Как мы ни присматривались, но осталось впечатление, что это не какая-то искусственная подделка. Что зубы на этом месте были еще в те времена, когда хозяин черепа был живой...
   Вот с повреждениями черепа загадок не было никаких. Это мы сразу определили, как люди обстрелянные, с немалым опытом. Когда-то ему влепили пулю в левую височную область, причем пуля была приличного калибра - левого виска практически не было, дыра приличных размеров, с той же тщательностью обработанная лаком. И прошла пуля почти навылет: правая сторона черепа была очень характерно надтреснута.
   Да, и дата, конечно. Не помню, было там число, или нет, но остальное в память впечаталось крепко: октябрь одна тысяча семьсот шестьдесят восьмого. 10.1768. Никаких сомнений. Таблички были ухоженные, видно было, что их частенько начищали. Все цифры читались очень четко. Октябрь семьсот шестьдесят восьмого. Чем угодно могу поручиться, что это именно год. Там не было каких-нибудь непонятных чисел. Только даты. Восемнадцатый век, девятнадцатый...
   Долго мы смотрели на эту диковинку. Остальное, неосмотренное, уже как-то не интересовало...
   Ну, а потом ушли. Мы все были кто командирами батарей, кто штабными офицерами, обстановка сложная, где противник, неизвестно. Не стоило надолго уходить от подчиненных и вверенной боевой техники.
   Нас, конечно, этот странный череп весьма даже заинтересовал. Если бы мы простояли там подольше, дней несколько, обязательно бы привели туда переводчика, чтобы перетолмачил готику Или попросту оторвали бы табличку и отнесли в штаб, где знатоки готики имелись по определению.
   Вот только уже часа через три пришла команда трогаться. Тут уж было не до охотничьих загадок. Прицепили орудия к "студерам" - и вперед, в совершеннейшую неизвестность...
   Больше меня в те края не заносило. Представления не имею, что дальше было с домом и где сейчас может быть этот череп. Я впоследствии воевал в Маньчжурии, демобилизовался в сорок восьмом, женился, устроился работать в Новосибирске. Не ехать же специально в Восточную Пруссию? Точнее, Калининградскую область. Хватало более насущных забот. Я ведь и не помню толком, где примерно было расположено это поместье. Свои продвижения мы сплошь и рядом с картами не сверяли, ехали, куда приказывали.
   Километров сто вглубь этой самой Восточной Пруссии, то ли на запад, то ли на северо-восток...
   Поблизости был лес. Какая-то речушка. Вот и все ориентиры. Где-то в военных архивах наверняка есть карты, на которых наш путь отмечен точно, но кто в старые времена меня бы к ним допустил?
   А теперь... На старости лет прикажете срываться, искать то, не знаю что? А может, того особняка и нет уже...
   Но череп этот загадочный я иногда вспоминал, так и стоит перед глазами со всеми своими клычищами. Кто бы оно ни было, на него однажды охотились и ухлопали из ружья. Вот это - единственное, что можно сказать с уверенностью. Значит, существо это - насквозь реальное.
   Собственных версий у меня нет. Без самого черепа все они будут бездоказательными умствованиями. Знаете что? Давайте думать, что владелец поместья был этаким Мюнхгаузеном, склонным к изощренным розыгрышам. Предположим, он однажды решил устроить хорошую шутку - и старательно сфабриковал эту диковину из человеческого черепа и звериных клыков...
   Так оно спокойнее. Потому что лично мне, признаться, не особенно и хочется гадать, что же это за существо было такое, если оно - не подделка, а существовало когда-то на самом деле.
   Могу заранее предположить, что в общении с окружающим миром оно было довольно неприятное и наверняка ничего хорошего от него ждать не приходилось, кроме плохого.
   Очень уж у него многозначительно клыки торчали. Для мясца приспособленные, не для травушки-муравушки..
   И очень мне хочется верить, что такие жили давным-давно, а теперь их не водится...
   Нагадала цыганка...
   Летчики - народ суеверный, надо вам признаться. Всевозможные амулетики, талисманчики, свои личные приметы. Знавал я одного майора.
   Никогда, в какой бы спешке ни приходилось выруливать на взлет, он в самолет не садился, не обойдя его справа и не пнув трижды правое колесо... И это не единственный пример. Можно бы написать целую книгу, и не тоненькую. Между прочим, у нас было поскромнее - а вот немцы, штукари, что только ни вешали в кабине... Собак брали на истребители, бывало. Сбили мы одного в сорок четвертом, он выбросился над нашими позициями - так вот, когда к нему подбежала пехота, этот Нибелунг сидел на травке и ревел.
   У него, понимаете ли, была морская свинка, которая с ним летала полтора года - и, приземляясь, он плюхнулся на бок, на тот карман, где сидела свинка, и задавил ее, понятно. Ну, пехота - народ приземленный, она ржала, а вот мы, честно скажу, ржать бы не стали: у каждого - свои игрушки... Враг, конечно, но побуждения его насквозь понятны, мы и сами не без греха...
   Собак и морских свинок у нас не припомню, но вот черепашку один ухарь с собой возил... Сбили его, правда, в сорок третьем вместе с черепашкой, выпрыгнуть, было точно известно, не успел.
   Ладно, что-то я ушел в сторону... Я вам собирался рассказать о цыганском предсказании.
   Был у нас в эскадрилье старший Лейтенант.
   Виктор. Хороший летчик, начинал еще в финскую. Его по нормам сбитых самолетов уже собирались представлять к Герою.
   Так вот, был у него один-единственный пунктик - лошади. Ему, изволите ли видеть, еще в раннем детстве цыганка нагадала, что убьется он однажды на коне. И осложнялось дело тем, что цыганка была не какая-то там приблудная шарлатанка, из тех, что мелькнула один раз и пропала напрочь, а вместе с ней, как потом оказалось - и все, что плохо лежало. Цыганка эта, Витька подробно рассказывал, жила оседло у них в городке, один их цыганский Аллах ведает, почему. Долго жила, он ее помнил с тех самых пор, как помнил себя. И, что характерно, уточнял он - все, что она людям предсказывала, рано или поздно сбывалось.
   Так что родители его к такому предсказанию отнеслись очень даже серьезно. И наставляли его держаться от лошадей как можно дальше. Он и сам понемногу втянулся в эти неписаные регламенты. Настолько, что десятой дорогой обходил нашу клячу из БАО <Батальон аэродромного обслуживания.> - на ней возили бочку с водой. Кляча была старая, плелась едва-едва, и, если кого-то куснула или лягнула, то задолго до исторического материализма. Но Витька ее все равно обходил. Мало того, он даже однажды не стал спать в комнате, в немецком доме, потому что там на стене висела огромная картина со скаковым жеребцом.
   Это у него был не заскок - скорее уж жизненная последовательность. Сам для себя установил жизненные правила. Мы ему говорили по поводу той картины: нельзя же доводить все до абсурда. Мол, если боишься, что картина тебе ночью свалится на голову и пришибет к чертовой матери, исполнив таким обходным путем цыганкино пророчество, то ложись ты попросту у другой стены...
   Он нам на это ответил, в общем, резонно. Он был парень начитанный, пересказал кое-что...
   Истории из старых времен.
   Понимаете, такие пророчества, предсказания черные иногда сбываются не буквально. А с хитрыми оговорками, именно тем самым обходным путем. Витька сам где-то читал про одного парнишку, юного королевского пажа, которому в старые времена предсказали, что умрет он, окруженный королевской роскошью. Ну, его родители сразу успокоились: по всему выходило, что проживет он жизнь долгую, состояние себе сколотит, карьеру сделает - иначе почему помирать ему посреди королевской роскоши? А вышло совершенно по-другому: буквально через пару недель после предсказания поехал куда-то король торжественным шествием, и с ним, естественно, паж - по долгу службы. Лошадь его сбросила и ненароком заехала копытом в висок. Так он и умер в одночасье - в юном возрасте, на земле, в пыли, под копытами. Но, все правильно, окруженный королевской роскошью, посреди блестящего кортежа...
   Улавливаете? Вот эту тонкость Витька знал и прекрасно учитывал во всех жизненных обстоятельствах.
   А вот ведь не уйдешь от судьбы!
   Получили мы однажды небольшую партию истребителей - американских, но поставленных из союзной Англии. Они там у себя перевооружались, и, как говорится - на тебе, боже, что самому негоже... Нет, машины были, в принципе, очень даже неплохие. Только вооружение подкачало - всего-навсего три пулемета. Калибр, правда, не винтовочный - двенадцать и семь.
   Но против "мессера" это не пляшет - учитывая, что у "мессера" две двадцатимиллиметровые пушки.
   Ну, облетали. Отправились на выполнение боевого задания.
   Витька был ведущим в своей паре. "Мессера" на нас вывалились из облаков, четыре пары. Ну, нас было хотя и поменьше, всего шесть, но народ летел опытный, умевший крутить финты...
   До сих пор это перед глазами... Витька лопухнулся так, как способен исключительно зеленый новичок. Для летчика-истребителя с его стажем и опытом все это было предельно странно. Сделал самое худшее, то, чего делать категорически не следовало...
   Ему нужно было уйти в сторону с потерей высоты, крутануть пилотаж - а он, как сопляк, начал круто набирать высоту, подставил немцу брюхо... Как сопляк, понимаете! Словно умом тронулся на миг. Ну, "мессер", не будь дурак, ему в брюхо и врезал из всего бортового... Витькин истребитель даже не рассыпался - разбрызгался в воздухе. Тут уже не выпрыгнешь, потому что прыгать некому...
   Каждый может думать, что ему хочется, но мы потом, на земле, когда подвели кое-какие итоги, были уверены, что - сбылось. Цыганки - они, знаете ли...
   В чем тут штука? Истребитель этот, на каких мы тогда летели, сначала назывался в Соединенных Штатах "Норт америкэн" Пэ-пятьдесят один. Но англичане, коим его поставляли в массовом порядке, назвали самолет "Мустангом".
   Именно эту модель. Название попало во все официальные бумаги. Вам объяснять, кто такой мустанг? Не нужно? Вот то-то. Такие дела...
   Ведь, если подходить строго формально - на коне Витька убился. На мустанге... А что на железном, а не на живом - так насчет того, что конь должен быть непременно живым, цыганка ведь не уточняла...
   Одним словом, лучше уж жить без всяких гаданий и предсказаний. Так оно спокойнее...
   Как меня водили
   Не зря говорят, что Западная Украина - поганый край. И дело тут отнюдь не в бандеровцах.
   У меня было случай почище. Куда там бандерам...
   Я тогда был механиком-водителем на самоходке. Стояли мы в одном глухом уголке, местность вокруг была исключительно красивая - возвышенности живописные, леса, зеленеет все...
   Тогда была передышка. Стояли мы там уже пару дней, не наблюдая поблизости ни немцев, ни бандер, маленько расслабились. А впрочем, история такая, что и бдительность не помогла бы...
   Сижу я в траве и перебираю инструмент - предстояла кое-какая мелкая профилактика. Остальные подремывают по ту сторону самоходки, у ближайших машин тоже никакого шевеления, солнышко светит, теплынь, такие, в общем, тишина и благолепие...
   И тут подходит не кто-нибудь, не с ветки незнакомец спрыгнувши - Ванька Масягин собственной персоной, заряжающий из нашего же взвода, можно сказать, приятель и корешок. Доподлинный, по всем приметам, Ванька - лицо его, комбинезон его, даже трофейный фрицевский кинжал с черной ручкой на поясе висит, как всегда, и кобура на немецкий манер, слева и впереди прицеплена.
   И говорит мне:
   - Вставай, Сережа, пошли!
   Я встаю - и чапаю за ним, как дурак, отчего-то не задавши ни единого вопроса. Иду себе и иду, знай ноги переставляю. Идем мы куда-то, идем, идем...
   Не знаю, что на меня нашло, только я вдруг себя почувствовал чуточку посвободнее. Словно бы освободился от этой дурацкой нерассуждающей покорности, мне, в общем-то, не свойственной.
   Приостановился и спрашиваю:
   - Вань, а Вань! А куда мы идем?
   И тут, не поверите... Только я это спросил - Ваньки не стало. Пропал куда-то, в воздухе растаял. Вот только что был тут, шагал передо мной, как заведенный - и растаял...
   Жутковато мне стало. Точно знаю, что не сон.
   Что Ванька только что шагал передо мной, вел куда-то. И не мог он никуда спрятаться, никуда убежать. Пропал с глаз мигом, как будто повернули выключатель, и никакого Ваньки не стало...
   Стою, коленки чуть дрожат, оглядываюсь. Батюшки мои... Вон они, самоходочки, виднеются далеко внизу - и до них от того места, где я стою, километра четыре. А стою я высоко на горе, над долиной. Один-одинешенек. Ни одной живой души вокруг.
   Меня холодным потом прошибло. И в этот момент испугался я не столько этой странности, внезапного Ванькиного исчезновения, сколько того, что мое отсутствие будет замечено. На языке уставов - а язычок этот строгий! - такие вещи именуются "самовольное оставление расположения части" и караются по всей строгости законов военного времени. Возьмут в оборот - и доказывай потом, что не было у тебя злостных намерений...
   Как я вжарил со всех ног в расположение! Пятки сверкали! Не знаю, какие тогда были рекорды по бегу, но уверен, что я побил их все, сколько ни есть...
   Прибегаю к самоходкам - а там все осталось, как и было. Никакой суеты, никто моего отсутствия не заметил. А у соседней самоходки сидит его степенство, Ванька Масягин, ломтище хлеба наворачивает со сбереженным пайковым сахарком - любил он пожрать от пуза...
   Я ему, конечно, ничего не сказал - он-то при чем? Ясно же, что увел меня от самоходок, затащил на гору, на вершину вовсе не Ванька, а кто-то вроде Ваньки. Кто-то, кто прикинулся Ванькой Масягиным. Что же мне, его по зубам бить за то, что какая-то погань именно им оборачивалась?
   Слышал я о таких вещах у нас в Сибири, от стариков. На моей памяти в натуре подобного ни с кем не случалось. Я и думать не мог, что такое меня достанет, причем не дома, не в Сибири, а на этой поганой Западной Украине...
   Старики говорили, что в таких случаях надо креститься. Но, если вот так вот, совершенно невзначай, без задней мысли спросить: "Куда идем?", оно тоже вмиг пропадает. Правильно говорили.
   Больше со мной ничего такого в жизни не случалось. Но долго еще вздрагивал, когда меня звали куда-то идти, приглядывался к человеку и окружающей обстановке. Иногда из-за этого случались сущие конфузы, но это уже неинтересно...
   Куда ж он меня завести хотел, сука такая? Кто ж знает...
   Люди с другой стороны
   1. БЕСПОКОЙНЫЙ ПОКОЙНИК
   Получается нечто вроде каламбура, а? Беспокойный покойник... Но что поделать, если все тогда так и обстояло?
   Я при немцах служил в полиции. Был грех.
   Давайте избегать крайностей и штампов, ладно?
   Я вам не буду свистеть про безвинную жертву сталинских репрессий, как это нынче модно среди определенного народа. Не был я ни безвинной жертвой, ни идейным борцом против коммунизма. Мне в свое время просто хотелось жить по возможности уютнее и безопаснее, вот и все. За немцами была сила, казалось, что они - насовсем.
   И потом, никакой я не каратель. Хотите верьте, хотите нет. Я, между прочим, был следователем крипо. Криминальная полиция. По-советски - попросту уголовный розыск. Карателям потом давали срока невероятно увесистые, да вдобавок многим - стенку. А я словил червонец, отсидел девять, в пятьдесят четвертом годик срезали и выпустили. Карателям червонец обычно не давали...
   В общем, я служил в крипо. Оккупация - вещь сложная, вы только поймите меня правильно. Вот вы как думаете: наши завзятые советские уркаганы с приходом немцев что, поголовно подались в подпольщики и партизаны? Держите карман шире. "Совейцкая малина врагу сказала нет"? Это только они в своих песенках так лепили. На самом деле любая смена власти, оккупация, все эти резкие переломы - та самая мутная водичка, в которой хищные рыбки ловят своего червячка... Кто гопстопничал при Советах, так и продолжал при немцах. А если такие и подавались в партизанские отряды, то эти отряды были исключительно бандами под партизанской маской. Настоящие партизаны их давили почем зря.
   Даже смешно порой было думать: с одной стороны - мы, с другой партизаны... "А ты не воруй" - как Папанов говорил...
   И потом, у немцев были свои уголовнички.
   Обыкновенные уголовные элементы. И они тоже сплошь и рядом перебирались на оккупированные территории, считая, что там им будет рай земной.
   А хрен в губки! Конечно, на оккупированных теренах <Терен - район (польск.)> и в самом деле не было такого порядка, как в рейхе, но и никакой анархии не было. Все механизмы работали четко, насколько это было возможно.
   Но мы не о том... Короче, я занимался чистой уголовщиной, на политике у нас сидели другие.
   И однажды послало меня начальство в командировку в один небольшой городок, какой именно, никому не интересно. Какая разница?
   Там стукнули полицейского. Бабахнули в башку из-за угла и положили на месте. Внешне это вроде бы походило на обычные штучки подпольщиков, но дело было темное. Имелись о том агентурные сообщения. Партизанскую версию, понятно, тоже отрабатывали со всем усердием, со мной не зря поехал Антон из гестапо, но, повторяю, была информация, что это никакие не партизаны, а попросту не поделили что-то меж собой сами местные полицейские. То ли один у другого отбил коханку, то ли тот, кто убил, хотел сесть на место того, кого убили. Вот нам и предстояло провести следствие согласно заведенному немецкому порядку.
   Забегая вперед, я вам сразу скажу: как Антон ни дергался, стараясь выслужиться по своей линии, но очень быстро выяснилось, что там и в самом деле чистейший криминалъ. Не только баба всему причиной, но и золото. Взяли приличную кучку рыжъя вдвоем, один соображал побыстрее и решил не делиться... Я заранее про это рассказываю, потому что в самом расследовании нет ничего интересного, никакой чертовщины. Чертовщина там была в другом совершенно...
   Ну, мы приехали, пошли домой к покойному, когда уже стемнело. Шли без опаски - немцы в том районе хорошо почистили округу, и потом, через городок как раз перебрасывали на восток войска, там солдат было столько, что ни один толковый партизан и близко б не полез... Время что-то около полуночи.
   Ввалились мы туда в самый интересный момент, когда в доме определенно что-то происходило: я, Антон и двое хлопцев из патрульной полиции, которых мы на всякий пожарный прихватили с собой, только переодели в цивильное.
   Мало ли зачем понадобятся. Если заранее есть сведения, что дело склизкое, лишняя осторожность не помешает. В то время иногда крутили самые поганые комбинации. Тот, кто его порешил, мог где-нибудь за городом и нашу машину подстеречь, а потом свалить на партизан...
   Зашли мы, а там - настоящий бардак. Родные орут, цепляются за попа, а поп выдирается, норовит выскочить из дома и орет:
   - Не буду я по вашему покойнику читать, не буду!
   Ну, мы этот бардак пресекаем моментально - рявкнули пару раз, все и притихло. Антон - мужичок был прыткий и жадный до карьеры - с ходу хватает этого попа за глотку без всякого почтения к сану и ласково, тихонечко, по своему обыкновению, у него интересуется:
   - А объясните, кали ласка <Будьте любезны.>, человек добрый, отчего это вы не хотите читать по убиенному служителю закона и порядка? Може, тут политика?
   Може, вы исключительно по красным читаете?
   Тогда так и скажите, мы ж не звери, неволить вас не будем, негоже заставлять человека поступать против убеждений...
   И, по роже видно, уже защелкала у него в голове машинка, стал прикидывать, как из этого попа сделать партизанского связного. Или по крайней мере сочувствующего лесным бандитам.
   Ну, гестапо, ясное дело, у них свой порядок и отчетность...
   Только смотрю я на этого попика, и начинаю думать, что на идейного он не похож ничуточки.
   Обыкновенный сельский попишка, зашмурканный, всякого куста боится. У меня такой, прости господи, состоял в осведомителях, и рабочий псевдоним я ему дал - Архангел. Молодой был, любил пошутить...
   Попишка обмер окончательно - и давай блеять, что он ничего такого не имел в виду, и никаких убеждений у него нет. А читать он не хочет оттого, что страшно ему. Покойник, мол, так и норовит из гроба вывалиться...
   А я смотрю по сторонам искоса, украдкой, как меня учили на курсах. И вижу на рожах скорбящей родни примечательное такое выражение - словно и не удивлены они, а пристыжены, что ли.
   Полное впечатление, что они прекрасно знают, о чем попик болтает...
   И дальше я работаю на чистых, учено говоря, инстинктах. Вежливо отодвигаю моего пана Антона, чтобы не спешил клеить свою политику куда только возможно - у меня ж свой порядок и своя отчетность - столь же вежливо загоняю попа в угол и начинаю его разрабатывать.
   Он от страха едва ли не писается, но упрямо твердит, что говорит чистейшую правду: мол, покойник, хвала господу и на том, в его присутствии не ходил и вообще не шевелился. Но вот, стоит только выйти ненадолго, как находишь его, покойного, то есть, в совершенно другом положении...
   И вот тут пошли лоб в лоб моя выучка - я к тому времени имел кое-какой опыт - с моими же жизненным установками. С одной стороны, не верю я ни в какую чертовщину. Еще и оттого, что тот, кто видел в работе нашего полицай-обермайстера, никаких чертей уже не будет бояться и верить в них не станет...
   А с другой - смотрю я на попа, смотрю я на присмиревших родственничков и все сильнее убеждаюсь: стоит за этим что-то, ох, стоит, не все так просто...
   Сдаю я попа под присмотр одному из наших и берусь за вдову. Вдова, путаясь в слезах и соплях, мне очень быстро выкладывает, что и в самом деле тут имеет место быть некоторая несуразица: покойник и в самом деле в гробу.., того.., маленечко ворочается. А поп, вместо того, чтобы отмолить его у нечистой силы, как правильному служителю божьему и положено, сбежать норовит, убоявшись трудностей...
   Честно скажу, я разозлился. Не на шутку. Старшим в нашей группе назначили меня, и, понятно, следовало показать себя перед начальством в лучшем свете. А если при этом удастся утереть нос гестапо в лице Антона, то получится совсем хорошо. Самое время начинать работать, качественно и вдумчиво. А мне тут голову дурят ворочающимися покойниками...
   Вдова обмерла, как давеча поп, и твердит прежнее - мол, ближе к ночи покойник, того...
   Ворохается.
   Ладно. Я решаю взять себя в руки, не дергаться попусту и вести расследование спокойно. Приказываю, чтобы мне показали этого покойника, из-за которого столько шума. Тем более что мне, как следователю, все равно полагается осмотреть труп помимо тех, кто его уже осматривал...
   Входим в соседнюю комнату. Полумрак, только в углу каганец горит какое в то время электричество в обывательском доме? - посреди комнаты стоит основательная такая лавка, а на ней - трумна <Гроб (польск.)>. Пустая. А покойник лежит на полу вниз лицом, так что превосходно видно входное отверстие в затылке...
   Тут вдова рушится в обморок, а кто-то из родственников мужского пола берет меня за локоток и боязливо этак поясняет: когда все сюда заходили в последний раз, покойник лежал в гробу по всем правилам, как им и полагается...
   Ну, не бардак? Спокойно, говорю я себе, не заводись. Работай спокойно, как учили. У тебя ж будет время потом с ними со всеми по душам поговорить, если выяснится, что это они шутки шутят над панами следователями из самого Минска...
   Начинаю отдавать распоряжения спокойным голосом, с ледяной вежливостью. Мол, не будет ли панство так любезно положить родного усопшего обратно в трумну, где ему самое место? Асам тем временем произвожу визуальный осмотр комнаты.
   Там и смотреть нечего, практически пустая. Зеркало занавешенное да лавка с гробом, а более никакой мебели. Окно тоже занавешено.
   Поднимают они покойника. Зрелище еще то - потому что у него имеется еще и выходное отверстие, отчего вместо нормальной физиономии получилось черт-те что. Выходное отверстие всегда побольше входного, если не знаете...
   Ладненько. Убедившись, что покойника уложили нормально, ухожу сам, увожу с собой всю ораву и начинаю работать, не отвлекаясь на всякую чертовщину: опрашиваю родных касательно вещей сугубо земных, материальных насильственной смерти. Как положено, интересуюсь, кто где был, кто кого подозревает, не замечали ли перед убийством чего-то подозрительного...
   Протоколирую. И слышу, что в соседней комнате что-то легонько этак шумнуло. Не особенно и громкий звук, вовсе не похоже, будто упало что-то тяжелое. Просто легонький шум, и все тут...
   Вхожу. А покойник опять на полу валяется.
   Вниз лицом, руки, как и полагается, на груди скрещены, вытянулся весь, закостенел уже..
   Думаю: вашу мать! Кто же со мной шутки-то шутит?
   Закипаю, но держусь. Снова зову родственничков, велю умостить покойного в гробу. Еще раз осматриваю комнату - никому постороннему тут спрятаться решительно негде. Окошко изнутри заложено на шпингалеты, и держат они, я проверил, крепко. Ну, мать твою...
   Решаю провести следственный эксперимент.
   Ставлю снаружи, под окошком, обоих своих хлопцев с ясным и недвусмысленным приказом: если кто-то попытается лезть внутрь с улицы, брать живьем, но при необходимости применять оружие. Возвращаюсь к родственничкам и продолжаю протокол с того места, где остановился.
   И, честно скажу, прислушиваюсь... Даже напутал в тексте...
   Потом снова за стеной - шурх! Я - туда.
   А он, холера ясна, опять на полу. Распахиваю окошко, высовываюсь стоят мои орлы на боевом посту и клянутся, что ни единой живой души и близко не было.
   Университетов я не кончал, но знаю, что такое летаргический сон. Начинаю покойничка ощупывать и шевелить - служа в полиции, от шляхетной брезгливости отвыкаешь (быстро, приходилось ворошить и не таких чистеньких уже активно зачервивевших)...