Майор довольно улыбнулся.
- Не меньше семнадцати!
- Даю по двадцать, - снисходительно улыбнулся Олегов.
- Себе в убыток? - недоверчиво улыбнулся круглолицый майор.
- Просто я хорошо знаю Кабул, - ответил Олегов и достал из кармана пачку купюр по пятьсот афганей. Он достал из нее две бумажки и положил перед майором, - Сдачи не будет?
- Ты знаешь, нет, - озадаченно сказал майор, о чем-то сосредоточенно думая.
- Так я в другой раз за сдачей, - произнес Олегов и встал со стула, давая понять, что ему уже пора.
- Подожди, подожди, ты из какого полка?
- Из резиденции.
- Понятно, так ты говоришь, хорошо Кабул знаешь?--все так же озадаченно спросил майор.
- Интересный город, чего только не увидишь, чего только не услышишь...
Тон, которым эту фразу произнес Олегов, должен был побудить майора задать вопрос, с которого можно будет выйти на нужный разговор.
- Ну, например?
- Например, говорят, что на следующей неделе пойдем на северо-восток от Джелалабада.
- Врешь!
- Чел-Дохтаран.
Майор изумленно посмотрел на Олегова.
- Этого никто не может знать.
-- В дивизии--может быть, а в городе знают.
-- И что?
Олегов достал зажигалку с серебряной инкрустацией, которую индус дал ему специально для
такого случая, и прикурил.
- Смеются.
- Почему? - недоверчиво спросил майор.
- Говорят, что караван с оружием пройдет на шесть часов раньше в десяти километрах севернее.
Майор покивал головой, подумал минуту, затем спросил:
- А может, дружок, сразу к особистам тебя?! Что-то ты много знаешь. Да и откуда ты под моей дверью появился?
- Как? - с деланным изумлением спросил Олегов. - Вы ведь меня позвали, чтобы сигареты продать! К тому же я вспомнил, где вас видел. Помните, вы останавливались на пятом посту ''фанты'' попить.?
Майор покрылся пятнами, но взял себя в руки и ничего не сказал. Олегов вздохнул, встал, взвалил мешок на плечо и пошел к двери.
- Эй, а зажигалка!
- А-а... - Олегов снисходительно махнул вслед рукой и взялся за ручку двери.
- Как твоя фамилия?
- Олегов, - Олегов уже приоткрыл дверь.
- Учти, я не верю ни одному твоему слову! - крикнул майор вслед. Олегов приоткрыл за собой дверь, бросил мешок у стены и сел на него. После прохладной комнаты теплый ветерок коридора приятно согревал.
- Миша, что ж ты на них сел, товарный вид потеряют!
Забельский в сопровождении солдата шел по мрачному коридору.
- Да ладно, Колька! Слушай, может, я тебе сразу деньги отдам? Тут на четыре тысячи будет.
- Это даже проще, а то времени в обрез. Кстати, вот и краска, здесь баночка синей, красной, черной и зеленой. Других мы не держим, разводить надо бензином.
- Для замполита просто праздник. Ладно, пока!
Олегов весело шел, сжимая под мышкой полиэтиленовый пакет с баночками из-под ''си-си'', заполненными типографской краской. Следом за ним с мешком на спине шел солдат. Машина, которая должна была отвезти его в полк, где-то каталась, попутных не было. Олегов отправил солдата назад, дав ему в порыве щедрости три пачки сигарет. Прождав минут двадцать, он увидел стоявшую метрах в ста афганскую легковую машину с солдатом за рулем.
- Подвезешь?
Солдат что-то залопотал в ответ. Олегов приоткрыл мешок и показал ему.
- Бакшиш аст? - заинтересованно спросил солдат.
- Бакшиш, бакшиш, - заверил его Олегов, приоткрыл дверку и забросил мешок, затем и сам залез, плюхнувшись на заднее сиденье.
- Комендатура! - четко произнес он.
Солдат кивнул головой и тронул машину с места. Машина весело мчалась по широкому проспекту, чуть притормаживая на перекрестках с круговым движением. А не махнуть ли к индусам, вдруг подумал Олегов и увидел в воображении перед собой азиатку с русской кровью, которая так дивно поет и так легко краснеет... Он с сожалением глянул на часы и хлопнул водителя по плечу, как только они подъехали к повороту, где нужно было сворачивать к комендатуре. Это был тот самый круг, где он вчера выпрыгнул из машины, пробираясь на виллу. До полка оставалось сто метров.
Машина остановилась, он вылез, на прощание хлопнул водителя по плечу. Тот показал на мешок, делая удивленное лицо.
- Курить вредно! Возьми себе! - весело крикнул Олегов и с чувством хорошо выполненного дела пошел к воротам полка.
Г ЛАВА 22.
Вот уже неделю, как Олегов не ел ни лука, ни чеснока. Их ели все и много, не замечая, как друг от друга несет чесночным духом. Олегов же неделю пытался вырваться в город, доложить индусу о выполнении задания, а главное увидеть Гаури. Поэтому он и исключил из своего рациона то, что могло бы отпугнуть девушку. Замполит роты, всего лишь раз заступивший на пост ВАИ вместо Олегова, что-то там натворил, полк вообще перестали ставить на этот пост, а Олегов за неделю успел дважды заступить помощником дежурного по полку, выезжая за пределы полка лишь рано утром, в темноте вывозя на дежурной машине полковой мусор на окраину Кабула.
Счастливый случай подвернулся в виде рядового Ассадулина, которому командир батальона объявил пять суток ареста за дрему на посту. Пост был парный, Ассадулин, поднявшись на башню, тут же присел поспать, справедливо полагая, что второй часовой будет нести службу с удвоенной бдительностью. Мест на гауптвахте свободных хватало, поэтому сдать Ассадулина удалось довольно быстро.
Гауптвахта размещалась в крепости Бала-Хиссар, за воротами начинался старый город, машину на территорию войсковой части не пустили, она стояла у самых ворот.
Олегов вышел за КПП, лениво подошел к машине, пнул ногой колесо и прислонился к капоту в выжидательной позе.
- Товарищ старший лейтенант, скоро поедем? - спросил водитель, длинный худой парень.
- Через часа два, не раньше, - сожалея произнес Олегов.
- Тоска, - вздохнул тот, - а обед?
- Слушай, а у тебя в этом полку друзья есть?
- Есть, а что?
- На, держи червонец. Сходишь в военторг, перекусишь. Знаешь, там клуб рядом?
- Знаю.
- Вот там и встретимся часа через два, не раньше. Будь там, сюда не ходи, нечего тебе за воротами торчать.
- А машина?
- А что ей сделается?! Я дневальному на КПП скажу, чтобы он посторожил.
-- Ладно, только я кабину закрою!
-- Я сам. Ключи отдай мне. А то уедешь без разрешения...
Еще минута--и он уже открывал дверь водителя. Открыв, он вылез, лениво обошел вокруг машины, оглядываясь по сторонам, на воротах никого не было видно, наряд прятался от палящих солнечных лучей в дежурке. Он наклонился, зачерпнул рукой придорожной пыли, смачно плюнул на задний номер и замазал его пылью. После чего он снова обернулся по сторонам и придирчиво оглядел свою работу.
- Годится, - пробормотал Олегов и проделал те же операции с передним номером.
Через минуту он уже катил по Мейванду. С училищных времен ему не доводилось водить машину самому, он старался держаться поближе к тротуару, где движение было не таким суматошным. Он ехал медленно, выбирая переулок потише, где можно было бы притормозить. Проезжая перекресток, он увидел невдалеке набережную, на которой стояло несколько легковых машин, вокруг которых копошились с ведрами и тряпками мальчишки. То, что нужно, решил он.
- Командор, помыть машину? - весело улыбаясь, спросил у него паренек лет десяти.
- А по-русски хорошо понимаешь?
- Кам-кам, он хорошо, - ответил тот, показывая на другого, еще меньшего.
- У меня брат учился в Ростове, - ответил пацаненок.
- Заработать хочешь?
- Давай! - глаза у того загорелись, - Что есть?
- Пайса!
Олегов достал из кармана бумажку в пятьсот афошек, показал ее сияющему пацанен-ку, подал было ее ему, но вдруг отдернул и рывком порвал пополам.
- Зачем?! - пацаненок со слезами в глазах смотрел на рваную бумажку в своих руках.
- Заработаешь, дам вторую половину, - с этими словами он достал вторую купюру и приготовился рвать.
- Не надо! Что надо сделать?
- Садись, поедем!
Сияющий пацан вертелся на кожаном сиденье, подпрыгивал, махал кому-то рукой. Подрулив поближе к базару, Олегов остановил машину и спросил у мальчишки:
- Продавца птиц знаешь?
- Знаю, знаю! Что принести, попугая? Давай деньги, попугай тысячу стоит!
- Не нужен попугай. Там рядом есть шашлычная, рядом мясо продают...
- Мясо нужно?
- Слушай, не тарахти. Там в шашлычной старик играет на балалайке, позови его сюда. Только не говори, кто зовет. Скажи ему, что если хочет заработать - пусть идет. Еще денег дать?
- Давай! А сколько всего дашь?
- Не обижу, - Олегов достал из кармана пачку и хрустнул ей, -Это все для тебя, только никто ничего не должен знать. А пока держи...
Он достал еще купюру и протянул мальчишке, тот схватил деньги и исчез, как ветром сдуло. Олегов тронул машину с места и медленно двинулся вдоль квартала, решив, что нечего здесь мозолить глаза правоверным мусульманам. Ему пришлось уже зайти на третий круг, когда в зеркале заднего вида он заметил мальчишку и сгорбленного старика. Он дал задний ход, поравнялся с ними, резко притормозил, выскочил из машины, оттащил за руку мальчишку в сторону, сунул ему деньги и толкнул с спину.
- Беги! Будешь нужен - я тебя найду!
- Хуб! - вприпрыжку пацаненок убежал. Олегов быстро подошел к старику, который испуганно глядел на него слезящимися глазами, тряхнул его за плечо и четко, требовательно спросил:
- Ты меня понимаешь? Ты русский?
- Да..., - еле слышно прошептал старик, со страхом глядя на Олегова.
- Внучка есть? Гаури?!
- Да... Не трогайте ее, сударь... - глаза у старика стали совсем безумными.
- А ну, садись!
Буквально силой заталкивая старика в кабину, Олегов не забывал оглядываться по сторонам.
- Теперь порядок... На, одень! - Олегов протянул старику свой выцветший на солнце чепчик, тот послушно нахлобучил его на седую голову.
Он вел машину в сторону Хар-Ханы, на другой конец города, ехали они молча, каждый что-то хотел спросить, но не решался. На полпути, проезжая через огромный, на несколько километров пустырь, Олегов свернул с дороги, отъехал метров на пятьсот и остановился.
Городской шум доносился до них глухо, Олегов слышал стук своего сердца и свист крыльев вентилятора двигателя, который никак не мог остановиться.
- Ладно, старик, рассказывай, кто ты, как в Кабуле оказался, грубовато, чтобы не показывать жалость к этому дрожащему старику, спросил Олегов.
- Вы не из НКВД? - с надеждой спросил старик.
- Нет, я просто офицер, старший лейтенант воздушно-десантных войск.
- Поручик, стало быть. Я тоже был поручик, - прошепелявил старик, у него спереди явно не хватало зубов.
- Поручик?! Да сколько ж тебе лет? Я думал, все уже вымерли.
- И я скоро...
- Ладно, старик, у меня мало времени, рассказывай все по порядку. Когда из России бежал?
- Не бежал, а отступил в составе вверенного мне взвода, - с обидой прошепелявил старик, - В мае двадцать первого года...
- Так сколько тебе лет?!
- Я уже давно не считаю, зажился, забыл про меня наш Господь...
- Кончай ты эту песню, - грубовато прервал его Олегов, - рассказывай.
- ...Моя фамилия была Колосовский, кто были мои, я вам говорить не буду, для вас это будет лишь пустой звук. Год прослужил в Семеновском полку, меня взяли в Генштаб, я с училища проявил недурные способности в тактическом искусстве. В Генштабе мне пришлось точить карандаши таким старым пердунам, как я сейчас, и поливать цветы на окне, мой начальник отделения весь день только и делал, что кактусы свои холил, у него коллекция в кабинете была...
- Дальше, дальше...
- А дальше была революция, она меня застала в Самарканде, куда меня заслали, когда я случайно чернила вылил на какой-то колючий хвост редкой породы. Вы наступали, мы - отступали - и вот я здесь. Какой сейчас год? А, впрочем, не важно, мне уже все равно...
- А Гаури, кто ее родители?
Старик снова испуганно задрожал, схватил костлявой рукой за плечо.
- Господи, откуда вы ее знаете? Вы ей не причините зла?
- Старик, я ее видел всего один раз, у одного индуса...
- Вы вхожи в дом этого человека?! - недоверчиво спросил старик.
- Рассказывать будете? А то высажу здесь...
- Ее мать умерла при родах в Пешеваре, мы там жили одно время. Мечтала стать актрисой, но не судьба... А отец, мой сын, был военный летчик, разбился на вашем самолете...
- Старик, ты ничего не путаешь? Где он служил, какой стране?
- Я же сказал, в Пакистане, - прошепелявил старик.
- На нашем самолете?
- Да! Он назывался МИГ и еще какая-то цифра, я забыл.
- В Пакистане? Там никогда не было наших самолетов!
- Были, - упорно возразил старик, - я же помню. В День Республики, в марте шестьдесят шестого года на военном параде мой сын летел на МИГе, а по площади шли ваши танки. Я даже гордился, что это русская техника, хвастался, что я тоже русский... А через день самолет врезался в гору... С тех пор Гаури без отца, ей тогда был всего год..
Слезы текли по щекам старика, он не замечал их, погруженный в воспоминания. Олегову стало неловко, он почувствовал себя мучителем.
- А его мать... То есть, ваша жена?
Старик пожевал бороду, вытер мокрую щеку и ответил:
- Мы отступали пешком, у нее был тиф. Я оставил ее в маленьком грязном кишлаке, на краю пустыни. Отдал декханам все деньги, которые у меня были, просил выходить... Ее звали Варя. Варя умоляла не оставлять сына, взять с собой. Мы шли по пустыне, свою воду я отдавал ему, кормил только грязным изюмом, больше ничего не было. Мальчика выворачивало кровавым поносом, но я донес его до оазиса... Вот моя Варя..
Старик достал из глубины грязных серых одежд фланелевую тряпочку и, бережно развернув ее, достал золотой медальон без крышки.
- Крышечку пришлось продать, иначе бы мы умерли от голода.
Олегов бережно взял в руки медальон, женское лицо было трудно различимо, краски местами осыпались. Олегов вздохнул.
- И что, не пытался найти?
- В посольство меня даже не пустили. А потом даже приказали афганцам, чтобы мне запретили играть в хороших ресторанах...
- Это еще почему?
- Не только мне. За антисоветскую пропаганду, - важно прошепелявил старик.
- Ну, дед, ты даешь! В твоем возрасте как-то не солидно. А как же ты агитировал?
Старик откашлялся и неожиданно помолодевшим голосом запел:
- Конфетки- бараночки,
Словно лебеди-саночки...
Поперхнувшись, он зашелся тяжелым кашлем. Олегову неловко было глядеть, как трясется его голова, как старик серым рукавом ветхого халата вытирает слюну. Откашлявшись, старик снова заговорил, путаясь в своих воспоминаниях. Олегов слушал его , ерзая от нетерпения, время летело, но неловко было как-то прервать старика, снова рассказывавшего о пустыне, каком-то пороховом заводе в Кабуле, построенном на золото советской России, попытке диверсии, ранении, двенадцати месяцах в кандалах, бегстве и поисках ребенка в притонах, переходе по козьей тропе через линию Дюранда в Британскую Индию, вдруг превратившуюся в Западный Пакистан...
- А сетх, он что, друг тебе? - грубовато перебил старика Олегов.
- Хозяин. Меня ведь из ресторана выгнали еще в семьдесят девятом , как вы сюда пришли. Гаури маленькая еще была, по российским понятиям маленькая, а здесь двенадцать лет - уже невеста. Так я и задолжал брату Маскуда, упокой его душу, Господи, хороший был человек. А приехал Маскуд, хотел сначала простить долг, а как узнал про внучку, совсем закабалил...
- А что с братцем его случилось? - рассеянно спросил Олегов.
- Ваши убили, - нехотя произнес старик и тяжело вздохнул.
- За что?
- Ни за что. Из Индии на свою же свадьбу вез в Кабул подарки. Ваш офицер подстерег под Фаррахом, ограбил и всех убил, в пропасть сбросил.
- Врешь!
- Люди говорят... - неопределенно произнес старик и добавил, -Раньше советских все любили, в дуканах и на базаре сразу бакшиш давали. Кто в России был, того уважали больше, чем того, кто был в Мекке. Все думали, что советские - какие-то особые люди, бензин и хлеб даром дают. А потом пришли вы сами...
Последнюю фразу старик произнес с горечью. Олегову стало неловко, он попытался что-то сказать:
- Так бензин и хлеб и сейчас даром даем.
- Да я ведь и не спорю, - тяжело вздохнул старик и задумался.
- Ладно старик, давай без политики. Где ты живешь?
- В Ашокан- Арофане.
- Это что за место?
- В старых кварталах, за Мейвандом.
- А как переводится этот твой Ашофан.
- Никак. Два брата жили, святые Ашокан и Арофан. У нас в квартале и похоронены.
- А Гаури?
- Что Гаури? - испуганно спросил старик.
- Где живет? У тебя или у Максуда?
- Пока у меня.
Вид у старика стал больной и затравленный.
- А потом? - с беспокойством спросил Олегов.
- Я много должен. Максуд требует ее продать в публичный дом или отдать ему.
- Сколько ты ему должен?
- Хочешь перекупить? - в глазах старика вспыхнула искорка злобы.
- Старик, ты из ума выжил. Мы с тобой россияне, - Олегов хлопнул старика по плечу, - Как тебя зовут, откуда ты родом?
- Платоном меня зовут, из Вятки я.
- Черт, я даже не припомню, как эта Вятка сейчас называется...
- То ли Жданов, то ли Жуков, - пожал плечами старик, - только ты остерегись становиться поперек Максуду, он тебя как паук муху высосет заживо. Отвези меня назад, только подальше высади, а то увидят - этой же ночью голову отрежут.
- Не пугай, Платоныч, - усмехнулся Олегов, - мне уже нечего бояться. Слушай, а если бы я у тебя Гаури купил, ты б долго торговался?
Олегов спросил это со смешком и внимательно посмотрел на старика. Старик открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг оба они вздрогнули от окрика:
- Боро!
С окриком распахнулась дверца кабины со стороны водителя, прямо на Олегова смотрел обрез, который держал в руках афганец лет тридцати, усатый, похожий на Сталина. Афганец кивнул Олегову головой, давая понять - выходи.
Вот мерзавцы, подумал Олегов, его автомат остался со стороны старика, да и под дулом не очень-то развернешься в кабине.
- Хуб, выхожу, - ответил Олегов и стал выходить, двигаясь медленно, неторопливо, стараясь сосредоточиться и осмотреться. Из-за кузова вышел второй парень, помоложе, в руке у него был длинный нож. Старик сжался, сгорбился на своем месте, закрыл лицо сухими ладонями и что-то шептал. Только сейчас Олегов заметил, какие изломанные у старика ногти.
Олегов спрыгнул, улыбнулся усатому ''Сталину'', сунул руку в карманы и дружелюбно спросил:
- Мужики, ну что вы такие простые?
Усатый что-то зло крикнул, жестом левой руки требуя поднять руки. Олегов пожал плечами и медленно вынул руки из карманов, медленно стал поднимать их.
- Пожалуйста...
...Он поднимал руки, с усмешкой глядя, как меняется выражение лица '' Сталина'' от злой решительности к растерянности и страху.
- Да ты что, мужик, испугался? - ласково спросил Олегов, игриво крутя на указательном пальце руки ручную гранату. Еще в кармане Олегову удалось почти разогнуть усики, удерживающие кольцо в запале, и сейчас он думал, что произойдет раньше - напугается усатый или граната сорвется, оставив на пальце блестящее на солнце колечко...
Поняв, что усатый в замешательстве, Олегов помог принять ему решение, с яростью ударив ботинком по стволу. Обрез оглушительно грохнул и вылетел из рук усатого. Не успело оружие упасть на сухую выжженную землю, как его хозяин с напарником бежали прочь, выбивая пятками клубы белой пыли. С сожалением посмотрев на гранату, Олегов неторопливо вытянул за кольцо чеку, посмотрел вслед бегущим, увидел, что они стали замедлять скорость и оглядываться, погрозил им пальцем и что было силы бросил им вслед гранату...
Дверца машины хлопнула почти одновременно со взрывом, старик еще больше сжался, пригнув голову.
- Спокойно, старик, все нормально, - бормотал Олегов, поскорее выводя машину с огромного пустыря. Проехав с километр, он приблизился к шоссе, подступы к дороге были сплошь уставлены грузовиками караванщиков, рядом теснились сшитые из разноцветных лоскутков палатки, бегали чумазые детишки. Выбираясь, он проехал мимо свалки, где в груде хлама валялся огромный, метра четыре в диаметре глобус, рекламировавший авиалинии из Кабула в США через Европу.
- Старик, я тебя в центр не повезу, поедешь на такси, держи деньги.
Старик кивнул головой, молча взял деньги. Олегов остановил машину на обочине, обошел кабину и помог старику выйти.
- Ну, ладно, бывай...- Олегов неловко произнес это, досадуя, что старик все молчит, -Да, и вот еще что...Привет Гаури передавай. Скажи, что извиняюсь, что тогда...у индуса ...В общем, я пьян был и обкурился...
Еще раз хлопнув старика по плечу, он повернулся кругом и пошел к машине.
Через двадцать минут он уже подкатывал к воротам контрольно-пропускного пункта. Его водитель обалдело глядел на свою машину, сжимая в руках пакетики конфет и жестянки с лимонадом. Молча Олегов вышел из машины, обошел ее кругом и сел на свое место.
- Тормоза проверял, катнулся метров сто, - сказал он, строго глядя на водителя .
- Ага, - согласно кивнул головой водитель, недоверчиво косясь на спидометр.
Олегов ехал , глядя в окно, ничего не замечая, в голове была каша из рассказа старика. Он вдруг поймал себя на том, что забыл лицо Гаури, помнит только запах кожи... Надо бы напиться, решил Олегов, но ехать куда-либо уже не хотелось. Если чего-то очень хочешь - желания сбываются: въехав в резиденцию и оставив машину у ворот дворца, он пошел в казарму и обнаружил, что в офицерской комнате во всю идет банкет.
Пили лейтенант Люшин, прапорщик Мосолов и два незнакомых Олегову старших лейтенанта.
- Мишуля, присаживайся! - завопил Люшин.
- Охотно! - ответил Олегов, довольно потирая руки, - Что пьем?
- Шурави, фанта кончилась, - развел руками Мосолов, - пьем коктейль '' Зеленые глаза''.
Олегова слегка передернуло, но выпить очень хотелось и он махнул рукой:
- Наливай!
Люшин консервным ножом аккуратно вырезал крышечку сто пятидесятиграммовой баночки, перелил в кружку греческий апельсиновый сок, а на его место вытряхнул из пузырька ярко-зеленый огуречный лосьон.
- Большое мужество надо иметь, чтобы пить такое, - икнув, выдал сентенцию один из незнакомых старших лейтенантов.
- А что такого, - заступился за напиток Люшин, - вот, видишь, в инструкции сказано, что сорок процентов спирта и шестьдесят процентов сока свежих огурцов. Стало быть, выпивка и закусь одновременно.
От лосьона сперло дыхание и обожгло глотку, соком Олегов загасил позывы к рвоте. Он жевал жирную тушенку и счастливо улыбался, потому как вспомнил лицо Гаури. Второй флакон пошел легче. В комнате плавали клубы табачного дыма, Олегов вполуха слушал, как Мосолов, до армии работавший в московском автосервисе, хвастался именитыми клиентами, раскладывая на кровати визитные карточки журналистов, клоунов и директоров магазинов. Люшин, тоже москвич, хвастался отцом, который в чине полковника КГБ служил в Кабуле пять лет назад.
Люшин достал из-под кровати пыльную гитару, обтер ее рукавом и попытался что-то сыграть, но кроме гадкого треньканья ничего не получалось.
- Не мучай инструмент, - сказал старший лейтенант, все время икавший, и презрительно добавил, - А ну, дай сюда!
Он пару раз щипнул струны, проверяя настройку и забренчал легенький веселый мотивчик:
- Это что это вон там, в парандже
За быками вслед идет по меже?
Это женщина, афганская мисс
Обрабатывает землю под рис...
Гитара оказалась кстати, потому как спиртное кончилось. Веселье достигло апогея, когда песню затянули в пять глоток:
- ..Я люблю устройство автомата,
нравится мне, как стреляет он,
и роднее мне родного брата
с острой пулькой желтенький патрон!...
Олегов чувствовал каждой клеточкой тела уют и тепло, лосьон разбирал его не на шутку. Он даже чуть не уронил слезу, когда гитарист затянул жалостливую:
- Ох, как хочется мне, заглянув в амбразуру,
Пулеметом глушить по России печаль...
- Парни, а ведь мы ехали к вам мимо ресторана , ''Кабул'' называется. Вроде под самой стеной, - мотая головой, пробормотал старший лейтенант, молчавший до сих пор.
- Когда-то ключи от тех ворот были у командира шестой роты, мечтательно произнес Люшин, - Там во дворе ресторана павильончик в любое время дня и ночи... А сейчас и ключ забрали, и афганского часового поставили. Эх, сейчас бы машину...
- Машина есть, стоит под парами, - сделал подарок компании Олегов, и уже через несколько минут гурьбой они шли к выходу из дворца.
Потом была шашлычная на шестой улице, шашлычник брал большую теплую лепешку, клал на нее десяток тонких палочек с крохотными кусочками ароматного мяса, сжимал их согнутой пополам лепешкой и резко выдергивал палочки...
- Классная закусь!
Жир тек по пальцам. Доедали в машине, хотелось куда-нибудь еще поехать. Олегов потом вспоминал, что в фотоателье напротив сиротливо-пустынного английского культурного центра они требовали у хозяина стакан, потом и вовсе какая-то ерунда в каком-то приличном кабаке, набитом гражданскими, вышла. Люшин вцепился кому-то в свитер, звон стекла у стойки бара и, наконец, патруль...
ГЛАВА 23.
Сознание возвращалось к Олегову порциями, сначала через восприятие твердой и шершавой поверхности, на которой он лежал, затем он воспринял, что вокруг не свет и не тьма, а какая-то грязная серость. Он глубоко вздохнул и по шибанувшему в нос запаху понял, где находится. Только кабульской гарнизонной гауптвахте был присущ этот специфический букет, слагаемыми которого были запахи грязных тел, мочи, хлорки и пыли. Это было омерзительно и он попытался снова отключиться от действительности, задремать. Задремать не удалось. Сначала в голову влез глупый стишок, который он услышал в прошлом отпуске от друга детства, работавшего учителем труда в школе:'' Если выпил хорошо--значит утром плохо, если утром хорошо--значит выпил плохо''. Когда удалось отделаться от навязчивого стишка, в тишине камеры загремел отпираемый замок, распахнулась стальная дверь и кто-то устало произнес:
- Не меньше семнадцати!
- Даю по двадцать, - снисходительно улыбнулся Олегов.
- Себе в убыток? - недоверчиво улыбнулся круглолицый майор.
- Просто я хорошо знаю Кабул, - ответил Олегов и достал из кармана пачку купюр по пятьсот афганей. Он достал из нее две бумажки и положил перед майором, - Сдачи не будет?
- Ты знаешь, нет, - озадаченно сказал майор, о чем-то сосредоточенно думая.
- Так я в другой раз за сдачей, - произнес Олегов и встал со стула, давая понять, что ему уже пора.
- Подожди, подожди, ты из какого полка?
- Из резиденции.
- Понятно, так ты говоришь, хорошо Кабул знаешь?--все так же озадаченно спросил майор.
- Интересный город, чего только не увидишь, чего только не услышишь...
Тон, которым эту фразу произнес Олегов, должен был побудить майора задать вопрос, с которого можно будет выйти на нужный разговор.
- Ну, например?
- Например, говорят, что на следующей неделе пойдем на северо-восток от Джелалабада.
- Врешь!
- Чел-Дохтаран.
Майор изумленно посмотрел на Олегова.
- Этого никто не может знать.
-- В дивизии--может быть, а в городе знают.
-- И что?
Олегов достал зажигалку с серебряной инкрустацией, которую индус дал ему специально для
такого случая, и прикурил.
- Смеются.
- Почему? - недоверчиво спросил майор.
- Говорят, что караван с оружием пройдет на шесть часов раньше в десяти километрах севернее.
Майор покивал головой, подумал минуту, затем спросил:
- А может, дружок, сразу к особистам тебя?! Что-то ты много знаешь. Да и откуда ты под моей дверью появился?
- Как? - с деланным изумлением спросил Олегов. - Вы ведь меня позвали, чтобы сигареты продать! К тому же я вспомнил, где вас видел. Помните, вы останавливались на пятом посту ''фанты'' попить.?
Майор покрылся пятнами, но взял себя в руки и ничего не сказал. Олегов вздохнул, встал, взвалил мешок на плечо и пошел к двери.
- Эй, а зажигалка!
- А-а... - Олегов снисходительно махнул вслед рукой и взялся за ручку двери.
- Как твоя фамилия?
- Олегов, - Олегов уже приоткрыл дверь.
- Учти, я не верю ни одному твоему слову! - крикнул майор вслед. Олегов приоткрыл за собой дверь, бросил мешок у стены и сел на него. После прохладной комнаты теплый ветерок коридора приятно согревал.
- Миша, что ж ты на них сел, товарный вид потеряют!
Забельский в сопровождении солдата шел по мрачному коридору.
- Да ладно, Колька! Слушай, может, я тебе сразу деньги отдам? Тут на четыре тысячи будет.
- Это даже проще, а то времени в обрез. Кстати, вот и краска, здесь баночка синей, красной, черной и зеленой. Других мы не держим, разводить надо бензином.
- Для замполита просто праздник. Ладно, пока!
Олегов весело шел, сжимая под мышкой полиэтиленовый пакет с баночками из-под ''си-си'', заполненными типографской краской. Следом за ним с мешком на спине шел солдат. Машина, которая должна была отвезти его в полк, где-то каталась, попутных не было. Олегов отправил солдата назад, дав ему в порыве щедрости три пачки сигарет. Прождав минут двадцать, он увидел стоявшую метрах в ста афганскую легковую машину с солдатом за рулем.
- Подвезешь?
Солдат что-то залопотал в ответ. Олегов приоткрыл мешок и показал ему.
- Бакшиш аст? - заинтересованно спросил солдат.
- Бакшиш, бакшиш, - заверил его Олегов, приоткрыл дверку и забросил мешок, затем и сам залез, плюхнувшись на заднее сиденье.
- Комендатура! - четко произнес он.
Солдат кивнул головой и тронул машину с места. Машина весело мчалась по широкому проспекту, чуть притормаживая на перекрестках с круговым движением. А не махнуть ли к индусам, вдруг подумал Олегов и увидел в воображении перед собой азиатку с русской кровью, которая так дивно поет и так легко краснеет... Он с сожалением глянул на часы и хлопнул водителя по плечу, как только они подъехали к повороту, где нужно было сворачивать к комендатуре. Это был тот самый круг, где он вчера выпрыгнул из машины, пробираясь на виллу. До полка оставалось сто метров.
Машина остановилась, он вылез, на прощание хлопнул водителя по плечу. Тот показал на мешок, делая удивленное лицо.
- Курить вредно! Возьми себе! - весело крикнул Олегов и с чувством хорошо выполненного дела пошел к воротам полка.
Г ЛАВА 22.
Вот уже неделю, как Олегов не ел ни лука, ни чеснока. Их ели все и много, не замечая, как друг от друга несет чесночным духом. Олегов же неделю пытался вырваться в город, доложить индусу о выполнении задания, а главное увидеть Гаури. Поэтому он и исключил из своего рациона то, что могло бы отпугнуть девушку. Замполит роты, всего лишь раз заступивший на пост ВАИ вместо Олегова, что-то там натворил, полк вообще перестали ставить на этот пост, а Олегов за неделю успел дважды заступить помощником дежурного по полку, выезжая за пределы полка лишь рано утром, в темноте вывозя на дежурной машине полковой мусор на окраину Кабула.
Счастливый случай подвернулся в виде рядового Ассадулина, которому командир батальона объявил пять суток ареста за дрему на посту. Пост был парный, Ассадулин, поднявшись на башню, тут же присел поспать, справедливо полагая, что второй часовой будет нести службу с удвоенной бдительностью. Мест на гауптвахте свободных хватало, поэтому сдать Ассадулина удалось довольно быстро.
Гауптвахта размещалась в крепости Бала-Хиссар, за воротами начинался старый город, машину на территорию войсковой части не пустили, она стояла у самых ворот.
Олегов вышел за КПП, лениво подошел к машине, пнул ногой колесо и прислонился к капоту в выжидательной позе.
- Товарищ старший лейтенант, скоро поедем? - спросил водитель, длинный худой парень.
- Через часа два, не раньше, - сожалея произнес Олегов.
- Тоска, - вздохнул тот, - а обед?
- Слушай, а у тебя в этом полку друзья есть?
- Есть, а что?
- На, держи червонец. Сходишь в военторг, перекусишь. Знаешь, там клуб рядом?
- Знаю.
- Вот там и встретимся часа через два, не раньше. Будь там, сюда не ходи, нечего тебе за воротами торчать.
- А машина?
- А что ей сделается?! Я дневальному на КПП скажу, чтобы он посторожил.
-- Ладно, только я кабину закрою!
-- Я сам. Ключи отдай мне. А то уедешь без разрешения...
Еще минута--и он уже открывал дверь водителя. Открыв, он вылез, лениво обошел вокруг машины, оглядываясь по сторонам, на воротах никого не было видно, наряд прятался от палящих солнечных лучей в дежурке. Он наклонился, зачерпнул рукой придорожной пыли, смачно плюнул на задний номер и замазал его пылью. После чего он снова обернулся по сторонам и придирчиво оглядел свою работу.
- Годится, - пробормотал Олегов и проделал те же операции с передним номером.
Через минуту он уже катил по Мейванду. С училищных времен ему не доводилось водить машину самому, он старался держаться поближе к тротуару, где движение было не таким суматошным. Он ехал медленно, выбирая переулок потише, где можно было бы притормозить. Проезжая перекресток, он увидел невдалеке набережную, на которой стояло несколько легковых машин, вокруг которых копошились с ведрами и тряпками мальчишки. То, что нужно, решил он.
- Командор, помыть машину? - весело улыбаясь, спросил у него паренек лет десяти.
- А по-русски хорошо понимаешь?
- Кам-кам, он хорошо, - ответил тот, показывая на другого, еще меньшего.
- У меня брат учился в Ростове, - ответил пацаненок.
- Заработать хочешь?
- Давай! - глаза у того загорелись, - Что есть?
- Пайса!
Олегов достал из кармана бумажку в пятьсот афошек, показал ее сияющему пацанен-ку, подал было ее ему, но вдруг отдернул и рывком порвал пополам.
- Зачем?! - пацаненок со слезами в глазах смотрел на рваную бумажку в своих руках.
- Заработаешь, дам вторую половину, - с этими словами он достал вторую купюру и приготовился рвать.
- Не надо! Что надо сделать?
- Садись, поедем!
Сияющий пацан вертелся на кожаном сиденье, подпрыгивал, махал кому-то рукой. Подрулив поближе к базару, Олегов остановил машину и спросил у мальчишки:
- Продавца птиц знаешь?
- Знаю, знаю! Что принести, попугая? Давай деньги, попугай тысячу стоит!
- Не нужен попугай. Там рядом есть шашлычная, рядом мясо продают...
- Мясо нужно?
- Слушай, не тарахти. Там в шашлычной старик играет на балалайке, позови его сюда. Только не говори, кто зовет. Скажи ему, что если хочет заработать - пусть идет. Еще денег дать?
- Давай! А сколько всего дашь?
- Не обижу, - Олегов достал из кармана пачку и хрустнул ей, -Это все для тебя, только никто ничего не должен знать. А пока держи...
Он достал еще купюру и протянул мальчишке, тот схватил деньги и исчез, как ветром сдуло. Олегов тронул машину с места и медленно двинулся вдоль квартала, решив, что нечего здесь мозолить глаза правоверным мусульманам. Ему пришлось уже зайти на третий круг, когда в зеркале заднего вида он заметил мальчишку и сгорбленного старика. Он дал задний ход, поравнялся с ними, резко притормозил, выскочил из машины, оттащил за руку мальчишку в сторону, сунул ему деньги и толкнул с спину.
- Беги! Будешь нужен - я тебя найду!
- Хуб! - вприпрыжку пацаненок убежал. Олегов быстро подошел к старику, который испуганно глядел на него слезящимися глазами, тряхнул его за плечо и четко, требовательно спросил:
- Ты меня понимаешь? Ты русский?
- Да..., - еле слышно прошептал старик, со страхом глядя на Олегова.
- Внучка есть? Гаури?!
- Да... Не трогайте ее, сударь... - глаза у старика стали совсем безумными.
- А ну, садись!
Буквально силой заталкивая старика в кабину, Олегов не забывал оглядываться по сторонам.
- Теперь порядок... На, одень! - Олегов протянул старику свой выцветший на солнце чепчик, тот послушно нахлобучил его на седую голову.
Он вел машину в сторону Хар-Ханы, на другой конец города, ехали они молча, каждый что-то хотел спросить, но не решался. На полпути, проезжая через огромный, на несколько километров пустырь, Олегов свернул с дороги, отъехал метров на пятьсот и остановился.
Городской шум доносился до них глухо, Олегов слышал стук своего сердца и свист крыльев вентилятора двигателя, который никак не мог остановиться.
- Ладно, старик, рассказывай, кто ты, как в Кабуле оказался, грубовато, чтобы не показывать жалость к этому дрожащему старику, спросил Олегов.
- Вы не из НКВД? - с надеждой спросил старик.
- Нет, я просто офицер, старший лейтенант воздушно-десантных войск.
- Поручик, стало быть. Я тоже был поручик, - прошепелявил старик, у него спереди явно не хватало зубов.
- Поручик?! Да сколько ж тебе лет? Я думал, все уже вымерли.
- И я скоро...
- Ладно, старик, у меня мало времени, рассказывай все по порядку. Когда из России бежал?
- Не бежал, а отступил в составе вверенного мне взвода, - с обидой прошепелявил старик, - В мае двадцать первого года...
- Так сколько тебе лет?!
- Я уже давно не считаю, зажился, забыл про меня наш Господь...
- Кончай ты эту песню, - грубовато прервал его Олегов, - рассказывай.
- ...Моя фамилия была Колосовский, кто были мои, я вам говорить не буду, для вас это будет лишь пустой звук. Год прослужил в Семеновском полку, меня взяли в Генштаб, я с училища проявил недурные способности в тактическом искусстве. В Генштабе мне пришлось точить карандаши таким старым пердунам, как я сейчас, и поливать цветы на окне, мой начальник отделения весь день только и делал, что кактусы свои холил, у него коллекция в кабинете была...
- Дальше, дальше...
- А дальше была революция, она меня застала в Самарканде, куда меня заслали, когда я случайно чернила вылил на какой-то колючий хвост редкой породы. Вы наступали, мы - отступали - и вот я здесь. Какой сейчас год? А, впрочем, не важно, мне уже все равно...
- А Гаури, кто ее родители?
Старик снова испуганно задрожал, схватил костлявой рукой за плечо.
- Господи, откуда вы ее знаете? Вы ей не причините зла?
- Старик, я ее видел всего один раз, у одного индуса...
- Вы вхожи в дом этого человека?! - недоверчиво спросил старик.
- Рассказывать будете? А то высажу здесь...
- Ее мать умерла при родах в Пешеваре, мы там жили одно время. Мечтала стать актрисой, но не судьба... А отец, мой сын, был военный летчик, разбился на вашем самолете...
- Старик, ты ничего не путаешь? Где он служил, какой стране?
- Я же сказал, в Пакистане, - прошепелявил старик.
- На нашем самолете?
- Да! Он назывался МИГ и еще какая-то цифра, я забыл.
- В Пакистане? Там никогда не было наших самолетов!
- Были, - упорно возразил старик, - я же помню. В День Республики, в марте шестьдесят шестого года на военном параде мой сын летел на МИГе, а по площади шли ваши танки. Я даже гордился, что это русская техника, хвастался, что я тоже русский... А через день самолет врезался в гору... С тех пор Гаури без отца, ей тогда был всего год..
Слезы текли по щекам старика, он не замечал их, погруженный в воспоминания. Олегову стало неловко, он почувствовал себя мучителем.
- А его мать... То есть, ваша жена?
Старик пожевал бороду, вытер мокрую щеку и ответил:
- Мы отступали пешком, у нее был тиф. Я оставил ее в маленьком грязном кишлаке, на краю пустыни. Отдал декханам все деньги, которые у меня были, просил выходить... Ее звали Варя. Варя умоляла не оставлять сына, взять с собой. Мы шли по пустыне, свою воду я отдавал ему, кормил только грязным изюмом, больше ничего не было. Мальчика выворачивало кровавым поносом, но я донес его до оазиса... Вот моя Варя..
Старик достал из глубины грязных серых одежд фланелевую тряпочку и, бережно развернув ее, достал золотой медальон без крышки.
- Крышечку пришлось продать, иначе бы мы умерли от голода.
Олегов бережно взял в руки медальон, женское лицо было трудно различимо, краски местами осыпались. Олегов вздохнул.
- И что, не пытался найти?
- В посольство меня даже не пустили. А потом даже приказали афганцам, чтобы мне запретили играть в хороших ресторанах...
- Это еще почему?
- Не только мне. За антисоветскую пропаганду, - важно прошепелявил старик.
- Ну, дед, ты даешь! В твоем возрасте как-то не солидно. А как же ты агитировал?
Старик откашлялся и неожиданно помолодевшим голосом запел:
- Конфетки- бараночки,
Словно лебеди-саночки...
Поперхнувшись, он зашелся тяжелым кашлем. Олегову неловко было глядеть, как трясется его голова, как старик серым рукавом ветхого халата вытирает слюну. Откашлявшись, старик снова заговорил, путаясь в своих воспоминаниях. Олегов слушал его , ерзая от нетерпения, время летело, но неловко было как-то прервать старика, снова рассказывавшего о пустыне, каком-то пороховом заводе в Кабуле, построенном на золото советской России, попытке диверсии, ранении, двенадцати месяцах в кандалах, бегстве и поисках ребенка в притонах, переходе по козьей тропе через линию Дюранда в Британскую Индию, вдруг превратившуюся в Западный Пакистан...
- А сетх, он что, друг тебе? - грубовато перебил старика Олегов.
- Хозяин. Меня ведь из ресторана выгнали еще в семьдесят девятом , как вы сюда пришли. Гаури маленькая еще была, по российским понятиям маленькая, а здесь двенадцать лет - уже невеста. Так я и задолжал брату Маскуда, упокой его душу, Господи, хороший был человек. А приехал Маскуд, хотел сначала простить долг, а как узнал про внучку, совсем закабалил...
- А что с братцем его случилось? - рассеянно спросил Олегов.
- Ваши убили, - нехотя произнес старик и тяжело вздохнул.
- За что?
- Ни за что. Из Индии на свою же свадьбу вез в Кабул подарки. Ваш офицер подстерег под Фаррахом, ограбил и всех убил, в пропасть сбросил.
- Врешь!
- Люди говорят... - неопределенно произнес старик и добавил, -Раньше советских все любили, в дуканах и на базаре сразу бакшиш давали. Кто в России был, того уважали больше, чем того, кто был в Мекке. Все думали, что советские - какие-то особые люди, бензин и хлеб даром дают. А потом пришли вы сами...
Последнюю фразу старик произнес с горечью. Олегову стало неловко, он попытался что-то сказать:
- Так бензин и хлеб и сейчас даром даем.
- Да я ведь и не спорю, - тяжело вздохнул старик и задумался.
- Ладно старик, давай без политики. Где ты живешь?
- В Ашокан- Арофане.
- Это что за место?
- В старых кварталах, за Мейвандом.
- А как переводится этот твой Ашофан.
- Никак. Два брата жили, святые Ашокан и Арофан. У нас в квартале и похоронены.
- А Гаури?
- Что Гаури? - испуганно спросил старик.
- Где живет? У тебя или у Максуда?
- Пока у меня.
Вид у старика стал больной и затравленный.
- А потом? - с беспокойством спросил Олегов.
- Я много должен. Максуд требует ее продать в публичный дом или отдать ему.
- Сколько ты ему должен?
- Хочешь перекупить? - в глазах старика вспыхнула искорка злобы.
- Старик, ты из ума выжил. Мы с тобой россияне, - Олегов хлопнул старика по плечу, - Как тебя зовут, откуда ты родом?
- Платоном меня зовут, из Вятки я.
- Черт, я даже не припомню, как эта Вятка сейчас называется...
- То ли Жданов, то ли Жуков, - пожал плечами старик, - только ты остерегись становиться поперек Максуду, он тебя как паук муху высосет заживо. Отвези меня назад, только подальше высади, а то увидят - этой же ночью голову отрежут.
- Не пугай, Платоныч, - усмехнулся Олегов, - мне уже нечего бояться. Слушай, а если бы я у тебя Гаури купил, ты б долго торговался?
Олегов спросил это со смешком и внимательно посмотрел на старика. Старик открыл было рот, чтобы ответить, как вдруг оба они вздрогнули от окрика:
- Боро!
С окриком распахнулась дверца кабины со стороны водителя, прямо на Олегова смотрел обрез, который держал в руках афганец лет тридцати, усатый, похожий на Сталина. Афганец кивнул Олегову головой, давая понять - выходи.
Вот мерзавцы, подумал Олегов, его автомат остался со стороны старика, да и под дулом не очень-то развернешься в кабине.
- Хуб, выхожу, - ответил Олегов и стал выходить, двигаясь медленно, неторопливо, стараясь сосредоточиться и осмотреться. Из-за кузова вышел второй парень, помоложе, в руке у него был длинный нож. Старик сжался, сгорбился на своем месте, закрыл лицо сухими ладонями и что-то шептал. Только сейчас Олегов заметил, какие изломанные у старика ногти.
Олегов спрыгнул, улыбнулся усатому ''Сталину'', сунул руку в карманы и дружелюбно спросил:
- Мужики, ну что вы такие простые?
Усатый что-то зло крикнул, жестом левой руки требуя поднять руки. Олегов пожал плечами и медленно вынул руки из карманов, медленно стал поднимать их.
- Пожалуйста...
...Он поднимал руки, с усмешкой глядя, как меняется выражение лица '' Сталина'' от злой решительности к растерянности и страху.
- Да ты что, мужик, испугался? - ласково спросил Олегов, игриво крутя на указательном пальце руки ручную гранату. Еще в кармане Олегову удалось почти разогнуть усики, удерживающие кольцо в запале, и сейчас он думал, что произойдет раньше - напугается усатый или граната сорвется, оставив на пальце блестящее на солнце колечко...
Поняв, что усатый в замешательстве, Олегов помог принять ему решение, с яростью ударив ботинком по стволу. Обрез оглушительно грохнул и вылетел из рук усатого. Не успело оружие упасть на сухую выжженную землю, как его хозяин с напарником бежали прочь, выбивая пятками клубы белой пыли. С сожалением посмотрев на гранату, Олегов неторопливо вытянул за кольцо чеку, посмотрел вслед бегущим, увидел, что они стали замедлять скорость и оглядываться, погрозил им пальцем и что было силы бросил им вслед гранату...
Дверца машины хлопнула почти одновременно со взрывом, старик еще больше сжался, пригнув голову.
- Спокойно, старик, все нормально, - бормотал Олегов, поскорее выводя машину с огромного пустыря. Проехав с километр, он приблизился к шоссе, подступы к дороге были сплошь уставлены грузовиками караванщиков, рядом теснились сшитые из разноцветных лоскутков палатки, бегали чумазые детишки. Выбираясь, он проехал мимо свалки, где в груде хлама валялся огромный, метра четыре в диаметре глобус, рекламировавший авиалинии из Кабула в США через Европу.
- Старик, я тебя в центр не повезу, поедешь на такси, держи деньги.
Старик кивнул головой, молча взял деньги. Олегов остановил машину на обочине, обошел кабину и помог старику выйти.
- Ну, ладно, бывай...- Олегов неловко произнес это, досадуя, что старик все молчит, -Да, и вот еще что...Привет Гаури передавай. Скажи, что извиняюсь, что тогда...у индуса ...В общем, я пьян был и обкурился...
Еще раз хлопнув старика по плечу, он повернулся кругом и пошел к машине.
Через двадцать минут он уже подкатывал к воротам контрольно-пропускного пункта. Его водитель обалдело глядел на свою машину, сжимая в руках пакетики конфет и жестянки с лимонадом. Молча Олегов вышел из машины, обошел ее кругом и сел на свое место.
- Тормоза проверял, катнулся метров сто, - сказал он, строго глядя на водителя .
- Ага, - согласно кивнул головой водитель, недоверчиво косясь на спидометр.
Олегов ехал , глядя в окно, ничего не замечая, в голове была каша из рассказа старика. Он вдруг поймал себя на том, что забыл лицо Гаури, помнит только запах кожи... Надо бы напиться, решил Олегов, но ехать куда-либо уже не хотелось. Если чего-то очень хочешь - желания сбываются: въехав в резиденцию и оставив машину у ворот дворца, он пошел в казарму и обнаружил, что в офицерской комнате во всю идет банкет.
Пили лейтенант Люшин, прапорщик Мосолов и два незнакомых Олегову старших лейтенанта.
- Мишуля, присаживайся! - завопил Люшин.
- Охотно! - ответил Олегов, довольно потирая руки, - Что пьем?
- Шурави, фанта кончилась, - развел руками Мосолов, - пьем коктейль '' Зеленые глаза''.
Олегова слегка передернуло, но выпить очень хотелось и он махнул рукой:
- Наливай!
Люшин консервным ножом аккуратно вырезал крышечку сто пятидесятиграммовой баночки, перелил в кружку греческий апельсиновый сок, а на его место вытряхнул из пузырька ярко-зеленый огуречный лосьон.
- Большое мужество надо иметь, чтобы пить такое, - икнув, выдал сентенцию один из незнакомых старших лейтенантов.
- А что такого, - заступился за напиток Люшин, - вот, видишь, в инструкции сказано, что сорок процентов спирта и шестьдесят процентов сока свежих огурцов. Стало быть, выпивка и закусь одновременно.
От лосьона сперло дыхание и обожгло глотку, соком Олегов загасил позывы к рвоте. Он жевал жирную тушенку и счастливо улыбался, потому как вспомнил лицо Гаури. Второй флакон пошел легче. В комнате плавали клубы табачного дыма, Олегов вполуха слушал, как Мосолов, до армии работавший в московском автосервисе, хвастался именитыми клиентами, раскладывая на кровати визитные карточки журналистов, клоунов и директоров магазинов. Люшин, тоже москвич, хвастался отцом, который в чине полковника КГБ служил в Кабуле пять лет назад.
Люшин достал из-под кровати пыльную гитару, обтер ее рукавом и попытался что-то сыграть, но кроме гадкого треньканья ничего не получалось.
- Не мучай инструмент, - сказал старший лейтенант, все время икавший, и презрительно добавил, - А ну, дай сюда!
Он пару раз щипнул струны, проверяя настройку и забренчал легенький веселый мотивчик:
- Это что это вон там, в парандже
За быками вслед идет по меже?
Это женщина, афганская мисс
Обрабатывает землю под рис...
Гитара оказалась кстати, потому как спиртное кончилось. Веселье достигло апогея, когда песню затянули в пять глоток:
- ..Я люблю устройство автомата,
нравится мне, как стреляет он,
и роднее мне родного брата
с острой пулькой желтенький патрон!...
Олегов чувствовал каждой клеточкой тела уют и тепло, лосьон разбирал его не на шутку. Он даже чуть не уронил слезу, когда гитарист затянул жалостливую:
- Ох, как хочется мне, заглянув в амбразуру,
Пулеметом глушить по России печаль...
- Парни, а ведь мы ехали к вам мимо ресторана , ''Кабул'' называется. Вроде под самой стеной, - мотая головой, пробормотал старший лейтенант, молчавший до сих пор.
- Когда-то ключи от тех ворот были у командира шестой роты, мечтательно произнес Люшин, - Там во дворе ресторана павильончик в любое время дня и ночи... А сейчас и ключ забрали, и афганского часового поставили. Эх, сейчас бы машину...
- Машина есть, стоит под парами, - сделал подарок компании Олегов, и уже через несколько минут гурьбой они шли к выходу из дворца.
Потом была шашлычная на шестой улице, шашлычник брал большую теплую лепешку, клал на нее десяток тонких палочек с крохотными кусочками ароматного мяса, сжимал их согнутой пополам лепешкой и резко выдергивал палочки...
- Классная закусь!
Жир тек по пальцам. Доедали в машине, хотелось куда-нибудь еще поехать. Олегов потом вспоминал, что в фотоателье напротив сиротливо-пустынного английского культурного центра они требовали у хозяина стакан, потом и вовсе какая-то ерунда в каком-то приличном кабаке, набитом гражданскими, вышла. Люшин вцепился кому-то в свитер, звон стекла у стойки бара и, наконец, патруль...
ГЛАВА 23.
Сознание возвращалось к Олегову порциями, сначала через восприятие твердой и шершавой поверхности, на которой он лежал, затем он воспринял, что вокруг не свет и не тьма, а какая-то грязная серость. Он глубоко вздохнул и по шибанувшему в нос запаху понял, где находится. Только кабульской гарнизонной гауптвахте был присущ этот специфический букет, слагаемыми которого были запахи грязных тел, мочи, хлорки и пыли. Это было омерзительно и он попытался снова отключиться от действительности, задремать. Задремать не удалось. Сначала в голову влез глупый стишок, который он услышал в прошлом отпуске от друга детства, работавшего учителем труда в школе:'' Если выпил хорошо--значит утром плохо, если утром хорошо--значит выпил плохо''. Когда удалось отделаться от навязчивого стишка, в тишине камеры загремел отпираемый замок, распахнулась стальная дверь и кто-то устало произнес: