Но в этот вечер за столом сенатора Корвина собрались только друзья: сами хозяева, трибун Валерий Флакк и Друз. Центурион был занят лишь своей прекрасной возлюбленной (он сумел за время обеда пролить на свою тунику вино и вдобавок опрокинуть поднос с горячим мясом). Сам Марк возлежал за столом подле своего деда. Отныне он патриций, равный остальным во всем по рождению и крови, а главное – равный своей памятью.
   – Где молодой Фабий? – спросил сенатор. – Мне казалось, ты его пригласила, Лери. Где же он? Его место пустует.
   – Да, сиятельный, – официально обратилась Лери к деду. – Он был у меня в гостях утром. Но уже ушел.
   – И не захотел остаться на обед?
   – Он был сыт по горло, – довольно дерзко ответил вместо Лери Друз.
   Сенатор глянул на молодого плебея не слишком любезно:
   – Если ты рассчитываешь помешать браку Фабия и моей дочери, центурион, то зря надеешься.
   – Знаю, мне теперь рассчитывать не на что, – с напускным смирением отвечал Друз.
   Сам он едва сдерживал смех, вспоминая, как вел за шкирку к калитке незадачливого женишка.
   – Кто может объяснить, что происходит? Почему непременно надо родиться на Лации, чтобы получить генетическую память? – спросил Марк достаточно громко.
   – Этого никто не знает, – сказал сенатор. – Но абсолютно точно известно: лишь зачатие, а затем рождение на Лации дает патрициям их уникальные способности.
   – Значит, если кого-то надо наказать, достаточно его изгнать с Лация? – Эта фраза вырвалась непроизвольно.
   Но едва Марк произнес ее, как понял, что сказал нечто совершенно недопустимое. В столовой повисла напряженная тишина.
   – Это самое страшное наказание, какое может постигнуть патриция, – сказал, наконец, сенатор.
* * *
   Теперь, вспоминая свою неуместную фразу, Марк вновь содрогнулся от неловкости. Кто знает, может быть, втайне он испытывает к патрициям зависть, даже ненависть, прежняя рабская суть вновь и вновь возрождаясь в нем, ищет пути отмщения? Он потрогал протектор на шее. Завтра ошейник снимут. Завтра он станет точно таким же, как Флакк и другие патриции.
   Марк не мог заснуть. Он распахнул окно, выходящее в огромный сад. Чем-то усадьба Корвинов напомнила ему усадьбу Фейра… Нет, не думать. Он не был там. Не было никакой усадьбы Фейра. Есть только этот дом и этот мир. И этот сад с огромными серебристыми оливами, с желтыми фонариками, развешанными меж деревьев. А может он вернуться на Колесницу в качестве Марка Корвина и выкупить рабыню Эбби у барона Фейра? Может или нет?.. Нет, конечно. На Колесницу ему путь закрыт. Во всяком случае, пока. Там его ждет смерть. Или – как особая милость – рабство.
   Марк ощущал под ребрами противное трепыхание: будто в груди поселился пугливый зверек. Как унять его? Наглотаться таблеток? Или… Юноша вновь оглядел освещенный фонарями сад. Что если пойти окунуться в бассейне? Днем вода там была необыкновенно теплая. И сейчас вряд ли остыла. Марк накинул легкую домашнюю тунику и вышел в сад.
   Но что это? Похоже – чья-то тень мелькнула меж деревьями. Андроид, вместо того чтобы отправиться в свою «макетку» баиньки, бродит по саду? А что если тот самый вигил, что пытался отравить патрициев во время завтрака на террасе, вновь пожаловал в гости? Нет, не может быть – тут же ожил в Марке следователь, – код ограды с тех пор сменили. Никто из посторонних не может пробраться в сад. Тогда кто там бродит? Марк не думал об опасности. Вместе с рабским ошейником он утратил и страх.
   Марк вышел на террасу, пригибаясь, на цыпочках спустился по лестнице в сад.
   Вот еще одна тень. Какие-то голоса.
   Марк шел меж деревьями, стараясь держаться в тени. Ветра не было. Тишина. Лишь стрекот цикад то затихал, то набирал силу, начиная казаться оглушительным.
   – А если он все равно будет настаивать на заключении брака? – спросил мужской голос, и Марк узнал голос Друза.
   «Ага!» – произнес он про себя многозначительно.
   – Пусть попробует! – раздался женский смех. Смех Лери. – Я уверена, что он отступит. Ни один патриций не согласится на подобное. Надеюсь, дед вскоре даст согласие на наш брак. Втайне он этого хочет. Но боится. Из-за Марка.
   – Не могу больше ждать, моя ласточка. Я умру.
   – Не умрешь. И… не смей… убери руки… – Их разговор перешел на шепот. Одно время слышались лишь вздохи, возня. – Сегодня утром ты был неподражаем. Но сейчас я не хочу… Я же сказала – не надо…
   – Тебе нужны зрители?.. Это тебя возбуждает? – засмеялся Друз.
   – Немного… немного зрителей. Один…
   Марк не знал, что он должен делать, – помешать любовникам или позволить событиям идти своим чередом.
   «Мой сын… – мелькнула мысль. – Мой сын… или дочь… станут свидетелями этой сцены». Марк пожалел, что у него нет конфет «мнемосинок». В суете этого дня он забыл сделать заказ через галанет.
   «Мои дети – свидетели всего, что я делаю и что творят другие». Он хотел уйти. Но что-то его остановило. Может быть, посторонний звук? Нет, он ничего не слышал, кроме голосов любовников, и всё же…
   Марк сделал пару шагов. Теперь он отчетливо видел любовников. На полукруглую скамью под старым деревом падал отсвет ближайшего фонаря. Лери сидела на скамье, Друз стоял перед ней на коленях. Как показалось Марку, парень успел задрать сестричке подол.
   – Я от тебя ни за что не откажусь, – шептал Друз.
   – Даже если я тебе изменю? – засмеялась Лери. Она все время играла с огнем.
   – Тогда я тебя убью, – пообещал Друз.
   Марк повернулся и ударил кулаком по висящему на дереве фонарю. Во все стороны брызнули световые капсулы – вечный фонарь слишком хрупкая вещь.
   – Что это? – ахнула Лери.
   – Фонарь разбился – такое бывает. – Голос Друза прерывался от возбуждения.
   Марк стал красться к скамье, пригибаясь. Он рассчитывал зайти Друзу со спины. Честно говоря, он еще не решил, что сделает с ухажером. Может, просто напугает? А может, и врежет кулаком по затылку: надо же все-таки соблюдать приличия. Дом находится под охраной. Сцена свидания наверняка будет записана на камеры вигилов.
   Подстриженная в виде шара туя встрепенулась, как живая. Марк не понял, кто там притаился, в ветвях, но явно не Друз. Мелькнула фигура, рука, тускло блеснуло… «Ствол бластера!» – догадался Марк, как будто сотни раз видел оружие в деле. Сработал не разум, а инстинкт. Марк механически повторил движения противника, следя не за бластером или рукой, а за поворотом всего тела. Миг – и он ушел с линии огня, оказавшись боком к нападавшему. Тот попытался вновь поймать мальчишку в прицел, но пальцы Марка уже захватили руку стрелка. Красный луч прошил темноту, запахло горелым: разряд опалил листву кустарника. Юноша ухватился за ствол бластера левой рукой, потом перехватил правой и, продолжая вращаться, вытянул всю руку нападавшего, будто рыбину из воды. Отлично! Теперь разворот в обратную сторону. Левая рука резко вверх… Локоть выбивает челюсть противника. Это только начало! Не останавливаться! Левая рука Марка легла на шею парня. Здоровая шея… как говорится, бычья. Марк резко присел, выставив колено. Руки рванули тело врага вниз, позвоночником прямиком на выставленное колено. Хруст… Вопль… Марк оттолкнул безжизненное тело.
   Поднялся. Символически отряхнул руки. Ну и ну! Отличный прием. Всплыл в памяти как раз в нужный момент. Тело Марка повиновалось идеально… Ничему не надо учиться. Надо лишь вспоминать то, что знали другие. Отец владел самозащитой в совершенстве. От такого удара о колено позвоночник ломается, как тростинка. С громким хрустом… Марк сморщился… Странно только… Почему противник шевелится? И не только шевелится, но и встает. Отбрасывает в сторону что-то… Ма фуа! У него за спиной был пластиковый футляр бластера. Футляр и хрустнул, ломаясь. Вот откуда громкий треск. Сам бластер теперь валяется в траве, пикает и мигает красным, призывая хозяина… Впрочем, парень уже не так проворен, как прежде. Он еще тянется к бластеру, а Марк уже держит его двумя руками за правое предплечье. Парень на полголовы выше Марка. Не беда! Не в росте дело. Марк надавливает на захваченную руку, вворачивая предплечье в плечо. Больно? А ты потянись вверх. Потянись вверх и встань на цыпочки. Ага, парень, ты так послушен, ну прямо как раб барона Фейра. Боль тебя направляет, боль – самый лучший надсмотрщик. Ты хочешь уйти от боли, но от нее никуда не деться! Так что иди, раб, куда направляет тебя хозяин. Вон туда, в сторону высоченной пинии. Теперь полетаем! Сначала усилим болевой нажим, а теперь повернись, дружок… Я шагаю вперед, а ты… Ты летишь вокруг меня ласточкой… Головой прямиком вон в то дерево…
   Ну вот, теперь дело сделано на все сто!
   В этот момент сад ожил. Мелькание теней, чье-то дыхание. Шаги. Марк схватил упавший в траву бластер, но побоялся стрелять – в темноте он мог по ошибке убить сестру или Друза.
   – Лери! – Он кинулся к полукруглой скамье.
   – Марк?
   Ствол чужого бластера уперся в живот.
   – Марк? Что ты тут делаешь? – Голос был знакомый.
   – А что ты здесь делаешь, Друз?
   Центурион ответить не успел: весь сад осветился. Друз и Марк разом кинулись в траву. Огромный кипарис обратился в пылающий факел. Ветви потрескивали, сворачивались от нестерпимого жара.
   – Марк! – крикнула Лери где-то рядом. – Сюда! В ротонду!
   В отсвете пожара они видели тени справа и слева от себя.
   – Стреляй! – крикнул Марк Друзу. Сам развернулся, почти не целясь, выстрелил, красный луч угодил в бегущую фигуру.
   Друз тоже выстрелил из своего «цербера». Кажется, мимо, хотя преследователь ломился сквозь заросли тиса, не таясь. Взвыла сирена тревоги. Значит, есть надежда, что вот-вот появятся вигилы.
   Марк и Друз кинулись к ротонде. Не слишком надежное укрытие, к слову сказать. Лери уже была здесь, сидела на полу, ее прикрывал гранитный цоколь. Едва они заскочили внутрь, как в одну из колонн ударил луч бластера. Друз бросился на пол рядом с Лери.
   – Нас тут изжарят, – предрекла девушка, нервно смеясь. Похоже, она все же струсила. Немного.
   Марк выглянул. Горящий кипарис освещал лужайки и клумбы пляшущими красными бликами. Еще один парень бежал к ротонде. Марк прицелился и нажал на кнопку разрядника. Безрезультатно: видимо, кончился заряд батареи.
   – Друз, у тебя есть еще оружие?
   – Граната.
   – Бросай! – не задумываясь, отдал приказ Марк.
   Друз вытащил из кармашка одно из своих световых перьев, вставил в подствольник «цербера». Приподнялся и пальнул в заросли тиса.
   Сад озарила вспышка сумасшедшего света. Марк вновь рухнул на пол. Жар волной прокатился над ними. Марку показалось, что одежда на нем вспыхивает и горит.
   Он повернулся к сестре. В красном отблеске ему почудилось, что платье на ней тлеет, а волосы горят.
   Теперь в саду стало светло как днем. Да и сада как такового не стало – большая его часть была объята взбесившимся пламенем. Ни одна живая тварь в этом Флегетоне[7] уцелеть не могла. Только ту часть сада, что прилегала к дому, еще не захватил огненный шквал. Однако до ротонды пламя пока не добралось: ручей, обегавший приют любовников, испарился, но влажная почва пока удерживала напор огня.
   – Что это было? – выдохнул Марк, глядя, как бесится пламя.
   – Плазменная граната, – отозвался Друз.
   – Чтобы Орк тебя взял, Друз! Зачем?
   – Мне сказали, что они самые надежные. Лазерные гранаты больше смахивают на игрушки. Я взял упаковку на «Сципионе». Внешне они похожи на набор световых карандашей. – Кажется, Друза нисколько не смутило, что он повсюду таскал с собой наборчик, который мог подорвать половину столицы.
   – Похоже, все убийцы сгорели, – решил он. – Нам больше ничто не угрожает.
   – Кроме огня, – заметил Марк.
   Лери перебралась в другую часть ротонды, здесь жар был чуть слабее.
   В воздухе уже висел пожарный флайер, и из его брюха рушились потоки пены. Огонь шипел и нехотя отступал. Второй флайер, подлетев, завис на небольшой высоте и обливал водой дом.
   – Надо позвать на помощь! – Марк схватился за запястье. Но комбраслета на нем не оказалось. Остался в спальне.
   – У меня тоже нет браслета, сняла у себя в комнате… – призналась Лери. – Друз, а твой?
   Центурион уже несколько секунд старательно скреб ногтем комбраслет, вызывая помощь.
   – Сломался. Видимо, я ударил его о камень, когда прыгнул в ротонду.
   – Ты разбил комбраслет? – изумилась Лери. – Невероятно! Из всех моих знакомых это только тебе удалось! Я всегда говорила, что тебе надо иметь браслет повышенной защиты.
   – Такой же браслет был у моего отца. Это память…
   Пожарный флайер, израсходовав весь запас пены, улетел, но ему на смену уже спешил другой. Сигналить им не имело смысла – это флайеры-автоматы. Вигилы уже скрылись за домом – скорее всего их летучка села на площадке с другой стороны.
   – Что же нам делать? – Марк поднял голову и оглядел ротонду. – Здесь должна быть камера наблюдения. Почему вигилы нас не видят? Эй! Нам нужна помощь! – Он замахал руками.
   – Мы ее сняли, – признался Друз, – и переставили в другое место.
   – Зачем…
   – Ну, так…
   – Ясно. Чтобы никто не видел, как вы тут забавляетесь.
   – Я побегу и позову на помощь! – Лери вскочила.
   – Нет! – Друз ухватил ее за край платья. – Я пройду…
   – Бежать сквозь пламя? Нет, это самоубийство, – остановил их Марк. – Надо подать сигнал, что мы здесь. Только как?
   – Может, выстрелить еще раз? – предложил Друз.
   – В пожарный флайер? – спросил Марк. – Вряд ли это сочтут за сигнал о помощи.
   – Подождите! Я знаю, что делать! – воскликнул Друз. – У каждого из нас есть датчик состояния организма…
   – Кроме меня, – уточнил Марк. – Мне еще не успели вживить.
   – Тогда у нас с Лери. Если кто-то из нас будет серьезно ранен, то на частотах службы вигилов немедленно раздастся сигнал тревоги, они за пару секунд выяснят, где мы, и примчатся на помощь.
   – Ничего не получится. – Марк натянул на голову тунику и выглянул наружу. Пламя уже миновало русло ручья и устремилось к ротонде. – Они поймут, что мы здесь и зажариваемся заживо, но спасти не успеют…
   – Нет! Не то! – Друз проверил батарею в бластере. – Заряды еще есть. Датчик вшит в грудь. Я выстрелю в бедро… Ожог, болевой шок. Они получат сигнал, и у нас будет достаточно времени.
   – Друз, это глупо! – запротестовала Лери.
   – Нет, это очень даже умно. Другого выхода нет! – Центурион стал прицеливаться, стараясь выбрать точку на ноге так, чтобы кость не пострадала.
   – Стреляй ниже, дружище! – посоветовал Марк. – А то сожжешь себе яйца. Ты же никогда не попадаешь по цели.
   Друз вцепился Марку в плечо и нажал на разрядник. Марк зажмурился. В первый миг ему показалось, что плечо стиснули механические тиски, но потом эти тиски разжались…
   – Он потерял сознание, – выдохнула Лери.
   Марк открыл глаза и поглядел на изуродованную ногу Друза.
   – Похоже на зажаренный початок маисоли, – признался он.
   – Прекрати насмешки! – крикнула Лери. Она обняла Друза и прижала к себе. Парень не подавал признаков жизни. Их обдавало жаром все сильнее. Уже невозможно было дышать.
   Но в небе меж языками пламени мелькнуло светлое пятно. В следующий миг на ротонду обрушились потоки воды.
* * *
   Марк спал сорок восемь часов подряд и видел сны. В этот раз сны были на редкость обыденные. Сны о том, как его отец в детстве (во сне отцу было восемь) поднимается по утрам, идет в маленькую комнатку, где его ждет учитель, садится перед яичным компом.
   «Главное – систематизировать те знания, что открылись тебе во сне, Марк, – объясняет учитель. – Все, что ты знаешь, ты должен заносить в компьютер. Это поможет тебе лучше со всем разобраться».
   «Я не могу разобраться с законом Архимеда», – говорит маленький патриций.
   «Видимо, его не понимал твой отец, – смеется учитель. – Ну что ж, это те знания, которые придется освоить лично».
   Дальше тянулся многочасовой урок физики, чтобы после краткого перерыва смениться уроком латыни, потом наступал черед математики. Потом следовал бег по стадиону, езда верхом и опять физика.
   Марк очнулся. Моргнул, стараясь сфокусировать зрение и разглядеть, что творится вокруг.
   Вокруг все белое. Снег? Облака? Нет, это стены белы, как снег…
   Марк лежал на кровати в маленькой комнатке Рядом с кроватью сидел дед. За то время, что Марк спал, старик сильно изменился. Щеки запали. Глаза смотрели настороженно, пристально, цепляясь за каждую мелочь.
   «Ма фуа… То, что случилось с нами в саду, его просто подкосило», – Марк почувствовал к старику нежность. Пронзительное, совершенно незнакомое чувство.
   Может быть, деда просто старил домашний халат?
   – В твоей спальне еще пахнет гарью. Сад чистят, но недостаточно быстро, – сообщил старик. – Так что я устроил тебя в спаленке для слуг. Тесно, зато воздух свежий.
   – Здесь тоже хорошо, – сказал Марк.
   После рабских бараков ему всюду было удобно.
   – Я хочу, чтобы церемония усыновления состоялась как можно быстрее, – сказал сенатор. – Хочу, чтобы ты стал полноправным Валерием Корвином. А то слишком многие желают этому помешать. Я считал, что Фабии на моей стороне… Но они сожгли половину усадьбы! Невероятно! Пустить в ход термогранаты на обитаемой планете!
   «Неужели Друз не похвастался своим подвигом?» – подивился Марк. Получалось, что нет. Взрыв термогранаты приписали убийцам. Ма фуа! Почему никто не обратил внимания на набор световых карандашей, которые Друз таскал в нагрудном кармане столько времени?
   – Что известно о покушении? – кашлянув, спросил Марк. – Удалось кого-нибудь схватить живым?
   – Нет, – сенатор покачал головой. – Вигилы нашли фрагменты трех обгоревших тел. Возможно, был и четвертый, но он оказался в эпицентре взрыва. Тела удалось идентифицировать. Наемники с Петры. Они были под арестом, но их выпустили по приказу Фабия. Это уже установили.
   – Что? «Молодой» Фабий? Неужели он устроил покушение?
   – Получается, что так. И эта попытка убийства освобождает меня от данного слова. Честно говоря, я с самого начала не хотел родниться с Фабиями. Теперь моя девочка избавлена от постылого жениха.
   «Которого мы ей навязали», – уточнил про себя Марк.
   Он вспомнил свою драку в саду с неизвестным. Тот парень был поразительно ловок. Настоящий профессионал. Петрийский наемник, явившийся по приказу Фабия убить Лери? Тогда что-то весьма странное произошло утром во время встречи жениха и невесты, если вечером вовсе не воинственный Фабий отдал приказ убить Друза и Лери.
   Подобный шаг означал открытую войну двух патрицианских родов.
   – Может быть, за покушением стоят колесничие? – попытался Марк увести след от сестрицы и ее ухажера.
   – Уже проверили. Нет никаких данных, подтверждающих твою версию. Зато масса улик указывает на Фабия…
   – Дело уже расследовали?
   – Нет. Сенатор Фабий Максим попросил все остановить. Поскольку его сын готов удалиться на Петру. То есть фактически в добровольное изгнание. Теперь наследником сенатора Фабия станет не сын, а племянник. Ты, я думаю, понимаешь, что для сенатора это означает.
   – И ты согласился?
   – Неприятно, что дело бросает тень на Лери. Я не хочу его раздувать.
   – Странно, что защитная стена не помогла, – заметил Марк.
   – Она и не могла помочь. Фабий знал код доступа. Стену уже убрали. Дорогая и никчемная затея вигилов. Через стену слишком многие имели возможность пройти. Давно известно, что самый лучший охранник – человек.
   «Точно. А ведь Друз совершил настоящий подвиг, – мысленно усмехнулся Марк. – Сжег всех наемных убийц одной гранатой. Потом вызвал вигилов. Этому парню надо поставить памятник. А лучше – помочь получить в качестве приза Лери».
   – Кстати, как поживает Друз?
   – Идет на поправку. Сегодня уже явился в гости к Лери. Я не препятствую. Теперь. – Старик многозначительно усмехнулся.
   – Думаю, патриции делают большую ошибку, не допуская плебеев в свои ряды.
   – Марк… – старик покачал головой. – Ты только-только прибыл на Лаций и уже делаешь далеко идущие выводы.
   – Зато я помню, что было здесь двадцать лет назад. И тридцать, и сорок – тоже. Год от года ничего не меняется. Патриции слишком упрямы. Будь у плебеев шанс получить патрицианство за заслуги, они бы не стали конфликтовать с вами. То есть с нами… Извини, не знаю, могу ли я уже говорить это «нас».
   – За заслуги нельзя включить генетическую память.
   – Но можно выдать патрицианку замуж за плебея. А мы лишаем наших дочерей памяти…
   Старик нахмурился, сплел в замок тонкие пальцы:
   – Отчего, Марк, тебя так волнует судьба плебеев?
   – На Колеснице ни один раб не мог получить свободы. Но там покой колесничих берегли управляющие чипы в ошейниках. У плебеев нет управляющих чипов, значит, нужно придумать что-то другое…
   Кажется, старому Корвину не очень нравилось то, что говорит внук.
   – Спесь еще никому не помогала удержать власть. – Марк и сам удивился, откуда у него столько дерзости. Впрочем… Почему бы ему не быть смелым? Когда раб утрачивает страх, он утрачивает весь страх без остатка.
   А сенатор и не собирался гневаться. Напротив, он улыбнулся:
   – Из тебя получится прекрасный глава рода, малыш.
   – Я готов в любое время, когда тебе понадобится, явиться на церемонию, – сказал Марк.
   – Можно завтра… пожалуй… – сенатор похлопал внука по плечу.
   – Кстати, ты не знаешь, где Флакк? Я просил его выполнить одну мою просьбу.
   – Он уехал куда-то.
   Значит, Флакк отправился на Психею. Будем надеяться, что в этот раз трибун будет осмотрительнее, и Корнелии не сядут ему на хвост. Впрочем, возможно, на Психею отправился кто-то другой… Не Марку учить космического легионера, как заметать следы.
   – Что-нибудь хочешь, мой мальчик?
   – Конфет.
   – Ты сладкоежка? – Старик улыбнулся.
   – Тех, что жует Лери.
   – А, мнемосинки! – Дед вытащил из кармана пакетик. – Уж не знаю, кто их так назвал. А конфетки вкусные. Я их тоже люблю.
   Марк схватил конфеты. Наконец-то! А то его дети унаследуют от отца воспоминания по полной программе: и туалет, и сцены пыток, и не слишком эстетичные медицинские процедуры. Теперь, отправляясь в латрину[8], можно бросить в рот одну из мнемосинок – и все в порядке…
* * *
   Друз сидел на открытой террасе, подперев голову руками. Перед ним было черное пространство – вместо прекрасного сада «Итаки». Воняло мерзко.
   – Как ты? – спросил Марк, подходя.
   Друз выставил ногу, вокруг которой был обернут пластиковый цилиндр – переносная регенерационная камера.
   – Неплохо. Только ходить еще трудно. Нога сильно пострадала. Регенерация кожи идет медленно.
   – Ты молодец. Но если бы вы, ребята, не сняли камеру наблюдения, не пришлось бы жертвовать конечностью, – заметил Марк.
   – Иногда мне удается исправить собственные ошибки… Не многие могут этим похвастаться.
   Друз замолчал. Марк напрягся. Он уже знал, какой вопрос сейчас услышит.
   – Я давно хотел тебя спросить… Но как-то не решался. Ты еще не вспомнил, как погиб мой отец? Я уверен, что его убили те же люди, что расправились потом с твоим отцом.
   Марк неловко передернул плечами:
   – Я этого… не видел. То есть самого момента. Извини… пытаюсь увидеть во сне и не могу. Наверное, такое случается. Что-то особо страшное не желаешь вспоминать. Даже генетическая память противится.
   Друз помедлил и протянул Марку упаковку «трубочек памяти»:
   – Тогда попробуй вспомнить наяву. Лери говорит, так проще.
   Марк кивнул и спрятал упаковку в карман брюк.
   На террасу вышла Лери. На ней было длинное белое платье до пят, похожее на древнеримскую столу. Лицо чуть бледнее, чем обычно. Марк спешно положил в рот мнемосинку: он не хотел, чтобы кто-нибудь запомнил предстоящий разговор.
   – Ребята, ну как вы? – Лери улыбнулась. – Честно говоря, не могу понять, зачем вы здесь сидите? Вонь ужасная. Меня от нее тошнит.
   – Тошнит? – округлил глаза Друз.
   – Не воображай ничего такого! – нахмурилась Лери. – Тошнит, когда я смотрю на наш изуродованный сад. Все деревья погибли.
   Друз пожал плечами:
   – Кто же считал галлов под Каннами?
   – Я говорил с дедом, – сообщил Марк. – Привел неоспоримые доказательства в пользу вашего брака. Похоже, дед выслушал меня благосклонно. Теперь, когда Фабий вам не может помешать…
   – Так он согласен? – воскликнула Лери, и глаза ее вспыхнули.
   «Неужели можно так влюбиться в столь бестолкового парня, как Друз?» – подивился Марк.
   – Похоже, что да, хотя и не сказал об этом прямо.
   – Но там, на корабле, ты сказал «нет», – напомнил Друз. – Так почему теперь стал нашим союзником?
   – Во-первых, на корабле я перебрал фалерна. Во-вторых, тогда я не знал о планах плебеев лишить патрициев памяти. А лучший способ предотвратить бунт – это поделиться с будущими бунтарями частью своих привилегий. Вовремя поделиться.
   – Ах, Марк, какое счастье, что завтра ты станешь моим братом! – воскликнула Лери. И бросила на него взгляд, в котором читалось обожание. Да, да, подлинное обожание.
   Если бы Марк умел летать, он бы прянул в воздух. Сердце его билось как сумасшедшее. Разбираться в хитросплетениях политических интриг, управлять чужими судьбами – все казалось ему проще простого.