Страница:
– Пошли, – сказал Кацуба, извлекая ключи от драндулета. – Все путем, ребята уже в отеле…
– Не подвезете? – спросила Даша, появившись неведомо откуда.
– Отчего же, – охотно согласился Кацуба. – Такую девушку, да с полным нашим усердием, а ежели насчет коньячку на ночь, так и это всегда готовы, как отмененные историей юные пионеры…
Она села на заднее сиденье и спросила:
– Слушайте, юные пионеры, а вам не кажется, что вы слишком уж распоясались?
– Ей-богу, не трогали мы его, – сказал Кацуба, выруливая со двора. – А кстати, что за тип такой, и почему при нем пистолет оказался? Не просветите?
– Ох, посадила бы я вас всех… – вздохнула она.
– Не верите?
– Не верю.
– Между прочим, Дашенька, – вкрадчиво сказал Кацуба, – когда мы с вами в Шантарске в последний раз виделись, в руке у вас наличествовал симпатичный пистолетик, а у ваших стройных ножек валялись два жмурика. Должен заметить в целях комплимента – два безупречно сработанных жмурика…
– Там другое…
– Ну да? А здесь что?
– Не понимаю до конца, – призналась она. – Это и злит.
– И упорно не верите, что мы к этому жмурику касательства не имеем?
– Не верю, – упрямо сказала она. – Кстати, следовало бы вам помнить, что и я не лыком шита. Нашла тот микрофончик, что ваша Света мне на куртку приколола. И не стройте из себя громом пораженного. До того, как поднялась на корабль, микрофона не было, а когда я сошла на берег, он уже был…
– Ах, вон оно что… – ухмыльнулся Кацуба, не оборачиваясь к ней. – Что-то такое припоминаю… Девочка молодая, в приливе рвения переусердствовала…
– Так вы же мне и в номер «клопов» напихали…
– Вот насчет номера – чистая инсинуация, – сказал Кацуба. – Не лазили мы в номер, не верите – обыщите… Может, все же обменяемся кой-какой информацией?
– Не могу, – сказала она с некоторой ноткой сожаления.
– Начальство не велит?
– Сами понимаете, не могу я с вами по своей инициативе откровенничать.
– А лично я – готов. При условии взаимности, и никак иначе.
– Значит, не договоримся… – сказала Даша. – Остановите.
Кацуба покладисто остановил машину под ближайшим фонарем, но Даша не вылезла – сзади послышался тихий шорох расстегиваемой «молнии» (у нее с собой была нетолстая папочка из желтого кожзаменителя), меж Мазуром и Кацубой просунулась рука с пачкой фотографий.
– Узнаете? – спросила Даша.
Мазур быстро узнал выхваченное фотовспышкой из темноты лицо, искаженное гримасой скорее недоумения, чем страха. На других снимках – гораздо более неприглядная картина. Бедный Сережа, то-то он куда-то запропал…
– Тяжелым предметом по затылку, – бесстрастным голосом пояснила Даша. – Вы с ним, кажется, в последние дни были не разлей вода? Молчите?
– А что делать? – пожал плечами Кацуба. – У меня такое сложилось впечатление – как ни оправдывайся, не поверите…
– А вот это? – она подсунула новые фотографии.
Глядя на очередной труп, заснятый во всех ракурсах, Мазур не ощутил злорадства – одну тупую усталость. Слишком много покойников, вертелось в голове, слишком много…
– Узнаете, конечно? – нагнулась к Мазуру Даша.
– Узнаю, – нехотя сказал он. – Это и есть тот… Никитин.
– Ага. Никитин Юрий Петрович, из здешней уголовки. Обидчик ваш. – Она повернулась к Кацубе. – Веселые дела получаются правда? Вас интересует капитан водолазного бота Толстолобов – и вскоре его находят убитым, причем убийство не особенно старательно замаскировано под нападение пьяной шпаны. Возле вас крутится Сергей Прутков – и его находят мертвым. Вас обижает Никитин – и в соответствии с установившейся традицией ему всаживают заточку под ребро. Стоило вашему бравому спутнику, – кивнула она на Мазура, – закрутить роман с Екатериной Белинской, заведовавшей здешним музеем, как музей наполовину сгорает, а сама Белинская бесследно исчезает. Перебор получается. Кто, интересно, следующий? Соловаров?
– Кто-кто?
– Ой, ну не надо… – в зеркальце Мазур видел, как поморщилась Даша. – Гриша Нептун, с коим вы так мило ворковали на одной богатой дачке… Можете трогаться, больше у меня фотографий нет… пока.
– Хорошего вы о нас мнения, Дашенька…
– Где Белинская?
– Понятия не имею, – сказал Кацуба. – Дашенька, чтоб я так жил – пустышку тянете. Я устал вам это доказывать…
– Вы, по-моему, одного не понимаете, – сказала она так, словно пропустила все его слова мимо ушей. – Не понимаете, что ваш размах, ваша чересчур буйная деятельность начинают уже кое-кому становиться поперек горла. Особенно после убийства Никитина.
– Будут мешать жить? – небрежно спросил Кацуба.
– Могут осложнить жизнь, – сказала Даша. – В конце-то концов, не вы самые крутые на этом свете. На свете вообще нет самых крутых…
– Слушайте, Даша, – сказал Кацуба серьезно. – Нас что, кто-то старательно поливает грязью?
Она молчала. Ни словечка не проронила до тех пор, пока Кацуба не остановил машину.
– Уж извините, дальше придется пешочком. Я тут присмотрел один гараж, бросать тачку возле гостиницы как-то непривычно для коренного шантарца…
Она сговорчиво вылезла, спросила:
– Я так понимаю, на корабль меня больше не пустят?
– Ну что вы, Дашенька, – ухмыльнулся Кацуба. – Присоединяйтесь завтра, всегда рады, а если еще юбочку покороче наденете, я вам цветов куплю… Подождете нас? До гостиницы проводим, а то еще обидит кто…
– Замучаются обижать, – сухо сказала она. – Значит, можно завтра с вами?
– Конечно.
– Всего наилучшего, – сказала она столь же сухо и, не оглядываясь, пошла прочь по темной улице.
– Ах, какая девка… – вздохнул Кацуба, глядя ей вслед. – Огонь, во всех смыслах… Интересно только, кто ей про нас пакости рассказывает? Ведь рассказывает кто-то, нюхом чую… Ладно, подожди тут пару минут, я сейчас…
Он поехал куда-то во двор. Мазур остался торчать под фонарем, словно незабвенная Лили Марлен из вермахтовской солдатской песенки. Ходил взад-вперед и от скуки приборматывал под нос:
– Где Катя?
– Не дергайся, – сказал Кацуба. – Я твою Лили Марлен самолично отвез на базу. Как-никак колючка, часовые, запретная зона… Сначала дергалась, потом успокоилась, начала кое-что понимать. О тебе беспокоилась. Серьезно. Как бы его, говорит, не обидел кто. Сам, говорю, кого хошь обидит…
– Так ты ей сказал…
– Что я, идиот? – искренне изумился Кацуба. – Взял я с собой одного авантажного мэна в полной форме, он-то главную скрипку и играл, Джеймсом Бондом прикидывался, а мы с тобой для нее как были штатскими, так и остались. Все в ажуре, еще успеешь пообщаться… Ладно, как тебе последние события?
– А рыжая не гнала туфту?
– Вот это вряд ли, – серьезно сказал Кацуба. – Многого от нее можно ждать, но улик никогда не фальсифицировала, не замечено за ней такого… Что там с твоим Дмитрием?
– Пуля в затылок, – сказал Мазур. – Как подполковник и говорил. Возможно, конечно, что стреляли из его собственного «Макарова», у него был в руке «Макар»… Только сдается мне, что сработали бесшумкой. Начни у него кто-то отнимать пистолет, я услышал бы, подошел-то совсем близко. Но там все было тихо, потом раздался выстрел, а он, должно быть, успел нажать на курок, держал пушку в руке…
– Не факт, что это его пушка, – подумав, заключил Кацуба. – Ты же при нем не видел пушки? Допрежь?
– Не видел.
– То-то.
– У меня сумасшедшая идея, – сказал Мазур. – Полное впечатление, будто нас кто-то оберегает. На свой лад. Тот, что натолкал в номера микрофонов. Не понравилось ему, что вокруг нас начали крутиться ребятки этого Димы, вот и отреагировал…
– А от Сережи нас тоже оберегали?
– Сережа в эту версию не вписывается, – признал Мазур. – Ну, я просто рассуждаю вслух, не мое дело – версии выдвигать, не особенно и учен…
– Что-то в этом есть, конечно, – сказал Кацуба. – Не понравилось кому-то, что наша информация начнет уходить на сторону… В виде версии – вполне приемлемо. Хуже другое – никаких концов, за которые можно мотать клубочек, я пока не вижу…
Когда они подошли совсем близко к величественному крыльцу гостиницы, навстречу по широким ступенькам проворно скатился Шишкодремов:
– Нептун приперся.
– Убитых нет? – спокойно спросил Кацуба.
– Ни убитых, ни агрессии: заявился один-одинешенек и повел Светку в ресторан, в виде моральной компенсации. Я суетиться не стал – пусть себе воркуют под бездарный гром оркестра… Правильно?
– Совершенно, – сказал Кацуба. – Пусть воркуют. А ты, золото мое, срочно взмывай поутру на крыло, сам знаешь, что следует форсировать…
– Что стряслось?
– А ничего, – лениво сказал Кацуба. – Три жмура образовались, только-то и делов…
Глава 13
– Не подвезете? – спросила Даша, появившись неведомо откуда.
– Отчего же, – охотно согласился Кацуба. – Такую девушку, да с полным нашим усердием, а ежели насчет коньячку на ночь, так и это всегда готовы, как отмененные историей юные пионеры…
Она села на заднее сиденье и спросила:
– Слушайте, юные пионеры, а вам не кажется, что вы слишком уж распоясались?
– Ей-богу, не трогали мы его, – сказал Кацуба, выруливая со двора. – А кстати, что за тип такой, и почему при нем пистолет оказался? Не просветите?
– Ох, посадила бы я вас всех… – вздохнула она.
– Не верите?
– Не верю.
– Между прочим, Дашенька, – вкрадчиво сказал Кацуба, – когда мы с вами в Шантарске в последний раз виделись, в руке у вас наличествовал симпатичный пистолетик, а у ваших стройных ножек валялись два жмурика. Должен заметить в целях комплимента – два безупречно сработанных жмурика…
– Там другое…
– Ну да? А здесь что?
– Не понимаю до конца, – призналась она. – Это и злит.
– И упорно не верите, что мы к этому жмурику касательства не имеем?
– Не верю, – упрямо сказала она. – Кстати, следовало бы вам помнить, что и я не лыком шита. Нашла тот микрофончик, что ваша Света мне на куртку приколола. И не стройте из себя громом пораженного. До того, как поднялась на корабль, микрофона не было, а когда я сошла на берег, он уже был…
– Ах, вон оно что… – ухмыльнулся Кацуба, не оборачиваясь к ней. – Что-то такое припоминаю… Девочка молодая, в приливе рвения переусердствовала…
– Так вы же мне и в номер «клопов» напихали…
– Вот насчет номера – чистая инсинуация, – сказал Кацуба. – Не лазили мы в номер, не верите – обыщите… Может, все же обменяемся кой-какой информацией?
– Не могу, – сказала она с некоторой ноткой сожаления.
– Начальство не велит?
– Сами понимаете, не могу я с вами по своей инициативе откровенничать.
– А лично я – готов. При условии взаимности, и никак иначе.
– Значит, не договоримся… – сказала Даша. – Остановите.
Кацуба покладисто остановил машину под ближайшим фонарем, но Даша не вылезла – сзади послышался тихий шорох расстегиваемой «молнии» (у нее с собой была нетолстая папочка из желтого кожзаменителя), меж Мазуром и Кацубой просунулась рука с пачкой фотографий.
– Узнаете? – спросила Даша.
Мазур быстро узнал выхваченное фотовспышкой из темноты лицо, искаженное гримасой скорее недоумения, чем страха. На других снимках – гораздо более неприглядная картина. Бедный Сережа, то-то он куда-то запропал…
– Тяжелым предметом по затылку, – бесстрастным голосом пояснила Даша. – Вы с ним, кажется, в последние дни были не разлей вода? Молчите?
– А что делать? – пожал плечами Кацуба. – У меня такое сложилось впечатление – как ни оправдывайся, не поверите…
– А вот это? – она подсунула новые фотографии.
Глядя на очередной труп, заснятый во всех ракурсах, Мазур не ощутил злорадства – одну тупую усталость. Слишком много покойников, вертелось в голове, слишком много…
– Узнаете, конечно? – нагнулась к Мазуру Даша.
– Узнаю, – нехотя сказал он. – Это и есть тот… Никитин.
– Ага. Никитин Юрий Петрович, из здешней уголовки. Обидчик ваш. – Она повернулась к Кацубе. – Веселые дела получаются правда? Вас интересует капитан водолазного бота Толстолобов – и вскоре его находят убитым, причем убийство не особенно старательно замаскировано под нападение пьяной шпаны. Возле вас крутится Сергей Прутков – и его находят мертвым. Вас обижает Никитин – и в соответствии с установившейся традицией ему всаживают заточку под ребро. Стоило вашему бравому спутнику, – кивнула она на Мазура, – закрутить роман с Екатериной Белинской, заведовавшей здешним музеем, как музей наполовину сгорает, а сама Белинская бесследно исчезает. Перебор получается. Кто, интересно, следующий? Соловаров?
– Кто-кто?
– Ой, ну не надо… – в зеркальце Мазур видел, как поморщилась Даша. – Гриша Нептун, с коим вы так мило ворковали на одной богатой дачке… Можете трогаться, больше у меня фотографий нет… пока.
– Хорошего вы о нас мнения, Дашенька…
– Где Белинская?
– Понятия не имею, – сказал Кацуба. – Дашенька, чтоб я так жил – пустышку тянете. Я устал вам это доказывать…
– Вы, по-моему, одного не понимаете, – сказала она так, словно пропустила все его слова мимо ушей. – Не понимаете, что ваш размах, ваша чересчур буйная деятельность начинают уже кое-кому становиться поперек горла. Особенно после убийства Никитина.
– Будут мешать жить? – небрежно спросил Кацуба.
– Могут осложнить жизнь, – сказала Даша. – В конце-то концов, не вы самые крутые на этом свете. На свете вообще нет самых крутых…
– Слушайте, Даша, – сказал Кацуба серьезно. – Нас что, кто-то старательно поливает грязью?
Она молчала. Ни словечка не проронила до тех пор, пока Кацуба не остановил машину.
– Уж извините, дальше придется пешочком. Я тут присмотрел один гараж, бросать тачку возле гостиницы как-то непривычно для коренного шантарца…
Она сговорчиво вылезла, спросила:
– Я так понимаю, на корабль меня больше не пустят?
– Ну что вы, Дашенька, – ухмыльнулся Кацуба. – Присоединяйтесь завтра, всегда рады, а если еще юбочку покороче наденете, я вам цветов куплю… Подождете нас? До гостиницы проводим, а то еще обидит кто…
– Замучаются обижать, – сухо сказала она. – Значит, можно завтра с вами?
– Конечно.
– Всего наилучшего, – сказала она столь же сухо и, не оглядываясь, пошла прочь по темной улице.
– Ах, какая девка… – вздохнул Кацуба, глядя ей вслед. – Огонь, во всех смыслах… Интересно только, кто ей про нас пакости рассказывает? Ведь рассказывает кто-то, нюхом чую… Ладно, подожди тут пару минут, я сейчас…
Он поехал куда-то во двор. Мазур остался торчать под фонарем, словно незабвенная Лили Марлен из вермахтовской солдатской песенки. Ходил взад-вперед и от скуки приборматывал под нос:
– …моя Лили Марлен… – подхватил бесшумно возникший из темноты Кацуба, запихивавший ключи в карман. – Пошли?
Если я в окопе от пули не умру,
Если русский снайпер мне не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен…
То будем вновь,
крутить любовь,
под фонарем,
с тобой вдвоем…
– Где Катя?
– Не дергайся, – сказал Кацуба. – Я твою Лили Марлен самолично отвез на базу. Как-никак колючка, часовые, запретная зона… Сначала дергалась, потом успокоилась, начала кое-что понимать. О тебе беспокоилась. Серьезно. Как бы его, говорит, не обидел кто. Сам, говорю, кого хошь обидит…
– Так ты ей сказал…
– Что я, идиот? – искренне изумился Кацуба. – Взял я с собой одного авантажного мэна в полной форме, он-то главную скрипку и играл, Джеймсом Бондом прикидывался, а мы с тобой для нее как были штатскими, так и остались. Все в ажуре, еще успеешь пообщаться… Ладно, как тебе последние события?
– А рыжая не гнала туфту?
– Вот это вряд ли, – серьезно сказал Кацуба. – Многого от нее можно ждать, но улик никогда не фальсифицировала, не замечено за ней такого… Что там с твоим Дмитрием?
– Пуля в затылок, – сказал Мазур. – Как подполковник и говорил. Возможно, конечно, что стреляли из его собственного «Макарова», у него был в руке «Макар»… Только сдается мне, что сработали бесшумкой. Начни у него кто-то отнимать пистолет, я услышал бы, подошел-то совсем близко. Но там все было тихо, потом раздался выстрел, а он, должно быть, успел нажать на курок, держал пушку в руке…
– Не факт, что это его пушка, – подумав, заключил Кацуба. – Ты же при нем не видел пушки? Допрежь?
– Не видел.
– То-то.
– У меня сумасшедшая идея, – сказал Мазур. – Полное впечатление, будто нас кто-то оберегает. На свой лад. Тот, что натолкал в номера микрофонов. Не понравилось ему, что вокруг нас начали крутиться ребятки этого Димы, вот и отреагировал…
– А от Сережи нас тоже оберегали?
– Сережа в эту версию не вписывается, – признал Мазур. – Ну, я просто рассуждаю вслух, не мое дело – версии выдвигать, не особенно и учен…
– Что-то в этом есть, конечно, – сказал Кацуба. – Не понравилось кому-то, что наша информация начнет уходить на сторону… В виде версии – вполне приемлемо. Хуже другое – никаких концов, за которые можно мотать клубочек, я пока не вижу…
Когда они подошли совсем близко к величественному крыльцу гостиницы, навстречу по широким ступенькам проворно скатился Шишкодремов:
– Нептун приперся.
– Убитых нет? – спокойно спросил Кацуба.
– Ни убитых, ни агрессии: заявился один-одинешенек и повел Светку в ресторан, в виде моральной компенсации. Я суетиться не стал – пусть себе воркуют под бездарный гром оркестра… Правильно?
– Совершенно, – сказал Кацуба. – Пусть воркуют. А ты, золото мое, срочно взмывай поутру на крыло, сам знаешь, что следует форсировать…
– Что стряслось?
– А ничего, – лениво сказал Кацуба. – Три жмура образовались, только-то и делов…
Глава 13
ЧЬИ БЕЗДНЫ ГОРЬКИ…
– Все, в общем, было довольно пристойно, – сказала Света, выпуская дым в приоткрытый иллюминатор. – Открываю дверь – стоит, громила, даже парочку цветов в грабке мусолит. Предложил в ресторан, я пошла. Попили, поплясали, поболтали. Потом, конечно, начал со страшной силой набиваться ко мне в номер, кофейку попить, но я категорически отказалась, с целью набития себе цены, так, позволила порасстегивать да полапать. Ушел не без горького разочарования, но обещал сегодня вечером опять в кабак сводить. Я, понятно, не отказалась.
– А впечатления от общения? – спросил Кацуба.
– Мысль у него растекалась по двум направлениям, – прилежно доложила Света. – Во-первых, чертовски интересовался, что мы из себя представляем, кто за нами стоит, чего от нас вообще ждать. Хочет поговорить с тобой, но предварительно старается меня расколоть – хоть и видел меня в деле, все равно с чисто мужской самоуверенностью считает самым слабым и болтливым звенышком в цепочке. Я его ювелирненько наводила на мысль, что вся наша теплая компания как раз те, за кого себя выдаем. Просто резкие мы все до предела, восточным единоборствам учены согласно столичной моде, а лишних неприятностей не хотим – потому и не стали в милицию бежать. Пушки, в принципе, готовы и вернуть, сесть за стол переговоров…
– Поверил? В то, что мы – штатский народ?
– Я бы сказала – почти. Не светоч интеллекта, знаешь ли, но и не дурак, этакий справный крестьянский мужик себе на уме. Но поскольку сидит здесь почти безвылазно, это не могло не наложить отпечатка на кругозор – провинция-с, что ни говори. Определенная сиволапость присутствует. Но это не глупость или недостаток житейской сметки, а следствие некоторой оторванности от цивилизации. Ум, вообще-то, острый. В очкастеньких ученых, отчего-то поголовно обучившихся боевым искусствам, верит плохо. Пытался меня выспрашивать, не выполняем ли мы чей-то заказ.
– Заказ на предмет чего?
– Вот и я то же самое моментально спросила. Тут он стал ужасно загадочным. Однако намекал: если у нас в самом деле есть выход на серьезных денежных людей, можем договориться. Впечатление… – она старательно поискала слова. – Впечатление такое, что он сидит на какой-то серьезной и выгодной проблеме, своими силами справиться не может и с тысячей предосторожностей пытается найти компаньонов. Ты взял самую выгодную линию поведения, как оказалось. Оценил наш Нептун твое поведение – морды им легонько набил, пушки забрал, но издеваться не стал, а это, по мнению моего нового друга, свидетельствует не просто о силе, а еще и должной серьезности…
– Удивительно точно он меня определил, – осклабился Кацуба. – Я такой…
– И вдобавок – нюанс, – сказала Света. – Нас старательно пасли. Сели на хвост уже в ресторане, парочка несуетливых, опытных ребят. Ничего не берусь решать окончательно, но не удивлюсь, если окажется, что хвост за Нептуном приволокся.
– Так… А второй пункт?
– Ну, это гораздо примитивнее, – прищурилась Света. – У него ко мне неудержимый мужской интерес. Дефицит тут на красивых и ярких баб, сам понимаешь. Правда, не рассчитываю, что он, едва слезши с меня, тут же начнет растроганно выдавать свои роковые тайны…
– Но попробовать-то его подвести к этому состоянию можно?
Света уставилась на него со столь обольстительно-блядской улыбкой, что сидевший рядом Мазур, движимый той же неисповедимо мужской логикой, почувствовал в хаотической смеси и желание, и ревность, и неприязнь.
– Попробовать подвести можно всякого, герр штурмбаннфюрер, – промурлыкала она. – Как учат наши теоретики, и правильно учат, мужик после сорока начинает трахаться с особым ожесточением не ради приятности самого процесса, а оттого, что рвется самому себе доказать, какой он молодец… У тебя еще остались «таблеточки истины»?
– Я и флакон-то не распечатывал, – оживился Кацуба.
– Технически, конечно, накормить его «эликсиром истины» несложно, – деловито сказала Света. – Но тут начинаются нюансы и вариации. У меня в номере я его по вполне понятным причинам колоть не могу. На его хате чревато. Таблеточки вызывают неудержимую тягу к откровенности, но всех прочих качеств не подавляют. Что, если он, разоткровенничавшись, пожалеет о своей несдержанности и решит меня срочно задавить? Я, конечно, отобьюся, но вся игра полетит насмарку…
– Хату попробую организовать, – подумав, сказал Кацуба. – А что, если его напоить «эликсиром» еще в кабаке? Не смотрится излишним авантюризмом?
– По-моему, нет, – уверенно сказала Света.
– Тогда делаем так, – что-то явно решив, сказал Кацуба. – Завтра шваркнешь ему химию в бокал еще в кабаке. Хата будет. Шишок с напарником встанут на подхвате. Потом Шишка я пущу за вашими хвостами, если опять объявятся. Больше всего во всей этой веселой истории меня угнетает отсутствие языка, с которым можно всласть поговорить о тайнах и странностях… Иногда тянет меня даже… – он задумчиво глянул в выходивший на бак иллюминатор, задержал взгляд на стоявшей у борта Даше. – Нет, здесь последствия перевешивают выгоду… Словом, план кампании готов, извольте выполнять.
– Пушку бы, – пробурчал Шишкодремов.
– Мандраж?
– Расчет, – запротестовал Шишкодремов. – Кто бы они ни были, давно начали класть жмуриков штабелями. Если против тебя будут стволы, никакими приемчиками не отмахаешься.
– Надо подумать, – сказал Кацуба. – Коли уж ты твердо убежден, что настал момент вооружаться. Но это, Робик, сложности усугубляет…
– Я за свою шкуру не боюсь, сам знаешь. Но чертовски обидно будет вспорхнуть на небеса исключительно оттого, что в кармане в нужный момент не оказалось ствола.
– Будет вам и кукла, будет и свисток… – задумчиво протянул Кацуба. – Я сегодня мягок, меня сегодня уговорить легко… Ну что, дружище Микушевич и дружище Вася? Скоро подойдем к «Вере», пора бы вам готовиться, Ихтиандры мои двоякодышащие…
…Мазур, с привычной сноровкой шевеля ластами, преодолел последние метры по косой линии. Посветил фонарем.
«Вера», достигнув дна, завалилась набок и лежала сейчас под углом примерно восемьдесят градусов. Насколько удалось пока рассмотреть, корпус повреждений не получил. Мазур, сделав два сильных гребка, оказался над выпуклым бортом, опустился на старое железо, постучал рукояткой ножа. Борт выдержал, хотя ржавчина, конечно, тут же взвилась тяжелым облачком. Слегка скребнув кончиками ластов по борту, оказался над фальшбортом, перевесился вниз, посветил, присмотрелся.
Так… Надстройками «Вера» в свое время была не богата – одна невеликая ходовая рубка. Каюты (а там должны быть каюты, Катя о чем-то таком упоминала, кутеж в каютах под граммофон) располагались под палубой.
Мазур переместился еще на метр, посветил фонариком в иллюминатор. Ничего не смог рассмотреть сквозь помутневшее стекло – какие-то неопределенные контуры, только и удалось различить, что угловатые.
Поплыл над бортом, направляясь к килю, мимоходом покосился в Васину сторону – тот точно так же плавал, чуть ли не утыкаясь носом в борт, вдумчиво исследовал. Молодец, вообще-то, старается, Мазуру не приходится отписываться одному…
«Та-ак…» – сказал он себе мысленно, посветил фонарем гораздо тщательнее. Понял, что ошибиться ни за что не мог. Запустил руку в черное отверстие, посветил туда – открыто…
Насколько он помнил из рассказа Степана Ильича, иногда удивлявшего Мазура самыми неожиданными знаниями, кингстоны на судах типа «Веры» располагались строго симметрично воображаемой плоскости, перпендикулярно делившей корабль на две половинки. Увы, чтобы обозреть парный кингстон, «Веру» придется перевернуть. Впрочем, особого значения это не имеет, и так ясно.
Восемьдесят лет назад кто-то открыл на «Вере» кингстоны – или, по крайней мере, один кингстон. Что ж, и одного достаточно. Если не принять мер вовремя – а их, сдается, так и не приняли.
Что ж, именно ему удалось раскрыть старую загадку? «Вера» затонула из-за открытого кингстона – но кого теперь разгадка интересует, и к чему ее приспособить?
Резкий стук металла о металл.
Мазур поднял голову. Вася, наполовину скрывшийся в зеленоватом тумане сюрреалистическое, признаться, зрелище, – яростно жестикулировал, манил к себе.
Мазур поплыл в ту сторону, взглянул. Интересно… Легонько провел затянутым в перчатку пальцем по идеально гладкому, даже слегка поблескивавшему краю здоровенной дыры, куда без особого труда мог проплыть аквалангист. Жестом отослал напарника дальше, к носу. И сказал, умело складывая губы так, чтобы не выпустить загубник:
– Я – Дельфин. У нас тут кое-что интересное. В борту вижу приличных размеров дыру, прорезанную явно газосваркой.
– Что такое? – раздался в наушниках слегка искаженный голос Кацубы.
– Кто-то проделал газосваркой дыру, чтобы забраться внутрь, – сказал Мазур. – Через рубку, видимо, не удалось попасть, может, завалило чем-то люк или скобы приржавели… Как поняли?
– Да понял, понял, – после короткого молчания отозвался Кацуба. – Старая дыра?
– Не сказал бы. Совсем недавно проделана, края еще блестят. Минутку…
Он подплыл к напарнику, присмотрелся и сообщил:
– Еще дыра. Практически идентичная. Кто-то очень старался, очень ему хотелось внутрь…
– Размеры?
– Аквалангист пройдет свободно.
– Твои соображения?
– Надо бы посмотреть, – сказал Мазур. Наверху с полминуты молчали.
– Посылай Васю, – сказал Кацуба. – А сам поглядывай там…
– Как у вас?
– У нас все вроде ничего, но Ильич опять на схожую отметочку жалуется. На локаторе отметочка… Идентична прошлой.
– Понял, – сказал Мазур. – Ладно, пускаю Васю…
Поманил напарника, знаками объяснил задачу. Старательно обмотал Васю страховочным тросом, и, когда напарник головой вперед нырнул в черный провал, принялся понемногу вытравливать. Трос шел нормально, без зацепов и провисаний.
Потом ничего словно бы не изменилось, но Мазур опытным глазом оценил едва заметное свободное шевеление, понял, что напарник достиг какой-то поверхности, на которой можно стоять. Вероятнее всего, стенка, ставшая полом.
Перестал вытравливать, ждал. Довольно долго ничего не происходило. Послав условный сигнал, Мазур тут же получил в ответ условленное же подергивание, означавшее, что внизу все нормально. Снова ждал.
Внизу временами мелькали отблески света-напарник со всем прилежанием исследовал нутро корабля. Ага, вот и сигнал «Тяни». Мазур принялся осторожно тянуть-сматывать.
Сначала показались руки – в одной фонарик, в другой темный загадочный предмет, потом появился шлем. Вынырнув, Вася уселся рядом, достал из кармашка на поясе блокнот с пластиковыми страничками, размашисто начертал фломастером: «Трюм. Груза вроде нет. Только балласт. Пушка там валялась».
Обозрев предмет, Мазур все-таки узнал большой револьвер – марку теперь уже не определишь, можно сказать лишь, что это именно револьвер, превратившийся в бугорчато-ноздреватый комок ржавчины.
Совершенно не представляя, зачем ему сей сувенир, но повинуясь привычке, Мазур сунул бывшее грозное оружие в сетку на поясе. Забрал фломастер, написал: «Давай во вторую дыру».
– С первой дыркой закончили, – доложил он наверх.
– Что там?
– Ни хрена. Пустой трюм, ржавый шпалер. Идем во вторую.
– Принято, – сказали наверху.
И замолчали – что еще они могли сказать, собственно? Не ободрять же, взывая к идеалам ленинизма? Вася вновь ушел в черный провал. Мазур снова остался наверху, присел на выпуклости борта едва ли не в позе роденовского «Мыслителя», вокруг кружили стайки мелких рыбешек, иные отважно ныряли в дыру, вслед за Мазуровым напарником. Мазур, неведомо в который раз, подивился той невозможной, невероятной синхронности, с которой они все разом совершали маневры. Мелочь, крохи, любую одним движением большого пальца можно размазать по борту, как клопа на стенке, – но как они это делают? В неизвестных человечеству военных лабораториях, занимавшихся многими загадками моря, не раз штурмовали и эту загадку впустую…
Конец чуть не вырвался у него из руки.
Опомнившись, Мазур прихватил его покрепче. Трос сотрясали частые рывки тревога, тревога, тревога! Не успел он толком прикинуть, что к чему, посветив фонариком в дыру, как пришлось отшатнуться – луч поймал нечто темное, круглое, рванувшее из недр судна, как ракета из шахты субмарины.
Шлем, конечно…
Вася вылетел в вихре пузырей, бестолково шевеля всеми четырьмя конечностями, повисел над бортом – полное впечатление, что он забыл, где он, кто он и как ему теперь поступать…
Человеку неопытному постигшее Мазура мгновенное озарение показалось бы невероятным, но Мазур был профессионал и потому сознание враз построило нехитрую логическую цепочку: погружение, «Вера», не вернувшийся аквалангист…
Вася был плох, что ни миг, мог выпустить изо рта загубник, а это сулило обоим ускоренное всплытие и пыточные процедуры в барокамере. Рывком оттолкнувшись от борта, Мазур поймал за руку незадачливого напарника, притянул к себе. За стеклом маски узрел геометрически круглые, выпученные глаза, налитые ужасом. Знал, что хиляк, но не настолько же…
Вырвав из ножен клинок, Мазур медленно приблизил острие к маске, медленно поводил им вправо-влево – клин клином вышибают, ничего лучше человечество не придумало. Выплюнет загубник – хлопот не оберешься…
Подействовало. Вася понемногу перестал дергаться, судя по пузырькам, принялся дышать более-менее нормально. Мысленно ухмыльнувшись, Мазур написал в блокноте: «Труп?»
Вася отчаянно закивал. Уточнять не стоило – кандидатов в могущие обнаружиться под водой трупы имелось не так уж много. Один-единственный.
Какое-то время Мазур прокачивал ситуацию. В нынешнем Васином состоянии полагаться на него, как на подстраховщика, никак нельзя, но рисковать придется, в конце концов, это не подводный бетонный лабиринт в Эль-Бахлаке и не трюм эсминца «Роза»…
Мазур размашисто написал: «Я пошел вниз. Сиди смирно, сука! Понял?»
Вася закивал. Послал бог помощничка…
– Я – Дельфин, – произнес он. – В трюме обнаружен труп аквалангиста. Наши действия?
– Извлечь можно?
– Сейчас посмотрим.
– Попробуйте. Потом доложите, спустим конец.
Мазур отсоединил разъем телефонного провода, в два гребка приблизился к дыре и, светя фонариком, стал осторожно погружаться. Почти сразу же вокруг появилось приличных размеров свободное пространство. Мазур, водя фонарем, пытался определить, куда это его занесло – повернутое на девяносто градусов помещение опознать удалось не сразу. Ага. Нечто вроде салона – привинченный к полу диван, такой же стол, на стенке, ставшей сейчас полом, лежат грудой стулья, бутылки, еще какой-то хлам. Похоже, именно здесь купец Дорофеев, в полном соответствии со своей классовой сущностью, прожигал жизнь, транжиря украденную у пролетариата прибавочную стоимость. Или как там по-марксистски эта штука называлась? Пальма – вот что это такое непонятное торчит из кучи.
Обломилась, надо полагать, при ударе корабля о дно…
В полу чернел прямоугольный люк – бывшая дверь в соседнее помещение.
Мазур посветил вниз, потом подобрал валявшийся тут же, продолжавший светить фонарик, брошенный Васей при бегстве. Посветил двумя.
Черный треугольный предмет. Уголок ласта.
Мазур медленно оперся локтями на бывшие дверные косяки, опустил ноги в провал, положил один фонарик так, чтобы освещал внизу стену, ставшую полом.
Мягко приземлился на нее. Н-да, зрелище для чувствительного человека. В столь холодной воде процессы разложения чертовски замедляются, и потому мертвец в черном комбинезоне выглядел, на взгляд повидавшего и не такое Мазура, довольно пристойно. Он лежал навзничь, чуточку выгнувшись – баллоны снизу подперли тело, придав гротескную лозу, – загубник болтался где-то в районе поясницы. Рот, надо сказать, был изрядно попорчен – рыбья мелкота давно проникла сюда и поживилась, насколько смогла. На глазах Мазура из бывшей глотки, не особенно и спеша, выплыла длинная черноватая рыбка, вильнула хвостиком и куда-то исчезла, выйдя из круга света.
Мазур, неуклюже переставляя ноги в ластах, сделал два шага вперед, наклонился и всмотрелся внимательно. Ну, кое-какие выводы сделать можно…
– А впечатления от общения? – спросил Кацуба.
– Мысль у него растекалась по двум направлениям, – прилежно доложила Света. – Во-первых, чертовски интересовался, что мы из себя представляем, кто за нами стоит, чего от нас вообще ждать. Хочет поговорить с тобой, но предварительно старается меня расколоть – хоть и видел меня в деле, все равно с чисто мужской самоуверенностью считает самым слабым и болтливым звенышком в цепочке. Я его ювелирненько наводила на мысль, что вся наша теплая компания как раз те, за кого себя выдаем. Просто резкие мы все до предела, восточным единоборствам учены согласно столичной моде, а лишних неприятностей не хотим – потому и не стали в милицию бежать. Пушки, в принципе, готовы и вернуть, сесть за стол переговоров…
– Поверил? В то, что мы – штатский народ?
– Я бы сказала – почти. Не светоч интеллекта, знаешь ли, но и не дурак, этакий справный крестьянский мужик себе на уме. Но поскольку сидит здесь почти безвылазно, это не могло не наложить отпечатка на кругозор – провинция-с, что ни говори. Определенная сиволапость присутствует. Но это не глупость или недостаток житейской сметки, а следствие некоторой оторванности от цивилизации. Ум, вообще-то, острый. В очкастеньких ученых, отчего-то поголовно обучившихся боевым искусствам, верит плохо. Пытался меня выспрашивать, не выполняем ли мы чей-то заказ.
– Заказ на предмет чего?
– Вот и я то же самое моментально спросила. Тут он стал ужасно загадочным. Однако намекал: если у нас в самом деле есть выход на серьезных денежных людей, можем договориться. Впечатление… – она старательно поискала слова. – Впечатление такое, что он сидит на какой-то серьезной и выгодной проблеме, своими силами справиться не может и с тысячей предосторожностей пытается найти компаньонов. Ты взял самую выгодную линию поведения, как оказалось. Оценил наш Нептун твое поведение – морды им легонько набил, пушки забрал, но издеваться не стал, а это, по мнению моего нового друга, свидетельствует не просто о силе, а еще и должной серьезности…
– Удивительно точно он меня определил, – осклабился Кацуба. – Я такой…
– И вдобавок – нюанс, – сказала Света. – Нас старательно пасли. Сели на хвост уже в ресторане, парочка несуетливых, опытных ребят. Ничего не берусь решать окончательно, но не удивлюсь, если окажется, что хвост за Нептуном приволокся.
– Так… А второй пункт?
– Ну, это гораздо примитивнее, – прищурилась Света. – У него ко мне неудержимый мужской интерес. Дефицит тут на красивых и ярких баб, сам понимаешь. Правда, не рассчитываю, что он, едва слезши с меня, тут же начнет растроганно выдавать свои роковые тайны…
– Но попробовать-то его подвести к этому состоянию можно?
Света уставилась на него со столь обольстительно-блядской улыбкой, что сидевший рядом Мазур, движимый той же неисповедимо мужской логикой, почувствовал в хаотической смеси и желание, и ревность, и неприязнь.
– Попробовать подвести можно всякого, герр штурмбаннфюрер, – промурлыкала она. – Как учат наши теоретики, и правильно учат, мужик после сорока начинает трахаться с особым ожесточением не ради приятности самого процесса, а оттого, что рвется самому себе доказать, какой он молодец… У тебя еще остались «таблеточки истины»?
– Я и флакон-то не распечатывал, – оживился Кацуба.
– Технически, конечно, накормить его «эликсиром истины» несложно, – деловито сказала Света. – Но тут начинаются нюансы и вариации. У меня в номере я его по вполне понятным причинам колоть не могу. На его хате чревато. Таблеточки вызывают неудержимую тягу к откровенности, но всех прочих качеств не подавляют. Что, если он, разоткровенничавшись, пожалеет о своей несдержанности и решит меня срочно задавить? Я, конечно, отобьюся, но вся игра полетит насмарку…
– Хату попробую организовать, – подумав, сказал Кацуба. – А что, если его напоить «эликсиром» еще в кабаке? Не смотрится излишним авантюризмом?
– По-моему, нет, – уверенно сказала Света.
– Тогда делаем так, – что-то явно решив, сказал Кацуба. – Завтра шваркнешь ему химию в бокал еще в кабаке. Хата будет. Шишок с напарником встанут на подхвате. Потом Шишка я пущу за вашими хвостами, если опять объявятся. Больше всего во всей этой веселой истории меня угнетает отсутствие языка, с которым можно всласть поговорить о тайнах и странностях… Иногда тянет меня даже… – он задумчиво глянул в выходивший на бак иллюминатор, задержал взгляд на стоявшей у борта Даше. – Нет, здесь последствия перевешивают выгоду… Словом, план кампании готов, извольте выполнять.
– Пушку бы, – пробурчал Шишкодремов.
– Мандраж?
– Расчет, – запротестовал Шишкодремов. – Кто бы они ни были, давно начали класть жмуриков штабелями. Если против тебя будут стволы, никакими приемчиками не отмахаешься.
– Надо подумать, – сказал Кацуба. – Коли уж ты твердо убежден, что настал момент вооружаться. Но это, Робик, сложности усугубляет…
– Я за свою шкуру не боюсь, сам знаешь. Но чертовски обидно будет вспорхнуть на небеса исключительно оттого, что в кармане в нужный момент не оказалось ствола.
– Будет вам и кукла, будет и свисток… – задумчиво протянул Кацуба. – Я сегодня мягок, меня сегодня уговорить легко… Ну что, дружище Микушевич и дружище Вася? Скоро подойдем к «Вере», пора бы вам готовиться, Ихтиандры мои двоякодышащие…
…Мазур, с привычной сноровкой шевеля ластами, преодолел последние метры по косой линии. Посветил фонарем.
«Вера», достигнув дна, завалилась набок и лежала сейчас под углом примерно восемьдесят градусов. Насколько удалось пока рассмотреть, корпус повреждений не получил. Мазур, сделав два сильных гребка, оказался над выпуклым бортом, опустился на старое железо, постучал рукояткой ножа. Борт выдержал, хотя ржавчина, конечно, тут же взвилась тяжелым облачком. Слегка скребнув кончиками ластов по борту, оказался над фальшбортом, перевесился вниз, посветил, присмотрелся.
Так… Надстройками «Вера» в свое время была не богата – одна невеликая ходовая рубка. Каюты (а там должны быть каюты, Катя о чем-то таком упоминала, кутеж в каютах под граммофон) располагались под палубой.
Мазур переместился еще на метр, посветил фонариком в иллюминатор. Ничего не смог рассмотреть сквозь помутневшее стекло – какие-то неопределенные контуры, только и удалось различить, что угловатые.
Поплыл над бортом, направляясь к килю, мимоходом покосился в Васину сторону – тот точно так же плавал, чуть ли не утыкаясь носом в борт, вдумчиво исследовал. Молодец, вообще-то, старается, Мазуру не приходится отписываться одному…
«Та-ак…» – сказал он себе мысленно, посветил фонарем гораздо тщательнее. Понял, что ошибиться ни за что не мог. Запустил руку в черное отверстие, посветил туда – открыто…
Насколько он помнил из рассказа Степана Ильича, иногда удивлявшего Мазура самыми неожиданными знаниями, кингстоны на судах типа «Веры» располагались строго симметрично воображаемой плоскости, перпендикулярно делившей корабль на две половинки. Увы, чтобы обозреть парный кингстон, «Веру» придется перевернуть. Впрочем, особого значения это не имеет, и так ясно.
Восемьдесят лет назад кто-то открыл на «Вере» кингстоны – или, по крайней мере, один кингстон. Что ж, и одного достаточно. Если не принять мер вовремя – а их, сдается, так и не приняли.
Что ж, именно ему удалось раскрыть старую загадку? «Вера» затонула из-за открытого кингстона – но кого теперь разгадка интересует, и к чему ее приспособить?
Резкий стук металла о металл.
Мазур поднял голову. Вася, наполовину скрывшийся в зеленоватом тумане сюрреалистическое, признаться, зрелище, – яростно жестикулировал, манил к себе.
Мазур поплыл в ту сторону, взглянул. Интересно… Легонько провел затянутым в перчатку пальцем по идеально гладкому, даже слегка поблескивавшему краю здоровенной дыры, куда без особого труда мог проплыть аквалангист. Жестом отослал напарника дальше, к носу. И сказал, умело складывая губы так, чтобы не выпустить загубник:
– Я – Дельфин. У нас тут кое-что интересное. В борту вижу приличных размеров дыру, прорезанную явно газосваркой.
– Что такое? – раздался в наушниках слегка искаженный голос Кацубы.
– Кто-то проделал газосваркой дыру, чтобы забраться внутрь, – сказал Мазур. – Через рубку, видимо, не удалось попасть, может, завалило чем-то люк или скобы приржавели… Как поняли?
– Да понял, понял, – после короткого молчания отозвался Кацуба. – Старая дыра?
– Не сказал бы. Совсем недавно проделана, края еще блестят. Минутку…
Он подплыл к напарнику, присмотрелся и сообщил:
– Еще дыра. Практически идентичная. Кто-то очень старался, очень ему хотелось внутрь…
– Размеры?
– Аквалангист пройдет свободно.
– Твои соображения?
– Надо бы посмотреть, – сказал Мазур. Наверху с полминуты молчали.
– Посылай Васю, – сказал Кацуба. – А сам поглядывай там…
– Как у вас?
– У нас все вроде ничего, но Ильич опять на схожую отметочку жалуется. На локаторе отметочка… Идентична прошлой.
– Понял, – сказал Мазур. – Ладно, пускаю Васю…
Поманил напарника, знаками объяснил задачу. Старательно обмотал Васю страховочным тросом, и, когда напарник головой вперед нырнул в черный провал, принялся понемногу вытравливать. Трос шел нормально, без зацепов и провисаний.
Потом ничего словно бы не изменилось, но Мазур опытным глазом оценил едва заметное свободное шевеление, понял, что напарник достиг какой-то поверхности, на которой можно стоять. Вероятнее всего, стенка, ставшая полом.
Перестал вытравливать, ждал. Довольно долго ничего не происходило. Послав условный сигнал, Мазур тут же получил в ответ условленное же подергивание, означавшее, что внизу все нормально. Снова ждал.
Внизу временами мелькали отблески света-напарник со всем прилежанием исследовал нутро корабля. Ага, вот и сигнал «Тяни». Мазур принялся осторожно тянуть-сматывать.
Сначала показались руки – в одной фонарик, в другой темный загадочный предмет, потом появился шлем. Вынырнув, Вася уселся рядом, достал из кармашка на поясе блокнот с пластиковыми страничками, размашисто начертал фломастером: «Трюм. Груза вроде нет. Только балласт. Пушка там валялась».
Обозрев предмет, Мазур все-таки узнал большой револьвер – марку теперь уже не определишь, можно сказать лишь, что это именно револьвер, превратившийся в бугорчато-ноздреватый комок ржавчины.
Совершенно не представляя, зачем ему сей сувенир, но повинуясь привычке, Мазур сунул бывшее грозное оружие в сетку на поясе. Забрал фломастер, написал: «Давай во вторую дыру».
– С первой дыркой закончили, – доложил он наверх.
– Что там?
– Ни хрена. Пустой трюм, ржавый шпалер. Идем во вторую.
– Принято, – сказали наверху.
И замолчали – что еще они могли сказать, собственно? Не ободрять же, взывая к идеалам ленинизма? Вася вновь ушел в черный провал. Мазур снова остался наверху, присел на выпуклости борта едва ли не в позе роденовского «Мыслителя», вокруг кружили стайки мелких рыбешек, иные отважно ныряли в дыру, вслед за Мазуровым напарником. Мазур, неведомо в который раз, подивился той невозможной, невероятной синхронности, с которой они все разом совершали маневры. Мелочь, крохи, любую одним движением большого пальца можно размазать по борту, как клопа на стенке, – но как они это делают? В неизвестных человечеству военных лабораториях, занимавшихся многими загадками моря, не раз штурмовали и эту загадку впустую…
Конец чуть не вырвался у него из руки.
Опомнившись, Мазур прихватил его покрепче. Трос сотрясали частые рывки тревога, тревога, тревога! Не успел он толком прикинуть, что к чему, посветив фонариком в дыру, как пришлось отшатнуться – луч поймал нечто темное, круглое, рванувшее из недр судна, как ракета из шахты субмарины.
Шлем, конечно…
Вася вылетел в вихре пузырей, бестолково шевеля всеми четырьмя конечностями, повисел над бортом – полное впечатление, что он забыл, где он, кто он и как ему теперь поступать…
Человеку неопытному постигшее Мазура мгновенное озарение показалось бы невероятным, но Мазур был профессионал и потому сознание враз построило нехитрую логическую цепочку: погружение, «Вера», не вернувшийся аквалангист…
Вася был плох, что ни миг, мог выпустить изо рта загубник, а это сулило обоим ускоренное всплытие и пыточные процедуры в барокамере. Рывком оттолкнувшись от борта, Мазур поймал за руку незадачливого напарника, притянул к себе. За стеклом маски узрел геометрически круглые, выпученные глаза, налитые ужасом. Знал, что хиляк, но не настолько же…
Вырвав из ножен клинок, Мазур медленно приблизил острие к маске, медленно поводил им вправо-влево – клин клином вышибают, ничего лучше человечество не придумало. Выплюнет загубник – хлопот не оберешься…
Подействовало. Вася понемногу перестал дергаться, судя по пузырькам, принялся дышать более-менее нормально. Мысленно ухмыльнувшись, Мазур написал в блокноте: «Труп?»
Вася отчаянно закивал. Уточнять не стоило – кандидатов в могущие обнаружиться под водой трупы имелось не так уж много. Один-единственный.
Какое-то время Мазур прокачивал ситуацию. В нынешнем Васином состоянии полагаться на него, как на подстраховщика, никак нельзя, но рисковать придется, в конце концов, это не подводный бетонный лабиринт в Эль-Бахлаке и не трюм эсминца «Роза»…
Мазур размашисто написал: «Я пошел вниз. Сиди смирно, сука! Понял?»
Вася закивал. Послал бог помощничка…
– Я – Дельфин, – произнес он. – В трюме обнаружен труп аквалангиста. Наши действия?
– Извлечь можно?
– Сейчас посмотрим.
– Попробуйте. Потом доложите, спустим конец.
Мазур отсоединил разъем телефонного провода, в два гребка приблизился к дыре и, светя фонариком, стал осторожно погружаться. Почти сразу же вокруг появилось приличных размеров свободное пространство. Мазур, водя фонарем, пытался определить, куда это его занесло – повернутое на девяносто градусов помещение опознать удалось не сразу. Ага. Нечто вроде салона – привинченный к полу диван, такой же стол, на стенке, ставшей сейчас полом, лежат грудой стулья, бутылки, еще какой-то хлам. Похоже, именно здесь купец Дорофеев, в полном соответствии со своей классовой сущностью, прожигал жизнь, транжиря украденную у пролетариата прибавочную стоимость. Или как там по-марксистски эта штука называлась? Пальма – вот что это такое непонятное торчит из кучи.
Обломилась, надо полагать, при ударе корабля о дно…
В полу чернел прямоугольный люк – бывшая дверь в соседнее помещение.
Мазур посветил вниз, потом подобрал валявшийся тут же, продолжавший светить фонарик, брошенный Васей при бегстве. Посветил двумя.
Черный треугольный предмет. Уголок ласта.
Мазур медленно оперся локтями на бывшие дверные косяки, опустил ноги в провал, положил один фонарик так, чтобы освещал внизу стену, ставшую полом.
Мягко приземлился на нее. Н-да, зрелище для чувствительного человека. В столь холодной воде процессы разложения чертовски замедляются, и потому мертвец в черном комбинезоне выглядел, на взгляд повидавшего и не такое Мазура, довольно пристойно. Он лежал навзничь, чуточку выгнувшись – баллоны снизу подперли тело, придав гротескную лозу, – загубник болтался где-то в районе поясницы. Рот, надо сказать, был изрядно попорчен – рыбья мелкота давно проникла сюда и поживилась, насколько смогла. На глазах Мазура из бывшей глотки, не особенно и спеша, выплыла длинная черноватая рыбка, вильнула хвостиком и куда-то исчезла, выйдя из круга света.
Мазур, неуклюже переставляя ноги в ластах, сделал два шага вперед, наклонился и всмотрелся внимательно. Ну, кое-какие выводы сделать можно…