А каких усилий стоило вручение золотой медали ООН за укрепление мира Брежневу!
Только что в сентябре вручали медаль, не для того, чтобы он любовался ей на пенсии.
Андропов понимал, что пожизненное правление Брежнева – его единственный шанс достичь высшей власти. Он не хотел делать ошибку, как его предшественник Берия, который пытался просто вырвать власть. Власть не далась, а Берия сломал шею. Андропов хотел взять власть мягко, чтобы народ его любил, а не называл стукачом.
Кроме кино на стороне Андропова сыграл еще и закон природы. Любой нормальный отец все готов сделать для своей дочери. Спекуляция и любовь к бриллиантам не были сами по себе чем-то страшным. Можно было морально осудить, но на большее это не тянуло.
Хорошо в последнюю минуту случайно подвернулся серьезный эпизод. От разглашения государственной тайны до измены родине один шаг. А это расстрел. Какой же любящий отец согласиться на такое для дочери?
Практически в те же часы профессор Изотов набирал номер профессора Боркова.
Смешное было время – не было мобильных телефонов.
– Здравствуйте, это Изотов. Как дела у вас? Готовитесь к занятиям?
– Здравствуйте! Да, занятия будут, как всегда по пятницам.
Профессора говорили на птичьем языке понимая, что их внимательно слушают.
– Значит в пятницу, как всегда?
– Можете приходить десятого, телевизор посмотрим.
– А в котором часу?
– Я думаю, к семичасовым новостям. Позже трудности с охраной, пропуск некому будет выписать.
– Хорошо, у меня как раз рано заканчивается заседание кафедры. Буду у вас.
– До свидания.
– Всего доброго.
По понедельникам Изотов встречался с аспирантами. Он с нетерпением и страхом ждал встречи с Красовским.
Красовский был интересной личностью. Хотя, почему был? Скорее всего, он жив и здоров сейчас. Просто я очень давно его не видел. Последний раз мы с ним встречались на первом съезде российских предпринимателей. Слово кооператор стало уже тогда ругательством, как слово нэпман в двадцатые года. И Энди решил назваться предпринимателем, он, конечно, входил в руководство нового движения. Это был уже не тощий студент, а толстый и солидный дядя.
На самом деле его звали Андрей, но он всегда назывался Энди, по-английски, как было модно в эпоху джинсов и битлов.
Энди считался балагуром, бабником и гулякой и душой компании. Но у него хватало ума и времени еще и окончить университет. Поскольку чем ему заниматься в жизни он не знал, то на всякий случай поступил в аспирантуру.
Отец у Энди был адмиралом на Черноморском флоте. Не самый большой шишкой, но занимавший очень важный пост. Его эскадра ходила в Средиземное море. Дальше задача была такая. Они как приклеенные преследовали шестой американский флот. Иногда это было по семь месяцев в году. За это платили жалование, походные, командировочные, кормовые, да еще и часть валютой. (сейчас смешное время все забыли что такое валюта! Просто не наши деньги. А тогда валюта – это было все – благополучие и достаток)
Жена адмирала, была скромная русская женщина, которую молоденькой девушкой он во время боя он спас от смерти. Из истории их любви мог бы получиться великолепный роман. Сын Андрей был цветком их любви.
Его мать месяцами сидела одна дома, и денег тратить было решительно не на что. Она молилась богу, в которого поверила во время своего счастливого спасения. Ходить в то время в церковь было не безопасно для карьеры мужа, но она упорно презирала ябед и этим заслужила уважение. Все, включая валюту, она отправляла из Севастополя в Москву единственному сыну. Поэтому Энди не знал, что такое нет денег.
Пусть студенты группы, где учился Красовский, до сих пор считают его рубахой-парнем, но на самом деле все было не просто. Да, он был заводилой в студенческих вечеринках. Для современных читателей стоит объяснить необъяснимую особенность советской власти, которая посылала студентов убирать картошку. Те, кто сажали картошку почему-то ее не хотели убирать. Это происходило, как правило в сентябре. Студенты уезжали в колхоз, там и жили и копали эту самую картошку и складывали в мешки. Если уж быть последовательным, то придется объяснять, что такое колхоз…
Энди на картошке в первый же день устраивал самые шумные пьянки. Но на второй день из Москвы привозили распоряжение ректора, освободить студента Красовского от картошки, и Энди пропадал. Сам он предпочитал круг не простых студентов, а детей начальников. Все годы учебы в Москве он был почти все время в круге золотой молодежи, как он считал, равных ему, и пытался попасть в круг повыше. При его неутомимой активности это ему удалось сделать довольно быстро. Когда он стал аспирантом, ему уже не составляло труда позвонить домой Галине Брежневой.
Всего этого не знал Изотов, не делавший Красовскому каких-то поблажек, но и не отказывающийся от бутылки французского коньяка от него по праздникам. Не знал, но догадывался, он же был настоящим философом.
Пришел Красовсий, сказал – «здрасьте» и небрежно разбросал по столу свои бумаги. Он должен был принести научному руководителю главу будущей диссертации. Изотов видел, что он принес то же самое, что и неделю назад, но и тогда все было одно и то же.
Изотов сделал вид, что читает.
– Вот тут надо бы прибавить цитату из писем Маркса к Энгельсу том 44 полного собрания. У нас в библиотеке есть, посмотрите внимательней, я страницу не помню.
(Для юных читателей сообщаю, что Маркс и Энгельс это малозначительные философы 19 века. Смысл их философской доктрины – что потопаешь, то и полопаешь, а как полопаешь, – такие и мысли в голове.)
– Хорошо, сделаю, конечно, обязательно посмотрю.
Изотов снял очки и решился поговорить с аспирантом.
– Мне хотелось бы поговорить о другом.
– Ну, вот, КГБ, как в школе. И по месту учебы сообщили, и еще не дай бог матери настучат. – как обиженный мальчик пожаловался Красовсий.
Изотов понял, что вот она удача – пришла. Он родился при Сталине и точно знал, что просто так с Лубянки никого не выпускают. Если уж Красовский побывал там и сидит сейчас перед ним в университетской аудитории, а не на нарах, значит, у него была информация, и его завербовали. Изотов перешел на ты. Красовский удивился. Он никогда не слышал, чтобы профессор переходил на ты.
– Ты думаешь, я не вижу, что ты мне одно и тоже третий раз приносишь?
– Да я работал, Канта читал.
– А ты думаешь, мы тут сидим про Канта рассуждаем? Ты знаешь, что у меня высшая форма допуска? Как у ядерных физиков! Философия – это такое же оружие, как атомная бомба.
Изотову самому понравилось, как он сказал. Про ядерных физиков он вспомнил, потому что думал про Боркова.
– Да, знаю я все, знаю, – нехотя промычал Красовский.
– А знаешь, так должен молчать, а не болтать о секретах государства.
– А что я такого уж и рассказал то?
– Мне это не интересно.
– Нет, правда, только похвастался, что с Галиной Брежневой знаком и тут же на Лубянку.
– Ты соображаешь, что говоришь.
– А что, она хорошая тетка.
– Вот видишь, ты опять. Я тебя про нее спрашивал?
– Нет.
– Так зачем ты мне все это говоришь? Я же тебя просил секреты не раскрывать.
– Какой это секрет? Все всё знают.
– Что ты у нее пьянствуешь?
– Да, что я один, что ли. И было то всего пару раз.
– Пойми, не она важна. Ее отец. Вот о чем не болтают.
– Она говорила, только, что папа на пенсию собирается, на здоровье жалуется.
Изотов понял, что визит на Лубянку ничему не научил Красовского. Сейчас он, не будучи следователем, мог бы вытащить из этого болта любую информацию. Но что-то его остановило. Почему-то он понял, что хватит.
– Ладно иди. Читай Канта.
– До свидания, – буркнул в ответ аспирант. Собрал в дипломат (тогда модны были плоские портфели-дипломаты) свои бумаги и повернувшись спиной к Изотову скорчил рожу, которая означала – говори, говори мне по барабану, я уже это все забыл.
– До свидания, – ответил профессор и подумал: зачем ему такие ученики? Чем хорошим вспомнят потомки философа Изотова?
Поднимаясь по лестнице своего дома сталинской постройки, Изотов думал о своей судьбе. Жена его раз и навсегда решила, что это она сделала его профессором, не без помощи ее папы. После этого жизни не стало. Семейной жизни. Во всем он был виноват, недотепа и неудачник. Изотов сам себе не врал, что связи помогли сделать докторскую так рано, но ему ничего с неба не упало. Все делал и писал он сам. Своим что называется горбом.
Бросить и прекратить этот домашний кошмар, можно было давно, но было жалко карьеры, он уверял себя, что не о званиях и чинах заботится, а о Философии, которую не хочет отдавать в грязные руки. И это была почти чистая правда. Кроме того, умница дочка, удивительно способный и умный ребенок. Оставить ее на попечение жены – она ее сгрызет.
А какие возможности! Какая аспирантка Люба! Умная, красивая, самоотверженная. Понимала все и готова была идти на жертвы. Но он не мог. Каждый понедельник он сидел напротив Любы Князевой и краснел, придумывая какие-то цитаты из классиков. Люба все делала исправно, не то, что Красовсий и смотрела на профессора своими ясными глазами. Почему-то сегодня ее не было.
На этом месте мысли остановились и профессор нажал кнопку звонка. Жена открыла дверь и чмокнула его в щеку.
– Раздевайся, проходи, я сегодня что-то очень вкусное приготовила.
Изотов привык по философски искать причинно-следственные связи. Если жена была добрая, то это не спроста.
– Что случилось, Наташа?
– Почему случилось?
– Да ты такая радостная сегодня. Говори.
Жене и самой хотелось выговориться, и она не сдержалась.
– Папа звонил. Его, наконец, повысили. Теперь он будет даже не зам, а сам! Сразу через две ступеньки наверх!
– Вот это да! – Изотов на самом деле удивился. Философски осмыслить это он пока не мог.
– Да, и еще странно. Он тебе большое спасибо передавал, говорил, что ты ему сильно помог.
– Пустяки. Просто философский анализ. – теперь он понял почему изменилось отношение жены. – Философия – страшная сила, я всегда это говорил.
– Ладно, философия, пошли по случаю такого праздника накроем в столовой. Надо отметить такое дело.
Они с женой стали раскладывать вилки и тарелки на обеденный стол. Обычно, они как все интеллигентные семьи обедали на кухне. Проходя мимо телевизора жена машинально нажала на кнопку и включила телевизор.
– Там сейчас ничего нет, – показал на телевизор Изотов.
– Ой, это я так по привычке, – стала оправдываться жена.
– Нет, ничего, пожалуйста, – задумчиво произнес философ.
Еще минуту назад он хотел позвонить Боркову и отказаться приехать завтра. Зачем? Можно и дома посмотреть. Во всех телевизорах страны одно и то же. Но сейчас он понял то, над чем подсознательно думал все эти дни, то почему они с Борковым смотрели программу «время» от 10 октября. На календаре было 9 октября.
Назавтра Изотов старательно влезал в переполненный троллейбус на Соколе, чтобы добраться до известного института. Был час пик. Половина седьмого.
Борков, как обычно, любезно встретил гостя и проводил в методический кабинет. Ученые расположились в креслах напротив телевизора, но Изотов не выдержал. Встал и стал ходить взад-вперед по небольшому кабинету.
– Николай Георгиевич! Я вот понял, почему мы видели ту передачу.
– Почему? Я, честно говоря, тоже бился над этим вопросом. И ничего не придумал с точки зрения физики.
– Дело не физике. Теперь вам там, в будущем придется включать телевизор в нужное время.
– Как это я прикажу самому себе из будущего? Сами же говорите, что будущее и прошлое это одно и то же.
– Привычка – вот ответ. Входя в методический кабинет – включайте телевизор. Сегодня-то прошел слух, что Брежнева снимают, вот вы и включили, а так-то вы его никогда не включаете. Он так стоит, пылится.
– Вы дело говорите. Ладно, давайте посмотрим, и Борков включил телевизор, который стоял сегодня один, без приборов.
На экране появилась диктор Валентина Леонтьева.
– Мы прерываем наши передачи. Только что в студию поступило информационное сообщение о пленуме ЦК КПСС.
На пленуме были обсуждены следующие вопросы: Первое. Об усилении мер по борьбе с нехарактерными для нашей жизни явлениями, такими пережитками прошлого, как пьянство и алкоголизм. ЦК КПСС обязало партийные, комсомольские и советские учреждения активно выступить в борьбу с этим явлением.
Леонтьева продолжала зачитывать меры по борьбе с пьянством, а ученые удивленно глядели друг на друга.
– Это вы натворили? – начал трудный разговор Борков.
– Вроде нет, а может быть вы? Давайте вспоминать, не сказали ли вы кому.
– Получилось как с подводной лодкой – развилка. Судьба могла пойти так, а пошла так, Борков на пальцах показывал, как это было.
– Надо осторожней с будущим обращаться.
– Подождите, дослушаем, может быть еще не все.
Валентина Леонтьева продолжала:
Усилить пропаганду здорового образа жизни. Ответственным за выполнение поручения ЦК КПСС назначил Горбачева Михаила Сергеевича.
– Какой-то новый, я такого не знаю, удивился философ. Ему по должности полагалось знать коммунистических лидеров.
Телевизор продолжал:
Второй вопрос кадровый. Решением пленума Горбачев Михаил Сергеевич избран секретарем ЦК КПСС. В разном были обсуждены актуальные вопросы жизни страны и мира.
На этом пленум закончил свою работу.
Передаем биографию Горбачева Михаила Сергеевича.
(Официальную биографию Горбачева потом так часто передавали и печатали, что пересказывать ее нет никакого смысла. Кто не помнит, можно посмотреть в энциклопедическом словаре.) После биографии диктор сделала профессиональную паузу и произнесла:
Продолжаем наши передачи. В связи с изменением расписания сегодня вы увидите следующие передачи – к 60-летию Великой октябрьской социалистической революции – документальная киноповесть Наша биография, год 1947, сразу после окончания программы.
Борков встал и выключил телевизор.
– Кто первый будет признаваться? – грустно пошутил Борков.
– Виноват, сказал тестю. Но он у меня хороший мужик, уверен, что ни гу-гу, – в этот момент Изотов понял, что с тестем-то как раз что-то не так. Уж очень подозрительно быстро того повысили. Да еще спасибо передавал.
– Я тоже не без греха, – сознался Борков, – Но человек свой, надежный, мой помощник.
Сказал Борков Саше Певцову. Такие как Певцов были обязательным явлением в советской науке, при распределительной системе, – это когда тебе положено два прибора в год, два и получи – надо тебе или не надо. Поэтому те приборы, которые нужны где-то, стояли на полке в другом месте и пылились. Активный человек, умеющий говорить с людьми, всегда мог выяснить, где что есть и на что это можно поменять. Наука, как правило, у таких не ладилась, но Саше диссертацию писали всем отделом, и он ее с грехом пополам защитил. Много он общался и со своим шефом, рассказывая ему о трудностях и победах в деле добывание компонентов и приборов. Такие люди, как Саша, обычно точно чувствуют перемены во власти. И во время разговора с Борковым, затянувшегося до вечера он пожаловался шефу на общие тенденции в снабжении. Становилось все туже. Советская промышленность с каждым годом все больше отставала от западной. Научные приборы устаревали еще на заводе. Борков отправил Певцова в представительство Югославии, купить что-то хорошее на неожиданно упавшие из министерства инвалютные рубли, а заодно и поделился мнением, что Брежнев собирается в отставку, на пенсию.
Югославия была тогда формально социалистической страной, но с рыночной экономикой. Она служила окном на запад для закупок оборудования в секретные организации. И еще хотелось бы расшифровать слова инвалютные рубли, но проще написать том политэкономии социализма. Короче инвалютные рубли – это были деньги, на которые можно было купить что-то нужное. В отличие от простых рублей.
Созвонившись с утра с торгпредством Югославии, где Певцова прекрасно знали, ему назначили встречу ближе к вечеру.
Занимался Певцовым, совсем молодой выпускник белградского университета Бранко Вишнич. Он только приехал на новое место работы и горел желанием показать себя. Тогда он еще не понимал, что такое социалистическая торговля. Сколько Москва закупала югославских товаров, зависело не о качества дубленок, не от его умения их продать, а от каких-то странных решений в Кремле.
Этого Бранко еще не знал, в университете такому не учили. Его учили продвигать товары по рыночному. Этим он и занялся с Певцовым. Обхаживал его, рассказывал анекдоты и дарил сувениры. А уже когда стемнело, достал из шкафа сливовицу. Мало кто у нас знал тогда – что такое сливовица, популярный напиток у западных славян. Грубо говоря, это самогон из сливы, но выдержанная в дубовых бочках. Сливовица мягче коньяка, хотя по крепости обычно больше шестидесяти градусов. Она не бьет по голове, как наша водка, а плавно расслабляет человека. Употребляют ее сербы, чехи, словаки совсем понемногу и после плотной еды. Этого Певцов не знал и после третьей рюмки натощак неожиданно ляпнул:
– У нас скоро тоже большие перемены будут. Очень серьезные люди из Кремля говорили, что Брежнев совсем плохой и сам просится на пенсию.
Певцову захотелось выглядеть солидней. Показать, что он в курсе высших государственных дел.
Бранко как будто и не расслышал, но, составляя вечером депешу в Белград, не забыл написать и про Брежнева.
Строго говоря, у рыночной экономики только один недостаток – все покупается и все продается. Послания Вишнича работник министерства складывал в папку, не читая. Так много их приходило. Молодой работник проявлял редкое рвение на работе. Вишнич делал работу сравнимую со всем остальным представительством, и читать все его творчество было просто невозможно. Но последнюю бумажку белградский чиновник внимательно изучил, заметив важную фамилию. Через час ее копия уже была у советника американского посольства, отвечавшего за разведку.
Сейчас понятно, что мы очень быстро узнали, что такое выборы и как устроена демократия. Сейчас каждый образованный человек знает о политических технологиях. Тогда же выборы в Америке казались играми инопланетян. А выборы в США были назначены как всегда на второй ноябрьский вторник, значит, до них оставалось чуть больше трех недель. Это теперь все знают, что лучший способ испортить предвыборную компанию – поменять стратегию посреди гонки. Впрочем, у предвыборного штаба президента Форда другого выхода и не было. Все было готово, чтобы завешать всю Америку плакатами, где Форд в лисьей шубе целуется взасос с Брежневым и написано – Атомной войны не будет. На английском это звучит еще лучше. Форд встречался зимой в Сибири с Брежневым и подписал историческое соглашение об ограничении гонки атомных вооружений. Тогда и был сделан этот удивительный снимок. Но если на днях Брежнев будет в прошлом, то все пошло прахом. В ЦРУ говорили именно так, ссылаясь на серьезные агентурные данные. Компанию Форда переделали на какие-то невнятные права человека, с которыми в Америке было тогда не очень хорошо. На этот конек сел зануда Картер, который на всех углах противно канючил о свободах дарованных богом.
Короче, за долгие годы американской истории, действующий президент проиграл какому-то скучному моралисту, у которого шансов было ноль.
А в это время… впрочем, время идет само по себе, и только мы знаем, что было сначала, что потом, что причина, а что следствие. Два солидных ученых мужа думали, стоит ли им заглянуть в будущее в следующую пятницу и как. Они обсуждали это совсем как мальчишки, решившие разбить злой соседке окно. Конечно, они говорили об опасности, понимали, что уже наделали глупостей, и история им этого не простит. Но отказаться не могли. Встреча была как всегда, в пятницу, и место встречи изменить было нельзя. А знаменитый фильм с таким названием еще только начал сниматься на одесской киностудии.
Изотов продолжил лекцию с того места, что завершил в прошлый раз.
Развитие схоластики не могло не завести ее в тупик. Сначала схоласты разделились на реалистов и номиналистов.
Реалисты, были реалисты только по названию. Нам материалистам это слышать обидно, но реалисты считали, что существует все, что имеет название. Иначе говоря, слонопотамы где-то существуют, раз их так назвали.
Номиналисты говорили, что названия – это только слова, а не сущности. Один и тот же предмет можно назвать несколькими именами. И что же – должно существовать в природе столько предметов сколько названий? Тем более названий то можно придумать сколько угодно. Споры эти происходили веками, пока великий философ Оккам не сформулировал свой принцип – не умножай сущности сверх необходимого. Эта концепция получила название бритва Оккама.
Загадочный во многом принцип остался в истории философии и надолго определил ее направление в будущем. Сотни лет спустя, мы видим развитие этого принципа у Канта, который разделил предмет и его сущность.
Но об этом мы поговорим попозже. А пока не создавайте сущностей больше необходимого.
Лекция по философии как всегда закончилась во время. Изотов собрал портфель и вышел из аудитории и пошел по коридору в методический кабинет Боркова.
– Здрасте! – Борков копался в контактах. Телевизор был оплетен проводами, а на полках рядом с ним стояли приборы и приборчики.
– Здравствуйте! Как сегодня?
– Попробуем! Вот Саша достал новые конденсаторы. Ребята их заряжали неделю. Должно хватить подольше.
– Хорошо, – ответил Изотов весь, сжавшись от нетерпения, и сел в кресло напротив телевизора потирая руки.
Борков уже привычно, а не по бумажке нажал нужные кнопки и тумблеры.
– У меня еще мысль, Николай Георгиевич, а не воспользоваться ли нам новым современным изобретением – видеомагнитофоном?
– Александр Федорович! То, что мы с вами видим, не показывают по телевизору, и никакого видеосигнала нет. Это видимость.
– Но мы же ее видим! Значит, давайте на кинокамеру заснимем, это наверно, можно. В прошлый раз мы ничего не запомнили, а теперь и восстановить не возможно. Жизнь пошла по другому пути.
– Предложение разумное, и принимается. Сегодня все равно пробный пуск. Потом запасемся камерой. Смотрите, профессор.
Экран начал светиться. Борков близоруко прищурился и сел в соседнее кресло.
На экране появился Михаил Сергеевич Горбачев, в качестве председателя Верховного совета СССР. Ниже на трибуну поднимался Андрей Дмитриевич Сахаров.
Мы, поколение пережившие перестройку прекрасно знаем, что в 1989 году телевизоры были включены везде. Прямые трансляции показывали целый день и везде заседания Верховного совета, где был телевизор – его включали. Именно по этой причине нейтринная ловушка и выхватила из бездны времени этот кусок. Но два уважаемых профессора об этом и не догадывались. На экране появился академик Сахаров.
– Я выступаю за конституциированную смешанную экономику и полный плюрализм в политической жизни. За постепенную конвергенцию социалистических и капиталистических стран с целью предотвращения навсегда термоядерной войны.
Борков тогда еще и не знал слово плюрализм, а Изотов знал его только как философский термин, означающий обобщение. Слова были не понятны, смысл запутан и вряд ли его понимал и сам Сахаров. Сейчас политики так не говорят. Их просто не стали бы слушать. Но в 1989 году! Тема была ясна – ярая антисоветская крамола, за которую еще недавно расстреливали.
Экран телевизора, в которых впились две пары профессорских очков, потух. Молчание висело в институте. Было слышно, как бьются два профессорских сердца.
Первый пришел в себя философ:
– Я узнал председательствующего. Это новый секретарь ЦК – Горбачев, его только что назначили.
– Когда? – Борков не внимательно последнее время следил за политикой.
– Я узнал его по родинке на макушке, – Изотов покопался в своем портфеле, и достал газету Правда. Следить за перемещениями в руководстве ему полагалось, как работнику идеологического фронта, – так это тогда называлось.
– Горбачев Михаил Сергеевич, – показал он небольшую фотографию с краткой справкой.
– А другого выступающего узнал я – это академик Сахаров, физик-атомщик. Делает бомбы. Он раньше работал с Таммом, лауреатом нобелевской премии. Сейчас немного отошел от дел. Прославился тем, что написал письмо Брежневу о закате социализма. После чего его стали отстранять от дел, и он впал в немилость, а так он трижды герой соцтруда, и все такое.
– Как вы думаете это когда? – задал главный вопрос Изотов.
Борков не очень верил в новые конденсаторы, которые достал Певцов и думал, что заряд на них маленький.
– Максимум год, а, скорее всего, меньше.
– А измерить нельзя?
– Мы еще не знаем до конца, как эта штука работает и никаких оценок не может быть. Первый раз у нас получилось 10 октября, я попробовал калиброваться по времени, но пока ничего точного, плюс минус год.
Философские мозги пришли в порядок и начали работать как всегда точно.
– Только что приняли новую конституцию. Согласно ней, надо провести выборы в Верховный совет. Это будет в следующем году. Значит, Сахарова выбрали?
– А где Брежнев? Вместо него этот новенький. Этот Горбачев меня всего на десять лет старше! – Борков стал читать газету с биографией.
– Комбайнер? Еще одна напасть.
– Не только комбайнер, – он еще юрфак МГУ закончил, а там дураков не держат, – вступился за университет философ.