Бушков Александр Александрович. НКВД - Война с неведомым

   - Как ни прискорбно, Панове, но это один из тех случаев, когда медицина бессильна, выходного отверстия нет, пуля застряла где-то в области сердечной сумки, ритмы сердца затухающие...
   Не знаю, как я выглядел со стороны. Наверняка хреновато. Януш стал, как собственный бюст - бледный, скулы закаменели. Но произнес спокойно:
   - Можно что-нибудь сделать?
   Пане Гершль - а пенсне он, теперь ясно, снял, чтобы не смотреть нам в глаза, он же был близорукий, добрых минус десять - опустил ученую голову:
   - Думаю, могла бы помочь немедленная операция в хорошей клинике с соответствующим оборудованием, запасом крови... Иных вероятии у меня нет.
   Мы с Янушем не перемолвились и словечком - только переглянулись. Поняли друг друга моментально: все, что подходило под определение "хорошая клиника", располагалось за полтыщи верст от нас. Имелся лишь обычный дивизионный медсанбат - и тот километрах в семидесяти.
   Мы бы ее не довезли. Видел я, что получается, когда пытаешься везти людей с подобными ранениями. На "виллисе", по лесным колдобинам.
   Растрясет моментально. Усиление внутреннего кровоизлияния - и концы...
   Пане Гершль стоит, разводит руками... А вокруг нас вертится вышеупомянутый Янек Выга и лезет с совершенно антинаучной идеей:
   - Пан майор, пан капитан... Давайте я вам в два счета приволоку этого... (И называет имечко того колдуна). Точно вам говорю, он и не таких вытаскивал, ручаюсь честью и погонами, я своими глазами видел в тридцать шестом...
   Сгоряча он едва не получил по зубам. Но вот потом... Я не помню во всех деталях, как получилось, что нас с Янушем это его предложение взяло. Не помню даже, что мы тогда говорили. Помню только собственное хаотическое мелькание мыслей. Понимаете, в такой ситуации схватишься за любую соломинку. Она уже белая, как смерть, губы синие, прозрачные... И если сделать ничего нельзя, так, может...
   Короче, Выга с хлопцами мигом смотались на "виллисе". Пане Гершль остался при раненой, сидит, кротко посматривает на нас с непонятным видом конечно, ему, как представителю, можно сказать, официальной медицины, поперек души подобные планы, но он, должно быть, видел, что с нами творится, не встревал...
   Притащили мужика. Типус... Бородой зарос до глаз, возраст совершенно непонятный. Но глаза...
   Хитрющие, умные, посмотрит - как рублем ударит...
   Заодно ребята приперли все, что имелось в его хозяйстве - сгребли в "сидор" всевозможные пучки трав, корешки какие-то, разные там причиндалы... Чтобы два раза не ездить. Что видели, то и грабастали.
   Он подошел, нагнулся, заглянул Данке в лицо.
   Поскреб свои лохмы широченной пятерней. Забубнил что-то на мазурском наречии. Выга проворненько перевел:
   - Боится. Говорит, поздно. Может быть поздно. Мол, если помрет, вы меня, чего доброго, пристрелите.., поздновато и опасно.
   Ну, Януш... Януш охулки на руки не клал. Вынул пистолет - у него был роскошный довоенный "Вис" - медленно, демонстративно оттянул затвор. Молча. Ни словечка. Стоит, держит пистоль дулом вверх, смотрит на лесомыку... А за другим его плечом Янек Выга, внезапно вспомнив о личной гигиене, стоит и с отвлеченным видом чистит под ногтями кончиком эсэсовского кинжала... Тишина. Тяжелая, нехорошая, только Данута похрипывает чуть слышно...
   Он понял, что, если откажется, мы его кончим тут же. И кончили бы, честное слово. Не было там другой власти, кроме нас, и все атрибуты власти висели у нас на поясе... Он понял.
   Прожег меня взглядом, подошел вплотную и принялся что-то сосредоточенно бурчать. Я его не понял совершенно - у меня от напряжения вылетели из головы все польские слова, не говоря уж о его клятом наречии, которого я и не знал вовсе... Потом, когда Янек начал лихорадочно толмачить, я немного опамятовался...
   - Он говорит, что времени совсем мало, а возможность есть, но весьма опасная, - толмачит Выга. - Говорит: в одиночку ему трудно, но, поскольку это ваша девушка, пан Капитан, то вам ее и спасать. Не будет врать, большой риск есть и для вас, но иначе он просто не берется, хоть стреляйте...
   Я только и сказал:
   - Пусть поторапливается. Лично я на все согласен. Лесовик бурчит что-то новое. Выгнал Януша, пана Гершля. Взял меня за пуговицу и талдычит что-то с расстановочкой, упрямо... Выга старательно переводит:
   - Он говорит, панна Данута пойдет к реке.
   Если вы, пан Капитан, сможете ее остановить, все, глядишь, обойдется. Как уж у вас получится.
   А сейчас он и меня выгоняет тоже, поэтому вы, я вас просто умоляю, слушайте его во всем...
   И выкатился за дверь - по-моему, с превеликой охотой. Я, разумеется, остался. Космач тем временем переворошил все свои причиндалы, начал что-то мешать в чашке, накидал туда травы, сушеных цветков, настрогал каких-то корешков. Начал на все это нашептывать - водит руками над чашкой, бормочет что-то, время от времени вскинет глаза, кольнет меня взглядом с полным ощущением физической боли - и снова бормочет. И помаленьку мне стало казаться, будто у меня совершенно отнялись руки и ноги.
   Сижу на лавке, смотрю на Данку, а голова туманится...
   Он вдруг оказался возле меня. Только что сидел на корточках над чашкой посреди комнаты - и вдруг стоит возле меня, вплотную. Сдернул меня с лавки, без всяких церемоний, за шиворот, как куклу, положил на пол. Я лежу, смотрю на него снизу вверх, чувствуя себя чем-то вроде тряпичной куклы...
   Присел надо мной на корточки, приподнял мне голову, сдавил пальцами щеки, так что рот у меня разинулся сам собой. И стал вливать свое зелье аккуратненько, струйкой, но вместе со всем этим гербарием, с корешками. Что удивительно, я ни разу не подавился, все как-то само собой проскальзывало в глотку...
   Я его бормотанье начал понимать. Отчетливо.
   Он раза три повторил: мол, остановишь ее, прежде чем дойдет до реки тогда, может, и получится...
   И тут сознание у меня затуманилось окончательно. Перед глазами сомкнулась темнота.
   А когда я вновь стал что-то видеть, я уже был не в комнате, а неизвестно где. И не лежал уже, а стоял.
   Место было насквозь незнакомое и странное.
   Какая-то большая равнина, словно бы кочковатая, как бы снегом покрытая - только "снег" этот был серого цвета и под ногами не скрипел, не проминался. Я переступил с ноги на ногу - никаких отпечатков. По-моему, никакой это был не снег, но что это такое, мне до сих пор непонятно. Казалось оно снегом, кое-где присыпавшим кочки, но под ногами не проминалось совершенно. Точнее я описать не могу, не могу, и точка...
   И вокруг, вместо неба - такая же серость, сквозь которую не просвечивает никакого солнца.
   В отдалении, справа и слева, виднеется что-то вроде вертикальных черных полос - словно бы деревья, словно редколесье виднеется сквозь туман. Но это был не туман. Совершенно ничего похожего - просто серый окружающий воздух.
   И еще. Не было наверху никакого солнца, ничего, что давало бы свет, но отчего-то мне казалось, что на всем вокруг - тень. Повсюду лежит тень.
   Взгляд это не фиксировал никак, у меня просто было такое впечатление...
   Тишина мертвая. Пусто... Потом я увидел - кто-то идет впереди, удаляется от меня. И я, опять-таки не знаю, откуда и как, но понял, что это - Данка.
   Что характерно: как я ни пытался ни тогда, ни потом, вспомнить детали, но совершенно не могу припомнить, как она была одета, в чем - в форме, как лежала на лавке, или в чем-то другом.
   Никак не могу вспомнить. Нет у меня этого в зрительной памяти, хоть ты тресни - а значит, нет и в мозгу. Помню только, что волосы у нее были распущены, свободно лежали по плечам, ее волосы, знакомые, роскошные, она была блондинка с легонькой рыжиной...
   Я пошел за ней. Побежал. Бежалось совсем не так, как это порой случается в кошмарном сне - ну, знаете, когда пытаешься бежать со всех ног, но что-то мешает, и движения получаются замедленные до предела, плавные... Ничего подобного.
   Я чувствовал, что бегу нормально, как и должен бежать мужик молодой, тренированный, здоровый, как лось...
   Но - не могу догнать! Я бегу, как на медаль, она впереди бредет неспешно, и все равно, расстояние меж нами, вижу с отчаянием, почти что и не сокращается...
   То ли я кричал что-то, то ли наддавал молча - не могу сказать. Некоторые куски происходившего там совершенно не удается вспомнить. Воспоминания идут как-то рывками...
   И вижу я, что местность впереди немного изменилась. Вместо кочек появились уже самые настоящие холмики и пригорки, покрытые в точности таким же серым то ли снегом, то ли пеплом.
   И впереди замаячила река...
   Странная река, как и все там. Не особенно широкая, метров.., ну, двести. Без малейшей ряби на поверхности. Даже не скажешь, что она течет.
   Как будто тянется бесконечная широкая лента из того же то ли снега серого, то ли пепла. И тем не менее ощущается, что это именно река.
   А на той стороне, у самого берега, маячат... Не знаю, сколько их там было. Не знаю, как они выглядели. Не знаю, на что были вообще похожи. Понимал я тогда только одно: это они за ней пришли.
   Бегу. Как я бегу... Кричу что-то вроде:
   - Мать вашу так, это не правильно! Нельзя так, нельзя! Это все не правильно, господи, в бога вашу душу, кто тут над вами старший Не хочу я, не хочу! Это моя Данка, мать вашу! С дороги, мать вашу, СМЕРШ идет, это мы, СМЕРШ, мы и не такое видели, что вы мне тычете вашу речку!
   Не отдам!
   И я, знаете ли, добегаю. Нагоняю ее непонятно каким усилием. Мало того, обгоняю, заступаю дорогу. Лицо у нее уже не белое, нормальное, губы бледно-розовые - мне этот оттенок врезался в память на всю оставшуюся жизнь - глаза широко раскрыты, но, полное впечатление, она меня не видит. Идет себе, плывет над этим серым снегом... И - тишина...
   То, что меж нами происходило потом, я опять-таки не могу описать обычными человеческими словами Она идет к реке, а я ее не пускаю, отталкиваю, отодвигаю, отжимаю от реки - причем не в физическом понимании темы, не руками отталкиваю, не напираю грудь в грудь. Как-то так... Слово "мысленно" не подходит, поскольку моих тогдашних ощущений не исчерпывает...
   Просто - она упорно движется к реке, а я ее еще упрямее от берега отжимаю, напираю, превозмогая нешуточное сопротивление, и происходит это без всякого применения физической силы... И лицо ее передо мной, совсем близко...
   И вдруг, в один нечаянный момент понимаю, что я ее определенно пересиливаю. Что медленно-медленно отодвигаю ее с того места, от берега.
   И - как напер...
   Очнулся я на полу, в комнате. Голова раскалывается, в виски словно буравчики ввинчивают, в животе такое ощущение, словно я проглотил не пару щепоток тонко наструганных корешков, а целую охапку валежника, и теперь этот валежник торчит во все стороны, норовя изнутри проткнуть мне организм в двадцати местах... Встал кое-как, плюхнулся на лавку.
   И вижу в комнате перемены!
   Пане Гершль уже здесь, торчит над Данкой, точнее, не торчит, хлопочет, оживленный такой, даже бодрый, громко командует, а наши хлопцы мечутся, как черти, по его приказам, тащат бинты, еще что-то... Януш с Выгой тут же маячат, лица - довольные!
   И тут меня отрубило. Напрочь.
   Очнулся я через сутки, уже ближе к вечеру.
   И никаких особых ощущений в организме уже не было, даже голова почти не болела.
   Ну, подхватился. Я у себя в комнате, оказывается, лежу в форме, только кто-то снял сапоги и пояс с портупеей. Входит Януш, без лишних слов наливает мне водочки. Я - хл-лоп! Уже вижу по его лицу, что дела наши не так уж плохи...
   Так оно и оказалось. Когда я отключился, и хлопцы меня уволокли, Данка уже была в сознании. Не вставала, конечно, но уже и не выглядела покойницей. Смогла даже сказать что-то, пошевелилась...
   Доктора, говорят, надо было видеть! Он держался, как мог, не поддавался полной и окончательной растерянности, но, рассказал Януш, не оставалось никаких сомнений, что наш пане Гершль совершенно сбит с панталыку. По его теперешним наблюдениям выходило, что пуля, очень на то похоже, не повредила ровным счетом никаких внутренних органов - а, наткнувшись на нижнюю часть лопатки, как-то так срикошетила, как-то так повернулась, что чуть ли не под кожей застряла. Одним словом, дело принимает качественно иной оборот. Не то чтобы "есть надежда", а ранение, можно говорить с уверенностью, из разряда легких...
   А потому Данка уже давным-давно в медсанбате, подогнали два "виллиса", в один устроили ее, в другой набились автоматчики - и рванули в дивизию... Там, кстати, второй диагноз пане Гершля подтвердили буква в букву. И очень быстро извлекли пулю. И Данка уже через две недели к нам вернулась. И все было по-прежнему.
   Вот только... Выга потом отвел меня в сторонку и рассказал. Этот лесной космач, когда уходил, велел мне передать, что, хоть я и показал себя во всей доблести - а обернуться могло, он гундел, по-разному - тетку не обманешь, тетка отсрочку дает под давлением обстоятельств, но ненадолго...
   И он ведь, сука, был абсолютно прав...
   Данка погибла в сорок седьмом. Когда война кончилась, ее послали на так называемые "возвращенные земли" - те, что отошли от Германии к Польше. Обстановочка там была... Еще почище, чем у нас в Мазурах тогда.
   Мы с ней виделись несколько раз до того, у нас ведь все так и продолжалось украдочкой. Я служил советником при соответствующих органах, в Гданьске. Получилось в точности по песне: дан приказ ему на запад, ей в другую сторону...
   И вот что, хотите верьте, хотите, нет, со мной случилось в тот самый день...
   Вышел я из здания нормально, хотел сесть в машину. И тут меня как бы пробило. Как бы рвануло сразу в нескольких местах - остро, больно, жгуче. И ноздри как бы залепило четким, пронзительным запахом дыма, от кашля наизнанку вывернуло...
   И тогда, не умею объяснить, почему, когда эта боль прошла и гарью больше не пахло, я вдруг уверился с невероятной, даже отчего-то спокойной ясностью, что вот в этот самый миг где-то очень далеко отсюда Данку убило насмерть, наповал...
   Закричал даже, не сдержался. Водитель выскочил из машины, кинулся ко мне, рвал на ходу кобуру - он потом говорил, что я рычал не по-человечески, и он сгоряча решил, что в меня пальнули из-за угла, но выстрела он почему-то не услышал... А я стоял, держась за стенку, весь был мокрый от пота, и знал, точно знал, что ее убило только что...
   И ведь это была доподлинная правда... В тот самый день, по времени примерно совпадало.
   Лесные сделали засаду, подстерегли машину воеводской беспеки. Шарахнули гранату с ходу, вдарили по машине из дюжины стволов... Всех положили наповал. Машина выгорела напрочь. Точно, дым и гарь... Поганое было время, хотя и считалось мирным, и без всяких киношных красивостей.
   Я так полагаю, все это со мной случилось оттого, что я ведь был с ней там. Где? А хрен его знает. Там. Не стал я ближе к какой бы то ни было мистике, но, боюсь, придется мне еще разок прошагать по той равнине... Да и вам тоже.
   А может, и - всем...
   ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   СОБСТВЕННОЕ
   След дракона
   Предания занимают середину меж историей и поэзией. Содержанием их служит всегда действительная быль, но рассказ, переходящий из поколения в поколение, из века в век, часто носит на себе печать сказки.
   Т. Н. Грановский
   Один из самых запоминающихся и диковинных героев сказов Бажова Великий Полоз. Он предстает то в облике огромного змея с человеческой головой, то в виде пусть и сугубо людском, но все равно странном, необычном, пугающем. Он способен навсегда "увести" золотую жилу в неведомые земные недра - подальше от алчных душонок, а вот тех, кто ему придется по сердцу, наоборот, одарит золотом. В повествовании Бажова владыка недр выглядит стопроцентным сказочным персонажем, ничем не отличающимися от Бабы Яги, Жар-Птицы или говорящей щуки. Однако...
   Известная собирательница фольклора, свердловский (ныне, конечно" екатеринбургский) ученый В. П. Кругляшова десятки лет изучала предания и легенды Урала - в тех местах, что и Бажов, порой слушая тех же стариков, что поведали небывальщины Бажову. Так вот, собранный ею материал при внимательном изучении представляет совсем другого Полоза, не в пример более крепко привязанного к реальности.
   Впрочем, не будем забегать вперед. Начнем с рассказов, и в самом деле совершенно сказочных.
   А.Ф. Щипанов: "Слыхал я, люди про Полоза рассказывают. Говорят, будто Полоз указывает золото. Если человек хороший, то Полоз покажет ему, где золото, а если плохой - наведет на ложный след. Когда Полоз ползет, то после него остается золотистый след. Сказывают, многие теряли голову от этою золотистого следа. Начинали копать, но ничего не находили. Главное - это заметить место, где Полоз исчезнет. Там и золото. Не правда, конечно, все это".
   А.А. Антронова: "Раньше в Полевском было много золота, а сейчас нет, и все потому, что змей Полоз золото отвел. Нашли полдневские мужики жилу и стали то золото мыть, а полевские узнали и пришли на ту же жилу. Повздорили меж собой мужики крепко, до кулаков дело дошло. Вдруг выполз Полоз, обогнул мужиков кольцом и провалился сквозь землю. С тех пор и не стало золота в Полевском, сколько ни искали."
   В.В. Хмелинин: "Змей связывали с именем Полоза. Полоз оставлял следы на траве. Видели какие-то следы. Кто-то пройдет, остается мятая колея, но никто не видел самого змея. Что-то в этом было таинственное, и связано это с золотом.
   Таинственным местом, где обитал этот Полоз, было Гальенское громадное болото, простирающееся на десятки километров. Торф, трясина.
   В центр не пройдешь. ЛЕГЕНДА О ПОЛОЗЕ НЕ СОЧЕТАЕТСЯ С ЗОЛОТОМ, ТАК КАК ЗОЛОТА НИКОГДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ В БОЛОТЕ".
   Последняя фраза не случайно выделена мною крупными буквами. Потому что в ней скрыт своего рода мостик, своеобразный переход от чистейшей воды сказов к свидетельствам, где сказочного, собственно говоря, и нет вовсе. Рассказчик верно подметил характерную черту: часто, очень часто легенда о золоте с Полозом не сочетается вовсе! А вот те самые "следы на траве" появляются частенько, но в них ухе нет ничего сказочного...
   Я.Д. Раскостов: "Про Полоза слыхал, раньше говорили про него. Жил он в лесу, но прихожденье по ночам в деревню было. На снегу след оставался. Многие этот след видели. Говорили еще, что он как будто мог сжигать жаром и у него еще какое-то притяженье и было. Притягивал" людей".
   (Любопытно, что за тысячи километров от Урала, в Африке, местное население в рассказах наделяет своего легендарного то ли змея, то ли ящера той же способностью: неведомым образом "притягивать" людей.).
   А. Г. Пастухов: "Это давно было, я еще мальчишкой был (Рассказчик 1894 г.р. - А.Б.) На Вараксином логу у нас покос был. Один раз приехали на покос - там, как жердь, выжжена полоса, как бревно протащили горячее. Я у отца спрашиваю: "Тятя, что это такое? Кто прополз?" "Полоз". А я говорю: "Что за Полоз?" "А это большая змея, ей не попадайся, она может задавить". И мы боялись даже спать. Я у отца спрашиваю: "А почему тут Полоз прополз?" "А тут раньше богатое золото было, теперь вынуто, может, еще есть. Вот он и кружит возле этих ям".
   Как видим, и этот рассказ можно назвать сочетанием сказочного и реального. С одной стороны, отец мальчика повторяет старинные поверья ,о связи Полоза с золотом. С другой же, совершенно буднично предостерегает сына от встречи с "большой змеей", лишенной всякой мистики, как предупредил бы о медвежьем месте или гадючьем зимовье...
   С.А. Борисова: "Полоз здесь был. Его даже моя мать видела. Трудолюбивая была. Сено на покосе оставлено было, пошла траву посмотреть. Смотрит, а траву всю припалило. Голову змей поднял, как зашипит. Мать километров двадцать отбежала, тогда вздохнула".
   П.А. Сауров: "Про Полоза слыхал. Полоз как пройдет, как после него словно бревно толстое провезли - так продавливает. После него трава остается желтой. А почему желтой? В ем какие-то ядовитые вещества есть".
   Этот мотив - то ли выжженный, то ли оставленный некоей ядовитой слизью след - возникает снова и снова. На первый взгляд, он-то и служит доказательством сказочности Полоза - подобные змеи науке неизвестны. Но почему-то рассказы насыщены массой совершенно реалистических подробностей, лишенных всякой мистики, даже приземленных...
   П.П. Зюзев: "Полоз - это змей. Показывается много, да не каждому. Полоз в камнях, в пещерах живет. Пещера как ровно выкладена камнями.
   Даже боялись около этого места ходить. Он на зиму, что потребно, заготовлял. А вот для чего он жил, сказать не могу. Там, где Полоз жил, ничего около этого места не добывали. Говорили, что, если подойти близко, он может задушить либо похитить человека."
   ТА. Вараксин: "Есть такой Полоз - змея большая, метров шесть в длину. Пройдет - листы свернутся и трава как выжженная. У него, у змея, хобот большой, голова над землей поднята. Он может человечка захлестнуть и задавить. А богатство указывает ли? Так это кто его знает - мы не видели".
   Ф.С. Рябухин: "Один мужичок рассказывал, что я, мол, видел, как Полоз прополз, одна сакта <Сакта - помятая, пожелтевшая трава, след в траве.> осталась. Мужик только это и видел. Про Полоза говорят, что он толстый и длинный. Боялись его все, как бы не встретиться".
   A.M. Будатов: "Про Полоза я, конечно, слышал. Мы жили у одного старичка. Он рассказывал, что его дедушка видел Полоза. Он метров десять длиной и толщиной с бревно. Еще другой старичок рассказывал. Это в Уфалее было. Полоз прошел по Ивановскому прииску, там потом золотые россыпи нашли. И мой дедушка, мол, повстречался с Полозом на покосе. Где он прошел - трава опалена была. Дедушка мой потом долго болел - испугался очень".
   Не правда ли, мифологический персонаж понемногу теряет черты сказочного героя? Чем дальше, тем больше...
   Ф.И. Шептаева: "Полоз - это как змея, голова у него змеиная, на шее белый галстук. Шипит тоже как змея. Если осердится, так надувается, делается толстый-толстый. Жил в лесу, в горах. На людей не нападал, если они его не тронут. Змей много там, где золото. И ПОЛОЗ ТАМ НЕ ЖИВЕТ. Он хлеб ел. Кто в лес идет, уж неси с собой хлеба, вдруг Полоз встретится. Я сама несколько раз его видела. Ходили по ягоды. Батюшки, змея шипит! Скорее хлеба ломаешь и бросаешь, он ест.
   А в то время уж убираешься. Убивать Полоза нельзя. Если убьешь одного, то другие Полозы в дом приползут, всю скотину передавят. Уж непременно выведут скотину. А если кто его и не трогает, и он не тронет. Питался он травкой, корешками".
   Н.Г. Тупицын: "У нас покос был на Ржавце.
   Отец с матерью косили, выкосили, стали суп варить. Он и вышел. Полоз-то. Сами будто видели. Трава сгорела там, где он прошел. Он метров двадцать прошел: ползет - во рту у него копалуха <Копалуха - самка глухаря.> - прополз и ушел в болото клюквенно.
   Ползет, а голова-то поднята все время на полметра от земли, и в хайле копалуха".
   Н.А. Прокопьев: "Слышал я одну историю про такого зверя. Боялись его все. А один мужик встретился с Полозом. Шел он стараться, золото искать. Весной дело было. Идет лесом, по дороге. Видит, две сосенки стоят рядом и Полоз меж ними на солнышке развалился. Испугался мужик.
   Думает: "Если идти мимо него, все равно удавит".
   А назад возвращаться уже поздно. У него на плече лопата железная была. Что делать? Вскинул он быстро лопату да как хватил Полоза по голове, голова отлетела. А Полоз хвостом как хватил по сосне, так от сосны дым пошел. Сам мужик испугался до того, что два месяца болел."
   Право же, полное впечатление, что речь идет не о мифическом чудище, а о каком-то насквозь реальном, прекрасно известном животном, не более сказочном, нежели медведь или лось, со своими, разумеется, специфическими повадками.
   При определенных условиях оно может задушить, убить, но специально за человеком не охотится (чем Полоз схож повадками с крупными варанами и анакондами. Вопреки нашумевшим фильмам случаи нападения анаконды на человека за целое столетие можно пересчитать по пальцам). Более того, при известной сноровке и решимости Полоза можно убить прозаической лопатой. Как хватил, голова и отлетела... Ничего похожего на сказочных драконов, склонных питаться царевнами и членораздельно переругиваться со странствующими рыцарями. "Копалуха в хайле" - предельно бытовая деталь...
   Кстати, еще не факт, что змея достигала в длину именно аж шести метров. Давным-давно известно: крупная змея всегда кажется наблюдателю длиннее, чем она есть. В свое время рассыпалось немало легенд о пятнадцатиметровых южноамериканских анакондах: едва исследователь подступал к змеиной коже с прозаическим сантиметром, выяснялось, что на самом деле "исполинша" была длиною метров в пять. Таковы уж свойства человеческого восприятия - что на Амазонке, что на Урале.
   Так что же такое Полоз - некий уральский удав метра три длиной? Возможно, некогда на Урале обитали не только относительно большие змеи, но и рептилии вроде гигантских варанов.
   В рассказе Шептаевой перед нами предстает ско-рее варан: змеи (за исключением нескольких видов индийских кобр) не способны "раздуваться".
   А вот варан, как и многие другие ящерицы, рассердившись, как раз надувает шею, "делается толстый-толстый". Быть может, речь вообще идет о двух разных видах - крупной змее и некоем "сухопутном крокодиле". Мелкие змеи и ящерицы испокон веков обитают и на Урале, и в Сибири, впадая зимой в спячку. Не стоит делать скоропалительных выводов, но все, что известно о биологии крупных рептилий, отнюдь не противоречит версии о их существовании в зоне умеренного климата. Уж если перебирать версии, то "уральский дракон" мог оказаться потомком динозавров - а последние, установлено, были (по крайней мере, некоторые виды) не пресмыкающимися, а теплокровными, следовательно, температура их тела не зависела от температуры окружающей среды, и это помогало выжить в зоне холодов.