Бушков Александр
НКВД - Война с неведомым
Александр БУШКОВ
НКВД: Война с неведомым
Анонс
"Удивительное рядом, но оно запрещено!" - эти слова Владимира Высоцкого можно с полным основанием взять в качестве эпиграфа к этой книге.
В ней рассказывается о необъяснимых с точки зрения воинствующего материализма событиях, записанных автором со слов бывших сотрудников советских спецслужб. Да, наши славные чекисты многократно сталкивались в своей практике с паранормальными явлениями. И, бывало, совершали подвиги, которым могли бы позавидовать Скалли и Фокс Малдер "Секретных файлов"! Но их обязывал и обязывает по сей день "закон молчания"! Обойти его сумел Александр Бушков, в течение тридцати лет собиравший материалы, связанные с "чертовщиной" на войне и в ходе тайных спецопераций НКВД.
Посвящается всем участникам эксперимента "Туман" - и его двадцатилетию.
А. Б.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга складывалась двадцать шесть лет - именно столько времени прошло с тех пор, как я услышал первый рассказ из всех в нее вошедших.
При старой власти, когда в СССР (а уж тем более в славной летописи Великой Отечественной) не было никаких таких загадочных, необъяснимых, необычайных явлений, нечего было и думать не то чтобы издать подобную книгу, но хотя бы о ней заикнуться. В те времена единственным примером высочайше допущенной к печатному распространению мистики был "Коммунистический манифест" с его незабвенной первой фразой:
"Призрак бродит по Европе..." Кто бы рискнул предавать гласности воспоминания не о том, как стреляли из "Максима" и поджигали танки горючей смесью - об удивительном, о странных, диковинных, непонятных случаях, напрочь противоречивших научному коммунизму и диалектическому материализму..
Потом... Потом, как ни странно, показалось еще труднее. Именно потому, что все всем стало можно, испарилась цензура, и маятник качнулся в другую сторону. Легионы черных, белых, серых, в полосочку и крапинку магов бойко рубили "капусту", отвораживая и привораживая, грозя воскресить мумии фараонов, бурный поток публикаций о всевозможной чертовщине, НЛО и изнасилованных марсианами гимназистках выхлестнул за рубежи здравого смысла, правдоподобия и прикладной психиатрии...
Ну что же, бурный поток, похоже, схлынул.
Люди, в общем, научились отличать скверно придуманную халтуру от описания по-настоящему любопытных фактов, свидетельствующих, по крайней мере, об одном: мир наш еще не познан до конца, он гораздо сложнее и загадочнее, чем принято думать.
Истина, как давно успели усвоить Малдер и Скалли, где-то рядом. Точнее, как истине и положено, где-то посередине.
Именно посередине, меж фанатичной верой в любой бред, выдаваемый за подлинные рассказы о необычайном, и скептицизмом твердокаменных материалистов, отрицающих всякие проявления "мира иного", я и попытался пройти, составляя эту книгу Я не хочу сказать, будто безоговорочно верю, что все мне рассказанное происходило когда-то в действительности. И не хочу сказать, что - не верю. Есть многое на свете, друг Горацио... Истина где-то посередине... Короче говоря, я попросту допускаю: что-то из рассказанного самыми разными людьми могло когда-то и случиться на самом деле.
Признаюсь по совести: критерий при отборе был один - личность рассказчика. Иногда бывало, что история выглядела правдоподобнейше, но я не мог отделаться от убеждения, что имею дело с изощренным розыгрышем, преподнесенным доверительным тоном с честнейшим видом. Народец наш на такие розыгрыши мастак, независимо от уровня образования и наличия диплома - стоит вспомнить шукшинского Броньку Пупкова (или его как-то по-другому у Шукшина звали?) с его "покушением на Гитлера". Я и сам не без греха: года три, а то и четыре по серьезным и солидным "уфологическим бюллетеням" гулял "достовернейший" случай о встрече в глухой тайге стройбатовского майора с экипажем НЛО, который я сам же и сочинил и шутки ради запустил в обращение, не подозревая о последствиях. А впрочем, шутник (я его хорошо знаю), который и пустил первым в обиход слушок, что Сталин-де - сын Пржевальского, хотел просто-напросто посмеяться, но представления не имел, что демократы в начале перестройки примут все это всерьез и начнут использовать к вящему поношению Сталина...
Так вот, с моими информаторами бывало и по-другому. Доверительно рассказанная история на первый взгляд выглядела фантазией, розыгрышем, беззастенчивым враньем - но было нечто в том, как мне ее человек рассказывал, какими были глаза собеседника, как он держался, произносил слова, подыскивал фразы, смотрел куда-то сквозь меня в прошлое, вновь переживая то, что однажды потрясло...
В общем, собирая эту книгу, я шел не от изложенного факта, а от рассказчика и того впечатления, которое он произвел. Если кому-то покажется, что это не правильный метод, пусть сделает лучше - со своим массивом информации. Лично я работал с тем, что казалось мне правдой, так, как считал нужным.
Я никого не призываю верить, что все изложенное в этой книге когда-то происходило в действительности. Я просто-напросто добросовестно изложил то, что слышал на протяжении многих лет, ничего не добавляя от себя, разве что временами пытаясь восстановить стиль изложения от первого лица. Следует предупредить: в полном соответствии с пожеланиями рассказчиков все до единого имена, все до единой фамилии вымышлены. Место действия реальности всегда соответствует, но умышленно лишено точных географических привязок: Венгрия, Белоруссия, где-то в Киргизии, западнее Вислы... Так уж, повторяю, было обещано рассказчикам. Что характерно: ни один из них (а последняя беседа состоялась всего три года назад) не жаждал ни публичности, ни денег. Это, кстати, было еще одним критерием отбора, я с порога отметал предложения типа: "Вот я вам сейчас та-акое расскажу, вы пропечатаете в книжке, а денежки - пополам..." Когда предложение формулируется именно так, жди сказку. Правду большей частью рассказывают, не желая на этом заработать ни копейки.
Добросовестно пересказав истории людей, однажды столкнувшихся с чем-то необычайным, я позволил себе в некоторых случаях дать комментарии, а заодно завершил парой-тройкой историй, приключившихся со мной самим. И ух тут-то ничего не придумано, все так и было...
А впрочем, то же самое говорили все мои собеседники. Им я полагаю, виднее, чем критику-материалисту.
Существует еще такая упрямая штука, как теория вероятности и все сопутствующие разработки, данной теорией порожденные. Так вот, по теории вероятности в этой книге просто обязана быть некая доля правды.
Лично мне хочется верить, что все правда, от начала и до конца. Но, откровенно признаюсь, не всегда хватает смелости, потому что иногда не вериться даже тому, что произошло с тобой самим - в реальности, при здравом уме и трезвой памяти, при полном рассудке. Возможно, кто-то меня поймет. Тот, кто подобное пережил сам.
- Каюсь, у меня совершенно нет времени отвечать на письма читателей не только незнакомых, но порой и давних знакомцев. Работы выше головы, простите. Ответы ищите в моих книгах.
Так вот, эта, последняя - еще и ответ на парочку недавних писем. Простите, так получилось.
И времени нет, и не хочется.
Могу вас заверить, я не забыл за эти двадцать лет ни о печальной памяти эксперимента "Туман", ни о его подробностях. Я просто-напросто так и не набрался смелости изложить эту историю на бумаге, честное слово. Иногда мне хочется, чтобы ее никогда не было. Иногда я пытаюсь себя уверить, что ее не случалось вообще, хотя это, конечно же, смешно и глупо.
А иногда мне приходит в голову, что, перенеся все на бумагу, сбросишь с плеч некую ношу. Так что когда-нибудь, твердо обещаю, я все же сделаю над собой нешуточное усилие, устроюсь за столом так, чтобы в окно не видно было тайги, и начну книгу со скучным, сухим, протокольным названием: "Эксперимент Туман"" - о том, как все было на самом деле двадцать лет назад.
И никто не поверит, конечно. А чего же вы ждали?
Александр Бушков
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДО ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ ЕЩЕ ДАЛЕКО...
Таинственный город
1930 год, конец лета. Где-то там, где сходятся границы Киргизии, Казахстана и китайской провинции Кашгар. Предгорья.
...Они не заблудились и не сбились с пути. Они попросту представления не имели, куда их занесло, а это совсем другое. Курбаши Джантай, уходя от висевшей на хвосте погони, петлял, как бог на душу положит, ничего толком не продумывая, кидаясь и метаясь, лишь бы оторваться - а мангруппа <Маневренная группа.> упрямо шла почти по пятам, то теряя след, то вновь находя. Сейчас они как раз потеряли след - и нужно было угадать нюхом, чутьем, наитием, куда старый лис может дернуть...
Все осложнялось тем, что места вокруг были насквозь незнакомые, даже проводник приуныл, удрученно ворча: мол, края глухие и совершенно необитаемые, никто их толком не знает, летних пастбищ тут нет, а значит, пастухи со стадами сюда не заходят, дичь не водится, так что и охотников не бывает. Пустые земли, бесполезные: сухая каменистая земля почти без травы, редкие деревца арчи, неотличимые друг от друга ущелья, осыпи, холодные ручейки...
Одиннадцать человек с двумя ручными пулеметами, на приуставших, но вовсе не загнанных лошадях - командир эскадрона, товарищ Аршак из республиканского ГПУ, проводник и восемь бойцов. Не армия, конечно, но у Джантая людей было еще меньше, с полдюжины - его крепко потрепали в долине, расчесали тремя станкачами из засады, так, что уцелевшие кучками прорвались сквозь оцепление, и по следу пошли мангруппы...
Народ был видавший виды, ни единого новичка, так что особых оснований для уныния не имелось. Не первый раз гоняли басмачей по горной глуши, и в дикие, незнакомые места забирались не впервые. К тому же они прекрасно понимали, что Джантай точно так же не знает этих мест, петляет наугад, прет наобум, а это дает погоне неплохие шансы. С чего же тут унывать?
В общем, они двигались по наитию, наугад, со всеми предосторожностями опытных охотников на двуногую дичь, способную в любой миг устроить засаду и огрызнуться из английских винтовок.
Они примерно знали (компас как-никак имелся), в какой стороне остались населенные места, в каком направлении - кашгарская граница, куда Джантай, теперь это совершенно ясно, и нацелился. До границы, насколько можно судить, было еще далековато - а впрочем, при нужде можно было ее и нарушить самую малость, углубиться немножечко на сопредельную территорию. Не особенно и великая держава - Кашгар. Всего-то навсего одна из провинций, на которые Китай фактически распался давненько тому. Утрутся и перетерпят, если что. Бывали прецеденты...
Город они увидели совершенно неожиданно.
Как это порой случается в горах, за узким проходом меж отвесными скальными стенами вдруг широко распахнулась долина, обширная, хоть кавалерийские парады устраивай. И там, правее и ниже, стоял самый настоящий город. Ни какой-то убогий кишлак, ни райцентр - именно город, в длину и ширину не менее парочки верст <Верста - 1,06 км.>...
Всадники остановились без команды. Пулеметчики подняли "Льюисы". Стояла совершеннейшая тишина, только лошади порой шумно мотали головами, и звенели железки уздечек. До города было совсем близко, с полверсты, и без бинокля можно рассмотреть, что возле него - ни малейшего шевеления. Ни единой живой души в поле зрения.
Сначала командир подумал, что в расчетах он все же немного сбился, и они уже в Кашгаре. Но эту мысль пришлось с ходу отбросить. Во-первых, он служил в этих краях четвертый год и моментально вспомнил, что в прилегающих кашгарских районах таких больших городов нет. Во-вторых...
Во-вторых, он наконец поднял к глазам бинокль и рассмотрел все, как следует.
Это был совсем другой город. Не походивший ни на кашгарские, ни на китайские, ни на Бухару или Самарканд. Он был обнесен стеной с башнями, как на картинках из гимназического учебника истории - только не походили ни стены, ни башни на европейские крепости. Что-то совсем другое. Они ни на что знакомое не походили: стены из длинных каменных блоков, по-настоящему огромных, башни вроде усеченных высоких конусов, с закругленными сверху зубцами. Кое-где зубцы осыпались, две башни слева полуразрушены, а рядом с аркообразным проемом городских ворот стена обрушилась почти до земли - ив проеме виднелись каменные дома, опять-таки ни на что знакомое не похожие. Одни были выше, другие ниже, кое-где можно рассмотреть колонны, балконы и лестницы. Над крышами-конусами (вроде бы черепичными) кое-где высоко поднимались квадратные башни. А по обе стороны ворот (в проеме не было ни створок, ни решетки) стояли статуи - темные, почти черные, из какого-то камня. Массивные, могучие быки, высотой, если прикинуть, в два, а то и более человеческих роста, грозно наклонившие головы с рогами-полумесяцами.
Им не причудилось, не бывает так, чтобы одно и то же чудилось сразу всем. Чем дольше командир смотрел, тем больше утверждался в первоначальном мнении, что город очень, очень старый и давно заброшенный. Почему-то в голове крутилось словечко "невероятно". Невероятно старый и невероятно давно заброшенный. Такое у командира было впечатление, а почему, он и сам не знал.
Так уж таинственный город выглядел... Перед воротами растет не только трава, но и взрослая арча, даже на стене укоренилось невысокое корявое деревце (должно быть, ветром занесло семечко в расселину), черепичные крыши зияют многочисленными провалами - и ясно, что тут поработала природа, а не человеческие руки. Людей здесь не было давным-давно, город понемногу рассыпался и ветшал, хотя, без сомнения, был когда-то построен очень прочно, чтобы жить в нем долго и укрываться от врагов надежно. Враги у горожан, несомненно, имелись - иначе к чему было громоздить такие вот стены из неподъемных блоков? Стена в том месте разрушена землетрясением, не иначе люди просто-напросто не взяли бы на себя такой труд...
Никто так и не произнес ни слова, а вот командир молчать более не мог, потому что командир именно он, и ему приходилось то и дело принимать решения, не показывать слабины, ничего не пускать на самотек. Над отрядом должна была постоянно витать его воля, словно отмененный революцией дух святой... Он обязан был думать и рассуждать за всех, и уж ни в коем случае не выдавать перед бойцами растерянности.
Он поступил немудрено - махнул плеткой, подзывая проводника Дильдаша, а когда тот подъехал, спросил сухо, насквозь деловито:
- Это откуда здесь?
Проводник - надежный и проверенный, из батраков, с заслугами перед революцией и Красной армией - мялся. Помалкивал. Даже не пытался по своему всегдашнему обыкновению объявить загадочный полуразрушенный город "плохим местом", "яман". А меж тем у него было множество известных ему одному "яманов". В одном, дескать, никак нельзя оставаться на ночлег - иначе ночью припрется горный дух с железным лицом и вывернутыми назад ступнями, передушит всех, как цыплят. В другом вот уже лет пятьдесят бродит с самыми недобрыми к путникам намерениями душа зарезанного разбойниками купца.
В третьем давным-давно закопали проклятый клад, и лучше там не задерживаться без особой нужды, проезжать побыстрее. И так далее - дэвы в развалинах заброшенного кишлака, огромные, с кошку, пауки-кровососы, девушки-оборотни...
Сейчас, однако, проводник угрюмо молчал, почесывая в затылке обеими пятернями сразу.
Потом пожал плечами:
- Знать не знаю... В жизни не слышал ни про какой город. Посмотри, он совсем старый... Сам по себе помаленьку рассыпается. Если бы тут жили, про них обязательно бы знали старики.
Или охотники. Старики и охотники все знают.
А про такое никто ничего не знает... Люди отсюда очень давно ушли.., или очень давно умерли.
Так давно, что и памяти не осталось. Давно...
- Ерунда! - крикнул подъехавший к ним товарищ Аршак. - Не должно тут быть никакого города! Потому что здесь никогда не было ни единого государства. А большой город никогда не бывает сам по себе, понимаешь? Большой город означает - государство. Я помню, чему меня учили... По науке, здесь никаким городам не полагается быть. Государства здесь не было. Одни дикие горы...
Он был армянин, вспыльчивый и горячий. Кто-то говорил командиру, что товарищ Аршак в свое время и в самом деле был студентом в Петербурге, в каком-то крайне удачном заведении, пока его не сорвала с места революция. Сам командир, откровенно говоря, закончил лишь реальное училище и унтер-офицерские курсы. Однако реальное от гимназии отличалось лишь тем, что в реальном не преподавали древних языков, а вот историю учили по тем же учебникам, что и в гимназии. Он и сам понимал, что большие города - признак государства. И помнил с грехом пополам, что никаких государств тут и в самом деле не было.
Однако данный город был чертовски убедителен. И командир, ткнув плеткой в ту сторону, проворчал:
- Наука наукой... Это что, мираж?
- Вряд ли, - вынужден был признать товарищ Аршак. - На мираж ничуть не похоже. Но все равно, по науке не положено...
- А что, наука знает все на свете? - пожал плечами командир. - На худой конец, ради пущей надежности, можно проверить...
Он тряхнул плечом, ловко уронив карабин прямо себе в руки, приложился, уверенно выпустил три пули. Покосился на товарища Аршака. Тот с удрученным видом поцокал языком. Как и все остальные, он прекрасно видел - пули выбивали крошку из каменного быка, того, что справа.
- Командир! - прямо-таки взвыл проводник. - Ну зачем? А вдруг это плохое место? В таких местах как раз и поселяются те, которые...
- Ох, да хватит! - в сердцах сказал командир. - Снова не начинай... И без твоих яманов тошно.
А кто-то из бойцов протянул мечтательно:
- Говорят умные люди, что в таких вот местах кладов навалом...
Вот эта реплика командиру не понравилась вовсе уж категорически. Он хорошо знал своих людей - надежные были ребята - и вовсе не боялся, что дисциплина в одночасье рухнет, и красные конники, пренебрегши присягой, полезут искать клады. Просто-напросто такие вот реплики настраивают личный состав на отвлеченный лад, меж тем погоня силами мангруппы - дело серьезное и не терпящее отклонений от маршрута даже в мыслях...
А потому он непререкаемым тоном распорядился:
- За мной, рысью марш!
И первым направил коня к выходу из ущелья, явственно видневшемуся впереди.
Остальные, конечно же, двинулись следом, больше не оглядываясь на таинственный город.
...Джантая они так и не догнали, - ускользнул, старый черт. Их, конечно, ругали, но подобное случалось в этих краях не впервые, и все обошлось, дальше ругани не продвинувшись. Возвращались они другой дорогой и города больше не видели. Командир о нем все же упомянул в рапорте мимоходом, одной фразой. Несомненно, то же сделал по своей линии и товарищ Аршак.
Этим дело и кончилось. Снедаемых научным любопытством ученых поблизости не обреталось, а специально писать в Академию наук никто не стал бы, хватало своих, более приземленных и насущных забот. Товарищ Аршак, правда, грозился потом, что, когда будет в Ленинграде, непременно зайдет к какому-то профессору и расскажет о загадочной находке, но вряд ли у него выдалось время. На фоне того, что творилось в стране, чекист не нашел бы время ходить по профессорам.
А в тридцать шестом, долетали слухи, товарищ Аршак оказался прикосновенным к правотроцкистскому блоку - и как сквозь землю провалился.
А вот командиру повезло - он уцелел в бурные годы, не выйдя в большие чины, служил не лучше и не хуже многих, отшагал Отечественную, в отставку ушел полковником в пятьдесят пятом.
Эту историю он рассказал племяннику во времена оттепели, а племянник в начале восьмидесятых рассказал мне.
Если этот загадочный город существует на самом деле, он так и стоит в той горной долине - циклопические стены, башни, каменные быки у ворот. Вот эти быки, кстати, служат стопроцентным доказательством того, что город этот - не мусульманский. Ислам, как многие, должно быть, знают, запрещает изображать живые существа. Вот с древнеиранской мифологической традицией бык как раз связан теснейшим манером и служит образом лунного божества, каковым был и в Средней Азии две-три тысячи лет назад. Вот только неизвестный "товарищ Аршак" был кругом прав: современная историческая наука ничего не знает о каких бы то ни было древних государствах в тех местах. Ну, а всякого, кто рискнет заикнуться, что современная историческая наука, деликатно выражаясь, не всеобъемлюща, моментально зачислят в презренные атлантологи, рехнувшиеся морозианцы и выкормыши академика Фоменко.
Поэтому поставим точку. Если город существует, он так и стоит в той долине. Но никто не знает, где эта долина...
Героический пес
1929 год, осень. Где-то неподалеку от афганской границы.
Пограничный наряд попал в засаду, и дела складывались плохо. Старший наряда, раненный в грудь, уже перестал вздрагивать и хрипеть, лежал совершенно неподвижно. И две попавшие под меткий и неожиданный залп лошади уже не бились (что в сложившемся раскладе для двоих оставшихся пограничников было только на пользу, за лошадиными трупами они с грехом пополам и укрывались от града пуль).
Нельзя сказать, чтобы басмачи особенно наседали. Не было нужды. Очень похоже, они знали расписание нарядов и тактику патрулирования - очень уж уверенно, несуетливо держались. Точно, полное впечатление, знали, что наряд был застигнут в начале длинного маршрута и тревожиться на заставе начнут только к вечеру - а до вечера еще далеко, едва минул полдень...
Басмачи не лезли на рожон. Они залегли и постреливали из винтовок, даже не пытаясь пока что сжать кольцо. Все повадки выдавали людей поднаторелых, уверенных, что добыча никуда не денется. Походило на то, что собирались брать живьем, а это было совсем уж скверно.
Те двое были тоже не новички. Просчитав и прикинув, сообразили, что их окружило человек двадцать, а от такой оравы из двух карабинов не отстреляешься. И ни единой гранаты на последний случай. Скверно.
В общем, они берегли патроны, насколько удавалось. Одного подстрелили серьезно и парочку ранили - что было не бог весть каким достижением, учитывая численное превосходство противника. Хорошо еще, что их самих пока что не зацепило. Но пули в лошадиные туши так и шлепали, не давая переменить позицию.
Неизвестно, о чем думал Юсуф. Вот уж точно не молился - совершенно чужд был всякой поповщине (или, учитывая местный колорит, мулловщине). Что до Василия, он снова и снова перебирал мысленно невеликий набор благоприятных для них возможностей.
И в который раз выходило, что спасти их может только чудо. До заставы километров восемь, выстрелы там вряд ли услышат. Третья лошадь вообще-то ускакала. Если она вернется на заставу, там вмиг сообразят и поднимут всех в ружье - но он помнил, какая канонада поднялась в той стороне, куда рванул жеребчик, как быстро стихли выстрелы и раздались торжествующие вопли.
Похоже, коня очень быстро положили здесь же, неподалеку.
Собака... Не было у него больше умной, опытной, обученной овчарки Грома. Лежал метрах в трех, с остекленевшими глазами, вывалив язык.
Попал под тот же первый залп. Так что с донесением пса уже не пошлешь а ведь были случаи, похожие, когда пограничная собака прорывалась, и помощь приходила вовремя. Не на их заставе, правда. На соседней - и еще где-то на польской границе.
От безнадежности и смертельной тоски в голову лезла вовсе уж дурная блажь - вот если бы были такие маленькие радиоаппараты, чтобы умещались в полевой сумке! Покрутил рычажки, доложил на заставу, в какую безнадегу влипли...
Он встрепенулся, поднял карабин - но это Юсуф подполз, старательно распластываясь по сухой земле, вытянулся рядом, глядя в глаза. Не лицо было у сослуживца, а застывшая маска, а в глазах столь дикое напряжение, что Василию стало не по себе. Что-то тут было непонятное в этих глазах: не страх и не раздавленность перед оскалом подступающей смерти...
- Вася, - сказал Юсуф совершенно чужим, незнакомым голосом, - пиши донесение. Кратенько. Мол, нас зажали, и если не поспеют...
"Вот и рехнулся, - с удивившим его спокойствием подумал Вася. Случается в таких вот передрягах..."
- И зачем писать? - спросил он вяло.
- На заставу отошлем.
Парочка винтовочных пуль противно взыкнула над головами. Васю это не испугало - скорее уж окончательно вывело из терпения. Это было уж чересчур вдобавок к обложившим со всех сторон басмачам спятивший напарник...
- А кто доставит, мать твою? - рявкнул он шепотом. - Дух святой?
- Он, - сказал Юсуф, показывая на мертвого Грома. - Я его сейчас подниму, а ты пиши, пиши, не мешкай. Вася, я умею, старики учили, все получится...
У Васи было слишком скверно на душе, чтобы злиться всерьез. Он просто-напросто попытался прикинуть, чего же именно от рехнувшегося узбека ждать - хорошо, если кинется во весь рост под пули, а если в глотку вцепится?
- Если попробует, лучше всего его прикладом по яйцам...
И тут же эти мысли напрочь вылетели из головы.
Потому что мертвый Гром шевельнулся. Дернулись лапы - как бы отдельно от тела, сами по себе, согнулись-разогнулись, и снова, и еще, голова приподнялась тем же самостоятельным рывком, как на веревочке, вздернулась и глухо стукнула оземь...
- Пиши, говорю! - прямо-таки простонал Юсуф, весь красный, потный, дико таращившийся.
Он лежал на боку, приложив ко рту сложенные трубочкой ладони, то шумно выдыхал как-то по-особому, то нараспев что-то говорил - громко, упрямо, причитающе. Вася самую малость знал по-узбекски, но то, что он слышал, вообще на человеческий язык не походило. Так не походило, что жутко делалось.
НКВД: Война с неведомым
Анонс
"Удивительное рядом, но оно запрещено!" - эти слова Владимира Высоцкого можно с полным основанием взять в качестве эпиграфа к этой книге.
В ней рассказывается о необъяснимых с точки зрения воинствующего материализма событиях, записанных автором со слов бывших сотрудников советских спецслужб. Да, наши славные чекисты многократно сталкивались в своей практике с паранормальными явлениями. И, бывало, совершали подвиги, которым могли бы позавидовать Скалли и Фокс Малдер "Секретных файлов"! Но их обязывал и обязывает по сей день "закон молчания"! Обойти его сумел Александр Бушков, в течение тридцати лет собиравший материалы, связанные с "чертовщиной" на войне и в ходе тайных спецопераций НКВД.
Посвящается всем участникам эксперимента "Туман" - и его двадцатилетию.
А. Б.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга складывалась двадцать шесть лет - именно столько времени прошло с тех пор, как я услышал первый рассказ из всех в нее вошедших.
При старой власти, когда в СССР (а уж тем более в славной летописи Великой Отечественной) не было никаких таких загадочных, необъяснимых, необычайных явлений, нечего было и думать не то чтобы издать подобную книгу, но хотя бы о ней заикнуться. В те времена единственным примером высочайше допущенной к печатному распространению мистики был "Коммунистический манифест" с его незабвенной первой фразой:
"Призрак бродит по Европе..." Кто бы рискнул предавать гласности воспоминания не о том, как стреляли из "Максима" и поджигали танки горючей смесью - об удивительном, о странных, диковинных, непонятных случаях, напрочь противоречивших научному коммунизму и диалектическому материализму..
Потом... Потом, как ни странно, показалось еще труднее. Именно потому, что все всем стало можно, испарилась цензура, и маятник качнулся в другую сторону. Легионы черных, белых, серых, в полосочку и крапинку магов бойко рубили "капусту", отвораживая и привораживая, грозя воскресить мумии фараонов, бурный поток публикаций о всевозможной чертовщине, НЛО и изнасилованных марсианами гимназистках выхлестнул за рубежи здравого смысла, правдоподобия и прикладной психиатрии...
Ну что же, бурный поток, похоже, схлынул.
Люди, в общем, научились отличать скверно придуманную халтуру от описания по-настоящему любопытных фактов, свидетельствующих, по крайней мере, об одном: мир наш еще не познан до конца, он гораздо сложнее и загадочнее, чем принято думать.
Истина, как давно успели усвоить Малдер и Скалли, где-то рядом. Точнее, как истине и положено, где-то посередине.
Именно посередине, меж фанатичной верой в любой бред, выдаваемый за подлинные рассказы о необычайном, и скептицизмом твердокаменных материалистов, отрицающих всякие проявления "мира иного", я и попытался пройти, составляя эту книгу Я не хочу сказать, будто безоговорочно верю, что все мне рассказанное происходило когда-то в действительности. И не хочу сказать, что - не верю. Есть многое на свете, друг Горацио... Истина где-то посередине... Короче говоря, я попросту допускаю: что-то из рассказанного самыми разными людьми могло когда-то и случиться на самом деле.
Признаюсь по совести: критерий при отборе был один - личность рассказчика. Иногда бывало, что история выглядела правдоподобнейше, но я не мог отделаться от убеждения, что имею дело с изощренным розыгрышем, преподнесенным доверительным тоном с честнейшим видом. Народец наш на такие розыгрыши мастак, независимо от уровня образования и наличия диплома - стоит вспомнить шукшинского Броньку Пупкова (или его как-то по-другому у Шукшина звали?) с его "покушением на Гитлера". Я и сам не без греха: года три, а то и четыре по серьезным и солидным "уфологическим бюллетеням" гулял "достовернейший" случай о встрече в глухой тайге стройбатовского майора с экипажем НЛО, который я сам же и сочинил и шутки ради запустил в обращение, не подозревая о последствиях. А впрочем, шутник (я его хорошо знаю), который и пустил первым в обиход слушок, что Сталин-де - сын Пржевальского, хотел просто-напросто посмеяться, но представления не имел, что демократы в начале перестройки примут все это всерьез и начнут использовать к вящему поношению Сталина...
Так вот, с моими информаторами бывало и по-другому. Доверительно рассказанная история на первый взгляд выглядела фантазией, розыгрышем, беззастенчивым враньем - но было нечто в том, как мне ее человек рассказывал, какими были глаза собеседника, как он держался, произносил слова, подыскивал фразы, смотрел куда-то сквозь меня в прошлое, вновь переживая то, что однажды потрясло...
В общем, собирая эту книгу, я шел не от изложенного факта, а от рассказчика и того впечатления, которое он произвел. Если кому-то покажется, что это не правильный метод, пусть сделает лучше - со своим массивом информации. Лично я работал с тем, что казалось мне правдой, так, как считал нужным.
Я никого не призываю верить, что все изложенное в этой книге когда-то происходило в действительности. Я просто-напросто добросовестно изложил то, что слышал на протяжении многих лет, ничего не добавляя от себя, разве что временами пытаясь восстановить стиль изложения от первого лица. Следует предупредить: в полном соответствии с пожеланиями рассказчиков все до единого имена, все до единой фамилии вымышлены. Место действия реальности всегда соответствует, но умышленно лишено точных географических привязок: Венгрия, Белоруссия, где-то в Киргизии, западнее Вислы... Так уж, повторяю, было обещано рассказчикам. Что характерно: ни один из них (а последняя беседа состоялась всего три года назад) не жаждал ни публичности, ни денег. Это, кстати, было еще одним критерием отбора, я с порога отметал предложения типа: "Вот я вам сейчас та-акое расскажу, вы пропечатаете в книжке, а денежки - пополам..." Когда предложение формулируется именно так, жди сказку. Правду большей частью рассказывают, не желая на этом заработать ни копейки.
Добросовестно пересказав истории людей, однажды столкнувшихся с чем-то необычайным, я позволил себе в некоторых случаях дать комментарии, а заодно завершил парой-тройкой историй, приключившихся со мной самим. И ух тут-то ничего не придумано, все так и было...
А впрочем, то же самое говорили все мои собеседники. Им я полагаю, виднее, чем критику-материалисту.
Существует еще такая упрямая штука, как теория вероятности и все сопутствующие разработки, данной теорией порожденные. Так вот, по теории вероятности в этой книге просто обязана быть некая доля правды.
Лично мне хочется верить, что все правда, от начала и до конца. Но, откровенно признаюсь, не всегда хватает смелости, потому что иногда не вериться даже тому, что произошло с тобой самим - в реальности, при здравом уме и трезвой памяти, при полном рассудке. Возможно, кто-то меня поймет. Тот, кто подобное пережил сам.
- Каюсь, у меня совершенно нет времени отвечать на письма читателей не только незнакомых, но порой и давних знакомцев. Работы выше головы, простите. Ответы ищите в моих книгах.
Так вот, эта, последняя - еще и ответ на парочку недавних писем. Простите, так получилось.
И времени нет, и не хочется.
Могу вас заверить, я не забыл за эти двадцать лет ни о печальной памяти эксперимента "Туман", ни о его подробностях. Я просто-напросто так и не набрался смелости изложить эту историю на бумаге, честное слово. Иногда мне хочется, чтобы ее никогда не было. Иногда я пытаюсь себя уверить, что ее не случалось вообще, хотя это, конечно же, смешно и глупо.
А иногда мне приходит в голову, что, перенеся все на бумагу, сбросишь с плеч некую ношу. Так что когда-нибудь, твердо обещаю, я все же сделаю над собой нешуточное усилие, устроюсь за столом так, чтобы в окно не видно было тайги, и начну книгу со скучным, сухим, протокольным названием: "Эксперимент Туман"" - о том, как все было на самом деле двадцать лет назад.
И никто не поверит, конечно. А чего же вы ждали?
Александр Бушков
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДО ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ ЕЩЕ ДАЛЕКО...
Таинственный город
1930 год, конец лета. Где-то там, где сходятся границы Киргизии, Казахстана и китайской провинции Кашгар. Предгорья.
...Они не заблудились и не сбились с пути. Они попросту представления не имели, куда их занесло, а это совсем другое. Курбаши Джантай, уходя от висевшей на хвосте погони, петлял, как бог на душу положит, ничего толком не продумывая, кидаясь и метаясь, лишь бы оторваться - а мангруппа <Маневренная группа.> упрямо шла почти по пятам, то теряя след, то вновь находя. Сейчас они как раз потеряли след - и нужно было угадать нюхом, чутьем, наитием, куда старый лис может дернуть...
Все осложнялось тем, что места вокруг были насквозь незнакомые, даже проводник приуныл, удрученно ворча: мол, края глухие и совершенно необитаемые, никто их толком не знает, летних пастбищ тут нет, а значит, пастухи со стадами сюда не заходят, дичь не водится, так что и охотников не бывает. Пустые земли, бесполезные: сухая каменистая земля почти без травы, редкие деревца арчи, неотличимые друг от друга ущелья, осыпи, холодные ручейки...
Одиннадцать человек с двумя ручными пулеметами, на приуставших, но вовсе не загнанных лошадях - командир эскадрона, товарищ Аршак из республиканского ГПУ, проводник и восемь бойцов. Не армия, конечно, но у Джантая людей было еще меньше, с полдюжины - его крепко потрепали в долине, расчесали тремя станкачами из засады, так, что уцелевшие кучками прорвались сквозь оцепление, и по следу пошли мангруппы...
Народ был видавший виды, ни единого новичка, так что особых оснований для уныния не имелось. Не первый раз гоняли басмачей по горной глуши, и в дикие, незнакомые места забирались не впервые. К тому же они прекрасно понимали, что Джантай точно так же не знает этих мест, петляет наугад, прет наобум, а это дает погоне неплохие шансы. С чего же тут унывать?
В общем, они двигались по наитию, наугад, со всеми предосторожностями опытных охотников на двуногую дичь, способную в любой миг устроить засаду и огрызнуться из английских винтовок.
Они примерно знали (компас как-никак имелся), в какой стороне остались населенные места, в каком направлении - кашгарская граница, куда Джантай, теперь это совершенно ясно, и нацелился. До границы, насколько можно судить, было еще далековато - а впрочем, при нужде можно было ее и нарушить самую малость, углубиться немножечко на сопредельную территорию. Не особенно и великая держава - Кашгар. Всего-то навсего одна из провинций, на которые Китай фактически распался давненько тому. Утрутся и перетерпят, если что. Бывали прецеденты...
Город они увидели совершенно неожиданно.
Как это порой случается в горах, за узким проходом меж отвесными скальными стенами вдруг широко распахнулась долина, обширная, хоть кавалерийские парады устраивай. И там, правее и ниже, стоял самый настоящий город. Ни какой-то убогий кишлак, ни райцентр - именно город, в длину и ширину не менее парочки верст <Верста - 1,06 км.>...
Всадники остановились без команды. Пулеметчики подняли "Льюисы". Стояла совершеннейшая тишина, только лошади порой шумно мотали головами, и звенели железки уздечек. До города было совсем близко, с полверсты, и без бинокля можно рассмотреть, что возле него - ни малейшего шевеления. Ни единой живой души в поле зрения.
Сначала командир подумал, что в расчетах он все же немного сбился, и они уже в Кашгаре. Но эту мысль пришлось с ходу отбросить. Во-первых, он служил в этих краях четвертый год и моментально вспомнил, что в прилегающих кашгарских районах таких больших городов нет. Во-вторых...
Во-вторых, он наконец поднял к глазам бинокль и рассмотрел все, как следует.
Это был совсем другой город. Не походивший ни на кашгарские, ни на китайские, ни на Бухару или Самарканд. Он был обнесен стеной с башнями, как на картинках из гимназического учебника истории - только не походили ни стены, ни башни на европейские крепости. Что-то совсем другое. Они ни на что знакомое не походили: стены из длинных каменных блоков, по-настоящему огромных, башни вроде усеченных высоких конусов, с закругленными сверху зубцами. Кое-где зубцы осыпались, две башни слева полуразрушены, а рядом с аркообразным проемом городских ворот стена обрушилась почти до земли - ив проеме виднелись каменные дома, опять-таки ни на что знакомое не похожие. Одни были выше, другие ниже, кое-где можно рассмотреть колонны, балконы и лестницы. Над крышами-конусами (вроде бы черепичными) кое-где высоко поднимались квадратные башни. А по обе стороны ворот (в проеме не было ни створок, ни решетки) стояли статуи - темные, почти черные, из какого-то камня. Массивные, могучие быки, высотой, если прикинуть, в два, а то и более человеческих роста, грозно наклонившие головы с рогами-полумесяцами.
Им не причудилось, не бывает так, чтобы одно и то же чудилось сразу всем. Чем дольше командир смотрел, тем больше утверждался в первоначальном мнении, что город очень, очень старый и давно заброшенный. Почему-то в голове крутилось словечко "невероятно". Невероятно старый и невероятно давно заброшенный. Такое у командира было впечатление, а почему, он и сам не знал.
Так уж таинственный город выглядел... Перед воротами растет не только трава, но и взрослая арча, даже на стене укоренилось невысокое корявое деревце (должно быть, ветром занесло семечко в расселину), черепичные крыши зияют многочисленными провалами - и ясно, что тут поработала природа, а не человеческие руки. Людей здесь не было давным-давно, город понемногу рассыпался и ветшал, хотя, без сомнения, был когда-то построен очень прочно, чтобы жить в нем долго и укрываться от врагов надежно. Враги у горожан, несомненно, имелись - иначе к чему было громоздить такие вот стены из неподъемных блоков? Стена в том месте разрушена землетрясением, не иначе люди просто-напросто не взяли бы на себя такой труд...
Никто так и не произнес ни слова, а вот командир молчать более не мог, потому что командир именно он, и ему приходилось то и дело принимать решения, не показывать слабины, ничего не пускать на самотек. Над отрядом должна была постоянно витать его воля, словно отмененный революцией дух святой... Он обязан был думать и рассуждать за всех, и уж ни в коем случае не выдавать перед бойцами растерянности.
Он поступил немудрено - махнул плеткой, подзывая проводника Дильдаша, а когда тот подъехал, спросил сухо, насквозь деловито:
- Это откуда здесь?
Проводник - надежный и проверенный, из батраков, с заслугами перед революцией и Красной армией - мялся. Помалкивал. Даже не пытался по своему всегдашнему обыкновению объявить загадочный полуразрушенный город "плохим местом", "яман". А меж тем у него было множество известных ему одному "яманов". В одном, дескать, никак нельзя оставаться на ночлег - иначе ночью припрется горный дух с железным лицом и вывернутыми назад ступнями, передушит всех, как цыплят. В другом вот уже лет пятьдесят бродит с самыми недобрыми к путникам намерениями душа зарезанного разбойниками купца.
В третьем давным-давно закопали проклятый клад, и лучше там не задерживаться без особой нужды, проезжать побыстрее. И так далее - дэвы в развалинах заброшенного кишлака, огромные, с кошку, пауки-кровососы, девушки-оборотни...
Сейчас, однако, проводник угрюмо молчал, почесывая в затылке обеими пятернями сразу.
Потом пожал плечами:
- Знать не знаю... В жизни не слышал ни про какой город. Посмотри, он совсем старый... Сам по себе помаленьку рассыпается. Если бы тут жили, про них обязательно бы знали старики.
Или охотники. Старики и охотники все знают.
А про такое никто ничего не знает... Люди отсюда очень давно ушли.., или очень давно умерли.
Так давно, что и памяти не осталось. Давно...
- Ерунда! - крикнул подъехавший к ним товарищ Аршак. - Не должно тут быть никакого города! Потому что здесь никогда не было ни единого государства. А большой город никогда не бывает сам по себе, понимаешь? Большой город означает - государство. Я помню, чему меня учили... По науке, здесь никаким городам не полагается быть. Государства здесь не было. Одни дикие горы...
Он был армянин, вспыльчивый и горячий. Кто-то говорил командиру, что товарищ Аршак в свое время и в самом деле был студентом в Петербурге, в каком-то крайне удачном заведении, пока его не сорвала с места революция. Сам командир, откровенно говоря, закончил лишь реальное училище и унтер-офицерские курсы. Однако реальное от гимназии отличалось лишь тем, что в реальном не преподавали древних языков, а вот историю учили по тем же учебникам, что и в гимназии. Он и сам понимал, что большие города - признак государства. И помнил с грехом пополам, что никаких государств тут и в самом деле не было.
Однако данный город был чертовски убедителен. И командир, ткнув плеткой в ту сторону, проворчал:
- Наука наукой... Это что, мираж?
- Вряд ли, - вынужден был признать товарищ Аршак. - На мираж ничуть не похоже. Но все равно, по науке не положено...
- А что, наука знает все на свете? - пожал плечами командир. - На худой конец, ради пущей надежности, можно проверить...
Он тряхнул плечом, ловко уронив карабин прямо себе в руки, приложился, уверенно выпустил три пули. Покосился на товарища Аршака. Тот с удрученным видом поцокал языком. Как и все остальные, он прекрасно видел - пули выбивали крошку из каменного быка, того, что справа.
- Командир! - прямо-таки взвыл проводник. - Ну зачем? А вдруг это плохое место? В таких местах как раз и поселяются те, которые...
- Ох, да хватит! - в сердцах сказал командир. - Снова не начинай... И без твоих яманов тошно.
А кто-то из бойцов протянул мечтательно:
- Говорят умные люди, что в таких вот местах кладов навалом...
Вот эта реплика командиру не понравилась вовсе уж категорически. Он хорошо знал своих людей - надежные были ребята - и вовсе не боялся, что дисциплина в одночасье рухнет, и красные конники, пренебрегши присягой, полезут искать клады. Просто-напросто такие вот реплики настраивают личный состав на отвлеченный лад, меж тем погоня силами мангруппы - дело серьезное и не терпящее отклонений от маршрута даже в мыслях...
А потому он непререкаемым тоном распорядился:
- За мной, рысью марш!
И первым направил коня к выходу из ущелья, явственно видневшемуся впереди.
Остальные, конечно же, двинулись следом, больше не оглядываясь на таинственный город.
...Джантая они так и не догнали, - ускользнул, старый черт. Их, конечно, ругали, но подобное случалось в этих краях не впервые, и все обошлось, дальше ругани не продвинувшись. Возвращались они другой дорогой и города больше не видели. Командир о нем все же упомянул в рапорте мимоходом, одной фразой. Несомненно, то же сделал по своей линии и товарищ Аршак.
Этим дело и кончилось. Снедаемых научным любопытством ученых поблизости не обреталось, а специально писать в Академию наук никто не стал бы, хватало своих, более приземленных и насущных забот. Товарищ Аршак, правда, грозился потом, что, когда будет в Ленинграде, непременно зайдет к какому-то профессору и расскажет о загадочной находке, но вряд ли у него выдалось время. На фоне того, что творилось в стране, чекист не нашел бы время ходить по профессорам.
А в тридцать шестом, долетали слухи, товарищ Аршак оказался прикосновенным к правотроцкистскому блоку - и как сквозь землю провалился.
А вот командиру повезло - он уцелел в бурные годы, не выйдя в большие чины, служил не лучше и не хуже многих, отшагал Отечественную, в отставку ушел полковником в пятьдесят пятом.
Эту историю он рассказал племяннику во времена оттепели, а племянник в начале восьмидесятых рассказал мне.
Если этот загадочный город существует на самом деле, он так и стоит в той горной долине - циклопические стены, башни, каменные быки у ворот. Вот эти быки, кстати, служат стопроцентным доказательством того, что город этот - не мусульманский. Ислам, как многие, должно быть, знают, запрещает изображать живые существа. Вот с древнеиранской мифологической традицией бык как раз связан теснейшим манером и служит образом лунного божества, каковым был и в Средней Азии две-три тысячи лет назад. Вот только неизвестный "товарищ Аршак" был кругом прав: современная историческая наука ничего не знает о каких бы то ни было древних государствах в тех местах. Ну, а всякого, кто рискнет заикнуться, что современная историческая наука, деликатно выражаясь, не всеобъемлюща, моментально зачислят в презренные атлантологи, рехнувшиеся морозианцы и выкормыши академика Фоменко.
Поэтому поставим точку. Если город существует, он так и стоит в той долине. Но никто не знает, где эта долина...
Героический пес
1929 год, осень. Где-то неподалеку от афганской границы.
Пограничный наряд попал в засаду, и дела складывались плохо. Старший наряда, раненный в грудь, уже перестал вздрагивать и хрипеть, лежал совершенно неподвижно. И две попавшие под меткий и неожиданный залп лошади уже не бились (что в сложившемся раскладе для двоих оставшихся пограничников было только на пользу, за лошадиными трупами они с грехом пополам и укрывались от града пуль).
Нельзя сказать, чтобы басмачи особенно наседали. Не было нужды. Очень похоже, они знали расписание нарядов и тактику патрулирования - очень уж уверенно, несуетливо держались. Точно, полное впечатление, знали, что наряд был застигнут в начале длинного маршрута и тревожиться на заставе начнут только к вечеру - а до вечера еще далеко, едва минул полдень...
Басмачи не лезли на рожон. Они залегли и постреливали из винтовок, даже не пытаясь пока что сжать кольцо. Все повадки выдавали людей поднаторелых, уверенных, что добыча никуда не денется. Походило на то, что собирались брать живьем, а это было совсем уж скверно.
Те двое были тоже не новички. Просчитав и прикинув, сообразили, что их окружило человек двадцать, а от такой оравы из двух карабинов не отстреляешься. И ни единой гранаты на последний случай. Скверно.
В общем, они берегли патроны, насколько удавалось. Одного подстрелили серьезно и парочку ранили - что было не бог весть каким достижением, учитывая численное превосходство противника. Хорошо еще, что их самих пока что не зацепило. Но пули в лошадиные туши так и шлепали, не давая переменить позицию.
Неизвестно, о чем думал Юсуф. Вот уж точно не молился - совершенно чужд был всякой поповщине (или, учитывая местный колорит, мулловщине). Что до Василия, он снова и снова перебирал мысленно невеликий набор благоприятных для них возможностей.
И в который раз выходило, что спасти их может только чудо. До заставы километров восемь, выстрелы там вряд ли услышат. Третья лошадь вообще-то ускакала. Если она вернется на заставу, там вмиг сообразят и поднимут всех в ружье - но он помнил, какая канонада поднялась в той стороне, куда рванул жеребчик, как быстро стихли выстрелы и раздались торжествующие вопли.
Похоже, коня очень быстро положили здесь же, неподалеку.
Собака... Не было у него больше умной, опытной, обученной овчарки Грома. Лежал метрах в трех, с остекленевшими глазами, вывалив язык.
Попал под тот же первый залп. Так что с донесением пса уже не пошлешь а ведь были случаи, похожие, когда пограничная собака прорывалась, и помощь приходила вовремя. Не на их заставе, правда. На соседней - и еще где-то на польской границе.
От безнадежности и смертельной тоски в голову лезла вовсе уж дурная блажь - вот если бы были такие маленькие радиоаппараты, чтобы умещались в полевой сумке! Покрутил рычажки, доложил на заставу, в какую безнадегу влипли...
Он встрепенулся, поднял карабин - но это Юсуф подполз, старательно распластываясь по сухой земле, вытянулся рядом, глядя в глаза. Не лицо было у сослуживца, а застывшая маска, а в глазах столь дикое напряжение, что Василию стало не по себе. Что-то тут было непонятное в этих глазах: не страх и не раздавленность перед оскалом подступающей смерти...
- Вася, - сказал Юсуф совершенно чужим, незнакомым голосом, - пиши донесение. Кратенько. Мол, нас зажали, и если не поспеют...
"Вот и рехнулся, - с удивившим его спокойствием подумал Вася. Случается в таких вот передрягах..."
- И зачем писать? - спросил он вяло.
- На заставу отошлем.
Парочка винтовочных пуль противно взыкнула над головами. Васю это не испугало - скорее уж окончательно вывело из терпения. Это было уж чересчур вдобавок к обложившим со всех сторон басмачам спятивший напарник...
- А кто доставит, мать твою? - рявкнул он шепотом. - Дух святой?
- Он, - сказал Юсуф, показывая на мертвого Грома. - Я его сейчас подниму, а ты пиши, пиши, не мешкай. Вася, я умею, старики учили, все получится...
У Васи было слишком скверно на душе, чтобы злиться всерьез. Он просто-напросто попытался прикинуть, чего же именно от рехнувшегося узбека ждать - хорошо, если кинется во весь рост под пули, а если в глотку вцепится?
- Если попробует, лучше всего его прикладом по яйцам...
И тут же эти мысли напрочь вылетели из головы.
Потому что мертвый Гром шевельнулся. Дернулись лапы - как бы отдельно от тела, сами по себе, согнулись-разогнулись, и снова, и еще, голова приподнялась тем же самостоятельным рывком, как на веревочке, вздернулась и глухо стукнула оземь...
- Пиши, говорю! - прямо-таки простонал Юсуф, весь красный, потный, дико таращившийся.
Он лежал на боку, приложив ко рту сложенные трубочкой ладони, то шумно выдыхал как-то по-особому, то нараспев что-то говорил - громко, упрямо, причитающе. Вася самую малость знал по-узбекски, но то, что он слышал, вообще на человеческий язык не походило. Так не походило, что жутко делалось.