Она была одна в огороде, а был ли кто-то в доме, не знаю. Думаю, никого не было. Мужа своего Ядвига Николаевна похоронила в прошлом году. Сын с невесткой работали по контракту, кажется, в Канаде.
Заботы о своем сынишке они взвалили на бабушкины плечи. Помню,
Ядвига жаловалась, что ее четырнадцатилетний внучек сутками висит в
Интернете, мечтает стать крутым хакером, а дача ему абсолютно по барабану.
На Ядвиге был невообразимого вида комбинезон с кучей накладных карманов, застиранный, бывший когда-то синим. Комбинезон был ей явно велик, примерно на три-четыре размера больше. Наверное, с мужнего плеча. На голове у нее красовалась соломенная шляпа с огромными полями, почти сомбреро. Желтые резиновые перчатки и такие же желтые сапоги делали ее наряд завершенным. Трудно было узнать в этом огородном чучеле элегантную даму, которой, правда, было под шестьдесят, но которой никто и никогда не давал больше сорока, ну… сорока с небольшим. Ядвига следила за собой. Всегда макияж, всегда духи очень тонкого аромата, всегда одета с иголочки, не в дорогие фирменные костюмы, но со вкусом.
– Ядвига Николаевна! Вас просто не узнать, – начал я вместо приветствия. – Где ваш шарм? Что это за наряд?
– Евгений Васильевич? – Ядвига была смущена, но я понял, что не из-за своего внешнего вида.
– Собственной персоной! Если гора не идет к Магомету, – пошутил я, – то директор едет на дачу к своему главному бухгалтеру.
Ядвига Николаевна сняла перчатки, воткнула лопату в землю, надев перчатки на черенок, пошарила в широком боковом кармане и вытащила из него длинную и плоскую пачку сигарет с ментолом.
– К бывшему главному бухгалтеру, – сказала она. – Пойдемте на лавочке посидим, Евгений Васильевич. Или в дом пройти хотите?
– Да нет, пойдемте на лавочку. Погода-то, а?..
– Да. Солнышко сегодня с утра. Но синоптики на ближайшее будущее тепла не обещают.
– Глобальные изменения климата, – я кивнул головой. – Ничего.
Урожая своего не будет, будем картошку в Африке покупать.
– Уже покупаем.
– Картофель – он и в Африке картофель. Я вот, например, понятия не имею, чью картошку ем. Африканскую или нашу.
– И разницы не чувствуете?
– Не-а, – помотал головой я, – абсолютно. Я вообще культа из еды не делаю.
– А она есть, – задумчиво сказала Ядвига Николаевна.
– Что?
– Разница.
Мы присели на деревянную скамейку у баньки, и она закурила. Очень не вязалась тонкая длинная сигарета в ее ухоженных пальцах с дачно-огородным нарядом.
– А вы что, бросили? – спросила Ядвига, видя, что я не собираюсь составлять ей компанию. – Врачи запретили?
– Я сам. Никто не запрещал. Решил жить, – я испытующе посмотрел на нее, – и жить долго. И не просто жить, работать буду.
– Вы меня простите, Евгений Васильевич…
– За что?
– Ну… – Ядвига замялась. – Когда вы заболели… Я не звонила вам, и не приходила навестить. Думала, вам не до работы и не до меня со всеми этими проблемами. С рабочими и… с моими личными…
– Зря вы так думали, Ядвига Николаевна, – сказал я, – мне до всего есть дело. Но вы правы, какое-то время мне действительно было не до работы и не до чужих проблем. Плоховато мне было, честно признаюсь, но теперь все позади. Я вышел на работу. Сегодня вышел.
Теперь будем с вами работать. – Я поднял руку вверх, заметив, что
Ядвига пытается возразить. – Все знаю, все понимаю. Без меня вам было тяжело. У Гриши Извекова отношение к вам понятно какое. Он свою какую-то девицу трудоустроить хотел.
– И что? Не удалось трудоустроить?
– Сегодня я этой девушке отставку дал. Мне нужен не просто главный бухгалтер, мне нужны вы, Ядвига Николаевна. Кстати, Григорий тоже уволился. Я подписал его заявление пару часов назад.
– Вот как? – Ядвига напустила на себя безразличие, но я заметил, что это известие ее понятное дело совершенно не опечалило, она с трудом сдерживала довольную улыбку.
– Да. Теперь все надо в соответствие приводить…, по своим законным местам расставлять.
Ядвига пожала плечами, этот жест был почти незаметен под широким комбинезоном, похожим на балахон.
– Расставляйте, – сказала со вздохом.
– Вместе с вами дорогая Ядвига Николаевна, только вместе с вами.
Вы зоветесь главным бухгалтером, но на деле вы главный человек в нашей фирме. Без вас мы пропадем. Да и вам, я думаю, без работы не сладко. И в финансовом плане и в моральном. Я прав?
– Я вторую неделю живу на даче и мне хорошо тут. – Усмехнулась: -
К земле привыкаю…
Эта шутка из арсенала Гриши Извекова, я как-то ее уже слышал из его уст. Наверное, и тут, отправляя Ядвигу на заслуженный отдых, он цинично посоветовал немолодой женщине привыкать к земле. Вот сукин сын! Но предприимчивый же и работоспособный сукин сын, этого не отнять.
– Будете ковыряться в земле по выходным, – сказал я. – А хотите, я вам помогать буду? У меня дачи нет, свободного времени – завались!
А если что-то серьезное в вашем огороде надо будет сделать, я могу временно мобилизовать на борьбу за урожай всех наших менеджеров. Им это будет на пользу – растрясутся и дело сделают. А между делом пообщаемся друг с другом по поводу перспектив развития бизнеса в одной отдельно взятой фирме. Тренинг-семинар своего рода проведем, с выездом на природу. Хотите?
Ядвига улыбнулась:
– Нет, не хочу. Не то, чтобы я вашей помощью пренебрегаю, нет.
Знаете, Евгений Васильевич, мне ведь эта дача самой… ну, есть она и есть. Платили вы мне хорошо, на жизнь хватало. На Алешку родители деньги регулярно присылают. Так что… А это у меня не огород, а дача, здесь только цветы растут, да ранетка. Я и ранетки-то не собираю, птички склевывают. А за картошку я от нечего делать взялась.
– Ну, так что? – Я испытующе посмотрел на Ядвигу.
Она взглянула мне в глаза и улыбнулась. Я понял, что мне удалось ее уговорить.
12. Ева.
Заботы о своем сынишке они взвалили на бабушкины плечи. Помню,
Ядвига жаловалась, что ее четырнадцатилетний внучек сутками висит в
Интернете, мечтает стать крутым хакером, а дача ему абсолютно по барабану.
На Ядвиге был невообразимого вида комбинезон с кучей накладных карманов, застиранный, бывший когда-то синим. Комбинезон был ей явно велик, примерно на три-четыре размера больше. Наверное, с мужнего плеча. На голове у нее красовалась соломенная шляпа с огромными полями, почти сомбреро. Желтые резиновые перчатки и такие же желтые сапоги делали ее наряд завершенным. Трудно было узнать в этом огородном чучеле элегантную даму, которой, правда, было под шестьдесят, но которой никто и никогда не давал больше сорока, ну… сорока с небольшим. Ядвига следила за собой. Всегда макияж, всегда духи очень тонкого аромата, всегда одета с иголочки, не в дорогие фирменные костюмы, но со вкусом.
– Ядвига Николаевна! Вас просто не узнать, – начал я вместо приветствия. – Где ваш шарм? Что это за наряд?
– Евгений Васильевич? – Ядвига была смущена, но я понял, что не из-за своего внешнего вида.
– Собственной персоной! Если гора не идет к Магомету, – пошутил я, – то директор едет на дачу к своему главному бухгалтеру.
Ядвига Николаевна сняла перчатки, воткнула лопату в землю, надев перчатки на черенок, пошарила в широком боковом кармане и вытащила из него длинную и плоскую пачку сигарет с ментолом.
– К бывшему главному бухгалтеру, – сказала она. – Пойдемте на лавочке посидим, Евгений Васильевич. Или в дом пройти хотите?
– Да нет, пойдемте на лавочку. Погода-то, а?..
– Да. Солнышко сегодня с утра. Но синоптики на ближайшее будущее тепла не обещают.
– Глобальные изменения климата, – я кивнул головой. – Ничего.
Урожая своего не будет, будем картошку в Африке покупать.
– Уже покупаем.
– Картофель – он и в Африке картофель. Я вот, например, понятия не имею, чью картошку ем. Африканскую или нашу.
– И разницы не чувствуете?
– Не-а, – помотал головой я, – абсолютно. Я вообще культа из еды не делаю.
– А она есть, – задумчиво сказала Ядвига Николаевна.
– Что?
– Разница.
Мы присели на деревянную скамейку у баньки, и она закурила. Очень не вязалась тонкая длинная сигарета в ее ухоженных пальцах с дачно-огородным нарядом.
– А вы что, бросили? – спросила Ядвига, видя, что я не собираюсь составлять ей компанию. – Врачи запретили?
– Я сам. Никто не запрещал. Решил жить, – я испытующе посмотрел на нее, – и жить долго. И не просто жить, работать буду.
– Вы меня простите, Евгений Васильевич…
– За что?
– Ну… – Ядвига замялась. – Когда вы заболели… Я не звонила вам, и не приходила навестить. Думала, вам не до работы и не до меня со всеми этими проблемами. С рабочими и… с моими личными…
– Зря вы так думали, Ядвига Николаевна, – сказал я, – мне до всего есть дело. Но вы правы, какое-то время мне действительно было не до работы и не до чужих проблем. Плоховато мне было, честно признаюсь, но теперь все позади. Я вышел на работу. Сегодня вышел.
Теперь будем с вами работать. – Я поднял руку вверх, заметив, что
Ядвига пытается возразить. – Все знаю, все понимаю. Без меня вам было тяжело. У Гриши Извекова отношение к вам понятно какое. Он свою какую-то девицу трудоустроить хотел.
– И что? Не удалось трудоустроить?
– Сегодня я этой девушке отставку дал. Мне нужен не просто главный бухгалтер, мне нужны вы, Ядвига Николаевна. Кстати, Григорий тоже уволился. Я подписал его заявление пару часов назад.
– Вот как? – Ядвига напустила на себя безразличие, но я заметил, что это известие ее понятное дело совершенно не опечалило, она с трудом сдерживала довольную улыбку.
– Да. Теперь все надо в соответствие приводить…, по своим законным местам расставлять.
Ядвига пожала плечами, этот жест был почти незаметен под широким комбинезоном, похожим на балахон.
– Расставляйте, – сказала со вздохом.
– Вместе с вами дорогая Ядвига Николаевна, только вместе с вами.
Вы зоветесь главным бухгалтером, но на деле вы главный человек в нашей фирме. Без вас мы пропадем. Да и вам, я думаю, без работы не сладко. И в финансовом плане и в моральном. Я прав?
– Я вторую неделю живу на даче и мне хорошо тут. – Усмехнулась: -
К земле привыкаю…
Эта шутка из арсенала Гриши Извекова, я как-то ее уже слышал из его уст. Наверное, и тут, отправляя Ядвигу на заслуженный отдых, он цинично посоветовал немолодой женщине привыкать к земле. Вот сукин сын! Но предприимчивый же и работоспособный сукин сын, этого не отнять.
– Будете ковыряться в земле по выходным, – сказал я. – А хотите, я вам помогать буду? У меня дачи нет, свободного времени – завались!
А если что-то серьезное в вашем огороде надо будет сделать, я могу временно мобилизовать на борьбу за урожай всех наших менеджеров. Им это будет на пользу – растрясутся и дело сделают. А между делом пообщаемся друг с другом по поводу перспектив развития бизнеса в одной отдельно взятой фирме. Тренинг-семинар своего рода проведем, с выездом на природу. Хотите?
Ядвига улыбнулась:
– Нет, не хочу. Не то, чтобы я вашей помощью пренебрегаю, нет.
Знаете, Евгений Васильевич, мне ведь эта дача самой… ну, есть она и есть. Платили вы мне хорошо, на жизнь хватало. На Алешку родители деньги регулярно присылают. Так что… А это у меня не огород, а дача, здесь только цветы растут, да ранетка. Я и ранетки-то не собираю, птички склевывают. А за картошку я от нечего делать взялась.
– Ну, так что? – Я испытующе посмотрел на Ядвигу.
Она взглянула мне в глаза и улыбнулась. Я понял, что мне удалось ее уговорить.
12. Ева.
Прошел месяц, а потом еще десять дней. Двадцать третье июля прошло, а я и не заметил, я совершенно забыл, что этот день планировался мной и доктором Малосмертовым как последний день моей жизни. Кстати, Андрей Александрович потерял ко мне всякий интерес.
Не сразу, сначала он постоянно донимал меня предложениями лечь к нему в клинику на обследование. И звонил и приходил. Я, ссылаясь на занятость на работе, отказывался, но он все не унимался. Пришлось рассказать ему о дереве. Дерево Серафимы уже отцветало, но некоторые лепестки на его цветах еще были живыми. Малосмертов примчался, взял лепестки для исследований и исчез на неделю. Через неделю сообщил мне по телефону, что в лепестках ничего такого не обнаружено и стал просить само дерево или хотя бы отпилить ветку. Вот тут я ему отказал, посоветовал сгонять на Каролинские острова и напилить себе там, сколько его душе угодно или даже с корнями повыкапывать. После этого нашего телефонного разговора, доктор Малосмертов и исчез из моей жизни. Навсегда ли? Думаю, объявится.
Сегодня воскресенье и я не знал, как убить время. Решил выйти из дома и просто прогуляться, собрался и уже направился к выходу, как раздался звонок в дверь. Почему-то этот звонок мне показался не таким, как все остальные, как-то по-особенному он прозвучал.
Интересно, подумал я, кому еще кроме меня нечего делать в воскресенье, да еще в разгар лета? Разве что это Егор. Я вынужден был отказаться от медицинских и патронажных услуг Егора в связи со свом чудесным исцелением, но он все равно часто заходит ко мне по старой памяти и просто, по-соседски. А может быть, как к старшему товарищу – пообщаться, посоветоваться. Не могу сказать, что парень мается от безделья, Егорка учится, подрабатывает, но всегда находит минутку или часок, чтобы забежать ко мне, поинтересоваться, как у меня идут дела и что-то о себе рассказать. А иногда мы с ним по чуть-чуть выпиваем, и я рассказываю ему о своей молодости. Егору нравится со мной разговаривать. Понятно почему – у него нет отца, а за последнее время мы с ним очень сблизились. Я верю, что приходит он ко мне и скрашивает мой досуг не из каких-то там корыстных побуждений, что он искренний парень и ему интересны мои рассказы о тех временах, о которых он мало что знает…
Но это был не Егор.
На пороге стояла девушка. На вид ей было лет двадцать, она была очень мила и свежа, и было в ее облике что-то до боли знакомое, что заставило мое сердце учащенно забиться. Я не знал эту девушку, никогда раньше не встречал, это точно, но я как-то сразу понял – неожиданная визитерша не ошиблась квартирой, она именно ко мне пришла в это воскресное утро. И еще я отчетливо понял – она пришла, чтобы изменить мою жизнь или что-то в ней изменить…
– Здравствуйте. Господин Игнатов?
– Да.
– Евгений Васильевич? – уточнила девушка.
– Здесь других Игнатовых нет. Здесь только…
И я осекся, потому что увидел в ушах незнакомки то, что никак не рассчитывал увидеть – мой подарок Серафиме.
– Я Ева, – представилась дочь Серафимы.
Я не сомневался, что Ева Симина дочь. Я вдруг увидел Симу. Это ее черные слегка раскосые глаза, ее волосы каштановые с рыжинкой. Это
Сима, но такая, какой я ее никогда не видел – в двадцать лет. И в то же время, не она. Она и не она, Сима и… Было что-то еще, может быть, в лице Евы были и мои черты? То, что Ева и моя дочь, я это тоже понял сразу. Иначе бы она не пришла. И я не только это понял, я это почувствовал.
"У меня были проблемы, и я их решала", – прозвучал в моей голове голос Серафимы. Вот значит, как ты решила свои проблемы? Но почему?
Почему, Сима? Ведь это не твои, это были наши проблемы. Да и не проблемы это были вовсе…
Ева что-то спросила, но я стоял как столб, ничего не слыша и не в силах вымолвить ни слова, у меня пересохло в горле.
– Вы куда-то собрались? – повторила Ева свой вопрос. – Я не во время?
Я покачал головой и отступил от двери. При этом я чуть не упал, ноги у меня дрожали и подкашивались.
Еву тоже нельзя было назвать спокойной. Она набрала в грудь побольше воздуха и стала говорить, быстро, запинаясь, словно боялась, что не успеет сказать мне слова, которые, наверное, повторяла, когда шла ко мне. Словно боялась, что я закрою дверь.
– Мама мне рассказывала о вас. – (Господи! Тот же самый голос! И голос тоже…) – Она часто рассказывала, каждый свой приезд. Но я была еще… я мало думала о возможности нашей встречи. Тогда не думала. Какой она будет, и вообще – нужна ли она? А месяц назад папа… Мне исполнился двадцать один год. Папа подарил мне мамин ноутбук. Он хранил его у себя… Я стала читать письма, которые там были и решила приехать, увидеть… И вот… приехала.
– Ева… – хрипло начал я, проглотив комок сухости.
– Что?
– Я твой… отец?
– Да, – удивленно ответила Ева, и вдруг ее лицо озарилось догадкой: – Так вы ничего… не знали?..
Я отрицательно помотал головой.
– Тогда понятно…
– Что? Что понятно?
– Я прочитала мамины и ваши письма. Не все, конечно, там их очень много. Ни в одном прочитанном мною письме нет ни слова обо мне, ни одного упоминания… Мама скрыла от вас меня? Почему?..
Я молчал. Что я мог сказать? Как объяснить?
– Я пройду? – спросила Ева.
– Конечно, конечно… – засуетился я, и моя суета выглядела глупой и бестолковой.
Я не знал, что мне делать, что говорить, как вести себя с Евой.
Обнять? Мне хотелось это сделать, но было страшно. Да и захочет ли она? Начать оправдываться? Но в чем? Я пригласил Еву в комнату. Она села в кресло, я сел напротив, но тут же встал. Предложить ей кофе?
– Можно воды? – попросила Ева сама.
– Может, кофе?
– Нет, – смущенно улыбнулась она, – воды, если не трудно.
Я пошел на кухню за стаканом и бутылкой минеральной воды из холодильника. Я чувствовал себя истуканом, передвигаясь на деревянных ногах. Двадцать лет! Двадцать один год… Я жил и не знал, что у меня есть дочь. У меня и у Симы. Наша дочь Ева. Почему
Ева? Может, Сима хотела назвать ее Евгенией в мою честь? Но эти американские обычаи все сокращать… Впрочем, наверное я обольщаюсь.
Ева – имя первой женщины на Земле и просто красивое имя. Ева!
Звучит, как тихая музыка, как ветерка шелест. Ева… Поэтому Сима и назвала нашу дочь Евой. Красивое и нежное имя. И сама Ева красивая.
И, наверное, красивой она была, когда родилась. Может быть, она была такой, какой я видел ее в своих недавних грезах?
Я налил в стакан минералку и подал его дочери, она заметила, что моя рука дрожит. Я бы сейчас и сам выпил этот стакан до дна.
– Спасибо.
Ева сделала маленький глоток и поставила стакан на журнальный столик. Пить она не хотела, я это понял, попросила воды, чтобы как-то сосредоточиться, понять, как себя вести дальше. Ведь ей, наверное, так же непросто, как и мне. А может быть еще сложнее. Я решил ей помочь.
– Ты очень красивая, Ева, – сказал я. – Ты вылитая мама.
– Да?.. А я считала, что похожа на вас…
Мне очень хотелось, чтобы Ева говорила мне "ты", но… рано было ее еще об этом просить.
– Почему ты так считала? Разве ты не помнишь свою мать? Какой она была? Конечно… ее работа…
– Я хорошо помню маму, – ответила Ева и отстегнула цепочку на шее, достав и раскрыв медальон, – и она всегда со мной. Мама и вы.
В одну половинку медальона была вставлена Симина карточка, в другую моя. Я посмотрел на лицо тридцатилетнего себя и усмехнулся:
– Теперь мало общего с этой фотографией. – Я указал на свое фото:
– Правда? Не находишь, что я сильно изменился?
Ева посмотрела на фотографию, потом на меня и отрицательно покачала головой:
– Нет, не сильно. Только поседели. И…, может быть, немного похудели. Но я вас сразу узнала.
"Я тоже", – хотел сказать я, но подумал, если скажу – совру.
Почти сразу, но не сразу я догадался, что передо мной моя дочь. Если бы не сережки…
– Как ты меня разыскала?
– Это было не сложно. Я знала ваше имя, фамилию. Знала, что вы живете в России, в Новосибирске. Найти через Интернет человека – пара пустяков. Я ведь даже ваш возраст знала. И не примерный, а точный. В одном из маминых писем я прочитала, что ваш день рождения
15 июля. Я хотела приехать к вашему дню рождения, но у меня не получилось… А год рождения я тоже знала. Ведь вы с мамой одногодки?
Я кивнул головой.
– Ну, вот… Я приехала и уже знала, куда мне идти. Немного запуталась в нумерации домов, эти дроби… Но мне встретился парень, который показал мне ваш дом. Симпатичный такой парень, улыбчивый. У вас ни один прохожий не улыбается, все какие-то хмурые, а этот улыбался. Он сказал, что сам живет в этом же доме, а когда я назвала фамилию Игнатов, он обрадовался и сказал, что он ваш друг. Вот только я не спросила, как его зовут…
– Это Егор, – догадался я. – Он мой сосед. И мы с ним действительно друзья. Он здорово помог мне недавно. Я тут приболел, так он ухаживал за мной целых полгода, лечил (Егор будущий врач), помогал по хозяйству. По магазинам бегал, пищу готовил. Я же совершенно беспомощным был, как ребенок.
– Вы так сильно болели? – с сочувствием в голосе спросила Ева.
– Сильно. Думал, что умру. Но теперь все позади. Болезнь отступила и дала мне шанс встретиться с тобой…Ты знаешь Ева, мне кажется, это твоя мама спасла меня… – Я подумал о дереве Серафимы, о дереве Жизни, но сказал: – Меня спасла память о ней…
Ева посмотрела на меня очень серьезно и немного задумчиво, и я снова увидел Симу. Она всегда смотрела на меня так, когда хотела сказать что-то важное и, как правило, неожиданное.
– Вы знаете, – вдруг сказала Ева, – ведь я тоже Игнатова.
– Вот как? – я действительно был сильно удивлен и даже растерян, но и обрадован одновременно.
– Папа предлагал, чтобы я носила его фамилию, но мама решила, что я буду Игнатовой, что я должна носить фамилию своего отца. Не папину, а… Ой, я запуталась…
И я не знал, что сказать. И я запутался. Возникла некоторая неловкость, которая к счастью была прервана звонком в дверь. Это уж точно Егор, подумал я и оказался прав.
– Привет, дядь Жень! – Егор был как всегда жизнерадостен. – Я не надолго забежал, у меня сегодня дежурство. Ночное, но начальник отделения просил меня пораньше прийти.
– Здравствуй, Егор. Проходи.
– А твоя прелестная посетительница уже ушла? – спросил он в прихожей, стягивая с ног кроссовки и не видя Евы, которая сидела в гостиной. – А кто она? С работы? Шикарные девушки у вас в фирме работают, я тебе скажу дядя Женя. Жаль, познакомиться не успел, торопился очень. Скажешь, как ее зовут и как мне ее найти?
– Она никуда не ушла, она здесь.
– О-па-на! А я тут ору, как ненормальный. Но вроде ничего предосудительного не сказал, а, дядь Жень?
– Вроде бы ничего. Можешь проходить знакомиться.
– Здравствуй, Егор, – поздоровалась Ева, когда мой молодой друг вошел в гостиную, – приятно встретиться снова.
– Ого! Мое имя столь популярно у тебя на работе, дядя Женя? -
Егор, кажется, был совершенно убежден, что Ева моя сотрудница. Ну да, предположить иное трудно.
– Мы говорили о тебе, – сказал я. – Спасибо, что ты помог моей дочери разыскать меня.
– Кому? – Егор выпучил глаза. – Кому, кому я помог тебя разыскать?
– Моей дочери, – улыбнулся я.
– Твоей дочери? Ты же говорил…
Я пожал плечами:
– Я до сегодняшнего утра и сам не подозревал о ее существовании.
Так получилось…
– Ничего себе! – Егор пожирал Еву глазами. – Санта Барбара!
– Меня зовут Ева, – представилась моя дочь.
– Ева? – Егор посмотрел на меня. – Обалдеть! – Потом он снова уставился на Еву и кончики его губ медленно, но уверенно поползли к ушам. Ева ответила на его гримасу очаровательной улыбкой.
Что-то тинькнуло у меня в сердце, или в душе. Тин-н-ь! тонко и остро. Ревность? Я не знал, что такое ревность. Почему-то я не ревновал отца к тете Соне, никогда не ревновал маму к ее многочисленным кавалерам. Я не ревновал Светку Наконечникову, когда она закрутила с Шуриком и решила к нему уйти. Я не ревновал никого и не к кому. Даже Симу я не ревновал к ее мужу. Ну да, он был калекой, но все-таки. А тут вдруг…
Егор уселся в кресло напротив Евы. Мне не оставалось ничего другого, как расположиться на диване.
– Как дела, Ева? – приступил к допросу Егор. – Почему не давала о себе знать? Чем занимаешься? Работаешь? Учишься?
– Учусь. – Ева решила ответить только на последний вопрос. – В колледже.
– В колледже? И в каком? Кем будешь, когда его закончишь?
– Вообще-то я хочу стать врачом. Так же, как и ты, кстати. Но мне еще долго придется учиться, чтобы стать им. Лет шестнадцать еще…
– Сколько?! – ужаснулся Егор. – А что так долго?
– У нас врачами годам к тридцати семи – тридцати восьми становятся.
– У нас – это где? – не понял Егор. Я пояснил:
– Ева живет в Америке. В соединенных штатах.
– В штатах?
– Да, – ответила Ева. – У нас другая система медицинского образования. После общеобразовательного колледжа нужно четыре года учиться в медицинской школе, потом три года резидентуры…
– Что еще за резедентура? Там на шпионов учат, что ли?
– Почему на шпионов?
– А может ты цэрэушница? – Егор взглянул на меня и подмигнул.
Ева непонимающе посмотрела на него.
– Это Егор так шутит, – вмешался я.
– А-а-а, – протянула Ева, – понятно… После резедентуры специализация. Если решу стать кардиологом – еще семь лет. Если нейрохирургом – восемь. Но я еще не решила, какой выбрать профиль.
Может быть, вообще, стану педиатром.
– Да-а-а, – почесал затылок Егор, – продолговато обучаются у вас врачебному ремеслу.
– Зато наши врачи – лучшие в мире.
– А вот с этим я бы поспорил! – запальчиво произнес Егор и я понял, что сейчас он станет спорить с Евой. Я практически не участвовал в их разговоре, и мне это естественно не нравилось.
– Ну что, познакомились? – спросил я молодых людей тоном, из которого попытался убрать нотки раздражения. – Тогда может, в честь знакомства чаю попьем? Егор, в супермаркет сбегаешь за тортом?
Егор с трудом оторвал свой взгляд от Евы.
– Чаю? С тортом? Почему нет?
– Или сходим куда-нибудь, – предложил я альтернативный вариант, взглянув на дочь, – посидим? Ты как, Ева?
Ева пожала плечами:
– Можно, но вообще-то…
– Да что вы, в самом деле?! – возмутился Егор. – Куда ходить? В
Макдоналдс, что ли? Что мы, не русские люди? Ева, конечно, американка, но и русская, раз ты русский. Вон как по-русски тараторит. Без всякого акцента. У меня и мысли не мелькнуло, что она иностранка… Я сейчас, я мигом сгоняю. Посидеть всегда дома лучше.
Коньячка купить ради такого случая? Я то не буду, у меня ночное дежурство впереди, а вы…
– У меня есть коньяк, – сказал я, – и виски есть.
– А я не пью ни коньяк, ни виски, – сказала Ева, – я вообще ничего крепкого не пью.
– А что ты пьешь? – спросил Егор. – Вино? Шампанское?
– Чай, кофе, пепси. Пиво иногда…
– Тогда, я – одна нога здесь, другая там.
Егор умчался за тортом, а мы с Евой остались одни. Так много хотелось мне узнать о ней, о многом поговорить, но почему-то я молчал, не знал с чего начать.
– У нас в доме всегда говорили по-русски, – сказала Ева, не глядя на меня. – И мама и… – и замолчала. И я молчал, как дурак.
– Ева, хочешь посмотреть, как живет российский представитель малого бизнеса? – наконец нашелся я. Мне хотелось добавить: "и твой отец", но почему-то не добавил, решил не торопить события. -
Квартира у меня большая. Три комнаты, кухня, санузел, правда, совмещенный. Балкон есть. Огромная, одним словом квартира… и я в ней один. Иногда таким себе маленьким кажусь, – попытался я пошутить, – маленьким, как гномик.
Ева улыбнулась.
– А мы с папой в небольшом доме живем. Нам с ним вдвоем большой дом и не нужен… Ой, простите… Я все время – папа, папа. А ведь это вы мой… биологический отец. Вам может быть обидно.
– Мне не обидно. Я понимаю, двадцать один год вы с Андреем прожили под одной крышей. Понятно, что именно его ты считаешь своим отцом.
– Но я всегда знала, что мой настоящий отец жив, и живет далеко.
Знала, но…
– …не горела желанием увидеться, – продолжил я за нее.
– Не горела, – согласилась Ева. – Это правильно сказано.
– И что же произошло? Почему вдруг решила приехать и увидеть меня?
– Хотела кое в чем убедиться.
Я не стал спрашивать, в чем хотела убедиться Ева. Предполагая, что может возникнуть очередная неловкость, я решил начать знакомить
Еву с моим жилищем.
– Вот это гостиная, – начал я. – Я здесь…
– Принимаете гостей?
– Принимаю. Но редко. Ко мне не часто наведываются гости. Чаще всего я здесь валяюсь на диване, читаю, телевизор смотрю. Но и это редко. В основном я на работе пропадаю целыми днями. Домой прихожу, ужинаю и в постель. Перед сном газеты просматриваю.
Ева задумчивым взглядом окинула мою гостиную и кивнула головой, но вместо оценки жилища, сказала другое:
– А какой у вас бизнес?
– Поставки промышленного оборудования. Выполняю, так сказать, заявки своих не особенно многочисленных клиентов.
– Торговля? Или производство?..
– Торгую помаленьку, – вынужден был признаться я. – А вот это мой кабинет. Сам не знаю, зачем он мне нужен. Я туда захожу только палас пропылесосить, да пыль протереть.
Я показал Еве свой кабинет, который со временем стал похож на склад ненужных вещей. Наверное, если бы я заранее не обозвал эту явно лишнюю для меня комнату кабинетом, Ева так бы и решила, что это склад, или, проще говоря – кладовка.
– Вы действительно живете один, – констатировала она.
– У тебя были сомнения?
Ева взглянула на меня и промолчала.
– Самые обитаемые места в моей квартире, – продолжал я экскурсию по дому, – кухня да спальня. Причем, наверное, спальня – наиболее обитаемое.
Я увидел, что Ева замерла на пороге спальни.
– Мама…
Она увидела портрет Серафимы в траурной рамке.
– Да, – мрачно подтвердил я, – это твоя мама. Моя любимая Сима.
– Теперь я вижу, что вы любили ее. Я читала о вашей любви в письмах, но теперь я увидела… Вы действительно любили маму.
Она посмотрела мне в глаза, и я увидел, что они у нее влажные. И теплые, очень теплые.
– Я и сейчас люблю Симу, – сказал я.
– Да… – задумалась Ева. Смахнув слезу, спросила: – А это то самое дерево Жизни?
– То самое. Только я зову его деревом Серафимы.
– Оно цветет раз в сто лет, – вспомнила Ева.
– Раз в сто лет. Оно цвело месяц назад. У него были большие красивые цветы. Белые, похожие на цветы хризантемы. Жаль, что ты не видела. Теперь придется ждать еще сто лет до нового цветения.
– Я не дождусь, – грустно сказала Ева.
– Ты замужем? – спросил я.
– Нет.
– Значит, и детей у тебя нет?
Ева отрицательно покачала головой.
– Когда-нибудь у тебя будут дети. И обязательно будут внуки. Они дождутся.
– Вы хотите отдать дерево Серафимы мне? Чтобы мои внуки увидели, как оно цветет?
Мне очень хотелось ответить ей: "Я хочу, чтобы ты жила со мной, дочка. Я хочу нянчить твоих детей, своих внуков, я хочу увидеть и своих правнуков". Но я не сказал. Впрочем, этот невысказанный ответ она, наверное, прочитала в моих глазах. И, наверное, мы оба одновременно подумали, что это мое желание из области фантастики.
Хотя… А почему нет?
– Мы можем жить вместе, – глухо сказал я.
Ева промолчала. Она смотрела на меня, и в ее глазах было смятение. Я пожалел, что произнес эти слова.
"Ну, да, – подумал я, – размечтался, старый дурень! Это было бы слишком большим счастьем для меня. Я недостоин этого счастья. Или все-таки достоин?.. Я всю жизнь любил и люблю одну женщину. Грешил?
Да грешил, но за грехи свои сполна рассчитался. Я едва не умер, Сима вытащила меня с того света. Для чего-то же она меня вытащила? Для чего? – Я вдруг понял: – Сима или судьба или кто-то всевышний решил, что я достоин счастья еще немного пожить. И хотя бы одно то, что я теперь знаю – у меня есть дочь – это и есть счастье. А расстояния?
Ерунда. Я не олигарх, но вполне обеспеченный человек. Куплю билет, открою визу и слетаю в Америку. И Ева если захочет, а она, думаю, захочет, будет прилетать ко мне. Мы будем видеться. Я увижу своих внуков, мне разрешат понянчиться с ними".
Я бы еще долго размышлял на эту тему, и мы бы с Евой молчали. Это не было бы тягостным молчанием, а только небольшим затишьем перед словесным объяснением Мы бы обязательно перешли с Евой от мыслей и мысленных предположений к обсуждению наших дальнейших планов.
Но пришел Егор и принес торт. Едва парень показался на пороге, щеки моей дочери вспыхнули румянцем.
А ведь Еве понравился мой молодой друг! И по всей вероятности
Егору Ева тоже понравилась. Она просто не могла ему не понравиться, такая красавица… Кто знает? Может быть, у них что-нибудь получится? Может, между молодыми людьми возникнет чувство? Любовь? Я бы, наверное, этого хотел. Но… кто знает? Пусть будет, что будет.
Время покажет. А оно у нас у всех есть.
Апрель – июнь 2007г.
Не сразу, сначала он постоянно донимал меня предложениями лечь к нему в клинику на обследование. И звонил и приходил. Я, ссылаясь на занятость на работе, отказывался, но он все не унимался. Пришлось рассказать ему о дереве. Дерево Серафимы уже отцветало, но некоторые лепестки на его цветах еще были живыми. Малосмертов примчался, взял лепестки для исследований и исчез на неделю. Через неделю сообщил мне по телефону, что в лепестках ничего такого не обнаружено и стал просить само дерево или хотя бы отпилить ветку. Вот тут я ему отказал, посоветовал сгонять на Каролинские острова и напилить себе там, сколько его душе угодно или даже с корнями повыкапывать. После этого нашего телефонного разговора, доктор Малосмертов и исчез из моей жизни. Навсегда ли? Думаю, объявится.
Сегодня воскресенье и я не знал, как убить время. Решил выйти из дома и просто прогуляться, собрался и уже направился к выходу, как раздался звонок в дверь. Почему-то этот звонок мне показался не таким, как все остальные, как-то по-особенному он прозвучал.
Интересно, подумал я, кому еще кроме меня нечего делать в воскресенье, да еще в разгар лета? Разве что это Егор. Я вынужден был отказаться от медицинских и патронажных услуг Егора в связи со свом чудесным исцелением, но он все равно часто заходит ко мне по старой памяти и просто, по-соседски. А может быть, как к старшему товарищу – пообщаться, посоветоваться. Не могу сказать, что парень мается от безделья, Егорка учится, подрабатывает, но всегда находит минутку или часок, чтобы забежать ко мне, поинтересоваться, как у меня идут дела и что-то о себе рассказать. А иногда мы с ним по чуть-чуть выпиваем, и я рассказываю ему о своей молодости. Егору нравится со мной разговаривать. Понятно почему – у него нет отца, а за последнее время мы с ним очень сблизились. Я верю, что приходит он ко мне и скрашивает мой досуг не из каких-то там корыстных побуждений, что он искренний парень и ему интересны мои рассказы о тех временах, о которых он мало что знает…
Но это был не Егор.
На пороге стояла девушка. На вид ей было лет двадцать, она была очень мила и свежа, и было в ее облике что-то до боли знакомое, что заставило мое сердце учащенно забиться. Я не знал эту девушку, никогда раньше не встречал, это точно, но я как-то сразу понял – неожиданная визитерша не ошиблась квартирой, она именно ко мне пришла в это воскресное утро. И еще я отчетливо понял – она пришла, чтобы изменить мою жизнь или что-то в ней изменить…
– Здравствуйте. Господин Игнатов?
– Да.
– Евгений Васильевич? – уточнила девушка.
– Здесь других Игнатовых нет. Здесь только…
И я осекся, потому что увидел в ушах незнакомки то, что никак не рассчитывал увидеть – мой подарок Серафиме.
– Я Ева, – представилась дочь Серафимы.
Я не сомневался, что Ева Симина дочь. Я вдруг увидел Симу. Это ее черные слегка раскосые глаза, ее волосы каштановые с рыжинкой. Это
Сима, но такая, какой я ее никогда не видел – в двадцать лет. И в то же время, не она. Она и не она, Сима и… Было что-то еще, может быть, в лице Евы были и мои черты? То, что Ева и моя дочь, я это тоже понял сразу. Иначе бы она не пришла. И я не только это понял, я это почувствовал.
"У меня были проблемы, и я их решала", – прозвучал в моей голове голос Серафимы. Вот значит, как ты решила свои проблемы? Но почему?
Почему, Сима? Ведь это не твои, это были наши проблемы. Да и не проблемы это были вовсе…
Ева что-то спросила, но я стоял как столб, ничего не слыша и не в силах вымолвить ни слова, у меня пересохло в горле.
– Вы куда-то собрались? – повторила Ева свой вопрос. – Я не во время?
Я покачал головой и отступил от двери. При этом я чуть не упал, ноги у меня дрожали и подкашивались.
Еву тоже нельзя было назвать спокойной. Она набрала в грудь побольше воздуха и стала говорить, быстро, запинаясь, словно боялась, что не успеет сказать мне слова, которые, наверное, повторяла, когда шла ко мне. Словно боялась, что я закрою дверь.
– Мама мне рассказывала о вас. – (Господи! Тот же самый голос! И голос тоже…) – Она часто рассказывала, каждый свой приезд. Но я была еще… я мало думала о возможности нашей встречи. Тогда не думала. Какой она будет, и вообще – нужна ли она? А месяц назад папа… Мне исполнился двадцать один год. Папа подарил мне мамин ноутбук. Он хранил его у себя… Я стала читать письма, которые там были и решила приехать, увидеть… И вот… приехала.
– Ева… – хрипло начал я, проглотив комок сухости.
– Что?
– Я твой… отец?
– Да, – удивленно ответила Ева, и вдруг ее лицо озарилось догадкой: – Так вы ничего… не знали?..
Я отрицательно помотал головой.
– Тогда понятно…
– Что? Что понятно?
– Я прочитала мамины и ваши письма. Не все, конечно, там их очень много. Ни в одном прочитанном мною письме нет ни слова обо мне, ни одного упоминания… Мама скрыла от вас меня? Почему?..
Я молчал. Что я мог сказать? Как объяснить?
– Я пройду? – спросила Ева.
– Конечно, конечно… – засуетился я, и моя суета выглядела глупой и бестолковой.
Я не знал, что мне делать, что говорить, как вести себя с Евой.
Обнять? Мне хотелось это сделать, но было страшно. Да и захочет ли она? Начать оправдываться? Но в чем? Я пригласил Еву в комнату. Она села в кресло, я сел напротив, но тут же встал. Предложить ей кофе?
– Можно воды? – попросила Ева сама.
– Может, кофе?
– Нет, – смущенно улыбнулась она, – воды, если не трудно.
Я пошел на кухню за стаканом и бутылкой минеральной воды из холодильника. Я чувствовал себя истуканом, передвигаясь на деревянных ногах. Двадцать лет! Двадцать один год… Я жил и не знал, что у меня есть дочь. У меня и у Симы. Наша дочь Ева. Почему
Ева? Может, Сима хотела назвать ее Евгенией в мою честь? Но эти американские обычаи все сокращать… Впрочем, наверное я обольщаюсь.
Ева – имя первой женщины на Земле и просто красивое имя. Ева!
Звучит, как тихая музыка, как ветерка шелест. Ева… Поэтому Сима и назвала нашу дочь Евой. Красивое и нежное имя. И сама Ева красивая.
И, наверное, красивой она была, когда родилась. Может быть, она была такой, какой я видел ее в своих недавних грезах?
Я налил в стакан минералку и подал его дочери, она заметила, что моя рука дрожит. Я бы сейчас и сам выпил этот стакан до дна.
– Спасибо.
Ева сделала маленький глоток и поставила стакан на журнальный столик. Пить она не хотела, я это понял, попросила воды, чтобы как-то сосредоточиться, понять, как себя вести дальше. Ведь ей, наверное, так же непросто, как и мне. А может быть еще сложнее. Я решил ей помочь.
– Ты очень красивая, Ева, – сказал я. – Ты вылитая мама.
– Да?.. А я считала, что похожа на вас…
Мне очень хотелось, чтобы Ева говорила мне "ты", но… рано было ее еще об этом просить.
– Почему ты так считала? Разве ты не помнишь свою мать? Какой она была? Конечно… ее работа…
– Я хорошо помню маму, – ответила Ева и отстегнула цепочку на шее, достав и раскрыв медальон, – и она всегда со мной. Мама и вы.
В одну половинку медальона была вставлена Симина карточка, в другую моя. Я посмотрел на лицо тридцатилетнего себя и усмехнулся:
– Теперь мало общего с этой фотографией. – Я указал на свое фото:
– Правда? Не находишь, что я сильно изменился?
Ева посмотрела на фотографию, потом на меня и отрицательно покачала головой:
– Нет, не сильно. Только поседели. И…, может быть, немного похудели. Но я вас сразу узнала.
"Я тоже", – хотел сказать я, но подумал, если скажу – совру.
Почти сразу, но не сразу я догадался, что передо мной моя дочь. Если бы не сережки…
– Как ты меня разыскала?
– Это было не сложно. Я знала ваше имя, фамилию. Знала, что вы живете в России, в Новосибирске. Найти через Интернет человека – пара пустяков. Я ведь даже ваш возраст знала. И не примерный, а точный. В одном из маминых писем я прочитала, что ваш день рождения
15 июля. Я хотела приехать к вашему дню рождения, но у меня не получилось… А год рождения я тоже знала. Ведь вы с мамой одногодки?
Я кивнул головой.
– Ну, вот… Я приехала и уже знала, куда мне идти. Немного запуталась в нумерации домов, эти дроби… Но мне встретился парень, который показал мне ваш дом. Симпатичный такой парень, улыбчивый. У вас ни один прохожий не улыбается, все какие-то хмурые, а этот улыбался. Он сказал, что сам живет в этом же доме, а когда я назвала фамилию Игнатов, он обрадовался и сказал, что он ваш друг. Вот только я не спросила, как его зовут…
– Это Егор, – догадался я. – Он мой сосед. И мы с ним действительно друзья. Он здорово помог мне недавно. Я тут приболел, так он ухаживал за мной целых полгода, лечил (Егор будущий врач), помогал по хозяйству. По магазинам бегал, пищу готовил. Я же совершенно беспомощным был, как ребенок.
– Вы так сильно болели? – с сочувствием в голосе спросила Ева.
– Сильно. Думал, что умру. Но теперь все позади. Болезнь отступила и дала мне шанс встретиться с тобой…Ты знаешь Ева, мне кажется, это твоя мама спасла меня… – Я подумал о дереве Серафимы, о дереве Жизни, но сказал: – Меня спасла память о ней…
Ева посмотрела на меня очень серьезно и немного задумчиво, и я снова увидел Симу. Она всегда смотрела на меня так, когда хотела сказать что-то важное и, как правило, неожиданное.
– Вы знаете, – вдруг сказала Ева, – ведь я тоже Игнатова.
– Вот как? – я действительно был сильно удивлен и даже растерян, но и обрадован одновременно.
– Папа предлагал, чтобы я носила его фамилию, но мама решила, что я буду Игнатовой, что я должна носить фамилию своего отца. Не папину, а… Ой, я запуталась…
И я не знал, что сказать. И я запутался. Возникла некоторая неловкость, которая к счастью была прервана звонком в дверь. Это уж точно Егор, подумал я и оказался прав.
– Привет, дядь Жень! – Егор был как всегда жизнерадостен. – Я не надолго забежал, у меня сегодня дежурство. Ночное, но начальник отделения просил меня пораньше прийти.
– Здравствуй, Егор. Проходи.
– А твоя прелестная посетительница уже ушла? – спросил он в прихожей, стягивая с ног кроссовки и не видя Евы, которая сидела в гостиной. – А кто она? С работы? Шикарные девушки у вас в фирме работают, я тебе скажу дядя Женя. Жаль, познакомиться не успел, торопился очень. Скажешь, как ее зовут и как мне ее найти?
– Она никуда не ушла, она здесь.
– О-па-на! А я тут ору, как ненормальный. Но вроде ничего предосудительного не сказал, а, дядь Жень?
– Вроде бы ничего. Можешь проходить знакомиться.
– Здравствуй, Егор, – поздоровалась Ева, когда мой молодой друг вошел в гостиную, – приятно встретиться снова.
– Ого! Мое имя столь популярно у тебя на работе, дядя Женя? -
Егор, кажется, был совершенно убежден, что Ева моя сотрудница. Ну да, предположить иное трудно.
– Мы говорили о тебе, – сказал я. – Спасибо, что ты помог моей дочери разыскать меня.
– Кому? – Егор выпучил глаза. – Кому, кому я помог тебя разыскать?
– Моей дочери, – улыбнулся я.
– Твоей дочери? Ты же говорил…
Я пожал плечами:
– Я до сегодняшнего утра и сам не подозревал о ее существовании.
Так получилось…
– Ничего себе! – Егор пожирал Еву глазами. – Санта Барбара!
– Меня зовут Ева, – представилась моя дочь.
– Ева? – Егор посмотрел на меня. – Обалдеть! – Потом он снова уставился на Еву и кончики его губ медленно, но уверенно поползли к ушам. Ева ответила на его гримасу очаровательной улыбкой.
Что-то тинькнуло у меня в сердце, или в душе. Тин-н-ь! тонко и остро. Ревность? Я не знал, что такое ревность. Почему-то я не ревновал отца к тете Соне, никогда не ревновал маму к ее многочисленным кавалерам. Я не ревновал Светку Наконечникову, когда она закрутила с Шуриком и решила к нему уйти. Я не ревновал никого и не к кому. Даже Симу я не ревновал к ее мужу. Ну да, он был калекой, но все-таки. А тут вдруг…
Егор уселся в кресло напротив Евы. Мне не оставалось ничего другого, как расположиться на диване.
– Как дела, Ева? – приступил к допросу Егор. – Почему не давала о себе знать? Чем занимаешься? Работаешь? Учишься?
– Учусь. – Ева решила ответить только на последний вопрос. – В колледже.
– В колледже? И в каком? Кем будешь, когда его закончишь?
– Вообще-то я хочу стать врачом. Так же, как и ты, кстати. Но мне еще долго придется учиться, чтобы стать им. Лет шестнадцать еще…
– Сколько?! – ужаснулся Егор. – А что так долго?
– У нас врачами годам к тридцати семи – тридцати восьми становятся.
– У нас – это где? – не понял Егор. Я пояснил:
– Ева живет в Америке. В соединенных штатах.
– В штатах?
– Да, – ответила Ева. – У нас другая система медицинского образования. После общеобразовательного колледжа нужно четыре года учиться в медицинской школе, потом три года резидентуры…
– Что еще за резедентура? Там на шпионов учат, что ли?
– Почему на шпионов?
– А может ты цэрэушница? – Егор взглянул на меня и подмигнул.
Ева непонимающе посмотрела на него.
– Это Егор так шутит, – вмешался я.
– А-а-а, – протянула Ева, – понятно… После резедентуры специализация. Если решу стать кардиологом – еще семь лет. Если нейрохирургом – восемь. Но я еще не решила, какой выбрать профиль.
Может быть, вообще, стану педиатром.
– Да-а-а, – почесал затылок Егор, – продолговато обучаются у вас врачебному ремеслу.
– Зато наши врачи – лучшие в мире.
– А вот с этим я бы поспорил! – запальчиво произнес Егор и я понял, что сейчас он станет спорить с Евой. Я практически не участвовал в их разговоре, и мне это естественно не нравилось.
– Ну что, познакомились? – спросил я молодых людей тоном, из которого попытался убрать нотки раздражения. – Тогда может, в честь знакомства чаю попьем? Егор, в супермаркет сбегаешь за тортом?
Егор с трудом оторвал свой взгляд от Евы.
– Чаю? С тортом? Почему нет?
– Или сходим куда-нибудь, – предложил я альтернативный вариант, взглянув на дочь, – посидим? Ты как, Ева?
Ева пожала плечами:
– Можно, но вообще-то…
– Да что вы, в самом деле?! – возмутился Егор. – Куда ходить? В
Макдоналдс, что ли? Что мы, не русские люди? Ева, конечно, американка, но и русская, раз ты русский. Вон как по-русски тараторит. Без всякого акцента. У меня и мысли не мелькнуло, что она иностранка… Я сейчас, я мигом сгоняю. Посидеть всегда дома лучше.
Коньячка купить ради такого случая? Я то не буду, у меня ночное дежурство впереди, а вы…
– У меня есть коньяк, – сказал я, – и виски есть.
– А я не пью ни коньяк, ни виски, – сказала Ева, – я вообще ничего крепкого не пью.
– А что ты пьешь? – спросил Егор. – Вино? Шампанское?
– Чай, кофе, пепси. Пиво иногда…
– Тогда, я – одна нога здесь, другая там.
Егор умчался за тортом, а мы с Евой остались одни. Так много хотелось мне узнать о ней, о многом поговорить, но почему-то я молчал, не знал с чего начать.
– У нас в доме всегда говорили по-русски, – сказала Ева, не глядя на меня. – И мама и… – и замолчала. И я молчал, как дурак.
– Ева, хочешь посмотреть, как живет российский представитель малого бизнеса? – наконец нашелся я. Мне хотелось добавить: "и твой отец", но почему-то не добавил, решил не торопить события. -
Квартира у меня большая. Три комнаты, кухня, санузел, правда, совмещенный. Балкон есть. Огромная, одним словом квартира… и я в ней один. Иногда таким себе маленьким кажусь, – попытался я пошутить, – маленьким, как гномик.
Ева улыбнулась.
– А мы с папой в небольшом доме живем. Нам с ним вдвоем большой дом и не нужен… Ой, простите… Я все время – папа, папа. А ведь это вы мой… биологический отец. Вам может быть обидно.
– Мне не обидно. Я понимаю, двадцать один год вы с Андреем прожили под одной крышей. Понятно, что именно его ты считаешь своим отцом.
– Но я всегда знала, что мой настоящий отец жив, и живет далеко.
Знала, но…
– …не горела желанием увидеться, – продолжил я за нее.
– Не горела, – согласилась Ева. – Это правильно сказано.
– И что же произошло? Почему вдруг решила приехать и увидеть меня?
– Хотела кое в чем убедиться.
Я не стал спрашивать, в чем хотела убедиться Ева. Предполагая, что может возникнуть очередная неловкость, я решил начать знакомить
Еву с моим жилищем.
– Вот это гостиная, – начал я. – Я здесь…
– Принимаете гостей?
– Принимаю. Но редко. Ко мне не часто наведываются гости. Чаще всего я здесь валяюсь на диване, читаю, телевизор смотрю. Но и это редко. В основном я на работе пропадаю целыми днями. Домой прихожу, ужинаю и в постель. Перед сном газеты просматриваю.
Ева задумчивым взглядом окинула мою гостиную и кивнула головой, но вместо оценки жилища, сказала другое:
– А какой у вас бизнес?
– Поставки промышленного оборудования. Выполняю, так сказать, заявки своих не особенно многочисленных клиентов.
– Торговля? Или производство?..
– Торгую помаленьку, – вынужден был признаться я. – А вот это мой кабинет. Сам не знаю, зачем он мне нужен. Я туда захожу только палас пропылесосить, да пыль протереть.
Я показал Еве свой кабинет, который со временем стал похож на склад ненужных вещей. Наверное, если бы я заранее не обозвал эту явно лишнюю для меня комнату кабинетом, Ева так бы и решила, что это склад, или, проще говоря – кладовка.
– Вы действительно живете один, – констатировала она.
– У тебя были сомнения?
Ева взглянула на меня и промолчала.
– Самые обитаемые места в моей квартире, – продолжал я экскурсию по дому, – кухня да спальня. Причем, наверное, спальня – наиболее обитаемое.
Я увидел, что Ева замерла на пороге спальни.
– Мама…
Она увидела портрет Серафимы в траурной рамке.
– Да, – мрачно подтвердил я, – это твоя мама. Моя любимая Сима.
– Теперь я вижу, что вы любили ее. Я читала о вашей любви в письмах, но теперь я увидела… Вы действительно любили маму.
Она посмотрела мне в глаза, и я увидел, что они у нее влажные. И теплые, очень теплые.
– Я и сейчас люблю Симу, – сказал я.
– Да… – задумалась Ева. Смахнув слезу, спросила: – А это то самое дерево Жизни?
– То самое. Только я зову его деревом Серафимы.
– Оно цветет раз в сто лет, – вспомнила Ева.
– Раз в сто лет. Оно цвело месяц назад. У него были большие красивые цветы. Белые, похожие на цветы хризантемы. Жаль, что ты не видела. Теперь придется ждать еще сто лет до нового цветения.
– Я не дождусь, – грустно сказала Ева.
– Ты замужем? – спросил я.
– Нет.
– Значит, и детей у тебя нет?
Ева отрицательно покачала головой.
– Когда-нибудь у тебя будут дети. И обязательно будут внуки. Они дождутся.
– Вы хотите отдать дерево Серафимы мне? Чтобы мои внуки увидели, как оно цветет?
Мне очень хотелось ответить ей: "Я хочу, чтобы ты жила со мной, дочка. Я хочу нянчить твоих детей, своих внуков, я хочу увидеть и своих правнуков". Но я не сказал. Впрочем, этот невысказанный ответ она, наверное, прочитала в моих глазах. И, наверное, мы оба одновременно подумали, что это мое желание из области фантастики.
Хотя… А почему нет?
– Мы можем жить вместе, – глухо сказал я.
Ева промолчала. Она смотрела на меня, и в ее глазах было смятение. Я пожалел, что произнес эти слова.
"Ну, да, – подумал я, – размечтался, старый дурень! Это было бы слишком большим счастьем для меня. Я недостоин этого счастья. Или все-таки достоин?.. Я всю жизнь любил и люблю одну женщину. Грешил?
Да грешил, но за грехи свои сполна рассчитался. Я едва не умер, Сима вытащила меня с того света. Для чего-то же она меня вытащила? Для чего? – Я вдруг понял: – Сима или судьба или кто-то всевышний решил, что я достоин счастья еще немного пожить. И хотя бы одно то, что я теперь знаю – у меня есть дочь – это и есть счастье. А расстояния?
Ерунда. Я не олигарх, но вполне обеспеченный человек. Куплю билет, открою визу и слетаю в Америку. И Ева если захочет, а она, думаю, захочет, будет прилетать ко мне. Мы будем видеться. Я увижу своих внуков, мне разрешат понянчиться с ними".
Я бы еще долго размышлял на эту тему, и мы бы с Евой молчали. Это не было бы тягостным молчанием, а только небольшим затишьем перед словесным объяснением Мы бы обязательно перешли с Евой от мыслей и мысленных предположений к обсуждению наших дальнейших планов.
Но пришел Егор и принес торт. Едва парень показался на пороге, щеки моей дочери вспыхнули румянцем.
А ведь Еве понравился мой молодой друг! И по всей вероятности
Егору Ева тоже понравилась. Она просто не могла ему не понравиться, такая красавица… Кто знает? Может быть, у них что-нибудь получится? Может, между молодыми людьми возникнет чувство? Любовь? Я бы, наверное, этого хотел. Но… кто знает? Пусть будет, что будет.
Время покажет. А оно у нас у всех есть.
Апрель – июнь 2007г.