Наконец, утомленный бессмысленным разговором, его преподобие, нисколько не конфузясь, опрокинул стаканчик, а затем и второй, и третий. Вскоре он окончательно оставил попытки вернуть грешника на путь истинный. Бакалейщик же, насытившись и утолив жажду, ощутил ту невыразимую истому, какая обыкновенно венчает добрый обед. Но внезапно послеобеденный отдых нарушил глухой рокот, сопровождаемый скрежетом металла. Феликс подскочил на месте. Массивная дверь отворилась, и он увидел знакомый конвой и человека с фонарем.
   – Пора! – произнес парижанин с комическим смирением. – Гостеприимство здешних хозяев становится навязчивым. Какого черта они не оставляют меня в покое после сытного обеда? Однако ничего не поделаешь. Приходится подчиняться.
   Невозмутимые, молчаливые матросы вывели его на палубу.
   – Брр! Ну и ветер здесь, наверху! Можно подумать, что меня собираются расстрелять! – Но когда руки связали за спиной, Обертен испугался не на шутку. Жемчужины пота выступили на лбу, и острая, внезапная боль кинжалом пронзила сердце. Бедняга машинально поднял голову, едва различил в свете фонаря веревочную петлю и тут только с ужасом осознал происходящее.
   – Повесить! Меня! – завопил он, яростно отбиваясь. – Мерзавцы! Что я вам…
   Закончить он уже не успел…
   Горло сжала петля. Веревка медленно натянулась, заскрипел плохо смазанный ролик. Повешенный в последний раз напрягся в безнадежном усилии, дернулся, словно марионеткаnote 75, и затих…
   Англичане, для которых казнь через повешение столь же заманчивое зрелище, как боксерский поединок, хором закричали «Ура!». Прошло не более четырех-пяти секунд. Внезапно раздался страшный взрыв. Он не походил на артиллерийский залп и шел, казалось, из глубины моря. Мощный столб воды поднялся у правого борта, сотрясая все судно, и с неимоверной силой обрушился на палубу. Крейсер закачался, как дырявая посудина. Что-то хрустнуло. Судно на мгновение застыло, подобно смертельно раненному зверю, и стало быстро тонуть.
   Крики радости сменились воплями ужаса. Неописуемая паника овладела экипажем, который уже не слушал приказаний.
   – Тонем!.. Тонем!..
   Напрасно командующий пытался спустить шлюпки. Времени не осталось даже на такую простую операцию.
   Те, кто перед лицом катастрофы все же сохранил присутствие духа, вспомнили о «Дораде». Они бросились в воду, надеясь доплыть до парусника.
   Командующий также сообразил, что это единственный выход, приказав эвакуироваться. Крейсер вот-вот должен был уйти под воду, унеся с собой тех, кто не успел покинуть его. И тут обнаружилось, что тросnote 76, соединяющий их с парусником, обрезан.
   В этот момент, пользуясь всеобщей паникой, человек в костюме английского моряка взобрался на корму. Вода текла с него потоками. В сутолоке он, словно дикий зверь, прокрался к грот-мачте и вдруг истошным голосом вскричал:
   – Я пришел слишком поздно! О! Бандиты, они заплатят мне за него!..
* * *
   Крейсер затонул на расстоянии одного кабельтова от «Дорады». Еще некоторое время в водовороте видны были люди и всякая мелочь, недавно валявшаяся на палубе.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОХОЖДЕНИЯ ВИСЕЛЬНИКА

ГЛАВА 1

Диаманта. – Пестрая толпа. – Балаган. – Зазывала. – Синий человек из пучины морской… – Спектакль, который дал больше, чем было обещано. – Гвоздь программы. – Он ест сырую курицу. – Бунт. – Патруль и верховный судья. – В тюрьму! – Инкогнитоnote 77 Синего человека раскрыто.
   Первого января 1887 года в городке Диаманта царило необычайное оживление. Местные жители вообще славятся своим темпераментом, а в этот день ими овладело какое-то особенное волнение. Новогодние ли торжества вызвали его? Или шахтеры отыскали алмазную жилу? А может быть, сгорел банк? Или убили нового управляющего шахт и стащили сейф с бриллиантами?
   Шумная, говорливая, подвыпившая толпа устремилась по единственной – шириной в пятьдесят метров – улице города к просторной площади, посреди которой высились унылые, облезлые пальмы, сожженные немилосердным южным солнцем.
   Негры в высоких шляпах, рединготах и белоснежных панталонах, обутые в лаковые лодочки, на бегу курили огромные, как банан, сигары; китайцы с косичками-хвостиками с любопытством вытягивали шеи; евреи с бараньим профилем, в непомерно больших очках отважно пробивались сквозь толпу; лимоннолицые португальцы с щегольскими зонтиками ускоряли шаг; и опять негры, едва одетые, прикрытые лишь куском ткани; мулатыnote 78, мамелюкиnote 79 и индейцы – все спешили, толкались, кричали, стонали, визжали, ревели. Все во что бы то ни стало хотели попасть на площадь.
   Дома опустели. Но что это были за дома! Жалкие, закопченные лачуги, крытые брезентом, а то и просто тряпьем или остатками консервных банок. Всей мебели – гамакnote 80 да пустой ящик. Тут же шахтерский инструмент.
   Сразу бросалось в глаза почти полное отсутствие женщин и детей.
   А все потому, что Диаманта (не следует путать ее с Диамантинойnote 81) возникла совсем недавно, сегодня, возможно, это название еще ни о чем не скажет географу. Но зато оно слишком хорошо известно бразильской налоговой инспекции. Появлением своим городок обязан богатейшему месторождению алмазов. Искатели счастья моментально слетелись сюда, словно пчелы на мед. Отовсюду стекались в Диаманту бродяги со своим нехитрым скарбом, киркой, лопатой, лотком да парой сильных рук.
   Мало кто, не считая негров, привез с собой семьи: китайцы оттого, что бразильские законы, как и законы Соединенных Штатов, запрещают «ввоз» китайских женщин, индейцы оттого, что убеждены место женщины дома, у очага. Плохо ли, хорошо ли, но, прибыв на место, все они кое-как отстроились, нимало не заботясь даже об элементарных удобствах. В самом деле, что значит для человека, гонимого к наживе алмазной лихорадкой, – а она, пожалуй, посильнее золотой, – что значит для такого человека домашний уют? Одержимый единственной мечтой, он уходит из дома на рассвете, возвращается поздней ночью, разочарованный или вдохновленный, и засыпает как убитый. Что значит для него дом?
   В толпе на площади было много торговцев. У этих жилища посолиднее и побогаче, чем у шахтеров. В большинстве своем евреи, предпочитавшие торговлю тяжелому труду, хорошо знавшие, что рано или поздно накопят несметные богатства и выкарабкаются из сегодняшней нужды. Они забили лавки мануфактурой и всевозможной выпивкой, дьявольским зельем, способным выманить у клиента последнее и заставить его пойти на самую невероятную сделку.
   Старая нормандская поговорка гласит: «Один хитрец из Вираnote 82 стоит двух из Донфронаnote 83, за каждого из которых не жаль отдать четыре тыквы из Конде-сюр-Нуаро"note 84. Так вот один португальский еврей стоит всех хитрецов из Вира вместе взятых. Не в обиду будет сказано жителям Кальвадоса. Хотите убедиться в этом, отправляйтесь на берега реки Граиаху, что в двухстах пятидесяти километрах от острова Марахаоnote 85. Как ни посмотри, а путешествие стоящее. Повезет – останетесь с наваром, если, конечно, в состоянии обойтись без водки.
   Но вернемся на площадь в Диаманте, куда сбежалась оголтелая толпа.
   Кроме непробудного пьянства да карт, других развлечений местных жителей не было. Но с пустым кошельком за игру не сядешь, с дырявым карманом не выпьешь. Проигравшиеся частенько теряли работу, а безработные погибали от жажды.
   И вот неизвестно откуда ворвался в беспросветную жизнь городка некий барнумnote 86. За умеренную сумму в двести пятьдесят реисовnote 87 он обещал зрелище несказанное, невероятное, сногсшибательное.
   Барнум появился ночью, десяток мулов тянули его поклажу. Под открытым небом вмиг раскинулся звездный шатер, пред ним – на двух бочках – небольшое возвышение – эстрада. Картину довершало громадное полотно, на котором неумелой рукой были изображены всяческие чудеса.
   Словом, к утру на площади высилось довольно безвкусное сооружение, ужаснувшее бы самого непритязательного зрителя. Неискушенная местная публика тем не менее зачарованно разглядывала аляповатое узорочье балагана. Барнуму без труда удалось опустошить карманы наивных зевак. Последние же сгорали от нетерпения и едва ли не приступом брали сцену.
   Надо правду сказать, подобного шахтерам видеть еще не приходилось.
   Импресариоnote 88, однако, не торопился. То ли он был сторонником тезиса «Хорошенького понемножку» отпуская удовольствия дозами, то ли просто набивал цену.
   Между тем оркестр наполнил площадь душераздирающими звуками. Тромбон заголосил выпью, кларнет заквакал, охотничий рожок заулюлюкал, давя на ушные перепонки, а цимбалы загрохотали так, будто сама грозовая молния вела свою партию в этой невообразимой какофонии.
   Барнум, наряженный мушкетером, метался по эстраде, жестами воодушевляя музыкантов в костюмах английской армии, размахивал дирижерской палочкой, то и дело задевая рукой размалеванную ткань, которая хлопала и раздувалась.
   Чего только не было на этом фантастическом полотне: двуглавые бараны, шестиногие быки, курящие трубку тюлени; рогатая обезьяна в костюме маркиза брила овцу, горбатый жираф облизывал луну, крокодил сидел за столом с салфеткой вокруг шеи; а еще бабочки, огромные, словно двустворчатые ворота, неимоверных размеров лягушки и так далее, и тому подобное. Посреди сего вертепаnote 89 был изображен человек-чудовище – повелитель этой нечисти.
   При взгляде на него добродушные лица негров расплывались в улыбке. Вскоре они уже безудержно хохотали, обнажив сверкающие белизной зубы. Китайцы гоготали, издавая звук, напоминавший звон надтреснутого колокола. Белые аплодировали, как в театре. Даже у индейцев, обычно спокойных и медлительных, загорались глаза.
   И действительно, в нарисованном человеке ощущалось что-то особенное, непередаваемое. Невозможно было определить, к какой расе он принадлежал. Ни белый, ни черный, ни желтый, ни красный, но – синий!.. Ярко-синий, под цвет оперения длиннохвостых попугаев. Он был такой же синий, как негр бывает черным. Резко-синий цвет резал глаза.
   Мушкетер подал сигнал. Музыка моментально смолкла. Все услыхали охрипший голос. Говоривший будто бы продолжал только что прерванную речь.
   – Да-да, дамы и господа, человек, изображенный на этом блистательном полотне, – казалось бы, лишь плод воображения. Вы скажете (и я не стану разубеждать вас), что синего человека не существует, художник преувеличил. И вы правы… почти правы. Потому что этот синий человек уникален. Он единственный в мире, единственный, как солнце, что светит всем нам, как
   Великий Моголnote 90 или Великий Лама!note 91 И вы убедитесь в этом. Даю слово! Слово Рафаэло Гимараенса! Но это еще не все. Синий человек родился в морских глубинах и прожил там тридцать лет без воздуха. Однако он разговаривает, поет, пишет, танцует, играет на музыкальных инструментах, не хуже земного человека. Он ест сырых цыплят, умеет считать до десяти и даже до двадцати на пальцах. Он не знает по-нашему ни слова, но свободно изъясняется на никому не понятном языке. Впрочем, во всем этом почтенная публика убедится сама.
   Возвращаясь к цвету его кожи, предупреждаю тех, кто посчитает его ненатуральным: отбросьте подозрения! В том, что цвет несмываем, вы сможете убедиться, помыв его мылом, водкой или маслом. Итак, вы убедитесь, что никакого подлога нет и что Рафаэло Гимараенс, законный владелец этого чуда, – честный человек. И вы оцените по достоинству Рафаэло Гимараенса, ибо он за столь мизерную плату, преодолев усталость и опасности, пришел к вам, чтобы развлечь, дать вам отдых, показать сие невиданное создание матери-природы!
   Помните, что Синий человек не дикий зверь, в его жилах течет человеческая кровь. Забудьте о жестокости. На всякий случай, однако, я посадил его на цепь во избежание малейшей угрозы вашей безопасности.
   Внимание, мы начинаем! Музыка!
   Грянул оркестр, и сеньор Гимараенс, величественным жестом приоткрыв занавеску, пригласил желающих войти.
   Шествие началось. Первыми впустили белых – по месту и почет. Над большой чашей для монет замелькали белые перчатки. Евреи, пошарив в своих кошельках, с сожалением расставались с их содержимым. Негры, в простоте своей, не ведавшие разницы между своим и чужим, платили за неимущих соплеменников, делясь с ними по-братски. Китайцы, обскакавшие всех в своей жадности, собирались человек по пять-шесть и посылали кого-то одного посмотреть, стоит ли зрелище таких расходов. Индейцы расплачивались золотым песком или краденой алмазной крошкой.
   Так как сеньор Гимараенс и не думал давать сдачу, никто не осмеливался возражать. Таким образом, чаша наполнилась очень скоро. Толпа на улице заволновалась, но тут же успокоилась в ответ на обещание повторить представление еще раз.
   Занавес опустился. Музыка смолкла. Барнум исчез. Театрик опустел.
   Но внезапно раздался резкий свисток, и полотно вновь взвилось.
   На площади воцарилась мертвая тишина. На сцене стоял Синий человек, прикованный цепью, словно дикий зверь. На нем не было ничего, кроме панталон. Оголенный мощный торс выдавал недюжинную силу.
   Дон Рафаэло Гимараенс не ошибся в расчете. Невероятно: человек на эстраде совершенно синий, синий с головы до пят, как будто бы он выкупался в индиго! И если, как утверждает барнум, это его природная масть, то за собственные деньги зритель имеет право в этом убедиться!
   Оторопевшая было толпа пришла в неистовство. Пронзительные крики, топот, смех, аплодисменты раздались со всех сторон. Теперь наконец зрители были удовлетворены.
   – Итак, дамы и господа, – снова начал Гимараенс свою высокопарную речь, – обманул ли я вас? Стоило ли лицезрение Синего человека небольшой платы? Однако это лишь начало! Теперь моя очередь выполнять обещания. Сейчас вы станете свидетелями небывалых экспериментов. Желает ли кто-нибудь из многоуважаемой публики принести воды или любой иной жидкости и помыть Синего человека? Вы имеете полную возможность проверить истинность моих слов! Вы, сударь, – обратился он к грузчику-негру колоссального роста, – вы желаете попробовать?
   Мужчина, слегка смутившись, все же утвердительно кивнул и взял у одного из музыкантов таз и тряпку не первой свежести. Намочив ее, он взобрался на сцену и подошел к Синему человеку, намереваясь как следует его потереть.
   Несчастный, до сих пор, по крайней мере с виду, казавшийся равнодушным, опустив глаза, застыл в страдальческой позе, но вдруг яростно завопил и встал в боксерскую стойку перед озадаченным негром.
   – Не волнуйся, мой мальчик, – внушительно проговорил барнум, и, обратившись к грузчику, обронил: – он иногда нервничает. Сейчас я его успокою. Ударив кнутом, циркач грозно добавил: – Синий человек! Опустить руки! Не сметь перечить уважаемой публике!
   Покорившись, синий дьявол успокоился и позволил делать с собой все что угодно.
   Но в это время испуганный негр отбросил таз – брызги полетели во все стороны, швырнул на землю тряпку и опрометью кинулся прочь.
   И тут произошло нечто необъяснимое, медицинской наукой не описанное. Синий человек неожиданно стал коричневым!
   Кожа вокруг глаз и рта, нос, уши, а затем ноги и руки постепенно начали менять цвет и в конце концов оказались абсолютно такими же, как у чистокровных негров.
   Все вокруг топали и свистели. Право же, сеньор Гимараенс выполнил больше, чем обещал, тем не менее надо же, черт возьми, выяснить, был ли синий цвет природным цветом!
   Но в это время несчастный успокоился, прерывистое дыхание выровнялось, и мало-помалу коричневый цвет вновь уступил место синему, к неописуемой радости всех присутствующих.
   – А теперь, дамы и господа, – провозгласил барнум, – Синий человек будет есть! Он ест совершенно так же, как мы с вами, с той лишь разницей,
   что дикарь нипочем не желает есть вареного. Все, что нужно этому каннибалуnote 92, так это сырое мясо. Смотрите же. – И он показал толпе только что зарезанную курицу, чисто ощипанную, но очень тощую.
   Прежде чем схватить тщедушную птицу, Синий человек, до сих пор не произнесший ни слова, казалось, сделал над собой усилие и, обратив грустный взор к любопытной, но равнодушной толпе, крикнул:
   – Есть среди вас кто-нибудь, сносно говорящий по-французски?
   Увы! В этих местах говорят на португальском. Никто не откликнулся на его мольбу.
   – Синий человек голоден! Я думаю, что он говорит мне: «Ты мой кормилец, мой благодетель».
   Бедняга, который, по-видимому, находился на грани истощения, вцепился в курицу, жадно глотая большими кусками.
   – Спокойнее, Синий человек! Спокойнее, мой мальчик, отдышись!
   Но тот, изголодавшийся, со слезами на глазах ответил по-французски:
   – Палач! Если ты моришь меня голодом для того, чтобы я развлекал твою публику, заглатывая эту мерзость, так, по крайней мере, позволь хоть один раз насытиться! Не-ст! Лучше сто раз умереть! Иметь бы оружие, чтобы раз и навсегда покончить со всем этим! Даже во сне этот мошенник стережет меня.
   – Смотрите, смотрите, господа! Синий человек сегодня на редкость красноречив! Обычно он немногословен. Нет сомнений, что ваше добропорядочное общество расшевелило его! Ах! Если бы научить его португальскому! Но что вы хотите: дикарь глупее попугая. Те хоть слышат и понимают.
   В толпе вновь раздались восклицания, смех, восторженные аплодисменты. Горячие головы потребовали от барнума новых чудес. Сеньор Гимараенс, который ни в чем не мог отказать публике, подошел к Синему человеку, заставил его встать и приказал танцевать.
   Однако тот либо не понял приказания, либо перенесенные им страдания переполнили чашу терпения. Он остался недвижим, бросая вызов хозяину. Кнут взвился и готов был уже обрушить страшные удары на плечи невольника, но застыл в воздухе. Руку, державшую кнут, остановил какой-то белый.
   Сеньор Гимараенс закричал от гнева и боли, попытался освободиться и, наконец, стал звать на помощь.
   Синий человек испустил победный клич, выхватил кнут из рук палача и принялся что есть мочи лупить его.
   Мушкетерская шляпа в одно мгновение превратилась в грязную тряпку, всюду валялись обрывки кружев, от рубашки остались одни лохмотья, а Синий человек, ослепленный ненавистью и ужасом, все бил и бил своего мучителя, не в силах остановиться.
   Никто из оторопевших зрителей не шевельнулся, так все были удивлены, даже ошеломлены увиденным.
   На крики хозяина сбежались музыканты. Они хотели уже наброситься на взбунтовавшегося дикаря. Но тот, словно разъяренный зверь, терзая жертву, крикнул:
   – Если кто-нибудь из вас сделает шаг, я сверну ему шею.
   Угроза казалась вполне реальной. Гимараенс хрипел, высунув язык, глаза вылезли из орбит.
   Незнание французского не помешало музыкантам понять смысл угрозы, и они так и остались стоять, кто где был.
   Опомнившись, один из них побежал за гвардейцами. В Диаманте эти блюстители порядка охраняют банк, особняк управляющего, дома торговцев. Всякое может случиться, когда в городе много выпивки.
   Вопреки установившемуся правилу (а исключение составляют разве что опереточные карабинерыnote 93) военные подоспели вовремя. Патруль появился как раз в тот самый момент, когда сеньор Гимараенс готов уже был отдать Богу душу.
   Группа туземных солдат из племени индейцев тапуйес, в панталонах и белопенных блузах, босиком, со скверными поршневыми ружьями наперевес, протиснулась к сцене. Толпа почтительно расступилась при виде их предводителя.
   С ног до головы облаченный в крахмальный тикnote 94, он держался с исключительным достоинством. Основной предмет его гордости составляла невообразимая остроконечная, почти клоунская, шляпа. Она рассмешила бы, пожалуй, и несмеяну. Представьте себе гигантский кожаный конус, с негнущимися плоскими полями. С его верхушки свисают две ленты длиной по два метра, на которых крупными пурпурными буквами начертано по-португальски: уважай закон.
   Как говорится, ни прибавить, ни убавить! Не так ли?
   Однако этот самый карикатурный персонаж не кто иной, как верховный судья Диаманты, второе официальное лицо в городе. Он подчиняется только управляющему шахтами.
   Высокое лицо отважно приблизилось к Синему человеку и велело немедленно отпустить несчастную жертву. Но тщетно. Мятежник не понимал или не желал понимать приказ судьи, поколебав тем самым непререкаемый авторитет последнего.
   – Повторяю, оставьте в покое этого человека! – Судье впервые не повиновались. Не зная, что имеет дело с феноменомnote 95, и искренне полагая, что синева его кожи – всего лишь маскарад, страж порядка взобрался на сцену и замахнулся на непокорного тростью.
   Синий человек, ожидая, очевидно, новых палочных ударов, отпустил наконец барнума и в бешенстве набросился на вновь прибывшего. Мощный удар повалил судью наземь, и тот остался лежать рядом с Гимараенсом.
   Немного погодя, изрядно помятый, судья приподнялся. Авторитет его в глазах толпы неудержимо падал. Не в силах встать на ноги, он подозвал солдат.
   – Взять его! Защищайте своего командира! Именем закона!
   Как всегда нерасторопные, тапуйес очнулись наконец и осмелились приблизиться к синему дьяволу, внушавшему им суеверный ужас.
   Исколотый штыками, бедняга готов был уже расстаться с жизнью. Уступая силе, удрученный и разом ослабевший, он рухнул на помост. При виде этого судья вновь подал голос. Испуг сменился высокомерием. Он приказал солдатам отправить нарушителя в тюрьму.
   В тюрьму? Одного слова достаточно было, чтобы сеньор Гимараенс упал в обморок.
   – В тюрьму! – пролепетал он. – Как вы не понимаете, сеньор, для меня это крах! Посадить в тюрьму Синего человека – все равно что пустить меня по миру. Ваше превосходительство, я готов заплатить любой штраф! У меня нет к нему претензий! Простите дикаря!
   – Пусть он дикарь, если вам угодно так думать! Но он поднял руку на меня, верховного судью города. Он должен понести наказание, и будет наказан! Я вымою его, а после отправлю на шахты. Ему будет где применить свою силу.
   – Но, ваше превосходительство! Его цвет не отмывается, не оттирается…
   – Рассказывай!.. – воскликнул удивленный судья. – Так я и поверил!..
   – О! Это истинная правда!
   – Ну так тем вернее надо его посадить!
   – Ваше превосходительство…
   – Еще слово, и вы отправитесь следом! Снимите-ка с него цепь.
   С законом не шутят. И сеньор Гимараенс поспешил исполнить приказ. Через мгновение патруль уводил Синего человека, пробираясь сквозь толпу, которая могла теперь разглядывать его, не затратив ни гроша.
   Он брел молча, понурив голову, как вдруг чей-то возглас, совсем рядом, заставил его встрепенуться.
   – Черт возьми! Милосердный Боже!.. Да это же он! – кричали по-французски.
   Присмотревшись, конвоируемый заметил двух мужчин, вернее мужчину и подростка в матросской форме, и в свою очередь закричал от удивления и радости:
   – Беник!.. Ивон!..
   – Месье Феликс!.. Боже правый! Ну и видок у вас!

ГЛАВА 2

О том, как Беник и Ивон попали в тюрьму. – Поверженный судья. – Снова вместе. – История Беника. – Торпеда. – Что думал боцман по поводу потопления крейсера. – Конфискация «Дорады». – Экипаж арестован. Дядя и племянник бегут. – Приключения Синего человека. – После виселицы. – Бокаирес. – Превращение Феликса Обертена. – Продан. – Чудо. – Говорите ли вы по-французски?
   Пораженный Беник не верил своим глазам, узнав в синем чудовище Феликса Обертена. Ошибиться он не мог, ведь арестованный произнес не только его имя, но и имя племянника, юнги Ивона. Матрос хотел было поговорить с ним, расспросить обо всем и освободить, но не успел Ивон броситься в объятия своего спасителя, как грозный окрик судьи заставил солдат оттащить Синего человека в сторону, невзирая на протесты французов.