Страница:
Казнь свершилась на рассвете.
Приговоренный встретил смерть просто и смело, без бахвальства и рисовки. Не всегда бывает так легко свести счеты с жизнью не слишком чистой, особенно когда речь идет не о гибели во имя благородной идеи, а об уходе из жизни врага человечества.
Смерть его была лучше, чем жизнь. Труп, завернутый в кусок ткани, опустили за борт…
И воды сомкнулись над ним.
Покойный выполнил обещание; когда к нему пришел офицер, чтобы объявить о наступлении урочного часа, неизвестный передал ему объемистый пакет и произнес:
— Когда все кончится… отдайте капитану. Теперь я в вашем распоряжении.
Через несколько минут после казни де Вальпре взял бесценный документ, заперся в каюте и стал изучать завещание казненного.
В конверте находилось пятнадцать листков, исписанных твердым и в то же время изящным почерком.
Автор сразу же подчеркнул, что он излагает правдивую историю, не имеющую ничего общего с вымыслом романиста. Вот эти страницы. Воспроизвожу их слово в слово. Бессмысленно выпячивать неправдоподобное и превращать в обыденную драму. Вот глава из книги ада, рассказанная мертвецом:
«Если это вас интересует, капитан, началом послужит газетная хроника происшествий, а концом — драма.
Многие газеты напечатали сообщение о происшествии, случившемся однажды вечером:
«В городе Бремене[360] произошла ужасающая катастрофа. Трехмачтовое торговое судно «Мозель» взлетело на воздух в результате взрыва ящика с миной, о существовании которой никто и не подозревал. Через день корабль должен был выйти в море, и погрузка к этому времени уже завершилась. Число убитых и раненых превышает сто человек.
Собственником груза был немец Томас, уроженец Дрездена[361]. Узнав о катастрофе, несчастный попытался покончить жизнь самоубийством.
Находясь в исступлении, он сделал совершенно неожиданные признания, проливающие новый свет на происшествие.
Будучи владельцем партии груза, Томас застраховал ее на сумму, в двадцать раз превышающую истинную. Если бы судно в пути затонуло, он получил бы чистую прибыль в размере трехсот тысяч франков.
Чтобы достичь желаемого результата, Томас заложил нечто вроде адской машины с вмонтированным часовым механизмом, который бы по истечении нескольких дней заставил сработать ударный механизм детонатора. Взрыв запальной трубки поджег бы несколько килограммов динамита.
Трехмачтовик погиб, когда рабочие порта нечаянно уронили ящик».
Это сообщение, написанное в репортерском стиле, то есть на убогом французском, потрясает ужасающей банальностью[362].
Мне показалось, что я слышу говорящего в нос Сивиньена Арпакса, ловкого, желающего всем угодить журналиста.
Граф де Жаверси, преуспевающий финансист, которого вы наверняка знаете, устроил большой бал. Я там был. Арпакс, передавший сообщение, имел огромный успех. Происшествие вызвало взрыв гнева и ужаса в огромном салоне, где собрался весь Париж.
Естественно, каждый клеймил позором преступные устремления Томаса. Одни настаивали на том, что он был членом огромной организации морских разбойников и представлял собой всего лишь слепое орудие; другие, напротив, полагали, что он — ловкий мошенник, работавший только на себя; нашлись и такие, кто выдвигал ряд весьма правдоподобных версий; иными словами, был представлен самый широкий спектр мнений.
Каждый, однако, исходил из предположения, что виновник происшествия признался во всем перед смертью, но тут один из присутствующих с деланной небрежностью произнес:
— Нет, господа, Томас не заговорил. Несколько минут назад я получил телеграмму из Бремена, где говорится: он умер, так и не раскрыв тайны. Боюсь, правосудие никогда не узнает последних слов участника загадочного преступления.
Это сказал я.
Блестящий офицер морской пехоты, тронувший меня за локоть, с дрожью произнес:
— Если судьям не удастся узнать подробности преступления, я обязательно их выясню, как и многое другое. Неужели, господа, вы верите, что это всего лишь факт обыденной хроники уголовных происшествий? Не заблуждайтесь, господа; правы те, кто полагает: Томас — мелкий статист[363] в разыгравшейся драме. Он слепо повиновался людям, занимающим высокое положение. Доказательством служит сама его смерть! Так его наказали за небрежность. Некоторые говорят, что это самоубийство, а я утверждаю: его убили.
Подошли люди, прекратилась даже карточная игра, решили повременить и с ужином; все окружили говорившего офицера. Он стал «great attraction»[364].
— Путем логических умозаключений, — продолжал он, — я додумался до истины и очень скоро сумею представить неопровержимые доказательства.
Господа! Весь мир, да, вы не ослышались, весь мир находится в руках бандитов, жаждущих денег, и только денег. Презрев мораль, эти люди попирают законы, а признают единственным авторитетом некоего Великого Магистра[365], своего рода «Горного старца», и фанатично исполняют его распоряжения. Где он? Кто он? Еще не знаю. Его полиция действует без промаха, а способы исполнения приказов безупречны. Заговорщики действуют в основном на море. Один из обычных приемов — страхование судна на сумму, превышающую и его стоимость, и стоимость груза. Возьмите, к примеру, «Мозель». В жертву приносятся и экипаж, и сам корабль. В открытом море мина взрывается, корабль тонет, следов нет.
Существуют и другие способы. К примеру, через каждые пятнадцать дней газеты оповещают о происшедшем столкновении судов. Один корабль налетает на другой, наносится удар прямо в бок; пострадавший корабль сразу же тонет, а корабль-нарушитель исчезает с места происшествия.
Другие корабли вспыхивают, как бочки с порохом, а иные гибнут со всем грузом и экипажем без каких-либо видимых причин.
Столкновения, бесследные исчезновения, взрывы, пожары стали случаться гораздо чаще, чем прежде. Коммерческие интересы оказываются под угрозой; страховые компании ежегодно выплачивают огромные суммы возмещения убытков. Значительнейшая часть страховых выплат попадает в руки морских разбойников, бесконечно расширяющих сферы своего влияния как в цивилизованных, так и в отсталых странах.
В течение двух лет я следовал за ними буквально по пятам, наблюдал ужасающие события. Велика мощь и численность, находчивость и энергия этих бандитов.
— Капитан, — произнес репортер Арпакс, — то, что вы говорите, невероятно. Неужели в девятнадцатом веке, несмотря на прогресс современной цивилизации, возможно, чтобы подобные злодеяния оставались безнаказанными?
— Да, месье. Вот, кстати, один из фактов, подтверждающих, к сожалению, правдивость моих слов: Лорд Гренвилль был поражен, когда на открытом заседании английского парламента огласили весьма подробные сведения, потрясшие не только публику, но и коллегию британского Адмиралтейства — отвратительнейшие сделки, контрабандные перевозки, более чем сомнительные предприятия. Контрабандисты, торговцы «черным деревом», малайские пираты, отбросы цивилизованного мира, курильщики опиума и любители жевать бетель, каннибалы из тропиков и горькие пьяницы с полюсов — негодяи со всего света объединились под верховным руководством могучего владыки. Могущество его проявляется везде и всюду, напасть на его след абсолютно невозможно. Он лично приводит в движение винтики и шестеренки пиратской ассоциации. В его распоряжении неисчислимые средства. К его услугам множество кораблей, он имеет сообщников, занимающих высокое положение в иностранных флотах, и даже, о чем говорю с сожалением, в дипломатических кругах.
Искать надо не мелких сошек. Они, подобно Томасу, за малейший промах расплачиваются жизнью. Ловить надо руководителя: обезглавленная ассоциация умрет и никогда не воскреснет.
— Капитан, — перебил один из присутствующих, — кто же решится взять на себя подобную миссию? Кто сможет гарантировать успех?
— Я! — заявил говоривший.
— Вы?..
Мнение, высказанное офицером, по-разному комментировалось присутствующими. Одних аргументы убедили, другие с жаром выдвигали контрдоводы.
— Это невероятно и даже неправдоподобно, — привлекая к себе внимание, проговорил басом гость-иностранец. — Вся моя жизнь прошла на море, и я никогда не видел и не слышал ничего подобного.
— Ну, конечно, — поддакнул ему экзотический персонаж, разукрашенный галунами, — капитан попался на удочку рассказчиков невероятных историй. Ведь публика так охотно верит во всяческие тайны и загадки!
— Капитан — плодовитый романист, и его неиссякаемое воображение способно обогатить издателя и порадовать парижскую публику.
— Романист, говорите? Так вот, послушайте. Шесть раз мне угрожали смертью, требуя, чтобы я отказался от задуманного предприятия. А сколько оскорбительных посланий от этих злодеев приходило на мой адрес? Мало того, в Париже, средь бела дня, трижды покушались на мою жизнь… Поверьте, господа, как бы странно ни звучали мои слова, они гораздо тусклее и бесцветнее действительности. Я твердо убежден в правоте. Повторяю: отныне мое состояние, моя жизнь и честь поставлены на карту ради триумфа этой идеи. И свет для меня воссияет лишь тогда, господа, когда последний пират будет повешен на рее грот-мачты моего корабля, а парижане увидят, как голова руководителя преступной ассоциации упадет в корзину!..
— Да что с вами! Разве теперь есть пираты? — один из скептиков. — Да и откуда им взяться? Боже праведный!..
— Остается только, как во время войны, вооружить пассажирские пароходы и торговые суда.
— Господа, я все сказал. Министерство морского флота умеет считать деньги. Идеи пустых мечтателей и искателей сокровищ просеиваются сквозь сито разума. И если бы адмирал М. не поверил мне, то не назначил бы меня командиром крейсера четвертого класса, вооруженного четырьмя орудиями калибра восемнадцать сантиметров и одним двадцатисемисантиметровым… с поворачивающимся лафетом и броневой защитой фирмы Крезо. Начало похода — через шесть недель.
Мне даны неограниченные полномочия. Экипаж я составил из канониров и стрелков — мастеров своего дела. Машина великолепная, а судно бронированное. Полагаю, крейсер-охотник «Эклер» и его командир де Вальпре заставят заговорить о себе!..
Капитан, я специально слово в слово воспроизвожу события, героем которых являетесь вы. Видите? Память мне не изменяет. Уверяю, она не изменит мне и дальше. Вы узнаете все!.. Все, не исключая имени Магистра, главных руководителей, тех, кого я называю «важными лицами», а также местоположения штаб-квартиры и филиалов.
Возвращаюсь к исповеди. Она будет полной.
Вы прекрасно знаете графа де Жаверси, величественного старца, обладателя многих миллионов, чьи порядочность, великодушие и глубокий ум признаны всеми. И вы часто жали его «верную» руку.
В тот день, когда вы кончили говорить, он исчез, подав незаметный знак кое-кому из собеседников.
Пара слов о графе Жаверси. Вы познакомились с ним, когда он был уже богат. Я же видел его обыкновенным стариком, который не мог выплатить свой карточный долг в пять луи.
Обладателем колоссального состояния граф стал внезапно, когда все его коммерческие начинания разом увенчались успехом.
Он приобрел роскошную виллу в Трувиле[366], построил в Сен-Жерменском предместье Парижа загородную дачу, которой бы позавидовал любой принц и которую могла бы создать лишь фантазия настоящего богача. Наконец, особняк, возведенный им в парке Монсо, стал одним из чудес Парижа.
Палата города Сент-Этьен, улицы которого Жаверси вымостил, не торгуясь, удостоила его графского титула. Этот человек, обязанный всем только себе, очутился на гребне мечты. Благодаря высокому положению в финансовом мире он смог окружить себя лучшими представителями интеллектуальной и аристократической элиты.
День роскошного бала стал для него вершиной жизни, исполнением самых заветных желаний. Вчерашний пролетарий, сегодняшний парвеню[367] с нелепой фамилией Гейярден[368], собирался взять в зятья последнего отпрыска одной из древнейших бретонских[369] фамилий. Разве его единственная дочь — не ваша невеста, капитан?..
Но заглянем на второй этаж графского особняка. Вам многое станет ясно.
Огромное помещение за двойными дверьми. Посередине большой стол, заваленный морскими картами, испещренными красными и синими пометками, вперемешку с торговыми гроссбухами, раскрытыми и лежащими друг на друге. И еще груды досье, перевязанных красными ленточками, точно нотариальные акты. Они пестрят странными значками и символами, понятными только посвященным.
Мне кажется, я опять очутился там. Мощный американец из Пенсильвании[370], достопочтенный Холидей, покупающий кожи и продающий керосин, ставший в Париже притчей во языцех, облокотился о стол. Рядом — сэр Флиндерс, богатый австралийский скваттер[371], бывший капитан индийской армии.
По другую сторону стола — сеньор дон Педро Юнко, человек, все время споривший с вами во время бала, богатый бразилец, постоянно переговаривающийся с русским князем Дурским; этот красивый старик, подданный царя, во время Крымской войны[372] командовал морским подразделением. На торце стола, повернувшись спиной к двери, ваш покорный слуга курит сигару. Наконец, человек лет тридцати по имени Венсан, секретарь графа.
На малочисленном собрании председательствует немного встревоженный граф де Жаверси. Некоторое время он собирается с мыслями. Наконец медленно поднимается и произносит единственную фразу:
— Господа, Совет Ордена открывает заседание. Простые слова заставляют остальных пятерых трепетать, с тревогой смотреть на графа.
— Однако, граф, — говорит князь Дурской, — нас тут только пятеро; а Совет состоит из восьми членов, причем устав диктует…
— Сейчас нет времени на пустые формальности. Наши таинства хороши для нижестоящих, воображающих, что выполняют важные политические, социальные или даже религиозные задачи, будучи всего лишь винтиками «великого дела».
— Верно сказано. Наш дух давно освободился от человеческих слабостей, поднялся над пошлыми мелочами, терроризирующими слабые души. У нас есть только Магистр, Орден и его устав. Мы — рабы абстрактной идеи, но зато — властелины мира.
— Господа. Вы сегодня такие же, как всегда: активные, энергичные, лишенные предрассудков, невероятно богатые. Вы хотите сохранить богатство и почет, являющиеся плодом всех наших усилий?
— Да!.. Да!..
— Тогда за работу! Время не ждет. У нас появился неумолимый, сильный враг, и его поддерживает правительство. Он бросает нам вызов, не зная, кто мы. Вы слушали его сегодня вечером. Он знает больше, чем сказал. Нет ли среди нас предателя, через которого происходит утечка информации?
Глухой ропот, сопровождаемый энергичными жестами отрицания, был единственным ответом каждого из пятерых.
— Однако враг — ваш будущий зять, — проговорил достопочтенный Холидей. — Что вы на это скажете?
— Надо, чтобы этот человек исчез!.. — пробормотал дон Педро Юнко, и его черные глаза внезапно вспыхнули.
— Полегче, сеньор, полегче, — ответил Магистр. — Знаю, рука у вас твердая и умелая, как у лучшего из хирургов. Доказательство — ниспосланная Провидением[373] кончина идиота Томаса, которого вы немножечко «самоубили» в Бремене. Поступок благоразумный, хотя смерть, конечно, не компенсировала ущерб, принесенный его небрежностью.
— Господин граф, — настаивал бразилец, — можно же избавиться от этого врага. Ночное нападение, несчастный случай, болезнь. Арсенал разнообразный, надо только выбрать. Сделайте знак, и десятки тысяч кинутся, чтобы его уничтожить.
— Говорю еще раз, я этого не желаю.
— Не желаете?
— Нет!
— Raje de Dios![374] Так вот кто предатель!
— Дорогой мой дон Педро Юнко, вы просто безумец!
— Как вы сказали? Кровь моих благородных предков…
— Будьте любезны, оставьте в покое ваших предков, ездивших на облучке или запятках королевских карет, и послушайте.
Идальго[375] умолк, завороженный пронзительным взглядом страшного старца.
— Мне, как и вам, хотелось бы, чтобы он исчез. Я устраивал ему засады, где любой другой расстался бы с жизнью. А его словно хранит какой-то талисман, ибо всякий раз после спасения он становился еще тверже, еще могущественней, еще непримиримее, чем раньше. Ему нельзя исчезнуть, по крайней мере сейчас. Все будет слишком очевидно: смерть смельчака докажет факт существования Ордена. Наконец, документы, которыми он располагает, находятся в руках неподкупных людей, принявших все меры предосторожности.
— Так что же вы намереваетесь делать? — свою очередь, вкрадчиво спросил Дурской.
— Выиграть время любой ценой; необходимо врага скомпрометировать, и тогда смерть его неизбежна.
— Великолепно, — произнес сэр Флиндерс.
— Он обожает мою дочь, и она любит его не меньше. Я воспользуюсь их взаимной привязанностью, чтобы обезвредить нашего врага, не применяя насилия. Обольщения любви усыпят бдительность хотя бы на время. Но если даже он докопается до истины, то, наверное, вынужден будет молчать.
— Это «наверное» надо превратить в «обязательно».
— Правильно, такова задача.
— Каким образом вы рассчитываете ее выполнить?
— Как только юный паладин[376] отправится в крестовый поход[377], затруднительно будет следить за ним и узнавать планы. Напротив, вполне естественно, если он, став моим зятем, расскажет о планах, сообщит, наконец, какой изберет путь. Разве я не отец его любимой жены? А если зять окажется в затруднительном положении, то тесть сможет предоставить ему неограниченный кредит.
— Однако справиться с таким решительным человеком нелегко… Другое дело, если утомит бесконечный неуспех борьбы. В конце концов, увидев, что усилия по обнаружению неуловимого врага бесплодны, он усомнится, существует ли вообще «пиратство».
— Господа, этого мало. Если он все-таки докопается до истины и предпочтет пожертвовать любовью во имя того, что он понимает под долгом, если ему вздумается заговорить…
— Тогда мы его уберем, — высказал прежнюю идею дон Педро Юнко.
— Это ничего не даст…
Граф встал, распахнул дверцу большого, встроенного в стену сейфа и привычными движениями открыл потайное отделение, в котором лежала небольшая книжечка в черном переплете с красным обрезом и блестящими стальными уголками.
— Перед вами, — произнес он, — книга, где находятся скрепленные подписями письменные обязательства руководителей Ордена. Мое идет первым, далее, господа, следуют ваши. Хочу добавить к ним еще одно… Венсан, — обратился он к секретарю, подавая книгу, — пишите: «Я, нижеподписавшийся, Эдме-Мария-Эдуард, барон де Вальпре, офицер французского военно-морского флота, командир бронированного крейсера „Эклер“, ознакомившись с уставом Ордена Хищников, обязуюсь служить вышеуказанному Ордену в любое время и в любом месте. Я посвящаю ему жизнь и клянусь способствовать процветанию всеми доступными мне способами, а также всемерно противодействовать тем, кто желает нанести ему ущерб. С признательностью принимаю на себя обязанности руководителя французской секции со всеми вытекающими отсюда правами, привилегиями, а также прерогативами и льготами.
В подтверждение вышеизложенного, скрепляю настоящее обязательство собственноручной подписью.
Сего двадцать четвертого дня, декабря тысяча восемьсот шестидесятого…
Э. барон де Вальпре».
— Готово?
— Да, Магистр.
— Передайте мне книгу. Превосходно! У вас, дорогой Венсан, особенный талант подделывать подписи. Даже сам мой будущий зять не осмелится усомниться в подлинности документа, слишком похож размашистый росчерк. Магистры! Как вам нравится намордник для льва? Сможет ли он теперь отрицать собственное участие?
— Магистр, ваша изобретательность спасительна. Я в высшей степени одобряю план и весьма вам благодарен, — произнес сэр Флиндерс.
— Вскоре де Вальпре отправится в плавание. Подберем ему подходящих спутников. Он окажется обложен со всех сторон. Быть может, из-за неудач власти начнут относиться к нему с подозрением.
— Мы вдобавок постараемся как-нибудь темной ночью поставить на пути какую-нибудь старую развалину, которую он не успеет вовремя заметить и пустит на дно. Запись в судовом журнале о подобном происшествии скомпрометирует выскочку дополнительно.
— Теперь ясно: опасность предотвращена. Не перейти ли к текущим делам?
— Безусловно.
— Тогда разберем почту.
Письма и телеграммы, рассортированные и размеченные рукой секретаря, лежали на краю стола под бронзовой статуэткой.
Через несколько минут с ними было покончено.
— Ладно, — произнес Великий Магистр. — Других дел на сегодня нет, хотя поступления довольно скудны. Венсан, вы готовы?
— Да, Магистр.
— Тогда пишите. Завтра вы лично, как только откроется почта, разошлете письма и телеграммы.
— Итак, «Армида». Что это такое? Прошу картотеку на букву «А». Ясно, лист тридцать седьмой гроссбуха. Есть. «Армида», порт приписки Гамбург, трехмачтовик водоизмещением восемьсот тонн, капитан Шеффер, спущена на воду в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году; ее хотел приобрести князь Бреванн. С грузом древесины кампешевого дерева[378] и индиго[379] отправляется из Калькутты. На борту два миллиона в слитках. Арматор[380] Бауэр, с ним нечего церемониться. На борту двое наших: матросы Германн и Лаубек. Великолепно. Венсан, отправьте завтра с первым же курьером предписание капитану Флаксану немедленно выйти из Гавра и крейсировать у архипелага Биссаго. На двадцатом градусе северной широты и десятом градусе западной долготы захватить «Армиду». Свидетелей уничтожить. Германна и Лаубека спасти. Слитки перевезти в пещеру одной из бухт Адена… Перейдем к следующему вопросу. Мне кажется, наш друг, губернатор Бенгуалы Сен-Филипп, нуждается в деньгах.
— Магистр, — отозвался Венсан, — ведь это он направил четыреста чернокожих Ибрагим-бею.
— Значит, так: семь тысяч франков в форме переводного векселя на банкирский дом Агуэро-и-Пинто. Разыщите-ка поскорее досье на Деметриуса Латопулоса. Прекратите направлять ему распоряжения и субсидии. Похоже, надо срочно от него избавиться, ибо он сбивает цены. Сто тысяч франков Линь Чену в качестве компенсации за погибшую джонку[381]. У бедняги нет других возможностей, а он — верный слуга. И еще, пошлите пятьдесят пачек опиума из Смирны, ему польстит такое внимание.
Шестьдесят скорострельных ружей в Сумрибуль-Коаро. По тысяче патронов на ружье.
Приговоренный встретил смерть просто и смело, без бахвальства и рисовки. Не всегда бывает так легко свести счеты с жизнью не слишком чистой, особенно когда речь идет не о гибели во имя благородной идеи, а об уходе из жизни врага человечества.
Смерть его была лучше, чем жизнь. Труп, завернутый в кусок ткани, опустили за борт…
И воды сомкнулись над ним.
Покойный выполнил обещание; когда к нему пришел офицер, чтобы объявить о наступлении урочного часа, неизвестный передал ему объемистый пакет и произнес:
— Когда все кончится… отдайте капитану. Теперь я в вашем распоряжении.
Через несколько минут после казни де Вальпре взял бесценный документ, заперся в каюте и стал изучать завещание казненного.
В конверте находилось пятнадцать листков, исписанных твердым и в то же время изящным почерком.
Автор сразу же подчеркнул, что он излагает правдивую историю, не имеющую ничего общего с вымыслом романиста. Вот эти страницы. Воспроизвожу их слово в слово. Бессмысленно выпячивать неправдоподобное и превращать в обыденную драму. Вот глава из книги ада, рассказанная мертвецом:
«Если это вас интересует, капитан, началом послужит газетная хроника происшествий, а концом — драма.
Многие газеты напечатали сообщение о происшествии, случившемся однажды вечером:
«В городе Бремене[360] произошла ужасающая катастрофа. Трехмачтовое торговое судно «Мозель» взлетело на воздух в результате взрыва ящика с миной, о существовании которой никто и не подозревал. Через день корабль должен был выйти в море, и погрузка к этому времени уже завершилась. Число убитых и раненых превышает сто человек.
Собственником груза был немец Томас, уроженец Дрездена[361]. Узнав о катастрофе, несчастный попытался покончить жизнь самоубийством.
Находясь в исступлении, он сделал совершенно неожиданные признания, проливающие новый свет на происшествие.
Будучи владельцем партии груза, Томас застраховал ее на сумму, в двадцать раз превышающую истинную. Если бы судно в пути затонуло, он получил бы чистую прибыль в размере трехсот тысяч франков.
Чтобы достичь желаемого результата, Томас заложил нечто вроде адской машины с вмонтированным часовым механизмом, который бы по истечении нескольких дней заставил сработать ударный механизм детонатора. Взрыв запальной трубки поджег бы несколько килограммов динамита.
Трехмачтовик погиб, когда рабочие порта нечаянно уронили ящик».
Это сообщение, написанное в репортерском стиле, то есть на убогом французском, потрясает ужасающей банальностью[362].
Мне показалось, что я слышу говорящего в нос Сивиньена Арпакса, ловкого, желающего всем угодить журналиста.
Граф де Жаверси, преуспевающий финансист, которого вы наверняка знаете, устроил большой бал. Я там был. Арпакс, передавший сообщение, имел огромный успех. Происшествие вызвало взрыв гнева и ужаса в огромном салоне, где собрался весь Париж.
Естественно, каждый клеймил позором преступные устремления Томаса. Одни настаивали на том, что он был членом огромной организации морских разбойников и представлял собой всего лишь слепое орудие; другие, напротив, полагали, что он — ловкий мошенник, работавший только на себя; нашлись и такие, кто выдвигал ряд весьма правдоподобных версий; иными словами, был представлен самый широкий спектр мнений.
Каждый, однако, исходил из предположения, что виновник происшествия признался во всем перед смертью, но тут один из присутствующих с деланной небрежностью произнес:
— Нет, господа, Томас не заговорил. Несколько минут назад я получил телеграмму из Бремена, где говорится: он умер, так и не раскрыв тайны. Боюсь, правосудие никогда не узнает последних слов участника загадочного преступления.
Это сказал я.
Блестящий офицер морской пехоты, тронувший меня за локоть, с дрожью произнес:
— Если судьям не удастся узнать подробности преступления, я обязательно их выясню, как и многое другое. Неужели, господа, вы верите, что это всего лишь факт обыденной хроники уголовных происшествий? Не заблуждайтесь, господа; правы те, кто полагает: Томас — мелкий статист[363] в разыгравшейся драме. Он слепо повиновался людям, занимающим высокое положение. Доказательством служит сама его смерть! Так его наказали за небрежность. Некоторые говорят, что это самоубийство, а я утверждаю: его убили.
Подошли люди, прекратилась даже карточная игра, решили повременить и с ужином; все окружили говорившего офицера. Он стал «great attraction»[364].
— Путем логических умозаключений, — продолжал он, — я додумался до истины и очень скоро сумею представить неопровержимые доказательства.
Господа! Весь мир, да, вы не ослышались, весь мир находится в руках бандитов, жаждущих денег, и только денег. Презрев мораль, эти люди попирают законы, а признают единственным авторитетом некоего Великого Магистра[365], своего рода «Горного старца», и фанатично исполняют его распоряжения. Где он? Кто он? Еще не знаю. Его полиция действует без промаха, а способы исполнения приказов безупречны. Заговорщики действуют в основном на море. Один из обычных приемов — страхование судна на сумму, превышающую и его стоимость, и стоимость груза. Возьмите, к примеру, «Мозель». В жертву приносятся и экипаж, и сам корабль. В открытом море мина взрывается, корабль тонет, следов нет.
Существуют и другие способы. К примеру, через каждые пятнадцать дней газеты оповещают о происшедшем столкновении судов. Один корабль налетает на другой, наносится удар прямо в бок; пострадавший корабль сразу же тонет, а корабль-нарушитель исчезает с места происшествия.
Другие корабли вспыхивают, как бочки с порохом, а иные гибнут со всем грузом и экипажем без каких-либо видимых причин.
Столкновения, бесследные исчезновения, взрывы, пожары стали случаться гораздо чаще, чем прежде. Коммерческие интересы оказываются под угрозой; страховые компании ежегодно выплачивают огромные суммы возмещения убытков. Значительнейшая часть страховых выплат попадает в руки морских разбойников, бесконечно расширяющих сферы своего влияния как в цивилизованных, так и в отсталых странах.
В течение двух лет я следовал за ними буквально по пятам, наблюдал ужасающие события. Велика мощь и численность, находчивость и энергия этих бандитов.
— Капитан, — произнес репортер Арпакс, — то, что вы говорите, невероятно. Неужели в девятнадцатом веке, несмотря на прогресс современной цивилизации, возможно, чтобы подобные злодеяния оставались безнаказанными?
— Да, месье. Вот, кстати, один из фактов, подтверждающих, к сожалению, правдивость моих слов: Лорд Гренвилль был поражен, когда на открытом заседании английского парламента огласили весьма подробные сведения, потрясшие не только публику, но и коллегию британского Адмиралтейства — отвратительнейшие сделки, контрабандные перевозки, более чем сомнительные предприятия. Контрабандисты, торговцы «черным деревом», малайские пираты, отбросы цивилизованного мира, курильщики опиума и любители жевать бетель, каннибалы из тропиков и горькие пьяницы с полюсов — негодяи со всего света объединились под верховным руководством могучего владыки. Могущество его проявляется везде и всюду, напасть на его след абсолютно невозможно. Он лично приводит в движение винтики и шестеренки пиратской ассоциации. В его распоряжении неисчислимые средства. К его услугам множество кораблей, он имеет сообщников, занимающих высокое положение в иностранных флотах, и даже, о чем говорю с сожалением, в дипломатических кругах.
Искать надо не мелких сошек. Они, подобно Томасу, за малейший промах расплачиваются жизнью. Ловить надо руководителя: обезглавленная ассоциация умрет и никогда не воскреснет.
— Капитан, — перебил один из присутствующих, — кто же решится взять на себя подобную миссию? Кто сможет гарантировать успех?
— Я! — заявил говоривший.
— Вы?..
Мнение, высказанное офицером, по-разному комментировалось присутствующими. Одних аргументы убедили, другие с жаром выдвигали контрдоводы.
— Это невероятно и даже неправдоподобно, — привлекая к себе внимание, проговорил басом гость-иностранец. — Вся моя жизнь прошла на море, и я никогда не видел и не слышал ничего подобного.
— Ну, конечно, — поддакнул ему экзотический персонаж, разукрашенный галунами, — капитан попался на удочку рассказчиков невероятных историй. Ведь публика так охотно верит во всяческие тайны и загадки!
— Капитан — плодовитый романист, и его неиссякаемое воображение способно обогатить издателя и порадовать парижскую публику.
— Романист, говорите? Так вот, послушайте. Шесть раз мне угрожали смертью, требуя, чтобы я отказался от задуманного предприятия. А сколько оскорбительных посланий от этих злодеев приходило на мой адрес? Мало того, в Париже, средь бела дня, трижды покушались на мою жизнь… Поверьте, господа, как бы странно ни звучали мои слова, они гораздо тусклее и бесцветнее действительности. Я твердо убежден в правоте. Повторяю: отныне мое состояние, моя жизнь и честь поставлены на карту ради триумфа этой идеи. И свет для меня воссияет лишь тогда, господа, когда последний пират будет повешен на рее грот-мачты моего корабля, а парижане увидят, как голова руководителя преступной ассоциации упадет в корзину!..
— Да что с вами! Разве теперь есть пираты? — один из скептиков. — Да и откуда им взяться? Боже праведный!..
— Остается только, как во время войны, вооружить пассажирские пароходы и торговые суда.
— Господа, я все сказал. Министерство морского флота умеет считать деньги. Идеи пустых мечтателей и искателей сокровищ просеиваются сквозь сито разума. И если бы адмирал М. не поверил мне, то не назначил бы меня командиром крейсера четвертого класса, вооруженного четырьмя орудиями калибра восемнадцать сантиметров и одним двадцатисемисантиметровым… с поворачивающимся лафетом и броневой защитой фирмы Крезо. Начало похода — через шесть недель.
Мне даны неограниченные полномочия. Экипаж я составил из канониров и стрелков — мастеров своего дела. Машина великолепная, а судно бронированное. Полагаю, крейсер-охотник «Эклер» и его командир де Вальпре заставят заговорить о себе!..
Капитан, я специально слово в слово воспроизвожу события, героем которых являетесь вы. Видите? Память мне не изменяет. Уверяю, она не изменит мне и дальше. Вы узнаете все!.. Все, не исключая имени Магистра, главных руководителей, тех, кого я называю «важными лицами», а также местоположения штаб-квартиры и филиалов.
Возвращаюсь к исповеди. Она будет полной.
Вы прекрасно знаете графа де Жаверси, величественного старца, обладателя многих миллионов, чьи порядочность, великодушие и глубокий ум признаны всеми. И вы часто жали его «верную» руку.
В тот день, когда вы кончили говорить, он исчез, подав незаметный знак кое-кому из собеседников.
Пара слов о графе Жаверси. Вы познакомились с ним, когда он был уже богат. Я же видел его обыкновенным стариком, который не мог выплатить свой карточный долг в пять луи.
Обладателем колоссального состояния граф стал внезапно, когда все его коммерческие начинания разом увенчались успехом.
Он приобрел роскошную виллу в Трувиле[366], построил в Сен-Жерменском предместье Парижа загородную дачу, которой бы позавидовал любой принц и которую могла бы создать лишь фантазия настоящего богача. Наконец, особняк, возведенный им в парке Монсо, стал одним из чудес Парижа.
Палата города Сент-Этьен, улицы которого Жаверси вымостил, не торгуясь, удостоила его графского титула. Этот человек, обязанный всем только себе, очутился на гребне мечты. Благодаря высокому положению в финансовом мире он смог окружить себя лучшими представителями интеллектуальной и аристократической элиты.
День роскошного бала стал для него вершиной жизни, исполнением самых заветных желаний. Вчерашний пролетарий, сегодняшний парвеню[367] с нелепой фамилией Гейярден[368], собирался взять в зятья последнего отпрыска одной из древнейших бретонских[369] фамилий. Разве его единственная дочь — не ваша невеста, капитан?..
Но заглянем на второй этаж графского особняка. Вам многое станет ясно.
Огромное помещение за двойными дверьми. Посередине большой стол, заваленный морскими картами, испещренными красными и синими пометками, вперемешку с торговыми гроссбухами, раскрытыми и лежащими друг на друге. И еще груды досье, перевязанных красными ленточками, точно нотариальные акты. Они пестрят странными значками и символами, понятными только посвященным.
Мне кажется, я опять очутился там. Мощный американец из Пенсильвании[370], достопочтенный Холидей, покупающий кожи и продающий керосин, ставший в Париже притчей во языцех, облокотился о стол. Рядом — сэр Флиндерс, богатый австралийский скваттер[371], бывший капитан индийской армии.
По другую сторону стола — сеньор дон Педро Юнко, человек, все время споривший с вами во время бала, богатый бразилец, постоянно переговаривающийся с русским князем Дурским; этот красивый старик, подданный царя, во время Крымской войны[372] командовал морским подразделением. На торце стола, повернувшись спиной к двери, ваш покорный слуга курит сигару. Наконец, человек лет тридцати по имени Венсан, секретарь графа.
На малочисленном собрании председательствует немного встревоженный граф де Жаверси. Некоторое время он собирается с мыслями. Наконец медленно поднимается и произносит единственную фразу:
— Господа, Совет Ордена открывает заседание. Простые слова заставляют остальных пятерых трепетать, с тревогой смотреть на графа.
— Однако, граф, — говорит князь Дурской, — нас тут только пятеро; а Совет состоит из восьми членов, причем устав диктует…
— Сейчас нет времени на пустые формальности. Наши таинства хороши для нижестоящих, воображающих, что выполняют важные политические, социальные или даже религиозные задачи, будучи всего лишь винтиками «великого дела».
— Верно сказано. Наш дух давно освободился от человеческих слабостей, поднялся над пошлыми мелочами, терроризирующими слабые души. У нас есть только Магистр, Орден и его устав. Мы — рабы абстрактной идеи, но зато — властелины мира.
— Господа. Вы сегодня такие же, как всегда: активные, энергичные, лишенные предрассудков, невероятно богатые. Вы хотите сохранить богатство и почет, являющиеся плодом всех наших усилий?
— Да!.. Да!..
— Тогда за работу! Время не ждет. У нас появился неумолимый, сильный враг, и его поддерживает правительство. Он бросает нам вызов, не зная, кто мы. Вы слушали его сегодня вечером. Он знает больше, чем сказал. Нет ли среди нас предателя, через которого происходит утечка информации?
Глухой ропот, сопровождаемый энергичными жестами отрицания, был единственным ответом каждого из пятерых.
— Однако враг — ваш будущий зять, — проговорил достопочтенный Холидей. — Что вы на это скажете?
— Надо, чтобы этот человек исчез!.. — пробормотал дон Педро Юнко, и его черные глаза внезапно вспыхнули.
— Полегче, сеньор, полегче, — ответил Магистр. — Знаю, рука у вас твердая и умелая, как у лучшего из хирургов. Доказательство — ниспосланная Провидением[373] кончина идиота Томаса, которого вы немножечко «самоубили» в Бремене. Поступок благоразумный, хотя смерть, конечно, не компенсировала ущерб, принесенный его небрежностью.
— Господин граф, — настаивал бразилец, — можно же избавиться от этого врага. Ночное нападение, несчастный случай, болезнь. Арсенал разнообразный, надо только выбрать. Сделайте знак, и десятки тысяч кинутся, чтобы его уничтожить.
— Говорю еще раз, я этого не желаю.
— Не желаете?
— Нет!
— Raje de Dios![374] Так вот кто предатель!
— Дорогой мой дон Педро Юнко, вы просто безумец!
— Как вы сказали? Кровь моих благородных предков…
— Будьте любезны, оставьте в покое ваших предков, ездивших на облучке или запятках королевских карет, и послушайте.
Идальго[375] умолк, завороженный пронзительным взглядом страшного старца.
— Мне, как и вам, хотелось бы, чтобы он исчез. Я устраивал ему засады, где любой другой расстался бы с жизнью. А его словно хранит какой-то талисман, ибо всякий раз после спасения он становился еще тверже, еще могущественней, еще непримиримее, чем раньше. Ему нельзя исчезнуть, по крайней мере сейчас. Все будет слишком очевидно: смерть смельчака докажет факт существования Ордена. Наконец, документы, которыми он располагает, находятся в руках неподкупных людей, принявших все меры предосторожности.
— Так что же вы намереваетесь делать? — свою очередь, вкрадчиво спросил Дурской.
— Выиграть время любой ценой; необходимо врага скомпрометировать, и тогда смерть его неизбежна.
— Великолепно, — произнес сэр Флиндерс.
— Он обожает мою дочь, и она любит его не меньше. Я воспользуюсь их взаимной привязанностью, чтобы обезвредить нашего врага, не применяя насилия. Обольщения любви усыпят бдительность хотя бы на время. Но если даже он докопается до истины, то, наверное, вынужден будет молчать.
— Это «наверное» надо превратить в «обязательно».
— Правильно, такова задача.
— Каким образом вы рассчитываете ее выполнить?
— Как только юный паладин[376] отправится в крестовый поход[377], затруднительно будет следить за ним и узнавать планы. Напротив, вполне естественно, если он, став моим зятем, расскажет о планах, сообщит, наконец, какой изберет путь. Разве я не отец его любимой жены? А если зять окажется в затруднительном положении, то тесть сможет предоставить ему неограниченный кредит.
— Однако справиться с таким решительным человеком нелегко… Другое дело, если утомит бесконечный неуспех борьбы. В конце концов, увидев, что усилия по обнаружению неуловимого врага бесплодны, он усомнится, существует ли вообще «пиратство».
— Господа, этого мало. Если он все-таки докопается до истины и предпочтет пожертвовать любовью во имя того, что он понимает под долгом, если ему вздумается заговорить…
— Тогда мы его уберем, — высказал прежнюю идею дон Педро Юнко.
— Это ничего не даст…
Граф встал, распахнул дверцу большого, встроенного в стену сейфа и привычными движениями открыл потайное отделение, в котором лежала небольшая книжечка в черном переплете с красным обрезом и блестящими стальными уголками.
— Перед вами, — произнес он, — книга, где находятся скрепленные подписями письменные обязательства руководителей Ордена. Мое идет первым, далее, господа, следуют ваши. Хочу добавить к ним еще одно… Венсан, — обратился он к секретарю, подавая книгу, — пишите: «Я, нижеподписавшийся, Эдме-Мария-Эдуард, барон де Вальпре, офицер французского военно-морского флота, командир бронированного крейсера „Эклер“, ознакомившись с уставом Ордена Хищников, обязуюсь служить вышеуказанному Ордену в любое время и в любом месте. Я посвящаю ему жизнь и клянусь способствовать процветанию всеми доступными мне способами, а также всемерно противодействовать тем, кто желает нанести ему ущерб. С признательностью принимаю на себя обязанности руководителя французской секции со всеми вытекающими отсюда правами, привилегиями, а также прерогативами и льготами.
В подтверждение вышеизложенного, скрепляю настоящее обязательство собственноручной подписью.
Сего двадцать четвертого дня, декабря тысяча восемьсот шестидесятого…
Э. барон де Вальпре».
— Готово?
— Да, Магистр.
— Передайте мне книгу. Превосходно! У вас, дорогой Венсан, особенный талант подделывать подписи. Даже сам мой будущий зять не осмелится усомниться в подлинности документа, слишком похож размашистый росчерк. Магистры! Как вам нравится намордник для льва? Сможет ли он теперь отрицать собственное участие?
— Магистр, ваша изобретательность спасительна. Я в высшей степени одобряю план и весьма вам благодарен, — произнес сэр Флиндерс.
— Вскоре де Вальпре отправится в плавание. Подберем ему подходящих спутников. Он окажется обложен со всех сторон. Быть может, из-за неудач власти начнут относиться к нему с подозрением.
— Мы вдобавок постараемся как-нибудь темной ночью поставить на пути какую-нибудь старую развалину, которую он не успеет вовремя заметить и пустит на дно. Запись в судовом журнале о подобном происшествии скомпрометирует выскочку дополнительно.
— Теперь ясно: опасность предотвращена. Не перейти ли к текущим делам?
— Безусловно.
— Тогда разберем почту.
Письма и телеграммы, рассортированные и размеченные рукой секретаря, лежали на краю стола под бронзовой статуэткой.
Через несколько минут с ними было покончено.
— Ладно, — произнес Великий Магистр. — Других дел на сегодня нет, хотя поступления довольно скудны. Венсан, вы готовы?
— Да, Магистр.
— Тогда пишите. Завтра вы лично, как только откроется почта, разошлете письма и телеграммы.
— Итак, «Армида». Что это такое? Прошу картотеку на букву «А». Ясно, лист тридцать седьмой гроссбуха. Есть. «Армида», порт приписки Гамбург, трехмачтовик водоизмещением восемьсот тонн, капитан Шеффер, спущена на воду в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году; ее хотел приобрести князь Бреванн. С грузом древесины кампешевого дерева[378] и индиго[379] отправляется из Калькутты. На борту два миллиона в слитках. Арматор[380] Бауэр, с ним нечего церемониться. На борту двое наших: матросы Германн и Лаубек. Великолепно. Венсан, отправьте завтра с первым же курьером предписание капитану Флаксану немедленно выйти из Гавра и крейсировать у архипелага Биссаго. На двадцатом градусе северной широты и десятом градусе западной долготы захватить «Армиду». Свидетелей уничтожить. Германна и Лаубека спасти. Слитки перевезти в пещеру одной из бухт Адена… Перейдем к следующему вопросу. Мне кажется, наш друг, губернатор Бенгуалы Сен-Филипп, нуждается в деньгах.
— Магистр, — отозвался Венсан, — ведь это он направил четыреста чернокожих Ибрагим-бею.
— Значит, так: семь тысяч франков в форме переводного векселя на банкирский дом Агуэро-и-Пинто. Разыщите-ка поскорее досье на Деметриуса Латопулоса. Прекратите направлять ему распоряжения и субсидии. Похоже, надо срочно от него избавиться, ибо он сбивает цены. Сто тысяч франков Линь Чену в качестве компенсации за погибшую джонку[381]. У бедняги нет других возможностей, а он — верный слуга. И еще, пошлите пятьдесят пачек опиума из Смирны, ему польстит такое внимание.
Шестьдесят скорострельных ружей в Сумрибуль-Коаро. По тысяче патронов на ружье.