Страница:
Как человек основательный и любящий порядок, Жан-Мари прежде всего поставил вопрос об инвентаре.
В экваториальных лесах есть много ценных пород деревьев, охотно используемых в Европе. Некоторые из них прочнее железа и гранита: например, железное дерево, каменное дерево или итауба.
Беник и Жан-Мари смастерили из мягкой древесины бавольникаnote 203 образцы лопат и велели индейцам делать такие же из железного дерева.
Нечего и говорить о том, сколько ножей притупили и сколько пота пролили краснокожие. Несмотря на все трудности, на усталость, на ошибки, генеральный директор шахт все-таки получил что хотел. Индейцы не посмели сопротивляться.
По прочности эти лопаты, конечно, уступали стальным: быстрее притуплялись, разбивались о камни. Требовались неимоверные усилия, чтобы вонзить такую лопату в твердый грунт.
Синий человек горевал, что у них нет тачек. А еще лучше, тут же шутил он, иметь узкоколейку. Беник обратил внимание на корзины, в которых индейские женщины переносили всякую всячину, и подумал, почему бы и мужчинам не воспользоваться ими для переноски грунта.
Индейцы согласились и на это, не желая гневить Лазурного Бога.
На экваторе ночью почти так же жарко, как и днем. Поэтому местным жителям неведомы одеяла. Ночью они обычно спят в гамаках, в огромных гамаках, искусно сплетенных индейскими женщинами из прочного хлопка. Эти лежанки-качели сделаны не из веревок, как представляет себе европеец, а из тонкой, но чрезвычайно прочной ткани с выпуклой выделкой. При взгляде на нее можно подумать, что она состоит из рисовых зернышек.
– Вот это дело, – сказал Жан-Мари, взглянув на гамаки, что покачивались на столбах возле хижин. – Лучшего фильтра и желать нельзя.
Беник сразу заявил, что можно спать и на листве под деревом. Все единодушно поддержали его.
– Ну, а теперь за дело!
Все еще находясь во власти необъяснимых чар Синего человека, не в силах противиться им, бездельники взялись за работу. Нельзя сказать, чтобы они испытывали особенный энтузиазм, но и не бастовали.
Жан-Мари руководил работами. Индейцы лопатами наваливали грунт в большие корзины, тащили к желобам и налегке возвращались обратно к траншее. Воды было достаточно, не больше и не меньше, чем нужно. По примеру профессиональных шахтеров бретонец на всякий случай поставил у второго и у третьего желоба по двое краснокожих, которым вменялось в обязанность внимательно следить за потоком и, если понадобится, выхватывать проскочившие золотые камешки. К тому же они должны были следить за тем, чтобы не случилось затора и вода не перелилась через край.
Время от времени бывший сержант приказывал закрыть перемычку. Водяной поток затихал, работа останавливалась. Жан-Мари склонялся к желобам, внимательно проверял фильтры, прочищал все канавки и бороздки.
– Все идет отлично!.. – потирал он руки.
Монотонная и изнурительная работа продолжалась весь день, прерываясь лишь в полдень, на обед. Паталосы в один присест съедали порцию маниоки и сушеной рыбы, выкуривали самокрутку из пальмовых листьев и вновь принимались за дело. И так до вечера.
В половине шестого Кервен с торжественным видом инспектировал и подсчитывал выработку.
В первый день Феликс, несмотря на его, больше внешнее, чем внутреннее спокойствие, очень торопился – не терпелось увидеть результат. По его просьбе Жан-Мари остановил работы, к несказанной радости индейцев, понявших, что на сегодня все, и мигом растянувшихся тут и там прямо на земле.
Генеральный директор склонился над желобами и вскрикнул:
– Тысяча чертей! Тысячи… Тысячи…
– Чего тысячи? – обеспокоенно спросил Синий человек.
– Посмотрите сами, месье!
– О! Черт побери!
– Эй, Беник!
– Что случилось, старина?
– Мне хочется танцевать, скакать вприпрыжку, болтать ерунду!
– Да что, наконец, произошло? Можно подумать, что ты напился!
– Эй, Ивон!
– Слушаю, матрос!
– Валяй сюда, пацаненок! Впрочем, нет – ты мужик, мужик что надо. Посмотри-ка сам! Что ты видишь?
– Вижу, что все переливается… Неужели все это золото?
– И это все, что ты можешь сказать, несчастный?
– Святая Мадонна. Моя мать была бы счастлива, если бы могла видеть это!
– У тебя доброе сердце, малыш! Слово матроса. Эй, Беник!
– Теперь я просто убежден, что ты станешь советником в муниципалитете Роскофа!
– А у тебя будет собственный торговый флот!
– А месье Феликс…
– …станет богаче на несколько миллионов и останется Синим человеком, – подсказал супруг Аглаи Ламберт.
– Бросьте, друг мой!
– О чем вы?
– А о том, что на моей памяти вы уже в третий раз чернеете.
– Не может быть!..
– Уж поверьте…
Жан-Мари говорил правду. Обертен чернел на глазах, чувствуя внезапный упадок сил, – сердце беспорядочно билось, дыхание стало прерывистым и тяжелым, вены на шее вздулись, как веревки. На лице мигом появилось выражение растерянности и страха. Еще секунда, и бедняга упал бы, если бы Беник и Жан-Мари вовремя не подхватили его.
Однако мало-помалу Синий человек начал приходить в себя. Он сделал несколько глубоких вдохов, и лицо его стало спокойнее. Феликс схватился за сердце, как бы желая успокоить его, и пробормотал изменившимся голосом:
– Неужели золото так подействовало на меня? Господи! До чего глуп человек. Ведь я не нищий, мне, в сущности, ничего не нужно. Мое состояние более чем достаточно. И тем не менее во мне все затрепетало, когда я увидел золото.
– О, месье! Не обращайте внимания, – успокаивал Беник, – вы опять синеете. Все нормально.
– Я еще очень слаб, милый друг.
– Да что вы! Вы – молодец!
– Проклятая болезнь убьет меня! Порой я забываюсь, ведь уже давно не видел себя в зеркале. Но все же чувствую, мое положение становится серьезнее с каждым днем. Я не говорил вам. По ночам мне очень плохо, мучает удушье. Не хватает воздуха, иногда кажется, что это конец. Потом все проходит, но только для того, чтобы вскоре начаться вновь.
– Интересно, что такое происходит с вами, когда вы очень взволнованы. И эта чернота… Но хватит об этом. Что подумают паталосы, если увидят вас черным?
– Думаю, резко понизят в сане. Однако мне уже лучше. Но, поверьте, я не узнаю себя! Проклятое золото!
Внезапная перемена, происшедшая с Лазурным Богом, осталась не замеченной паталосами. Кто знает, как каннибалы восприняли бы ее!.. Безоглядную веру нельзя подвергать сомнению. Вчерашние идолопоклонники сегодня могут так же исступленно низвергнуть идола, как поклонялись ему.
Тем не менее на этот раз у краснокожих, видимо, было много других забот и поважнее цвета кожи бакалейщика с улицы Ренар. Изнуренные непосильной работой, они вповалку спали на земле, благо до ужина оставалось еще время. Никто не заметил случившегося. Друзья как ни в чем не бывало вернулись на свои места.
Дебют новоиспеченных золотоискателей оказался более чем удачным Жан-Мари вскарабкался на первую, самую высокую, подпорку и остался доволен. Желоб на всю длину был покрыт слоем золота и сверкал на солнце. Понадобилось немало времени, чтобы тщательно собрать урожай. На помощь пришел Беник, иначе они не управились бы и до вечера.
Стоило боцману увидеть это сверкающее великолепие, как золотая лихорадка мгновенно овладела и им. До сих пор морской волк смотрел на происходящее довольно равнодушно. Теперь же он был как зачарованный и действовал, словно под гипнозом: с быстротой молнии взобрался на вторую пирогу и, беспрестанно вскрикивая, судорожно скоблил ее стены.
– Невероятно!.. Не может быть!.. Еще… Еще! Сколько золота, Бог мой! Жан-Мари! Не верю своим глазам!
– Никогда еще моряк, да что там моряк – даже командир эскадры, не обладал таким богатством. Ну и набьем же мы карманы!
– Весь флот будет у нас в руках!..
– Смотри, вот еще и еще.
– У меня тоже!..
– Гром и молния! Какая тяжесть!
– Эй, не упади!
– Не волнуйся, я стою на ногах крепче, чем когда-либо!
– Мы собрали только половину.
– Осталось еще две пироги.
– Красив, нечего сказать!
В последних двух желобах урожай был не меньше, но собирать его оказалось легче и быстрее. Золотой песок оседал на фильтрах, которые Жан-Мари сделал из гамаков. Матросы просто-напросто вытряхивали их один за другим, ссыпая песок в миски из бутылочной тыквы.
Закончив работу, Беник с торжествующим видом подошел к Обертену.
– Неплохая кубышка, а? Что будем делать, месье Феликс?
– Полагаю, ее нужно спрятать в надежном месте.
– Ну и тяжесть, доложу вам!
– Как вы думаете, сколько это может весить?
– Боюсь даже гадать…
– А все же…
– У меня верная рука, могу определить довольно точно…
– Говорите же!
– Клянусь честью, да разразит меня гром! Здесь килограммов двадцать.
– Не может быть!
– Клянусь вам!
– Дайте-ка мне подержать. Я тоже кое-что понимаю в этом деле. Черт возьми! Вы правы. Здесь двадцать килограммов золота!
– А сколько это потянет во франках?
– Больше шестидесяти тысяч, друг мой…
– Шестьдесят тысяч… франков… Господи! Святая Дева!.. Эй, Жан-Мари!
– Ну, что у вас тут?
– Слыхал, что говорит месье Феликс? Здесь шестьдесят тысяч франков!..
– Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! – запел вдруг Жан-Мари, бывший сержант.
– Эй, приятель! Ты случаем не помешался?..
– Конечно!.. Помешался!.. Тра-ля-ля!
– Послушай, ты же серьезный человек! Прекрати наконец скакать, словно мальчишка! Совсем потерял голову!
– А почему бы и нет! Взгляни-ка вот на это. – И Жан-Мари показал Бенику свой урожай. – Разрази меня гром! Но здесь еще десять килограммов!
– Месье Феликс, вы слышите? Еще десять…
– Десять килограммов… тридцать тысяч франков, – прошептал бакалейщик, уставившись в небо. – Шестьдесят и тридцать… Получается девяносто… Таким образом, наше предприятие начинается с капитала в девяносто тысяч франков. Ивон! А что ты скажешь?
– По мне, месье, что десять су, что тысяча франков – все одно. Я ничего в этом не смыслю. У меня никогда не водились деньги.
– Что верно, то верно, малыш. Но теперь все будет по-другому. Станешь богачом, и уверен, найдешь достойное применение своему капиталу. Однако, друзья, металл нужно бы хорошенько спрятать. Уж вечер, люди голодны, наверное, хотят пить. Им нужно дать отдых. Скажи-ка, Генипа, куда можно все это припрятать?
– Белые должны идти туда, в страну урити, спрятать желтую землю в обезьяний котелок.
– Куда-куда?..
– Там на деревьях большие плоды, величиной с голову, они не пропускают ни воду, ни воздух. В них можно положить желтую землю и зарыть. Долго пролежит, десять лет пролежит.
– Ну что ж! Обезьяний котелок так обезьяний котелок! Спрячем на случай, если придется покинуть эти места налегке. А теперь давайте ужинать. День прошел не напрасно. Мы заслужили добрый ужин и отдых.
ГЛАВА 6
Все забыто: охота, рыбная ловля, послеобеденный отдых в гамаке, тягучая истома бесконечных дней и ночей. Сейчас никто бы не сказал, что это племя людоедов, кровожадное, жестокое племя.
Что могло превратить этих зверей в самых покладистых, робких, мирных среди всех индейцев? Суровость ли Синего человека, которая, пожалуй, привела бы в замешательство и европейца? А может, его внезапное появление во время торжественной церемонии, его решительность, даже жестокость? И только ли это стало причиной внезапной и разительной перемены? А может, разгадка всему – убежденность дикарей в божественном происхождении Синего пришельца – всесильного и всезнающего? Ведь индейцам и в голову не могло прийти, что малейший протест, малейшее недовольство целого племени легко обезоружит нового хозяина.
Но могло ли такое положение продолжаться бесконечно?
Мог ли бакалейщик с улицы Ренар, непонятно отчего превратившийся в Синего человека, оставаться непререкаемым авторитетом, вождем каннибалов?
На этот вопрос Обертен не решился бы ответить утвердительно. Он хорошо усвоил, что от славы до позора один шаг. Но как торговец, то есть человек практический, Феликс умел пользоваться моментом, зная, что сегодняшняя удача завтра может обернуться несчастьем.
Чего только не случается в жизни! Казалось, Феликс неминуемо должен был погибнуть, а он нашел клад. И теперь благодаря неутомимому труду паталосов его богатство все увеличивалось, золота становилось все больше и больше. В кубышке, как любил говаривать Беник, лежали уже сотни килограммов драгоценного металла.
Бывший боцман, а ныне капиталист, любил поболтать о сокровищах и утверждал, что драгоценного металла у них набралась уже целая тонна.
– Тонна золота!.. Неужели?! Мне кажется, Беник преувеличивает. – Как истинный профессионал, бакалейщик был склонен скорее приуменьшать свои коммерческие достижения, нежели понадеяться на большее и промахнуться. – Предлагаю считать, что у нас восемьсот килограммов. Это и так слишком.
– Будь по-вашему, месье Феликс. Уступаю двести кило. Не жалко!
– Э-э, дорогой мой! Двести кило – это шестьсот тысяч франков. Не стоит бросаться подобными суммами.
– А сколько стоят во Франции восемьсот килограммов золота?
– Около двух с половиной миллионов франков!
– Черт побери! А если поделить на четыре?
– Нет, Беник. Делить нужно на троих: вы, Жан-Мари и Ивон.
– А как же ваша доля?
– Мне ничего не нужно.
– Погодите! Ведь мы всем обязаны вам!..
– Конечно, вы всем обязаны мне, потому что я всем обязан вам!
– Но это невозможно! Как же так? Пусть вы и сухопутный, но стали членом нашего морского братства. У нас все общее.
– Оставьте! Не надо уговаривать меня. Золото принадлежит вам троим. Я так хочу!
– Вы сейчас сказали, как адмирал. Я понимаю, существуют приказы, их необходимо выполнять. Но при этом можно относиться к приказу по-своему.
– Ладно! Послушайте-ка лучше. Если здесь почти два с половиной миллиона, то каждый из вас получит по восемьсот тысяч франков.
– Неплохо!
– Одних только процентов набежит сорок тысяч в год.
– Да это же и потратить не на что!
– Погодите, друг мой. Прежде, чем строить планы, подумайте, как мы можем переправить золото во Францию…
– А и правда!.. Я как-то об этом не подумал. Доминика не просто переправить. Он слишком тяжелый.
– Что вы называете Домиником?
– По-нашему это что-то вроде сейфа. Но сейчас речь не об этом. Надо подумать, где можно спрятать золото, чтобы позднее вернуться за ним.
– Вот именно, мой дорогой! Причем подумать очень крепко. Я вовсе не уверен, что продержусь долго. Кто знает, насколько хватит их обожания.
– Что же вы предлагаете?
– Я перебрал в голове множество планов, но ни один не годится.
– Может, еще немного подождать?
– А чего, собственно, ждать? Выработка падает, золотое поле истощено. Да и паталосам уже невмоготу.
– Верно, не ровен час, эти людоеды начнут бунтовать.
– Скажите по совести, Беник, разве они не сделали все, что было в их силах? Впрочем, оставим это. Нужно подумать об уходе.
– Уйти-то отсюда можно, но куда идти? Мы в Бразилии, в дикой стране. Но и здесь существуют власти. А мы, не забывайте, вне закона.
– Нужно во что бы то ни стало перебраться куда-нибудь, где нам нечего будет делить с властями.
– Но я не знаю здешних мест.
– Самые близкие к нам страны, или точнее будет сказать – наименее удаленные от нас, Боливия и Аргентина. Там свои порядки. Но до этих стран еще сотни миль.
– Были бы терпение и время – доберемся.
– Нас четверо, из которых один ребенок. Я совсем не уверен, что Генипа пойдет с нами. У нас нет оружия и нет лодки, а там полно рек. К тому же придется передвигаться пешком, лошадей тоже нет.
– Черт побери! Да еще клад весит восемьсот килограммов! Ничего не остается, как схоронить его здесь в укромном местечке.
– Это-то меня и беспокоит. Я не столько волнуюсь о себе, сколько о вашем капитале.
– Вы так добры, месье Феликс.
– Думаю, самое разумное оставить сокровища у паталосов.
– А если его растащат? Представьте только, месье, у меня никогда не было ни гроша. А тут такое богатство. Жаль будет остаться с носом.
– Не волнуйтесь! Чего-чего, а потайных мест здесь хоть отбавляй.
– Так-то оно так, а все же боязно… И потом, каким образом вы собираетесь забрать клад?
– Если только нам посчастливится выбраться из Бразилии, ничто не помешает организовать экспедицию и вернуться сюда с людьми и вьючными животными.
– Это стоит уйму денег!..
– Беник, дружище, вы становитесь скрягой. Впрочем, если желаете, тащите свою долю на себе.
– Вы, как всегда, правы. Сокровища просто вскружили мне голову. Чертова кубышка! Зашвырнуть в реку, и вся недолга!
– Вы ударяетесь в крайности! Не лучше ли выбрать золотую середину?
– Вы, месье, так заботитесь о нас! Вы настоящий человек! И голова!..
– Стало быть, нужно слушать меня. Делайте, что вам говорят: готовьтесь в дорогу.
– Когда тронемся? Наверное, чем скорее, тем лучше!
– Как только спрячем ваше золото, соберем провизию и все как следует обдумаем.
– Я полагаюсь на вас!
– А остальные?
– Ивон всегда на вашей стороне, в нем я совершенно уверен. Да и Жан-Мари тоже согласится. Вы же знаете его.
Спустя несколько часов Феликс подозвал к себе бывшего вождя паталосов и спросил, не знает ли тот подходящего тайника. Синий человек научился кое-как объясняться с индейцами, к тому же верный Генипа всегда был рядом, так что вождь быстро понял, чего от него хотят. Просьба не вызвала у него ни любопытства, ни протеста. Он помог выбрать место, где и спрятал сокровища, торжественно объявив, что они принадлежат белым друзьям паталосов и тайна будет свято храниться.
Бывший вождь и немногие посвященные поклялись не открывать ее никому. Клятву скрепили кровью. Знаток кураре утверждал, что ни один индеец не нарушит подобного обещания. Это немного успокоило Беника.
Оставалось позаботиться о провизии.
И тут возникла неожиданная загвоздка. Оказалось, что паталосы настолько привязались к своему новому вождю, что ни в какую не хотели отпускать его от себя. Белые могут идти на все четыре стороны, но Лазурный Бог… их идол… покровитель племени… Нет!.. Это невозможно!
Синий человек был в отчаянии: ему не уйти отсюда, он так и останется среди дикарей, вождем племени каннибалов.
Однако тут в дело вмешался Генипа. Синий человек, дескать, вовсе и не думает покидать их навсегда. Напротив. Он лишь желает посетить соседние страны, другие народы… Он скоро вернется. Если паталосы не верят, они могут отправить с ним своих людей.
– Позволь, – сказал по-французски Жан-Мари, который тоже успел научиться понимать местный диалект, – о чем ты говоришь? Что мы будем делать с этими индейцами?
– Жамали говорит не думая. Когда мы будем далеко отсюда, нам будет легче отделаться от них. Может случиться, что конвой сослужит нам добрую службу – защитит от нападения других племен.
– А если они на захотят оставить нас?
– Генипа знает секрет кураре…
– Боже! Что ты говоришь? Ты решишься убить их?
– Ради Синего человека – конечно!
– Без глупостей, дружок, мы никого не будем убивать.
Предложение сопровождать Лазурного Бога в его путешествии было воспринято с восторгом. Этой чести удостоили двенадцать самых выносливых, самых крепких и смелых воинов. Отныне они стали телохранителями Синего человека, его гвардейцами.
Феликс, опасавшийся каких-нибудь новых осложнений, торопился. Отбытие назначили на послезавтра.
Как истинный француз, Обертен мало что смыслил в географии. Поднатужившись, он припомнил карту Южной Америки и постановил, что нужно идти все время на юг. На том и порешили.
Для моряков, профессионалов в этом деле, определить южное направление не составляло труда. Правда, и индейцы по каким-то своим, лишь им известным приметам, умели выбрать верную дорогу и ни разу не отклониться от курса.
Жан-Мари сообщил, что, по его сведениям, на юге, за горами, есть большое, но мелководное озеро, которое легко будет переплыть.
Наутро паталосы покидали свои семьи, не зная, когда вернутся и вернутся ли вообще. Они поцеловали жен, детишек и тронулись в путь.
Дюжие краснокожие шли через леса, через болота, через маленькие ручейки и полноводные реки, шли туда, куда их вели.
Поначалу все складывалось удачно. Индейцы хорошо знали местность – это была их земля. Так что экспедиция оказалась застрахована от случайностей.
В первый день преодолели двадцать километров. Столько же во второй. Еды хватало. Поэтому не пришлось даже тратить время на охоту или ловлю рыбы.
В следующие два дня тоже ничего особенного не случилось, если не считать того, что Феликс страшно утомился и ослаб. Тогда компания решила сделать привал. Выбрали подходящее место. Паталосы мигом смастерили хижины для белых. Они заметили вокруг множество кабаньих следов и предвкушали удовольствие, которое доставит им охота.
Генипа и Уаруку решили устроить облаву. В сопровождении дюжины индейцев они скрылись в лесу.
Прошло два часа. Парижанин дремал на подстилке из пальмовых листьев, когда запыхавшийся, обливаясь потом, прибежал Генипа.
Увидеть бегущего краснокожего, вообще, можно не часто. А уж индеец, чье лицо буквально искажено ужасом, и вовсе невероятное явление. Однако все было именно так.
– Где Синий человек? – выпалил Генипа.
– Спит, – ответил Жан-Мари, охваченный безотчетным страхом.
В эту минуту Феликс проснулся.
– Эй, Генипа! Твоя охота удалась?
– Знаток кураре ничего не принес!
– Жаль, а я надеялся на жаркое из кабана…
– Знаток кураре сам стал добычей!
– О чем ты?
– За ним охотились!
– За тобой, но кто?
– Солдаты!
– Ты сказал «солдаты»? Здесь, в этой дикой стране? Да ты с ума сошел!
– Солдаты с ружьями!.. Черные солдаты с ружьями!.. Белый командир тоже с ружьем. Знаток кураре сам видел.
– Тысяча чертей! Мы, кажется, влипли. Жан-Мари, Беник, что скажете об этом?
– Ничего хорошего, месье, – в один голос отвечали матросы.
– Но откуда их черт принес? Скажи, Генипа, много ли их?
Дикари, как известно, не сильны в счете. Они могут сосчитать до десяти по пальцам рук, в крайнем случае, до двадцати, если прибавят еще ноги. Но на этом их знания кончаются. Дальше они говорят просто «очень много».
Несмотря на то, что он был очень взволнован, Генипа все же терпеливо пересчитал пальцы на руках, затем на ногах, потом прибавил к этому руки и ноги Феликса, Жан-Мари, Ивона.
– И это еще не все? – простонал Синий человек.
Между тем Генипа привлек к операции шестерых паталосов и снова вернулся к своим рукам.
– Там целый батальон! – В другой ситуации Феликс покатился бы со смеху, но теперь даже не улыбнулся.
Знаток кураре все считал и считал.
– Скажите лучше, корпус или армия, – возразил Жан-Мари, когда перевалило за две сотни.
– Я не всех видел, – заключил Генипа.
– Говоришь, солдаты вооружены?
– У каждого ружье и много патронов.
– Где же они?
– Там! – Генипа указал на запад. – В лагере! Едят жареного кабана.
– Счастливчики! – Феликс, как обычно, умирал от голода. – Может быть, солдаты пройдут мимо? Здесь есть где спрятаться.
– Но паталосы на охоте, – заметил Жан-Мари.
– Да, верно.
– Месье Феликс, вот они, – радостно воскликнул Ивон.
Уаруку насторожился, но не залаял: друзья идут.
Однако не прошло и секунды, как пес зарычал, ощетинился и оскалил зубы.
– Похоже, что краснокожие не одни, – сказал Ивон, наизусть выучивший все повадки своего четвероногого друга.
И действительно, вскоре из леса показались индейцы. Среди них был пленник. Пленник! Беглецы не могли поверить глазам.
Паталосы подвели к ним высокого негра. Конвоиры разоружили его и поделили оружие между собой. Один гордо нес ружье. Другой тащил штык, и глаза его при этом были полны счастья. У третьего на шее висел мушкетон. Четвертому достался патронташ.
Оставшиеся двое за обе руки вели пленника, который испуганно озирался по сторонам. Его фарфоровой белизны глаза были полны тоски и беспокойства.
При виде этой забавной компании Феликс прыснул, хотя обстановка вовсе не располагала к веселью. Оба матроса и Ивон тоже не смогли удержаться от смеха.
Однако через мгновение всех охватил неподдельный страх.
Подойдя к Жану-Мари, негр не торопясь разглядел его и, будто бы удостоверившись в чем-то, вдруг приложил руку к козырьку, вытянулся в струнку и произнес:
– Здравия желаю!
– Сержант Педро! – в испуге воскликнул Жан-Мари, узнав в пленнике своего бывшего подчиненного.
ГЛАВА 7
В экваториальных лесах есть много ценных пород деревьев, охотно используемых в Европе. Некоторые из них прочнее железа и гранита: например, железное дерево, каменное дерево или итауба.
Беник и Жан-Мари смастерили из мягкой древесины бавольникаnote 203 образцы лопат и велели индейцам делать такие же из железного дерева.
Нечего и говорить о том, сколько ножей притупили и сколько пота пролили краснокожие. Несмотря на все трудности, на усталость, на ошибки, генеральный директор шахт все-таки получил что хотел. Индейцы не посмели сопротивляться.
По прочности эти лопаты, конечно, уступали стальным: быстрее притуплялись, разбивались о камни. Требовались неимоверные усилия, чтобы вонзить такую лопату в твердый грунт.
Синий человек горевал, что у них нет тачек. А еще лучше, тут же шутил он, иметь узкоколейку. Беник обратил внимание на корзины, в которых индейские женщины переносили всякую всячину, и подумал, почему бы и мужчинам не воспользоваться ими для переноски грунта.
Индейцы согласились и на это, не желая гневить Лазурного Бога.
На экваторе ночью почти так же жарко, как и днем. Поэтому местным жителям неведомы одеяла. Ночью они обычно спят в гамаках, в огромных гамаках, искусно сплетенных индейскими женщинами из прочного хлопка. Эти лежанки-качели сделаны не из веревок, как представляет себе европеец, а из тонкой, но чрезвычайно прочной ткани с выпуклой выделкой. При взгляде на нее можно подумать, что она состоит из рисовых зернышек.
– Вот это дело, – сказал Жан-Мари, взглянув на гамаки, что покачивались на столбах возле хижин. – Лучшего фильтра и желать нельзя.
Беник сразу заявил, что можно спать и на листве под деревом. Все единодушно поддержали его.
– Ну, а теперь за дело!
Все еще находясь во власти необъяснимых чар Синего человека, не в силах противиться им, бездельники взялись за работу. Нельзя сказать, чтобы они испытывали особенный энтузиазм, но и не бастовали.
Жан-Мари руководил работами. Индейцы лопатами наваливали грунт в большие корзины, тащили к желобам и налегке возвращались обратно к траншее. Воды было достаточно, не больше и не меньше, чем нужно. По примеру профессиональных шахтеров бретонец на всякий случай поставил у второго и у третьего желоба по двое краснокожих, которым вменялось в обязанность внимательно следить за потоком и, если понадобится, выхватывать проскочившие золотые камешки. К тому же они должны были следить за тем, чтобы не случилось затора и вода не перелилась через край.
Время от времени бывший сержант приказывал закрыть перемычку. Водяной поток затихал, работа останавливалась. Жан-Мари склонялся к желобам, внимательно проверял фильтры, прочищал все канавки и бороздки.
– Все идет отлично!.. – потирал он руки.
Монотонная и изнурительная работа продолжалась весь день, прерываясь лишь в полдень, на обед. Паталосы в один присест съедали порцию маниоки и сушеной рыбы, выкуривали самокрутку из пальмовых листьев и вновь принимались за дело. И так до вечера.
В половине шестого Кервен с торжественным видом инспектировал и подсчитывал выработку.
В первый день Феликс, несмотря на его, больше внешнее, чем внутреннее спокойствие, очень торопился – не терпелось увидеть результат. По его просьбе Жан-Мари остановил работы, к несказанной радости индейцев, понявших, что на сегодня все, и мигом растянувшихся тут и там прямо на земле.
Генеральный директор склонился над желобами и вскрикнул:
– Тысяча чертей! Тысячи… Тысячи…
– Чего тысячи? – обеспокоенно спросил Синий человек.
– Посмотрите сами, месье!
– О! Черт побери!
– Эй, Беник!
– Что случилось, старина?
– Мне хочется танцевать, скакать вприпрыжку, болтать ерунду!
– Да что, наконец, произошло? Можно подумать, что ты напился!
– Эй, Ивон!
– Слушаю, матрос!
– Валяй сюда, пацаненок! Впрочем, нет – ты мужик, мужик что надо. Посмотри-ка сам! Что ты видишь?
– Вижу, что все переливается… Неужели все это золото?
– И это все, что ты можешь сказать, несчастный?
– Святая Мадонна. Моя мать была бы счастлива, если бы могла видеть это!
– У тебя доброе сердце, малыш! Слово матроса. Эй, Беник!
– Теперь я просто убежден, что ты станешь советником в муниципалитете Роскофа!
– А у тебя будет собственный торговый флот!
– А месье Феликс…
– …станет богаче на несколько миллионов и останется Синим человеком, – подсказал супруг Аглаи Ламберт.
– Бросьте, друг мой!
– О чем вы?
– А о том, что на моей памяти вы уже в третий раз чернеете.
– Не может быть!..
– Уж поверьте…
Жан-Мари говорил правду. Обертен чернел на глазах, чувствуя внезапный упадок сил, – сердце беспорядочно билось, дыхание стало прерывистым и тяжелым, вены на шее вздулись, как веревки. На лице мигом появилось выражение растерянности и страха. Еще секунда, и бедняга упал бы, если бы Беник и Жан-Мари вовремя не подхватили его.
Однако мало-помалу Синий человек начал приходить в себя. Он сделал несколько глубоких вдохов, и лицо его стало спокойнее. Феликс схватился за сердце, как бы желая успокоить его, и пробормотал изменившимся голосом:
– Неужели золото так подействовало на меня? Господи! До чего глуп человек. Ведь я не нищий, мне, в сущности, ничего не нужно. Мое состояние более чем достаточно. И тем не менее во мне все затрепетало, когда я увидел золото.
– О, месье! Не обращайте внимания, – успокаивал Беник, – вы опять синеете. Все нормально.
– Я еще очень слаб, милый друг.
– Да что вы! Вы – молодец!
– Проклятая болезнь убьет меня! Порой я забываюсь, ведь уже давно не видел себя в зеркале. Но все же чувствую, мое положение становится серьезнее с каждым днем. Я не говорил вам. По ночам мне очень плохо, мучает удушье. Не хватает воздуха, иногда кажется, что это конец. Потом все проходит, но только для того, чтобы вскоре начаться вновь.
– Интересно, что такое происходит с вами, когда вы очень взволнованы. И эта чернота… Но хватит об этом. Что подумают паталосы, если увидят вас черным?
– Думаю, резко понизят в сане. Однако мне уже лучше. Но, поверьте, я не узнаю себя! Проклятое золото!
Внезапная перемена, происшедшая с Лазурным Богом, осталась не замеченной паталосами. Кто знает, как каннибалы восприняли бы ее!.. Безоглядную веру нельзя подвергать сомнению. Вчерашние идолопоклонники сегодня могут так же исступленно низвергнуть идола, как поклонялись ему.
Тем не менее на этот раз у краснокожих, видимо, было много других забот и поважнее цвета кожи бакалейщика с улицы Ренар. Изнуренные непосильной работой, они вповалку спали на земле, благо до ужина оставалось еще время. Никто не заметил случившегося. Друзья как ни в чем не бывало вернулись на свои места.
Дебют новоиспеченных золотоискателей оказался более чем удачным Жан-Мари вскарабкался на первую, самую высокую, подпорку и остался доволен. Желоб на всю длину был покрыт слоем золота и сверкал на солнце. Понадобилось немало времени, чтобы тщательно собрать урожай. На помощь пришел Беник, иначе они не управились бы и до вечера.
Стоило боцману увидеть это сверкающее великолепие, как золотая лихорадка мгновенно овладела и им. До сих пор морской волк смотрел на происходящее довольно равнодушно. Теперь же он был как зачарованный и действовал, словно под гипнозом: с быстротой молнии взобрался на вторую пирогу и, беспрестанно вскрикивая, судорожно скоблил ее стены.
– Невероятно!.. Не может быть!.. Еще… Еще! Сколько золота, Бог мой! Жан-Мари! Не верю своим глазам!
– Никогда еще моряк, да что там моряк – даже командир эскадры, не обладал таким богатством. Ну и набьем же мы карманы!
– Весь флот будет у нас в руках!..
– Смотри, вот еще и еще.
– У меня тоже!..
– Гром и молния! Какая тяжесть!
– Эй, не упади!
– Не волнуйся, я стою на ногах крепче, чем когда-либо!
– Мы собрали только половину.
– Осталось еще две пироги.
– Красив, нечего сказать!
В последних двух желобах урожай был не меньше, но собирать его оказалось легче и быстрее. Золотой песок оседал на фильтрах, которые Жан-Мари сделал из гамаков. Матросы просто-напросто вытряхивали их один за другим, ссыпая песок в миски из бутылочной тыквы.
Закончив работу, Беник с торжествующим видом подошел к Обертену.
– Неплохая кубышка, а? Что будем делать, месье Феликс?
– Полагаю, ее нужно спрятать в надежном месте.
– Ну и тяжесть, доложу вам!
– Как вы думаете, сколько это может весить?
– Боюсь даже гадать…
– А все же…
– У меня верная рука, могу определить довольно точно…
– Говорите же!
– Клянусь честью, да разразит меня гром! Здесь килограммов двадцать.
– Не может быть!
– Клянусь вам!
– Дайте-ка мне подержать. Я тоже кое-что понимаю в этом деле. Черт возьми! Вы правы. Здесь двадцать килограммов золота!
– А сколько это потянет во франках?
– Больше шестидесяти тысяч, друг мой…
– Шестьдесят тысяч… франков… Господи! Святая Дева!.. Эй, Жан-Мари!
– Ну, что у вас тут?
– Слыхал, что говорит месье Феликс? Здесь шестьдесят тысяч франков!..
– Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! – запел вдруг Жан-Мари, бывший сержант.
– Эй, приятель! Ты случаем не помешался?..
– Конечно!.. Помешался!.. Тра-ля-ля!
– Послушай, ты же серьезный человек! Прекрати наконец скакать, словно мальчишка! Совсем потерял голову!
– А почему бы и нет! Взгляни-ка вот на это. – И Жан-Мари показал Бенику свой урожай. – Разрази меня гром! Но здесь еще десять килограммов!
– Месье Феликс, вы слышите? Еще десять…
– Десять килограммов… тридцать тысяч франков, – прошептал бакалейщик, уставившись в небо. – Шестьдесят и тридцать… Получается девяносто… Таким образом, наше предприятие начинается с капитала в девяносто тысяч франков. Ивон! А что ты скажешь?
– По мне, месье, что десять су, что тысяча франков – все одно. Я ничего в этом не смыслю. У меня никогда не водились деньги.
– Что верно, то верно, малыш. Но теперь все будет по-другому. Станешь богачом, и уверен, найдешь достойное применение своему капиталу. Однако, друзья, металл нужно бы хорошенько спрятать. Уж вечер, люди голодны, наверное, хотят пить. Им нужно дать отдых. Скажи-ка, Генипа, куда можно все это припрятать?
– Белые должны идти туда, в страну урити, спрятать желтую землю в обезьяний котелок.
– Куда-куда?..
– Там на деревьях большие плоды, величиной с голову, они не пропускают ни воду, ни воздух. В них можно положить желтую землю и зарыть. Долго пролежит, десять лет пролежит.
– Ну что ж! Обезьяний котелок так обезьяний котелок! Спрячем на случай, если придется покинуть эти места налегке. А теперь давайте ужинать. День прошел не напрасно. Мы заслужили добрый ужин и отдых.
ГЛАВА 6
Беник беспокоится. – Феликс уступает свою долю. – Сорок тысяч франков ренты. – Надо уходить. – Паталосы против. – Тайник. – Кровавая клятва. – На юг. – Эскортnote 204. – На четвертый день. – Генипа считает. – Враги. – Пленник. – Жан-Мари узнает своего подчиненного.
Трудно поверить, но в течение двадцати четырех дней паталосы работали, что называется, за спасибо. Вставая с рассветом, они молча, невозмутимо копали, таскали землю, трудились, словно муравьи, до темноты, проявляя редкую для диких племен покорность.Все забыто: охота, рыбная ловля, послеобеденный отдых в гамаке, тягучая истома бесконечных дней и ночей. Сейчас никто бы не сказал, что это племя людоедов, кровожадное, жестокое племя.
Что могло превратить этих зверей в самых покладистых, робких, мирных среди всех индейцев? Суровость ли Синего человека, которая, пожалуй, привела бы в замешательство и европейца? А может, его внезапное появление во время торжественной церемонии, его решительность, даже жестокость? И только ли это стало причиной внезапной и разительной перемены? А может, разгадка всему – убежденность дикарей в божественном происхождении Синего пришельца – всесильного и всезнающего? Ведь индейцам и в голову не могло прийти, что малейший протест, малейшее недовольство целого племени легко обезоружит нового хозяина.
Но могло ли такое положение продолжаться бесконечно?
Мог ли бакалейщик с улицы Ренар, непонятно отчего превратившийся в Синего человека, оставаться непререкаемым авторитетом, вождем каннибалов?
На этот вопрос Обертен не решился бы ответить утвердительно. Он хорошо усвоил, что от славы до позора один шаг. Но как торговец, то есть человек практический, Феликс умел пользоваться моментом, зная, что сегодняшняя удача завтра может обернуться несчастьем.
Чего только не случается в жизни! Казалось, Феликс неминуемо должен был погибнуть, а он нашел клад. И теперь благодаря неутомимому труду паталосов его богатство все увеличивалось, золота становилось все больше и больше. В кубышке, как любил говаривать Беник, лежали уже сотни килограммов драгоценного металла.
Бывший боцман, а ныне капиталист, любил поболтать о сокровищах и утверждал, что драгоценного металла у них набралась уже целая тонна.
– Тонна золота!.. Неужели?! Мне кажется, Беник преувеличивает. – Как истинный профессионал, бакалейщик был склонен скорее приуменьшать свои коммерческие достижения, нежели понадеяться на большее и промахнуться. – Предлагаю считать, что у нас восемьсот килограммов. Это и так слишком.
– Будь по-вашему, месье Феликс. Уступаю двести кило. Не жалко!
– Э-э, дорогой мой! Двести кило – это шестьсот тысяч франков. Не стоит бросаться подобными суммами.
– А сколько стоят во Франции восемьсот килограммов золота?
– Около двух с половиной миллионов франков!
– Черт побери! А если поделить на четыре?
– Нет, Беник. Делить нужно на троих: вы, Жан-Мари и Ивон.
– А как же ваша доля?
– Мне ничего не нужно.
– Погодите! Ведь мы всем обязаны вам!..
– Конечно, вы всем обязаны мне, потому что я всем обязан вам!
– Но это невозможно! Как же так? Пусть вы и сухопутный, но стали членом нашего морского братства. У нас все общее.
– Оставьте! Не надо уговаривать меня. Золото принадлежит вам троим. Я так хочу!
– Вы сейчас сказали, как адмирал. Я понимаю, существуют приказы, их необходимо выполнять. Но при этом можно относиться к приказу по-своему.
– Ладно! Послушайте-ка лучше. Если здесь почти два с половиной миллиона, то каждый из вас получит по восемьсот тысяч франков.
– Неплохо!
– Одних только процентов набежит сорок тысяч в год.
– Да это же и потратить не на что!
– Погодите, друг мой. Прежде, чем строить планы, подумайте, как мы можем переправить золото во Францию…
– А и правда!.. Я как-то об этом не подумал. Доминика не просто переправить. Он слишком тяжелый.
– Что вы называете Домиником?
– По-нашему это что-то вроде сейфа. Но сейчас речь не об этом. Надо подумать, где можно спрятать золото, чтобы позднее вернуться за ним.
– Вот именно, мой дорогой! Причем подумать очень крепко. Я вовсе не уверен, что продержусь долго. Кто знает, насколько хватит их обожания.
– Что же вы предлагаете?
– Я перебрал в голове множество планов, но ни один не годится.
– Может, еще немного подождать?
– А чего, собственно, ждать? Выработка падает, золотое поле истощено. Да и паталосам уже невмоготу.
– Верно, не ровен час, эти людоеды начнут бунтовать.
– Скажите по совести, Беник, разве они не сделали все, что было в их силах? Впрочем, оставим это. Нужно подумать об уходе.
– Уйти-то отсюда можно, но куда идти? Мы в Бразилии, в дикой стране. Но и здесь существуют власти. А мы, не забывайте, вне закона.
– Нужно во что бы то ни стало перебраться куда-нибудь, где нам нечего будет делить с властями.
– Но я не знаю здешних мест.
– Самые близкие к нам страны, или точнее будет сказать – наименее удаленные от нас, Боливия и Аргентина. Там свои порядки. Но до этих стран еще сотни миль.
– Были бы терпение и время – доберемся.
– Нас четверо, из которых один ребенок. Я совсем не уверен, что Генипа пойдет с нами. У нас нет оружия и нет лодки, а там полно рек. К тому же придется передвигаться пешком, лошадей тоже нет.
– Черт побери! Да еще клад весит восемьсот килограммов! Ничего не остается, как схоронить его здесь в укромном местечке.
– Это-то меня и беспокоит. Я не столько волнуюсь о себе, сколько о вашем капитале.
– Вы так добры, месье Феликс.
– Думаю, самое разумное оставить сокровища у паталосов.
– А если его растащат? Представьте только, месье, у меня никогда не было ни гроша. А тут такое богатство. Жаль будет остаться с носом.
– Не волнуйтесь! Чего-чего, а потайных мест здесь хоть отбавляй.
– Так-то оно так, а все же боязно… И потом, каким образом вы собираетесь забрать клад?
– Если только нам посчастливится выбраться из Бразилии, ничто не помешает организовать экспедицию и вернуться сюда с людьми и вьючными животными.
– Это стоит уйму денег!..
– Беник, дружище, вы становитесь скрягой. Впрочем, если желаете, тащите свою долю на себе.
– Вы, как всегда, правы. Сокровища просто вскружили мне голову. Чертова кубышка! Зашвырнуть в реку, и вся недолга!
– Вы ударяетесь в крайности! Не лучше ли выбрать золотую середину?
– Вы, месье, так заботитесь о нас! Вы настоящий человек! И голова!..
– Стало быть, нужно слушать меня. Делайте, что вам говорят: готовьтесь в дорогу.
– Когда тронемся? Наверное, чем скорее, тем лучше!
– Как только спрячем ваше золото, соберем провизию и все как следует обдумаем.
– Я полагаюсь на вас!
– А остальные?
– Ивон всегда на вашей стороне, в нем я совершенно уверен. Да и Жан-Мари тоже согласится. Вы же знаете его.
Спустя несколько часов Феликс подозвал к себе бывшего вождя паталосов и спросил, не знает ли тот подходящего тайника. Синий человек научился кое-как объясняться с индейцами, к тому же верный Генипа всегда был рядом, так что вождь быстро понял, чего от него хотят. Просьба не вызвала у него ни любопытства, ни протеста. Он помог выбрать место, где и спрятал сокровища, торжественно объявив, что они принадлежат белым друзьям паталосов и тайна будет свято храниться.
Бывший вождь и немногие посвященные поклялись не открывать ее никому. Клятву скрепили кровью. Знаток кураре утверждал, что ни один индеец не нарушит подобного обещания. Это немного успокоило Беника.
Оставалось позаботиться о провизии.
И тут возникла неожиданная загвоздка. Оказалось, что паталосы настолько привязались к своему новому вождю, что ни в какую не хотели отпускать его от себя. Белые могут идти на все четыре стороны, но Лазурный Бог… их идол… покровитель племени… Нет!.. Это невозможно!
Синий человек был в отчаянии: ему не уйти отсюда, он так и останется среди дикарей, вождем племени каннибалов.
Однако тут в дело вмешался Генипа. Синий человек, дескать, вовсе и не думает покидать их навсегда. Напротив. Он лишь желает посетить соседние страны, другие народы… Он скоро вернется. Если паталосы не верят, они могут отправить с ним своих людей.
– Позволь, – сказал по-французски Жан-Мари, который тоже успел научиться понимать местный диалект, – о чем ты говоришь? Что мы будем делать с этими индейцами?
– Жамали говорит не думая. Когда мы будем далеко отсюда, нам будет легче отделаться от них. Может случиться, что конвой сослужит нам добрую службу – защитит от нападения других племен.
– А если они на захотят оставить нас?
– Генипа знает секрет кураре…
– Боже! Что ты говоришь? Ты решишься убить их?
– Ради Синего человека – конечно!
– Без глупостей, дружок, мы никого не будем убивать.
Предложение сопровождать Лазурного Бога в его путешествии было воспринято с восторгом. Этой чести удостоили двенадцать самых выносливых, самых крепких и смелых воинов. Отныне они стали телохранителями Синего человека, его гвардейцами.
Феликс, опасавшийся каких-нибудь новых осложнений, торопился. Отбытие назначили на послезавтра.
Как истинный француз, Обертен мало что смыслил в географии. Поднатужившись, он припомнил карту Южной Америки и постановил, что нужно идти все время на юг. На том и порешили.
Для моряков, профессионалов в этом деле, определить южное направление не составляло труда. Правда, и индейцы по каким-то своим, лишь им известным приметам, умели выбрать верную дорогу и ни разу не отклониться от курса.
Жан-Мари сообщил, что, по его сведениям, на юге, за горами, есть большое, но мелководное озеро, которое легко будет переплыть.
Наутро паталосы покидали свои семьи, не зная, когда вернутся и вернутся ли вообще. Они поцеловали жен, детишек и тронулись в путь.
Дюжие краснокожие шли через леса, через болота, через маленькие ручейки и полноводные реки, шли туда, куда их вели.
Поначалу все складывалось удачно. Индейцы хорошо знали местность – это была их земля. Так что экспедиция оказалась застрахована от случайностей.
В первый день преодолели двадцать километров. Столько же во второй. Еды хватало. Поэтому не пришлось даже тратить время на охоту или ловлю рыбы.
В следующие два дня тоже ничего особенного не случилось, если не считать того, что Феликс страшно утомился и ослаб. Тогда компания решила сделать привал. Выбрали подходящее место. Паталосы мигом смастерили хижины для белых. Они заметили вокруг множество кабаньих следов и предвкушали удовольствие, которое доставит им охота.
Генипа и Уаруку решили устроить облаву. В сопровождении дюжины индейцев они скрылись в лесу.
Прошло два часа. Парижанин дремал на подстилке из пальмовых листьев, когда запыхавшийся, обливаясь потом, прибежал Генипа.
Увидеть бегущего краснокожего, вообще, можно не часто. А уж индеец, чье лицо буквально искажено ужасом, и вовсе невероятное явление. Однако все было именно так.
– Где Синий человек? – выпалил Генипа.
– Спит, – ответил Жан-Мари, охваченный безотчетным страхом.
В эту минуту Феликс проснулся.
– Эй, Генипа! Твоя охота удалась?
– Знаток кураре ничего не принес!
– Жаль, а я надеялся на жаркое из кабана…
– Знаток кураре сам стал добычей!
– О чем ты?
– За ним охотились!
– За тобой, но кто?
– Солдаты!
– Ты сказал «солдаты»? Здесь, в этой дикой стране? Да ты с ума сошел!
– Солдаты с ружьями!.. Черные солдаты с ружьями!.. Белый командир тоже с ружьем. Знаток кураре сам видел.
– Тысяча чертей! Мы, кажется, влипли. Жан-Мари, Беник, что скажете об этом?
– Ничего хорошего, месье, – в один голос отвечали матросы.
– Но откуда их черт принес? Скажи, Генипа, много ли их?
Дикари, как известно, не сильны в счете. Они могут сосчитать до десяти по пальцам рук, в крайнем случае, до двадцати, если прибавят еще ноги. Но на этом их знания кончаются. Дальше они говорят просто «очень много».
Несмотря на то, что он был очень взволнован, Генипа все же терпеливо пересчитал пальцы на руках, затем на ногах, потом прибавил к этому руки и ноги Феликса, Жан-Мари, Ивона.
– И это еще не все? – простонал Синий человек.
Между тем Генипа привлек к операции шестерых паталосов и снова вернулся к своим рукам.
– Там целый батальон! – В другой ситуации Феликс покатился бы со смеху, но теперь даже не улыбнулся.
Знаток кураре все считал и считал.
– Скажите лучше, корпус или армия, – возразил Жан-Мари, когда перевалило за две сотни.
– Я не всех видел, – заключил Генипа.
– Говоришь, солдаты вооружены?
– У каждого ружье и много патронов.
– Где же они?
– Там! – Генипа указал на запад. – В лагере! Едят жареного кабана.
– Счастливчики! – Феликс, как обычно, умирал от голода. – Может быть, солдаты пройдут мимо? Здесь есть где спрятаться.
– Но паталосы на охоте, – заметил Жан-Мари.
– Да, верно.
– Месье Феликс, вот они, – радостно воскликнул Ивон.
Уаруку насторожился, но не залаял: друзья идут.
Однако не прошло и секунды, как пес зарычал, ощетинился и оскалил зубы.
– Похоже, что краснокожие не одни, – сказал Ивон, наизусть выучивший все повадки своего четвероногого друга.
И действительно, вскоре из леса показались индейцы. Среди них был пленник. Пленник! Беглецы не могли поверить глазам.
Паталосы подвели к ним высокого негра. Конвоиры разоружили его и поделили оружие между собой. Один гордо нес ружье. Другой тащил штык, и глаза его при этом были полны счастья. У третьего на шее висел мушкетон. Четвертому достался патронташ.
Оставшиеся двое за обе руки вели пленника, который испуганно озирался по сторонам. Его фарфоровой белизны глаза были полны тоски и беспокойства.
При виде этой забавной компании Феликс прыснул, хотя обстановка вовсе не располагала к веселью. Оба матроса и Ивон тоже не смогли удержаться от смеха.
Однако через мгновение всех охватил неподдельный страх.
Подойдя к Жану-Мари, негр не торопясь разглядел его и, будто бы удостоверившись в чем-то, вдруг приложил руку к козырьку, вытянулся в струнку и произнес:
– Здравия желаю!
– Сержант Педро! – в испуге воскликнул Жан-Мари, узнав в пленнике своего бывшего подчиненного.