Быстров Андрей. Дороги рая

   Летняя пора, и жизнь так прекрасна...
   Юля раздевалась на берегу. Услышав "Summertime" над морем, она оглянулась на улыбающегося Джейсона. Озорная мысль пришла ей в голову. Быстро скинув с себя всю одежду, она осталась перед Джейсоном - далеко, но не слишком! - совершенно обнаженной. Сначала она стояла к нему спиной, потом повернулась так, чтобы он видел плавную линию груди, розовый холмик соска.
   Джейсон смотрел на Юлю, а она помахала ему рукой и с разбега бросилась в волны, подняв тучу брызг. Она с наслаждением плескалась и в море, и в песне Дженис, чувствуя, как отступает напряжение и усталость, как новыми силами наливается её молодое дивное тело. И ещё сладко тянуло внизу живота... Но это уже относилось к Джейсону.
   А он думал о том далёком дне в другой Вселенной, когда НИЧЕГО НЕ ПРОИЗОШЛО между ним и Юлей, думал о незримом барьере. И как тогда он знал о существовании этого барьера, так знал и теперь о том, что его больше нет.
   13
   Участники музыкальной сессии, числом около ста, собрались в мраморном зале. Собственно, это был не зал, а открытое всем ветрам сооружение выстроенные прямоугольником колонны подпирали высокую крышу. Юля как будто неясно помнила, что в античной архитектуре подобные строения имели какое-то особое наименование. Но так как она не была уверена, что такое (а не просто похожее издали) вообще строилось когда-то на Земле, напрягать память не стала, а остановилась на нехитром определении "мраморный зал" - по материалу колонн и красно-белого мозаичного пола.
   В центре зала возвышался (хотелось сказать - громоздился, так он был огромен и неуклюж) диковинный музыкальный инструмент, отдаленно напоминающий старинный земной орган. Там и здесь были разбросаны изящные столики с вазами, полными фруктов, хрустальными сосудами с прохладительными напитками. Вокруг столиков фланировала разодетая публика. Разодетая - это ещё не то слово... В глазах рябило от разнообразия костюмов. Были тут камзолы французских дворян восемнадцатого века, шотландские кильты, смокинги английских джентльменов, дирижерские фраки, одеяния индусские, китайские, японские, даже что-то вроде облачений вождей американских индейцев... И совсем уж немыслимые одежды угловатых геометрических форм, придуманные явно не на Юлиной Земле и едва ли на Земле Джейсона. Если информацию о том, как одевались в разные эпохи обитатели разных миров, приняли и передали жителям планеты Майди Слышащие (а по всей вероятности, так и было), они не позаботились ввести понятие о стилевом единстве, либо это понятие было всеми отвергнуто. Да и зачем оно здесь, в самом деле, думала Юля, со спрятанной улыбкой оглядывая фанфаронское собрание. Кого это волнует на планете, где каждый может выбрать себе не только одежду, но и внешность, и нет чуждых стилей, лишь бы нравилось...
   Нигде не было видно Дхарма Арта, и это казалось странным - Эйбори говорил именно о его приглашении. Зато сам Эйбори был здесь, порхал, приветствовал вновь прибывающих, лучился обаянием и очаровывал. Подлетел он и к новоприбывшей команде "Леннона".
   - Осваивайтесь! - он сверкнул полоской жемчужных зубов. - Чувствуйте себя непринужденно, как все. Строгой программы нет. Встречи друзей, беседы. Присоединяйтесь к любой или слушайте, отдыхайте, никто вам ничего не навязывает. Потом будет музыка и обсуждение... О, простите меня! Пришёл Эри Зорг.
   Он упорхнул встречать Эри Зорга, предоставив Юлю, Айсинга и Джейсона самим себе. Никто не обращал на них преувеличенного внимания - из деликатности или высокомерия, а возможно, смеси того и другого. Айсинг, привыкший бывать и не таких приемах, не стушевался. Он подошёл к столику возле органа, одарил Джейсона и Юлю фруктами, наполнил бокалы шипучим напитком. Обрывки разговоров доносились со всех сторон.
   - ... Надо ответить на вопросы, заданные Моцартом, дорогой Куири, надо поиграть с ним. Он с нами играет, а мы с ним - никак. Его произведения станут хуже, если добавить хоть один звук, но ему станет веселее оттого, что с ним кто-то поиграл!
   - Путь Моцарта - жизнь без смерти... О, как это притягательно для землян, так мало живущих, и как часто мы забываем об этом! Его путь бесконечен, ибо он не замечал смерть... Любовь, интрига, борьба за любовь Фигаро... Сказка о любви - "Волшебная флейта"... Но, наконец, вызов смерти - "Дон Жуан"! И усиление трагического начала, но как видно, поиски новых выразительных средств были ему интереснее. Уж если он пошел в сонате-фантазии С-moll на неоднократную энгармоническую замену, значит, объем его возможностей будет ещё увеличиваться!
   - Он будет продолжать любоваться любовью, Куири. Но песня его будет звучать иногда тише, когда он узнает новое и грустное о любви. Это, может быть, даже будет фуга...
   - Его фортепианные сонаты напоминают кухню, где готовятся бессмертные оперы...
   Беседующие о Моцарте затерялись в толпе; с другой стороны приближались спорящие о Бахе.
   - ... Бах универсален, у него нет пути. Он неподвижен и одинок, он стоит на месте, продолжить его невозможно. Все его ритмические и гармонические структуры закреплены окончательно, он не просит продолжения.
   - Он открыл дорогу в совершенные построения!
   - Да, но мы не должны этим пользоваться. Это было бы неуважением к нему! Он занимает особое и почетное место. Ни у кого так не передана простая и сокровенная суть...
   - Значит, он доверяет.
   - Но так можно сбиться с пути, забрести в иную сферу! Не надо трогать Баха. Для него так важно было дойти до логического конца в каждом построении, что он бы возмутился, узнав, что его хотят продолжить...
   В маленькой группе справа (маркиз эпохи Короля-Солнца, японский самурай, римский патриций и китайский мандарин) говорили о композиторах России. Юля прислушивалась, сердечко её вздрагивало. Её родина, её страна...
   - ...Те, кого Слышащие называют русскими, хотя смысл этого термина не очень ясен, редко отличались плодовитостью. Наверное, вследствие переизбытка критического к себе отношения...
   - Зато у них мы видим и переизбыток идей. У Рубинштейна многие лишь слегка намечены!
   - С точки зрения изобретательности и непосредственности творчества это достоинство, а с точки зрения формы - это недостаток...
   - Достоинство, абсолютное достоинство на Майди! Богатство музыкальной мысли - сколько здесь незавершенных путей!
   Юля потянулась к Джейсону и шепнула ему на ухо:
   - Какая у всех безнадежность в глазах... Отчего?
   Джейсон пожал плечами, но шепот Юли уловил и Айсинг, и он ответил.
   - Должно быть, они сознают бесплодность своих усилий. О, никогда они не признаются в этом, и в первую очередь самим себе! Тогда рухнет их мир. Но...
   Айсингу не дал договорить Эйбори, поднявшийся на возвышение близ органа.
   - Музыка! - провозгласил он. - Путь Бетховена!
   За клавиши сел тот, кого Эйбори встретил последним - Эри Зорг. Похожий на орган инструмент и звучал как классический орган. Он звучал бесподобно, но музыка... У Юли и Айсинга вытянулись лица, даже далекий от музыкальной утонченности Джейсон скептически хмыкнул. Ни он, ни Айсинг никогда не слышали произведений Бетховена, а Юля, хотя и любила классику и когда-то играла на скрипке, не считала себя знатоком его творчества. Тем не менее всем троим было ясно: исполняемая Эри Зоргом музыка мертва. Гармонична, благозвучна, завершена и мертва от рождения.
   - Они хотят сказать, - пораженно вымолвила Юля, - что Бетховен шёл... Вот к ЭТОМУ? Что такой стала бы его музыка, проживи он тысячу лет? Да если бы он это услышал, он поколотил бы их палкой! Большой суковатой палкой!
   Отзвучала кода, стих финальный торжественный аккорд. Аплодисментов не было - видимо, не принято на Майди, но на лицах читалось одобрение.
   - Благодарим Эри Зорга! - воскликнул Эйбори. - Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что ближе всех нас он подошёл к завершению пути Бетховена. В том, что мы услышали только что, трудно искать недостатки... Но начнем традиционное обсуждение! Кто желает высказаться первым?
   - Я, - неожиданно произнес Джейсон.
   Эйбори с удивлением посмотрел на него, но быстро овладел собой.
   - Наш гость! Просим, просим!
   Среди всеобщей тишины, под обращенными к нему взглядами сотни пар глаз Джейсон подошёл к возвышению, но не поднялся, а остался стоять рядом.
   - Я не композитор, не музыкант, - сказал он. - Я простой пилот, но и я кое-что понял в жизни. Творчество - это не дорисовывание кругов, не замыкание их. Это, напротив, размыкание, разрыв! Вот на той Земле, которой вы восхищаетесь, есть один парень, Чак Берри его зовут. О нем ваши Слышащие ничего не говорили? Он не стал попусту тратить время на то, чтобы угробить чужую музыку, он взял и создал своё, новое! Чак Берри, "Rock'n'Roll Music"!
   На громко произнесенное Джейсоном название откликнулся стайл в его кармане - откликнулся так, как и был запрограммирован. По стандартной схеме он мгновенно развернул в мраморном зале четыре мощных невидимых динамика... И грянул рок-н-ролл!
   Джейсон видел, как меняются лица - от прячущего глубинную тоску сытого удовлетворения после музыки Эри Зорга к недоумению, растерянности, тревоге, смятению... Отторжение, тень панического страха перед УГРОЗОЙ Чака Берри.
   Но они дослушали "Rock'n'Roll Мusic" до конца... А что им ещё оставалось делать?! При могильном молчании аудитории Джейсон стоял как в ожидании расстрела.
   - Ну... В общем, это всё, - пробурчал он и стремительным шагом вышел из зала.
   Он шел в направлении телепорта, к лазоревому озеру, где под склоненными ветвями деревьев располагались длинные скамейки. Но когда он собирался сесть, его рванула за рукав, развернула к себе догнавшая его Юля.
   - Какого Джонга ты это сделал? - закричала она.
   - Во-первых, отпусти мою куртку, - Джейсон высвободил рукав из пальцев девушки. - А во-вторых, разве ты со мной не согласна?
   - Насчёт творчества - да, тысячу раз! Но какое право ты имел смущать их покой?
   Подошел Айсинг, он молчал, не принимая ничью сторону.
   - Они создали себе удобный мирок, - взволнованно продолжала Юля, - или им кто-то создал, неважно... Они уверили себя, что счастливы в этом мирке. Пусть они и чувствуют пустоту, но у них есть от неё защита! Была защита, пока не появился ты и все к Джонгу не разломал... Да нет, от твоего выступления их мирок не взорвется. Они постараются поскорее забыть и тебя, и Чака Берри, и рок-н-ролл. Но они НЕ СМОГУТ, вот в чем дело!
   - Не смогут, и не надо, - отмахнулся Джейсон. - Может быть, не все, но некоторые из них что-то поймут, и это станет началом перемен...
   - Да каких?! Конфликтов, столкновений, разрушения, ломки их уклада?
   - Юля, ты делаешь из рок-н-ролльной песни прямо какой-то гимн восстания! Не так всё серьёзно, не преувеличивай... Просто я врезал им хорошенько.
   - Врезал их безмятежности! Ты оскорбил, обидел их, смутил, а ведь ты здесь гость.
   - Так им и надо.
   - Ты... - задохнулась Юля. - Ты.... Самодовольный болван!
   - А ты - жалкая идеалистка!
   Айсинг внимательно посмотрел на Юлю, затем на Джейсона и невозмутимо проговорил:
   - Знаете что, разберитесь тут как-нибудь без меня. А мне нужно на корабль, я... Забыл там взять...
   Прежде чем Юля или Джейсон успели удержать его (да они и не слишком старались) он нырнул в золотой купол телепорта.
   - И я пойду, только... Домой, - обронил Джейсон, подчёркнуто глядя в сторону, и добавил с оттенком сарказма. - Если местная полиция меня ещё не выселила. Можешь меня не провожать. Возвращайся к ним, беседуй, завершай пути... Получай удовольствие. Всего хорошего.
   Он повернулся и шагнул в телепорт. Юля бросила ему вслед растерянный взгляд, побрела к травянистому берегу озера, присела, зачем-то зачерпнула воды в сложенные лодочкой ладони.
   Потом она вернулась к скамейке, упала на неё и горько, безутешно заплакала. Так она плакала среди громадных цветов, склонивших к ней бархатные чаши, обо всем на свете позабыв, кроме своей боли...
   Глотая слезы, она сказала равнодушному фиолетовому цветку:
   - Он неправ! Джейсон неправ, ты слышишь? То есть, я думаю, что он неправ, но мало ли что я думаю... Что мне теперь делать, что же делать? Ведь я люблю его!
   Чаша цветка покачивалась на легком ветерке. Юля вдруг испугалась собственных слов... Впервые она произнесла вслух то, что знала уже давно, но полностью, безоговорочно и окончательно поняла только сейчас. Она здесь одна, но... Слова были сказаны.
   Кулачками Юля вытерла слёзы и направилась к телепорту. Перед тем как пройти сквозь сияющую золотом неощутимую поверхность купола, она по инструкции Эйбори "отчетливо подумала": "Наш дом".
   14
   Юля медленно поднималась по лестнице среди благоухания великолепных цветов. Джейсона на террасе не было, не было его и в большой светлой гостиной. На втором этаже Юля остановилась у двери, ведущей в спальню, выбранную Джейсоном, и с замиранием сердца негромко постучала. Никакого ответа, ни шороха, ни звука в комнате; тогда Юля толкнула дверь и вошла.
   Джейсон сидел в кресле у громадного панорамного окна, глядя на море. Он не пошевелился, не обернулся. Юля тщетно искала слова, чтобы начать разговор. Слова не приходили к ней, кроме каких-то банальных, стёртых, ничего не значащих, и она подошла к Джейсону сзади, молча положила руки на его плечи. Он и теперь не изменил позы, но его ладонь легла на ладонь девушки, погладила её. Что было в этом жесте - желание утешить, попросить извинения? А может быть, нежность, что-то глубинное, тайное, предназначенное для них двоих?
   И тут Джейсон встал. Он повернулся к Юле, их глаза встретились синие, как небо и море, глаза девушки и серо-зеленые, загадочные и обещающие, как атмосферная дымка неведомой планеты, глаза космического пилота. Глаза человека, узнавшего больше, чем другие, и все же лишь только человека.
   Вслед за глазами встретились их губы. Сначала Джейсон поцеловал её осторожно и несмело - или она поцеловала его, никто не был первым в их едином порыве. Но уже второй поцелуй, страстный, открытый, смёл все преграды обид и недоверия. Горячий язык девушки проникал глубоко в иступленной ласке, которой жаждала она, которой жаждал Джейсон, и эта жажда могла бы испепелить, не будучи утоленной, два существа. Юля ощутила, как набухают бугорки её сосков, как увлажняется лоно сокровенным соком. И она ощутила жар, исходивший от стиснувшего её в объятиях Джейсона, ощутила силу и мощь ЕГО жажды - но силу бережную, мощь, призванную не сокрушать, но вести.
   Рука Джейсона скользила по спине девушки. Его сильные пальцы расстегнули замок, жёлтое платьице упало к ногам. Юля переступила через платье назад, оказавшись вдали - на целый шаг, на целую бесконечность - от Джейсона, и не в состоянии дожидаться, откладывать, тратить время на игры, сама сбросила остальное. Теперь она стояла обнаженная, как вчера перед морским купанием, но тогда это было озорство. Сейчас она хотела Джейсона так, что если бы все скалы вокруг с грохотом обрушились в океан, она бы даже не заметила этого. Она прижалась к Джейсону, лаская его, целуя, раздевая. Они опустились на ковер. Язычок девушки трепетал на разгоряченной, готовой к взрыву плоти, искал и находил пламенеющее углубление. Её губы, её язык приводили Джейсона к вершине, не позволяя этой вершины достигнуть, продлевая и продлевая чудесный момент.
   - Подожди... - Джейсон опрокинул Юлю на спину. Его руки гладили бархатную кожу её груди, плеч, живота. Нежно и до боли жестко целовал он её соски, спускался ниже, туда, где серебрился на розовых лепестках сок желания. И теперь влажный и жаркий язык Джейсона кружил возле налитого томительным стремлением бутона её плоти, уступая властной тяге к слиянию. Юля металась, цепляясь за ковер, стискивая кулачки. Кажется, она бормотала какие-то милые непристойности, и она закричала, когда губы и язык Джейсона заставили её в первый раз окунуться в обжигающую и захлестывающую волну. Это было - ничто,
   /проекция её ВРЕМЕНИ/
   и это было всё,
   /она, Юля и Джейсон/
   и она поняла, что никогда прежде не испытывала ничего похожего... Просто не знала, что такое бывает. Какие-то слова, какие-то бледные тени реальности, придуманные людьми... В них не было смысла. То, что произошло с ней сейчас, лежало по ту сторону всех слов и определений, и ради этого стоило умереть, воскреснуть, пересечь Галактику и оказаться в иной Вселенной.
   Но это было только начало, и Юля чувствовала, что это - только начало. Она раскинулась на ковре, чтобы Джейсон видел её всю, парящую в небесах небывалого, НЕ БЫВШЕГО нигде и никогда счастья. В полете, в невесомо-радостном полете она звала его... И он пришел к ней, с новой волной безудержных эмоций, катящейся в сладостной опустошенности. В извержении огненного вулкана исчезли и спальня, и дом, и планета Майди вокруг был космос, а сердце космоса было здесь, в остроте откровения. Сплетающиеся тела, прерывистое дыхание, вскрики и стоны - это и была окончательная, абсолютная истина, итог всех поисков и первый шаг всех дорог.
   Потом они лежали рядом на ковре, повернувшись друг к другу так, что грудь Юли касалась груди Джейсона. И были ласки, полные того умиротворенного тепла, из которого постепенно и неуклонно разгорается огонь...
   Джейсон поднялся, взял Юлю на руки и отнес на кровать. Она не отпустила его, обвила руками шею, поцеловала... Они слишком долго ждали, каждый в своем мире, они слишком долго шли.
   Потом Юля прижалась к Джейсону спиной, и это было восхитительно, ещё восхитительнее, чем прежде, если такое можно представить. Нет, представить невозможно, только погрузиться в это, когда всё другое перестает удерживаться в координатах бытия. Юля теперь не кричала, не было сил, она только постанывала. Дольше, как можно дольше! И когда снова всё в ней растворилось в ослепляющей яркости... Вот тогда у неё вырвался крик-шёпот-стон, и Джейсон мог расслышать в нем одно лишь слово.
   - Ещё...
   Утомленные, они лежали вместе. Рука Джейсона покоилась на упругом холмике груди девушки, их губы почти смыкались.
   - Я люблю тебя, - прошептала она.
   - Я люблю тебя, - откликнулся он беззвучно, одними губами.
   Вытянув руку, Джейсон нашарил валявшуюся на ковре куртку, вытащил из кармана стайл и включил музыку. Он не выбирал, не называл песен, просто нажал кнопку - а так как первым был записан альбом "Битлз", зазвучала "No Reply".
   Юля танцевала, она демонстрировала себя Джейсону, может быть, без искушенного умения, но с такой искренностью, такой радостной откровенностью, что он вновь захотел её. Когда она села в танце на ручку кресла и погладила себя ладонью, Джейсон встал и увлек её обратно, на кровать.
   Сейчас по-другому... Юля хотела почувствовать Джейсона до конца, везде в себе. Магические импульсы пронизывали её тело. Она предвкушала отзыв каждого благодарного нерва, каждой исстрадавшейся от одиночества клеточки.
   И момент настал, он принес ей, он принес им двоим фантастическое ощущение полноты проникновения друг в друга. Вспышка затмила для них дневной свет... Если бы Юля попыталась найти слова (но она не пыталась), это были бы именно те слова - проникновение, полнота.
   Потом, когда она сидела на кровати, склонившись к плечу Джейсона и не думая ни о чем, к ней пришло и другое ощущение - Первого Дня. Первого дня творения, первого дня бытия, за которым - весь мир, необыкновенный, сияющий новорожденной славой любви, полный чудес. Она тихо засмеялась.
   - Что? - Джейсон прильнул к ней, погладил её шелковистые волосы.
   - Ничего. Просто мне хорошо. И знаешь, что я подумала?
   - Что-нибудь замечательное.
   - Эротика, секс - всё это не стоит ни Джонга. Я не девочка, у меня были мужчины. Может быть, из-за одиночества я обманывала себя сказками о любви. С теми мужчинами я должна была что-то чувствовать, да наверное, и чувствовала... Но... Не помню ничего. Ты понимаешь, о чём я?
   - Странно, что и я думал об этом.
   - О женщинах в твоей жизни?
   - Да. Самообман и секс, они не стоят ни Джонга. Любовь стоит всего.
   - Без неё ничего нет.
   - Ничего нет.
   - Ни космоса, ни звёзд, ни этой планеты... Ой, кстати, а на какой мы планете?
   Джейсон с готовностью собрался было назвать планету, но вдруг задумчиво нахмурился, пытаясь вспомнить ответ на вопрос Юли. Она увидела, поняла... Они переглянулись и рассмеялись от всей души.
   15
   Вода в небольшом внутреннем бассейне была прохладной, зеленоватой. Они плескались, прыгали с вышки, плавали наперегонки - играли, как дети. Времени пролетело немало, пора бы вернуться и Айсингу... Об этом напомнил Джейсон, и тогда они выбрались из бассейна, оделись и вышли на террасу, под открытое небо.
   Что-то менялось вокруг. Ярче горели краски, далекие птицы тревожно кричали словно совсем рядом, а шум прибоя распадался на колючие ступенчатые звуки. Будто противореча огненному многоцветью, тускнел диск солнца Майди, что-то гасило его, старалось погрузить планету в холодную мглу. А природа не сдавалась, деревья, цветы, трава точно сами светились изнутри.
   - Что это? - Юля испуганно придвинулась к Джейсону. - Затмение?
   Но это было не затмение. Багровые облака нарисовали гигантскую окружность в небесах, её центр быстро чернел, оттуда распространялась тьма. И там, во тьме... Грандиозная конструкция, исполинская башня из разомкнутых мостов, незавершенных арок, источающих свет огромных плоскостей. Она уходила в неизмеримую высь, в космос, в беспредельность, и было невозможно охватить её всю взглядом. Да что взглядом - даже воссоздать в воображении, продолжить мысленно нельзя было. Башня не умещалась в пространстве сознания. Искры-звезды неслись по восходящим орбитам, на островках мрака между геометрическими фантасмагориями вспыхивали и гасли рубиновые огни. Внутри полупрозрачных нитей серебряной паутины непрерывно струились цепочки темных эллипсоидов-лифтов...
   - Башня Света! - Юля сжала руку Джейсона так, что ему стало больно. Ты помнишь, Джей... Я покидала мою Землю... Это она, это Башня Света!
   Затмевая бессильное солнце планеты Майди, в вышине зажглась голубая жалящая звезда, и от неё вниз, прямо на террасу, где стояли Юля и Джейсон, протянулся узкий луч. Вдоль этого луча спускался один из эллипсоидов, и вблизи он не выглядел темным... Он никак не ВЫГЛЯДЕЛ, он скорее ОЩУЩАЛСЯ, как сгусток уплотненной энергии, но в его энергетическом сердце угадывался металл.
   Эллипсоид коснулся пола террасы. Джейсон и Юля увидели... Нет, больше почувствовали, чем увидели, раскрывающуюся дверь - реальные очертания этого ВХОДА тонули в замерзшем голубом пламени луча.
   - Это лифт, - сказала Юля. - Нас приглашают.
   - Приглашают или нет, - Джейсон оглянулся на лестницу, - без Айсинга мы никуда не идем. Придется им подождать.
   Однако его слова не были приняты во внимание там, наверху. Неодолимая властная сила увлекла Джейсона и Юлю в лифт, и он рванулся ввысь.
   Не дольше минуты продолжался головокружительный полет, а потом Джейсон и Юля обнаружили себя в широком коридоре или тоннеле, сплошь залитом слепящим бело-золотистым светом. В конце коридора они увидели будто бы человеческий силуэт, ещё светлее света... Крохотными пляшущими протуберанцами сияние исходило от его контура.
   - Я Алгест, - сказало сияющее видение, голос его пронизывал насквозь. - Приветствую вас на планете Коррант.
   Вольно или невольно, Джейсон и Юля шагнули вперед. Неожиданное вознесение сквозь Башню Света настолько потрясло их, что они на какие-то мгновения утратили способность воспринимать окружающее (да и что их окружало, кроме сияния?!) и передвигались, как во сне. Память обрушилась на Юлю, память о самом странном дне её жизни, об автомобильной катастрофе, о бестелесном парении, о Башне, о муравьиной суете на ярусах-площадях, о людях-звездах, тех, кого не было больше на Земле... Башня Света - или Башня Смерти? Может быть, свершилось то, что было отложено по чьей-то воле, и ТЕПЕРЬ Юли уже нет среди живых? А Джейсон - он что, тоже...
   Юля встряхнулась, вынырнула из сонного оцепенения. Чушь какая! Вот Джейсон, вот его рука, сильная, теплая. И чем бы ни была эта Башня Света, ничего сверхъестественного тут нет.
   Силуэт впереди колебался, как в потоке нагретого воздуха, но здесь не было жарко. Ощущение жары создавал только свет, мешающий разглядеть что-либо более или менее ясно. И никаких звуков - но нескончаемый звон в ушах, как продолжающееся изнутри, а не извне эхо голоса Алгеста.
   Под ногами приятно пружинило, идти было легко. Необъяснимым образом ни Юля, ни Джейсон не испытывали страха, приближаясь к сияющему силуэту. Волнение - да, но не страх... Ни в одной из его ипостасей. Завершение пути, замыкание кругов - вот ещё что металось в памяти Юли. Об этом говорили на Майди, правда, имея в виду совсем другие пути, этим жили там. А то, что произошло сейчас - означает ли, что некий круг замкнулся, завершился в исходной точке путь, начатый в день аварии?
   Об этом можно было подумать, но в это невозможно было поверить. Она и не верила - потому, что идет по этому упругому полу в океане света, и рядом Джейсон, и ни один путь не завершается, никогда.
   16
   Свет погас - точнее, превратился из ослепительного во вполне переносимый для зрения. Стены коридора оказались зеркальными, в них многократно отражались три фигуры - Джейсона, Юли и конечно, Алгеста.
   Тот, кто приветствовал Юлю и Джейсона из полыхающего света, был высоким, широкоплечим и тонким в талии. Лицо его поражало благородной красотой - не картинной, как красота Эйбори, а одухотворенной красотой мыслителя. Высокий лоб перечеркивали две глубокие вертикальные морщины над переносицей, внимательно и серьезно смотрели небесно-голубые глаза. Серебряные волосы Алгеста ниспадали на плечи, а одет он был в белую, с золотыми застежками тогу из какой-то чуть мерцающей, видимо очень легкой ткани.