Страница:
Случай не заставил себя долго ждать.
Беглецы вновь пустились в путь. Вот уже два часа, как им приходилось пробивать себе дорогу среди густых зарослей. Паталосы шли впереди и в полном смысле слова прорубали чащу, размахивая саблями. В остальном же друзья чувствовали себя неплохо. В новой одежде было не жарко, а об удобстве обуви и говорить не приходилось. Они и думать забыли о своих недавних босоногих мучениях.
Внезапно послышался шум, и индеец, шедший во главе колонны, велел остановиться. Уаруку навострил уши и встал в стойку, готовый в любую секунду ринуться вперед. Генипа поднял лук, Беник зарядил ружье и лязгнул затвором. Боцман заметил, как метнулась в кустах тень, и выстрелил в тот самый момент, когда Генипа крикнул ему на ухо:
– Не стреляй, Беник! Не стреляй!
Вдали раздался невообразимый шум.
– Настоящий залп, – оценил бретонец.
Затем все услышали душераздирающий крик, как будто визжал поросенок, которого режут.
– Попал! Попал!.. – обрадовался стрелок и бросился на крик.
– Назад!.. Беник!.. Назад! – кричал Знаток кураре.
Куда там! Охваченный азартом француз ничего не слышал, ничего не понимал. Ведь там подстреленная дичь! Он подстрелил ее!
– Кто это: свинья?.. Дикий кабан?..
Беник подбежал к жертве, чтобы прикончить ее, но крик удивления вырвался из его груди.
Со всех сторон показались разъяренные звериные морды. Маленькие, красноватые глазки, оскаленные клыки. Штук двадцать кабанов встали полукругом и загородили раненого собрата.
Однако боцман и не думал отступать. Ему во что бы то ни стало нужна была добыча. Разве может матрос спасовать перед свиньями, пусть даже и дикими? Беник бросился на врага. Он размахивал ножом, крушил, громил направо и налево. Шеренга рассеялась, и вскоре вокруг лежало уже несколько раненых животных. Боцман не посрамил флот. Но раненые звали на помощь. Из лесной чащи послышался зловещий топот копыт. Он приближался, становясь все громче. Из зарослей показались кабаны. Их было вдвое, втрое, вчетверо больше прежнего.
Охотник почувствовал острую боль в ногах и, опустив глаза, увидел, что весь в крови. Если бы не кожаные башмаки, ноги его оказались бы изодраны до костей. Напрасно он пытался сладить с разъяренными животными. На место убитых тут же вставали новые, еще более свирепые. Оставалось только отступить. И не просто отступить, а бежать, драпать со всех ног. Иначе – конец!
Беник боялся упасть. Куда бы он ни ступал, всюду нога его утыкалась в спину или в бок кабана. Злополучный охотник совсем растерялся и потерял ориентацию, он не знал, куда нужно идти.
К счастью, бретонец вовремя расслышал окрик Генипы:
– Сюда, Беник! Скорее сюда!
Бежать!
Наконец француз увидел индейца, который искал его вместе с верным Уаруку.
– О! Грязные твари!
– Беги, Беник! Беги!
Генипа, который, как известно, не ведал малодушия, повернулся и побежал впереди боцмана, то и дело оборачиваясь и как бы указывая ему путь. Вдвоем они выскочили на небольшую поляну. Знаток кураре остановился под деревом, чьи длинные ветви спускались почти до земли.
– Это нам и нужно!
– К нам, Беник! – раздался сверху голос Жана-Мари.
Задрав голову, охотник увидел матроса, который протягивал к нему руки.
– Поднимайся!
От страха силы удвоились, и боцман моментально очутился наверху, не заметив даже, что весь расцарапан ветвями.
– Месье Синий человек, возьмите мою собаку, – попросил Генипа и приподнял Уаруку.
Феликс схватил пса за загривок и втащил наверх. После этого к ним присоединился и Генипа.
– Ну что, старина, – насмешливо спросил Жан-Мари, – тебя не слишком потрепали?
– Не говори! Еще немного, и эти хрюшки оставили бы от меня один скелет.
– Это пекари, дикие свиньи, – задумчиво сказал Генипа, вытирая окровавленную ногу.
– Так эту дрянь называют пекари?.. Нечисть какая! А кстати, куда подевались паталосы? – Беник только что заметил: на дереве сидели лишь Феликс, Генипа, Жан-Мари и Ивон.
– Как куда? Они, как и мы, на деревьях… понемногу на каждом. Кто куда успел.
– Но каким образом этим бестиям удалось обратить в бегство дюжину мужчин?
– Ты бы посмотрел, что они с тобой делали! К ним лучше не приближаться. Еще немного, и от тебя остались бы только роскошные башмаки. Между прочим, куда ты подевал ружье?
– Оно осталось на поле боя.
– А нож?
– Сломался.
– Зачем ты выстрелил? – спокойно спросил Генипа, заряжая лук отравленной стрелой. – Я знаю пекари. Эти злобные животные всегда убивают одинокого охотника.
– Слава Богу, что Генипа, услыхав их топот, подсказал нам взобраться на это дерево, а сам отправился на ваши поиски, дядя. А то бы мы побежали к вам, и я не знаю, чем бы все кончилось.
– Пекари разорвали бы вас! Свиньи очень разъярены! Чувствуете, как они пытаются раскачать дерево?
В самом деле, кабаны, похоже, решили взять убежище людей штурмом, начав раскачивать воздушную крепость. К счастью, дерево было очень мощным. Будь оно потоньше, охотникам пришлось бы худо. Окружив дерево, кабаны числом до сотни угрожающе ревели, становились на задние ноги, вытягивали вперед свои пятачки и по очереди, с разбега, атаковали ствол, страшно радуясь, когда от него отлетали щепки.
В конце концов, утомившись, нападающие отошли назад, улеглись на траву, немного отдохнули и с новыми силами взялись за старое, и не подумав покидать поле битвы. Напротив, всем своим видом они показывали, что своего добьются.
Европейцы только диву давались, а Генипа объяснил, что пекари очень сплоченны, все делают сообща: добывают пищу, защищают своих от любого врага – человека ли, пумы, удава или ягуара. Никто не в силах устоять против пекари, когда те все вместе.
Между тем необходимо было что-то предпринять. У осажденных не было ни пищи, ни воды. У Феликса и Жана-Мари, к счастью, остались ружья, а у Генипы – несколько стрел.
Двумя выстрелами убили двух пекари, Знаток кураре уложил третьего. Однако эти три смерти не произвели ни малейшего впечатления на атакующих. Шум выстрелов их не пугал. Штурм дерева-крепости усиливался.
Французы стреляли, пекари падали. И ничего не менялось. Атаки кабанов становились все яростнее, а охотники уже начинали страдать от голода и жажды.
Надо было уничтожить неприятеля.
Но как это сделать? Откуда взять силы? Где раздобыть боеприпасы?
ГЛАВА 12
– Это они, должно быть, демонстрируют, что нас ожидает, если окажемся в их власти. – Бенику, изнывающему от жестокой жажды, было вовсе не до шуток.
Остальные чувствовали себя не лучше. Феликса мучил голод, Жан-Мари положил в рот пулю и сосал ее, словно леденец, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о воде и пище. Ивон тихо постанывал, а Уаруку повис на ветвях и, высунув язык, тяжело дышал.
– А! Чертовы твари! – взвыл боцман. – И в ус не дуют! Когда они наконец уберутся отсюда?
– Когда мы будем мертвы! – ответил Генипа, чей запас отравленных стрел почти иссяк.
Правда, пороха и пуль было еще много.
Вскоре и без того серьезное положение осложнило новое происшествие. Под деревом запылал огонь. Полыхала трава, дымился мох. Причиной возгорания, вероятно, послужил пыж. Траву и мох высушило солнце, так что им ничего не стоило загореться. Мало того, что друзей мучила жажда и изводил голод. Теперь к этим мучениям прибавилась опасность задохнуться. В дыму скрылась земля и разъяренные пекари. Осажденным приходилось подниматься выше и выше, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Они добрались до вершины.
Генипа не оставил своего верного пса и, привязав его к шее, тащил за собой. Несчастное животное, будто понимая что-то, целиком доверилось хозяину и не сопротивлялось.
Пламя разгоралось, дым поднимался все выше.
Наконец Феликс предложил спуститься и попытаться убежать. Жан-Мари поддержал его, Ивон тоже. Только Беник, успевший испытать на себе, что такое пекари, настаивал на том, чтобы остаться. Иначе, считал он, им не жить.
Положение казалось безвыходным, как вдруг с земли послышались устрашающие вопли. Звуки были довольно необычны, однако не оставляли сомнений: это кричали люди. В ту же минуту, сквозь дымовую завесу, друзья заметили рассеявшиеся по поляне огоньки. Наступал вечер, и различить в темноте тех, кто нес факелы, было невозможно. Огни приближались, крики становились громче. Они смешались с ревом обезумевших пекари.
– Это паталосы, – прошептал Генипа, чей слух уловил наконец военный клич людоедов.
– Спускайтесь! Опасности больше нет! – крикнули снизу.
Нет смысла описывать, с какой скоростью несчастные спустились с дерева. В горле першило, глаза слезились. Они едва ли не кубарем скатились вниз.
Знаток кураре не ошибся. Это были паталосы. Увидев издали, что происходит нечто неладное, индейцы пришли на помощь. Каждый взял в руку факел – и будь что будет. Известно, как дикие звери боятся огня. И так, с факелом в одной руке и с саблей в другой дикари ринулись на пекари, решив драться до последнего вздоха.
Кабаны, увидев, что окружены паталосами, обезумели от страха, но все же готовы были дать бой, пусть последний бой. Но силы оказались неравными.
Если бы не паталосы, друзья без сомнения погибли бы.
Нетрудно представить себе, как они благодарили храбрых индейцев. Феликс энергично тряс за руку вождя, второго Синего человека, которому это явно льстило. Беник, самый экспансивный из всех, охотно расцеловал бы каждого, если бы только краснокожим был знаком этот знак признательности и любви.
Вокруг дерева валялись семьдесят кабаньих туш. Некоторые обгорели. А те, что оказались совсем близко к дереву, просто-напросто поджарились, так что времени на приготовление ужина тратить не пришлось. Но все смертельно хотели пить. Пить! Там, дальше, есть ручей! Отправились к воде, держа наготове оружие. Вдруг твари вернутся! Но пекари ушли, чтобы больше никогда не возвращаться на то место, где они потерпели поражение.
С какой жадностью люди припали к воде! Пили, пили, каждой клеточкой впитывая спасительную влагу.
Утолив жажду, они вернулись обратно. Надо было разделать туши. Однако ни у кого не хватило терпения даже выпотрошить их. Все торопились попробовать горячее, душистое сало. По всей округе распространился чудесный запах подкопченной свинины.
Спасители и спасенные расселись на траве и принялись уплетать деликатес за обе щеки. Беник уже не разбирал, как убили кабана: пулей или отравленной стрелой. Он заглатывал огромные куски, так что только за ушами трещало.
Шумная, возбужденная компания на все лады обсуждала опасное, но счастливо закончившееся происшествие.
Наевшись до отвала, уставшие люди улеглись спать, положив рядом оружие и оставив на часах Уаруку. Ведь здесь не долго встретиться и с ягуаром.
Надеясь на пса, спали спокойно. За ночь ничего не случилось. Все хором так громко храпели, что ни один хищник – ни ягуар, ни пума, ни оцелотnote 232, – не рискнул даже приблизиться к стану столь страшных существ.
На следующее утро позавтракали холодной свининой, сбегали к ручью набрать воды во фляги, сделали новые стрелы – и в путь!
Равнины, леса, косогоры, долины… Шли для того, чтобы идти, пусть даже неизвестно куда. Генипа уверял, что они движутся на юг. Он не терял ориентиров и ночью, когда солнце скрывалось за горизонтом.
– В таком случае, – заключил Жан-Мари, – мы должны быть недалеко от аргентинской границы. С какой радостью я скажу «прощай» Бразилии…
– Навсегда, матрос? А как же наши сокровища?
– Да! Я совсем позабыл о них. С тех пор, как мы покинули деревню людоедов, столько всего произошло…
– Мы вернемся, обязательно вернемся с подкреплением! Заберем нашу желтую землю… Это первое, что мы сделаем, не так ли, месье Феликс?
– Конечно, дорогой Беник! – Синий человек еле говорил. Последнее время он чувствовал страшное утомление.
– Что с вами, месье? – уже во второй раз спрашивал Жан-Мари.
– Мои ноги точно ватные. Боюсь, опять чертова болезнь! Скажите, друзья, я все еще синий?
– Увы! Незачем скрывать: вы синей, чем обычно!
– Что я буду делать, вернувшись?! Надо мной будут смеяться белые, негры, мулаты, индейцы, а может, и домашние животные. Ноги отказываются идти! Мне бы коня или мула…
– Коня? Я найду коня! – вскричал Генипа.
– Как! Неужели ты и в этом нам поможешь, приятель?
– Ради вас, месье, ради Беника, ради Ивона, ради Жамали и ради себя самого! Я знаю, где взять лошадь.
– Не может быть!
– Я видел следы.
– Это, наверное, дикие лошади?
– Не знаю. Что такое дикие?
– Я хотел сказать, что это лошади, которые никому не принадлежат, у которых нет хозяина. Понимаешь?
– Почему ты об этом говоришь?
– Ну, прежде всего потому, что дикие лошади переломают нам шеи. Должно быть, у этих коньков крутой нрав и неизвестно, захотят ли они служить нам. А мы ведь не гаучо. Да и потом, если это лошади не дикие, тогда они кому-то принадлежат, и вряд ли этот кто-то захочет, чтобы мы пользовались его собственностью. Генипа! У тебя такие глаза, будто ты не имеешь понятия о том, что такое твое и мое.
– Тогда я не возьму лошадей.
– Не сейчас, во всяком случае.
Прошло еще два часа. За это время Феликс совершенно изнемог. Вдруг путешественники увидели просторный загон. За деревянной изгородью громко ржали и фыркали сотни великолепных лошадей. Как красиво гарцевали эти красавцы! Посреди бескрайней прерии они чувствовали себя относительно свободно.
– Где-то поблизости ранчо!note 233 – воодушевился Жан-Мари. – Там мы найдем пристанище.
Действительно, к загону подъехал какой-то человек. Суровое, неприветливое лицо, заросшее щетиной до самых глаз. Всадник был одет в кожаную куртку и кожаные брюки. На ярко-красном поясе поблескивал кинжал.
Заметив белых, незнакомец круто повернул, подняв на дыбы коня, сухо поздоровался и пригласил странных путников к себе в дом. Возле загона возвышалась деревянная хижина, крытая пальмовым листом.
Жан-Мари, Беник, Ивон, Феликс и Генипа невыразимо обрадовались приглашению и вслед за хозяином вошли внутрь. По стенам висела конская сбруя, а всей мебели – два гамака да множество бычьих черепов, заменявших гаучо стулья. Единственным украшением хижины служила гитара.
Паталосы чувствовали себя не в своей тарелке. Смущенные, они остановились поодаль, на почтенном расстоянии от загона, и улеглись отдыхать прямо на земле.
Синий человек конечно же очень удивил пастуха. Тот поначалу принял его за выкрашенного индейца.
Незнакомец оказался гостеприимным сверх всяких ожиданий. Он отдал гостям все, что имел: сушеное мясо, маисовые галеты, водку. Путешественники с благодарностью приняли его дары, с аппетитом поели и вступили в переговоры. Жан-Мари переводил.
Человек говорил на смешанном португало-испанском, добавляя местные выражения. Жану-Мари такой коктейль был давно и хорошо знаком. Так что с общением трудностей не было.
Друзья узнали, что их гостеприимный хозяин – пеонnote 234, батрак на службе у скотовода по имени Рафаэль Кальдерон, который живет в двух днях пути на юг.
Кальдерон очень богат, владеет обширными землями и многочисленными стадами лошадей, крупного рогатого скота и овец, за которыми ухаживают десятки пеонов.
Новый знакомый наших героев сказал, что рад принимать у себя путешественников, а тем более европейцев, и помочь им в их затруднительном положении. Феликс удивился тому, насколько вежлив и учтив был обыкновенный пастух, полудикий человек, позабывший в этой глуши о том, что такое цивилизация.
Быть может, Феликс не так удивился бы всему этому, если бы знал, что гаучо, большей частью полуиспанцы, полуиндейцы, наследовали изысканные манеры от отцов-кастильцевnote 235 вместе с внушительной внешностью и привычкой – увы! – чуть что, хвататься за нож.
Жизнь этих людей почти целиком протекала в седле. Они превратились в настоящих кентавровnote 236 прерий.
Расстояние от хижины до ранчо Кальдерона пеон преодолевал за два дня.
Но это были два дня дьявольского аллюраnote 237. Пешком столько не пройти.
Пастух вызвался проводить путников и предложил каждому выбрать себе лошадь. И тут возникла заминка. Жану-Мари пришлось объяснить, что не все они первоклассные наездники и опасаются чересчур резвых скакунов.
Такое признание поразило гаучо. Это было выше его понимания. Какой бы игривой ни была лошадь, она повинуется тому, кто оседлал ее. Как же может быть иначе? Но, коли так, пеон, улыбнувшись, предложил друзьям мулов.
– Дело в том, что мы моряки, – смущенно добавил Жан-Мари, заметив улыбку, – а моряки хоть и любят лошадей, но… знаете ли… лучше от греха подальше… К тому же Синий человек болен, а еще среди нас ребенок.
Мулов быстро оседлали и отправились в путь.
Паталосы, очевидно, чувствуя приближение цивилизации, попросили, чтоб белые отпустили их. Все, что мог сделать Феликс, – это упросить, умолить их довести процессию до ранчо.
Ему все еще было не по себе, так что пришлось отказаться от быстрого бега. Поэтому вместо двух дней дорога заняла почти четыре. К счастью, они запаслись провизией и ни в чем не нуждались. Вечером вставали лагерем под открытым небом. Седла служили подушками, а кожаные попоныnote 238 – одеялами.
На исходе четвертых суток путешественники неожиданно увидели впереди просторный дом.
– Ранчо, – сказал пеон и стегнул лошадь. Она пустилась в галоп.
Не прошло и пяти минут, как ускакавший вернулся в сопровождении очень симпатичного, седого, бородатого мужчины лет пятидесяти, одетого в элегантный костюм белой фланели. На голове его красовалась широкополая шляпа.
– Сеньор Рафаэль Кальдерон, – объявил пастух, учтиво поклонившись.
– Добро пожаловать, чувствуйте себя как дома, – произнес владелец ранчо на чистом французском языке.
Теперь пришла пора Феликсу вмешаться в разговор.
Он от себя и от имени своих друзей поблагодарил хозяина дома за приглашение и выразил удивление по поводу его чистейшего французского.
Дон Рафаэль объяснил: пеон рассказал ему, что гости – французы. Что же касается самого Кальдерона, то он учился во Франции, считает эту страну второй родиной и безмерно рад прийти на помощь своим почти что соотечественникам.
Внешность бакалейщика, конечно, заинтриговала ранчеро. Но, как человек воспитанный, он не показал виду и ни о чем не спросил, ожидая, что гость сам рано или поздно все расскажет.
После обильного ужина Феликс в подробностях поведал Кальдерону всю свою долгую историю, начиная со встречи с английским крейсером и кончая побегом из Диаманты. Любопытство дона Рафаэля было полностью удовлетворено.
– Вижу, месье, что вы больны, очень больны, и, если пожелаете остаться у меня – я был бы несказанно рад. Хотя в округе и нет врача, пошлем за доктором Руизом. Он, возможно, поможет. Не отказывайте мне, ради Бога. Примите приглашение. Очень меня обяжете. Ну, а если нет и захотите все-таки отправиться в Буэнос-Айрес, помогу вам добраться и туда.
– Однако, месье, мне кажется, что до столицы Аргентины еще далеко.
– Ближе, чем вы думаете.
– Мы не имеем ни малейшего понятия о том, где находимся.
– Как раз в месте слияния рек Корумба и Паранаиба.
– А где же Гояс?note 239
– Милях в пятидесяти отсюда.
– Вот это сюрприз!
– Ничего удивительного! Вы шли наугад. Почему бы вам было не прийти сюда? Итак. Если хотите попасть в Буэнос-Айрес, нет ничего проще. Завтра отходит один из моих кораблей с грузом арахиса и воловьих шкур. Он останавливается в Санта-Мария, в Коринту и в Паранаnote 240. В Парана можете пересесть на пароход, что курсирует до Буэнос-Айреса и обратно. Отсюда до Парана две тысячи километров.
– Две тысячи! – прервал Феликс.
– Точно! Мой корабль делает в среднем триста миль в день. Так что это дело какой-нибудь недели. Из Парана до Буэнос-Айреса четыреста километров… Небольшая морская прогулка. Что касается денег, то об этом не беспокойтесь. Это вопрос второй.
– Не понимаю…
– Я дам вам взаймы под честное слово ту сумму, какая понадобится. По приезде в Буэнос-Айрес телеграфируйте в Европу и попросите вашего банкира в Париже связаться со мной. Вот и все. В Буэнос-Айресе есть отличные врачи, которые учились в Европе. Это настоящие ученые.
– Мне, право, неудобно. Вы так хлопочете…
– Разве то, что вы называете хлопотами, неестественно? Не лишайте меня удовольствия оказать услугу французам. В Аргентине, кстати, у вас будет много соотечественников. Я назову некоторых. Это друзья, настоящие друзья. Они помогут. Итак, решайте, как поступить: остаться здесь на месяц и ждать следующего судна или ехать завтра же?
– Как ни приятно мне ваше общество, вынужден отказаться от него, ибо чувствую себя все хуже. Кроме того, хотелось бы побыстрее связаться с семьей.
– Все это понятно. Значит, вы едете завтра! Я не в силах задержать мой корабль, он должен встретиться с пароходом. А то бы обязательно упросил вас побыть здесь хотя бы несколько дней. Вы не можете, как, впрочем, и ваши друзья, оставаться в таком облачении. В моем магазине есть все, необходимое: белье, одежда, обувь и т.д. Возьмите и ткани, и все, что понравится – отблагодарите ваших индейцев за их преданность. Теперь о деньгах. Как вы полагаете: хватит ли вам двадцати тысяч франков?
– Что вы! Двадцать тысяч!.. Это слишком много!
– Договорились. Двадцать тысяч наличными, и еще столько же – векселемnote 241. Оплатит мой банкир.
Генипа загрустил. Бедняга никак не мог решиться сказать спутникам последнее прощай. Ведь он полюбил их всем сердцем. Но надо было идти с паталосами, охранять золото. Друзья обещали скоро вернуться, и это немного успокоило индейца. Пожав всем руки, расцеловавшись с каждым, Знаток кураре, понурив голову, присоединился к паталосам. Рядом с ним по-прежнему был его пес, которого за минуту до того Ивон обнимал и целовал со слезами.
– До свидания, Генипа! До скорого свидания!
Друзья тепло попрощались с доном Рафаэлем, и корабль ушел.
Через девять дней Беник, Ивон, Жан-Мари и Феликс сошли на берег в Буэнос-Айресе.
Была глубокая ночь. Синий человек, не в состоянии даже смотреть по сторонам, ничем не интересуясь, едва смог добраться до отеля. Благо в темноте его никто не видел.
На следующее утро он отправил Жана-Мари на телеграф с двумя депешами. Первая гласила:
«Обертен. Улица Ренар. Париж.
«Дорада» потерпела крушение. Чек потерян. Очень болен. Без средств в Буэнос-Айресе. Предупредите отца. Приезжайте, если возможно, с первым же кораблем.
Феликс Обертен.
Отель «Де Монд», Буэнос-Айрес».
Вторая телеграмма была адресована главному банкиру фирмы.
«Банкир Ферран. Улица Тэбу. Париж.
Потерпел крушение. «Дорада» погибла. Перешлите сорок тысяч франков банкиру Пересу, Буэнос-Айрес.
Феликс Обертен».
Спустя час Жан-Мари возвратился с растерянным видом.
– Бумажные души! Мошенники! Воры! Крысы!
– Что случилось, что случилось?!
– Они взяли с меня пятьсот франков!
– Святая Дева! Десять франков за слово!
– Десять франков! Надо же так бесстыдно обирать ближнего!
– Напротив, друг мой! Подумайте только о том, сколько стоит провести кабель под водой. Ведь телеграммы придут во Францию через каких-то несколько часов…
Беглецы вновь пустились в путь. Вот уже два часа, как им приходилось пробивать себе дорогу среди густых зарослей. Паталосы шли впереди и в полном смысле слова прорубали чащу, размахивая саблями. В остальном же друзья чувствовали себя неплохо. В новой одежде было не жарко, а об удобстве обуви и говорить не приходилось. Они и думать забыли о своих недавних босоногих мучениях.
Внезапно послышался шум, и индеец, шедший во главе колонны, велел остановиться. Уаруку навострил уши и встал в стойку, готовый в любую секунду ринуться вперед. Генипа поднял лук, Беник зарядил ружье и лязгнул затвором. Боцман заметил, как метнулась в кустах тень, и выстрелил в тот самый момент, когда Генипа крикнул ему на ухо:
– Не стреляй, Беник! Не стреляй!
Вдали раздался невообразимый шум.
– Настоящий залп, – оценил бретонец.
Затем все услышали душераздирающий крик, как будто визжал поросенок, которого режут.
– Попал! Попал!.. – обрадовался стрелок и бросился на крик.
– Назад!.. Беник!.. Назад! – кричал Знаток кураре.
Куда там! Охваченный азартом француз ничего не слышал, ничего не понимал. Ведь там подстреленная дичь! Он подстрелил ее!
– Кто это: свинья?.. Дикий кабан?..
Беник подбежал к жертве, чтобы прикончить ее, но крик удивления вырвался из его груди.
Со всех сторон показались разъяренные звериные морды. Маленькие, красноватые глазки, оскаленные клыки. Штук двадцать кабанов встали полукругом и загородили раненого собрата.
Однако боцман и не думал отступать. Ему во что бы то ни стало нужна была добыча. Разве может матрос спасовать перед свиньями, пусть даже и дикими? Беник бросился на врага. Он размахивал ножом, крушил, громил направо и налево. Шеренга рассеялась, и вскоре вокруг лежало уже несколько раненых животных. Боцман не посрамил флот. Но раненые звали на помощь. Из лесной чащи послышался зловещий топот копыт. Он приближался, становясь все громче. Из зарослей показались кабаны. Их было вдвое, втрое, вчетверо больше прежнего.
Охотник почувствовал острую боль в ногах и, опустив глаза, увидел, что весь в крови. Если бы не кожаные башмаки, ноги его оказались бы изодраны до костей. Напрасно он пытался сладить с разъяренными животными. На место убитых тут же вставали новые, еще более свирепые. Оставалось только отступить. И не просто отступить, а бежать, драпать со всех ног. Иначе – конец!
Беник боялся упасть. Куда бы он ни ступал, всюду нога его утыкалась в спину или в бок кабана. Злополучный охотник совсем растерялся и потерял ориентацию, он не знал, куда нужно идти.
К счастью, бретонец вовремя расслышал окрик Генипы:
– Сюда, Беник! Скорее сюда!
Бежать!
Наконец француз увидел индейца, который искал его вместе с верным Уаруку.
– О! Грязные твари!
– Беги, Беник! Беги!
Генипа, который, как известно, не ведал малодушия, повернулся и побежал впереди боцмана, то и дело оборачиваясь и как бы указывая ему путь. Вдвоем они выскочили на небольшую поляну. Знаток кураре остановился под деревом, чьи длинные ветви спускались почти до земли.
– Это нам и нужно!
– К нам, Беник! – раздался сверху голос Жана-Мари.
Задрав голову, охотник увидел матроса, который протягивал к нему руки.
– Поднимайся!
От страха силы удвоились, и боцман моментально очутился наверху, не заметив даже, что весь расцарапан ветвями.
– Месье Синий человек, возьмите мою собаку, – попросил Генипа и приподнял Уаруку.
Феликс схватил пса за загривок и втащил наверх. После этого к ним присоединился и Генипа.
– Ну что, старина, – насмешливо спросил Жан-Мари, – тебя не слишком потрепали?
– Не говори! Еще немного, и эти хрюшки оставили бы от меня один скелет.
– Это пекари, дикие свиньи, – задумчиво сказал Генипа, вытирая окровавленную ногу.
– Так эту дрянь называют пекари?.. Нечисть какая! А кстати, куда подевались паталосы? – Беник только что заметил: на дереве сидели лишь Феликс, Генипа, Жан-Мари и Ивон.
– Как куда? Они, как и мы, на деревьях… понемногу на каждом. Кто куда успел.
– Но каким образом этим бестиям удалось обратить в бегство дюжину мужчин?
– Ты бы посмотрел, что они с тобой делали! К ним лучше не приближаться. Еще немного, и от тебя остались бы только роскошные башмаки. Между прочим, куда ты подевал ружье?
– Оно осталось на поле боя.
– А нож?
– Сломался.
– Зачем ты выстрелил? – спокойно спросил Генипа, заряжая лук отравленной стрелой. – Я знаю пекари. Эти злобные животные всегда убивают одинокого охотника.
– Слава Богу, что Генипа, услыхав их топот, подсказал нам взобраться на это дерево, а сам отправился на ваши поиски, дядя. А то бы мы побежали к вам, и я не знаю, чем бы все кончилось.
– Пекари разорвали бы вас! Свиньи очень разъярены! Чувствуете, как они пытаются раскачать дерево?
В самом деле, кабаны, похоже, решили взять убежище людей штурмом, начав раскачивать воздушную крепость. К счастью, дерево было очень мощным. Будь оно потоньше, охотникам пришлось бы худо. Окружив дерево, кабаны числом до сотни угрожающе ревели, становились на задние ноги, вытягивали вперед свои пятачки и по очереди, с разбега, атаковали ствол, страшно радуясь, когда от него отлетали щепки.
В конце концов, утомившись, нападающие отошли назад, улеглись на траву, немного отдохнули и с новыми силами взялись за старое, и не подумав покидать поле битвы. Напротив, всем своим видом они показывали, что своего добьются.
Европейцы только диву давались, а Генипа объяснил, что пекари очень сплоченны, все делают сообща: добывают пищу, защищают своих от любого врага – человека ли, пумы, удава или ягуара. Никто не в силах устоять против пекари, когда те все вместе.
Между тем необходимо было что-то предпринять. У осажденных не было ни пищи, ни воды. У Феликса и Жана-Мари, к счастью, остались ружья, а у Генипы – несколько стрел.
Двумя выстрелами убили двух пекари, Знаток кураре уложил третьего. Однако эти три смерти не произвели ни малейшего впечатления на атакующих. Шум выстрелов их не пугал. Штурм дерева-крепости усиливался.
Французы стреляли, пекари падали. И ничего не менялось. Атаки кабанов становились все яростнее, а охотники уже начинали страдать от голода и жажды.
Надо было уничтожить неприятеля.
Но как это сделать? Откуда взять силы? Где раздобыть боеприпасы?
ГЛАВА 12
Жажда, голод, огонь. – Помощь идет. – Спасены. – Поужинаем свининой! – Вперед! На юг! – По-прежнему синий. – Лошадиный след. – Пеон. – На мулах. – Ранчо дона Рафаэля Кальдерона. – Ради французов – все что угодно! – Благородный незнакомец. – «Где мы?» – Там, где сливаются Корумба и Паранаиба. – Девять дней на корабле. – Буэнос-Айрес. – Две телеграммы. – Крах! – Честь спасена!
До вечера борьба продолжалась с переменным успехом. Убитых пекари под деревом было не сосчитать. Ружья Феликса и Жана-Мари поработали на славу. Не отставал и Генипа. Несмотря на громадные потери, кабаны все еще не думали отступать. Гибель сородичей еще больше разозлила их. Самцы как бешеные кидались на своих раненых братьев, топтали, добивали их.– Это они, должно быть, демонстрируют, что нас ожидает, если окажемся в их власти. – Бенику, изнывающему от жестокой жажды, было вовсе не до шуток.
Остальные чувствовали себя не лучше. Феликса мучил голод, Жан-Мари положил в рот пулю и сосал ее, словно леденец, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о воде и пище. Ивон тихо постанывал, а Уаруку повис на ветвях и, высунув язык, тяжело дышал.
– А! Чертовы твари! – взвыл боцман. – И в ус не дуют! Когда они наконец уберутся отсюда?
– Когда мы будем мертвы! – ответил Генипа, чей запас отравленных стрел почти иссяк.
Правда, пороха и пуль было еще много.
Вскоре и без того серьезное положение осложнило новое происшествие. Под деревом запылал огонь. Полыхала трава, дымился мох. Причиной возгорания, вероятно, послужил пыж. Траву и мох высушило солнце, так что им ничего не стоило загореться. Мало того, что друзей мучила жажда и изводил голод. Теперь к этим мучениям прибавилась опасность задохнуться. В дыму скрылась земля и разъяренные пекари. Осажденным приходилось подниматься выше и выше, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Они добрались до вершины.
Генипа не оставил своего верного пса и, привязав его к шее, тащил за собой. Несчастное животное, будто понимая что-то, целиком доверилось хозяину и не сопротивлялось.
Пламя разгоралось, дым поднимался все выше.
Наконец Феликс предложил спуститься и попытаться убежать. Жан-Мари поддержал его, Ивон тоже. Только Беник, успевший испытать на себе, что такое пекари, настаивал на том, чтобы остаться. Иначе, считал он, им не жить.
Положение казалось безвыходным, как вдруг с земли послышались устрашающие вопли. Звуки были довольно необычны, однако не оставляли сомнений: это кричали люди. В ту же минуту, сквозь дымовую завесу, друзья заметили рассеявшиеся по поляне огоньки. Наступал вечер, и различить в темноте тех, кто нес факелы, было невозможно. Огни приближались, крики становились громче. Они смешались с ревом обезумевших пекари.
– Это паталосы, – прошептал Генипа, чей слух уловил наконец военный клич людоедов.
– Спускайтесь! Опасности больше нет! – крикнули снизу.
Нет смысла описывать, с какой скоростью несчастные спустились с дерева. В горле першило, глаза слезились. Они едва ли не кубарем скатились вниз.
Знаток кураре не ошибся. Это были паталосы. Увидев издали, что происходит нечто неладное, индейцы пришли на помощь. Каждый взял в руку факел – и будь что будет. Известно, как дикие звери боятся огня. И так, с факелом в одной руке и с саблей в другой дикари ринулись на пекари, решив драться до последнего вздоха.
Кабаны, увидев, что окружены паталосами, обезумели от страха, но все же готовы были дать бой, пусть последний бой. Но силы оказались неравными.
Если бы не паталосы, друзья без сомнения погибли бы.
Нетрудно представить себе, как они благодарили храбрых индейцев. Феликс энергично тряс за руку вождя, второго Синего человека, которому это явно льстило. Беник, самый экспансивный из всех, охотно расцеловал бы каждого, если бы только краснокожим был знаком этот знак признательности и любви.
Вокруг дерева валялись семьдесят кабаньих туш. Некоторые обгорели. А те, что оказались совсем близко к дереву, просто-напросто поджарились, так что времени на приготовление ужина тратить не пришлось. Но все смертельно хотели пить. Пить! Там, дальше, есть ручей! Отправились к воде, держа наготове оружие. Вдруг твари вернутся! Но пекари ушли, чтобы больше никогда не возвращаться на то место, где они потерпели поражение.
С какой жадностью люди припали к воде! Пили, пили, каждой клеточкой впитывая спасительную влагу.
Утолив жажду, они вернулись обратно. Надо было разделать туши. Однако ни у кого не хватило терпения даже выпотрошить их. Все торопились попробовать горячее, душистое сало. По всей округе распространился чудесный запах подкопченной свинины.
Спасители и спасенные расселись на траве и принялись уплетать деликатес за обе щеки. Беник уже не разбирал, как убили кабана: пулей или отравленной стрелой. Он заглатывал огромные куски, так что только за ушами трещало.
Шумная, возбужденная компания на все лады обсуждала опасное, но счастливо закончившееся происшествие.
Наевшись до отвала, уставшие люди улеглись спать, положив рядом оружие и оставив на часах Уаруку. Ведь здесь не долго встретиться и с ягуаром.
Надеясь на пса, спали спокойно. За ночь ничего не случилось. Все хором так громко храпели, что ни один хищник – ни ягуар, ни пума, ни оцелотnote 232, – не рискнул даже приблизиться к стану столь страшных существ.
На следующее утро позавтракали холодной свининой, сбегали к ручью набрать воды во фляги, сделали новые стрелы – и в путь!
Равнины, леса, косогоры, долины… Шли для того, чтобы идти, пусть даже неизвестно куда. Генипа уверял, что они движутся на юг. Он не терял ориентиров и ночью, когда солнце скрывалось за горизонтом.
– В таком случае, – заключил Жан-Мари, – мы должны быть недалеко от аргентинской границы. С какой радостью я скажу «прощай» Бразилии…
– Навсегда, матрос? А как же наши сокровища?
– Да! Я совсем позабыл о них. С тех пор, как мы покинули деревню людоедов, столько всего произошло…
– Мы вернемся, обязательно вернемся с подкреплением! Заберем нашу желтую землю… Это первое, что мы сделаем, не так ли, месье Феликс?
– Конечно, дорогой Беник! – Синий человек еле говорил. Последнее время он чувствовал страшное утомление.
– Что с вами, месье? – уже во второй раз спрашивал Жан-Мари.
– Мои ноги точно ватные. Боюсь, опять чертова болезнь! Скажите, друзья, я все еще синий?
– Увы! Незачем скрывать: вы синей, чем обычно!
– Что я буду делать, вернувшись?! Надо мной будут смеяться белые, негры, мулаты, индейцы, а может, и домашние животные. Ноги отказываются идти! Мне бы коня или мула…
– Коня? Я найду коня! – вскричал Генипа.
– Как! Неужели ты и в этом нам поможешь, приятель?
– Ради вас, месье, ради Беника, ради Ивона, ради Жамали и ради себя самого! Я знаю, где взять лошадь.
– Не может быть!
– Я видел следы.
– Это, наверное, дикие лошади?
– Не знаю. Что такое дикие?
– Я хотел сказать, что это лошади, которые никому не принадлежат, у которых нет хозяина. Понимаешь?
– Почему ты об этом говоришь?
– Ну, прежде всего потому, что дикие лошади переломают нам шеи. Должно быть, у этих коньков крутой нрав и неизвестно, захотят ли они служить нам. А мы ведь не гаучо. Да и потом, если это лошади не дикие, тогда они кому-то принадлежат, и вряд ли этот кто-то захочет, чтобы мы пользовались его собственностью. Генипа! У тебя такие глаза, будто ты не имеешь понятия о том, что такое твое и мое.
– Тогда я не возьму лошадей.
– Не сейчас, во всяком случае.
Прошло еще два часа. За это время Феликс совершенно изнемог. Вдруг путешественники увидели просторный загон. За деревянной изгородью громко ржали и фыркали сотни великолепных лошадей. Как красиво гарцевали эти красавцы! Посреди бескрайней прерии они чувствовали себя относительно свободно.
– Где-то поблизости ранчо!note 233 – воодушевился Жан-Мари. – Там мы найдем пристанище.
Действительно, к загону подъехал какой-то человек. Суровое, неприветливое лицо, заросшее щетиной до самых глаз. Всадник был одет в кожаную куртку и кожаные брюки. На ярко-красном поясе поблескивал кинжал.
Заметив белых, незнакомец круто повернул, подняв на дыбы коня, сухо поздоровался и пригласил странных путников к себе в дом. Возле загона возвышалась деревянная хижина, крытая пальмовым листом.
Жан-Мари, Беник, Ивон, Феликс и Генипа невыразимо обрадовались приглашению и вслед за хозяином вошли внутрь. По стенам висела конская сбруя, а всей мебели – два гамака да множество бычьих черепов, заменявших гаучо стулья. Единственным украшением хижины служила гитара.
Паталосы чувствовали себя не в своей тарелке. Смущенные, они остановились поодаль, на почтенном расстоянии от загона, и улеглись отдыхать прямо на земле.
Синий человек конечно же очень удивил пастуха. Тот поначалу принял его за выкрашенного индейца.
Незнакомец оказался гостеприимным сверх всяких ожиданий. Он отдал гостям все, что имел: сушеное мясо, маисовые галеты, водку. Путешественники с благодарностью приняли его дары, с аппетитом поели и вступили в переговоры. Жан-Мари переводил.
Человек говорил на смешанном португало-испанском, добавляя местные выражения. Жану-Мари такой коктейль был давно и хорошо знаком. Так что с общением трудностей не было.
Друзья узнали, что их гостеприимный хозяин – пеонnote 234, батрак на службе у скотовода по имени Рафаэль Кальдерон, который живет в двух днях пути на юг.
Кальдерон очень богат, владеет обширными землями и многочисленными стадами лошадей, крупного рогатого скота и овец, за которыми ухаживают десятки пеонов.
Новый знакомый наших героев сказал, что рад принимать у себя путешественников, а тем более европейцев, и помочь им в их затруднительном положении. Феликс удивился тому, насколько вежлив и учтив был обыкновенный пастух, полудикий человек, позабывший в этой глуши о том, что такое цивилизация.
Быть может, Феликс не так удивился бы всему этому, если бы знал, что гаучо, большей частью полуиспанцы, полуиндейцы, наследовали изысканные манеры от отцов-кастильцевnote 235 вместе с внушительной внешностью и привычкой – увы! – чуть что, хвататься за нож.
Жизнь этих людей почти целиком протекала в седле. Они превратились в настоящих кентавровnote 236 прерий.
Расстояние от хижины до ранчо Кальдерона пеон преодолевал за два дня.
Но это были два дня дьявольского аллюраnote 237. Пешком столько не пройти.
Пастух вызвался проводить путников и предложил каждому выбрать себе лошадь. И тут возникла заминка. Жану-Мари пришлось объяснить, что не все они первоклассные наездники и опасаются чересчур резвых скакунов.
Такое признание поразило гаучо. Это было выше его понимания. Какой бы игривой ни была лошадь, она повинуется тому, кто оседлал ее. Как же может быть иначе? Но, коли так, пеон, улыбнувшись, предложил друзьям мулов.
– Дело в том, что мы моряки, – смущенно добавил Жан-Мари, заметив улыбку, – а моряки хоть и любят лошадей, но… знаете ли… лучше от греха подальше… К тому же Синий человек болен, а еще среди нас ребенок.
Мулов быстро оседлали и отправились в путь.
Паталосы, очевидно, чувствуя приближение цивилизации, попросили, чтоб белые отпустили их. Все, что мог сделать Феликс, – это упросить, умолить их довести процессию до ранчо.
Ему все еще было не по себе, так что пришлось отказаться от быстрого бега. Поэтому вместо двух дней дорога заняла почти четыре. К счастью, они запаслись провизией и ни в чем не нуждались. Вечером вставали лагерем под открытым небом. Седла служили подушками, а кожаные попоныnote 238 – одеялами.
На исходе четвертых суток путешественники неожиданно увидели впереди просторный дом.
– Ранчо, – сказал пеон и стегнул лошадь. Она пустилась в галоп.
Не прошло и пяти минут, как ускакавший вернулся в сопровождении очень симпатичного, седого, бородатого мужчины лет пятидесяти, одетого в элегантный костюм белой фланели. На голове его красовалась широкополая шляпа.
– Сеньор Рафаэль Кальдерон, – объявил пастух, учтиво поклонившись.
– Добро пожаловать, чувствуйте себя как дома, – произнес владелец ранчо на чистом французском языке.
Теперь пришла пора Феликсу вмешаться в разговор.
Он от себя и от имени своих друзей поблагодарил хозяина дома за приглашение и выразил удивление по поводу его чистейшего французского.
Дон Рафаэль объяснил: пеон рассказал ему, что гости – французы. Что же касается самого Кальдерона, то он учился во Франции, считает эту страну второй родиной и безмерно рад прийти на помощь своим почти что соотечественникам.
Внешность бакалейщика, конечно, заинтриговала ранчеро. Но, как человек воспитанный, он не показал виду и ни о чем не спросил, ожидая, что гость сам рано или поздно все расскажет.
После обильного ужина Феликс в подробностях поведал Кальдерону всю свою долгую историю, начиная со встречи с английским крейсером и кончая побегом из Диаманты. Любопытство дона Рафаэля было полностью удовлетворено.
– Вижу, месье, что вы больны, очень больны, и, если пожелаете остаться у меня – я был бы несказанно рад. Хотя в округе и нет врача, пошлем за доктором Руизом. Он, возможно, поможет. Не отказывайте мне, ради Бога. Примите приглашение. Очень меня обяжете. Ну, а если нет и захотите все-таки отправиться в Буэнос-Айрес, помогу вам добраться и туда.
– Однако, месье, мне кажется, что до столицы Аргентины еще далеко.
– Ближе, чем вы думаете.
– Мы не имеем ни малейшего понятия о том, где находимся.
– Как раз в месте слияния рек Корумба и Паранаиба.
– А где же Гояс?note 239
– Милях в пятидесяти отсюда.
– Вот это сюрприз!
– Ничего удивительного! Вы шли наугад. Почему бы вам было не прийти сюда? Итак. Если хотите попасть в Буэнос-Айрес, нет ничего проще. Завтра отходит один из моих кораблей с грузом арахиса и воловьих шкур. Он останавливается в Санта-Мария, в Коринту и в Паранаnote 240. В Парана можете пересесть на пароход, что курсирует до Буэнос-Айреса и обратно. Отсюда до Парана две тысячи километров.
– Две тысячи! – прервал Феликс.
– Точно! Мой корабль делает в среднем триста миль в день. Так что это дело какой-нибудь недели. Из Парана до Буэнос-Айреса четыреста километров… Небольшая морская прогулка. Что касается денег, то об этом не беспокойтесь. Это вопрос второй.
– Не понимаю…
– Я дам вам взаймы под честное слово ту сумму, какая понадобится. По приезде в Буэнос-Айрес телеграфируйте в Европу и попросите вашего банкира в Париже связаться со мной. Вот и все. В Буэнос-Айресе есть отличные врачи, которые учились в Европе. Это настоящие ученые.
– Мне, право, неудобно. Вы так хлопочете…
– Разве то, что вы называете хлопотами, неестественно? Не лишайте меня удовольствия оказать услугу французам. В Аргентине, кстати, у вас будет много соотечественников. Я назову некоторых. Это друзья, настоящие друзья. Они помогут. Итак, решайте, как поступить: остаться здесь на месяц и ждать следующего судна или ехать завтра же?
– Как ни приятно мне ваше общество, вынужден отказаться от него, ибо чувствую себя все хуже. Кроме того, хотелось бы побыстрее связаться с семьей.
– Все это понятно. Значит, вы едете завтра! Я не в силах задержать мой корабль, он должен встретиться с пароходом. А то бы обязательно упросил вас побыть здесь хотя бы несколько дней. Вы не можете, как, впрочем, и ваши друзья, оставаться в таком облачении. В моем магазине есть все, необходимое: белье, одежда, обувь и т.д. Возьмите и ткани, и все, что понравится – отблагодарите ваших индейцев за их преданность. Теперь о деньгах. Как вы полагаете: хватит ли вам двадцати тысяч франков?
– Что вы! Двадцать тысяч!.. Это слишком много!
– Договорились. Двадцать тысяч наличными, и еще столько же – векселемnote 241. Оплатит мой банкир.
* * *
Благородство и дружеская расположенность Кальдерона не имели границ. Однако время не терпит. Нужно прощаться. Паталосы были наверху блаженства. Им достались ножи, сабли, топоры, рыболовные снасти, зеркала, пилы и еще множество ценных вещей. Они уходили восвояси, славя Лазурного Бога.Генипа загрустил. Бедняга никак не мог решиться сказать спутникам последнее прощай. Ведь он полюбил их всем сердцем. Но надо было идти с паталосами, охранять золото. Друзья обещали скоро вернуться, и это немного успокоило индейца. Пожав всем руки, расцеловавшись с каждым, Знаток кураре, понурив голову, присоединился к паталосам. Рядом с ним по-прежнему был его пес, которого за минуту до того Ивон обнимал и целовал со слезами.
– До свидания, Генипа! До скорого свидания!
Друзья тепло попрощались с доном Рафаэлем, и корабль ушел.
Через девять дней Беник, Ивон, Жан-Мари и Феликс сошли на берег в Буэнос-Айресе.
Была глубокая ночь. Синий человек, не в состоянии даже смотреть по сторонам, ничем не интересуясь, едва смог добраться до отеля. Благо в темноте его никто не видел.
На следующее утро он отправил Жана-Мари на телеграф с двумя депешами. Первая гласила:
«Обертен. Улица Ренар. Париж.
«Дорада» потерпела крушение. Чек потерян. Очень болен. Без средств в Буэнос-Айресе. Предупредите отца. Приезжайте, если возможно, с первым же кораблем.
Феликс Обертен.
Отель «Де Монд», Буэнос-Айрес».
Вторая телеграмма была адресована главному банкиру фирмы.
«Банкир Ферран. Улица Тэбу. Париж.
Потерпел крушение. «Дорада» погибла. Перешлите сорок тысяч франков банкиру Пересу, Буэнос-Айрес.
Феликс Обертен».
Спустя час Жан-Мари возвратился с растерянным видом.
– Бумажные души! Мошенники! Воры! Крысы!
– Что случилось, что случилось?!
– Они взяли с меня пятьсот франков!
– Святая Дева! Десять франков за слово!
– Десять франков! Надо же так бесстыдно обирать ближнего!
– Напротив, друг мой! Подумайте только о том, сколько стоит провести кабель под водой. Ведь телеграммы придут во Францию через каких-то несколько часов…