казни Иешуа была также прекрасно-отточенно написана,
как и в дальнейших вариантах романа.
Из бытовых сцен очень запомнился аукцион в бывшей церкви.
Аукцион ведет бывший диакон, который продает шубу бывшего царя...
Несколько строк в "Мастере" пронзили меня навсегда в самое сердце.
"Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над
болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто
летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это
знает уставший. И без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он
отдается с легким сердцем в руки смерти, что только она одна успокоит его".
Строки эти - скорбный вздох - всегда со мной. Они и сейчас трогают меня
до слез.
В описании архива Михаила Булгакова (выпуск 37 "Записки отдела
рукописей", Ленинская библиотека) подробно рассматриваются все варианты
романа "Мастер и Маргарита", т.е. история его написания, однако отмечается:
"Нам ничего не известно о зарождении замысла второго романа".
Вот что по этому поводу могу рассказать я. Когда мы познакомились с Н.
Н. Ляминым и его женой художницей Н. А. Ушаковой, она подарила М. А. книжку,
в которой делала обложку, фронтисписную иллюстрацию "Черную карету" и
концовку. Это "Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей".
Романтическая повесть, написанная ботаником X, иллюстрированная
фитопатологом У". Москва, V год Республики". Автор, нигде не открывшийся, -
профессор Александр Васильевич Чаянов.
Н. Ушакова, иллюстрируя книгу, была поражена, что герой, от имени
которого ведется рассказ, носит фамилию Булгаков. Не меньше был поражен этим
совпадением и Михаил Афанасьевич.
Все повествование связано с пребыванием Сатаны в Москве, с борьбой
Булгакова за душу любимой женщины, попавшей в подчинение к Дьяволу. Повесть
Чаянова сложна: она изобилует необыкновенными происшествиями. Рассказчик,
Булгаков, внезапно ощущает гнет, необычайный над своей душой...,
"казалось... чья-то тяжелая рука опустилась на мой мозг, раздробляя костные
покровы черепа..." Так почувствовал повествователь присутствие Дьявола.
Сатана в Москве. Происходит встреча его с Булгаковым в театре
Медокса...
На сцене прелестная артистка, неотступно всматривающаяся в темноту
зрительного зала "с выражением покорности и страдания душевного". Булгакова
поражает эта женщина: она становится его мечтой и смыслом жизни.
Перед кем же трепещет артистка?
..."Это был он!.. Он роста скорее высокого, чем низкого, в сером,
немного старомодном сюртуке, с седеющими волосами и потухшим взором, все еще
устремленным на сцену... Кругом него не было языков пламени, не пахло серой,
все было в нем обыденно и обычно, но эта дьявольская обыденность была
насыщена значительным и властвующим..."
По ночной Москве преследует герой повести зловещую черную карету,
уносящую Настеньку (так зовут героиню) в неведомую даль. Любуется попутно
спящим городом и особенно "уносящейся ввысь громадой Пашкова дома".
Судьба сталкивает Булгакова с Бенедиктовым, и тот рассказывает о своей
дьявольской способности безраздельно овладевать человеческими душами.
"Беспредельна власть моя, Булгаков, - говорит он, - и беспредельна
тоска моя, чем больше власти, тем больше тоски..." Он повествует о своей
бурной жизни, о черной мессе, оргиях, преступлениях и неожиданно (говорит):
"Ничего ты не понимаешь, Булгаков!" - резко остановился передо мной мой
страшный собеседник. "Знаешь ли ты, что лежит вот в этой железной шкатулке?
Твоя душа в ней, Булгаков!" Но душу свою у Бенедиктова Булгаков отыгрывает в
карты.
После многих бурных событий и смерти Бенедиктова душа Настеньки
обретает свободу и полюбившие друг друга Настенька и Булгаков соединяют свои
жизни.
С полной уверенностью я говорю, что небольшая повесть эта послужила
зарождением замысла, творческим толчком для написания романа "Мастер и
Маргарита".
Л. Е. Белозерская, сравнивая речевой строй повести Чаянова и первую
редакцию "Мастера и Маргариты", приходит к выводу: "Не только одинаков
речевой строй, но и содержание вступления: то же опасение, что не справиться
автору, непрофессиональному писателю, с описанием "достопамятностей" своей
жизни".
И еще одно важное свидетельство о первой редакции романа: "Хочется
высказать несколько соображений по поводу прототипа Феей, героя первого
варианта одиннадцатой главы романа "Мастер и Маргарита".
Автор обзора довольно смело указывает на старого знакомого (еще с юных
лет) Н. Н. Лямина - на Бориса Исааковича Ярхо как прототипа Феси. Мне
кажется это совершенно не выдерживающим критики. Начать с того, что М. А.
никогда Ярхо не интересовался, никогда никаких литературных бесед - и
никаких других - персонально с Ярхо не вел. Интересы и вкусы их никогда не
встречались и не пересекались. Кроме того, они встречались очень редко, т.к.
Ярхо не посещал всех чтений М. А. Булгакова у Ляминых, а у нас он не бывал
так же, как и М. А. не бывал у Ярхо. К этому разговору я привлекла Наталью
Абрамовну Ушакову. Она совершенно согласилась со мной, напомнив, что Ярхо
выглядел комично-шарообразно и говорил с каким-то смешным особым
придыханием. Эрудиции во многих областях, включая знание чуть ли не 20
языков, никто у него не отнимает, но к Фесе он никакого отношения не имеет.
Я уже объясняла выше, как попало имя Феся к М. А. Булгакову. (См.:
Воспоминания, с. 181-184.)
Известно, что М. А. Булгаков сжег рукопись почти написанного романа,
остатки от первых двух редакций были опубликованы в томе пятом настоящего
Собрания сочинений.
Но мысли о романе не оставляли М. А. Булгакова. И после того, как он
написал "Кабалу святош", "Мертвые души" и инсценировал "Войну и мир", он
снова задумался о подлинном творчестве.
Вновь вернулся к роману в Ленинграде, просто достал клеенчатую общую
тетрадь и написал на титульном листе: "М. Булгаков. Роман. 1932". На первой
странице: "1932. Фантастический роман. Великий канцлер. Сатана. Вот и я.
Шляпа с пером. Черный богослов. Подкова иностранца".
Исследователи утверждают, что за несколько дней пребывания в Ленинграде
Булгаков написал и продиктовал Елене Сергеевне, ставшей в это время его
женой, семь первых глав. Вернувшись в Москву, он занялся текущими делами в
Театре, времени на роман не оказалось.
Летом 1933 года Михаил Афанасьевич продолжает работу над романом. Вновь
его мучают названия, ни на одном из них он никак не может остановиться. Так
на 55-й странице он записывает: "Заглавия. Он явился. Пришествие. Черный
маг. Копыто консультанта". По ходу текста набрасывает основные мысли,
которые предполагает развить в романе: "Встреча поэта с Воландом. Маргарита
и Фауст. Черная месса. Ты не поднимешься до высот. Не будешь слушать мессы.
Не будешь слушать романтические... Маргарита и козел. Вишни. Река. Мечтание.
Стихи. История с губной помадой..."
В ночь на 1-е сентября 1933 года начал писать главу "Замок чудес". За
эти дни написал несколько глав, на этот раз Булгаков оставлял пометки:
8.XI.33, 9.XI.33, 1I.XI.33, 12/XI.33, вечер 12/XI.33...
Иной раз за день - всего лишь несколько строчек, а в июле 1934 года, в
Ленинграде, - десятки страниц, снова месячный перерыв... Так, урывками,
Булгаков работал до конца ноября 1934 года, когда завершил третью редакцию
романа.
Елена Сергеевна вела дневниковые записи, несколько интересных есть и о
романе:
28 сентября 1933 года. "Уговоры Канторовича дать фильм "Бубкин"...
Пишите!
Но М. А. занят романом, да и не верит в действительность затеи".
"5 октября. ...Вечером мы были у Поповых - М. А. читал отрывки из
романа. Вернулись на случайно встретившемся грузовике".
"12 октября. Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс.
Говорит, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился.
Днем - актер Волошин, принес на просмотр две свои пьесы.
Играли в блошки - последнее увлечение.
Ночью М. А. сжег часть своего романа".
"8 ноября. М. А. почти целый день проспал - было много бессонных ночей.
Потом работал над романом (полет Маргариты). Жалуется на головную боль".
23 января 1934 года. "Ну и ночь была. М. А. нездоровилось. Он, лежа,
диктовал мне главу из романа - пожар в Берлиозовой квартире. Диктовка
закончилась во втором часу ночи. Я пошла в кухню - насчет ужина, Маша
стирала. Была злая и очень рванула таз с керосинки, та полетела со стола, в
угол, где стоял бидон и четверть с керосином - не закрытые - вспыхнул огонь.
Я закричала: "Миша!" Он, как был, в одной рубахе, босой, примчался и застал
уже кухню в огне. Эта идиотка Маша не хотела выходить из кухни, так как у
нее в подушке были зашиты деньги!..
Я разбудила Сережку, одела его и вывела во двор, вернее - выставила
окно и выпрыгнула, и взяла его. Потом вернулась домой. М. А., стоя по
щиколотки в воде, с обожженными руками и волосами, бросал на огонь все, что
мог: одеяла, подушки и все выстиранное белье. В конце концов он остановил
пожар. Но был момент, когда и у него поколебалась уверенность и он крикнул
мне: "Вызывай пожарных!"
В сентябре - октябре 1934 года Булгаков работал над окончанием романа,
написал две последние главы: "Ночь" (глава предпоследняя) и "Последний
путь", но так и недописал главу, поняв к этому времени, что роман нуждается
в решительной переделке, особенно образы Маргариты и ее любовника, поэта.
"...- Да, что будет со мною, мессир?
... - Велено унести вас..."
На этой фразе обрывается рукопись третьей редакции романа о дьяволе,
еще не получившего окончательного названия и почему-то изданного под
названием "Великий канцлер", написанного в 1932-1934 гг. Этот текст - третья
редакция романа "Мастер и Маргарита".