Бушков Александр Александрович. Пиранья. Бродячее сокровище

   Типчик из агентства получил свои чаевые, цветисто пожелал приятного отдыха сеньору и сеньорите и, не оглядываясь, вышел в калитку, чтобы добираться в родную контору на такси.
   – Поросенок, – сердито сказала Кристина. – Ты обратил внимание – он нас не назвал «сеньор и сеньора». Сеньор и сеньорита…
   – Надо полагать, мы как-то не особенно напоминаем семейную пару, – сказал Мазур, с треском распаковывая одну из коробок, выбранную наугад. – Я очень надеюсь, что у нас вид классической легкомысленной парочки, выбравшейся в Чакон для известного времяпровождения… – он поднял голову и фыркнул: – Не хмурьтесь так, сеньорита, это идеальное прикрытие…
   – Сама знаю, – сказала Кристина. – Но все равно неприятно, когда на тебя украдкой пялятся с циничной ухмылочкой… Ну, что ты думаешь?
   – Что я думаю… – пробормотал Мазур, распутывая синтетические лямки. – Что я думаю… Да ничего особенного. Не самый лучший агрегат, но достаточно надежный, баллоны полностью заряжены, никаких нарушений комплектации, есть все, что необходимо… Меня полостью устраивает.
   – Тогда поедем за Хольцем?
   – За кем? А-а… Нет, я, с твоего позволения, изменю диспозицию. Съезжу на часок в город, у меня там дела…
   – Дела? – переспросила она тревожно и недоверчиво.
   – Я тебе потом расскажу, – сказал Мазур. – Есть одна задумка… Что ты смотришь со столь трагическим раздумьем в глазах? Не забывай, меня порекомендовала твоя дражайшая тетушка…
   – Вот это-то порой и настораживает, – призналась Кристина с вымученной усмешкой.
   Мазур подошел к ней и взял за руку. Ладонь у нее была изящная, теплая, нисколечко не натруженная.
   – Послушай-ка, – сказал он убедительно. – Знаешь, когда удаются самые авантюрные и грязные дела? Когда партнеры друг друга не обманывают…
   Кристина смотрела ему в лицо все с тем же забавным выражением – смесью недоверия и надежды.
   – Извини, если что-то не так, – сказала она, отводя на миг взгляд. – Мне и в самом деле хочется тебе доверять, но ты ведь понимаешь – мы и знакомы-то всею ничего, а ситуация…
   Мазур ухмыльнулся:
   – Позволь тебе напомнить: дон Хайме тебя вообще знал с младенчества… и чем кончилось? В общем, через часок я вернусь. И доверять ты мне должна не оттого, что физиономия у меня честная и открытая, а по соображениям неизмеримо более прагматическим: будь я злодеем, давным-давно где-нибудь на дороге, в безлюдном местечке, затащил бы в чащобу, связал по рукам и ногам и с помощью нехитрых, но действенных средств выпытал бы все, что ты хотела скрыть… Логично?
   – Логично, – призналась она.
   – Вот видишь, – сказал Мазур. – Ладно, я вернусь через часок, самое большее через полтора. А ты тем временем приготовь-ка что-то вроде обеда. Это ты, я думаю, умеешь?
   – Более-менее, хотя особых кулинарных изысков и не обещаю. 
   – Ничего, я не гурман, – сказал Мазур.
 
   … Пройдя пешком с полкилометра, он поймал наконец такси – бело-желтую, раздолбанную японскую машинку, чуть ли не свою ровесницу. Добрался до центра города, а там, на ломаном английском и с помощью выразительных жестов растолковал таксеру, чего он собственно жаждет. Таксер, ничуть не удивившись, привез именно туда.
   Еще минут через пятнадцать Мазур оказался полновластным хозяином новехонького японского мопеда, белого, с зеленым бензобаком, маленькими толстыми шинами и рассчитанным на двоих черным седлом. Транспортное средство на вид было насквозь несерьезное – но, судя по спидометру, могло выжать и шестьдесят километров, а больше, собственно, и не требовалось, он вовсе не собирался отрываться от набитых агентами контрразведки спортивных машин. В конце-то концов, откуда, к черту, у здешних шпиков спортивные машины…
   Два предупредительных юных продавца добросовестно проверили все, что надлежало, пожелали удачи и распахнули ворота. Мазур дал газ, вылетел со двора, свернул направо и, как заправский чаконец, помчался куда глаза глядят, подрезав возмущенного рявкнувший клаксоном синий «форд», просвистев в миллиметре от толстой сеньоры с продуктовой сумкой. Полицейский на перекрестке беззлобно погрозил ему пальцем – ни малейших подозрений Мазур у него не вызвал, еще один джигит на шустрой японской двухколеске, для управления которой не требовалось водительских прав…
   С четверть часа он кружил по улицам, временами проносясь по тротуарам подобно местным лихачам, проскакивая на красный свет опять-таки на манер местных наездников. И вскоре убедился, что хвоста за ним нет – от пешего наблюдения он моментально оторвался бы, а машина со шпиками попросту отстала бы давным-давно…
   Первую идею, касательно мопеда, он воплотил в жизнь. А вскоре осуществил на практике и вторую, если совсем честно, не на засекреченных инструктажах почерпнутую, а вычитанную из детективного романа. Отчего, впрочем, идея ничего не потеряла…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ

   Выйдя из телефонной будки, Кристина уселась за руль, чуть пожала плечами: – Странноватые инструкции… – А точнее?
   Она включила мотор и ловко влилась в поток автомобилей. Снова пожала плечами:
   – Он сказал, чтобы я ехала куда глаза глядят, но лучше всего – в сторону от центра, к окраинам. А он сам объявится, когда сочтет нужным.
   – Ничего странного, – сказал Мазур. – Едет где-нибудь позади… Ну, ничего не скажешь, предусмотрительно. Сразу видно битого жизнью человека. Я так полагаю, за эти сорок лет его изрядно помотало по белу свету, причем капиталов вряд ли нажил – иначе давно добрался бы до клада сам…
   – Угадал, – сказала Кристина с долей прежней настороженности.
   «Тревожится девочка, – подумал Мазур, украдкой любуясь ее безукоризненным профилем. – Ну, понятно и простительно. Опасно доверяться первому встречному-поперечному авантюристу… »
   И подумал еще, что сам находится точно в таком же веселом положении, потому что, повторяясь, истина – это далеко не всегда то, что видишь своими глазами и слышишь своими ушами. Он знал об этой изящной красотке с благородными замашками только то, что она сама о себе рассказала. Положим, примерно о том же поведала и донна Роза… однако, опять-таки, сама донна Роза в Штатах не бывала, списки выпускников Университета Дьюка не листала… А если даже Кристина и в самом деле закончила помянутую обитель чистой науки, что с того? Америкосы именно там ее и могли вербануть. Дело насквозь житейское: в любой стране местные спецслужбы частенько вербуют перспективных студентов-иностранцев, для самых разных целей, не всегда речь идет о вульгарном шпионаже… Какое тут, на хрен, доверие, в его-то пикантном положении?
   Продолжалась эта езда без руля и без ветрил минут двадцать. На узкой тихой улочке их внезапно обогнал тарахтящий мопед, прямо таки близнец купленного Мазуром – ничего удивительного, очень популярная модель – проскочил вперед и остановился у тротуара. Судя по обрадованному лицу Кристины, долгожданная встреча, наконец-то, состоялась…
   Ездок, выключив двигатель, бесцеремонно распахнул заднюю дверцу «Лендровера», без особых усилий затолкнул туда мопед, прыгнул на сиденье и распорядился:
   – Поехали!
   Кристина рванула с места. Мазур повернулся и принялся откровенно разглядывать хранителя клада. Лет тому было определенно за шестьдесят, но мужик не выглядел ни хлипким, ни болезненным – широкий в плечах здоровяк с резкими чертами загорелой рожи, глаза синие, как и подобает истинному арийцу, я вот насчет волос судить трудно: несмотря на широкополую шляпу, видно, что незнакомец стрижен под Котовского. И пушечка у него за поясом угадывается, простецкая белая рубашка навыпуск характерно оттопырена в нужном месте, и речь явно идет не о дамской безделушке, из которой хорошо мочить тараканов на кухне, и только…
   Он наткнулся на столь же прямой, беззастенчивый взгляд.
   – Вместо Роблеса? – напрямик спросил лысый.
   – Ага, вот именно, – непринужденно ответил Мазур, поскольку вопрос с равным успехом мог быть адресован как Кристине, так и ему.
   – Это надежный человек, – торопливо сказала Кристина. – Мне его порекомендовала родственница…
   Незнакомец пробурчал под нос что-то неразборчивое – о смысле, впрочем, нетрудно было догадаться.
   – У вас есть более надежная кандидатура? —со светской улыбкой спросил его Мазур. – Нет, в самом деле, герр…
   – Сеньор, – торопливо перебил незнакомец. – Ясно вам? Последние сорок лет – сеньор… Хольц.
   – Это имя или фамилия? 
   – А какая вам разница?
   – Да никакой, – подумав, сказал Мазур. Я – Джонни. Фамилия у меня длинная и непроизносимая, так что обойдемся без нее, какая вам разница?
   – Американец?
   – Оскорбляете, сеньор Хольц, – ухмыльнулся Мазур. – Австралиец. Хотя… Быть может, австралийцы вам не нравятся еще более, чем американцы? Но что поделать, придется потерпеть…
   – Глупости, – сказал Хольц. – Я и не говорил, что американцы мне не нравятся, с чего вы взяли? Я их считаю полным дерьмом, вот и все. Австралиец? Ну, это чуточку лучше… Хотя я предпочел бы местного.
   – Почему?
   – Потому что местные – все же не такое дерьмо, как янки и прочие англосаксы. У местных еще сохранились кое-какие патриархальные традиции, они умеют держать слово…
   – Забавно, – сказал Мазур. – Вы, может быть, не в курсе, но тем же славятся и отдельные австралийцы…
   – Я вовсе не хотел оскорбить именно вас… Из скольких процентов вы работаете?
   – Деловой подход…
   – Ну, и все же?
   – Из десяти процентов, – сказал Мазур.
   – От всей суммы?
   – Ну да, а чего бы вы хотели? Коли уж я для вас обоих буду стараться, мне сам бог велел снять десять процентов со всей суммы.
   Синие, истинно арийские буркалы были холодными:
   – А почему, скажем, не тридцать?
   – Я уже подробно объяснял это Кристине, – сказал Мазур. – Не хочу повторяться. Скажу вкратце: я знаю свою норму. Так ведь говорят не только о выпивке, а? Тридцать процентов – это та сумма, что может ввергнуть вас в искушение не заплатить, предпринять что-то опрометчивое… А десять – вполне приемлемо, вам не будет особенно жалко…
   – Куда ехать? – нетерпеливо вмешалась Кристина.
   – До конца улицы и направо, – бросил Хольц, вновь повернулся к Мазуру. – Интересно вы рассуждаете… Вы – или чертовски здравомыслящий парень или ловкий разведчик…
   – Тьфу ты, – сказал Мазур. – А разведка-то тут при чем? Впервые слышу, чтобы разведка гонялась за бриллиантовым кладом… Да не ерзайте вы так и не лапайте пушку под рубашкой… Ну да, мне сказали, что там бриллианты, а чего же вы хотели? Не ребенок же я, в самом деле, чтобы работать вслепую… Давайте сразу расставим все точки, идет? Мы с Кристиной… в общем, так оно и обстоит: мы с Кристиной… Объяснять вам, взрослому мальчику?
   Кристина возмущенно поджала губы, но воздержалась от опровергающих комментариев – вспомнила, должно быть, как сама объявила перед доном Хайме Мазура своим натуральным хахалем. Что ж, пусть потерпит, очень уж удобное объяснение, которое снимает большую часть подозрений…
   – Понятно, – сказал этот самый Хольц, изобразив подобие улыбки. – Денежки остаются в семье, а?
   – Что-то вроде, – сказал Мазур.
   – Теперь налево, возле магазина – направо… Значит, австралиец? Откуда знаете акваланг?
   – Армия, – кратко пояснил Мазур. – Парашютисты. Всесторонняя подготовка.
   – А потом?
   – Болтался по морям. Не особенно и везло.
   Решил осесть здесь. Познакомился с Кристиной… Нашлись, как ни удивительно, общие знакомые. Что вы так пялитесь, не верите?
   – Я никогда никому не верю, Джонни, – доброжелательно объяснил Хольц. – Просто одним я не верю больше, а другим не верю меньше, вот и вся разница…
   – Я – из которых? По вашим первым впечатлениям?
   – А черт вас знает, – осклабился Хольц. – Я же не Господь Бог, чтобы вот так, с маху заглянуть вам в душу… Просто имейте в виду: я, если нельзя иначе, готов расстаться с пятью процентами из своей доли… вы правы, это именно та сумма, которой не жалко, которая не давит на алчность. Но сразу должен предупредить: не пытайтесь меня обмануть, если у вас на уме что-то постороннее, при первом же финте я вас прикончу…
   – Вот совпадение, – сказал Мазур. – в точности то же самое и я собирался вам объявить…
   – Прекрасно, – с непроницаемым лицом сказал Хольц. – Теперь направо, сеньорита Кристина, прибавьте газку и резко сверните за угол… Нет, похоже, хвоста все же нет, я бы заметил раньше…
   – Как это вы придумали с мопедом? – спросил Мазур чуть ли не почтительно. – Ловко…
   – Голову нужно иметь на плечах, – ответил Хольц не без самодовольства. – Теперь направо, налево за угол…
   Мазур не стал сообщать этому осколку кригсмарине, что их мысли шли параллельными курсами – черт с ним, пусть почувствует свое арийское превосходство, в таких случаях люди чуточку расслабляются, бдительность теряют…
   Кристина, подчиняясь указаниям Хольца, остановила машину, они вышли и еще минут десять петляли по закоулкам. Наконец немец мотнул головой в сторону одного из домов:
   – Вон туда.
   Дом был трехэтажный, кирпичный, обшарпанный, явно пребывавший в упадке. Вообще, квартальчик, сразу видно, не из фешенебельных – не район притонов, но пристанище бедняков, перемешанных с криминальной мелочью: мусор валяется прямо на тротуаре, на углу торчат две девки характерного облика, масса других примет…
   Должно быть, те же мысли пришли в голову и Кристине. Она недоуменно подняла брови:
   – Я полагала, вы снимете домик… Как-никак денег я вам дала достаточно…
   Хольц с непроницаемым видом покосился на нее:
   – Здесь, понимаете ли, надежнее. Во-первых, люди определенного пошиба, вроде, меня, в таких кварталах насквозь привычны и не вызывают никакого интереса – еще один смутный бродяга, коего по здешнему кодексу чести не принято особенно расспрашивать… Во-вторых, любые нездешние шпики очень быстро бывают здешним людом засвечены – и об их нескромных расспросах согласно тому же кодексу чести принято немедленно сообщать объекту расспросов…
   – Неплохо, – с искренним одобрением сказал Мазур. – Чувствуется школа выживания в непростых условиях…
   – Сорокалетняя, – с гримасой вместо улыбки ответил Хольц.
   Вот и гадай тут – то ли он насквозь понятен ребятам вроде Мазура, либо это талантливая маска, ничего общего не имеющая с реальным положением дел…
   – Интересно, стараясь придать себе гордый и независимый вид, сказала Кристина. – Что же в таком случае те, кто нас видит, о нас троих думают?
   – Ничего сложного, – с ухмылочкой ответил Хольц. – Что два здешних обитателя сняли сговорчивую девку и ведут домой для нехитрого употребления. Право же, это отличная маскировка. Картина для этих мест обычная, никто и ухом не поведет…
   Они поднялись по крутой лестнице, кривой, как турецкая сабля, взобрались на третий этаж, прошли по темному коридору, насыщенному разными неаппетитными запахами, оказались перед обшарпанной дверью без номера.
   Неуловимым движением Хольц вырвал из-под рубашки пистолет – довольно приличную аргентинскую копию одной из моделей «Беретты», Мазур вмиг определил по надписям на кожухе затвора – повернув ключ в замке, распахнул дверь, отпрянул в сторону, ненадолго прислушался, держа пушку дулом вверх, прянул внутрь, с порога бдительно обозрел единственную комнату, заглянул в кухоньку. Спрятал оружие, кивнул дорогим гостям, приглашая войти. Судя по ухваткам, мужик и в самом деле был бит жизнью.
   Мазур откровенно огляделся. Ничего примечательного – дешевая меблированная комната, стандартный приют для бродяги с парой монет в кармане…
   – Эй, эй! – сказал он без всякого возмущения. – Это к чему?
   Пистолет вновь оказался у Хольца в руке, он старательно и умело держал Мазура на прицеле. Мазур, конечно, мог моментально сломать блудливую рученьку или просто выбить оружие, но предпочел не спешить.
   – Хочу убедиться, – невозмутимо пояснил Хольц. – Вдруг у вас при себе магнитофон или рация? Вас не затруднит, Джонни, исполнить стриптиз? Думаю сеньорите Кристине это зрелище не в новинку… а впрочем, она может отвернуться.
   – Что за шутки? – недовольно сказала Кристина. – По-моему, я уже говорила, что Джонни…
   – Для надежности, – упрямо сказал Хольц.
   – Ну ладно, – сказал Мазур покладисто. —Стриптиз так стриптиз, только имейте в виду, я в этом деле не профессионал, так что и не ждите особой эротичности…
   – Плевать мне на нее, – проворчал Хольц. – Я не педик, это все в интересах дела…
   – Ну, тогда я спокоен, – сказал Мазур, прежде всего кладя пистолет на ветхий столик. – Тогда и задом вилять не буду, и улыбаться вам не стану зазывно, я ведь тоже не педик…
   Кристина отвернулась к окну, выходившему на обшарпанную крышу соседнего, более высокого здания. Мазур проворно сбросил нехитрую одежку, сказал:
   – Можно, я останусь в трусах?
   – А там у вас ничего такого? – подозрительно спросил Хольц.
   – Да как сказать, – сказал Мазур, спуская трусы, словно в военкомате. – Для кого и ничего такого, а кому-то… – он покосился на Кристину и не стал заканчивать тираду. – Ну, убедились? Нигде я не прячу ни раций, ни магнитофонов… А вообще-то это глупо, Хольц. Вы совершенно не учитываете технический прогресс. Микрофон может быть вмонтирован… ну, хотя бы в часы, и хрен вы его усмотрите невооруженным глазом…
   – Сам знаю.
   – Тогда к чему этот стриптиз, если вы не извращенец?
   – Черт его знает, – проворчал Хольц чуточку сконфуженно. – Ради предосторожности, привычка…
   – Ну да, – сказал Мазур, одеваясь. – Вы же у нас – гонимый ветром осенний лист, и душа у вас нежная…
   – Ничего подобного. Хотите выпить?
   – Это одно из предложений, от которых австралийцы, тем более моряки, никогда не отказываются, – сказал Мазур. – Сделайте одолжение.
   Хольц принес из кухоньки бутылку виски и три относительно чистых стакана. Кристина отказалась красноречивым жестом, а вот Мазур с удовольствием плеснул себе на два пальца, пожал плечами:
   – Я-то рассчитывал, что вы притащите пиво. Классический бир. Вы ж немец…
   – Не нужно думать штампами, – проворчал Хольц. – Я сорок лет прожил в Латинской Америке, пиво тут не особенно любят…
   – Понятно. Ну что, устроим игру в вопросы и ответы?
   Хольц мгновенно насторожился, полное впечатление, что ощетинился бы, подобно дикобразу, будь у него иголки:
   – Место я вам, разумеется, не выдам… Простите за невольный каламбур, место вы узнаете на месте…
   – Помилуй бог, я и не стремлюсь… – сказал Мазур.
   – Тогда?
   – Видите ли, Хольц, – задушевно сказал Мазур. – Вы – человек тертый, согласен. Сорок лет здесь – это круто… но и я не вчера родился. Согласитесь, что я ощущаю некоторую ответственность за Кристину. Мне не хотелось бы, чтобы она стала жертвой… скажем мягко, какой-нибудь сомнительной карты с крестиком на месте клада… или столь же сомнительного «знатока». Я повидал в жизни и такие карты и таких «знатоков». Сам, будучи помоложе, пару раз ловился на эту удочку, есть некоторый опыт.
   – Иными словами, вы подозреваете меня…
   – Да полноте! – сказал Мазур с обаятельнейшей улыбкой. – Вовсе я вас не подозреваю. Просто хотел бы прояснить для себя кое-что. Сам выслушать вашу историю. Для вящей гарантии. Это уместное требование для участника дела и компаньона на проценте, а?
   – Ну, вообще-то…
   – Вот видите. Знаете, какая деталь пока что свидетельствует в вашу пользу? Судя по рассказам Кристины, вы до сих пор не брали у нее по-настояшему серьезных денег. И все же… Мало ли что случается… Значит, это была подлодка?
   – Не просто подлодка. Субмарина для особых поручений.
   «Ну да, – подумал Мазур. – Один из томиков „Библиотеки приключений“, любимое чтение в детстве. Субмарина-призрак, „Летучий Голландец“ с его демоническим капитаном… Ну, во-первых, Хольц этого романа явно не читал, а во-вторых, такие лодки не писатель Платов придумал, они и в самом деле существовали, уж я-то знаю… »
   – Вы знаете… – сказал Хольц с неким подобием мечтательной улыбки. – А ведь мне вовсе не неприятно вспоминать эту историю… Старею, наверное. Начинаю сентиментально относиться к воспоминаниям юности. Впрочем, мы немцы, вообще сентиментальная нация… Хотя последние сорок лет жизнь из меня старательно выбивала всякую сентиментальность… Короче говоря, это случилось в конце апреля, сорок пятого, естественно. Паскудное было время. Все уже понимали, что это конец, что наш бесноватый ефрейтор…
   – Вы, я смотрю, за эти сорок лет стали антифашистом? – усмехнулся Мазур.
   – Глупости, – отрезал Хольц. – Насколько я знаю, среди нынешних немцев распространены две крайности. Одни жаждут некоего реванша, другие корчат из себя тех самых заядлых антинацистов. Могу вас заверить, что я ненавижу обе эти крайности. У меня гораздо более прагматичная жизненная позиция: что прошло, то быльем поросло. Что было, то было. Мне наплевать и на реванш, и на потуги антинацистов. Я от всего этого далек и в прямом, и в переносном смысле. Но что поделать, если фюрер и в самом деле кончил, как бесноватый придурок… Ведь он проиграл, а? Победители не бывают ни бесноватыми, ни придурками. А проигравший – всегда дерьмо… Такой у меня подход. Что вы ухмыляетесь?
   – Откровенно говоря, он совпадает с моим.
   – Вот и отлично, – сказал Хольц. – Проще будет понять друг друга. Короче, лодка отправилась в Южную Америку, чтобы передать кое-что нашим здешним друзьям. У нас хватало тут друзей – и далеко не все они были платными агентами. Этнические немцы, обосновавшиеся в Южной Америке, люди схожих политических убеждений… В свое время это была организованная сила. В сейфе у командира лежали два мешочка. Совсем небольшие, вот такие, – он показал ладонями нечто, схожее объемом со средним яблоком. – Там было двадцать восемь бриллиантов. По нынешним ценам – на два миллиона долларов. Понимаете, так надежнее всего. Иностранной валюты в рейхе было мало, а это, повторяю, были наши друзья, с которыми не стоило, как это в других случаях практиковалось, рассчитываться фальшивыми долларами и фунтами стерлингов. Наконец, бриллиант – это вещичка, которую легко продать без малейших вопросов… Двадцать восемь бриллиантов, крупные, чистейшей воды, каждый обернут в вощеную бумажку и уложен в крохотную коробочку, оклеенную какой-то мягкой тканью…
   – Вам в сорок пятом было… года двадцать три?
   – Двадцать пять.
   – И кем же вы служили на той лодке?
   – Младшим офицером.
   – Вот об этом я и говорил… – сказал Мазур. – Вот тут-то и не складывается… Я ведь упоминал, что служил в армии? А тот, кто отслужил свое, прекрасно разбирается в некоторых вещах… Значит, командир вез в сейфе бриллианты… Охотно верю, это похоже на правду. А знаете, что на правду решительно не похоже? То, что об этом знали вы. Один из младших офицеров. Извините, я о вас кое-что читал, о вашем вермахте, о вашем флоте. Честное слово, у вас просто отлично поставлена была секретность и субординация, хоть шляпу перед вами снимай, но нет у меня сейчас на голове шляпы… Вы что же, хотите сказать, что ваш командир, получив такое задание, собрал всех офицеров и торжественно объявил: «Парни, нам выпала огромная честь! Мы везем нашим друзьям в Южную Америку двадцать восемь бриллиантов!» И рассказал вдобавок, как они упакованы. Простите, что-то не верится…
   – Попахивает логикой разведчика…
   – Да бросьте вы, Хольц! – поморщился Мазур. – Попахивает логикой человека, который кое-что повидал в жизни и готов поверить в историю с кладом, но сумеет отличить вранье от правды… Стоп, стоп! – он успокаивающе поднял ладонь, видя, как загорелись злым огоньком арийские глазенки. – Я не говорю, что вы врете. Но чутье мне подсказывает, что это не вся правда…
   Довольно долго стояло молчание. Хольц буравил его взглядом. Потом усмехнулся:
   – А вы умный мальчик, Джонни, между прочим, отец сеньориты Кристины этого подводного камня так и не заметил. Тысячу извинений сеньорита, я не врал… но это и в самом деле не вся правда. Ладно, черт с вами, Джонни, то самое чутье мне подсказывает, что с вами и в самом деле следует вести дела чуточку откровеннее… Ну конечно, не те были порядки в военном флоте. Я просто-напросто знал все о содержимом сейфа независимо от командира. – Он смотрел исподлобья, напряженно. – Я был не только лейтенантом военно-морских сил, но и сотрудником гестапо. Или у вас голова все же набита глупыми предрассудками, касаемо иных учреждений рейха?
   – У меня в голове один глупый предрассудок, – сказал Мазур. – Чертовски хочется положить в карман двести тысяч долларов.
   – Ну, этот предрассудок вовсе не глупый и даже не предрассудок.
   – Значит, гестапо… Вот это гораздо больше похоже на правду. Были приставлены к командиру, а? Ничего удивительного – на такой лодке…
   – Ничего удивительного, – спокойно повторил за ним Хольц. – самая обычная практика, свойственная не одной Германии, не одному нашему времени. Любая спецслужба всегда присматривает за военными – они иногда склонны к самостоятельным решениям и, мало того, поступкам. Слышали что-нибудь о покушении на фюрера в сорок четвертом? Ну вот, видите… За военными нужен глаз да глаз. Между прочим, не считайте меня обычным, примитивным вербованным стукачом. Я был не стукачом, а офицером СС, штатным сотрудником гестапо – коли вас не коробит слово «гестапо», вряд ли вы станете морщиться при слове «СС»…