Страница:
Но что за важность! Судья был спокоен, так как в любом случае ничего не терял. Его дело – приговорить троих французов к возможно более длительному сроку и, таким образом, разделить с управляющим шахтами плоды трудов своих. Приговор был предрешен изначально. Заплатить штраф подсудимые не могли. А следовательно: Феликс с «Дорады» по кличке Синий человек, Беник из Роскофа и Ивон из Роскофа, приговоренные к шести месяцам общественных работ, отправятся на шахту с восьмичасовым рабочим днем.
Феликс с «Дорады», Беник и Ивон из Роскофа – все, что уловил переводчик из сказанного боцманом.
Солдаты вывели троих друзей из зала суда. Но церемония на этом не завершилась. Перед судом предстал сеньор Гимараенс. Он заявил, что купил своего подопечного на последние сбережения и теперь в полном отчаянии. Он связывал с живым чудом свои скромные надежды и требовал, чтобы ему, по крайней мере, заплатили компенсацию. Судья, у которого, как известно, были совсем иные виды на Синего человека, в иске отказал. Более того. Он приказал барнуму немедленно освободить от своего назойливого присутствия не только зал, но и город.
Тем временем, прошагав под палящим солнцем с час, Синий человек и двое его приятелей достигли наконец того самого места, где им предстояло теперь жить и работать.
Увидев Феликса, рабочие, по преимуществу негры, разинув рты, прекратили работу и стали с любопытством его рассматривать. Но тотчас засвистели плетки надсмотрщиков, оставляя на черных торсах кровавые рубцы.
– Черт! – вполголоса обратился Синий человек к Бенику. – Мне что-то не очень здесь нравится. Это и есть те самые эмигранты, свободные труженики, которых везли в трюме «Дорады»? Что вы думаете, Беник, о таком стимуле для рабочих, как хлыст?
– На первый взгляд, месье, это местечко, пожалуй, не назовешь райским уголком. Думаю, что дома, в Гвинее, они чувствовали себя получше. Не то чтобы работа была чересчур тяжелой, но обращение! Это жестоко!
Боцман не знал еще, что работа в алмазных шахтах делала негров калеками. В районе Диаманты грунтовые воды подходили очень близко к поверхности. Заслужено ли, нет ли, именно эти участки считались самыми богатыми. Но чтобы добраться до алмазного пласта, необходимо было провести предварительное осушение. Орудуя лопатами и кирками, шахтеры сначала расчищали участок, а после на тачках перевозили тонны грунта, сняв таким способом почти полутораметровый слой.
Кто-то скажет, что копаться в земле, перевозить ее на тачках, рыть канавы, устраивать запруды – не такая уж тяжелая работа. С ней знакомы старатели в любой части света. Однако не стоит забывать, что в этих широтах тропическое безжалостное солнце; люди работают по колено в воде; их ступни постоянно изрезаны в кровь и не успевают заживать. Анемияnote 102, эпидемии, лихорадка – вечные спутницы здешних работяг, поддерживающих свои силы лишь горсткой риса да сушеной рыбой.
Но самое ужасное даже не изнуряющий труд, не боль, не голод. Самое страшное и унизительное – неотступная слежка. Человека не оставляют в покое ни на секунду. Отдых, сон, интимная жизнь – все на виду. И еще – неслыханная жестокость надсмотрщиков. Единственная их забота – уличить несчастного, все равно в чем. Если чернокожий провинился, его ждет страшное наказание.
Вот один из шахтеров поднес руку ко рту… Тут же к нему подскочил надсмотрщик, вцепился в глотку, едва не задушил, пытаясь разжать челюсти и проверить, не положил ли он чего в рот. Ничего не найдя, охранник связывает жертву по рукам и ногам и отправляет в специальную яму-карцер, где провинившийся проведет целые сутки.
А когда шахтер не может больше работать – силы его подорваны, ноги в язвах, – его просто выбрасывают на улицу, не заплатив даже той мизерной суммы, что предусмотрена договором.
Разве не по доброй воле подписал он этот договор? Не по доброй воле поставил под ним крест, признавая тем самым, что должен работать восемь часов в день, получая пищу и десять франков в месяц?
Тем хуже для того, кого оставили силы. Плетка все уладит, а если нет… Ты нарушил договор! Отныне до тебя никому нет дела.
Горе тому, кто упал. Его, как ненужную вещь, просто выбрасывают на свалку, калеке не на что больше надеяться. Лучшее, чего он может желать, так это поскорее сдохнуть. Большинство так и делают, добровольно покончив с земным существованием.
Когда подготовительная работа сделана, начинается самое главное. Шахтеры вручную перебирают и перемывают грунт в специально устроенных деревянных корытах длиной два метра и шириной метр. К каждой группе рабочих приставлен охранник. Он наблюдает за всем происходящим с небольшого возвышения. Отсюда ему видно любое движение.
Вот кто-то нашел алмаз. Осторожно взяв его двумя пальцами, шахтер показывает охраннику, который, в свою очередь, вдоволь насмотревшись, опускает камень в баночку с водой, что привязана у пояса.
Затем камни сортируют, просеивают и отправляют в штаб-квартиру фирмы.
Такого рода фирмы обычно представляли собой ассоциации предпринимателей. Они ревностно охраняли свои права и секреты и неохотно принимали к себе новичков. Нового человека с особым тщанием выбирали из бывших надсмотрщиков. Об их подозрительности и жестокости ходили легенды. Дня не бывало на участках без экзекуцииnote 103.
Но всемогущая фирма покрывала своих агентов и безраздельно властвовала не только над беззащитными землекопами, а и над всем городским управлением.
Вокруг Диаманты проходила демаркационная линияnote 104. Никто не имел права пересекать ее без специального разрешения, подписанного управляющим, да и то лишь в сопровождении охранника. Случайно очутившийся на территории неизбежно попадал в тюрьму, а оттуда в лапы судьи, который предписывал бедняге заплатить непосильный штраф. Протестовать никто не решался. Радовались, что не вышло хуже. Городской магистратnote 105 полностью зависел от управления шахтами, и ассоциация предпринимателей была здесь истинным хозяином.
Поскольку любой штраф фирма предпочитала получать натурой, то на шахтах можно было встретить самых разнообразных людей. Белые подчас работали наравне с чернокожими эмигрантами. Их использовали и на более тяжелых участках. Цвет кожи не охранял осужденных от побоев и надругательств.
К этой категории и были причислены Синий человек, Беник и маленький Ивон.
ГЛАВА 4
– Мужайтесь, месье!
– Вы же знаете, мой бедный друг не мужества, а сил недостает мне. Силы оставили меня!
– Ваша болезнь, не так ли?
– Увы! С тех пор, как все это случилось, я уже не тот. Я стал посмешищем для окружающих и кошмаром для самого себя. К тому же восемь дней изнурительной работы вовсе меня доконали.
– Отдохните немного, месье!
– А надсмотрщики? Отдохнуть – значит лишиться и без того скудного ужина?
– Но ведь мы рядом, малыш и я!
– И, как всегда, поделитесь со мной.
– Что же в этом странного, я вас спрашиваю. Не вы ли рисковали жизнью, спасая мальчишку? Такое, знаете ли, не забывается!
– Ради Бога, не надо больше об этом, Беник!
– Согласен, но с одним условием: перестанете упрямиться, когда с вами делят еду! Вот еще этот лентяй Жан-Мари застрял где-то.
– А вы вообще верите, что он придет? Можем ли мы на него рассчитывать?
– Все равно, что на меня! Видите ли, Жан-Мари был матросом. Этим все сказано. На своего брата-матроса всегда можно положиться, всегда и везде, в жизни и в смерти!
– И вы никогда не ошибаетесь? Он обещал устроить побег, и я целую неделю живу только одной этой надеждой. Неудачи я не переживу.
– Все на правый борт! – внезапно закричал Ивон.
Один из охранников, скрючившись так, чтобы его не заметили остальные, медленно пробирался вдоль залитой водой канавы.
– Гром и молния! – завопил Беник. – Ну и попадет же нам сейчас! Господи! Помоги мне сдержаться и не раскроить черепушку этому поганому псу!
– Беник, теперь ваша очередь, терпение и мужество!
Надсмотрщик рычал, словно бесноватый, и размахивал дубинкой. Беник наклонился было, приготовившись к страшным ударам. Но, к его величайшему удивлению, человек остановился рядом, как бы случайно обронил бамбуковую палочку и удалился, изрыгая проклятья.
– Что бы это значило? – Беник поднял непонятный предмет. – А вдруг это весточка от Жана-Мари! Посмотрим!
Моряк вскрыл импровизированный конверт и извлек оттуда кусочек бумаги.
– Прочтите, месье, – обратился он к Обертену.
– Ни черта не понять! – выругался Феликс, быстро пробежав письмо глазами. – Быть может, вам удастся разобрать эти каракули.
– Уверен, что это от Жана-Мари!
– Тогда это точно по вашей части! Абракадабраnote 106 какая-то!
– Простите, месье, это не абракадабра. Это такой же язык, как и любой другой! Осторожный Жан-Мари написал на галльскомnote 107, на нашем родном языке.
– И очень благоразумно с его стороны. Если бы послание, не дай Бог, попало бы в чужие руки, наверняка никто бы ничего не понял. Так что же он пишет?
– Здесь сказано следующее:
«Человек, который передаст вам письмо, подкуплен. Ему, конечно, можно доверять не больше, чем любому из этих негодяев. И все же… Ваш побег подготовлен. Сегодня вечером вы должны, закончив работу, покинуть шахту и ничему не удивляться. Мы встретимся, когда придет время.
Жан-Мари».
– Браво! Что я говорил…
– Вот это матрос! А, Ивон!
– Наконец-то, дядя!
– Ты увидишь родных, мой мальчик!
– Неужели?
– Слышал ведь, мы уходим сегодня вечером!
– Только бы удалось!
– Надо смотреть в оба, быть начеку.
– Слово матроса, дядя, они нас не поймают.
– Верю, сынок. Отныне ты уже не мальчишка-новичок, а полноправный член экипажа. Веди себя как настоящий мужчина, тогда сможешь и сам рассчитывать на других.
– О, вы можете быть за меня совершенно спокойны, – краснея от счастья, ответил Ивон.
– Добро!
Им повезло: вторая половина дня оказалась не слишком изнурительной. Друзья смогли немного передохнуть и набраться сил перед ночным побегом.
Наступили сумерки. Внезапно над городом поднялась сильная буря, налетели грозные порывы ветра, какие бывают лишь в тропиках. Вскоре непогода так разбушевалась, что рабочие в испуге покинули шахту, собрались наверху, возбужденно переговариваясь. Никакие угрозы не в силах были загнать их обратно в штольни. В ход пошли крики, брань, плетки. Но все бесполезно.
Стражники и сами обезумели от ужаса и, не зная, куда приклонить голову, разбежались, беспокоясь (и, возможно, не без основания), что чернокожие, вооружившись кирками и лопатами, откажутся повиноваться.
Поскольку предсказать исход дела никто не мог, главным для надсмотрщиков было прибрать к рукам дневную выработку: алмазы – вот о чем нужно позаботиться!
Не раз бывало так, что стихийно вспыхнувший бунт объединял несчастных каторжников, и палачам приходилось несладко.
Буря все усиливалась. То и дело слышались раскаты грома, но однажды к этому звуку прибавился и другой, похожий на взрыв. Тут и там валились выдранные с корнями пальмы, взлетали на воздух ангары, осушительные каналы в мгновение ока заполнились грунтом и галькой.
Катастрофа была на руку троим друзьям. Они, прижавшись к земле, наблюдали эту фантастическую картину.
– Подходящая погодка для побега! – крикнул Беник на ухо Феликсу. – Взгляните-ка туда!
– Странно! Это красноватое свечение невозможно спутать с молнией. Что происходит в Диаманте?
– Бьюсь об заклад, это огонь!
– Город горит! – уверенно подтвердил Ивон.
– Ну и пожар!..
– А почему нет Жана-Мари?..
Тем временем чернокожие тоже заметили зарево, которое становилось все ярче и ярче. Но любопытство очень скоро сменилось ужасом. На время они даже позабыли о буре и, словно большие дети, кричали, спорили, жестикулировали, толкались и все указывали пальцами в сторону города. Негры тоже поняли, что Диаманта – ненавистная, проклятая Диаманта, где живут жестокие хозяева, – охвачена пожаром. Но ведь там же расположены и винные лавочки… Ненависть и жажда сплелись воедино. Хватило одного слова, одного жеста, и мысль о мщении сплотила людей, превратив их в огромную, неуправляемую орду.
При свете молний они собрали мотыги и лопаты и отправились громить Диаманту. Однако необходим был вожак. Шахтеры привыкли подчиняться. А это самая страшная, самая губительная привычка. Она лишает инициативы, лишает человека своего лица. Они подсознательно ощущали нужду в предводителе, который ободрил бы колеблющихся, обуздал слишком ретивых, поддержал слабых и собрал бы всех вместе.
Но где найти такого? Кто возьмет на себя тяжелый крест? Или выбрать первого встречного?
И тут рабочие вспомнили о Синем человеке. Один его вид поселил в их душах суеверный ужас и безотчетное преклонение. Не находя объяснения странному феномену, наивные африканцы приписали Синему человеку невероятные свойства. Нет, он не мог быть сделан из того же мяса, что белые, черные или желтые. Пусть он работает, как они, страдает, как они. Это ничего не значит. Ни для кого не секрет, что даже охранники, беспощадные и скорые на руку, не раз отступали под его взглядом, сверкающим, словно золотая монета в ночи.
Вот и вожак!
Недолго думая, шахтеры подошли к бакалейщику и его друзьям и сначала робко, а потом все настойчивее стали приглашать их присоединиться к шествию. Не получив ответа, они подхватили Феликса и усадили на плечи самому сильному среди землекопов.
Никак не ожидавший такого, Обертен всячески отбивался. Беник и Ивон, как могли, поддерживали товарища.
Однако время поджимало. Пламя разгоралось все сильнее. Восставшие, опасаясь, как бы импровизированный конь не упал без сил, соорудили из остатков ангара что-то вроде носилок, усадили на них новоявленного Спартака и бегом кинулись в город.
Боцман и юнга вынуждены были сопровождать процессию.
Чем ярче становился огонь, тем быстрее бежали чернокожие, не выказывая ни малейшего признака усталости. Как будто у них были стальные ноги и бронзовые легкие. Синий человек едва мог удержаться на носилках. Нечего было и думать о том, чтобы протестовать. Да и правду сказать, неужели мало претерпели эти несчастные от своих палачей? Кто решился бы запретить им воспользоваться катастрофой, потрясшей проклятый город, для того чтобы сбросить с себя цепи?
Наконец разъяренная толпа достигла окраины. Здесь все было охвачено огнем: палатки, магазины, особняки, административные здания. Пожар распространялся с неимоверной быстротой. Тропическое солнце иссушило стены построек, и огонь пожирал их, словно соломенные. Консервные банки взрывались, как петарды, забрызгивая голые торсы кипящей жидкостью. Горела нефть, сотни тонн нефти. Небо заволакивал черный дым. Отовсюду выкатывались бочонки с водкой. Торговцы, солдаты, служащие, охранники – все разбегались, в ужасе и растерянности, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Но тщетно.
И вдруг послышался крик, заглушивший все остальные:
– Чернокожие!.. Чернокожие!.. Спасайся, кто может!
В город негры прибежали в крайнем возбуждении. При их появлении стало абсолютно пусто и тихо. Они подожгли чудом уцелевшие хижины и разорили несколько лавок.
До сих пор все шло удачно. Бунт мог даже перерасти в настоящее восстание. Но не ради этого шахтеры покинули рудник. К их услугам были все магазины города. Что из того, что торговцы и палачи издевались над ними? Они ведь разбежались, попрятались! Бог с ними! Не отложить ли на время вендеттуnote 108 и не устроить ли праздник?
Водка потекла рекой. Очень скоро все перепились.
Горе тому торговцу, кто решил вернуться в город и остановить грабежи и бесчинства!
Горе и пьянице-негру, ибо, потеряв способность двигаться, он потерял и возможность обороняться или, по крайней мере, убежать от мести горожан.
Но об этом не думали. Мало ли что будет завтра! Мало ли что будет через час! Минута радости! Секунда блаженства! Дальше – хоть потоп!
В этом хаосе Синий человек по-прежнему восседал на носилках. Несколько преданных людей остались с ним. Чернокожим неведом эгоизм. Добродушные соплеменники не забыли об оставшихся на посту, принеся им вдоволь тростниковой водки. Однако это лишь распалило охрану, между тем как новых подношений, похоже, не ожидалось: то ли о «доблестных гвардейцах» забыли, то ли спиртное уже сделало свое дело и не осталось никого, кто бы мог позаботиться о них. Мало-помалу ряды добровольцев-постовых редели. Ноги сами несли их туда, откуда распространялся по всему городу опьяняющий запах. Тверже прочих оказались великаны, несшие носилки предводителя. Но и в них борьбу двух чувств: долга и жажды – увенчала убедительная победа последней. Они бережно опустили носилки на землю, Синий человек потерял войско. Рядом с ним по-прежнему были только Беник и Ивон. Они уже начинали волноваться – Жан-Мари до сих пор не появился. Но вот наконец Кервен прибежал: без шляпы, борода и шевелюра опалены.
Бретонец заметил друзей и крикнул:
– Скорее, ребята! Скорее! У нас всего минут десять. Управляющему удалось собрать солдат. Торговцы тоже уже успели опомниться, вооружаются!.. Сейчас тут такое начнется! Несчастные пьяницы! Они горько заплатят… Кстати, вы получили мое письмо?
– То, что принес надсмотрщик?..
– Именно…
– Представьте, да. Наверное, этот негодяй единственный раз в жизни поступил честно.
Так переговариваясь, они добежали до банановой плантации, метрах в трехстах от руин. В зарослях их ожидали четыре запряженных мула. Жан-Мари обернулся к Ивону:
– Малыш, ты умеешь держаться в седле?
– Не беспокойтесь, – гордо ответил юнга, – разве вам неизвестно, что все моряки – отличные наездники?
– Скажи-ка, – вмешался Беник, обращаясь к тюремщику, – что это за капюшоны у них на головах?
Глаза мулов действительно закрывали кусочки ткани, похожие на капюшоны.
– Животных напугал огонь, ни за что не хотели идти вперед. Слава Богу, буря кончилась. Теперь их можно повернуть спиной к пожару и снять эти колпаки.
Жан-Мари, возглавив процессию, пришпорил мула. Тот упирался. Тогда пришлось ткнуть его в бок кончиком ножа. Мул пустился в галоп, трое остальных – за ним. Но метров через пятьсот животные, не привыкшие к подобным гонкам, замедлили шаг, а затем и вовсе остановились. Отдышавшись, они потрусили дальше.
Так ехали почти всю ночь.
– Вперед! Вперед! – только и повторял Жан-Мари. – Вперед! Во что бы то ни стало! Как только там наведут порядок, нас тут же хватятся. И уж будьте покойны, погоню снарядят что надо. Я не желаю, чтобы меня вздернули.
– А я уж и подавно! – оживился Феликс. – Этого я уже отведал и со всей ответственностью заявляю: нет ничего отвратительнее.
– Мул еле шевелится, – прервал Беник. – У него ноги заплетаются.
– Ничего, наляг на весла! Если он упадет, сядешь на другого, а мальчишку посадишь сзади, на крупnote 109.
Еще через полчаса не выдержал мул Феликса, а вскоре и Жан-Мари остался без скакуна.
С восходом солнца беглецы очутились на берегу широкой реки. Ее воды были спокойны, но глубоки.
– Привал, – объявил Беник.
– Нет ли у нас чего-нибудь пожевать? – мучительно протянул Синий человек. Треволнения неизменно вызывали в нем звериный голод.
– Простите, месье, – отозвался Жан-Мари. – К седлам привязаны мешки, а в них полным-полно съестного – маниока и сушеная рыба, с голоду не умрете.
– Чудесно! Вы ничего не имеете против обеда? А кстати, где это мы находимся?
– В двадцати льеnote 110 к западу.
– Значит ли это, что мы удаляемся от берега и уходим в глубь страны?
– Иначе нельзя, берег для нас закрыт.
– Вы правы, – продолжал Синий человек, набивая рот. – В конце концов, там ли, здесь ли, какая разница, во всяком случае для меня? Я так ослаб, что абсолютно не хочу возвращаться к делам, к цивилизации. Позвольте же мне, друг мой Жан-Мари, от всего сердца поблагодарить вас за преданность…
– Какие глупости! – смутился недавний тюремщик. – Разве мы с Беником не матросы? А разве матросы не должны всегда и везде помогать друг другу?
– Но вы все же сильно рисковали из-за нас!
– Ерунда.
Наступил день.
До сих пор Жан-Мари знал дорогу как свои пять пальцев. Но теперь он достал план, чтобы наметить дальнейший путь. Подняв глаза на реку, бретонец вдруг радостно вскрикнул. По воде неслышно скользила лодка. Два чернокожих гребца так увлеклись, что не заметили беглецов. Жан-Мари окликнул их по-португальски и попросил переправить на другой берег. Однако негры погрозили ему кулаками, налегли на весла и собрались уже было дать деру.
– Черт возьми! Это же беглые, они узнали меня! Бедняги подумали, что мы гонимся за ними. Подождите! Стойте! – заорал он не своим голосом. – Мы ваши друзья!
Потом, поняв, что слова не действуют, Жан-Мари вытащил из кармана крупнокалиберный револьвер, направил на чернокожих и приказал остановиться.
При виде оружия обладатели лодки немедленно подчинились.
– До чего же глуп человек! – проворчал Жан-Мари. Дальние странствия и тюремная служба сделали его философом. – Ну почему, скажите на милость, приходится прибегать к силе, когда хочешь сделать все по-хорошему? Почему всегда выходит, как говорит пословица: ловишь мух на уксус? Ведь лучше-то мед!
Пока он предавался рассуждениям, лодка быстро подплыла к берегу. Жан-Мари поспешил погрузить на борт своих спутников, а затем и провизию.
– Эй вы, тихоходы! Мы не желаем вам зла, наоборот! Не верите? Ну-ка возьмите, глотните понемногу! А? Здорово? Ну, а теперь вперед!
– А как же мулы? – поинтересовался Ивон. Мальчишка любил животных. К тому же ему было жаль прерывать едва начавшуюся прогулку верхом.
– Мулы, сынок, пойдут обратно, в свою конюшню, если, конечно, не загнутся по дороге. Но это уж их дело, я не ветеринар.
Но тут он заметил, что чернокожие гребцы, позабыв обо всем, с удивлением разглядывают Синего человека.
– Чего не видали? Неужели не слышали про Синего человека? Вам-то всегда все известно. Да и что здесь такого? Вы вот черные, а он синий.
Доводы, вероятно, подействовали. Во всяком случае негры успокоились, снова склонились к веслам, и лодка поплыла быстрее. Несколько мгновений спустя она причалила к противоположному берегу. Здесь погоня была уже не так страшна.
– Месье Феликс, прошедшая ночь, наверное, утомила вас. Отдохните. Можете даже поспать.
– Это как раз то, что мне нужно, – ответил Синий человек. Таинственная болезнь давала себя знать. Силы почти покинули его. Растянувшись на соломе, Феликс тут же провалился в сон. Рядом с ним пристроился Ивон. Тоже утомился, бедняжка.
– Пополам, – предложил Беник, разламывая на две части сигару и предлагая одну Кервену.
– Ну и что ж, поговорим. У нас есть о чем поболтать, правда?
– Скажи, почему ты повел нас на запад?
– Потому, что двое в лодке плыли туда, только и всего. У нас появилась возможность немного передохнуть. А то все на ногах да на ногах.
– Верно!
– А кроме того, погоня собьется со следа. Все идет хорошо! Да поможет нам Бог!
– Может, и правда Бог помог нам бежать? А не ты ли приложил к этому руку?
– Ты имеешь в виду пожар?
– Да!
– Это все буря наделала. Я, конечно, замышлял что-то подобное, но повторяю, это все буря.
– А мулы?.. Провизия?..
– На базаре прихватил. Вот жаль, оружия не достал.
– Чем мы располагаем?
– У меня только револьвер да сотня патронов.
– Маловато!
– Знаю! Если все будет хорошо, через неделю доберемся до моих друзей-индейцев. Там нас примут как дорогих гостей.
– Неделя – это долго!
– Ничего не поделаешь. Скажи-ка лучше, как зовут твоего товарища?
– Месье Феликс.
– Парижанин, не так ли?
– Да, он из Парижа.
– А чем занимается?
– Говорят, бакалейщик.
– А здесь что делает?
– За кофе ехал. Он друг моего капитана. Сбежал из своего Парижа, жена жизни не давала.
– Хотел бы я посмотреть на ту парижанку, которая бы мне не давала жизни!
– О чем ты говоришь? Ты ведь матрос, бретонец.
Феликс с «Дорады», Беник и Ивон из Роскофа – все, что уловил переводчик из сказанного боцманом.
Солдаты вывели троих друзей из зала суда. Но церемония на этом не завершилась. Перед судом предстал сеньор Гимараенс. Он заявил, что купил своего подопечного на последние сбережения и теперь в полном отчаянии. Он связывал с живым чудом свои скромные надежды и требовал, чтобы ему, по крайней мере, заплатили компенсацию. Судья, у которого, как известно, были совсем иные виды на Синего человека, в иске отказал. Более того. Он приказал барнуму немедленно освободить от своего назойливого присутствия не только зал, но и город.
Тем временем, прошагав под палящим солнцем с час, Синий человек и двое его приятелей достигли наконец того самого места, где им предстояло теперь жить и работать.
Увидев Феликса, рабочие, по преимуществу негры, разинув рты, прекратили работу и стали с любопытством его рассматривать. Но тотчас засвистели плетки надсмотрщиков, оставляя на черных торсах кровавые рубцы.
– Черт! – вполголоса обратился Синий человек к Бенику. – Мне что-то не очень здесь нравится. Это и есть те самые эмигранты, свободные труженики, которых везли в трюме «Дорады»? Что вы думаете, Беник, о таком стимуле для рабочих, как хлыст?
– На первый взгляд, месье, это местечко, пожалуй, не назовешь райским уголком. Думаю, что дома, в Гвинее, они чувствовали себя получше. Не то чтобы работа была чересчур тяжелой, но обращение! Это жестоко!
Боцман не знал еще, что работа в алмазных шахтах делала негров калеками. В районе Диаманты грунтовые воды подходили очень близко к поверхности. Заслужено ли, нет ли, именно эти участки считались самыми богатыми. Но чтобы добраться до алмазного пласта, необходимо было провести предварительное осушение. Орудуя лопатами и кирками, шахтеры сначала расчищали участок, а после на тачках перевозили тонны грунта, сняв таким способом почти полутораметровый слой.
Кто-то скажет, что копаться в земле, перевозить ее на тачках, рыть канавы, устраивать запруды – не такая уж тяжелая работа. С ней знакомы старатели в любой части света. Однако не стоит забывать, что в этих широтах тропическое безжалостное солнце; люди работают по колено в воде; их ступни постоянно изрезаны в кровь и не успевают заживать. Анемияnote 102, эпидемии, лихорадка – вечные спутницы здешних работяг, поддерживающих свои силы лишь горсткой риса да сушеной рыбой.
Но самое ужасное даже не изнуряющий труд, не боль, не голод. Самое страшное и унизительное – неотступная слежка. Человека не оставляют в покое ни на секунду. Отдых, сон, интимная жизнь – все на виду. И еще – неслыханная жестокость надсмотрщиков. Единственная их забота – уличить несчастного, все равно в чем. Если чернокожий провинился, его ждет страшное наказание.
Вот один из шахтеров поднес руку ко рту… Тут же к нему подскочил надсмотрщик, вцепился в глотку, едва не задушил, пытаясь разжать челюсти и проверить, не положил ли он чего в рот. Ничего не найдя, охранник связывает жертву по рукам и ногам и отправляет в специальную яму-карцер, где провинившийся проведет целые сутки.
А когда шахтер не может больше работать – силы его подорваны, ноги в язвах, – его просто выбрасывают на улицу, не заплатив даже той мизерной суммы, что предусмотрена договором.
Разве не по доброй воле подписал он этот договор? Не по доброй воле поставил под ним крест, признавая тем самым, что должен работать восемь часов в день, получая пищу и десять франков в месяц?
Тем хуже для того, кого оставили силы. Плетка все уладит, а если нет… Ты нарушил договор! Отныне до тебя никому нет дела.
Горе тому, кто упал. Его, как ненужную вещь, просто выбрасывают на свалку, калеке не на что больше надеяться. Лучшее, чего он может желать, так это поскорее сдохнуть. Большинство так и делают, добровольно покончив с земным существованием.
Когда подготовительная работа сделана, начинается самое главное. Шахтеры вручную перебирают и перемывают грунт в специально устроенных деревянных корытах длиной два метра и шириной метр. К каждой группе рабочих приставлен охранник. Он наблюдает за всем происходящим с небольшого возвышения. Отсюда ему видно любое движение.
Вот кто-то нашел алмаз. Осторожно взяв его двумя пальцами, шахтер показывает охраннику, который, в свою очередь, вдоволь насмотревшись, опускает камень в баночку с водой, что привязана у пояса.
Затем камни сортируют, просеивают и отправляют в штаб-квартиру фирмы.
Такого рода фирмы обычно представляли собой ассоциации предпринимателей. Они ревностно охраняли свои права и секреты и неохотно принимали к себе новичков. Нового человека с особым тщанием выбирали из бывших надсмотрщиков. Об их подозрительности и жестокости ходили легенды. Дня не бывало на участках без экзекуцииnote 103.
Но всемогущая фирма покрывала своих агентов и безраздельно властвовала не только над беззащитными землекопами, а и над всем городским управлением.
Вокруг Диаманты проходила демаркационная линияnote 104. Никто не имел права пересекать ее без специального разрешения, подписанного управляющим, да и то лишь в сопровождении охранника. Случайно очутившийся на территории неизбежно попадал в тюрьму, а оттуда в лапы судьи, который предписывал бедняге заплатить непосильный штраф. Протестовать никто не решался. Радовались, что не вышло хуже. Городской магистратnote 105 полностью зависел от управления шахтами, и ассоциация предпринимателей была здесь истинным хозяином.
Поскольку любой штраф фирма предпочитала получать натурой, то на шахтах можно было встретить самых разнообразных людей. Белые подчас работали наравне с чернокожими эмигрантами. Их использовали и на более тяжелых участках. Цвет кожи не охранял осужденных от побоев и надругательств.
К этой категории и были причислены Синий человек, Беник и маленький Ивон.
ГЛАВА 4
Непосильная работа. – Письмо. – Буря. – Пожар. – Бунт. – Город в огне. – На щите. – Погром. – Перепились. – Предводитель становится простым смертным. – Скорее! – Побег. – Изможденные мулы. – Веди нас, Жан-Мари. – Встреча. – Река. – На запад. – Беник рассказывает матросу историю Синего человека.
– Беник, я не могу больше!– Мужайтесь, месье!
– Вы же знаете, мой бедный друг не мужества, а сил недостает мне. Силы оставили меня!
– Ваша болезнь, не так ли?
– Увы! С тех пор, как все это случилось, я уже не тот. Я стал посмешищем для окружающих и кошмаром для самого себя. К тому же восемь дней изнурительной работы вовсе меня доконали.
– Отдохните немного, месье!
– А надсмотрщики? Отдохнуть – значит лишиться и без того скудного ужина?
– Но ведь мы рядом, малыш и я!
– И, как всегда, поделитесь со мной.
– Что же в этом странного, я вас спрашиваю. Не вы ли рисковали жизнью, спасая мальчишку? Такое, знаете ли, не забывается!
– Ради Бога, не надо больше об этом, Беник!
– Согласен, но с одним условием: перестанете упрямиться, когда с вами делят еду! Вот еще этот лентяй Жан-Мари застрял где-то.
– А вы вообще верите, что он придет? Можем ли мы на него рассчитывать?
– Все равно, что на меня! Видите ли, Жан-Мари был матросом. Этим все сказано. На своего брата-матроса всегда можно положиться, всегда и везде, в жизни и в смерти!
– И вы никогда не ошибаетесь? Он обещал устроить побег, и я целую неделю живу только одной этой надеждой. Неудачи я не переживу.
– Все на правый борт! – внезапно закричал Ивон.
Один из охранников, скрючившись так, чтобы его не заметили остальные, медленно пробирался вдоль залитой водой канавы.
– Гром и молния! – завопил Беник. – Ну и попадет же нам сейчас! Господи! Помоги мне сдержаться и не раскроить черепушку этому поганому псу!
– Беник, теперь ваша очередь, терпение и мужество!
Надсмотрщик рычал, словно бесноватый, и размахивал дубинкой. Беник наклонился было, приготовившись к страшным ударам. Но, к его величайшему удивлению, человек остановился рядом, как бы случайно обронил бамбуковую палочку и удалился, изрыгая проклятья.
– Что бы это значило? – Беник поднял непонятный предмет. – А вдруг это весточка от Жана-Мари! Посмотрим!
Моряк вскрыл импровизированный конверт и извлек оттуда кусочек бумаги.
– Прочтите, месье, – обратился он к Обертену.
– Ни черта не понять! – выругался Феликс, быстро пробежав письмо глазами. – Быть может, вам удастся разобрать эти каракули.
– Уверен, что это от Жана-Мари!
– Тогда это точно по вашей части! Абракадабраnote 106 какая-то!
– Простите, месье, это не абракадабра. Это такой же язык, как и любой другой! Осторожный Жан-Мари написал на галльскомnote 107, на нашем родном языке.
– И очень благоразумно с его стороны. Если бы послание, не дай Бог, попало бы в чужие руки, наверняка никто бы ничего не понял. Так что же он пишет?
– Здесь сказано следующее:
«Человек, который передаст вам письмо, подкуплен. Ему, конечно, можно доверять не больше, чем любому из этих негодяев. И все же… Ваш побег подготовлен. Сегодня вечером вы должны, закончив работу, покинуть шахту и ничему не удивляться. Мы встретимся, когда придет время.
Жан-Мари».
– Браво! Что я говорил…
– Вот это матрос! А, Ивон!
– Наконец-то, дядя!
– Ты увидишь родных, мой мальчик!
– Неужели?
– Слышал ведь, мы уходим сегодня вечером!
– Только бы удалось!
– Надо смотреть в оба, быть начеку.
– Слово матроса, дядя, они нас не поймают.
– Верю, сынок. Отныне ты уже не мальчишка-новичок, а полноправный член экипажа. Веди себя как настоящий мужчина, тогда сможешь и сам рассчитывать на других.
– О, вы можете быть за меня совершенно спокойны, – краснея от счастья, ответил Ивон.
– Добро!
Им повезло: вторая половина дня оказалась не слишком изнурительной. Друзья смогли немного передохнуть и набраться сил перед ночным побегом.
Наступили сумерки. Внезапно над городом поднялась сильная буря, налетели грозные порывы ветра, какие бывают лишь в тропиках. Вскоре непогода так разбушевалась, что рабочие в испуге покинули шахту, собрались наверху, возбужденно переговариваясь. Никакие угрозы не в силах были загнать их обратно в штольни. В ход пошли крики, брань, плетки. Но все бесполезно.
Стражники и сами обезумели от ужаса и, не зная, куда приклонить голову, разбежались, беспокоясь (и, возможно, не без основания), что чернокожие, вооружившись кирками и лопатами, откажутся повиноваться.
Поскольку предсказать исход дела никто не мог, главным для надсмотрщиков было прибрать к рукам дневную выработку: алмазы – вот о чем нужно позаботиться!
Не раз бывало так, что стихийно вспыхнувший бунт объединял несчастных каторжников, и палачам приходилось несладко.
Буря все усиливалась. То и дело слышались раскаты грома, но однажды к этому звуку прибавился и другой, похожий на взрыв. Тут и там валились выдранные с корнями пальмы, взлетали на воздух ангары, осушительные каналы в мгновение ока заполнились грунтом и галькой.
Катастрофа была на руку троим друзьям. Они, прижавшись к земле, наблюдали эту фантастическую картину.
– Подходящая погодка для побега! – крикнул Беник на ухо Феликсу. – Взгляните-ка туда!
– Странно! Это красноватое свечение невозможно спутать с молнией. Что происходит в Диаманте?
– Бьюсь об заклад, это огонь!
– Город горит! – уверенно подтвердил Ивон.
– Ну и пожар!..
– А почему нет Жана-Мари?..
Тем временем чернокожие тоже заметили зарево, которое становилось все ярче и ярче. Но любопытство очень скоро сменилось ужасом. На время они даже позабыли о буре и, словно большие дети, кричали, спорили, жестикулировали, толкались и все указывали пальцами в сторону города. Негры тоже поняли, что Диаманта – ненавистная, проклятая Диаманта, где живут жестокие хозяева, – охвачена пожаром. Но ведь там же расположены и винные лавочки… Ненависть и жажда сплелись воедино. Хватило одного слова, одного жеста, и мысль о мщении сплотила людей, превратив их в огромную, неуправляемую орду.
При свете молний они собрали мотыги и лопаты и отправились громить Диаманту. Однако необходим был вожак. Шахтеры привыкли подчиняться. А это самая страшная, самая губительная привычка. Она лишает инициативы, лишает человека своего лица. Они подсознательно ощущали нужду в предводителе, который ободрил бы колеблющихся, обуздал слишком ретивых, поддержал слабых и собрал бы всех вместе.
Но где найти такого? Кто возьмет на себя тяжелый крест? Или выбрать первого встречного?
И тут рабочие вспомнили о Синем человеке. Один его вид поселил в их душах суеверный ужас и безотчетное преклонение. Не находя объяснения странному феномену, наивные африканцы приписали Синему человеку невероятные свойства. Нет, он не мог быть сделан из того же мяса, что белые, черные или желтые. Пусть он работает, как они, страдает, как они. Это ничего не значит. Ни для кого не секрет, что даже охранники, беспощадные и скорые на руку, не раз отступали под его взглядом, сверкающим, словно золотая монета в ночи.
Вот и вожак!
Недолго думая, шахтеры подошли к бакалейщику и его друзьям и сначала робко, а потом все настойчивее стали приглашать их присоединиться к шествию. Не получив ответа, они подхватили Феликса и усадили на плечи самому сильному среди землекопов.
Никак не ожидавший такого, Обертен всячески отбивался. Беник и Ивон, как могли, поддерживали товарища.
Однако время поджимало. Пламя разгоралось все сильнее. Восставшие, опасаясь, как бы импровизированный конь не упал без сил, соорудили из остатков ангара что-то вроде носилок, усадили на них новоявленного Спартака и бегом кинулись в город.
Боцман и юнга вынуждены были сопровождать процессию.
Чем ярче становился огонь, тем быстрее бежали чернокожие, не выказывая ни малейшего признака усталости. Как будто у них были стальные ноги и бронзовые легкие. Синий человек едва мог удержаться на носилках. Нечего было и думать о том, чтобы протестовать. Да и правду сказать, неужели мало претерпели эти несчастные от своих палачей? Кто решился бы запретить им воспользоваться катастрофой, потрясшей проклятый город, для того чтобы сбросить с себя цепи?
Наконец разъяренная толпа достигла окраины. Здесь все было охвачено огнем: палатки, магазины, особняки, административные здания. Пожар распространялся с неимоверной быстротой. Тропическое солнце иссушило стены построек, и огонь пожирал их, словно соломенные. Консервные банки взрывались, как петарды, забрызгивая голые торсы кипящей жидкостью. Горела нефть, сотни тонн нефти. Небо заволакивал черный дым. Отовсюду выкатывались бочонки с водкой. Торговцы, солдаты, служащие, охранники – все разбегались, в ужасе и растерянности, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Но тщетно.
И вдруг послышался крик, заглушивший все остальные:
– Чернокожие!.. Чернокожие!.. Спасайся, кто может!
В город негры прибежали в крайнем возбуждении. При их появлении стало абсолютно пусто и тихо. Они подожгли чудом уцелевшие хижины и разорили несколько лавок.
До сих пор все шло удачно. Бунт мог даже перерасти в настоящее восстание. Но не ради этого шахтеры покинули рудник. К их услугам были все магазины города. Что из того, что торговцы и палачи издевались над ними? Они ведь разбежались, попрятались! Бог с ними! Не отложить ли на время вендеттуnote 108 и не устроить ли праздник?
Водка потекла рекой. Очень скоро все перепились.
Горе тому торговцу, кто решил вернуться в город и остановить грабежи и бесчинства!
Горе и пьянице-негру, ибо, потеряв способность двигаться, он потерял и возможность обороняться или, по крайней мере, убежать от мести горожан.
Но об этом не думали. Мало ли что будет завтра! Мало ли что будет через час! Минута радости! Секунда блаженства! Дальше – хоть потоп!
В этом хаосе Синий человек по-прежнему восседал на носилках. Несколько преданных людей остались с ним. Чернокожим неведом эгоизм. Добродушные соплеменники не забыли об оставшихся на посту, принеся им вдоволь тростниковой водки. Однако это лишь распалило охрану, между тем как новых подношений, похоже, не ожидалось: то ли о «доблестных гвардейцах» забыли, то ли спиртное уже сделало свое дело и не осталось никого, кто бы мог позаботиться о них. Мало-помалу ряды добровольцев-постовых редели. Ноги сами несли их туда, откуда распространялся по всему городу опьяняющий запах. Тверже прочих оказались великаны, несшие носилки предводителя. Но и в них борьбу двух чувств: долга и жажды – увенчала убедительная победа последней. Они бережно опустили носилки на землю, Синий человек потерял войско. Рядом с ним по-прежнему были только Беник и Ивон. Они уже начинали волноваться – Жан-Мари до сих пор не появился. Но вот наконец Кервен прибежал: без шляпы, борода и шевелюра опалены.
Бретонец заметил друзей и крикнул:
– Скорее, ребята! Скорее! У нас всего минут десять. Управляющему удалось собрать солдат. Торговцы тоже уже успели опомниться, вооружаются!.. Сейчас тут такое начнется! Несчастные пьяницы! Они горько заплатят… Кстати, вы получили мое письмо?
– То, что принес надсмотрщик?..
– Именно…
– Представьте, да. Наверное, этот негодяй единственный раз в жизни поступил честно.
Так переговариваясь, они добежали до банановой плантации, метрах в трехстах от руин. В зарослях их ожидали четыре запряженных мула. Жан-Мари обернулся к Ивону:
– Малыш, ты умеешь держаться в седле?
– Не беспокойтесь, – гордо ответил юнга, – разве вам неизвестно, что все моряки – отличные наездники?
– Скажи-ка, – вмешался Беник, обращаясь к тюремщику, – что это за капюшоны у них на головах?
Глаза мулов действительно закрывали кусочки ткани, похожие на капюшоны.
– Животных напугал огонь, ни за что не хотели идти вперед. Слава Богу, буря кончилась. Теперь их можно повернуть спиной к пожару и снять эти колпаки.
Жан-Мари, возглавив процессию, пришпорил мула. Тот упирался. Тогда пришлось ткнуть его в бок кончиком ножа. Мул пустился в галоп, трое остальных – за ним. Но метров через пятьсот животные, не привыкшие к подобным гонкам, замедлили шаг, а затем и вовсе остановились. Отдышавшись, они потрусили дальше.
Так ехали почти всю ночь.
– Вперед! Вперед! – только и повторял Жан-Мари. – Вперед! Во что бы то ни стало! Как только там наведут порядок, нас тут же хватятся. И уж будьте покойны, погоню снарядят что надо. Я не желаю, чтобы меня вздернули.
– А я уж и подавно! – оживился Феликс. – Этого я уже отведал и со всей ответственностью заявляю: нет ничего отвратительнее.
– Мул еле шевелится, – прервал Беник. – У него ноги заплетаются.
– Ничего, наляг на весла! Если он упадет, сядешь на другого, а мальчишку посадишь сзади, на крупnote 109.
Еще через полчаса не выдержал мул Феликса, а вскоре и Жан-Мари остался без скакуна.
С восходом солнца беглецы очутились на берегу широкой реки. Ее воды были спокойны, но глубоки.
– Привал, – объявил Беник.
– Нет ли у нас чего-нибудь пожевать? – мучительно протянул Синий человек. Треволнения неизменно вызывали в нем звериный голод.
– Простите, месье, – отозвался Жан-Мари. – К седлам привязаны мешки, а в них полным-полно съестного – маниока и сушеная рыба, с голоду не умрете.
– Чудесно! Вы ничего не имеете против обеда? А кстати, где это мы находимся?
– В двадцати льеnote 110 к западу.
– Значит ли это, что мы удаляемся от берега и уходим в глубь страны?
– Иначе нельзя, берег для нас закрыт.
– Вы правы, – продолжал Синий человек, набивая рот. – В конце концов, там ли, здесь ли, какая разница, во всяком случае для меня? Я так ослаб, что абсолютно не хочу возвращаться к делам, к цивилизации. Позвольте же мне, друг мой Жан-Мари, от всего сердца поблагодарить вас за преданность…
– Какие глупости! – смутился недавний тюремщик. – Разве мы с Беником не матросы? А разве матросы не должны всегда и везде помогать друг другу?
– Но вы все же сильно рисковали из-за нас!
– Ерунда.
Наступил день.
До сих пор Жан-Мари знал дорогу как свои пять пальцев. Но теперь он достал план, чтобы наметить дальнейший путь. Подняв глаза на реку, бретонец вдруг радостно вскрикнул. По воде неслышно скользила лодка. Два чернокожих гребца так увлеклись, что не заметили беглецов. Жан-Мари окликнул их по-португальски и попросил переправить на другой берег. Однако негры погрозили ему кулаками, налегли на весла и собрались уже было дать деру.
– Черт возьми! Это же беглые, они узнали меня! Бедняги подумали, что мы гонимся за ними. Подождите! Стойте! – заорал он не своим голосом. – Мы ваши друзья!
Потом, поняв, что слова не действуют, Жан-Мари вытащил из кармана крупнокалиберный револьвер, направил на чернокожих и приказал остановиться.
При виде оружия обладатели лодки немедленно подчинились.
– До чего же глуп человек! – проворчал Жан-Мари. Дальние странствия и тюремная служба сделали его философом. – Ну почему, скажите на милость, приходится прибегать к силе, когда хочешь сделать все по-хорошему? Почему всегда выходит, как говорит пословица: ловишь мух на уксус? Ведь лучше-то мед!
Пока он предавался рассуждениям, лодка быстро подплыла к берегу. Жан-Мари поспешил погрузить на борт своих спутников, а затем и провизию.
– Эй вы, тихоходы! Мы не желаем вам зла, наоборот! Не верите? Ну-ка возьмите, глотните понемногу! А? Здорово? Ну, а теперь вперед!
– А как же мулы? – поинтересовался Ивон. Мальчишка любил животных. К тому же ему было жаль прерывать едва начавшуюся прогулку верхом.
– Мулы, сынок, пойдут обратно, в свою конюшню, если, конечно, не загнутся по дороге. Но это уж их дело, я не ветеринар.
Но тут он заметил, что чернокожие гребцы, позабыв обо всем, с удивлением разглядывают Синего человека.
– Чего не видали? Неужели не слышали про Синего человека? Вам-то всегда все известно. Да и что здесь такого? Вы вот черные, а он синий.
Доводы, вероятно, подействовали. Во всяком случае негры успокоились, снова склонились к веслам, и лодка поплыла быстрее. Несколько мгновений спустя она причалила к противоположному берегу. Здесь погоня была уже не так страшна.
– Месье Феликс, прошедшая ночь, наверное, утомила вас. Отдохните. Можете даже поспать.
– Это как раз то, что мне нужно, – ответил Синий человек. Таинственная болезнь давала себя знать. Силы почти покинули его. Растянувшись на соломе, Феликс тут же провалился в сон. Рядом с ним пристроился Ивон. Тоже утомился, бедняжка.
– Пополам, – предложил Беник, разламывая на две части сигару и предлагая одну Кервену.
– Ну и что ж, поговорим. У нас есть о чем поболтать, правда?
– Скажи, почему ты повел нас на запад?
– Потому, что двое в лодке плыли туда, только и всего. У нас появилась возможность немного передохнуть. А то все на ногах да на ногах.
– Верно!
– А кроме того, погоня собьется со следа. Все идет хорошо! Да поможет нам Бог!
– Может, и правда Бог помог нам бежать? А не ты ли приложил к этому руку?
– Ты имеешь в виду пожар?
– Да!
– Это все буря наделала. Я, конечно, замышлял что-то подобное, но повторяю, это все буря.
– А мулы?.. Провизия?..
– На базаре прихватил. Вот жаль, оружия не достал.
– Чем мы располагаем?
– У меня только револьвер да сотня патронов.
– Маловато!
– Знаю! Если все будет хорошо, через неделю доберемся до моих друзей-индейцев. Там нас примут как дорогих гостей.
– Неделя – это долго!
– Ничего не поделаешь. Скажи-ка лучше, как зовут твоего товарища?
– Месье Феликс.
– Парижанин, не так ли?
– Да, он из Парижа.
– А чем занимается?
– Говорят, бакалейщик.
– А здесь что делает?
– За кофе ехал. Он друг моего капитана. Сбежал из своего Парижа, жена жизни не давала.
– Хотел бы я посмотреть на ту парижанку, которая бы мне не давала жизни!
– О чем ты говоришь? Ты ведь матрос, бретонец.