Страница:
Рауль тихо застонал.
– Город засыпан листовками и наводнен патрулями. Самое удивительное, что в борьбу включились все. Если раньше на идею революционной борьбы население плевало, то сейчас будто плотину прорвало. Люди разделились – на тех, кто поддерживает власть, и на тех, кто готов кидать бутылки с зажигательной смесью. Патрули гребут всех. Нас с Константином пока спасают только бумажки из посольства. Но боюсь, что это ненадолго. Мне уже было предложено сворачивать работу.
– Что же вас удерживает?
– То, что я узнал.
– Поделитесь?
– Слишком долго рассказывать. Главное – то, что происходит сейчас в Аргентине, коснется всего мира. То, что делается сейчас, это только модель. Отработка эксперимента. Именно из Буэнос-Айреса эта чума начнет расползаться дальше и дальше… Самым простым способом сейчас было бы подвергнуть Аргентину атомной бомбардировке. Но я думаю, что это невыполнимо. Поэтому придется двигаться более долгим путем.
– Я плохо вас понимаю.
– Вы мне не поверите все равно. Но факт, что я все еще тут, сам по себе должен кое о чем говорить.
Рауль молча рассматривал Антона.
– Но относительно вас, Рауль, у меня есть кое-какие планы.
– Я разбит параличом, если вы не заметили.
– Но голова-то еще работает?
– Возможно. – Ловега покосился на столик, и сидевший рядом человек тут же подал ему стакан воды.
– Этого вполне достаточно. Дело в том, что кто-то должен возглавить подполье после смерти Кристобаля.
Рауль молчал.
– Это должен быть человек, который может остановить войну с новой властью на условиях, выгодных самой власти.
– Это как же?
– Сейчас монтонерос – подонки, которые устраивают взрывы, погромы и теракты. Так вы выглядите в глазах общественности. Недавняя манифестация тому примером. Власть будет вынуждена, повторяю, вынуждена развязать ответный террор. И помочь вам в вашей борьбе будет некому. Даже соцстраны не станут мараться помощью террористам и бандитам, которые прикрываются марксистскими идеалами. Вы останетесь в изоляции и неминуемо будете раздавлены хунтой. Пока из живых лидеров остались только вы и Кристобаль.
– Да, но я не могу руководить из больницы.
– Это не проблема. – Антон пожал плечами. – У вас есть надежное место?
– Найдется.
– А прикормленный доктор?
– Конечно. В моем возрасте это полезно.
– Отлично.
Через пятнадцать минут они катили тележку с Раулем по больничному коридору. Тележка была старая, железная. Таманский решил, что Антон взял ее в морге. Колесики грохотали и вращались с ужасающим визгом. Из палат выглядывали редкие больные. Наконец выскочила медсестра.
– Что происходит?!
– Поднажмем, – сказал Антон, и процессия ускорилась.
– Стойте! – Медсестра побежала следом.
Когда они выскочили в вестибюль, дорогу им преградил охранник.
– Не останавливаемся!
Отчаянно грохочущая тележка едва не сбила парня с ног, толкнула дверь и оказалась на улице. Антон задержался.
– Сеньоры и сеньориты! – Он поднял вверх руку. – Прошу без паники! Вас только что покинул пациент, который мог причинить вам множество хлопот. Счет в больничную кассу будет оплачен своевременно.
Он выскочил за дверь, чтобы запрыгнуть в подъехавший автомобиль.
– Послушайте, Рауль, мне нужно десять человек. Надежных, как… Как скала!
Ловега, лежавший на заднем сиденье, прохрипел:
– Найдется! Если выберемся, то найдется!
Машина колесила по улицам Буэнос-Айреса.
– Как стало пусто, – обратил внимание Таманский. – Раньше тут всегда были пробки. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь! – почему-то радостно сообщил Антон. – Угроза попасть под комендантский час положительно сказывается на дорожном движении. Вы, кстати, запоминайте, запоминайте! Получится замечательная статья!
Они говорили по-русски, Антон обратил внимание, что Рауль жадно вслушивается в звуки незнакомой речи, и пояснил:
– Мой друг удивляется тому, что нет пробок. Военные справились с проблемой движения!
Ловега слабо улыбнулся.
– Кстати, как вы считаете, ваш друг Джобс все еще тут или уже смылся?
– Почему вы спрашиваете?
– Очень странный тип, я все гадаю, будет он участвовать в предстоящей игре или нет.
Таманский пожал плечами.
Машина направлялась к северному выезду из города.
– Кстати, Рауль, вам этот автомобиль дорог?
– Не слишком. Он краденый.
Антон понимающе кивнул.
– Вы мне чем-то напоминаете главу банды. Эдакого босса мафии, как его принято изображать в американском кино.
– Я иногда думаю, – Ловега дышал тяжело, с присвистом, – что между нами нет никакой разницы. Просто на каком-то этапе наши интересы расходятся.
– Ваши интересы с мафией?
– Да, конечно. Нам обоим не нравится нынешняя власть. Но цели у нас разные. Революционер мыслит шире.
Впереди показался блокпост. Деревянные ежи, обмотанные колючей проволокой. Из мешков сложено пулеметное гнездо, ствол смотрит куда-то в небо. Трое солдат скучают около шлагбаума. Когда показался автомобиль, они оживились. Двое взяли винтовки на изготовку, третий полез за мешки.
– Подбавь газу! – крикнул Антон и высунулся в окно. – ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!
– Что он делает?! – Таманский придерживал совсем взбесившегося товарища.
Рауль начал издавать странные лающие звуки. Костя с трудом понял, что это смех.
– ПОМОГИТЕ! – надрывался Ракушкин и размахивал какой-то тряпкой. – Солдаты армии Аргентины, помогите нам!
Машина на огромной скорости приближалась к блокпосту. Из-за мешков выскочил сержант. Он что-то орал солдатам, размахивал руками, и Таманский понял, что сейчас произойдет. Он завопил и потянул Антона внутрь.
Солдаты вскинули винтовки. Машину метнуло вправо. Затем влево.
Лобовое стекло разлетелось на мелкие кусочки, на Таманского навалился Антон. Под Костей что-то хрипел Ловега.
Автомобиль метался по трассе, как безумный. Потом раздался оглушительный треск, что-то грохнуло. На какой-то момент машина зависла в воздухе. Таманский зажмурился, всем телом ощущая, как его ломает о все углы, бьет о крышу… Но нет! Автомобиль бахнулся днищем и, надсадно рыча мотором, понесся дальше.
Что-то пару раз ударилось в багажник сзади, словно камешки из-под колес. Сильный ветер гулял по салону.
Таманский поднял голову.
– Рауль, вы живы? – поинтересовался Антон.
– Кажется, – прохрипел Ловега. – Если доеду до точки назначения, то буду жить вечно. Вы псих, сеньор Ракушкин. У вас не все дома!
– Иногда. – Антон обессиленно откинулся на сиденье. – Но не сегодня. Блокпост с деревянным шлагбаумом, без бронетехники, с одним пулеметом и солдатами, которые и на стрельбах-то бывали хорошо если один раз. Погодите, через неделю из Буэнос-Айреса мышь не выскользнет. Железобетонные блоки. БТР. Увеличенный офицерский состав. Рауль, армия не готова воевать. Если бы не сержант, нас бы вообще пропустили без единого выстрела. Пулеметчика трясло вместе с пулеметом… о чем вы говорите? Но есть один печальный момент. Машину надо бросать. Погоня будет.
Водитель прижался к правой обочине. Остановился.
– Так, аккуратно вытаскиваем Рауля… – распорядился Антон. Но водитель не пошевелился.
– Вытаскивайте сами, – сказал он тяжело. – Я поеду дальше и уведу их далеко. Эти места я знаю. Носилки в багажнике. Я уеду на запад, а вы идите к морю. Там деревня.
Таманский увидел, что парень прижимает к груди руку. Из-под плотно сжатых пальцев пробивалась кровь.
75
76
77
– Город засыпан листовками и наводнен патрулями. Самое удивительное, что в борьбу включились все. Если раньше на идею революционной борьбы население плевало, то сейчас будто плотину прорвало. Люди разделились – на тех, кто поддерживает власть, и на тех, кто готов кидать бутылки с зажигательной смесью. Патрули гребут всех. Нас с Константином пока спасают только бумажки из посольства. Но боюсь, что это ненадолго. Мне уже было предложено сворачивать работу.
– Что же вас удерживает?
– То, что я узнал.
– Поделитесь?
– Слишком долго рассказывать. Главное – то, что происходит сейчас в Аргентине, коснется всего мира. То, что делается сейчас, это только модель. Отработка эксперимента. Именно из Буэнос-Айреса эта чума начнет расползаться дальше и дальше… Самым простым способом сейчас было бы подвергнуть Аргентину атомной бомбардировке. Но я думаю, что это невыполнимо. Поэтому придется двигаться более долгим путем.
– Я плохо вас понимаю.
– Вы мне не поверите все равно. Но факт, что я все еще тут, сам по себе должен кое о чем говорить.
Рауль молча рассматривал Антона.
– Но относительно вас, Рауль, у меня есть кое-какие планы.
– Я разбит параличом, если вы не заметили.
– Но голова-то еще работает?
– Возможно. – Ловега покосился на столик, и сидевший рядом человек тут же подал ему стакан воды.
– Этого вполне достаточно. Дело в том, что кто-то должен возглавить подполье после смерти Кристобаля.
Рауль молчал.
– Это должен быть человек, который может остановить войну с новой властью на условиях, выгодных самой власти.
– Это как же?
– Сейчас монтонерос – подонки, которые устраивают взрывы, погромы и теракты. Так вы выглядите в глазах общественности. Недавняя манифестация тому примером. Власть будет вынуждена, повторяю, вынуждена развязать ответный террор. И помочь вам в вашей борьбе будет некому. Даже соцстраны не станут мараться помощью террористам и бандитам, которые прикрываются марксистскими идеалами. Вы останетесь в изоляции и неминуемо будете раздавлены хунтой. Пока из живых лидеров остались только вы и Кристобаль.
– Да, но я не могу руководить из больницы.
– Это не проблема. – Антон пожал плечами. – У вас есть надежное место?
– Найдется.
– А прикормленный доктор?
– Конечно. В моем возрасте это полезно.
– Отлично.
Через пятнадцать минут они катили тележку с Раулем по больничному коридору. Тележка была старая, железная. Таманский решил, что Антон взял ее в морге. Колесики грохотали и вращались с ужасающим визгом. Из палат выглядывали редкие больные. Наконец выскочила медсестра.
– Что происходит?!
– Поднажмем, – сказал Антон, и процессия ускорилась.
– Стойте! – Медсестра побежала следом.
Когда они выскочили в вестибюль, дорогу им преградил охранник.
– Не останавливаемся!
Отчаянно грохочущая тележка едва не сбила парня с ног, толкнула дверь и оказалась на улице. Антон задержался.
– Сеньоры и сеньориты! – Он поднял вверх руку. – Прошу без паники! Вас только что покинул пациент, который мог причинить вам множество хлопот. Счет в больничную кассу будет оплачен своевременно.
Он выскочил за дверь, чтобы запрыгнуть в подъехавший автомобиль.
– Послушайте, Рауль, мне нужно десять человек. Надежных, как… Как скала!
Ловега, лежавший на заднем сиденье, прохрипел:
– Найдется! Если выберемся, то найдется!
Машина колесила по улицам Буэнос-Айреса.
– Как стало пусто, – обратил внимание Таманский. – Раньше тут всегда были пробки. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь! – почему-то радостно сообщил Антон. – Угроза попасть под комендантский час положительно сказывается на дорожном движении. Вы, кстати, запоминайте, запоминайте! Получится замечательная статья!
Они говорили по-русски, Антон обратил внимание, что Рауль жадно вслушивается в звуки незнакомой речи, и пояснил:
– Мой друг удивляется тому, что нет пробок. Военные справились с проблемой движения!
Ловега слабо улыбнулся.
– Кстати, как вы считаете, ваш друг Джобс все еще тут или уже смылся?
– Почему вы спрашиваете?
– Очень странный тип, я все гадаю, будет он участвовать в предстоящей игре или нет.
Таманский пожал плечами.
Машина направлялась к северному выезду из города.
– Кстати, Рауль, вам этот автомобиль дорог?
– Не слишком. Он краденый.
Антон понимающе кивнул.
– Вы мне чем-то напоминаете главу банды. Эдакого босса мафии, как его принято изображать в американском кино.
– Я иногда думаю, – Ловега дышал тяжело, с присвистом, – что между нами нет никакой разницы. Просто на каком-то этапе наши интересы расходятся.
– Ваши интересы с мафией?
– Да, конечно. Нам обоим не нравится нынешняя власть. Но цели у нас разные. Революционер мыслит шире.
Впереди показался блокпост. Деревянные ежи, обмотанные колючей проволокой. Из мешков сложено пулеметное гнездо, ствол смотрит куда-то в небо. Трое солдат скучают около шлагбаума. Когда показался автомобиль, они оживились. Двое взяли винтовки на изготовку, третий полез за мешки.
– Подбавь газу! – крикнул Антон и высунулся в окно. – ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!
– Что он делает?! – Таманский придерживал совсем взбесившегося товарища.
Рауль начал издавать странные лающие звуки. Костя с трудом понял, что это смех.
– ПОМОГИТЕ! – надрывался Ракушкин и размахивал какой-то тряпкой. – Солдаты армии Аргентины, помогите нам!
Машина на огромной скорости приближалась к блокпосту. Из-за мешков выскочил сержант. Он что-то орал солдатам, размахивал руками, и Таманский понял, что сейчас произойдет. Он завопил и потянул Антона внутрь.
Солдаты вскинули винтовки. Машину метнуло вправо. Затем влево.
Лобовое стекло разлетелось на мелкие кусочки, на Таманского навалился Антон. Под Костей что-то хрипел Ловега.
Автомобиль метался по трассе, как безумный. Потом раздался оглушительный треск, что-то грохнуло. На какой-то момент машина зависла в воздухе. Таманский зажмурился, всем телом ощущая, как его ломает о все углы, бьет о крышу… Но нет! Автомобиль бахнулся днищем и, надсадно рыча мотором, понесся дальше.
Что-то пару раз ударилось в багажник сзади, словно камешки из-под колес. Сильный ветер гулял по салону.
Таманский поднял голову.
– Рауль, вы живы? – поинтересовался Антон.
– Кажется, – прохрипел Ловега. – Если доеду до точки назначения, то буду жить вечно. Вы псих, сеньор Ракушкин. У вас не все дома!
– Иногда. – Антон обессиленно откинулся на сиденье. – Но не сегодня. Блокпост с деревянным шлагбаумом, без бронетехники, с одним пулеметом и солдатами, которые и на стрельбах-то бывали хорошо если один раз. Погодите, через неделю из Буэнос-Айреса мышь не выскользнет. Железобетонные блоки. БТР. Увеличенный офицерский состав. Рауль, армия не готова воевать. Если бы не сержант, нас бы вообще пропустили без единого выстрела. Пулеметчика трясло вместе с пулеметом… о чем вы говорите? Но есть один печальный момент. Машину надо бросать. Погоня будет.
Водитель прижался к правой обочине. Остановился.
– Так, аккуратно вытаскиваем Рауля… – распорядился Антон. Но водитель не пошевелился.
– Вытаскивайте сами, – сказал он тяжело. – Я поеду дальше и уведу их далеко. Эти места я знаю. Носилки в багажнике. Я уеду на запад, а вы идите к морю. Там деревня.
Таманский увидел, что парень прижимает к груди руку. Из-под плотно сжатых пальцев пробивалась кровь.
75
В Буэнос-Айрес возвращались уже вечером, почти в полной темноте.
Антону удалось уговорить какого-то индейца отвезти их в город. Старик спрятал деньги в карман поношенных брюк и ушел в сарай, который, видимо, служил ему гаражом. Изнутри донесся рык, потом выстрел, потом все стихло.
– Он там кого-то убил? – спросил Антон Таманского.
– Меня не спрашивай.
Через некоторое время рык повторился. Поднялся до рева, потом стал стихать и перешел в голодное урчание. Вспыхнул свет, и наружу выехал, покачиваясь на рессорах, здоровенный пикап. Машина постоянно норовила заглохнуть, и индеец часто подгазовывал.
– Ого, – прошептал Таманский. – У моего деда такая стоит. В деревне. Только не заводится уже. Лет сто.
Антон легко запрыгнул в кузов, подал Косте руку.
– Залезайте.
Автомобиль тронулся. Его подбрасывало и трясло даже на самых мелких камешках. Косте приходилось цепляться за поручни изо всех сил, чтобы не вылететь наружу.
– В город нас не пустят, – прокричал Антон, стараясь перекрыть рев двигателя. – Попробуем обойти блокпост.
– Не проще ли было пересидеть в деревне?
– Нет.
Таманский пожал плечами.
– Мне нужно домой, – неожиданно для самого себя сказал он.
Антон кинул на него непонимающий взгляд.
– Я имею в виду… – замялся Таманский. – Туда… Где я жил… в Буэнос-Айресе.
Ракушкин молчал, ожидая продолжения.
– Там меня ждут.
Костя вдруг понял, что слово «дом» у него теперь ассоциируется только с одним местом. С квартирой Маризы.
– А кто вас ждет дома? – спросил Ракушкин и поправился: – Я имею в виду в Союзе.
Таманский задумался.
Машина вышла на шоссе. Трясти стало меньше. Холодный ветер забирался под пиджак. Костя поднял воротник, скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то согреться.
– Да никто…
– Жена? Дети?
– Детей нет. И не будет. Жена… – Костя пожал плечами.
– Понимаю. А тут?
Костя молчал. Ракушкин внимательно разглядывал его лицо.
– А знаете, – вдруг сказал Антон, – может ведь случиться, что… Что вы умрете. Погибнете.
Таманский посмотрел в глаза Антону.
– Понимаете, о чем я говорю? В Аргентине вот-вот разразится гражданская война. И мало ли что может случиться. Вы и сами отлично понимаете, что будет, если вы просто не вернетесь. Но если вы погибнете, все получится иначе.
– А ведь может случиться так, что и тела не останется… – пристально глядя Ракушкину в глаза, сказал Костя. – Граната там…
– Или болото, – кивнул Антон.
Пикап подкинуло на какой-то яме. Костя сильно ударился затылком.
– Черт!
– Уже недолго. По моим прикидкам, скоро будет блокпост.
И действительно, индеец вскоре остановил машину. Пикап затормозил с диким скрежетом, пару раз дернулся и застыл. Фары погасли. Дорога погрузилась в темноту.
Ракушкин выскочил из кузова, следом выбрался Таманский. Они отошли от дороги подальше.
– Почему он стоит? – шепотом спросил Костя у Антона.
– Пережидает, – ответил Ракушкин. – Может быть, думает, что свет фар могли заметить с блокпоста. Не знаю.
Антон двигался в полной темноте, будто у него были глаза кошки. Шел уверенно, перепрыгивал через ямы, обходил препятствия. Таманский же путался в траве, то и дело спотыкался, чертыхаясь, падал.
– Сколько вы знаете примет? – вдруг поинтересовался Антон.
Таманский растерялся.
– Не считал. Кошки там, черные… Перед грозой утопленники всплывают.
– Понятно. Вот вам еще одна, современная. Если города не видно, значит, в стране переворот. – Ракушкин тихо засмеялся.
– Не понял.
– Зарева нет. Такой огромный город, как Буэнос-Айрес, всегда оставляет в небе зарево. Улицы, дома, вывески. А сейчас – нет.
Таманский хмыкнул.
– А вот я знаете что про кошек слышал… – Начал было он, но тут едва заметный силуэт Ракушкина нырнул вниз, а в лицо Косте ударили яркие огни.
– Стоять на месте! – заорал кто-то. – Руки за голову! Руки за голову!
Таманский, ослепший и испуганный, заметался. Дернулся в одну сторону, в другую. Отовсюду бежали люди и слепили яркие огни.
– Стоять!
Что-то твердое с хрустом вломилось ему в подбородок. Из глаз посыпались искры, и Костя рухнул на спину, закрывая голову руками от ударов, которые сыпались на него, казалось, со всех сторон.
– Лежать!
Его пару раз пнули, потом перевернули на живот, скрутили руки за спиной. После этого кто-то ухватил Таманского за волосы и заломил голову назад. Яркий свет ударил в лицо.
– Я советский гражданин, – прохрипел Костя. – Вы не имеете права!
Ему тут же сунули кулаком в зубы. Рот наполнился кровью.
Вокруг лопотали по-испански. Таманского быстро и сноровисто обыскали. Выгребли из карманов какую-то мелочь, документы и пистолет. За последнюю находку Костя получил еще пару пинков под ребра. Наконец его подняли под локти и куда-то поволокли. Он пытался идти сам, но после хорошо поставленного удара под ребра больше не рыпался и висел мешком. Таким же мешком его бросили у колес машины и оставили.
Таманский, повозившись в пыли, сумел сесть и прислониться спиной к колесу. Огляделся. Рядом стоял солдат с американской винтовкой и фонарем. Около переднего колеса лежала еще одна человеческая фигура, грязная, в крови и свернувшаяся калачиком.
– Антон? – позвал Таманский.
Солдат что-то рявкнул и пнул Костю в бок.
– Молчу, молчу… – пробормотал Таманский.
Он осматривался кругом, стараясь запомнить все. Машины, форму солдат, все, что попадало в небольшой круг света от фонарика постового.
Наконец к Косте подошел офицер. Он присел на корточки напротив Таманского и рявкнул:
– Имя!
– Константин Таманский. Я советский гражданин.
– Марксист?!
– Нет. Я советский подданный. В моих документах записано…
– Что ты тут делаешь? Почему у тебя вооружение?! – Английский у этого усатого кабальеро был настолько ужасен, что Костя с трудом понял, о чем речь.
– Пистолет… Пистолет… Не мой! – Эта нелепая отмазка пришла в голову неожиданно. – Я подобрал его на дороге. Там. Он не мой. Я хотел сдать его властям. Отведите меня в комендатуру! Я имею важную информацию…
Краем глаза Таманский увидел, что лежащего рядом парня перевернули и куда-то поволокли. Костя повернул голову. И, несмотря на окровавленную маску, узнал этого человека. Индеец, подвозивший их…
Неподалеку заработал двигатель. Включились фары. Офицер ударил Таманского по щеке:
– Смотреть сюда! Ты марксист?! Ты коммунист?!
– Я гражданин Советского Союза! Отведите меня к коменданту. У меня важная информация.
– Молчать! Долбаный марксист! – Офицер снова отвесил Таманскому пощечину. Почему-то эти удары, не такие уж и сильные, казались Косте особенно неприятными, оскорбительными до слез. Было мерзко.
Костя видел, что избитого до полусмерти индейца поставили на колени в освещенном фарами кругу.
– Ты его знаешь?! – орал офицер. – Отвечай! Ты его знаешь?! Кто это? Марксист?!
– Я не знаю его! – закричал Таманский. – Я не знаю его! Я заблудился! У меня важная информация! Это не мой пистолет! Я гражданин Советского Союза!
Горло перехватило, Костя почувствовал, как слезы потекли по его лицу.
– Я гражданин… Советского Союза!
Офицер посмотрел на Таманского со смесью презрения и отвращения. Потом рывком поднялся и махнул кому-то рукой.
В тот же миг машина, освещавшая стоявшего на коленях индейца, взревела мотором и дернулась вперед. Хромированная, сверкающая в свете фар решетка ударила человека, подмяла под себя. Под колесами автомобиля омерзительно захрустело. Раздался резкий чавкающий звук, будто лопнул мешок с чем-то жидким и вязким. Костя изогнулся в рвотной конвульсии, жалея только, что не получается наблевать на сверкающие лакированные ботинки того офицера, и завалился на бок.
Его подхватили крепкие руки солдат. Подняли на ноги. Какой-то расторопный молодец пару раз ударил его в солнечное сплетение. После чего Таманского, начисто лишенного возможности дышать, бросили на заднее сиденье джипа.
Антону удалось уговорить какого-то индейца отвезти их в город. Старик спрятал деньги в карман поношенных брюк и ушел в сарай, который, видимо, служил ему гаражом. Изнутри донесся рык, потом выстрел, потом все стихло.
– Он там кого-то убил? – спросил Антон Таманского.
– Меня не спрашивай.
Через некоторое время рык повторился. Поднялся до рева, потом стал стихать и перешел в голодное урчание. Вспыхнул свет, и наружу выехал, покачиваясь на рессорах, здоровенный пикап. Машина постоянно норовила заглохнуть, и индеец часто подгазовывал.
– Ого, – прошептал Таманский. – У моего деда такая стоит. В деревне. Только не заводится уже. Лет сто.
Антон легко запрыгнул в кузов, подал Косте руку.
– Залезайте.
Автомобиль тронулся. Его подбрасывало и трясло даже на самых мелких камешках. Косте приходилось цепляться за поручни изо всех сил, чтобы не вылететь наружу.
– В город нас не пустят, – прокричал Антон, стараясь перекрыть рев двигателя. – Попробуем обойти блокпост.
– Не проще ли было пересидеть в деревне?
– Нет.
Таманский пожал плечами.
– Мне нужно домой, – неожиданно для самого себя сказал он.
Антон кинул на него непонимающий взгляд.
– Я имею в виду… – замялся Таманский. – Туда… Где я жил… в Буэнос-Айресе.
Ракушкин молчал, ожидая продолжения.
– Там меня ждут.
Костя вдруг понял, что слово «дом» у него теперь ассоциируется только с одним местом. С квартирой Маризы.
– А кто вас ждет дома? – спросил Ракушкин и поправился: – Я имею в виду в Союзе.
Таманский задумался.
Машина вышла на шоссе. Трясти стало меньше. Холодный ветер забирался под пиджак. Костя поднял воротник, скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то согреться.
– Да никто…
– Жена? Дети?
– Детей нет. И не будет. Жена… – Костя пожал плечами.
– Понимаю. А тут?
Костя молчал. Ракушкин внимательно разглядывал его лицо.
– А знаете, – вдруг сказал Антон, – может ведь случиться, что… Что вы умрете. Погибнете.
Таманский посмотрел в глаза Антону.
– Понимаете, о чем я говорю? В Аргентине вот-вот разразится гражданская война. И мало ли что может случиться. Вы и сами отлично понимаете, что будет, если вы просто не вернетесь. Но если вы погибнете, все получится иначе.
– А ведь может случиться так, что и тела не останется… – пристально глядя Ракушкину в глаза, сказал Костя. – Граната там…
– Или болото, – кивнул Антон.
Пикап подкинуло на какой-то яме. Костя сильно ударился затылком.
– Черт!
– Уже недолго. По моим прикидкам, скоро будет блокпост.
И действительно, индеец вскоре остановил машину. Пикап затормозил с диким скрежетом, пару раз дернулся и застыл. Фары погасли. Дорога погрузилась в темноту.
Ракушкин выскочил из кузова, следом выбрался Таманский. Они отошли от дороги подальше.
– Почему он стоит? – шепотом спросил Костя у Антона.
– Пережидает, – ответил Ракушкин. – Может быть, думает, что свет фар могли заметить с блокпоста. Не знаю.
Антон двигался в полной темноте, будто у него были глаза кошки. Шел уверенно, перепрыгивал через ямы, обходил препятствия. Таманский же путался в траве, то и дело спотыкался, чертыхаясь, падал.
– Сколько вы знаете примет? – вдруг поинтересовался Антон.
Таманский растерялся.
– Не считал. Кошки там, черные… Перед грозой утопленники всплывают.
– Понятно. Вот вам еще одна, современная. Если города не видно, значит, в стране переворот. – Ракушкин тихо засмеялся.
– Не понял.
– Зарева нет. Такой огромный город, как Буэнос-Айрес, всегда оставляет в небе зарево. Улицы, дома, вывески. А сейчас – нет.
Таманский хмыкнул.
– А вот я знаете что про кошек слышал… – Начал было он, но тут едва заметный силуэт Ракушкина нырнул вниз, а в лицо Косте ударили яркие огни.
– Стоять на месте! – заорал кто-то. – Руки за голову! Руки за голову!
Таманский, ослепший и испуганный, заметался. Дернулся в одну сторону, в другую. Отовсюду бежали люди и слепили яркие огни.
– Стоять!
Что-то твердое с хрустом вломилось ему в подбородок. Из глаз посыпались искры, и Костя рухнул на спину, закрывая голову руками от ударов, которые сыпались на него, казалось, со всех сторон.
– Лежать!
Его пару раз пнули, потом перевернули на живот, скрутили руки за спиной. После этого кто-то ухватил Таманского за волосы и заломил голову назад. Яркий свет ударил в лицо.
– Я советский гражданин, – прохрипел Костя. – Вы не имеете права!
Ему тут же сунули кулаком в зубы. Рот наполнился кровью.
Вокруг лопотали по-испански. Таманского быстро и сноровисто обыскали. Выгребли из карманов какую-то мелочь, документы и пистолет. За последнюю находку Костя получил еще пару пинков под ребра. Наконец его подняли под локти и куда-то поволокли. Он пытался идти сам, но после хорошо поставленного удара под ребра больше не рыпался и висел мешком. Таким же мешком его бросили у колес машины и оставили.
Таманский, повозившись в пыли, сумел сесть и прислониться спиной к колесу. Огляделся. Рядом стоял солдат с американской винтовкой и фонарем. Около переднего колеса лежала еще одна человеческая фигура, грязная, в крови и свернувшаяся калачиком.
– Антон? – позвал Таманский.
Солдат что-то рявкнул и пнул Костю в бок.
– Молчу, молчу… – пробормотал Таманский.
Он осматривался кругом, стараясь запомнить все. Машины, форму солдат, все, что попадало в небольшой круг света от фонарика постового.
Наконец к Косте подошел офицер. Он присел на корточки напротив Таманского и рявкнул:
– Имя!
– Константин Таманский. Я советский гражданин.
– Марксист?!
– Нет. Я советский подданный. В моих документах записано…
– Что ты тут делаешь? Почему у тебя вооружение?! – Английский у этого усатого кабальеро был настолько ужасен, что Костя с трудом понял, о чем речь.
– Пистолет… Пистолет… Не мой! – Эта нелепая отмазка пришла в голову неожиданно. – Я подобрал его на дороге. Там. Он не мой. Я хотел сдать его властям. Отведите меня в комендатуру! Я имею важную информацию…
Краем глаза Таманский увидел, что лежащего рядом парня перевернули и куда-то поволокли. Костя повернул голову. И, несмотря на окровавленную маску, узнал этого человека. Индеец, подвозивший их…
Неподалеку заработал двигатель. Включились фары. Офицер ударил Таманского по щеке:
– Смотреть сюда! Ты марксист?! Ты коммунист?!
– Я гражданин Советского Союза! Отведите меня к коменданту. У меня важная информация.
– Молчать! Долбаный марксист! – Офицер снова отвесил Таманскому пощечину. Почему-то эти удары, не такие уж и сильные, казались Косте особенно неприятными, оскорбительными до слез. Было мерзко.
Костя видел, что избитого до полусмерти индейца поставили на колени в освещенном фарами кругу.
– Ты его знаешь?! – орал офицер. – Отвечай! Ты его знаешь?! Кто это? Марксист?!
– Я не знаю его! – закричал Таманский. – Я не знаю его! Я заблудился! У меня важная информация! Это не мой пистолет! Я гражданин Советского Союза!
Горло перехватило, Костя почувствовал, как слезы потекли по его лицу.
– Я гражданин… Советского Союза!
Офицер посмотрел на Таманского со смесью презрения и отвращения. Потом рывком поднялся и махнул кому-то рукой.
В тот же миг машина, освещавшая стоявшего на коленях индейца, взревела мотором и дернулась вперед. Хромированная, сверкающая в свете фар решетка ударила человека, подмяла под себя. Под колесами автомобиля омерзительно захрустело. Раздался резкий чавкающий звук, будто лопнул мешок с чем-то жидким и вязким. Костя изогнулся в рвотной конвульсии, жалея только, что не получается наблевать на сверкающие лакированные ботинки того офицера, и завалился на бок.
Его подхватили крепкие руки солдат. Подняли на ноги. Какой-то расторопный молодец пару раз ударил его в солнечное сплетение. После чего Таманского, начисто лишенного возможности дышать, бросили на заднее сиденье джипа.
76
Таманский открыл глаза.
Первым, что он увидел, был крупный коричневый таракан, который полз в нескольких сантиметрах от его лица. Некоторое время Таманский тупо рассматривал насекомое, не осознавая, где находится и что делает. Чувства медленно возвращались к нему. Вместе с чувствами вернулась и боль.
Таманский застонал и попытался встать.
Каменный пол, на котором он лежал, был влажным. Одежда отсырела. Все тело била мелкая колючая дрожь.
Костя приподнялся на четвереньки и застонал от боли. От долгого лежания на холодном полу суставы как будто одеревенели. Тело едва слушалось.
После нескольких попыток Таманский, шатаясь, поднялся на ноги и огляделся.
Все камеры так или иначе похожи друг на друга. Нары. Вонючая дыра в полу. Маленькое окошко где-то под потолком. И сырость.
Костя находился в городской тюрьме. В относительно мягких условиях. По крайней мере, в одиночной камере он был один. И городская тюрьма более подходила для заключения, чем стадион или техническая школа, где люди задыхались в узеньких клетушках.
Таманский постарался припомнить вчерашний день. Как они пробирались через ночь. Потом как их арестовали и долго били. Кажется, дубинками. Разве это было вчера?
Костя находился в тюрьме несколько дней. Он уже плохо различал день и ночь. Исхудал. Тело постоянно болело от побоев.
Иногда к нему в камеру заходили люди, говорившие по-испански, и чего-то требовали от него. Не получая ответа на свои вопросы, они били Таманского резиновыми дубинками, бросали на пол тарелки с какими-то объедками и уходили.
На все вопросы Таманский твердил одно: «Я советский гражданин. Я требую встречи с консулом. Я советский гражданин…»
Его не понимали.
Костя добрался до нар, сел, потом откинулся на спину. Тут было хотя бы не так сыро.
Сколько он провалялся в полубессознательном состоянии, сказать было трудно. В этом месте время не имело никакого значения.
Наконец загремел замок. Железная дверь распахнулась. И Таманский сжался в комок, понимая, что сейчас будет.
– Я советский гражданин… – шептал он, как заклинание. – Я советский гражданин…
– Господин Таманский? – услышал он английскую речь.
– Да? – ответил Костя, не разжимаясь.
– Меня зовут Хуан Фернандес. Я начальник тюрьмы. Хотите мне что-то сказать?
– Я требую встречи с консулом.
– Все так говорят. Сначала попадают к нам, а потом требуют консула… Не находите, что это смешно?
Таманский покачал головой.
– Вы говорили при задержании, что имеете информацию. Я готов вас выслушать.
– Эта информация касается, – Костя поднял голову и посмотрел на вошедших людей, – касается людей из правительства. Я передам эту информацию только людям из правительства. Я советский гражданин. Я требую встречи с консулом.
– Тут нет другого правительства, кроме меня. – Фернандес улыбнулся. Ухмылочка получилась жесткой, злой. – Но все-таки скажите, господин Таманский, какого рода эта информация?
– Монтонерос. Подполье. Террористы.
Стоявший рядом с директором тюрьмы человек дернул желваками и покосился на Фернандеса. Тот, в свою очередь, произнес пару слов на испанском.
– Передайте эти данные мне, и я передам их дальше. Обещаю, они дойдут до адресата. А ваша участь будет значительно облегчена.
– Нет.
– Вас перестанут бить.
– Нет. Я вам не верю. Меня задержали незаконно, – гнул свою линию Таманский.
– Вы шпион, Таманский. – Фернандес снова улыбнулся. – К шпионам у нас в Аргентине относятся очень плохо. Завтра вас переведут в другое место, которое очень не похоже на эти гостеприимные стены.
– Я требую встречи с консулом. Я не шпион. Я журналист.
В камеру вошли люди, которых Костя знал в лицо. Он сжался, закрыл голову руками и закричал.
Сознание Таманский потерял не сразу. Его еще некоторое время топтали ногами.
Когда Костя открыл глаза, все тот же таракан, похожий на маленькое чудовище, медленно полз куда-то по своим делам.
«Сегодня меня убьют, – скользнула отчетливая мысль. – И все кончится».
Таманский перевернулся на спину.
Видимо, за ним наблюдали, потому что сразу же загремел замок и распахнулась дверь. В камеру вошли двое в военной форме. Молча подхватили Костю под руки, нацепили на голову мешок и выволокли наружу. Там Костю поставили на ноги и, подталкивая дубинками, погнали куда-то в темноту.
Потом он упал на что-то твердое. Остро запахло бензином.
Коротко рыкнуло. Машина тронулась. Таманский понял, что лежит на дне грузовика.
Так продолжалось долго, пока наконец машину не тряхнуло. Грузовик резко затормозил.
Таманский услышал, как охранники переговариваются о чем-то с водителем. Потом в разговор вмешался кто-то третий. Резко щелкнул затвор винтовки. После этого что-то загремело, как будто обрушилось что-то тяжелое. Закричал человек. Коротко, как перед смертью. Затем все стихло.
Кто-то ткнул Таманского под ребра.
– Я гражданин Советского Союза… – прошептал Костя. – Идите в жопу все.
– Неплохое начало, – раздался голос Антона. – Можете считать, что Советский Союз прислал за вами подразделение десантуры.
Мешок сорвали с головы Кости. Руки вмиг освободили от наручников.
– Антон! – Таманский почувствовал, что плачет.
Его подхватили крепкие руки Ракушкина.
– Ну! Живой? Яйца на месте?
– На месте. – Костя прижался лицом к пиджаку Антона. – На месте.
– Ну, остальное заживет! Давайте двигать отсюда. Ноги ходят?
– С трудом…
Ракушкин помог Таманскому выбраться из грузовика. Через борта свешивались трупы охранников. Водитель лежал лицом на руле.
Еще одна машина охраны стояла неподалеку. Внутри виднелись мертвые тела.
– Это все вы? – глупо спросил Костя.
– Я. – Ракушкин тащил Костю в переулок. – Я. Наш друг Рауль только сегодня выделил мне десяток бойцов. Если бы он сделал это пару дней назад, мы бы взяли городскую тюрьму штурмом. А так оставалось надеяться на вашу стойкость и на то, что убивать вас на месте они не станут.
Они свернули под арку. Костя обернулся и увидел, как какой-то молодой человек позади них размахивается и швыряет в грузовик пылающую бутылку. Еще одну. Полыхнуло жаркой волной.
– Ну вот, вы и погибли, – прошептал Ракушкин. – Вот и все.
Таманский всхлипывал. Впереди показалась машина, около которой нервно прохаживался мужчина в кожаной куртке. Увидев Ракушкина, он побежал навстречу, подхватил Таманского под руки и помог усадить его в автомобиль.
– Вы простите меня, Костя, – сказал Антон, садясь рядом. – Я не успел тогда.
– Когда? – не понял Таманский. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал. Как жутко болят растянутые суставы. Как хочется есть. Просто есть… И жить.
– Я бежал за джипом. Мне не хватило чуть-чуть. Если бы удалось запрыгнуть тогда, никакой тюрьмы бы не было.
– Ничего… – тихо ответил Костя. – Ничего. Мне бы поспать. И все будет хорошо…
– Это можно организовать. Что было в тюрьме? Кроме мордобоя.
– Они хотели знать, что у меня за информация. Потом испугались и повезли куда-то…
– Испугались?
– Да. Я сказал, что информация о монтонерос и террористах. После этого меня избили и на следующий день отправили… куда-то. Сказали, что там мне будет очень плохо.
– А кто вас допрашивал?
– Начальник тюрьмы. И еще один тип… Я запомнил его лицо.
Ракушкин помолчал.
– А еще… – Он обернулся к Косте, но осекся.
Таманский спал.
Первым, что он увидел, был крупный коричневый таракан, который полз в нескольких сантиметрах от его лица. Некоторое время Таманский тупо рассматривал насекомое, не осознавая, где находится и что делает. Чувства медленно возвращались к нему. Вместе с чувствами вернулась и боль.
Таманский застонал и попытался встать.
Каменный пол, на котором он лежал, был влажным. Одежда отсырела. Все тело била мелкая колючая дрожь.
Костя приподнялся на четвереньки и застонал от боли. От долгого лежания на холодном полу суставы как будто одеревенели. Тело едва слушалось.
После нескольких попыток Таманский, шатаясь, поднялся на ноги и огляделся.
Все камеры так или иначе похожи друг на друга. Нары. Вонючая дыра в полу. Маленькое окошко где-то под потолком. И сырость.
Костя находился в городской тюрьме. В относительно мягких условиях. По крайней мере, в одиночной камере он был один. И городская тюрьма более подходила для заключения, чем стадион или техническая школа, где люди задыхались в узеньких клетушках.
Таманский постарался припомнить вчерашний день. Как они пробирались через ночь. Потом как их арестовали и долго били. Кажется, дубинками. Разве это было вчера?
Костя находился в тюрьме несколько дней. Он уже плохо различал день и ночь. Исхудал. Тело постоянно болело от побоев.
Иногда к нему в камеру заходили люди, говорившие по-испански, и чего-то требовали от него. Не получая ответа на свои вопросы, они били Таманского резиновыми дубинками, бросали на пол тарелки с какими-то объедками и уходили.
На все вопросы Таманский твердил одно: «Я советский гражданин. Я требую встречи с консулом. Я советский гражданин…»
Его не понимали.
Костя добрался до нар, сел, потом откинулся на спину. Тут было хотя бы не так сыро.
Сколько он провалялся в полубессознательном состоянии, сказать было трудно. В этом месте время не имело никакого значения.
Наконец загремел замок. Железная дверь распахнулась. И Таманский сжался в комок, понимая, что сейчас будет.
– Я советский гражданин… – шептал он, как заклинание. – Я советский гражданин…
– Господин Таманский? – услышал он английскую речь.
– Да? – ответил Костя, не разжимаясь.
– Меня зовут Хуан Фернандес. Я начальник тюрьмы. Хотите мне что-то сказать?
– Я требую встречи с консулом.
– Все так говорят. Сначала попадают к нам, а потом требуют консула… Не находите, что это смешно?
Таманский покачал головой.
– Вы говорили при задержании, что имеете информацию. Я готов вас выслушать.
– Эта информация касается, – Костя поднял голову и посмотрел на вошедших людей, – касается людей из правительства. Я передам эту информацию только людям из правительства. Я советский гражданин. Я требую встречи с консулом.
– Тут нет другого правительства, кроме меня. – Фернандес улыбнулся. Ухмылочка получилась жесткой, злой. – Но все-таки скажите, господин Таманский, какого рода эта информация?
– Монтонерос. Подполье. Террористы.
Стоявший рядом с директором тюрьмы человек дернул желваками и покосился на Фернандеса. Тот, в свою очередь, произнес пару слов на испанском.
– Передайте эти данные мне, и я передам их дальше. Обещаю, они дойдут до адресата. А ваша участь будет значительно облегчена.
– Нет.
– Вас перестанут бить.
– Нет. Я вам не верю. Меня задержали незаконно, – гнул свою линию Таманский.
– Вы шпион, Таманский. – Фернандес снова улыбнулся. – К шпионам у нас в Аргентине относятся очень плохо. Завтра вас переведут в другое место, которое очень не похоже на эти гостеприимные стены.
– Я требую встречи с консулом. Я не шпион. Я журналист.
В камеру вошли люди, которых Костя знал в лицо. Он сжался, закрыл голову руками и закричал.
Сознание Таманский потерял не сразу. Его еще некоторое время топтали ногами.
Когда Костя открыл глаза, все тот же таракан, похожий на маленькое чудовище, медленно полз куда-то по своим делам.
«Сегодня меня убьют, – скользнула отчетливая мысль. – И все кончится».
Таманский перевернулся на спину.
Видимо, за ним наблюдали, потому что сразу же загремел замок и распахнулась дверь. В камеру вошли двое в военной форме. Молча подхватили Костю под руки, нацепили на голову мешок и выволокли наружу. Там Костю поставили на ноги и, подталкивая дубинками, погнали куда-то в темноту.
Потом он упал на что-то твердое. Остро запахло бензином.
Коротко рыкнуло. Машина тронулась. Таманский понял, что лежит на дне грузовика.
Так продолжалось долго, пока наконец машину не тряхнуло. Грузовик резко затормозил.
Таманский услышал, как охранники переговариваются о чем-то с водителем. Потом в разговор вмешался кто-то третий. Резко щелкнул затвор винтовки. После этого что-то загремело, как будто обрушилось что-то тяжелое. Закричал человек. Коротко, как перед смертью. Затем все стихло.
Кто-то ткнул Таманского под ребра.
– Я гражданин Советского Союза… – прошептал Костя. – Идите в жопу все.
– Неплохое начало, – раздался голос Антона. – Можете считать, что Советский Союз прислал за вами подразделение десантуры.
Мешок сорвали с головы Кости. Руки вмиг освободили от наручников.
– Антон! – Таманский почувствовал, что плачет.
Его подхватили крепкие руки Ракушкина.
– Ну! Живой? Яйца на месте?
– На месте. – Костя прижался лицом к пиджаку Антона. – На месте.
– Ну, остальное заживет! Давайте двигать отсюда. Ноги ходят?
– С трудом…
Ракушкин помог Таманскому выбраться из грузовика. Через борта свешивались трупы охранников. Водитель лежал лицом на руле.
Еще одна машина охраны стояла неподалеку. Внутри виднелись мертвые тела.
– Это все вы? – глупо спросил Костя.
– Я. – Ракушкин тащил Костю в переулок. – Я. Наш друг Рауль только сегодня выделил мне десяток бойцов. Если бы он сделал это пару дней назад, мы бы взяли городскую тюрьму штурмом. А так оставалось надеяться на вашу стойкость и на то, что убивать вас на месте они не станут.
Они свернули под арку. Костя обернулся и увидел, как какой-то молодой человек позади них размахивается и швыряет в грузовик пылающую бутылку. Еще одну. Полыхнуло жаркой волной.
– Ну вот, вы и погибли, – прошептал Ракушкин. – Вот и все.
Таманский всхлипывал. Впереди показалась машина, около которой нервно прохаживался мужчина в кожаной куртке. Увидев Ракушкина, он побежал навстречу, подхватил Таманского под руки и помог усадить его в автомобиль.
– Вы простите меня, Костя, – сказал Антон, садясь рядом. – Я не успел тогда.
– Когда? – не понял Таманский. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал. Как жутко болят растянутые суставы. Как хочется есть. Просто есть… И жить.
– Я бежал за джипом. Мне не хватило чуть-чуть. Если бы удалось запрыгнуть тогда, никакой тюрьмы бы не было.
– Ничего… – тихо ответил Костя. – Ничего. Мне бы поспать. И все будет хорошо…
– Это можно организовать. Что было в тюрьме? Кроме мордобоя.
– Они хотели знать, что у меня за информация. Потом испугались и повезли куда-то…
– Испугались?
– Да. Я сказал, что информация о монтонерос и террористах. После этого меня избили и на следующий день отправили… куда-то. Сказали, что там мне будет очень плохо.
– А кто вас допрашивал?
– Начальник тюрьмы. И еще один тип… Я запомнил его лицо.
Ракушкин помолчал.
– А еще… – Он обернулся к Косте, но осекся.
Таманский спал.
77
– В городе черт знает что. – Ракушкин сидел на стуле около постели Таманского. – Знатная неразбериха. Постоянно, почти каждый день, кто-то что-то взрывает. Военные устраивают облавы. Хватают всех. Едва ли это им помогает.
– А что Рауль?
– Поправляется. – Ракушкин взял со стола апельсин. – Хотите есть?
– Нет. Спасибо.
– Рауль собрал людей и спрятался. Как мог глубоко. Это очень хорошо, потому что он не станет нам мешать. Весь этот бардак нам на руку. Если бы военные утвердили жесткий порядок, было бы значительно труднее.
– А что вы собираетесь делать? – спросил Костя.
– Для начала нам необходимо удалить со сцены Кристобаля Бруно. Именно он отвечает за террор и взрывы. Удалив его, мы стабилизируем ситуацию.
– Но вы же сказали, что бардак нам выгоден.
– Да. – Ракушкин утвердительно кивнул. – И нам выгоден. И тем, кого мы ищем, тоже. Именно такие беспорядки позволяют получать человеческий материал… в неограниченных количествах. Бруно – это одна из ключевых точек. Так-то. Убрав со сцены его, мы выйдем на остальных…
– Каким образом?
– Чужими руками желательно. Потому что Кристобаля охраняют не только его люди, но и те, о ком я вам говорил. А поможете мне вы…
– Я? – Костя слабо улыбнулся. – Куда уж мне… Я в интригах не силен.
– А и не надо. Вы просто сделаете все, как я скажу.
– Да, но я же бежал из тюрьмы. Меня снова посадят.
Антон покачал головой.
– Я постараюсь, чтобы не посадили. У вас завтра встреча с новым министром безопасности. Эта должность замещает старого начальника тайной полиции.
– Завтра? – Таманский даже привстал.
– Именно, – кивнул Антон. – Время не ждет. Я понимаю, что вам трудно, но время не ждет.
– Это совершенно невозможно…
Таманский вошел в ресторан «Сауза» ровно в пять минут первого.
– У меня назначена встреча, – сообщил он выскочившему как чертик из табакерки официанту. – Господин Эмилио Фернандес.
Официант посторонился, указывая рукой направление.
Эмилио Фернандес, брат Доминика Фернандеса, сейчас уже расстрелянного, был абсолютной противоположностью своему родственнику. Эмилио был решителен, жесток и имел спортивную фигуру. Увлекался боксом и стрельбой из лука. Он обожал спорт и ненавидел все то, чем Доминик окружил себя: роскошь, мягкие кресла, толстые женщины. Эмилио не испытывал к брату каких-то особенных чувств, наоборот, терпеть его не мог. Поэтому он с легкой душой занял пост министра по безопасности, зная, чего это стоило родственничку.
– А что Рауль?
– Поправляется. – Ракушкин взял со стола апельсин. – Хотите есть?
– Нет. Спасибо.
– Рауль собрал людей и спрятался. Как мог глубоко. Это очень хорошо, потому что он не станет нам мешать. Весь этот бардак нам на руку. Если бы военные утвердили жесткий порядок, было бы значительно труднее.
– А что вы собираетесь делать? – спросил Костя.
– Для начала нам необходимо удалить со сцены Кристобаля Бруно. Именно он отвечает за террор и взрывы. Удалив его, мы стабилизируем ситуацию.
– Но вы же сказали, что бардак нам выгоден.
– Да. – Ракушкин утвердительно кивнул. – И нам выгоден. И тем, кого мы ищем, тоже. Именно такие беспорядки позволяют получать человеческий материал… в неограниченных количествах. Бруно – это одна из ключевых точек. Так-то. Убрав со сцены его, мы выйдем на остальных…
– Каким образом?
– Чужими руками желательно. Потому что Кристобаля охраняют не только его люди, но и те, о ком я вам говорил. А поможете мне вы…
– Я? – Костя слабо улыбнулся. – Куда уж мне… Я в интригах не силен.
– А и не надо. Вы просто сделаете все, как я скажу.
– Да, но я же бежал из тюрьмы. Меня снова посадят.
Антон покачал головой.
– Я постараюсь, чтобы не посадили. У вас завтра встреча с новым министром безопасности. Эта должность замещает старого начальника тайной полиции.
– Завтра? – Таманский даже привстал.
– Именно, – кивнул Антон. – Время не ждет. Я понимаю, что вам трудно, но время не ждет.
– Это совершенно невозможно…
Таманский вошел в ресторан «Сауза» ровно в пять минут первого.
– У меня назначена встреча, – сообщил он выскочившему как чертик из табакерки официанту. – Господин Эмилио Фернандес.
Официант посторонился, указывая рукой направление.
Эмилио Фернандес, брат Доминика Фернандеса, сейчас уже расстрелянного, был абсолютной противоположностью своему родственнику. Эмилио был решителен, жесток и имел спортивную фигуру. Увлекался боксом и стрельбой из лука. Он обожал спорт и ненавидел все то, чем Доминик окружил себя: роскошь, мягкие кресла, толстые женщины. Эмилио не испытывал к брату каких-то особенных чувств, наоборот, терпеть его не мог. Поэтому он с легкой душой занял пост министра по безопасности, зная, чего это стоило родственничку.