Страница:
Кэндис Бушнелл
Все на продажу
Моей красавице матери Камилле и моим бабушкам: Эльси Салонии, всегда читавшей запоем, покойным Люси и Лене и моей новой бабушке Джейн, Особая благодарность Энн Шерман, придумавшей название.
Книга I
1
В преддверии лета 2000 года Нью-Йорк, где улицы искрились, казалось, золотой пылью коммерческого успеха и экономического подъема, был, как всегда, занят делом. Мир был готов спокойно перейти в очередное тысячелетие, президент снова избежал импичмента, двухтысячный год наступил всего лишь под легкое шипение, как при откупоривании старой бутылки французского шампанского. Город сиял всем своим величественным, вульгарным, безжалостным великолепием.
В данный момент у всего города на устах был Питер Кеннон, адвокат, подвизавшийся в шоу-бизнесе и вытянувший из клиентов-знаменитостей примерно 35 миллионов долларов. В ближайшие месяцы и годы будут новые скандалы, миллиардные убытки, ограблению подвергнется все американское общество. Но пока в «деле Питера Кеннона» упоминалось достаточно громких имен, чтобы жадные до сплетен Нью-Йоркцы чувствовали временное удовлетворение. Все мало-мальски значительные люди знали либо самого Питера, либо кого-то, беспардонно им обманутого, и полагали, что одураченным самим следовало бы держать ухо востро.
Одним из пострадавших был рок-музыкант тридцати одного года от роду по кличке Диггер. Диггер был одной из диковин, довольствующихся короткой кличкой, начинавших совсем скромно и выглядящих чудаками. У этого выходца из Де-Мойна, штат Айова, были грязные светлые волосы и пугающе белая прозрачная кожа, под которой синели вены. Его отличительным признаком могла считаться мягкая шляпа с плоской тульей и загнутыми полями.
В пятницу под вечер, накануне Дня поминовения, он спокойно сидел у бассейна летней виллы в Сигапонаке, вблизи Хэмптона, арендованной за 100 тысяч, курил сигарету без фильтра и смотрел на жену Патти, увлеченно болтавшую по телефону.
Диггер затушил сигарету в горшке с хризантемой (там уже выросла горка окурков, которую позже уберет садовник) и откинулся в деревянном шезлонге. День выдался чудесный, к тому же он откровенно не понимал всего этого шума из-за Питера Кеннона. Считая целью жизни быть выше презренной гонки за наживой, Диггер не имел представления о цене денег. Его менеджер подсчитал, что он потерял около миллиона долларов, но Диггеру миллион представлялся смутной абстракцией, понять которую можно было только при помощи музыки. Он полагал, что сумеет вернуть этот миллион, сочинив один-единственный хит, но в такую очаровательную погоду, лениво нежась в шезлонге, он был готов вообще махнуть рукой на потерю.
Его горячо любимая жена Патти находилась в сильном волнении от получасовой болтовни по телефону с сестрой Джейни Уилкокс, знаменитой моделью из «Тайны Виктории». Патти сидела в бельведере в закрытом купальнике, совмещая болтовню с солнечной ванной. Она поймала взгляд мужа, и они сразу поняли друг друга. Патти встала и направилась к нему. Он по привычке залюбовался ею: светлыми, с рыжим оттенком волосами, достающими до лопаток, очаровательным курносым носиком с веснушками, круглыми голубыми глазами. Ее старшая сестра Джейни считалась настоящей красавицей, но у Диггера был на это свой взгляд. При одинаковом с Патти вздернутом носике у Джейни был коварный, даже роковой облик, чтобы его привлечь; к тому же он считал, что Джейни с ее порочным подходом к деньгам и положению в обществе, с ее ветреностью и высокомерием, с ее увлеченностью собой — попросту самовлюбленная идиотка.
Подойдя к нему, Патти протянула телефон:
— Джейни хочет поговорить с тобой.
Он скривился, обнажив желтые зубы, мелкие и неровные, и взял у жены телефон.
— В чем дело?
— Ах, Диггер… — Мелодичный, капризный голосок Джейни всегда его раздражал. — Прости меня. Так и знала, что Питер совершит непростительную глупость. Надо было заранее тебя предупредить.
— Откуда тебе было знать? — осведомился Диггер, вытаскивая из зубов крупинку табака.
— Я встречалась с ним несколько лет назад, — призналась она. — Всего неделю-другую! Он всех вокруг считал паршивыми полячишками…
Диггер поморщился. Его настоящая фамилия была Вачанский, и он подозревал, что Джейни намеренно его провоцировала.
— И что дальше? — процедил он.
— А то, что я всегда знала: он жулик. Я так расстроена! Что ты намерен предпринять?
Диггер покосился на жену и ухмыльнулся:
— Если ему так необходимы мои денежки, пусть ими подавится.
На том конце телефонной линии ахнули, помолчали, потом прозвучал мелодичный смешок.
— Вот ужас! Прямо буддизм какой-то! — Как она ни старалась, в ее тоне слышалось презрение. Не зная, что еще добавить, она спросила:
— Наверное, я увижу тебя сегодня вечером у Мими Килрой?
— Какая еще Мими? — поинтересовался Диггер усталым голосом, которым говорил обычно, когда его спрашивали про Бритни Спирс. Он отлично знал, кто такая Мими Килрой, но, поскольку та принадлежала к категории, которую он, как многие люди его поколения, не выносил, — к белым протестантам-англосаксам, к тому же республиканцам, он не намеревался подпевать Джейни.
— Мими Килрой, — капризно произнесла Джейни. — Дочь сенатора Килроя.
— Ну да… — протянул Диггер.
Разговор окончательно потерял для него интерес: Патти присела рядом и обвила стройной ногой его поясницу, заглянула в лицо, дотронулась до плеча — и его, как всегда, охватило нестерпимое желание.
— Мне пора, — буркнул он в телефон и дал отбой. Посадив Патти себе на колени, он принялся ее целовать. Диггер был глубоко, романтически, без малейшего цинизма влюблен в жену, для него это было важнее всего. Питер и Джейни были ему глубоко безразличны.
Хорош, подумала Джейни Уилкокс о Диггере. Если ему наплевать на деньги, то почему бы не поделиться ими с ней?
Она пристально смотрела сквозь ветровое стекло своего серебристого кабриолета «порше-бокстер» на неисчислимое стадо автомобилей, запрудившее скоростную автостраду Лонг-Айленда. Что за пошлость — угодить в пробку по пути в Хэмптон, когда ты супермодель! Будь у нее лишний миллион, думала она, то первым делом она полетела бы в Хэмптон на гидроплане, а во-вторых, наняла бы помощника, который бы ее возил на машине: у всех знакомых богатых людей были водители. Но в Нью-Йорке никуда не деться от извечной проблемы: как бы успешен, по твоему собственному мнению, ты ни был, всегда найдется кто-то еще богаче, еще успешнее, переплюнувший тебя известностью; от одной мысли об этом иногда опускаются руки. Но вид сверкающего серебряного капота собственного кабриолета поднял ей настроение: она вспомнила, что находится на таком жизненном этапе, когда сдаваться нет причин, наоборот, есть все основания поднажать! Немного самоконтроля и дисциплины — и она добьется всего, чего ей хочется.
Розовые солнечные очки от Шанель сползли вниз, и она, поправляя их, почувствовала гордость от обладания столь престижной вещицей. Джейни принадлежала к людям, у которых внутренняя пустота маскируется поверхностной мишурой, однако, если бы кто-нибудь назвал ее пустышкой, она искренне удивилась бы. Джейни Уилкокс была из тех красивых женщин, которые, наслаждаясь вниманием, уделяемым их внешности, начинают верить, что они — настоящий кладезь разнообразных достоинств. Она считала, что под ее глянцевой, почти безупречной оболочкой скрываются яркие способности и она рано или поздно поразит мир — скорее как художник, чем как коммерсант. То обстоятельство, что это самомнение ничем не подтверждалось, ее не настораживало: она верила, что ничуть не хуже остальных. Случись ей повстречаться, скажем, с Толстым, полагала она, тот немедленно признал бы в ней родственную душу.
Скорость движения в потоке упала до двадцати миль в час, и Джейни забарабанила пальцами по рулю. На солнце заблестели золотые часики «Булгари». У нее были длинные тонкие пальцы — гадалка однажды назвала ее руки руками художницы, но их портили обкусанные ногти. Уже девять месяцев подряд, с тех пор как она стала вдруг, словно Золушка, красоваться в новой рекламной кампании «Тайны Виктории», все маникюрши города умоляли ее перестать грызть ногти, но она никак не могла покончить с этой привычкой, оставшейся с детства. Причинение себе физической боли было извращенным способом борьбы с душевной болью, которую ей причинял мир.
Вот и сейчас, нервничая от движения ползком в автомобильной пробке и представляя, как гидроплан уносит в небо более удачливых членов нью-йоркского высшего света, она инстинктивно поднесла пальцы ко рту, но в кои-то веки приструнила себя. Грызть ногти уже не было оснований: наконец-то и она вырвалась наверх. Всего год назад, когда ей было тридцать два, казалось, все позади: ее актерская и модельная карьера застопорилась, и она так поиздержалась, что вынуждена была одалживать деньги у богатых любовников, чтобы платить за крышу над головой. Дошло до того, что три позорные недели она от отчаяния собиралась стать агентом по торговле недвижимостью и даже посетила четыре занятия. Но потом вмешалась спасительная Судьба; собственно, она всегда знала, что так и случится. И сейчас, глядя на себя в зеркало заднего вида, она снова думала о том, что слишком красива для неудачницы.
В машине зазвонил телефон, и она нажала зеленую кнопку, полагая, что это Томми, ее агент. Год назад Томми даже не отвечал на ее звонки, но с тех пор как она стала участвовать в кампании «Тайны Виктории», благодаря чему ее личико появилось на всех уличных рекламных плакатах и во всех журналах Америки,
Томми снова стал ее лучшим другом, связывался с ней по несколько раз в день и снабжал последними сплетнями. Этим утром Томми сообщил ей, что Питер Кеннон был накануне арестован у себя в кабинете; они всласть наболтались об изъянах характера Питера, главный из которых заключался в том, что Питер потерял голову, якшаясь со знаменитостями, и сам вообразил себя знаменитостью. Пусть Нью-Йорк сказочное место, но каждому известно, что существует непреодолимый рубеж между знаменитостями и «обслугой», а адвокаты, при всей своей образованности и опытности, не перестают принадлежать к последней категории. История Питера уже превратилась в предостережение: при попытке нарушить естественные законы известности и славы наиболее вероятный результат — арест, а то и приговор, тюремное заключение!
Но вместо обычного для Томми начала «Привет, красотка!» женский голос с выраженным английским акцентом вежливо попросил Джейни Уилкокс.
— Это я, — ответила Джейни, сразу поняв, что говорит с ассистенткой из шоу-бизнеса: в этой сфере с недавних пор стало модным говорить с английским акцентом.
— С вами желает побеседовать мистер Комсток Диббл. Вы примете звонок?
Не успела Джейни ответить, как в трубке раздался голос самого Комстока.
— Джейни! — сказал он резко, показывая намерение сразу перейти к делу.
Джейни не видела и не слышала его уже почти год, и его голос возродил неприятные воспоминания. Комсток Диббл был прошлым летом ее любовником, Джейни даже воображала, что влюблена, а он взял и объявил о помолвке с Морган Бинчли — высокой, гибкой и светской. То, что он предпочел ей другую (которую Джейни не сочла даже хорошенькой), усугублялось обстоятельством, что тот же самый сценарий неоднократно повторялся в прошлом. Мужчинам очень нравилось с ней встречаться, но брачный союз они предпочитали заключать не с ней, а с другими претендентками. С другой стороны, Комсток Диббл, глава «Парадор пикчерс», был одним из могущественнейших людей в киноиндустрии и вполне мог позвонить, чтобы предложить ей роль в своем следующем фильме. Поэтому, как ей ни хотелось преподать ему урок, пусть даже состоящий всего лишь в том, что она теперь к нему равнодушна, она понимала, что лучше не зарываться. В этом и заключается искусство выжить в Нью-Йорке — в способности подавить свои чувства ради шанса преуспеть. Холодным (но не настолько холодным, как ей хотелось) голосом Джейн произнесла:
— Да, Комсток?
Однако от следующих его слов ее пронзило холодом.
— Джейни, — проговорил он, — сама знаешь, мы с тобой всегда были друзьями.
Дело было даже не в том, что это утверждение полностью противоречило истине — нормальный человек не назвал бы теперь их отношения дружескими, а в том, что фраза «мы с тобой всегда были друзьями» была кодом, которым влиятельные Нью-Йоркцы начинали неприятный для собеседника разговор. Она обычно означала, что им причинен ущерб, но поскольку обе стороны принадлежат к одному и тому же обществу избранных, они должны попытаться сначала решить дело миром, не прибегая к помощи адвокатов и газетных собирателей сплетен. В следующую секунду страх сменился возмущением: Джейни не представляла, какой ущерб она могла причинить Комстоку Дибблу. Это он ее бросил, значит, он — ее должник. Однако правильнее было прежде позволить ему высказаться, поэтому она, сделав над собой усилие, спросила игриво:
— Мы друзья, Комсток? Вот это да! От тебя почти год ни слуху ни духу. Я решила было, что ты звонишь предложить мне роль в новом фильме.
— Не знал, что ты актриса, Джейни.
Это был хорошо рассчитанный выпад: Комсток прекрасно знал, что она еще восемь лет назад сыграла одну из главных ролей в приключенческом фильме. Но Джейни не стала заглатывать наживку.
— Ты вообще многого обо мне не знаешь, Комсток, — про пела она с прежней игривостью и даже добавила:
— Ты ведь не звонишь…
Конечно, он не обязан ей звонить, но ведь лучший способ зацепить мужчину — вызвать у него чувство вины за то, что он спал с тобой, а потом месяцами не звонил. — Я звоню сейчас, — буркнул он.
— Когда же мы увидимся?
— По этому поводу я и звоню.
— Только не рассказывай, что вы с Морган расстались…
— Морган — прелесть, — заявил он, подразумевая, видимо, что о Джейни этого не скажешь. Это было уже второе оскорбление, на которое она ответила фальшивым тоном:
— Почему бы ей не быть прелестью? Все, что от нее требовалось, — получить в наследство миллионы!
— Джейни! — отозвался Комсток предостерегающим тоном.
— Брось, Комсток, ты же знаешь, что это чистая правда, — сказала Джейни. Оказалось, она может запросто с ним болтать, как тем летом. В глубине души она ненавидела его за то, что он ее отверг, но в то же время пылала к нему любовью, ведь он был одним из могущественнейших людей Нью-Йорка… — Очень про сто быть милашкой, когда не нужно самой зарабатывать.
Комсток вздохнул, словно потерял надежду ее образумить.
— Не будь ревнивицей, — сказал он.
— Я не ревную! — взвизгнула Джейни. Ничто не вызывало в ней такую ненависть, как попытки указать ей на ее недостатки. — С какой стати мне ревновать тебя к Морган Бинчли? — На взгляд Джейни, Морган была ходячим ископаемым: ведь несчастной скоро стукнет сорок пять! У нее оставалось одно достоинство: темные волнистые волосы, закрывавшие полспины.
Но Комстока утомило, как видно, направление, которое принял их разговор, потому что он вдруг повторил:
— Джейни, мы с тобой всегда были друзьями… — И добавил:
— Я знаю, ты не станешь чинить мне преграды.
— Зачем мне чинить тебе преграды? — удивилась Джейни.
— Перестань, Джейни! — сказал Комсток тихо, заговорщическим тоном. — Сама знаешь, какая ты опасная женщина.
Джейни не могло не понравиться это замечание: в нередкие минуты самолюбования она действительно воображала себя опасной женщиной, которая рано или поздно завоюет мир; однако в словах Комстока она усмотрела завуалированную угрозу. В прошлом году, когда она осталась на мели, у нее за спиной шептали, что она шлюха. В этом году, когда она добилась наконец успеха и больше не нуждалась в помощи, шептали другое: что она опасна. На то и Нью-Йорк… Страстным голосом, скрывающим растущий испуг, она проговорила:
— Если тебе хочется со мной дружить, Комсток, то ты подходишь совсем не с той стороны.
Он хохотнул, но в следующую секунду его тон стал грозным:
— Не вздумай подставить мне подножку!
Джейни уже казалось, что сейчас последует взрыв гнева — Комсток Диббл прославился вспышками ярости. Считаясь гением кинобизнеса, он прослыл также способным на беспричинную демонстрацию дурного настроения: он часто обзывал женщин самыми грязными словами, а потом обычно присылал им цветы. В Нью-Йорке было не меньше дюжины влиятельных людей вроде него, у которых учтивость мгновенно сменялась неистовством. Но пока Комсток оставался главой «Парадор пикчерс», а «Парадор» — одной из известнейших кинокомпаний, он мог себе позволить все. И это тоже был Нью-Йорк!
Менее самоуверенная особа испугалась бы, но Джейни Уилкокс была не робкого десятка и всегда гордилась тем, что не боится даже самых могущественных людей. Поэтому голосом, каким лепечут невинные девицы, она спросила:
— Ты вздумал мне угрожать, Комсток?
— Я знаю, что сегодня ты идешь к Мими Килрой! — выпалил он.
Джейни так удивилась, что даже прыснула.
— Да ты что, Комсток? Не нашел ничего лучшего, чем звонить мне по поводу вечеринки!
— Представь себе, — признал он, тоже переходя на легкий тон, — это выбивает меня из колеи. Черт возьми, Джейни, почему бы тебе просто не остаться дома?
— А тебе? — парировала она.
— Морган — лучшая подруга Мими.
— Ну и что? — холодно сказала Джейни.
— Послушай, Джейни, я просто пытаюсь тебя дружески предостеречь. Для нас обоих лучше, чтобы никто не знал о нашем знакомстве.
Джейни не смогла отказать себе в удовольствии напомнить Комстоку об их прежних отношениях.
— Нет, — сказала она со смехом, — это для тебя лучше, чтобы никто не узнал, что ты спал со мной прошлым летом.
На этот раз Комсток все же взбеленился.
— Может, заткнешься и послушаешь? — гаркнул он. — Дура долбаная!
Он так разорался, что Джейни не сомневалась: звук из ее сотового телефона донесся до водителей соседних машин на скоростном шоссе Лонг-Айленда. Если Диббл думает, что может так ее обзывать, то сильно заблуждается. Она уже не та дошедшая до отчаяния девчонка, с которой он спал год назад, и она не собиралась скрывать от него это.
— Нет, уж лучше ты послушай, Комсток, — сказала она с ледяным спокойствием. — Ты говоришь, что прошлым летом я годилась только на то, чтобы меня иметь, а этим летом я уже не гожусь даже на то, чтобы со мной знаться. Так позволь тебя предупредить: со мной так нельзя.
— Мы все знаем, как с тобой можно, Джейни, — зловеще проговорил он.
Разница между тобой и мной в том, что я не стыжусь своих поступков, — сказала она. Это было не совсем правдиво, зато прозвучало отлично. Но на Комстока ее слова впечатления не произвели.
— Одним словом, держись от меня подальше! — прорычал; он. — Я тебя предупредил. Иначе нас обоих ждут очень крупны неприятности. — И он повесил трубку.
Проклятый Комсток! Джейни ударила по тормозам. Движение на автостраде вообще прекратилось. Она высунулась из окошка, хмуро изучая автомобильное столпотворение.
И это называется «лето ее торжества», сердито размышлял Джейни. Новый рекламный ролик, в котором она, щеголяя в одном шелковом лифчике и трусиках, делает вид, что поет и играет на белой электрогитаре, начали показывать три дня назад, сопровождая демонстрацию страшной шумихой; теперь, когда она стала наконец знаменитой супермоделью, настало время для настоящего взлета. В ее планах было покорить сильных мира сего, собирающихся каждым летом в Хэмптоне, устроить там «салон», где собирались бы художники, киношники, писатели, чтобы посудачить и обсудить умные темы. Если бы на Джейни надавили, она призналась бы, что ее цель — кинорежиссура… Но главное, она воображала, что новый статус супермодели избавит ее от общения с кретинами вроде Комстока Диббла, а в ее орбите окажутся мужчины не в пример лучше его. Естественно, ей хотелось полюбить, но разве, присмотревшись даже к самой сияющей паре, не замечаешь некоторую долю цинизма? А публика больше всего на свете обожает, когда пары образуют знаменитости…
Но неожиданный звонок Комстока все это поставил под вопрос, и она даже заволновалась, действительно ли взлетела на желаемую высоту. Всю жизнь Джейни, кажется, только и делала что спала с богачами, чтобы выжить, — с пузатыми лысыми коротышками с волосами в ушах и грибком на ногах, с провалами вместо зубов и с шерстью на спине, с вялым членом — словом, с мужчинами, с которыми никакая уважающая себя женщина никогда не занялась бы сексом, если бы у них не водились деньги. Джейни давала себе слово, что этим летом все станет по-другому. Но хватило одной фразы Комстока: «Мы все знаем, как с тобой можно…» — чтобы лишить ее уверенности.
Она вцепилась в руль, взгляд упал на обкусанные ногти. Джейни поспешно зажала одну руку коленями, чтобы не думать о ногтях, и попыталась убедить себя, что слова Комстока не надо принимать всерьез. Наверное, он просто бесится, что она стала супермоделью, а он ее не удержал… Но нет, его слова напомнили обо всех изъянах Нью-Йорка. Мужчина может спать со столькими женщинами, со сколькими ему нравится, но многие люди в «высшем» обществе по-прежнему придерживаются старомодного мнения, что у женщины не должно быть слишком много сексуальных партнеров. Определенная доза секса женщине позволена, этого от нее даже ждут. Однако существует некий предел числа постельных партнеров у женщины, и если она этот предел превысит, то уже не считается подходящей для брака.
Джейни сердито думала о несправедливости этой традиции. Конечно, у нее было больше секса с мужчинами, чем у большинства знакомых ей женщин, и она знала, что за спиной люди шепотом называют ее потаскухой. Но никто не понимает, что всякий раз, когда она занималась с мужчиной сексом, даже когда попросту делала ему минет в ресторанном сортире, причиной было то, что она думала: наконец-то это он, тот самый! Во всяком случае, пыталась себя в этом убедить.
Телефон снова зазвонил, и она поспешно схватила трубку, надеясь, что это Комсток с извинениями.
— Джейни? — Голос был женский, смутно знакомый. Судя по выговору, звонившая была образованной уроженкой восточного побережья. — Это Мими Килрой. Как поживаете, дорогая? — Можно было подумать, что они давние подруги, потерявшие друг дружку из виду.
Сначала Джейни была так поражена, что не могла говорить. Назвать Мими своей близкой подругой она никак не могла. Все их знакомство сводилось к мимолетным встречам на вечеринках на протяжении нескольких лет. Но звонок Мими привел Джейни в восторг. Мими Килрой стояла на одной из верхних ступенек нью-йоркского света: ее отец был знаменитым сенатором, претендующим, по слухам, на пост министра финансов в случае победы республиканцев на выборах. Ходили также слухи, что Мими, с пятнадцати лет появлявшаяся в «Студии-54», тайно возглавляет весь нью-йоркский свет. За последние десять лет Джейни и Мими перебросились от силы тремя словечками, до этой минуты Мими всегда делала вид, что не видит ее или не знает, кто она такая, — и все же звонок Мими не слишком ее удивил.
Ведь стоит добиться в Нью-Йорке успеха — и люди, раньше неудостоившие вас вниманием, тут же начинают набиваться вам в друзья.
Поэтому Джейни промурлыкала таким голоском, словно они с Мими и впрямь давно дружили и та никогда не игнорировала ее на приемах:
— Хэлло, Мими! Представляю, как вы сбились с ног, готовясь к сегодняшнему вечеру! — И Джейни откинулась в кресле, с удовлетворенной улыбкой любуясь собой в зеркальце.
Конечно, разыгрывать подругу Мими просто потому, что той вдруг захотелось с ней знаться, было вызывающим лицемерием. Но Джейни никогда не церемонилась, особенно если ситуация складывалась в ее пользу.
— Я и пальцем не шевельнула, — отозвалась Мими с оттенком вины в голосе. — На то есть метрдотели и прочие. Пробовать закуски — вот моя единственная обязанность.
Джейни ощутила неловкость. Она за всю жизнь устроила лишь два приема, оба неудачные (она не отличалась щедростью, и оба раза не хватило выпивки), а Мими славилась своими приемами и имела возможность нанимать для их подготовки опытных специалистов, что только увеличивало разделяющую их пропасть. Обычно, услышав напоминание о своем невысоком статусе, Джейни откликалась каким-нибудь язвительным замечанием, но на сей раз сдержалась и вместо язвительной реплики: «Не могли, что ли, найти кого-нибудь и для этого?» — всего лишь вежливо рассмеялась.
— Дорогая, — продолжила Мими, — я просто хотела удостовериться, что вы сегодня придете. Я хочу вас кое с кем познакомить. Это Селден Роуз, он только что переехал из Калифорнии. Знаете, кто это? Новый глава кабельного канала «Муви тайм». Возможно, вы, как и я, не смотрите телевизор, но ясно, какая это важная должность… К тому же он чудесный, разведенный, слава Богу, без детей, относительно свежий, а главное, дорогая, он страшно, страшно… реальный. Да, это самое правильное слово — реальный. Не то что мы! — Мими издала многозначительный смешок. — Конечно, я не жду, что вы в него влюбитесь, но он старый друг Джорджа и почти ни с кем не знаком, так что была бы очень мило, если бы вы проявили к нему внимание…
— С удовольствием с ним познакомлюсь, — ответила Джейни светским тоном. — Вы его божественно описали.
— Он такой и есть, — заверила ее Мими. — И естественно, я никогда не забываю никого, кто оказал мне услугу…
В данный момент у всего города на устах был Питер Кеннон, адвокат, подвизавшийся в шоу-бизнесе и вытянувший из клиентов-знаменитостей примерно 35 миллионов долларов. В ближайшие месяцы и годы будут новые скандалы, миллиардные убытки, ограблению подвергнется все американское общество. Но пока в «деле Питера Кеннона» упоминалось достаточно громких имен, чтобы жадные до сплетен Нью-Йоркцы чувствовали временное удовлетворение. Все мало-мальски значительные люди знали либо самого Питера, либо кого-то, беспардонно им обманутого, и полагали, что одураченным самим следовало бы держать ухо востро.
Одним из пострадавших был рок-музыкант тридцати одного года от роду по кличке Диггер. Диггер был одной из диковин, довольствующихся короткой кличкой, начинавших совсем скромно и выглядящих чудаками. У этого выходца из Де-Мойна, штат Айова, были грязные светлые волосы и пугающе белая прозрачная кожа, под которой синели вены. Его отличительным признаком могла считаться мягкая шляпа с плоской тульей и загнутыми полями.
В пятницу под вечер, накануне Дня поминовения, он спокойно сидел у бассейна летней виллы в Сигапонаке, вблизи Хэмптона, арендованной за 100 тысяч, курил сигарету без фильтра и смотрел на жену Патти, увлеченно болтавшую по телефону.
Диггер затушил сигарету в горшке с хризантемой (там уже выросла горка окурков, которую позже уберет садовник) и откинулся в деревянном шезлонге. День выдался чудесный, к тому же он откровенно не понимал всего этого шума из-за Питера Кеннона. Считая целью жизни быть выше презренной гонки за наживой, Диггер не имел представления о цене денег. Его менеджер подсчитал, что он потерял около миллиона долларов, но Диггеру миллион представлялся смутной абстракцией, понять которую можно было только при помощи музыки. Он полагал, что сумеет вернуть этот миллион, сочинив один-единственный хит, но в такую очаровательную погоду, лениво нежась в шезлонге, он был готов вообще махнуть рукой на потерю.
Его горячо любимая жена Патти находилась в сильном волнении от получасовой болтовни по телефону с сестрой Джейни Уилкокс, знаменитой моделью из «Тайны Виктории». Патти сидела в бельведере в закрытом купальнике, совмещая болтовню с солнечной ванной. Она поймала взгляд мужа, и они сразу поняли друг друга. Патти встала и направилась к нему. Он по привычке залюбовался ею: светлыми, с рыжим оттенком волосами, достающими до лопаток, очаровательным курносым носиком с веснушками, круглыми голубыми глазами. Ее старшая сестра Джейни считалась настоящей красавицей, но у Диггера был на это свой взгляд. При одинаковом с Патти вздернутом носике у Джейни был коварный, даже роковой облик, чтобы его привлечь; к тому же он считал, что Джейни с ее порочным подходом к деньгам и положению в обществе, с ее ветреностью и высокомерием, с ее увлеченностью собой — попросту самовлюбленная идиотка.
Подойдя к нему, Патти протянула телефон:
— Джейни хочет поговорить с тобой.
Он скривился, обнажив желтые зубы, мелкие и неровные, и взял у жены телефон.
— В чем дело?
— Ах, Диггер… — Мелодичный, капризный голосок Джейни всегда его раздражал. — Прости меня. Так и знала, что Питер совершит непростительную глупость. Надо было заранее тебя предупредить.
— Откуда тебе было знать? — осведомился Диггер, вытаскивая из зубов крупинку табака.
— Я встречалась с ним несколько лет назад, — призналась она. — Всего неделю-другую! Он всех вокруг считал паршивыми полячишками…
Диггер поморщился. Его настоящая фамилия была Вачанский, и он подозревал, что Джейни намеренно его провоцировала.
— И что дальше? — процедил он.
— А то, что я всегда знала: он жулик. Я так расстроена! Что ты намерен предпринять?
Диггер покосился на жену и ухмыльнулся:
— Если ему так необходимы мои денежки, пусть ими подавится.
На том конце телефонной линии ахнули, помолчали, потом прозвучал мелодичный смешок.
— Вот ужас! Прямо буддизм какой-то! — Как она ни старалась, в ее тоне слышалось презрение. Не зная, что еще добавить, она спросила:
— Наверное, я увижу тебя сегодня вечером у Мими Килрой?
— Какая еще Мими? — поинтересовался Диггер усталым голосом, которым говорил обычно, когда его спрашивали про Бритни Спирс. Он отлично знал, кто такая Мими Килрой, но, поскольку та принадлежала к категории, которую он, как многие люди его поколения, не выносил, — к белым протестантам-англосаксам, к тому же республиканцам, он не намеревался подпевать Джейни.
— Мими Килрой, — капризно произнесла Джейни. — Дочь сенатора Килроя.
— Ну да… — протянул Диггер.
Разговор окончательно потерял для него интерес: Патти присела рядом и обвила стройной ногой его поясницу, заглянула в лицо, дотронулась до плеча — и его, как всегда, охватило нестерпимое желание.
— Мне пора, — буркнул он в телефон и дал отбой. Посадив Патти себе на колени, он принялся ее целовать. Диггер был глубоко, романтически, без малейшего цинизма влюблен в жену, для него это было важнее всего. Питер и Джейни были ему глубоко безразличны.
Хорош, подумала Джейни Уилкокс о Диггере. Если ему наплевать на деньги, то почему бы не поделиться ими с ней?
Она пристально смотрела сквозь ветровое стекло своего серебристого кабриолета «порше-бокстер» на неисчислимое стадо автомобилей, запрудившее скоростную автостраду Лонг-Айленда. Что за пошлость — угодить в пробку по пути в Хэмптон, когда ты супермодель! Будь у нее лишний миллион, думала она, то первым делом она полетела бы в Хэмптон на гидроплане, а во-вторых, наняла бы помощника, который бы ее возил на машине: у всех знакомых богатых людей были водители. Но в Нью-Йорке никуда не деться от извечной проблемы: как бы успешен, по твоему собственному мнению, ты ни был, всегда найдется кто-то еще богаче, еще успешнее, переплюнувший тебя известностью; от одной мысли об этом иногда опускаются руки. Но вид сверкающего серебряного капота собственного кабриолета поднял ей настроение: она вспомнила, что находится на таком жизненном этапе, когда сдаваться нет причин, наоборот, есть все основания поднажать! Немного самоконтроля и дисциплины — и она добьется всего, чего ей хочется.
Розовые солнечные очки от Шанель сползли вниз, и она, поправляя их, почувствовала гордость от обладания столь престижной вещицей. Джейни принадлежала к людям, у которых внутренняя пустота маскируется поверхностной мишурой, однако, если бы кто-нибудь назвал ее пустышкой, она искренне удивилась бы. Джейни Уилкокс была из тех красивых женщин, которые, наслаждаясь вниманием, уделяемым их внешности, начинают верить, что они — настоящий кладезь разнообразных достоинств. Она считала, что под ее глянцевой, почти безупречной оболочкой скрываются яркие способности и она рано или поздно поразит мир — скорее как художник, чем как коммерсант. То обстоятельство, что это самомнение ничем не подтверждалось, ее не настораживало: она верила, что ничуть не хуже остальных. Случись ей повстречаться, скажем, с Толстым, полагала она, тот немедленно признал бы в ней родственную душу.
Скорость движения в потоке упала до двадцати миль в час, и Джейни забарабанила пальцами по рулю. На солнце заблестели золотые часики «Булгари». У нее были длинные тонкие пальцы — гадалка однажды назвала ее руки руками художницы, но их портили обкусанные ногти. Уже девять месяцев подряд, с тех пор как она стала вдруг, словно Золушка, красоваться в новой рекламной кампании «Тайны Виктории», все маникюрши города умоляли ее перестать грызть ногти, но она никак не могла покончить с этой привычкой, оставшейся с детства. Причинение себе физической боли было извращенным способом борьбы с душевной болью, которую ей причинял мир.
Вот и сейчас, нервничая от движения ползком в автомобильной пробке и представляя, как гидроплан уносит в небо более удачливых членов нью-йоркского высшего света, она инстинктивно поднесла пальцы ко рту, но в кои-то веки приструнила себя. Грызть ногти уже не было оснований: наконец-то и она вырвалась наверх. Всего год назад, когда ей было тридцать два, казалось, все позади: ее актерская и модельная карьера застопорилась, и она так поиздержалась, что вынуждена была одалживать деньги у богатых любовников, чтобы платить за крышу над головой. Дошло до того, что три позорные недели она от отчаяния собиралась стать агентом по торговле недвижимостью и даже посетила четыре занятия. Но потом вмешалась спасительная Судьба; собственно, она всегда знала, что так и случится. И сейчас, глядя на себя в зеркало заднего вида, она снова думала о том, что слишком красива для неудачницы.
В машине зазвонил телефон, и она нажала зеленую кнопку, полагая, что это Томми, ее агент. Год назад Томми даже не отвечал на ее звонки, но с тех пор как она стала участвовать в кампании «Тайны Виктории», благодаря чему ее личико появилось на всех уличных рекламных плакатах и во всех журналах Америки,
Томми снова стал ее лучшим другом, связывался с ней по несколько раз в день и снабжал последними сплетнями. Этим утром Томми сообщил ей, что Питер Кеннон был накануне арестован у себя в кабинете; они всласть наболтались об изъянах характера Питера, главный из которых заключался в том, что Питер потерял голову, якшаясь со знаменитостями, и сам вообразил себя знаменитостью. Пусть Нью-Йорк сказочное место, но каждому известно, что существует непреодолимый рубеж между знаменитостями и «обслугой», а адвокаты, при всей своей образованности и опытности, не перестают принадлежать к последней категории. История Питера уже превратилась в предостережение: при попытке нарушить естественные законы известности и славы наиболее вероятный результат — арест, а то и приговор, тюремное заключение!
Но вместо обычного для Томми начала «Привет, красотка!» женский голос с выраженным английским акцентом вежливо попросил Джейни Уилкокс.
— Это я, — ответила Джейни, сразу поняв, что говорит с ассистенткой из шоу-бизнеса: в этой сфере с недавних пор стало модным говорить с английским акцентом.
— С вами желает побеседовать мистер Комсток Диббл. Вы примете звонок?
Не успела Джейни ответить, как в трубке раздался голос самого Комстока.
— Джейни! — сказал он резко, показывая намерение сразу перейти к делу.
Джейни не видела и не слышала его уже почти год, и его голос возродил неприятные воспоминания. Комсток Диббл был прошлым летом ее любовником, Джейни даже воображала, что влюблена, а он взял и объявил о помолвке с Морган Бинчли — высокой, гибкой и светской. То, что он предпочел ей другую (которую Джейни не сочла даже хорошенькой), усугублялось обстоятельством, что тот же самый сценарий неоднократно повторялся в прошлом. Мужчинам очень нравилось с ней встречаться, но брачный союз они предпочитали заключать не с ней, а с другими претендентками. С другой стороны, Комсток Диббл, глава «Парадор пикчерс», был одним из могущественнейших людей в киноиндустрии и вполне мог позвонить, чтобы предложить ей роль в своем следующем фильме. Поэтому, как ей ни хотелось преподать ему урок, пусть даже состоящий всего лишь в том, что она теперь к нему равнодушна, она понимала, что лучше не зарываться. В этом и заключается искусство выжить в Нью-Йорке — в способности подавить свои чувства ради шанса преуспеть. Холодным (но не настолько холодным, как ей хотелось) голосом Джейн произнесла:
— Да, Комсток?
Однако от следующих его слов ее пронзило холодом.
— Джейни, — проговорил он, — сама знаешь, мы с тобой всегда были друзьями.
Дело было даже не в том, что это утверждение полностью противоречило истине — нормальный человек не назвал бы теперь их отношения дружескими, а в том, что фраза «мы с тобой всегда были друзьями» была кодом, которым влиятельные Нью-Йоркцы начинали неприятный для собеседника разговор. Она обычно означала, что им причинен ущерб, но поскольку обе стороны принадлежат к одному и тому же обществу избранных, они должны попытаться сначала решить дело миром, не прибегая к помощи адвокатов и газетных собирателей сплетен. В следующую секунду страх сменился возмущением: Джейни не представляла, какой ущерб она могла причинить Комстоку Дибблу. Это он ее бросил, значит, он — ее должник. Однако правильнее было прежде позволить ему высказаться, поэтому она, сделав над собой усилие, спросила игриво:
— Мы друзья, Комсток? Вот это да! От тебя почти год ни слуху ни духу. Я решила было, что ты звонишь предложить мне роль в новом фильме.
— Не знал, что ты актриса, Джейни.
Это был хорошо рассчитанный выпад: Комсток прекрасно знал, что она еще восемь лет назад сыграла одну из главных ролей в приключенческом фильме. Но Джейни не стала заглатывать наживку.
— Ты вообще многого обо мне не знаешь, Комсток, — про пела она с прежней игривостью и даже добавила:
— Ты ведь не звонишь…
Конечно, он не обязан ей звонить, но ведь лучший способ зацепить мужчину — вызвать у него чувство вины за то, что он спал с тобой, а потом месяцами не звонил. — Я звоню сейчас, — буркнул он.
— Когда же мы увидимся?
— По этому поводу я и звоню.
— Только не рассказывай, что вы с Морган расстались…
— Морган — прелесть, — заявил он, подразумевая, видимо, что о Джейни этого не скажешь. Это было уже второе оскорбление, на которое она ответила фальшивым тоном:
— Почему бы ей не быть прелестью? Все, что от нее требовалось, — получить в наследство миллионы!
— Джейни! — отозвался Комсток предостерегающим тоном.
— Брось, Комсток, ты же знаешь, что это чистая правда, — сказала Джейни. Оказалось, она может запросто с ним болтать, как тем летом. В глубине души она ненавидела его за то, что он ее отверг, но в то же время пылала к нему любовью, ведь он был одним из могущественнейших людей Нью-Йорка… — Очень про сто быть милашкой, когда не нужно самой зарабатывать.
Комсток вздохнул, словно потерял надежду ее образумить.
— Не будь ревнивицей, — сказал он.
— Я не ревную! — взвизгнула Джейни. Ничто не вызывало в ней такую ненависть, как попытки указать ей на ее недостатки. — С какой стати мне ревновать тебя к Морган Бинчли? — На взгляд Джейни, Морган была ходячим ископаемым: ведь несчастной скоро стукнет сорок пять! У нее оставалось одно достоинство: темные волнистые волосы, закрывавшие полспины.
Но Комстока утомило, как видно, направление, которое принял их разговор, потому что он вдруг повторил:
— Джейни, мы с тобой всегда были друзьями… — И добавил:
— Я знаю, ты не станешь чинить мне преграды.
— Зачем мне чинить тебе преграды? — удивилась Джейни.
— Перестань, Джейни! — сказал Комсток тихо, заговорщическим тоном. — Сама знаешь, какая ты опасная женщина.
Джейни не могло не понравиться это замечание: в нередкие минуты самолюбования она действительно воображала себя опасной женщиной, которая рано или поздно завоюет мир; однако в словах Комстока она усмотрела завуалированную угрозу. В прошлом году, когда она осталась на мели, у нее за спиной шептали, что она шлюха. В этом году, когда она добилась наконец успеха и больше не нуждалась в помощи, шептали другое: что она опасна. На то и Нью-Йорк… Страстным голосом, скрывающим растущий испуг, она проговорила:
— Если тебе хочется со мной дружить, Комсток, то ты подходишь совсем не с той стороны.
Он хохотнул, но в следующую секунду его тон стал грозным:
— Не вздумай подставить мне подножку!
Джейни уже казалось, что сейчас последует взрыв гнева — Комсток Диббл прославился вспышками ярости. Считаясь гением кинобизнеса, он прослыл также способным на беспричинную демонстрацию дурного настроения: он часто обзывал женщин самыми грязными словами, а потом обычно присылал им цветы. В Нью-Йорке было не меньше дюжины влиятельных людей вроде него, у которых учтивость мгновенно сменялась неистовством. Но пока Комсток оставался главой «Парадор пикчерс», а «Парадор» — одной из известнейших кинокомпаний, он мог себе позволить все. И это тоже был Нью-Йорк!
Менее самоуверенная особа испугалась бы, но Джейни Уилкокс была не робкого десятка и всегда гордилась тем, что не боится даже самых могущественных людей. Поэтому голосом, каким лепечут невинные девицы, она спросила:
— Ты вздумал мне угрожать, Комсток?
— Я знаю, что сегодня ты идешь к Мими Килрой! — выпалил он.
Джейни так удивилась, что даже прыснула.
— Да ты что, Комсток? Не нашел ничего лучшего, чем звонить мне по поводу вечеринки!
— Представь себе, — признал он, тоже переходя на легкий тон, — это выбивает меня из колеи. Черт возьми, Джейни, почему бы тебе просто не остаться дома?
— А тебе? — парировала она.
— Морган — лучшая подруга Мими.
— Ну и что? — холодно сказала Джейни.
— Послушай, Джейни, я просто пытаюсь тебя дружески предостеречь. Для нас обоих лучше, чтобы никто не знал о нашем знакомстве.
Джейни не смогла отказать себе в удовольствии напомнить Комстоку об их прежних отношениях.
— Нет, — сказала она со смехом, — это для тебя лучше, чтобы никто не узнал, что ты спал со мной прошлым летом.
На этот раз Комсток все же взбеленился.
— Может, заткнешься и послушаешь? — гаркнул он. — Дура долбаная!
Он так разорался, что Джейни не сомневалась: звук из ее сотового телефона донесся до водителей соседних машин на скоростном шоссе Лонг-Айленда. Если Диббл думает, что может так ее обзывать, то сильно заблуждается. Она уже не та дошедшая до отчаяния девчонка, с которой он спал год назад, и она не собиралась скрывать от него это.
— Нет, уж лучше ты послушай, Комсток, — сказала она с ледяным спокойствием. — Ты говоришь, что прошлым летом я годилась только на то, чтобы меня иметь, а этим летом я уже не гожусь даже на то, чтобы со мной знаться. Так позволь тебя предупредить: со мной так нельзя.
— Мы все знаем, как с тобой можно, Джейни, — зловеще проговорил он.
Разница между тобой и мной в том, что я не стыжусь своих поступков, — сказала она. Это было не совсем правдиво, зато прозвучало отлично. Но на Комстока ее слова впечатления не произвели.
— Одним словом, держись от меня подальше! — прорычал; он. — Я тебя предупредил. Иначе нас обоих ждут очень крупны неприятности. — И он повесил трубку.
Проклятый Комсток! Джейни ударила по тормозам. Движение на автостраде вообще прекратилось. Она высунулась из окошка, хмуро изучая автомобильное столпотворение.
И это называется «лето ее торжества», сердито размышлял Джейни. Новый рекламный ролик, в котором она, щеголяя в одном шелковом лифчике и трусиках, делает вид, что поет и играет на белой электрогитаре, начали показывать три дня назад, сопровождая демонстрацию страшной шумихой; теперь, когда она стала наконец знаменитой супермоделью, настало время для настоящего взлета. В ее планах было покорить сильных мира сего, собирающихся каждым летом в Хэмптоне, устроить там «салон», где собирались бы художники, киношники, писатели, чтобы посудачить и обсудить умные темы. Если бы на Джейни надавили, она призналась бы, что ее цель — кинорежиссура… Но главное, она воображала, что новый статус супермодели избавит ее от общения с кретинами вроде Комстока Диббла, а в ее орбите окажутся мужчины не в пример лучше его. Естественно, ей хотелось полюбить, но разве, присмотревшись даже к самой сияющей паре, не замечаешь некоторую долю цинизма? А публика больше всего на свете обожает, когда пары образуют знаменитости…
Но неожиданный звонок Комстока все это поставил под вопрос, и она даже заволновалась, действительно ли взлетела на желаемую высоту. Всю жизнь Джейни, кажется, только и делала что спала с богачами, чтобы выжить, — с пузатыми лысыми коротышками с волосами в ушах и грибком на ногах, с провалами вместо зубов и с шерстью на спине, с вялым членом — словом, с мужчинами, с которыми никакая уважающая себя женщина никогда не занялась бы сексом, если бы у них не водились деньги. Джейни давала себе слово, что этим летом все станет по-другому. Но хватило одной фразы Комстока: «Мы все знаем, как с тобой можно…» — чтобы лишить ее уверенности.
Она вцепилась в руль, взгляд упал на обкусанные ногти. Джейни поспешно зажала одну руку коленями, чтобы не думать о ногтях, и попыталась убедить себя, что слова Комстока не надо принимать всерьез. Наверное, он просто бесится, что она стала супермоделью, а он ее не удержал… Но нет, его слова напомнили обо всех изъянах Нью-Йорка. Мужчина может спать со столькими женщинами, со сколькими ему нравится, но многие люди в «высшем» обществе по-прежнему придерживаются старомодного мнения, что у женщины не должно быть слишком много сексуальных партнеров. Определенная доза секса женщине позволена, этого от нее даже ждут. Однако существует некий предел числа постельных партнеров у женщины, и если она этот предел превысит, то уже не считается подходящей для брака.
Джейни сердито думала о несправедливости этой традиции. Конечно, у нее было больше секса с мужчинами, чем у большинства знакомых ей женщин, и она знала, что за спиной люди шепотом называют ее потаскухой. Но никто не понимает, что всякий раз, когда она занималась с мужчиной сексом, даже когда попросту делала ему минет в ресторанном сортире, причиной было то, что она думала: наконец-то это он, тот самый! Во всяком случае, пыталась себя в этом убедить.
Телефон снова зазвонил, и она поспешно схватила трубку, надеясь, что это Комсток с извинениями.
— Джейни? — Голос был женский, смутно знакомый. Судя по выговору, звонившая была образованной уроженкой восточного побережья. — Это Мими Килрой. Как поживаете, дорогая? — Можно было подумать, что они давние подруги, потерявшие друг дружку из виду.
Сначала Джейни была так поражена, что не могла говорить. Назвать Мими своей близкой подругой она никак не могла. Все их знакомство сводилось к мимолетным встречам на вечеринках на протяжении нескольких лет. Но звонок Мими привел Джейни в восторг. Мими Килрой стояла на одной из верхних ступенек нью-йоркского света: ее отец был знаменитым сенатором, претендующим, по слухам, на пост министра финансов в случае победы республиканцев на выборах. Ходили также слухи, что Мими, с пятнадцати лет появлявшаяся в «Студии-54», тайно возглавляет весь нью-йоркский свет. За последние десять лет Джейни и Мими перебросились от силы тремя словечками, до этой минуты Мими всегда делала вид, что не видит ее или не знает, кто она такая, — и все же звонок Мими не слишком ее удивил.
Ведь стоит добиться в Нью-Йорке успеха — и люди, раньше неудостоившие вас вниманием, тут же начинают набиваться вам в друзья.
Поэтому Джейни промурлыкала таким голоском, словно они с Мими и впрямь давно дружили и та никогда не игнорировала ее на приемах:
— Хэлло, Мими! Представляю, как вы сбились с ног, готовясь к сегодняшнему вечеру! — И Джейни откинулась в кресле, с удовлетворенной улыбкой любуясь собой в зеркальце.
Конечно, разыгрывать подругу Мими просто потому, что той вдруг захотелось с ней знаться, было вызывающим лицемерием. Но Джейни никогда не церемонилась, особенно если ситуация складывалась в ее пользу.
— Я и пальцем не шевельнула, — отозвалась Мими с оттенком вины в голосе. — На то есть метрдотели и прочие. Пробовать закуски — вот моя единственная обязанность.
Джейни ощутила неловкость. Она за всю жизнь устроила лишь два приема, оба неудачные (она не отличалась щедростью, и оба раза не хватило выпивки), а Мими славилась своими приемами и имела возможность нанимать для их подготовки опытных специалистов, что только увеличивало разделяющую их пропасть. Обычно, услышав напоминание о своем невысоком статусе, Джейни откликалась каким-нибудь язвительным замечанием, но на сей раз сдержалась и вместо язвительной реплики: «Не могли, что ли, найти кого-нибудь и для этого?» — всего лишь вежливо рассмеялась.
— Дорогая, — продолжила Мими, — я просто хотела удостовериться, что вы сегодня придете. Я хочу вас кое с кем познакомить. Это Селден Роуз, он только что переехал из Калифорнии. Знаете, кто это? Новый глава кабельного канала «Муви тайм». Возможно, вы, как и я, не смотрите телевизор, но ясно, какая это важная должность… К тому же он чудесный, разведенный, слава Богу, без детей, относительно свежий, а главное, дорогая, он страшно, страшно… реальный. Да, это самое правильное слово — реальный. Не то что мы! — Мими издала многозначительный смешок. — Конечно, я не жду, что вы в него влюбитесь, но он старый друг Джорджа и почти ни с кем не знаком, так что была бы очень мило, если бы вы проявили к нему внимание…
— С удовольствием с ним познакомлюсь, — ответила Джейни светским тоном. — Вы его божественно описали.
— Он такой и есть, — заверила ее Мими. — И естественно, я никогда не забываю никого, кто оказал мне услугу…