Страница:
– Володя, вытащи ты его оттуда, я сейчас тебе платок отдам…
Мазур после секундного колебания последовал его совету. Лицо у господина Белова было такое, словно он по нечаянности заглотнул «Тампакс» вместо «Сникерса». С обалделым видом потрогал карман, словно надеялся, что платочек туда волшебным образом вернется, побагровел:
– Слушайте, что вы себе позволяете?
– Да я потом отдам. Лично постираю, – небрежно сказал Кацуба, не поднимая глаз от пистолета, который обтирал с заботливостью вылизывающей щенят собаки. – Вы извините, я от этого крушения и от всех переживаний стал какой-то отмороженный…
Господин Белов растерянно взглянул на капитана. Тот тихо, сочувственно вздохнул, сохраняя на лице олимпийское спокойствие. Майор, полюбовавшись делом рук своих, встряхнул пистолет и, увидев микроскопические капли воды, упавшие на светлую полировку стола, удрученно покачал головой:
– Бесполезно, тут нужно разобрать и смазывать… Капитан, у вас не найдется, на худой конец, машинного масла?
– Конечно, в машинном отделении можно спросить… – растерянно протянул капитан, подрастерявший уверенность в себе.
– Отлично. Значит, для начала – машинное масло, ветошку, все, что полагается… – он передал Мазуру платок. – Договорились? Теперь, покончив с мелочами, переидем к главному… Милейший господин Белов, мы прекрасно понимаем все тонкости и сложности вашего нелегкого бизнеса. Приток валюты, в самом деле, дело стратегическое… Ничуть не собираемся вам препятствовать. Но вот место, которое вы нам отводите, нас категорически не устраивает. Тысяча извинений, но мы не можем киснуть в отсеках для экипажа. Нам как раз необходимо обратное…
– Подождите! – вскинулся Белов. – Вы что, собираетесь болтаться по кораблю?
– Удивительно тонко подмечено, – поклонился Кацуба. – Именно этим мы и намерены заняться. Задание такое. В подробности посвящать вас не считаю нужным. Чай, иногда полистываете детективчики? А наши удостоверения внимательно прочитали?
– Слушайте…
– Нет, это вы слушайте! – отрезал Кацуба. – Нам нужна полная свобода передвижения. И никаких препятствий с вашей стороны.
– Игорь Юрьевич! – жалобно воззвал Белов. – Да что ж это такое?
Похоже, он был из тех, кто легко теряется, попав в нестандартную ситуацию. Что до капитана, тот, сразу видно, откровенно радовался из-за того, что избавлен от необходимости принимать решения и брать на себя ответственность. Он попросту сочувственно молчал.
– Вообще-то, у нас тут служба безопасности… – Белов хватался за привычные соломинки.
– Ну, это несерьезно, – сказал Кацуба. – Во-первых, заверяю вас, вашу службу безопасности мы с напарником размажем по стенке, не особенно и вспотевши. Во-вторых, вы просчитали последствия? Не выкинете же вы нас за борт, в самом-то деле? Нас видела уйма народа, потом, в Шантарске, не отмажетесь… Я вас серьезно предупреждаю: если попытаетесь фордыбачить, мешать, надоедать – в Шантарске возьмем в оборот вашу фирмочку так, что хрупнет, словно гнилой орех. Я понятно излагаю? Все мне понятно – рыночные отношения, реформы, валюта, но это еще не причина, чтобы списывать нашу контору в тираж. Мы еще можем показать зубки…
– Нет, ну черт знает что…
– Почему же? – неожиданно мирно спросил Кацуба. – Можно подумать, мы собираемся пронестись по вашему кораблику бандой пиратов, лупя иностранные морды направо и налево и задирая импортные юбки через одну… Вы, кстати, много иностранных языков знаете?
– Английский.
– И только? А мы с коллегой – пять на двоих. Так что сможем поддерживать светскую беседу о погоде. Милейший господин Белов, – доверительно наклонился к нему Кацуба, – мы не собираемся устраивать тут обыски и проверки документов, взрывать бомбы и допускать прочие шумные непотребства. Всего-навсего хотим свободно побродить по вашему плавучему дворцу… Держа себя, как джентльмены. Что вы смотрите? Ах, да… Ну, ничего, нашу одежонку не так уж трудно как следует просушить и выстирать. И заметил еще в Тиксоне, что большинство ваших пассажиров тоже не в смокингах щеголяют – по-простецки, раскованно… Так что наши джинсы – импортные, кстати здесь шокинга не вызовут… Ну что, господин Белов, мы договорились или конфронтация продолжается?
– Игорь Юрьевич, я положительно с ума сойду… – пожаловался Белов. – Сначала заявляется уголовка, которой тоже позарез нужно шататься по всему кораблю, теперь эти… У нас что, полигон какой-то? Место встречи изменить нельзя?
– Эти спецслужбы… – философски сказал капитан. – Ничего с ними не поделаешь… вообще-то, они же обещают вести себя тихо.
– Ну, а я все еще прикидываю, не вызвать ли ребят из «Секьюрити»…
– Лучше не надо, – посоветовал Кацуба. Господин Белов, по лицу видно, не без сожаления расставался со своей последней идеей. Махнул рукой:
– Черт с вами. Только предупреждаю: поселить мне вас некуда. Все каюты заняты. Шляйтесь, где хотите, но ночевать будете на койках для экипажа…
– Это уже детали, – сказал Кацуба. – Мы мальчишки шустрые, привыкли к спартанской обстановке… Распорядитесь насчет одежды, чтобы высушили и отгладили. А мы пока пройдемся в чем есть. Да, вот еще что… Списки пассажиров у вас, капитан?
– У третьего помощника, – вежливо сообщил капитан. – Он у нас занимается этими вопросами.
– Посмотреть бы…
– Тетенька, дайте попить, а то так жрать хочется, аж негде и ночевать, да и не с кем… – бросил в пространство господин Белов.
– Капитан?
– Я распоряжусь, – сказал капитан. – Еще коньяку, господа? Я вас убедительно попрошу об одном: в самом деле, не устраивайте, пожалуйста, здесь ковбойских игр. Мирный увеселительный круиз, беззаботные иностранцы… Известный политический деятель на борту.
– Будем, как ягнята, – заверил Кацуба.
– И не сердитесь на господина Белова. Ему уже пришлось выдержать тяжелый разговор с одной рыжеволосой фурией…
– Ну, это вы зря, – осклабился Кацуба. – Милейшая женщина…
– В других условиях – быть может… – вздохнул капитан. – Итак, с чего начнем?
– Позвоните третьему помощнику, – сказал Кацуба, уже игнорируя сидевшего с убитым видом господина Белова.
…Доставшиеся ему казенные башмаки ощутимо жали, но Мазур крепился, поскольку ничего другого и не оставалось. Шагая следом за Кацубой к белой скамеечке из безукоризненно гладких реек, он спросил:
– А зачем тебе списки пассажиров?
– А низачем, – хмыкнул майор, опускаясь на скамейку и блаженно вытягивая ноги. – Жмут, проклятые… Ботинки, я имею в виду, а не списки… Просто хотел нагрузить их непонятками выше головы. Чтобы подольше ни черта не понимали… Как твое мнение о наших патрончиках? – он вытащил из кармана свои, уже тщательно протертые, покатал на ладони.
– Никакого доверия, – сказал Мазур.
– Вот то-то. Итак, мы имеем отлично вычищенные и смазанные пистолеты, но на боеприпас полагаться нельзя… Может, взять да примитивно свистнуть у Дашеньки?
– А если у нее не тот калибр?
– Действительно… – согласился Кацуба. – Только время зря потратим, а она обидится…
Погода по-прежнему стояла прекрасная, светило солнце, море играло отблесками, и с верхней палубы доносилась бодрая музыка. Фланировавший здесь же иностранный народ, в общем, не обращал на двух орлов никакого внимания видимо, далеко не все лицезрели, как их, спасенных, принимали на палубу. Ни единого любопытного взгляда, даже обескураживает чуточку… нет, вот бравенький старикан в голубой джинсе украдкой принялся бросать заинтересованные взгляды с видом Ньютона, только что получившего по темечку яблоком…
– Подожди, а Паша? – сказал Мазур. – Вряд ли он пушку на берегу оставил.
– Пашу еще найти надо. Его-то как раз в списках нет, он ведь зайцем путешествует.
– Ты что, стреляться с кем-то собрался?
– Да ну, – сказал Кацуба. – Просто непривычно мне, когда в кармане пустой пистолет, только и делов, рефлексы играют…
– А я думал, тебе этот мальчик не нравится.
Кацуба повернул голову и откровенно уставился на плечистого детину в синем костюме, с блестящей табличкой «Секьюрити» на лацкане пиджака. Детинушка неотвязно шатался за ними, куда бы они ни направились, – держась в отдалении, но нисколечко не прячась.
– Мальчик мне не нравится, – серьезно сказал Кацуба. – А его босс, сиречь господин Белов, мне не нравится еще больше.
– Да ну, мелкое дерьмо…
– Вот уж нет, – тихо сказал Кацуба. – У меня Вова, в определенных делах опыта малость побольше. И я тебе ручаюсь, что господин Белов как раз играл мелкого дерьмеца, которого два хватких Жемса Бонда враз приперли к стенке и вытерли об него ноги. Ты мне поверь, я и жив-то до сих пор исключительно потому, что научился разбираться в таких вещах, отличать маску от подлинной хари… И потом, у него пушечка под спинжаком, не заметил?
– Вообще-то, были подозрения… У тебя какие-то конкретные идеи?
– Нет, – признался Кацуба. – Конкретная идея одна – этот Белов хороший актер, а я с подозрением отношусь к людям, которые из себя изображают более мелких, чем они есть в действительности. Когда все наоборот, когда пешка лепит из себя фигуру, это как-то по-житейски объяснимо… Что до остального, мне просто многое не нравится. Не нравится, что Дашка зачем-то кинулась на корабль вместе с мнимыми журналюгами, не нравится, что генерал молчит, что мы до сих пор никого не вычислили. А больше всего не нравится полнейшее непонимание того, что здесь должно произойти. Здесь что-то должно произойти, не зря действующие лица стянулись на сей лайнер…
– Она же не вдруг прицепилась к «Достоевскому», – сказал Мазур. – Здесь мало кто знал, когда он придет, сколько мы ни тусовались с «зелеными», о чем ни болтали, а про «Федора» речь не заходила, а ведь Костя с покойным Прутковым на любую новостишку бросались, как кошка на сметану.
– А я тебе что говорю? Умнеешь на глазах, если прослужишь под моим чутким руководством еще немного, аса тайной войны из тебя, конечно, не получится, но и лопухом тебя никто не назовет.
– Служу Советскому Союзу, – сказал Мазур вяло. – Слушай, идти нам спать на отведенные места или как?
– Или как, – сказал Кацуба. – Сам видел – закуток в тупике, там не двух, а целую дюжину можно придавить ночью без малейшего шума. Считай, что у меня мания преследования, но меня туда не тянет что-то…
Мазур облегченно вздохнул:
– Вот и прекрасно. А то я думал, что перестраховываюсь… Но ночевать-то где-то надо?
– Конечно. В шлюпке, под брезентом, по-моему, в этих широтах будет холодновато. Не суетись, прежде всего надо взять наши подсушенные денежки и отыскать Пашу. В конце-то концов, можем мы посидеть в баре, как белые люди, в обществе натуральных иностранцев? Когда-то еще такое доведется?
– А не выкинут нас с тобой? – с сомнением спросил Мазур. – Этот Белов держит курс на конфронтацию, если уж хвоста приставил…
– Ну, попытка – не пытка. – Он помолчал, глядя в море. – Кстати, дай консультацию, как человек, с пеленок связанный с водой… Где ты спрятал бы труп на таком пароходике?
– О нас с тобой беспокоишься?
– Я серьезно, – сказал Кацуба.
– Дай подумать, – столь же серьезно ответил Мазур. – Проще всего, конечно, за борт…
– Я сказал спрятать. Сейчас белый день, по кораблю шатается множество посторонних людей, всегда есть риск, что какой-то случайный зевака углядит.
– Самое надежное – кинуть в топку, – сказал Мазур. – И посторонний человек не заглянет, и сгорит быстренько. Но это подходило для старых пароходов, где шуровали вручную уголек. Мы с тобой – на дизель-электроходе, тут совсем иной принцип… Подожди, – он задумался всерьез. – Все зависит от того, сколько человек впутано и кто они такие. Если есть свои люди в команде, среди механиков, можно попросту затолкать тело в один из укромных уголков, на таком судне их предостаточно, пролежит, пока не начнет пахнуть… Ниши магистралей, резервуары с горючим, на худой конец, клетушки, где толковый боцман держит всякую полезную всячину и запирает на замок… Если же людей среди команды нет… Пустые каюты или шлюпки на шлюпочной палубе. А ночью можно исхитриться, выкинуть в воду… Тебе какой вариант предпочтительнее?
– Если бы я знал… – признался Кацуба. – Логичнее рассудить, второй. Сообщники среди обслуги, а не команды – команду так быстро не профильтруешь своими людьми, да и необходимости нет, в принципе…
– Тогда – каюты или шлюпочная палуба. Ты что, намерен искать трупы?
– Я, конечно, оптимист, – сказал Кацуба. – Но опасаюсь, что трупы будут. Одного из штатовцев уже приложили, значит, есть тенденция. И потом… А, ладно, что нам-то играть в прятки… Видишь ли, меня начинает помаленьку тревожить то, что Пашка нас до сих пор не нашел. В его задачу не входило пьянствовать беспробудно или затворяться с девочкой в каюте. Совсем даже наоборот. Он никак не должен был прозевать наше торжественное прибытие на борт. Непременно вышел бы на контакт или хотя бы показался на глаза. Но его нигде не видно… А я в последнее время все чаще вспоминаю гениальную фразу Атоса: «Д'Артаньян, я допускаю всё…»
– А мотив? – спросил Мазур. – Не могли же его… просто так? Я пока что не вижу мотива.
– Я тоже. Но чертовски мне не нравятся скользкие типы с пистолетом под полой, в особенности если они заправляют балом в отрезанных от цивилизации местах вроде «Достоевского»…
– Тогда давай тряхнем всех, кто мог ему устроить каюту.
– Боюсь, многовато найдется этих самых «всех».
– Ну, пойдем к Дарье, – сказал Мазур. – Я о себе высокого мнения, и о тебе тоже, но особых свершений не дождаться, если будем и дальше держаться шерифами-одиночками. Не та ситуация. А Дашка как-никак – представитель власти, с ней наверняка кто-то есть в сопровождении…
– Давай это оставим на потом, – с бледной улыбкой сказал Кацуба. – Когда окончательно станет ясно, что сами не справимся. Ей ведь придется многое откровенно выкладывать. У меня сейчас другая задача – как устроить, чтобы оказаться на виду, чтобы нас нельзя было придушить незаметненько…
Глава 28
Мазур после секундного колебания последовал его совету. Лицо у господина Белова было такое, словно он по нечаянности заглотнул «Тампакс» вместо «Сникерса». С обалделым видом потрогал карман, словно надеялся, что платочек туда волшебным образом вернется, побагровел:
– Слушайте, что вы себе позволяете?
– Да я потом отдам. Лично постираю, – небрежно сказал Кацуба, не поднимая глаз от пистолета, который обтирал с заботливостью вылизывающей щенят собаки. – Вы извините, я от этого крушения и от всех переживаний стал какой-то отмороженный…
Господин Белов растерянно взглянул на капитана. Тот тихо, сочувственно вздохнул, сохраняя на лице олимпийское спокойствие. Майор, полюбовавшись делом рук своих, встряхнул пистолет и, увидев микроскопические капли воды, упавшие на светлую полировку стола, удрученно покачал головой:
– Бесполезно, тут нужно разобрать и смазывать… Капитан, у вас не найдется, на худой конец, машинного масла?
– Конечно, в машинном отделении можно спросить… – растерянно протянул капитан, подрастерявший уверенность в себе.
– Отлично. Значит, для начала – машинное масло, ветошку, все, что полагается… – он передал Мазуру платок. – Договорились? Теперь, покончив с мелочами, переидем к главному… Милейший господин Белов, мы прекрасно понимаем все тонкости и сложности вашего нелегкого бизнеса. Приток валюты, в самом деле, дело стратегическое… Ничуть не собираемся вам препятствовать. Но вот место, которое вы нам отводите, нас категорически не устраивает. Тысяча извинений, но мы не можем киснуть в отсеках для экипажа. Нам как раз необходимо обратное…
– Подождите! – вскинулся Белов. – Вы что, собираетесь болтаться по кораблю?
– Удивительно тонко подмечено, – поклонился Кацуба. – Именно этим мы и намерены заняться. Задание такое. В подробности посвящать вас не считаю нужным. Чай, иногда полистываете детективчики? А наши удостоверения внимательно прочитали?
– Слушайте…
– Нет, это вы слушайте! – отрезал Кацуба. – Нам нужна полная свобода передвижения. И никаких препятствий с вашей стороны.
– Игорь Юрьевич! – жалобно воззвал Белов. – Да что ж это такое?
Похоже, он был из тех, кто легко теряется, попав в нестандартную ситуацию. Что до капитана, тот, сразу видно, откровенно радовался из-за того, что избавлен от необходимости принимать решения и брать на себя ответственность. Он попросту сочувственно молчал.
– Вообще-то, у нас тут служба безопасности… – Белов хватался за привычные соломинки.
– Ну, это несерьезно, – сказал Кацуба. – Во-первых, заверяю вас, вашу службу безопасности мы с напарником размажем по стенке, не особенно и вспотевши. Во-вторых, вы просчитали последствия? Не выкинете же вы нас за борт, в самом-то деле? Нас видела уйма народа, потом, в Шантарске, не отмажетесь… Я вас серьезно предупреждаю: если попытаетесь фордыбачить, мешать, надоедать – в Шантарске возьмем в оборот вашу фирмочку так, что хрупнет, словно гнилой орех. Я понятно излагаю? Все мне понятно – рыночные отношения, реформы, валюта, но это еще не причина, чтобы списывать нашу контору в тираж. Мы еще можем показать зубки…
– Нет, ну черт знает что…
– Почему же? – неожиданно мирно спросил Кацуба. – Можно подумать, мы собираемся пронестись по вашему кораблику бандой пиратов, лупя иностранные морды направо и налево и задирая импортные юбки через одну… Вы, кстати, много иностранных языков знаете?
– Английский.
– И только? А мы с коллегой – пять на двоих. Так что сможем поддерживать светскую беседу о погоде. Милейший господин Белов, – доверительно наклонился к нему Кацуба, – мы не собираемся устраивать тут обыски и проверки документов, взрывать бомбы и допускать прочие шумные непотребства. Всего-навсего хотим свободно побродить по вашему плавучему дворцу… Держа себя, как джентльмены. Что вы смотрите? Ах, да… Ну, ничего, нашу одежонку не так уж трудно как следует просушить и выстирать. И заметил еще в Тиксоне, что большинство ваших пассажиров тоже не в смокингах щеголяют – по-простецки, раскованно… Так что наши джинсы – импортные, кстати здесь шокинга не вызовут… Ну что, господин Белов, мы договорились или конфронтация продолжается?
– Игорь Юрьевич, я положительно с ума сойду… – пожаловался Белов. – Сначала заявляется уголовка, которой тоже позарез нужно шататься по всему кораблю, теперь эти… У нас что, полигон какой-то? Место встречи изменить нельзя?
– Эти спецслужбы… – философски сказал капитан. – Ничего с ними не поделаешь… вообще-то, они же обещают вести себя тихо.
– Ну, а я все еще прикидываю, не вызвать ли ребят из «Секьюрити»…
– Лучше не надо, – посоветовал Кацуба. Господин Белов, по лицу видно, не без сожаления расставался со своей последней идеей. Махнул рукой:
– Черт с вами. Только предупреждаю: поселить мне вас некуда. Все каюты заняты. Шляйтесь, где хотите, но ночевать будете на койках для экипажа…
– Это уже детали, – сказал Кацуба. – Мы мальчишки шустрые, привыкли к спартанской обстановке… Распорядитесь насчет одежды, чтобы высушили и отгладили. А мы пока пройдемся в чем есть. Да, вот еще что… Списки пассажиров у вас, капитан?
– У третьего помощника, – вежливо сообщил капитан. – Он у нас занимается этими вопросами.
– Посмотреть бы…
– Тетенька, дайте попить, а то так жрать хочется, аж негде и ночевать, да и не с кем… – бросил в пространство господин Белов.
– Капитан?
– Я распоряжусь, – сказал капитан. – Еще коньяку, господа? Я вас убедительно попрошу об одном: в самом деле, не устраивайте, пожалуйста, здесь ковбойских игр. Мирный увеселительный круиз, беззаботные иностранцы… Известный политический деятель на борту.
– Будем, как ягнята, – заверил Кацуба.
– И не сердитесь на господина Белова. Ему уже пришлось выдержать тяжелый разговор с одной рыжеволосой фурией…
– Ну, это вы зря, – осклабился Кацуба. – Милейшая женщина…
– В других условиях – быть может… – вздохнул капитан. – Итак, с чего начнем?
– Позвоните третьему помощнику, – сказал Кацуба, уже игнорируя сидевшего с убитым видом господина Белова.
…Доставшиеся ему казенные башмаки ощутимо жали, но Мазур крепился, поскольку ничего другого и не оставалось. Шагая следом за Кацубой к белой скамеечке из безукоризненно гладких реек, он спросил:
– А зачем тебе списки пассажиров?
– А низачем, – хмыкнул майор, опускаясь на скамейку и блаженно вытягивая ноги. – Жмут, проклятые… Ботинки, я имею в виду, а не списки… Просто хотел нагрузить их непонятками выше головы. Чтобы подольше ни черта не понимали… Как твое мнение о наших патрончиках? – он вытащил из кармана свои, уже тщательно протертые, покатал на ладони.
– Никакого доверия, – сказал Мазур.
– Вот то-то. Итак, мы имеем отлично вычищенные и смазанные пистолеты, но на боеприпас полагаться нельзя… Может, взять да примитивно свистнуть у Дашеньки?
– А если у нее не тот калибр?
– Действительно… – согласился Кацуба. – Только время зря потратим, а она обидится…
Погода по-прежнему стояла прекрасная, светило солнце, море играло отблесками, и с верхней палубы доносилась бодрая музыка. Фланировавший здесь же иностранный народ, в общем, не обращал на двух орлов никакого внимания видимо, далеко не все лицезрели, как их, спасенных, принимали на палубу. Ни единого любопытного взгляда, даже обескураживает чуточку… нет, вот бравенький старикан в голубой джинсе украдкой принялся бросать заинтересованные взгляды с видом Ньютона, только что получившего по темечку яблоком…
– Подожди, а Паша? – сказал Мазур. – Вряд ли он пушку на берегу оставил.
– Пашу еще найти надо. Его-то как раз в списках нет, он ведь зайцем путешествует.
– Ты что, стреляться с кем-то собрался?
– Да ну, – сказал Кацуба. – Просто непривычно мне, когда в кармане пустой пистолет, только и делов, рефлексы играют…
– А я думал, тебе этот мальчик не нравится.
Кацуба повернул голову и откровенно уставился на плечистого детину в синем костюме, с блестящей табличкой «Секьюрити» на лацкане пиджака. Детинушка неотвязно шатался за ними, куда бы они ни направились, – держась в отдалении, но нисколечко не прячась.
– Мальчик мне не нравится, – серьезно сказал Кацуба. – А его босс, сиречь господин Белов, мне не нравится еще больше.
– Да ну, мелкое дерьмо…
– Вот уж нет, – тихо сказал Кацуба. – У меня Вова, в определенных делах опыта малость побольше. И я тебе ручаюсь, что господин Белов как раз играл мелкого дерьмеца, которого два хватких Жемса Бонда враз приперли к стенке и вытерли об него ноги. Ты мне поверь, я и жив-то до сих пор исключительно потому, что научился разбираться в таких вещах, отличать маску от подлинной хари… И потом, у него пушечка под спинжаком, не заметил?
– Вообще-то, были подозрения… У тебя какие-то конкретные идеи?
– Нет, – признался Кацуба. – Конкретная идея одна – этот Белов хороший актер, а я с подозрением отношусь к людям, которые из себя изображают более мелких, чем они есть в действительности. Когда все наоборот, когда пешка лепит из себя фигуру, это как-то по-житейски объяснимо… Что до остального, мне просто многое не нравится. Не нравится, что Дашка зачем-то кинулась на корабль вместе с мнимыми журналюгами, не нравится, что генерал молчит, что мы до сих пор никого не вычислили. А больше всего не нравится полнейшее непонимание того, что здесь должно произойти. Здесь что-то должно произойти, не зря действующие лица стянулись на сей лайнер…
– Она же не вдруг прицепилась к «Достоевскому», – сказал Мазур. – Здесь мало кто знал, когда он придет, сколько мы ни тусовались с «зелеными», о чем ни болтали, а про «Федора» речь не заходила, а ведь Костя с покойным Прутковым на любую новостишку бросались, как кошка на сметану.
– А я тебе что говорю? Умнеешь на глазах, если прослужишь под моим чутким руководством еще немного, аса тайной войны из тебя, конечно, не получится, но и лопухом тебя никто не назовет.
– Служу Советскому Союзу, – сказал Мазур вяло. – Слушай, идти нам спать на отведенные места или как?
– Или как, – сказал Кацуба. – Сам видел – закуток в тупике, там не двух, а целую дюжину можно придавить ночью без малейшего шума. Считай, что у меня мания преследования, но меня туда не тянет что-то…
Мазур облегченно вздохнул:
– Вот и прекрасно. А то я думал, что перестраховываюсь… Но ночевать-то где-то надо?
– Конечно. В шлюпке, под брезентом, по-моему, в этих широтах будет холодновато. Не суетись, прежде всего надо взять наши подсушенные денежки и отыскать Пашу. В конце-то концов, можем мы посидеть в баре, как белые люди, в обществе натуральных иностранцев? Когда-то еще такое доведется?
– А не выкинут нас с тобой? – с сомнением спросил Мазур. – Этот Белов держит курс на конфронтацию, если уж хвоста приставил…
– Ну, попытка – не пытка. – Он помолчал, глядя в море. – Кстати, дай консультацию, как человек, с пеленок связанный с водой… Где ты спрятал бы труп на таком пароходике?
– О нас с тобой беспокоишься?
– Я серьезно, – сказал Кацуба.
– Дай подумать, – столь же серьезно ответил Мазур. – Проще всего, конечно, за борт…
– Я сказал спрятать. Сейчас белый день, по кораблю шатается множество посторонних людей, всегда есть риск, что какой-то случайный зевака углядит.
– Самое надежное – кинуть в топку, – сказал Мазур. – И посторонний человек не заглянет, и сгорит быстренько. Но это подходило для старых пароходов, где шуровали вручную уголек. Мы с тобой – на дизель-электроходе, тут совсем иной принцип… Подожди, – он задумался всерьез. – Все зависит от того, сколько человек впутано и кто они такие. Если есть свои люди в команде, среди механиков, можно попросту затолкать тело в один из укромных уголков, на таком судне их предостаточно, пролежит, пока не начнет пахнуть… Ниши магистралей, резервуары с горючим, на худой конец, клетушки, где толковый боцман держит всякую полезную всячину и запирает на замок… Если же людей среди команды нет… Пустые каюты или шлюпки на шлюпочной палубе. А ночью можно исхитриться, выкинуть в воду… Тебе какой вариант предпочтительнее?
– Если бы я знал… – признался Кацуба. – Логичнее рассудить, второй. Сообщники среди обслуги, а не команды – команду так быстро не профильтруешь своими людьми, да и необходимости нет, в принципе…
– Тогда – каюты или шлюпочная палуба. Ты что, намерен искать трупы?
– Я, конечно, оптимист, – сказал Кацуба. – Но опасаюсь, что трупы будут. Одного из штатовцев уже приложили, значит, есть тенденция. И потом… А, ладно, что нам-то играть в прятки… Видишь ли, меня начинает помаленьку тревожить то, что Пашка нас до сих пор не нашел. В его задачу не входило пьянствовать беспробудно или затворяться с девочкой в каюте. Совсем даже наоборот. Он никак не должен был прозевать наше торжественное прибытие на борт. Непременно вышел бы на контакт или хотя бы показался на глаза. Но его нигде не видно… А я в последнее время все чаще вспоминаю гениальную фразу Атоса: «Д'Артаньян, я допускаю всё…»
– А мотив? – спросил Мазур. – Не могли же его… просто так? Я пока что не вижу мотива.
– Я тоже. Но чертовски мне не нравятся скользкие типы с пистолетом под полой, в особенности если они заправляют балом в отрезанных от цивилизации местах вроде «Достоевского»…
– Тогда давай тряхнем всех, кто мог ему устроить каюту.
– Боюсь, многовато найдется этих самых «всех».
– Ну, пойдем к Дарье, – сказал Мазур. – Я о себе высокого мнения, и о тебе тоже, но особых свершений не дождаться, если будем и дальше держаться шерифами-одиночками. Не та ситуация. А Дашка как-никак – представитель власти, с ней наверняка кто-то есть в сопровождении…
– Давай это оставим на потом, – с бледной улыбкой сказал Кацуба. – Когда окончательно станет ясно, что сами не справимся. Ей ведь придется многое откровенно выкладывать. У меня сейчас другая задача – как устроить, чтобы оказаться на виду, чтобы нас нельзя было придушить незаметненько…
Глава 28
…ГДЕ МНОГО ДИКИХ ОБЕЗЬЯН
«Секьюрити» от них никак не хотел отлипнуть, – когда переоделись в свое, чуточку мятое и коробящееся после не особенно усердной глажки, и вышли в коридор, он был тут как тут. Вновь затопотал сзади, время от времени дружелюбно скалясь им, когда оборачивались, – не исключено, провоцировал на легкий скандальчик. Как ни крути, а капитан остается здесь царем, богом и воинским начальником, имеет совершенно законное право изолировать любого буяна до конца рейса, что Мазур кратко и напомнил Кацубе, когда тот начал поглядывать на соглядатая очень уж мечтательно.
Сначала они остановили холуя в белом пиджаке и при бабочке, деловито тащившего в чью-то каюту поднос, щедро уставленный бутылками. Как и рассчитывали, в лицо он их не знал, а некой расхристанности иностранных фланеров вряд ли стал бы удивляться. Вальяжно, глядя поверх головы и небрежно цедя слова в лучшей манере скучающих плейбоев, поинтересовались диспозиций всех здешних увеселительных мест.
Выбрали небольшой бар, зашли с небрежным видом завсегдатаев. Народу было немного, и все, кто здесь сидел, на первый взгляд показались иностранцами никто не гасил окурков в салате, не приставал к чужим девочкам и не устилал стойку купюрами, а музыка играла тихо, создавая уютный фон.
Когда подошли к стойке, Мазур с ходу обратил внимание, что респектабельный бармен в белейшей рубашке с красной в белый горошек бабочке уставился на что-то за их спинами. Присев на высокий табурет, повернул слегка голову – точно, в дверях маячил хвост.
Кацуба не без некоторого форса выложил на стойку сотенную, которая после купания в морской воде и сушки несколько потеряла светский облик, но законным платежным средством безусловно оставалась. Задумчиво протянул, созерцая разнокалиберные бутылки:
– Чего бы я для начала выпил…
Бармен протянул руку жестом пианиста, опускающего пальцы на клавиши, щелчком сбил купюру на пол и, не повышая голоса, посоветовал:
– Одеколона выпей, если такая охота.
Кацуба не спеша нагнулся, поднял деньги, выпрямился и недобрым тоном поинтересовался:
– Вы что, мон шер, белены объелись?
– Ты что, подтирался денежкой? – спросил ничуть не обескураженный бармен. – У нас такие портянки не ходят…
– А что же у вас ходит? – не теряя присутствия духа, спросил Кацуба.
– Не твое собачье дело.
– Я бы вас попросил, ангел мой…
– Мандавошку попроси с твоих яиц спрыгнуть, – отрезал бармен.
«Секьюрити» заинтересованно приблизился. Бармен стоял, с каменным лицом скрестив руки на груди. Все было готово для нехитрой пьески под тривиальным названием «Скандал в общественном месте». От ближайших столиков на них уже украдкой посматривали, заметив некую несообразность происходящего.
– И милиционер на борту, поди, есть? – спросил Кацуба.
– А как же, – заверил бармен. Майор невозмутимо слез с высокого табурета, кивнул Мазуру:
– Пойдем дальше…
И замер, как унюхавший куропатку пойнтер. Объектом его интереса могла быть только подошедшая к стойке пара, говорившая на незнакомом Мазуру языке, вполне способном оказаться испанским или итальянским, – романская группа безусловно прослеживалась. Дама откровенно таращилась на обоих жертв кораблекрушения, а кавалер, пониже ее росточком и пощуплее, смотрел без всякого интереса, с уныло-отрешенным видом мужа-подкаблучника.
Кацуба вдруг широко улыбнулся, что-то спросил на том же, насколько мог определить Мазур, языке. Сделав большие глаза, дама охотно ответила. Разговор завязался незаметно. Оказавшись не у дел, Мазур торчал рядом заметив, что охранник нелепо затоптался поодаль. Майор разливался соловьем. Можно было подумать, что вдруг встретились старые добрые знакомые, ужасно обрадовавшиеся друг другу. Дама тараторила, улыбалась, обстреливала взглядами то Кацубу, то Мазура, а усатый и лысый кавалер был прямо-таки зеркальным отражением выведенного из игры Мазура, разве что понимал, о чем идет речь, даже вставил пару реплик, но тут же умолк, не пытаясь соперничать с красноречием дамы.
– Пошли, – сказал Кацуба, широким жестом указывая даме на свободный столик. – Приятно быть популярным. Сеньора видела, как нас поднимали на борт, ужасно заинтересовалась, приглашает выпить, что бог пошлет. Халява, плиз!
– Она не из Бразилии, раз сеньора? – негромко спросил Мазур, лавируя следом за ними меж столиками. – Где в лесах много диких обезьян?
– Да нет, из других мест. Где мне бывать доводилось. Если поговорить подольше, вполне могут отыскаться общие знакомые, но лучше не пробовать, меня в тех местах мертвым считают, не годится людей разубеждать…
Усатый остался у стойки, вдумчиво давая инструкции мгновенно преобразившемуся бармену. Охранник, столкнувшись со столь непредвиденным оборотом дела, убрался в коридор, временами видно было, как он там прохаживается с терпением цепного пса.
– Прошу любить и жаловать, – сказал Кацуба, когда уселись за столик. – Донья Эстебания, по нашему, пожалуй. Степанида. Этот сморчок не муж, как я сначала полагал, а управляющий. Затюкан качественно – бабенка, сам видишь, и в горящий вигвам войдет, а уж глянет – как долларом ударит…
Бойкая бабенка вовсю улыбалась Мазуру – определенно лет на несколько постарше его, но симпатичная, ухоженная, щедрых форм, к тому же обильно украшенная радужно сверкающими камушками и золотишком тонкой работы.
– В Европе скучно, а в «загадочной Азии» еще скучнее, – лихо переводил Кацуба. – Вот наша Степанида и отправилась взглянуть на загадочную Сибирь, где белые медведи с утра чавкают зазевавшихся аборигенов. Конечно, несколько разочарована: города самые обыкновенные, а медведя видела одного, и то в зоопарке. А вот мужики, говорит, авантажные…
Бабьим чутьем догадавшись, о чем идет речь, донья Степанида улыбнулась Мазуру так, что ясно было без всякого перевода.
Вернулся печальный управляющий, уткнулся в свой бокал и отрешился от всего сущего. Официантка, возникшая, как из-под земли, оборудовала стол так, что Мазур поневоле повеселел.
– Очень она печалится, что ты лишен возможности принять участие в беседе, – сказал Кацуба. – Погоди-ка…
Он коротко сказал что-то, донья Эстебания просияла и сообщила Мазуру на неплохом английском:
– Мигелю следовало бы раньше подумать… – она кивнула на Кацубу. – Как вам удалось выжить в таком холодном море? Это же Северный полюс…
– Ну, не совсем, – сказал Мазур, светски улыбаясь. – До полюса далековато.
– Правда? И корабль туда не пойдет?
– Боюсь, что нет. Туда добираться нужно на ледоколе…
Она отпустила какую-то сочную фразу на испанском, глянула на управляющего так, что бедняга съежился, беззаботно пояснила Мазуру:
– Хесус опять напутал. Я ему велела подобрать туристский рейс, который непременно проходит мимо Северного полюса, а его, недотепу, надо полагать, снова обманули… – и одарила Мазура горячим взглядом. – Признаться, я не разочарована… Пожалуй, Хесуса выгонять не стану. Я его сто лет собираюсь выгнать, но вечно возникают преграды, сеньоры: эти наши патриархальные нравы, традиции, он, изволите ли видеть, – сын сестры двоюродного брата кормилицы моего дедушки… или двоюродный брат кормилицы дворецкого моей бабушки, я уже не помню, но по меркам Санта-Кроче это все равно, что член семьи, придется терпеть, пока он меня не вгонит окончательно в гроб. Сейчас я его отправлю дать разнос этому болвану за стойкой – я же видела, как он с вами обошелся… Безобразие, так поступать с людьми, перенесшими ужасное крушение…
– Не стоит, право, – сказал Мазур. – Его не перевоспитаешь…
– Думаете? Ну хорошо, пусть Хесус сидит, нагоняя тоску… Вы добрый человек, команданте, в точности как мой второй муж, – бедняга так долго собирался пристрелить чертова дона Хосе, что тот успел опомниться и пристрелил его самого. Правда, потом пристрелили и оборотистого дона Хосе, но я-то все равно осталась вдовой…
– Что, у них и вправду так весело? – спросил Мазур.
– Будь уверен, – кивнул Кацуба. – Веселая страна, у каждого провинциального барончика своя гвардия, и бывает жарковато… В столице, конечно, жизнь течет относительно благолепно, но в глуши нравы ничуть не уступают нашим нынешним…
– А почему она меня называет «команданте»?
– Мигель мне сказал, кто вы такие, – тут же вмешалась донья Эстебания, уловив знакомое слово. – Команданте – у нас примерно то же, что и полковник, сеньор Влад. У нас в роду масса команданте, мой третий муж тоже был команданте, но ненастоящий, его так звали из вежливости, из-за… как это? Места в обществе.
– Положения?
– О, вот именно. Правда, это положение главным образом было достигнуто благодаря моим поместьям, и когда этот индюк стал себя вести вовсе уж несносно, пришлось выгнать…
– Надеюсь, он при этом остался жив? – спросил Мазур.
– Сеньор Влад, я бедная слабая женщина… – послав ему кокетливый взгляд, притворно оскорбилась донья Эстебания. – Конечно, когда он при расставании назвал меня вовсе уж непотребными словами, я схватила со стены винчестер, но он все равно был не заряжен, да и стрелять я не умею, так что Хесус совершенно напрасно прятался под стол… В наших местах одинокой беззащитной женщине очень трудно жить, сеньоры, вокруг так и вьются всякие авантюристы и охотники за деньгами, да и в Европе не лучше. В Ницце мою бабушку обчистил до нитки один прохвост, в буквальном смысле, я имею в виду: когда он тихонечко смылся на рассвете из отеля, прихватил с собой не только ценности, но и ее парижские платья… И все равно бабушка вспоминала о нем не без печали в глазах. Надо полагать, обаятелен был, подлец… Между прочим, он напортил только самому себе. Бабушка совсем было собралась за него замуж, а объявить ему об этом хотела в то самое утро, когда он предпочел завершить их бурный роман невыносимо вульгарно… Тысяча извинений, сеньоры, но даже среди офицеров попадаются прохвосты – мой родной дядя был гвардейским капитаном, и все равно получился сущий позор семьи, когда он не просто сбежал с женой командира, но еще и выгреб все из полковой кассы… Говорят, он потом служил в Коминтерне, наврал, что бедняк в десятом поколении, но ваш хефе Сталин все равно его расстрелял вместе с остальным Коминтерном… К чему я клоню, сеньоры? Я хочу сказать, что ваше неожиданное появление при столь романтических обстоятельствах ни в коей степени не позволяет заподозрить в вас банальных пароходных аферистов…
– А что, если мы очень коварные аферисты? – спросил Мазур. – И ночью собираемся подать сигнал пиратскому судну?
– Вы шутник, сеньор Влад! Вам не стыдно так пугать бедную одинокую женщину, которую никак не сможет защитить недотепа Хесус? Впрочем, я вас заранее прощаю, военные моряки – это моя маленькая женская слабость. Мой первый муж был лейтенантом на крейсере «Консепсьон», я обожала все эти великолепные блистающие штучки на морских мундирах…
– А с ним что случилось? – спросил Мазур.
– Ничего особенного, – сказала донья Эстебания. – На фоне всех остальных моих мужей и вообще родственников выглядит белой вороной. Вообразите себе, он ушел с флота и увлекся этой наукой с непроизносимым названием – той, что изучает бабочек и тому подобных тараканов. Пришлось выгнать, сами понимаете. Можете себе представить? Муж Эстебании Сальтильо насаживает тараканов на булавки и разглядывает их в лупу… Разумеется, выгнала с треском. Бедняга плохо кончил – он как-то ухитрился стать министром по делам науки при генерале Кабрера, а когда генералу пришлось уносить ноги, пока герилья его не повесила, потому что все к тому времени поняли, что президент из него никудышный, мужу пришлось уехать вместе с генералом, иначе его тоже могли вздернуть под горячую руку. Сейчас они оба обитают в Буэнос-Айресе, но Кабрера, как практичный человек, успел перевести за границу счета, а мой бывший муженек бежал, схватив под мышку три ящика с бабочками… Хесус ему посылает немного денег, я порой сентиментальна – все-таки самый первый муж, это обязывает… Я выходила замуж трепещущей невинной девушкой, сеньор Влад… А вы женаты?
Сначала они остановили холуя в белом пиджаке и при бабочке, деловито тащившего в чью-то каюту поднос, щедро уставленный бутылками. Как и рассчитывали, в лицо он их не знал, а некой расхристанности иностранных фланеров вряд ли стал бы удивляться. Вальяжно, глядя поверх головы и небрежно цедя слова в лучшей манере скучающих плейбоев, поинтересовались диспозиций всех здешних увеселительных мест.
Выбрали небольшой бар, зашли с небрежным видом завсегдатаев. Народу было немного, и все, кто здесь сидел, на первый взгляд показались иностранцами никто не гасил окурков в салате, не приставал к чужим девочкам и не устилал стойку купюрами, а музыка играла тихо, создавая уютный фон.
Когда подошли к стойке, Мазур с ходу обратил внимание, что респектабельный бармен в белейшей рубашке с красной в белый горошек бабочке уставился на что-то за их спинами. Присев на высокий табурет, повернул слегка голову – точно, в дверях маячил хвост.
Кацуба не без некоторого форса выложил на стойку сотенную, которая после купания в морской воде и сушки несколько потеряла светский облик, но законным платежным средством безусловно оставалась. Задумчиво протянул, созерцая разнокалиберные бутылки:
– Чего бы я для начала выпил…
Бармен протянул руку жестом пианиста, опускающего пальцы на клавиши, щелчком сбил купюру на пол и, не повышая голоса, посоветовал:
– Одеколона выпей, если такая охота.
Кацуба не спеша нагнулся, поднял деньги, выпрямился и недобрым тоном поинтересовался:
– Вы что, мон шер, белены объелись?
– Ты что, подтирался денежкой? – спросил ничуть не обескураженный бармен. – У нас такие портянки не ходят…
– А что же у вас ходит? – не теряя присутствия духа, спросил Кацуба.
– Не твое собачье дело.
– Я бы вас попросил, ангел мой…
– Мандавошку попроси с твоих яиц спрыгнуть, – отрезал бармен.
«Секьюрити» заинтересованно приблизился. Бармен стоял, с каменным лицом скрестив руки на груди. Все было готово для нехитрой пьески под тривиальным названием «Скандал в общественном месте». От ближайших столиков на них уже украдкой посматривали, заметив некую несообразность происходящего.
– И милиционер на борту, поди, есть? – спросил Кацуба.
– А как же, – заверил бармен. Майор невозмутимо слез с высокого табурета, кивнул Мазуру:
– Пойдем дальше…
И замер, как унюхавший куропатку пойнтер. Объектом его интереса могла быть только подошедшая к стойке пара, говорившая на незнакомом Мазуру языке, вполне способном оказаться испанским или итальянским, – романская группа безусловно прослеживалась. Дама откровенно таращилась на обоих жертв кораблекрушения, а кавалер, пониже ее росточком и пощуплее, смотрел без всякого интереса, с уныло-отрешенным видом мужа-подкаблучника.
Кацуба вдруг широко улыбнулся, что-то спросил на том же, насколько мог определить Мазур, языке. Сделав большие глаза, дама охотно ответила. Разговор завязался незаметно. Оказавшись не у дел, Мазур торчал рядом заметив, что охранник нелепо затоптался поодаль. Майор разливался соловьем. Можно было подумать, что вдруг встретились старые добрые знакомые, ужасно обрадовавшиеся друг другу. Дама тараторила, улыбалась, обстреливала взглядами то Кацубу, то Мазура, а усатый и лысый кавалер был прямо-таки зеркальным отражением выведенного из игры Мазура, разве что понимал, о чем идет речь, даже вставил пару реплик, но тут же умолк, не пытаясь соперничать с красноречием дамы.
– Пошли, – сказал Кацуба, широким жестом указывая даме на свободный столик. – Приятно быть популярным. Сеньора видела, как нас поднимали на борт, ужасно заинтересовалась, приглашает выпить, что бог пошлет. Халява, плиз!
– Она не из Бразилии, раз сеньора? – негромко спросил Мазур, лавируя следом за ними меж столиками. – Где в лесах много диких обезьян?
– Да нет, из других мест. Где мне бывать доводилось. Если поговорить подольше, вполне могут отыскаться общие знакомые, но лучше не пробовать, меня в тех местах мертвым считают, не годится людей разубеждать…
Усатый остался у стойки, вдумчиво давая инструкции мгновенно преобразившемуся бармену. Охранник, столкнувшись со столь непредвиденным оборотом дела, убрался в коридор, временами видно было, как он там прохаживается с терпением цепного пса.
– Прошу любить и жаловать, – сказал Кацуба, когда уселись за столик. – Донья Эстебания, по нашему, пожалуй. Степанида. Этот сморчок не муж, как я сначала полагал, а управляющий. Затюкан качественно – бабенка, сам видишь, и в горящий вигвам войдет, а уж глянет – как долларом ударит…
Бойкая бабенка вовсю улыбалась Мазуру – определенно лет на несколько постарше его, но симпатичная, ухоженная, щедрых форм, к тому же обильно украшенная радужно сверкающими камушками и золотишком тонкой работы.
– В Европе скучно, а в «загадочной Азии» еще скучнее, – лихо переводил Кацуба. – Вот наша Степанида и отправилась взглянуть на загадочную Сибирь, где белые медведи с утра чавкают зазевавшихся аборигенов. Конечно, несколько разочарована: города самые обыкновенные, а медведя видела одного, и то в зоопарке. А вот мужики, говорит, авантажные…
Бабьим чутьем догадавшись, о чем идет речь, донья Степанида улыбнулась Мазуру так, что ясно было без всякого перевода.
Вернулся печальный управляющий, уткнулся в свой бокал и отрешился от всего сущего. Официантка, возникшая, как из-под земли, оборудовала стол так, что Мазур поневоле повеселел.
– Очень она печалится, что ты лишен возможности принять участие в беседе, – сказал Кацуба. – Погоди-ка…
Он коротко сказал что-то, донья Эстебания просияла и сообщила Мазуру на неплохом английском:
– Мигелю следовало бы раньше подумать… – она кивнула на Кацубу. – Как вам удалось выжить в таком холодном море? Это же Северный полюс…
– Ну, не совсем, – сказал Мазур, светски улыбаясь. – До полюса далековато.
– Правда? И корабль туда не пойдет?
– Боюсь, что нет. Туда добираться нужно на ледоколе…
Она отпустила какую-то сочную фразу на испанском, глянула на управляющего так, что бедняга съежился, беззаботно пояснила Мазуру:
– Хесус опять напутал. Я ему велела подобрать туристский рейс, который непременно проходит мимо Северного полюса, а его, недотепу, надо полагать, снова обманули… – и одарила Мазура горячим взглядом. – Признаться, я не разочарована… Пожалуй, Хесуса выгонять не стану. Я его сто лет собираюсь выгнать, но вечно возникают преграды, сеньоры: эти наши патриархальные нравы, традиции, он, изволите ли видеть, – сын сестры двоюродного брата кормилицы моего дедушки… или двоюродный брат кормилицы дворецкого моей бабушки, я уже не помню, но по меркам Санта-Кроче это все равно, что член семьи, придется терпеть, пока он меня не вгонит окончательно в гроб. Сейчас я его отправлю дать разнос этому болвану за стойкой – я же видела, как он с вами обошелся… Безобразие, так поступать с людьми, перенесшими ужасное крушение…
– Не стоит, право, – сказал Мазур. – Его не перевоспитаешь…
– Думаете? Ну хорошо, пусть Хесус сидит, нагоняя тоску… Вы добрый человек, команданте, в точности как мой второй муж, – бедняга так долго собирался пристрелить чертова дона Хосе, что тот успел опомниться и пристрелил его самого. Правда, потом пристрелили и оборотистого дона Хосе, но я-то все равно осталась вдовой…
– Что, у них и вправду так весело? – спросил Мазур.
– Будь уверен, – кивнул Кацуба. – Веселая страна, у каждого провинциального барончика своя гвардия, и бывает жарковато… В столице, конечно, жизнь течет относительно благолепно, но в глуши нравы ничуть не уступают нашим нынешним…
– А почему она меня называет «команданте»?
– Мигель мне сказал, кто вы такие, – тут же вмешалась донья Эстебания, уловив знакомое слово. – Команданте – у нас примерно то же, что и полковник, сеньор Влад. У нас в роду масса команданте, мой третий муж тоже был команданте, но ненастоящий, его так звали из вежливости, из-за… как это? Места в обществе.
– Положения?
– О, вот именно. Правда, это положение главным образом было достигнуто благодаря моим поместьям, и когда этот индюк стал себя вести вовсе уж несносно, пришлось выгнать…
– Надеюсь, он при этом остался жив? – спросил Мазур.
– Сеньор Влад, я бедная слабая женщина… – послав ему кокетливый взгляд, притворно оскорбилась донья Эстебания. – Конечно, когда он при расставании назвал меня вовсе уж непотребными словами, я схватила со стены винчестер, но он все равно был не заряжен, да и стрелять я не умею, так что Хесус совершенно напрасно прятался под стол… В наших местах одинокой беззащитной женщине очень трудно жить, сеньоры, вокруг так и вьются всякие авантюристы и охотники за деньгами, да и в Европе не лучше. В Ницце мою бабушку обчистил до нитки один прохвост, в буквальном смысле, я имею в виду: когда он тихонечко смылся на рассвете из отеля, прихватил с собой не только ценности, но и ее парижские платья… И все равно бабушка вспоминала о нем не без печали в глазах. Надо полагать, обаятелен был, подлец… Между прочим, он напортил только самому себе. Бабушка совсем было собралась за него замуж, а объявить ему об этом хотела в то самое утро, когда он предпочел завершить их бурный роман невыносимо вульгарно… Тысяча извинений, сеньоры, но даже среди офицеров попадаются прохвосты – мой родной дядя был гвардейским капитаном, и все равно получился сущий позор семьи, когда он не просто сбежал с женой командира, но еще и выгреб все из полковой кассы… Говорят, он потом служил в Коминтерне, наврал, что бедняк в десятом поколении, но ваш хефе Сталин все равно его расстрелял вместе с остальным Коминтерном… К чему я клоню, сеньоры? Я хочу сказать, что ваше неожиданное появление при столь романтических обстоятельствах ни в коей степени не позволяет заподозрить в вас банальных пароходных аферистов…
– А что, если мы очень коварные аферисты? – спросил Мазур. – И ночью собираемся подать сигнал пиратскому судну?
– Вы шутник, сеньор Влад! Вам не стыдно так пугать бедную одинокую женщину, которую никак не сможет защитить недотепа Хесус? Впрочем, я вас заранее прощаю, военные моряки – это моя маленькая женская слабость. Мой первый муж был лейтенантом на крейсере «Консепсьон», я обожала все эти великолепные блистающие штучки на морских мундирах…
– А с ним что случилось? – спросил Мазур.
– Ничего особенного, – сказала донья Эстебания. – На фоне всех остальных моих мужей и вообще родственников выглядит белой вороной. Вообразите себе, он ушел с флота и увлекся этой наукой с непроизносимым названием – той, что изучает бабочек и тому подобных тараканов. Пришлось выгнать, сами понимаете. Можете себе представить? Муж Эстебании Сальтильо насаживает тараканов на булавки и разглядывает их в лупу… Разумеется, выгнала с треском. Бедняга плохо кончил – он как-то ухитрился стать министром по делам науки при генерале Кабрера, а когда генералу пришлось уносить ноги, пока герилья его не повесила, потому что все к тому времени поняли, что президент из него никудышный, мужу пришлось уехать вместе с генералом, иначе его тоже могли вздернуть под горячую руку. Сейчас они оба обитают в Буэнос-Айресе, но Кабрера, как практичный человек, успел перевести за границу счета, а мой бывший муженек бежал, схватив под мышку три ящика с бабочками… Хесус ему посылает немного денег, я порой сентиментальна – все-таки самый первый муж, это обязывает… Я выходила замуж трепещущей невинной девушкой, сеньор Влад… А вы женаты?