Чандлер Рэймонд. Долгое прощание

   – Слишком быстро отвечаешь. Фрэнком Марстоном когда-то называл себя Терри Леннокс – в Нью-Йорке, до переезда на запад.
   – Ну и что?
   – ФБР поискало у себя его отпечатки пальцев. Ничего не нашли. Значит, он в армии никогда не служил.
   – Ну и что?
   – Ты что, тупой? Либо твоя история про его подвиг – туфта, либо это было, но в другом месте, – Я не говорил, где это было, дешевка. Говорю по-хорошему, забудь об этом. Еще раз надо объяснять?
   – Понял, понял. Если буду плохо себя вести, окажусь на дне морском, а сверху будет лежать трамвай. Не пугай меня, Менди. Видал я таких профессионалов. Ты в Англии бывал когда-нибудь?
   – Не дури, дешевка. В этом городе всякое может случиться. Даже со здоровыми сильными ребятами вроде Большого Вилли Магоуна. Загляни в вечернюю газету.
   – Побегу куплю, раз ты велишь. Может, там мое фото поместили. Что с Магоуном?
   – Я же говорю, всякое может случиться. Как было, в точности не знаю.
   Рассказываю по газете. Магоун вроде придрался к четырем парням. Они сидели в машине с невадским номером, прямо у его дома. Невадский номер с большими цифрами, таких там не бывает. Может, разыграть его хотели. Только Магоуну не до смеха – обе руки в гипсе, челюсть треснула в трех местах, нога подвешена выше головы. Нахальство с него как рукой сняло. И с тобой такое тоже может стрястись.
   – Надоел он тебе, значит? Я раз видел возле бара Виктора, как он твоего Чика размазал по стенке. Может, мне позвонить к шерифу и рассказать? У меня приятель там работает.
   – Давай, давай, дешевка, – процедил он медленно. – Попробуй.
   – Заодно скажу, что я в тот раз выпивал в баре с дочкой Харлана Поттера. Какое совпадение, а? Ты и ее прижмешь к ногтю?
   – Слушайка хорошенько, дешевка...
   – Ты в Англии бывал, Менди? Ты, Ренди Старр и Фрэнк Марстон, или Терри Леннокс, или как его там? Может вы служили в британской армии? Имели небольшой бизнес в Сохо, накрылись и сообразили, что в армии можно переждать?
   – Не клади трубку.
   Я подождал. Прошло столько времени, что у меня устала рука. Я переложил трубку к другому уху. Наконец, он вернулся.
   – Слушай как следует, Марлоу. Начнешь опять ворошить дело Леннокса ? тебе каюк. Терри был мне приятелем, я не бесчувственный. Ладно, ты тоже не бесчувственный. Так и быть, уважу тебя. Это была группа коммандос.
   Английская. А случилось все в Норвегии, на острове. У них там миллион таких островов. В ноябре сорок второго. Ну, теперь успокоился, дашь отдых мозгам?
   – Спасибо, Менди. Твоя тайна в надежных руках. Не расскажу никому, кроме знакомых.
   – Купи газету, дешевка. Почитай и запомни. Большой и храбрый Вилли Магоун. Побили прямо у собственного дома. Ну и удивился он, когда вышел из-под наркоза.
   Он повесил трубку. Я спустился, купил газету, и все оказалось в точности по словам Менендеса. Была фотография Большого Вилли Магоуна на больничной койке. Видно было пол-лица и один глаз. Остальное – бинты.
   Повреждения серьезные, но не смертельные. Ребята постарались. Хотели, чтобы он остался в живых. В конце концов, он полисмен. У нас в городе гангстеры полицейских не убивают. Это они представляют малолетним преступникам. А живой полицейский, которого провернули через мясорубку – дивная реклама. Он выздоравливает, возвращается на работу. Но с тех пор чего-то в нем не хватает – того стального стерженька, в котором все дело. Он становится ходячим предупреждением, что слишком давить на бандитов – ошибка, особенно, если служишь в отделе «борьбы с пороком», обедаешь в лучших ресторанах и ездишь на «кадиллаке».
   Я посидел, поразмышлял немного на эту тему, потом набрал агенство Карне и попросил Джорджа Питерса. Его не было. Я сказал, что у меня срочное дело и назвался. Его ожидали в половине шестого.
   Я поехал в Голливудскую публичную библиотеку и поспрашивал кое о чем в справочном отделе, но не нашел того, что искал. Тогда я приехал в центральную библиотеку. Там я нашел небольшую, изданную в Англии книжку в красном переплете. Переписал оттуда, что мне было нужно, и вернулся домой.
   Питерса все еще не было, и я попросил девушку, чтобы он мне позвонил.
   На кофейный столик я поставил шахматную доску и стал решать задачу под названием «Сфинкс». Она была напечатана в конце шахматного учебника Блэкберна – это англичанин, просто волшебник, самый динамичный шахматист на свете. Впрочем, при современной манере игры, когда шахматисты превратились в какую-то холодную войну, его бы задавили на первых же ходах. «Сфинкс» рассчитан на одиннадцать ходов и название свое оправдывает. Шахматные задачи редко состоят больше чем из четырех-пяти ходов. Дальше трудность решения возрастает почти в геометрической прогрессии. Задача на одиннадцать ходов ? пытка чистой воды.
   Иногда, хорошенько разозлившись, я расставляю фигуры и ищу ее нового решения. Это славный тихий способ свихнуться. Вопить во все горло мне не случалось, но близок к этому я бывал.
   Джордж Питерс позвонил в пять сорок. Мы обменялись любезностями и соболезнованиями.
   – Значит, опять вы вляпались, – заявил он бодро. – Перешли бы лучше на тихий бизнес вроде бальзамирования покойников.
   – Учиться слишком долго. Слушайте, я хочу стать клиентом вашей фирмы, если не слишком дорого возьмете.
   – Зависит от того, что вы желаете, старина. И к Карне придется обратиться.
   – Нет.
   – Ладно, расскажите мне.
   – В Лондоне полно парней моей профессии, но я не знаю, где их искать.
   Там они называются частными агентами по расследованию. У вашего заведения должны быть с ними связи. Я могу, конечно, выбрать человека наобум, но черт его знает, на кого нападешь. Мне нужны сведения, которые не так уж трудно добыть, и побыстрее. До конца будущей недели.
   – Выкладывайте.
   – Я хочу кое-что выяснить насчет военной службы Терри Леннокса или Фрэнка Марстона, не знаю, как уж его тогда звали. Он был там в частях коммандос. В ноябре сорок второго года во время рейда на какой-то норвежский остров его ранили и взяли в плен. Я хочу знать, в какой части он служил и что с ним произошло. Военное министерство должно иметь всю эту информацию.
   Думаю, что она не секретная. Допустим, она мне понадобилась в связи с вопросом о наследстве.
   – Вам для этого не нужен сыщик. Напишите им прямо, они ответят.
   – Да бросьте вы, Джордж. Они ответят через три месяца. Мне нужно через пять дней.
   – Тогда понятно. Это все, старина?
   – И вот еще что. У них есть такое учреждение, Соммерсет-Хауз, где хранятся все записи гражданского состояния. Я хочу узнать, записан ли он там по какому-нибудь поводу – рождение, вступление в брак, натурализация, что угодно.
   – Зачем это вам?
   – То есть как зачем? Кто платит по счету?
   – А если он вообще нигде не значится?
   – Тогда мое дело швах. Если же значится, мне нужны заверенные копии всех документов, какие раскопает ваш человек. На сколько вы меня нагреете?
   – Придется спросить Карне. Он вообще может вас послать к черту. Слишком большую шумиху вокруг вас развели. Если он позволит этим заняться, а вы согласитесь помалкивать про наши услуги, я бы сказал – сотни три. Тамошние ребята в переводе на доллары получают немного. Они могут нас выставить на десять гиней – меньше тридцати монет. Ну, и непредвиденные расходы. Скажем, в Англии всего пятьдесят ну, а Карне пальцем не пошевелит меньше чем за две с половиной сотни.
   – Обычные расценки ниже.
   – Ха-ха. Он про них и не слыхивал.
   – Надо бы повидаться, Джордж. Давайте сегодня поужинаем вместе?
   – У Романова?
   – Ладно, – проворчал я, – если удастся заказать столик, в чем я сомневаюсь.
   – Можем взять столик Карне. Случайно знаю, что он сегодня ужинает в гостях. У Романова он завсегдатай. Полезно для репутации среди большого бизнеса. Карне у нас в городе – крупная фигура.
   – Это точно. Я знаю одного человека – лично знаком – у которого весь Карне в карман поместится.
   – Молодец, малыш. Я всегда знал, что вы из любого захвата вывернетесь.
   Встретимся около семи у Романова в баре. Скажите там главному бандиту, что ждете полковника Карне. Он расчистит место, чтобы вас не затолкала мелкая сошка, всякие там сценаристы или телевизионные актеры.
   – До вечера.
   Мы повесили трубки, и я вернулся к шахматной доске. Но «Сфинкс» уже потерял для меня интерес. Немного погодя Питерс перезвонил и сказал, что Карне согласен при условии, что их агентство не будет упоминаться в связи с моими проблемами. Питерс обещал, что письмо в Лондон уйдет сегодня же вечером.

Глава 41

   Говард Спенсер позвонил утром в следующую пятницу. Он остановился в отеле «Риц-Беверли» и предложил мне забежать туда, выпить в баре.
   – Давайте лучше у вас в номере, – сказал я.
   – Пожалуйста, если вам так удобнее. Комната 828. Я только что говорил с Эйлин Уэйд. Она, кажется, успокоилась. Прочла рукопись Роджера и говорит, что ее очень легко дописать. Книга будет гораздо короче, чем все остальные романы, но зато у нее выше рекламная ценность. Вы, наверное, думаете, что мы, издатели, народ совсем бесчувственный. Эйлин будет дома весь день.
   Естественно, она хочет меня видеть, а я хочу видеть ее.
   – Я приеду через полчаса, м-р Спенсер.
   У него был хороший двухкомнатный номер в западном крыле гостиницы.
   Высокие окна гостиной выходили на узкий балкон с железной решеткой. Мебель была обита полосатым материалом, на ковре цвел пышный узор, и все это придавало комнате старомодный вид. Правда, все, на что можно было поставить стакан, было покрыто стеклом, а вокруг было разбросано целых двенадцать пепельниц. Обстановка гостиничных номеров очень точно соответствует воспитанности постояльцев. «Риц-Беверли» явно не ожидал от них вообще никакого воспитания.
   Спенсер пожал мне руку.
   – Садитесь, – пригласил он. – Что будете пить?
   – Что угодно или ничего. Это необязательно.
   – Я бы выпил стаканчик амонтильядо. В Калифорнии летом плохо пьется. В Нью-Йорке можно выпить вчетверо больше, а похмелье пройдет вдвое быстрее.
   – Мне, пожалуйста, коктейль из ржаного виски.
   Он подошел к телефону и сделал заказ. Потом уселся на полосатый стул, снял очки без оправы и протер их платком. Снова надел, тщательно поправил и поглядел на меня.
   – Насколько я понимаю, у вас что-то на уме. Поэтому вы предпочли встретиться со мной здесь, а не в баре.
   – Я отвезу вас в Беспечную Долину. Тоже хочу повидаться с м-с Уэйд.
   Он слегка насторожился.
   – Не уверен, что она пожелает вас видеть, – заметил он.
   – Знаю. Поэтому и хочу к вам присоединиться.
   – С моей стороны это будет не слишком тактично, не так ли?
   – Она вам разве говорила, что не хочет меня видеть?
   – Ну, не буквально, не в таких выражениях. – Он откашлялся. – У меня впечатление, что она обвиняет вас в смерти Роджера.
   – Конечно. Она так прямо и сказала полицейскому, который приехал на место происшествия. Возможно, повторила это лейтенанту, который вел следствие. Однако на предварительном слушании она этого не стала говорить.
   Он откинулся и медленно почесал пальцем ладонь. Не знал, что ответить.
   – К чему вам с ней видеться, Марлоу? Для нее это было ужасным потрясением. Наверно, вся ее жизнь последнее время была ужасна. Зачем ей это ворошить? Вы что, надеетесь убедить ее, что не допустили никаких промахов?
   – Она сказала полиции, что я убил его.
   – Это она, конечно, не в буквальном смысле. Иначе бы...
   Зажужжал дверной звонок. Спенсер открыл дверь. Вошел официант с напитками и поставил их с таким видом, словно подавал обед из семи блюд.
   Спенсер подписал чек и дал ему полдоллара. Тот удалился. Спенсер взял свой херее и отошел, словно не желая меня угощать.. Я не притронулся к своему стакану.
   – Что «иначе бы»? – спросил я.
   – Иначе бы она повторила бы это на слушании, разве не так? – он хмуро посмотрел на меня. – По-моему, это бессмысленный разговор. С какой целью вы хотели меня видеть?
   – Это вы хотели видеть меня.
   – Только потому, – заметил он холодно, – что когда я звонил из Нью-Йорка, вы сказали, что я поспешил с выводами. Из этого я понял, что вы хотите что-то объяснить. Что же именно?
   – Я бы лучше объяснил в присутствии м-с Уэйд.
   – Мне эта идея не нравится. По-моему, вы должны сами договариваться о своих встречах. Я весьма уважаю Эйлин Уэйд. Как бизнесмен я бы хотел, насколько возможно, спасти книгу Роджера. Если Эйлин так к вам относится, я не могу быть посредником и вводить вас к ней в дом. Поймите вы это.
   – Прекрасно, – сказал я, – Давайте это отменим. Мне ничего не стоит с ней увидеться. Просто нужен был свидетель.
   – Свидетель чего? – вырвалось у него.
   – Узнаете при ней или не узнаете вовсе.
   – Тогда я не хочу этого знать. Я встал.
   – Наверное, вы правильно поступаете, Спенсер. Вам нужна книга Уэйда ? если ее можно дописать. И вы хотите остаться славным парнем. Оба эти стремления похвальны. Я их не разделяю. Удачи вам и прощайте.
   Он внезапно вскочил и двинулся ко мне.
   – Минутку, Марлоу. Не знаю, что у вас на уме, но, видно, дело серьезное. Разве в смерти Роджера Уэйда есть какая-то тайна?
   – Никаких тайн. Голова прострелена из револьвера Уэбли. Разве вы не читали отчета о слушании дела?
   – Читал, конечно. – Он подошел совсем близко, и вид у него был встревоженный. – Сначала в газетах на Востоке, а через пару дней подробный отчет напечатали в лос-анджелесской прессе. Он был в доме один, вы находились неподалеку. Слуг – Кэнди и кухарки – не было, а Эйлин ездила в город за покупками и вернулась вскоре после того, как это случилось. Сильный шум моторной лодки заглушил выстрел, так что вы даже его не слышали.
   – Все правильно, – сказал я. – Потом моторка уехала, я вернулся с берега в дом, услышал звонок в дверь, открыл ее и узнал, что Эйлин Уэйд забыла ключи. Роджер был уже мертв. Она заглянула с порога в кабинет, решила, что он заснул на диване, поднялась к себе в комнату, потом пошла на кухню ставить чай. Немного погодя я тоже заглянул в кабинет, заметил, что не слышно дыхания, и понял, почему. Как положено, вызвал полицию.
   – Не вижу здесь ничего загадочного, – спокойно произнес Спесер, уже другим, мягким тоном. – Револьвер принадлежал Роджеру, и всего за неделю до этого он стрелял из него у себя в спальне. Вы тогда видели, как Эйлин пыталась его отнять. А теперь сказалось все – его душевное состояние, поведение, депрессия из-за работы.
   – Она вам сказала, что книга хорошая. С чего бы тут взяться депрессии?
   – Ну, знаете, это всего лишь ее мнение. Может, книга и не удалась. Или, возможно, Роджеру она казалась хуже, чем на самом деле. Продолжайте. Я не дурак. Я чувствую, что это не все.
   – Полицейский, который вел следствие, – мой старый приятель. Он бывалый мудрый фараон, бульдог, ищейка. Ему тоже не все нравится. Почему Роджер не оставил записки, хотя был помешан на писанине? Почему застрелился так, чтобы его нашла жена и испытала шок? Почему нарочно выбрал момент, когда я не мог услышать выстрела? Почему она забыла ключи, так что пришлось впускать ее в дом? Почему оставила его одного, когда у прислуги был выходной? Помните, она заявила, будто не знала, что я к ним приеду? Если же знала, два последних вопроса отпадают.
   – Боже правый, – пробормотал Спенсер, – неужели вы хотите сказать, что этот проклятый кретин-полицейский подозревает Эйлин?
   – Да, но не понимаю, какой у нее был мотив.
   – Это смехотворно. Почему бы не заподозрить вас? У вас был на это весь день. У нее – всего несколько минут, к тому же она забыла ключи.
   – А у меня какой мог быть мотив?
   Он протянул руку назад, схватил мой коктейль и проглотил его залпом.
   Осторожно поставив стакан, вынул платок, вытер губы и пальцы, на которых осталась влага с холодного стекла. Спрятал платок. Уставился на меня.
   – Следствие еще продолжается?
   – Не могу сказать. Знаю только одно. Сейчас им уже известно, так ли сильно он напился, чтобы потерять сознание. Если ответ положительный, могут начаться неприятности.
   – И вы хотите говорить с ней, – медленно произнес он, – в присутствии свидетеля.
   – Вот именно.
   – Это означает одно из двух, Марлоу. Либо вы чего-то боитесь, либо считаете, что бояться следует ей. Я кивнул.
   – Так что же? – Мрачно осведомился он.
   – Я ничего не боюсь. Он взглянул на часы.
   – Господи, надеюсь, что вы спятили.
   В тишине мы молча смотрели друг на друга.

Глава 42

   К северу от ущелья Колдуотер стала ощущаться жара. Когда мы, перевалив за холмы, начали спускаться по извилистой дороге в долину Сан-Фернандо, солнце шпарило вовсю и было нечем дышать. Я покосился на Спенсера. На нем был жилет, но жара его вроде не смущала. Гораздо больше его смущало кое-что другое. Он смотрел перед собой сквозь ветровое стекло и молчал. Долину окутывал толстый слой смога. Сверху он похож на туман, но когда мы в него въехали, Спенсер не выдержал.
   – Боже, а я думал, в Южной Калифорнии приличный климат, – пожаловался он. – Что здесь – жгут старые шины?
   – В Беспечной Долине будет хорошо, – успокоил я его. – У них там есть океанский бриз.
   – Рад, что там есть хоть что-то кроме пьяниц, – заявил он. – Судя по тому, на что я насмотрелся здесь в богатых пригородах, Роджер, переселившись сюда, совершил трагическую ошибку. Писателю нужно вдохновение, но не такое, что извлекают из бутылки. Здесь кругом сплошное загорелое похмелье. Я, разумеется, имею в виду высшие слои населения.
   Я свернул, сбросил скорость на пыльном участке перед въездом в Беспечную Долину, снова выехал на асфальт, и вскоре нас встретил бриз, дувший из расщелины меж заозерных холмов. На больших гладких лужайках вращались высокие разбрызгиватели, вода, шелестя, лизала траву. В это время года большинство людей имущих разъехались кто куда. Это было видно по закрытым окнам и по тому, как садовник поставил свой пикап прямо посреди дорожки. Затем мы подъехали к дому Уэйдов, и я затормозил позади «ягуара»
   Эйлин. Спенсер вылез и величественно зашагал по дорожке к подъезду. Он позвонил, дверь открылась почти сразу. На пороге стоял Кэнди в белой куртке, такой же, как всегда – смуглый красавчик с пронзительными черными глазами.
   Все было в порядке.
   Спенсер вошел. Кэнди бегло взглянул на меня и захлопнул дверь перед моим носом. Я подождал, но ничего не изменилось. Я нажал на кнопку звонка, зазвенели куранты. Дверь распахнулась, и Кэнди злобно оскалился.
   – Пошел отсюда! Хочешь ножом в брюхо получить?
   – Я приехал к м-с Уэйд.
   – В гробу она тебя видела.
   – Уйди с дороги, грубиян. Я по делу.
   – Кэнди! – это был ее голос, и прозвучал он резко.
   Не переставая скалиться, он сделал шаг назад. Я вошел и закрыл дверь.
   Она стояла у дальнего конца дивана, Спенсер рядом с ней. Выглядела она на миллион долларов. На ней были белые брюки с очень высокой талией и белая спортивная рубашка с короткими рукавами, из кармана которой над левой грудью выглядывал лиловый платочек.
   – Кэнди немножко распустился в последнее время, – сообщила она Спенсеру. – Рада вас видеть, Говард. Как любезно, что вы приехали в такую даль. Я не ожидала, что вы с собой кого-нибудь привезете.
   – Это Марлоу привез меня на своей машине, – сказал Спенсер. – Кроме того, он хотел с вами повидаться.
   – Не могу себе представить, зачем, – холодно заметила она. Наконец, взглянула на меня, но не было заметно, чтобы за неделю она успела по мне соскучиться. – Итак?
   – На это сразу не ответишь, – сказал я. Она медленно опустилась на диван. Я сел на другой, напротив. Спенсер, насупившись, снял очки и протирал их, что позволяло ему хмуриться более естественно. Потом сел на мой диван, но от меня подальше.
   – Я была уверена, что вы останетесь на ленч, – сказала она ему, улыбаясь.
   – Сегодня не могу, спасибо.
   – Нет? Ну, конечно, если вы так заняты... Значит, просто хотите посмотреть на рукопись.
   – Если можно.
   – Конечно. Кэнди! Ах, он ушел. Книга на столе в кабинете у Роджера.
   Сейчас принесу.
   Не дожидаясь ответа, он двинулся к двери. Очутившись за спиной у Эйлин, он остановился и тревожно взглянул на меня. Потом пошел дальше. Я сидел и ждал. Наконец она повернулась и окинула меня холодным отчужденным взглядом.
   – Для чего вы хотели меня видеть? – отрывисто спросила она.
   – Так, поговорить. Я вижу, вы опять надели этот кулон.
   – Я его часто ношу. Его очень давно подарил мне близкий друг.
   – Да, вы говорили. Это ведь какой-то британский военный значок?
   Не снимая с цепочки, она протянула его ко мне.
   – Нет, это украшение. Копия со значка. Золото с эмалью, и меньше размером, чем настоящий.
   Спенсер вернулся, снова сел и положил перед собой на край столика толстую кипу желтой бумаги. Он скользнул по ней беглым взглядом и влился глазами в Эйлин.
   – Можно посмотреть поближе? – попросил я.
   Она перевернула цепочку, чтобы расстегнуть. Затем передала мне кулон, вернее, уронила его мне на ладонь. Потом сложила руки на коленях и стала с любопытством наблюдать за мной.
   – Что тут интересного? Это значок полка под названием «Меткие Винтовки», территориального полка. Человек, который мне его подарил, вскоре пропал без вести. В Норвегии, в Андальснесе, весной этого ужасного сорокового года. – Она улыбнулась и сделала легкий жест рукой. – Он был в меня влюблен.
   – Эйлин провела в Лондоне все время блитца, – заявил Спенсер бесцветным голосом. – Не могла уехать. Мы оба не обратили на него внимания.
   – И вы в него были влюблены, – сказал я.
   Она опустила глаза, затем вскинула голову, и наши взгляды скрестились.
   – Это было давно, – сказала она. – И шла война. Все бывает в такое время.
   – Тут дело было посерьезнее, миссис Уэйд. Вы, наверное, забыли, как откровенно об этом рассказывали. «Безумная, непонятная, невероятная любовь, которая приходит только раз». Это я вас цитирую. Вы и теперь не до конца его разлюбили. Чертовски мило с моей стороны, что у меня оказались те же инициалы. Наверное, это повлияло на то, что вы выбрали именно меня.
   – Его имя было совершенно не похоже на ваше, – сказала она холодно. – И он умер, умер, умер.
   Я протянул эмалево-золотой кулон Спенсеру. Он взял его неохотно.
   – Я уже видел, – пробормотал он.
   – Проверьте, правильно ли я его описываю, – сказал я. – Широкий кинжал из белой эмали с золотыми краями, острием вниз. Позади – сложенные и направленные кверху голубые эмалевые крылья. Впереди – свисток с надписью:
   «Кто рискует – выигрывает».
   – Как будто правильно, – подтвердил он. – Но какое это имеет значение?
   – Она говорит, что это значок «Метких Винтовок», территориальной части.
   Что подарил его человек, который служил в этой части и пропал без вести во время британской кампании в Норвегии, в Андальснесе весной 1940 года.
   Теперь они слушали внимательно. Спенсер не сводил с меня глаз. Понял, что это все неспроста. Она нахмурила светлые брови с недоумением, может быть, непритворным, но явно враждебным.
   – Это нарукавный значок, – сказал я. – Он появился, когда «Меткие Винтовки» были прикомандированы, или подчинены, не знаю, как точно сказать, специальным военно-воздушным силам. Раньше они были территориальным пехотным полком. Этот значок до 1947 года не существовал вообще. Поэтому в 1940 году никто его миссис Уэйд не дарил. Кроме того, «Меткие Винтовки» не высаживались в Норвегии в 1940 году. «Шервудские Лесные Стрелки» и «Лестерширцы» там действительно воевали. Оба полка – территориальные.
   «Меткие Винтовки» – нет. Неприятно вам слушать?
   Спенсер положил кулон на столик и медленно подвинул его к Эйлин. Он ничего не ответил.
   – Может быть, мне лучше знать? – презрительно спросила меня Эйлин.
   – Может быть, британскому военному министерству лучше знать? ? парировал я.
   – Вероятно, здесь какая-то ошибка, – робко произнес Спенсер.
   Я обернулся и в упор посмотрел на него.
   – Можно и так считать.
   – А можно считать, что я лгунья, – сказала Эйлин ледяным тоном. – Никогда не знала человека по имени Фрэнк Марстон, никогда не любила его, а он меня.
   Никогда он не дарил мне копию своего полкового значка, не пропадал без вести, вообще не существовал. Я сама купила этот значок в Нью-Йорке, в лавке, где торгуют английскими товарами – сумками, башмаками ручной работы, эмблемами знаменитых школ и военных частей, безделушками с гербами и так далее. Такое объяснение вам годится, м-р Марлоу?
   – Последняя часть годится. Первая – нет. Несомненно, кто-то сказал вам, что это значок «Метких Винтовок», но либо забыл объяснить, какой именно, либо сам не знал. Но Фрэнка Марстона вы знали, он служил в этой части и пропал без вести в Норвегии. Только не в 1940 году, миссис Уэйд. Это было в 1942-м, и не в Андальснесе, а на островке близ побережья, где коммандос провели молниеносный рейд, а он был в частях коммандос.
   – Не вижу, что здесь такого страшного, – заявил Спенсер начальственным голосом, теребя лежавшие перед ним желтые листки. Я не понимал, подыгрывает он мне или просто разозлился. Он взял часть рукописи и подержал на руке.
   – Вы их что, на вес покупаете? – спросил я. Он вздрогнул, потом выдавил из себя улыбку.
   – Эйлин в Лондоне пришлось нелегко, – сказал он. – В памяти иногда все перепутывается.
   Я вынул из кармана сложенную бумагу.
   – Вот именно, – сказал я. – Например, за кого выходишь замуж. Это заверенная копия брачного свидетельства. Оригинал находится в Англии. Дата женитьбы – август 1942 года. В брак вступили Фрэнк Эдвард и Эйлин Виктория Сэмпсел. В каком-то смысле миссис Уэйд права. Человека по имени Фрэнк Марстон не существовало. Это было вымышленное имя, потому что в армии надо брать разрешение на женитьбу. Этот человек подделал себе имя. В армии его звали по-другому. У меня есть его послужной список. Поразительно, как люди не понимают, что все можно узнать, стоит лишь спросить.