Буревой Роман. Сыщик

   – А что ты все время жуешь, Марк? – невинным тоном осведомилась Лери.
   – Не все время, а изредка. «Мнемосинки»… как ты советовала.
   Она рассмеялась:
   – И ты поверил?! Он поверил! – Лери захлопа-|р в ладоши.
   – Но ты же сама сказала…
   – Розыгрыш, братец! Обычный розыгрыш. Бытовые мелочи вообще не запоминаются. Зачем запоминать, как день изо дня ты завтракаешь по утрам. Или умываешься. Или посещаешь туалет…
   Марк почувствовал, что краснеет.
   – Мелочи тут же выветриваются из памяти. А если ты еще при этом что-то жуешь – неважно что, – забвение банальностей тебе гарантировано. Это было давным-давно подмечено патрициями: практически не запоминаешь, как ты ешь. Не что, а как…
   В каком она восторге! Будто выиграла миллион в галактическую лотерею.
   – Лери, дорогая, можно один вопрос? – Начинающий следователь постарался говорить как можно более язвительным тоном.
   – Ну конечно, дорогой братец. – Она вновь прыснула от смеха.
   – Ответь мне, дорогая, что такое утром ты сказала Фабию, если вечером он приказал тебя убить?
   – Мы говорили о любви, братец. О чем еще могут говорить жених и невеста?
   «Да, милый разговорчик, после которого жених отправил к невесте наемников с Петры».
   «Разумеется, ты догадываешься, почему люди Фабия явились в сад, – думала Лери, отводя глаза. – Но ты не знаешь, как все было. К счастью, не знаешь… А знать все будет лишь мой ребенок. Если ему позволят родиться патрицием».

* * *

   Марк ушел за холм, где не чувствовался запах гари, уселся на траву и раскурил «трубочку памяти». Перед ним расстилался знакомый пейзаж: кудрявые виноградники, вдали серебрились оливы, на горизонте вставали сиреневые отроги гор.
   «Почти земная красота…» – прошептал Марк и затянулся.
   Глядя на струйку дыма, постарался сосредоточиться. Друз… смерть отца Друза… Марк не хотел вспоминать. Всеми силами души – не хотел. Но он должен выполнить просьбу. Ничего… ничего не получалось. Неужели он забыл свое преступление? То есть преступление отца. Но все равно – свое. Невероятно… Смерть Друза… смерть… Он закурил вторую палочку. Надо было, наверное, курить трубочки памяти в комнате… У Марка кружилась голова. Надо попробовать иначе. Вспомнить младшего префекта Друза… Только и всего. Вспомнить. Наконец что-то появилось. Какие-то серые полосы… пустота… или не пустота? Обшивка. Ну да, полинялая внутренняя обшивка корпуса транспортного звездолета. На обзорном экране – бетонные плиты. Звездолет еще не стартовал. Друз сидит в кресле, закутанный в одеяло, смотрит безучастно прямо перед собой. Лицо серое, небритое, под глазами мешки. Префект Корвин протягивает пластиковую папку юркому человечку в оранжевом комбинезоне гражданского космофлота. Корвин знает, что этого типа зовут Кен.
   – Так вы не будете сопровождать своего друга? – спрашивает Кен, помахивая папкой перед носом префекта. Корвин отрицательно качает головой. – Ему, как мне кажется, место на больничной койке, а не в космосе.
   – Он только что из больницы.
   – Да ну… – Кен хихикает. – Как я угадал. Так как, вы говорите, его зовут? Сергий Малугинский? Это, разумеется, не настоящее имя?
   – Разумеется, – даже не пытается обдурить проходимца Марк. – Но я вам заплатил, чтобы вы не болтали.
   – Он говорит по-русски? Мы летим на Китеж. Там всеобщий в ходу не везде.
   – Он говорит. Но события последнего года не помнит совершенно.
   – Ранение? – глумливо кривит губы Кен.
   – Ранение, – невозмутимо подтверждает Корвин. – И будьте осторожны. Если вы проболтаетесь, то худо придется не только Сергию.
   – Я понял, понял… Думаете, если человек летает на таком корыте, то у него нет масла в голове? Ладно, все сделаю, как сказали. Доставлю вашего дружка на Китеж и сдам на руки князю Андрею.
   – Вас встретят в космопорте.
   Кен пожимает плечами:
   – Да если не встретят, я этого князя из-под земли отрою. Кстати, вы знаете, что на Китеже города погружаются в озеро Светлояр и исчезают? Там вроде как свой нуль-портал.
   – Все не так, Кен. Я бывал на Китеже.
   Кен хохочет:
   – Вас не проведешь.
 
   Марк очнулся, бросил недокуренную «трубочку памяти». Вскочил. Глотнул свежего воздуха. Что ж получается? Он не убивал Друза? Выходит, что так. Но почему тогда младший префект исчез? Прошло столько лет, а он так и не появился. На Лации у него остались жена и сын. Сын двадцать лет считал отца погибшим.
   Префект Корвин инсценировал смерть Друза. Достаточно было срезать немного плоти с тела, обжечь и бросить среди обломков флайера, чуть в стороне. И, пожалуйста, генетический код совпадает… Марк не фантазировал. Теперь он знал, что именно так «погиб» младший префект Друз, помощник и друг его отца.
   Юноша вздохнул полной грудью и улыбнулся. Черт возьми! До чего приятно чувствовать себя невиновным. Но ведь он с самого начала это подозревал.
   Да, да… префект Корвин не мог совершить этого убийства.

* * *

   На следующий день Марк был усыновлен своим дедом и официально получил имя Марк Валерий Корвин.
   Комиссия сената по чистоте патрицианских родов подтвердила патрицианский статус нового Валерия. Отныне род Валериев Корвинов вновь обрел наследника.
   Здороваясь с многочисленными гостями на пиру в честь усыновления, Марк вежливо улыбался. Но про себя, глядя на этих людей, солидных, величественных, неспешных в движениях, думал лишь одно: «Если я ошибусь… Проколюсь. Дерну ле карро, а ботва оторвется, – тогда эти ребята сожрут меня живьем».

Эпилог

   По возвращении из своей поездки трибун Валерий Флакк был немедленно принят сенатской комиссией, занимавшейся делом наварха Корнелия.
   Когда дед сообщил внуку об этом, у Марка перехватило дыхание.
   – Ты присутствовал? – спросил юный Корвин.
   – Разумеется.
   – И… что? Ты знаешь, что было в этих документах?
   – Знаю. Заседание длилось три часа, и сенат принял решение уничтожить инфокапсулы с «Дедала».
   Марк растерялся. Честно сказать, такого он не ожидал.
   – Ты был против?
   – Я голосовал «за».
   – Но почему? Ведь наварх Корнелий виновен! Виновен! Как ты мог!
   – Марк, мы не можем отдать Психею Неронии.
   – Наварх опять ускользнет? Да?
   – А вот здесь ты ошибаешься. Сенат судил наварха и постановил, что Корнелий отправится патрулировать систему «Деа». Навсегда. Его экипаж будет сменяться. Он – никогда. Официально он приговорен за попытку тебя убить. На самом деле – за уничтожение колонии на Психее. Пожизненное изгнание. Что может быть страшнее для патриция Лация?
   Марк усмехнулся:
   – Получается, я своей шкурой добился торжества справедливости.
   – Мой друг, разве справедливей было бы сделать несколько миллионов людей несчастными и сотни тысяч убить?
   – Ненавижу эти интриги! Почему нельзя честно обо всем сказать? Честно и открыто?! Сейчас Лаций гораздо сильнее Неронии. Это разоблачение нам ничем не грозит. Никто не осмелится требовать у нас Психею.
   – Времена меняются, мой мальчик. И может наступить время, когда Лаций ослабеет, а Нерония возвысится. Тогда наше желание восстановить справедливость обернется трагедией. Ты – патриций. Ты должен понимать, что к чему.
   Доводы сенатора казались убедительными. Однако Марк не желал сдаваться:
   – Восемнадцать лет назад Нерония была гораздо сильнее. И сенат намеревался осудить Корнелия даже путем потери планеты. Отцы-сенаторы согласились отдать Психею, но восстановить справедливость.
   – Справедливость? Сенат не думал тогда о торжестве закона, поверь. В то время практически все ненавидели Корнелиев за их непомерные амбиции и дерзость. Они пытались взять сенат под контроль, их враги хотели использовать Психею как козырную карту, чтобы уничтожить весь род Корнелиев. Твой отец поступил совершенно правильно, скрыв эти записи.
   – Погоди… получается, отец спасал шкуру Корнелия. А наварх его прикончил. Замечательно! – Марк постарался вложить в этот возглас как можно больше сарказма. Но сенатор сделал вид, что ничего не заметил. Он слишком долго заседал в сенате, чтобы его можно было смутить в словесной перепалке.
   – Марк, твой отец спасал Психею. Если бы префект Корвин мог отдать в руки юстиции наварха, не рискуя судьбой планеты, он бы сделал это, не задумываясь. Он только отсрочил наказание на восемнадцать лет. А ты довел его дело до конца.
   – Восемнадцать лет наварх благоденствовал… – Марк не понимал, как можно простить такое. Память предков здесь ничего не могла ему подсказать. Все праотцы остались в его памяти молодыми, они в свои двадцать и тридцать еще не научились прощать.
   – Не так, – поправил его дед. – Все это время над Корнелием висел дамоклов меч. Он не женился и детей не заводил. Потому что сын патриция должен следовать за отцом в изгнание.
   – Отец дал ему отсрочку на двадцать лет… – вспомнил Марк.
   – Именно! К этому времени ты бы мог получить должность префекта в отделе специальных расследований…
   Марк кивнул. Да, только патриций может так презрительно обращаться со временем. Десятилетие считать за год, а себя полагать бессмертным. Почти.
   – Что касается смерти твоего отца… – продолжал сенатор. – Думаю, ты пока не готов расследовать это дело. Лишь через год-другой, когда лучше начнешь ориентироваться в прошлом. Это моя просьба. И я прошу ее выполнить. Иначе ты можешь пойти совсем не туда… Обещай мне.
   – Что?
   – Это не будет первым твоим делом.
   – Обещаю, – вздохнул Марк.

ИНТЕРЛЮДИЯ
Учитель

   В то утро ему опять снилась Психея. Они с Друзом (отцом нынешнего) сидели у костра на какой-то горушке. Перед ними расстилалась черная пустыня. Купидон, солнце Психеи, огромный воспаленный глаз, наполовину скрытый набрякшим веком из лиловых облаков, уходил за горизонт.
   – Марк, а ведь ты не рассказал мне, как тебе удалось уцелеть в тот раз, когда твой истребитель развалился на куски, – напомнил Друз.
   – Скафандр повышенной защиты, – ответил префект Корвин, помолчав. – Я был авантюристом. И одновременно до безумия… неплохо звучит, да… до безумия осмотрительным. Скафандр помог мне продержаться среди обломков два часа, пока не подоспели наши. Профессиональные пилоты не любят эти громоздкие скафандры. Но я-то был среди них дилетантом и очень хорошо это осознавал.
   Марк проснулся. Флайер, доставивший его из больницы, уже опустился на площадке перед усадьбой, и пилот бесцеремонно тряс пассажира за плечо.
   Прошел месяц с того дня, как Марк получил право носить громкое имя Валериев Корвинов. Почти весь этот месяц с небольшими перерывами юноша провел в больнице. С его спины полностью срезали кожу и вырастили новую в регенерационной камере: патриций Лация не имеет права носить на теле унизительные шрамы, оставленные бичами надсмотрщиков.
   И вот, вернувшись домой после долгих и мучительных процедур, Марк обнаружил, что, во-первых, сад удалось почти полностью восстановить, во-вторых, в доме сделали ремонт. В-третьих, дед почему-то не пожелал встретить внука в атрии, как делал это прежде.
   Марк прошелся по комнатам. Специфический запах новизны – запах новых тканей и новых панелей, имитирующих ценные породы дерева, – наполнял дом.
   «Запах новой жизни», – улыбнулся про себя юный Корвин.
   Марк придирчиво оглядел свое изображение в большом зеркале, висевшем в атрии.
   Теперь собственное лицо нравилось ему куда больше, чем прежде. Он стал, наконец, походить на те многочисленные голограммы предков, что украшали атрий «Итаки». Черты все те же, цвет глаз, цвет волос. В то же время лицо изменилось разительно.
   Не найдя деда ни в перистиле, ни в кабинете, ни в спальне, Марк направился в малую столовую. Здесь он обнаружил одну Лери. Сестра, закутавшись в пушистый белый халат, пила кофе и ела продолговатые румяные булочки.
   – Наконец-то ты вернулся домой, Марк. Присаживайся. – Она указала на стул напротив. Налила ему в изящную фарфоровую чашку кофе из серебряного кофейника. Предупредила: – Осторожно, не отломай ручку… – С братом уже случалось такое. – Советую взять пирожки с запеченными сосисками. Они еще горячие. Вон, видишь, на тесте отпечатано время, когда их вынули из печи. Три минуты назад.
   – Дед еще не вставал? – спросил Марк. – Он не заболел, часом?
   – Его нет, – сказала Лери, намазывая булочку джемом.
   – Что значит нет? – Рука Марка с чашкой кофе замерла в воздухе.
   – Он уехал три дня назад. Утром я обнаружила, что его спальня пуста, в кабинете тоже никого. На моем компе висело сообщение: «Лери, ты следишь за домом. Марка в курс дела введет Флакк. Я нанял для Марка учителя». И все.
   – Что, в его обычае так ускользать, никого не предупредив?
   – С дедом это случалось пару раз. Тогда он уезжал, выполняя особые миссии сената. Возможно, и теперь… Когда патриций получает секретное поручение, он никого не ставит в известность, даже близких.
   – Какое-то расследование?
   – Нет… – с сомнением покачала головой Лери. – После того как дед стал сенатором, он больше не занимался убийствами. Скорее всего, очередная политическая интрига.
   – Что же… Даже со мной он не пожелал говорить? – Марк закусил губу. Обида вспыхнула и обожгла. Раб никогда ни на кого не обижается. Это чувство для Марка было внове.
   – Видимо, он решил, что уже сказал тебе самое главное.
   «Да я с ним лет пять готов говорить непрерывно. И не наговорился бы!» – мысленно вскричал Марк. Поступок деда показался бездушным.
   – А что за учителя он нанял? – спросил юноша, так и не сумев скрыть досаду.
   – Думаю, Квинтилиана. Ужасный зануда. Постарайся отнестись к его рекомендациям с изрядной долей скептицизма. Кстати, ты знаешь, я получила задание сената.
   – Какое, можно узнать? Приглядывать за мной?
   – Нет, братец, за тобой будет приглядывать трибун Флакк, ему поручена временная опека. А я отправляюсь на Неронию.
   – На Неронию? – переспросил Марк. То, что он слышал об этой планете, мягко говоря, не приводило его в восторг. Во всяком случае, он считал, что это совсем не то общество, что подходит незамужней патрицианке.
   – В составе дипломатической миссии, – уточнила Лери. – Ты что-то имеешь против?
   – Я? – Марк покачал головой. – Нет, ничего. Желаю удачи.
   – По-моему, ты в ярости. У тебя на скулах желваки так и ходят.
   – Это я улыбаюсь, сестрица, – оскалился Марк.
   – Друз, узнав про Неронию, психанул, мы теперь не разговариваем.
   – Я бы на месте Друза сделал то же самое.
   – Друзу это простительно. Он – плебей… Впрочем, тебе тоже простительно. – Лери пожала плечами. – Милый братец, заруби себе на носу: патрицианка всегда находится в собственном плену. До тех пор, пока она не родит детей.
   – Не считаешь, Лери, что ты слишком уверена в себе?
   – Этим страдают все патриции, – тут же парировала сестра. – Но никто из вас не подумал о том, что Фабии все еще в ярости после неудачного сватовства наследника. – Лери фыркнула, – И мне лучше держаться от них подальше. А уж на Неронию они точно не сунутся. Их там терпеть не могут.
   После завтрака Марк вновь зашел в комнаты деда. Да, похоже, сенатор Корвин отбыл надолго. Узкая кровать заправлена. Все прибрано. Угнетающий, абсолютный порядок. Выключенный компьютер покоился в пластиковой капсуле. На верхней крышке его горела надпись: «Не открывать».

* * *

   Марк отправился в библиотеку. Медленно прошелся вдоль полок, рассматривая футляры с инфокапсулами. Остановился. Рука сама потянулась к футляру с голограммой сектора Психеи. Если он хочет расследовать убийство Эмилии, то должен знать о колонии на Психее все.
   Марк забрал капсулу к себе в кабинет. В «инфашке» было три раздела: «История освоения планеты», «Война Лация и Неронии за обладание Психеей». На десерт – «Живые корабли Неронии». Помнится, Люс скачал себе на пентаценовую страничку монографию о кораблях Неронии, да не успел прочесть. Интересно, как дела у Люса? Повидаться им так и не удалось. Пока юный Корвин растил себе новую кожу на спине, Люса спешно отправили на Петру. Кто-то намеренно делал так, чтобы пути бывших рабов разошлись раз и навсегда. Даже перевод в тысячу кредитов, посланный Люсу на Петру, вернулся назад без всяких объяснений. Трибун Флакк утверждал, что у Люса все в порядке. Но в это почему-то слабо верилось.
   Марк выбрал третий раздел.
   – Живой корабль класса «Триада», созданный империей Нерония, – сообщил компьютер. – Этот корабль в основном выращивается из стволовых клеток, каждая клетка развивается по заданной программе, приспособленная для определенных функций корабля. В поле стволовых клеток вживляются человеческие эмбрионы, обычно три экземпляра, отсюда и название корабля «Триада». Один эмбрион предназначен для управления кораблем, два других – для несения боевого дежурства. Органы чувств у эмбрионов отмирают, в глазные нервы вживляются выращенные из стволовых клеток искусственные органы зрения с круговым обзором, в органы слуха – опять же специально выращенные слуховые органы. Зачатки рук и ног эмбриона соединены с определенными секторами корабля. Человеческие нервы пронизывают корабельную плоть. Поверхность общего живого тела покрывается слоем костных пластин, к которым после окончания роста «Триады» присоединяется неорганический корпус. Живой корабль обладает способностью к постоянной регенерации…
   Перед Марком возникло голографическое изображение: грушевидной формы существо с огромным зеркальным воротником плыло в межзвездном пространстве. Под защитными пластинами можно было разглядеть глаза – живые, но нечеловеческие, они смотрели с неослабевающим вниманием…
   Марк подавил приступ тошноты и приказал: – Хватит!
   Вот он, образец абсолютного рабства. Эмбрион, постепенно растущий в слое стволовых клеток. Ноги не нужны ему, ведь он никогда не сможет бегать, и ему ничего не взять уродливо измененными руками. Его назначение – управлять биологической махиной, несущей смерть…
   Марк провел ладонью по губам. После такой лекции покажется счастьем, что ты родился рабом, способным двигаться и говорить, способным предаваться Венериным усладам с женщиной.
   А двигатель? Как же корабль двигается? Любопытство взяло верх над отвращением.
   – Двигатели «живого» корабля, – затребовал информацию Марк.
   – Двигатели используют эффект мысленного переноса, – сообщил компьютер, – при перемещениях на длинные дистанции. При малых расстояниях – плазменные патроны, а так же антигравитационное зеркало, которое выращивается из тех же стволовых клеток с помощью генетических модификаций.
   – Тебе еще рано работать с этой информацией, – услышал Марк за спиной раздраженный голос.
   Юный Корвин резко повернулся. Перед ним стоял смуглый лысый человечек в синем балахоне. Кожаный истертый пояс нелепо болтался на бедрах. Человечек был худым и нервным, под мышкой он держал несколько старинных кодексов. Осуждающе покачивая головой, он подошел к столу, положил кодексы и уселся в плетеное кресло.
   – Ты – мой учитель? – спросил Марк. – Квинтилиан?
   – Оставь этот футляр, – приказал тот, не удостоив ученика ответом. – Вы, аристократы, похожи друг на друга: набираете в головы всякий сор, а потом не знаете, что с ним делать.
   «Мне понадобится очень много скептицизма, дорогая Лери, – усмехнулся Марк про себя, – чтобы вынести уроки этого типа».
   – Ты не знаешь самых азов, – продолжал Квинтилиан. – Догадайся, с чего мы начнем?
   – С чего?
   – С таблицы умножения.
   Марк подавил улыбку: он помнил учителя отца и учителя деда. Целая череда наставников, напыщенных и самоуверенных, пронеслась перед глазами Марка. Сколько лиц, выражающих то надменность, то растерянность, то напускную строгость, то сердечное добродушие! В каждом было что-то от актера, страстное желание сыграть свою роль и не опозориться перед единственным маленьким зрителем. Изображать творца – что может быть удивительнее и сложнее! Квинтилиан был отнюдь не самым глупым из наставников, не самым напыщенным, не самым ничтожным. Как все учителя патрициев, он происходил из плебеев и страстно завидовал надменным аристократам, которым природа Лация даровала то, что он много лет изучал с таким трудом и упорством. Пожалуй, из всех учителей, которых успел вспомнить Марк, Квинтилиан казался самым завистливым.
   – Я знаю таблицу умножения, – сказал Марк.
   Но не стал уточнять, что выучил ее, считая штабеля с корзинами морквы на полях усадьбы Фейра.
   – А это мы сейчас проверим, – скрипучим голосом заявил Квинтилиан.

* * *

   После обеда приехал Флакк. Он был в легком белом костюме: брюки чуть ниже колен и просторная туника с короткими рукавами – лето на Лации вступило в свои права. Корвин встретил гостя в малой гостиной, одетый в белую тогу. Теперь он имел на это право. Правда, в тоге было жарковато, несмотря на работу кондиционеров. Но чего не сделаешь для того, чтобы стать настоящим патрицием! Одна беда: складки тоги сразу пришли в беспорядок: Марк забыл настроить чип, следящий за безупречным состоянием одежды.
   – Как поживает новый гражданин Лация? – опросил Флакк, усаживаясь на диван, формой больше похожий на старинное римское ложе, – с одной стороны изголовье и гора мягких подушек.
   Когда Марк покинул Колесницу Фаэтона, там была в разгаре осень. Когда прибыл на Лаций, здесь вовсю буйствовала весна. Сейчас время катилось к зениту лета. Похоже, что лето на Лации куда жарче, чем на Колеснице.
   – Неплохо. – Марк старался держаться уверенно. Даже с некоторой заносчивостью. Это лучше, чем заискивать; так он, во всяком случае, считал.
   – Можно, я дам тебе один совет, мой друг?
   – Разумеется.
   – Теперь, когда с тебя сняли протектор, ты все время держишь голову опущенной на грудь, как будто на тебе все еще рабский ошейник. Следи за собой, Марк. Гражданин Лация должен держать голову высоко поднятой.
   Марк изобразил что-то вроде улыбки.
   – Постараюсь об этом не забыть. – Но тут же почувствовал, что подбородок опять упирается в грудь.
   Что за нелепая привычка! Марк демонстративно вскинул голову.
   – Как тебе понравился учитель Квинтилиан? – невинным тоном осведомился Флакк.
   – Одно слово: ужасно.
   – Не печалься, Марк, – похлопал Флакк юношу по плечу. – Дело в том, что ни один патриций не может быть «настройщиком» другого патриция. Если конечно, оба не хотят закончить жизнь в сумасшедшем доме. Так что приходится брать в учителя плебеев. На несколько месяцев, и даже лет, патриций оказывается во власти простолюдина. Причем практически в неограниченной власти. Каждому из нас необходимо через это пройти.
   – Когда мы летим на Психею? – спросил Марк. – Не терпится начать расследование гибели Эмилии.
   Флакк с сомнением покачал головой:
   – Не сейчас. Разве ты не понял? Воспоминания патриция твой учитель должен упорядочить. А это, поверь, совсем не простое дело. Квинтилиан – лучший, кого смог найти твой дед.
   – И сколько на это уходит времени? – Марк попытался расправить тогу, но она окончательно повисла пузырем у него на локте.
   – Год, два, три… Все зависит от того, насколько успешно пойдет дело.
   Марк пожал плечами:
   – Ты готов ждать три года? Два уже минуло с тех пор, как твоя сестра погибла. Ничего не выйдет. Я берусь за это дело немедленно или не берусь вовсе.
   – А как же знания?
   – В нужный момент в мозгу моем всплывет нужная подсказка. Так уже было не раз. Так будет и впредь, я знаю.
   Флакк был обескуражен, но постарался это скрыть:
   – А если подсказка не всплывет?
   – Значит, нам не повезло. Придется выпутываться собственными силами.
   – Знаешь, что я думаю по этому поводу? – спросил Флакк. – Я думаю, что тебе не терпится удрать от Квинтилиана.
   – Может быть, и так, – усмехнулся Марк. – Но прежде всего я хочу сдержать слово.
   – Хорошо, я буду готовить яхту «Клелия» к полету. С нами полетит Друз. В нашей группе должен быть человек, разбирающийся в технике. Надеюсь, ты не против?
   – Я – за. Тем более что Лери желает сделать из него патриция. Итак, насколько помню, мне нужно получить полномочия от сената для расследования этого дела. Не так ли?
   Флакк кивнул:
   – Именно так. Надеюсь, в этот раз в деле не замешан наварх Корнелий, и нам не будут мешать.
   – Я тоже на это надеюсь, – отвечал Марк. – Мерд! – выругался он на диалекте Колесницы: к этому моменту новоявленный патриций окончательно запутался в складках новенькой тоги.
   – Сними ее, – предложил Флакк. – Сними, и отправимся в спортзал.
   – Зачем?
   – Хочу посмотреть, на что ты способен. Надеюсь, ты не слишком плотно пообедал.

* * *

   Спортзал «Итаки» был хорошо оснащен: на полу упругие циновки, но без амортизаторов – почва чужой планеты не будет пружинить под ногами во время схватки или сооружать подушку под твоей задницей, когда шлепнешься. Зато стены отлично гасили удары. Даже зеркала, занимавшие сплошь одну из длинных стен, могли смягчить удар и никогда не бились.
   Едва Марк вошел, из ниши выдвинулась стойка со старинным оружием. Мечи, булавы, тут же обычные шесты и металлические трубы… Забавы на любой вкус. Марк с любопытством оглядел мечи. Клинки были заточены так, что даже касаться пальцами их не следовало. Боевое оружие! Правда, обойдя стойку, Марк обнаружил тяжелые и тупые тренировочные экземпляры, а рядом лежали браслеты для рук и ног для тренировок с утяжелением. Отлично! Есть надежда, что его не сразу начнут шинковать катаной или спатой.