— Отойди, — бросил Поли, не оглядываясь на меня.
   Я чувствовал себя дровосеком, которому предстояло иметь дело с огромной секвойей, не имея ни топора, ни бензопилы. С чего начать? Я лягнул Поли по почкам. От удара такой силы футбольный мяч улетел бы через трибуны стадиона до самой автостоянки. И свалил бы там фонарный столб. Для большинства людей такого удара хватило бы, чтобы отправить их в больницу. Кое для кого он стал бы смертельным. Но на Поли мой удар произвел такое же впечатление, как дружеское похлопывание по плечу. Он не издал ни звука. Он просто положил руки на дверь и медленно распрямился. Повернулся ко мне лицом.
   — Успокойся, офицер, — сказал он. — Я просто по утрам так здороваюсь с дамой.
   Затем он отошел от машины, повернулся ко мне спиной и отпер ворота. Я следил закаждым его движением. Поли сохранял полное спокойствие. Казалось, я к нему даже не притронулся. Я стоял не шелохнувшись, давая возможность схлынуть адреналину. Затем посмотрел на машину. На багажник, на капот. Обойти вокруг багажника будет означать: «Я тебя боюсь». Поэтому я обошел вокруг капота. Однако, позаботившись о том, чтобы Поли никак не смог до меня дотянуться. У меня не было ни малейшего желания обеспечивать работой на шесть месяцев какого-нибудь хирурга, которому пришлось бы восстанавливать кости моего лица. Ближе пяти футов я к Поли не подходил. Он даже не двинулся в мою сторону. Просто распахнул ворота настежь и вежливо отошел в сторону, пропуская нас.
   — Об этом ударе мы поговорим позже, хорошо? — окликнул он меня.
   Я ничего не ответил.
   — И не пойми превратно, офицер, — продолжал Поли. — Даме это нравится.
   Я сел в машину. Элизабет Бек подняла свое стекло. Она смотрела прямо перед собой, бледная, молчаливая и униженная. Я выехал в ворота. Направился на запад, следя за Поли в зеркало. Он закрыл ворота и вернулся в домик привратника. Скрылся из вида.
   — Сожалею, что вам пришлось стать свидетелем всего этого, — тихо промолвила Элизабет Бек.
   Я промолчал.
   — И спасибо за то, что вы вмешались, — продолжала она. — Но это бесполезно. И, боюсь, вы навлекли на себя массу неприятностей. Поли и так уже ненавидит вас. И нельзя сказать, что в своих поступках он всегда руководствуется здравым смыслом.
   Я молчал.
   — Разумеется, это все показное, — помолчав, снова заговорила Элизабет Бек. Казалось, она не обращается ко мне, а пытается убедить себя. — Это была лишь демонстрация силы. И больше ничего. Никакого секса за этим не стоит. Поли на это неспособен. Полагаю, во всем виноват избыток стероидов. Он меня только лапает.
   Я молчал.
   — Поли заставляет меня раздеваться, — продолжала она. — Расхаживать перед ним обнаженной. Он меня лапает. Но никакого секса нет. Поли импотент.
   Я молчал. Медленно вел машину вперед, повторяя изгибы шоссе.
   — Обычно это продолжается около часа, — сказала Элизабет Бек.
   — Вы говорили об этом мужу? — спросил я.
   — А что он сможет поделать?
   — Выгнать мерзавца.
   — Это невозможно.
   — Почему?
   — Потому что Поли работает не на моего мужа.
   Я посмотрел на нее. Вспомнил, как сам предлагал Дьюку: «Тогда избавься от него». На что тот ответил: «Это не так-то просто».
   — А на кого он работает? — спросил я.
   — На другого человека.
   — На кого?
   Элизабет Бек покачала головой.
   — Я не могу противиться тому, что требуют от меня, как и мой муж не может противится тому, что требуют от него. Понимаете, никто не может противится ничему. Вот в чем дело. И вы тоже лишены права голоса. Дьюку, разумеется, и в голову не придет выступать против. Он животное.
   Я промолчал.
   — Мне остается только благодарить господа за то, что он дал мне сына, — продолжала она. — А не дочь.
   Я молчал.
   — Вчера ночью мне было совсем плохо, — сказала она. — Я надеялась, что он решил оставить меня в покое. Теперь, когда я стала старой.
   Я снова мельком взглянул на нее. Не нашелся, что сказать.
   — Вчера был мой день рождения, — продолжала Элизабет Бек. — Это был подарок Поли.
   Я молчал.
   — Мне исполнилось пятьдесят, — сказала она. — Наверное, никому не доставит удовольствия глазеть на пятидесятилетнюю старуху, разгуливающую по комнате голой.
   Я не знал, что ответить.
   — Но я держу себя в форме, — продолжала она. — Когда никого нет, я занимаюсь в тренажерном зале.
   Я молчал.
   — Он связывается со мной по пейджеру, — сказала Элизабет Бек. — Я вынуждена постоянно носить с собой пейджер. Вчера он загудел среди ночи. И я должна была встать и пойти к Поли. Если бы я заставила его ждать, было бы еще хуже.
   Я молчал.
   — Вы меня увидели как раз тогда, когда я возвращалась от него, — продолжала она. — Там, на скалах.
   Я свернул на обочину. Плавно затормозил. Перевел переключатель передач на парковку.
   — Я думаю, вы работаете на правительство, — сказала Элизабет Бек.
   Я покачал головой.
   — Вы ошибаетесь. Я обычный человек с улицы.
   — В таком случае, я разочарована.
   — Я просто человек с улицы, — повторил я.
   Она промолчала.
   — Не надо говорить мне такие вещи, — продолжал я. — Я и так уже порядочно вляпался.
   — Да, — подтвердила она. — Вас убьют.
   — Ну, по крайней мере, попытаются, — согласился я. Помолчал. — Вы поделились своими подозрениями?
   — Нет.
   — И не надо. К тому же, вы все равно ошиблись.
   Она молчала.
   — Будет сражение, — сказал я. — За мной придут, но я не сдамся без боя. Кто-то пострадает. Возможно, Ричард.
   Элизабет Бек пристально посмотрела на меня.
   — Вы собираетесь торговаться со мной?
   Я снова покачал головой.
   — Я вас предупреждаю. Сам я буду победителем.
   Она горько усмехнулась.
   — Вы просто не представляете себе, что завязли с головой. Вам необходимо немедленно бежать отсюда.
   — Я просто человек с улицы, — сказал я. — Мне нечего скрывать.
   Налетевший порыв ветра качнул машину. Вокруг нас были только гранит и деревья. В радиусе нескольких миль не было ни единой души.
   — Мой муж преступник, — помолчав, сказала Элизабет Бек.
   — Я уже догадался, — согласился я.
   — Он очень жестокий человек, — продолжала она. — И безжалостный.
   — Но он не сам себе хозяин, — заметил я.
   — Да, — подтвердила она. — Вы правы. И он буквально трясется перед тем, кто его хозяин.
   Я промолчал.
   — Знаете, есть такое выражение: «Почему несчастье свалилось на хорошего человека?» Но в случае моего мужа несчастье свалилось на плохого человека. В этом есть своеобразная ирония, вы не находите? Вот только речь идет о настоящем несчастье.
   — Кому принадлежит Дьюк?
   — Моему мужу, — сказала она. — Но Дьюк такой же плохой, как и Поли, только по-своему. Я бы не хотела выбирать между ними. Дьюк служил в полиции, в федеральном агентстве, но преступил закон. На его руках человеческая кровь. Он сидел в тюрьме.
   — Он единственный?
   — Кому платит мой муж? Ну, были еще два телохранителя. Они подчинялись ему. По крайней мере, хотя бы формально. Но они были убиты. Перед колледжем. Людьми из Коннектикута. Так что теперь остался один Дьюк. Кроме механика, разумеется. Но тот занимается чисто техническими вопросами.
   — А сколько человек у того другого типа?
   — Точно не могу сказать. Они приходят и уходят.
   — Что именно импортирует фирма?
   Элизабет Бек отвернулась.
   — Раз вы не работаете на правительство, полагаю, вас это не должно интересовать.
   Я проследил за ее взглядом, устремленным на отдаленные деревья. «Думай, Ричер!» Возможно, это сложная многоходовая игра, задача которой состоит в том, чтобы вывести меня на чистую воду. И в этом случае, вероятно, в ней задействованы все. Рука привратника на груди жены — для Бека слишком маленькая цена за жизненно важную информацию. А я готов был поверить в сложную многоходовую игру. В конце концов, именно этим занимался я сам.
   — Я не работаю на правительство, — сказал я.
   — Что ж, в таком случае я разочарована, — повторила Элизабет Бек.
   Я включил передачу. Не снимая ноги с педали тормоза.
   — Куда? — спросил я.
   — Как вы думаете, черт побери, неужели меня волнует, куда мы поедем?
   — Вы не хотите кофе?
   — Кофе? — переспросила она. — Хочу. Поехали на юг. Давайте сегодня держаться подальше от Портленда.
   Не доезжая мили до автострады И-95, я свернул на магистраль номер один и поехал на юг. Дорога была очень приятная, какими раньше были все дороги. Мы проехали через местечко под названием Оулд-Очард-Бич[5]. Аккуратные тротуары были вымощены булыжником, а уличные фонари сохранились с викторианской эпохи. Дорожные знаки показывали, что слева пляж. Повсюду висели выцветшие французские флаги. Я предположил, что в недавнем прошлом франко-канадцы из Квебека проводили здесь отпуск, но дешевые авиабилеты во Флориду и на острова Карибского моря изменили их вкусы.
   — Почему вчера ночью вы выходили из дома? — спросила Элизабет Бек.
   Я промолчал.
   — Вы не можете это отрицать, — настаивала она. — Вы решили, что я вас не заметила?
   — Вы никак не отреагировали, — сказал я.
   — Я находилась в настроении для общения с Поли, — сказала она. — Я приучила себя ни на что не реагировать.
   Я ничего не ответил.
   — Ваша комната была заперта, — продолжала Элизабет Бек.
   — Я вылез из окна. Мне не нравится, когда меня запирают.
   — И чем вы занимались на улице?
   — Прогулялся. Я полагал, вы вышли для того же.
   — А потом забрались обратно к себе?
   Я молча кивнул.
   — Стена представляла для вас главную проблему, — задумчиво произнесла она. — Она ярко освещена, сверху по ней проходит колючая проволока, но это еще не все. На земле расставлены чувствительные датчики. Поли узнал бы о вашем приближении еще за тридцать ярдов.
   — Я просто хотел подышать свежим воздухом, — сказал я.
   — Под дорожкой датчиков нет, — продолжала Элизабет Бек. — Не удалось найти такие, которые работали бы сквозь слой асфальта. Но на домике привратника установлена видеокамера наблюдения. А на самих воротах сигнализация, реагирующая на движение. Вы знаете, что такое НСВ?
   — Советский крупнокалиберный пулемет, устанавливается на танках, — сказал я.
   — У Поли как раз такой, — подтвердила она. — Стоит у боковой двери. Поли приказано открывать огонь, если только сработает сигнализация.
   Я сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух. НСВ имеет ствол больше пяти футов длиной и весит почти пятьдесят пять фунтов. Он стреляет пулями четыре с половиной дюйма длиной и калибром полдюйма. Выпускает их со скорострельностью двенадцать штук в секунду. Предохранителя у пулемета нет. При мысли о сочетании Поли и НСВ меня мороз по коже пробрал.
   — Но, я думаю, вы плыли, — помолчав, сказала Элизабет Век. — От вашей рубашки пахнет морем. Запах очень слабый. Судя по всему, вы не слишком тщательно вытерлись, когда вернулись назад.
   Мы проехали мимо знака, сообщающего о том, что впереди находится городок Сако. Я свернул на обочину и снова остановился. Мимо нас с ревом проносились машины.
   — Вам невероятно повезло, — снова заговорила Элизабет Бек. — Вдоль всего берега бурный прибой.
   Сильное подводное течение. Но, насколько я понимаю, вы вошли в воду за гаражом. В этом случае вы разминулись с прибоем меньше чем в десяти футах.
   — Я не работаю на правительство, — повторил я.
   — Вот как?
   — Вам не кажется, что вы чертовски рискуете? — спросил я. — Давайте предположим: я не совсем тот, за кого себя выдаю. Я это говорю только для того, чтобы поддержать спор. Скажем, например, что я из конкурирующей организации. Теперь вы понимаете, на какой риск пошли? Как вы думаете, в этом случае вы вернетесь домой живой? После таких высказываний?
   Элизабет Бек отвернулась.
   — В таком случае, будем считать, что это тест, — сказала она. — Если вы работаете на правительство, вы не станете меня убивать. Если не работаете — убьете.
   — Я простой человек с улицы, — сказал я. — А вы втягиваете меня в беду.
   — Давайте поищем, где здесь можно выпить кофе, — сказала Элизабет Бек. — Сако — очень милый городок. Когда-то здесь жили все хозяева окрестных мельниц.
   В конце концов мы устроились на островке посреди реки Сако. На островке стояло огромное кирпичное здание, в котором когда-то давным-давно была мельница. Сейчас здание облагородили, превратив в сотню контор и магазинчиков. Мы отыскали заведение из стекла и хромированной стали с вывеской по-французски: Cafe Cafe. Не слишком оригинальное название. Неудачная попытка игры слов. Однако доносящийся из кафе запах оправдал долгие поиски. Не обращая внимания на кофе с молоком и капуччино со специями, я заказал обычный черный кофе, и побольше. Затем вопросительно взглянул на Элизабет Бек. Та покачала головой.
   — Оставайтесь здесь, — сказала она. — Я все же решила пройтись по магазинам. Одна. Встречаемся здесь же через четыре часа.
   Я промолчал.
   — Мне не нужно спрашивать у вас разрешение, — нетерпеливо продолжала она. — Вы всего лишь мой водитель.
   — У меня нет денег, — сказал я.
   Элизабет Бек достала из сумочки двадцатидолларовую бумажку. Заплатив за кофе, я отнес его к столику и сел. Она проводила меня, но осталась стоять.
   — Четыре часа, — повторила она. — Быть может, чуть больше, но никак не меньше. Это на тот случай, если у вас есть какие-то неотложные дела.
   — У меня нет никаких неотложных дел, — заверил ее я. — Я всего лишь ваш водитель.
   Элизабет Бек пристально посмотрела на меня. Застегнула сумочку. В кафе было тесно. Элизабет Бек повернулась, чтобы поправить ремешок сумочки на плече. Согнулась, чтобы не задеть столик и не пролить кофе. Послышался удар: на пол упало что-то пластмассовое. Я посмотрел вниз. Что-то вывалилось у Элизабет Бек из-под юбки. Она тоже перевела взгляд на пол, и ее лицо медленно залилось густой краской. Нагнувшись, она подобрала упавший предмет и стиснула его в руке. Бессильно опустилась на стул напротив меня, словно силы покинули ее. Словно ее только что унизили и опозорили. У нее в руке был пейджер. Черная пластмассовая коробочка размером чуть меньше моего устройства электронной почты. Элизабет Бек не отрываясь смотрела на него. Краска разлилась у нее по шее и ушла за вырез свитера. Наконец она заговорила со мной сдавленным шепотом.
   — Он заставляет меня носить эту дрянь здесь, — сказала Элизабет Бек. — В трусиках. Он проверяет это каждый раз, когда я проезжаю в ворота. Обычно я потом вынимаю ее и убираю в сумочку. Но сегодня... Понимаете, вы на меня все время смотрели...
   Я молчал. Элизабет Бек встала. Заморгала, глубоко вздохнула, сглотнула комок в горле.
   — Четыре часа, — повторила она. — Если у вас есть какие-то неотложные дела.
   После чего она ушла. Я проводил ее взглядом. Выйдя из кафе, она повернула налево и скрылась. Сложная многоходовая игра? Возможно, меня попытались расколоть с помощью Элизабет Бек и ее рассказа. Возможно, что в подтверждение своих слов она засунула в трусики пейджер. Возможно, что ей удалось выронить пейджер в самый подходящий момент. Все возможно. Но нет никаких шансов на то, что ей удалось по собственному желанию изобразить эту густую краску стыда. Такое никому не под силу. Такое не смогла бы сделать лучшая в мире актриса в зените мастерства. Значит, Элизабет Бек сказала правду.
   Я не отказался полностью от разумных мер предосторожности. Это уже впиталось в кровь. Я не спеша допил кофе, как беззаботный, невинный человек, располагающий всем временем на свете. Затем прогулялся по тротуарам островка, поворачивая случайным образом то налево, то направо, и убедился, что я один. Тогда я вернулся в кафе и заказал еще одну чашку кофе. Попросил ключ от туалета и заперся там. Уселся на унитаз и снял ботинок. Меня уже ждало сообщение от Даффи: «Чем вызван интерес к настоящему имени Терезы Даниэль?» Проигнорировав его, я послал: «Где ваш мотель?» Через полторы минуты Даффи ответила: « Что ты ел на завтрак в тот первый день в Бостоне?» Я улыбнулся. Даффи женщина практичная. Она опасается, что мое устройство электронной почты могло попасть в чужие руки. Поэтому задает проверяющий вопрос. Я послал: «Оладьи с яйцом, кофе, три доллара на чай, я его съел». Любой другой ответ, и Даффи бросилась бы к своей машине. Девяносто секунд спустя она прислала: «К западу от магистрали номер один в ста ярдах к югу от реки Кеннебанк». Я прикинул это было где-то в десяти милях от того места, где я сейчас находился. Я послал: «Увидимся через десять минут».
   Мне потребовалось больше пятнадцати минут. Сначала я должен был вернуться к машине; затем я застрял в транспортном потоке на магистрали номер один, стиснутой улочками Сако. Всю дорогу я смотрел в зеркало, но не увидел ничего, что могло бы вызвать беспокойство. Переехав по мосту через Кеннебанк, я сразу же нашел мотель. Это было светлое жизнерадостное местечко, изображавшее цепочку классических двухэтажных домиков Новой Англии. На дворе стоял апрель, и в мотеле еще было пусто. Я увидел «торес», в котором меня увезли из Бостона, у крайнего домика. Других машин на стоянке не было. Я оставил «кадиллак» в тридцати ярдах от него, за деревянным навесом, укрывающим большой бак с пропаном. Нет смысла оставлять машину на виду у всех, кто проезжает по магистрали номер один.
   Подойдя к домику, я постучал. Сюзен Даффи тотчас же открыла дверь, и мы обнялись. Бросились друг другу в объятия. Меня это застало врасплох. По-моему, ее тоже. Наверное, мы бы ни за что так не поступили, если бы заранее обдумывали свои действия. Но, полагаю, Даффи не находила себе места от беспокойства, я еще не до конца отошел от того, через что мне пришлось пройти, и все произошло как-то само собой. И получилось очень неплохо. Даффи была высокая, ко очень стройная. Моя ладонь накрыла ей чуть ли не всю спину, и я почувствовал, как она задрожала. От нее пахло чистотой и свежестью. Никакой косметики. Только кожа, недавно побывавшая в душе.
   — Что тебе известно о Терезе? — спросила Даффи.
   — Ты одна?
   Она кивнула.
   — Остальные в Портленде. Таможня сообщила, сегодня Беку привозят товар.
   Мы отпустили друг друга. Вошли в домик.
   — Что они намереваются делать? — спросил я.
   — Только наблюдать. Не беспокойся. Наши ребята знают свое дело. Их никто не заметит.
   В номере не было ничего примечательного. Одна узкая кровать, стул, письменный стол, телевизор, окно, встроенный в стену кондиционер. От сотни тысяч других номеров отелей его отличали только морские пейзажи на стенах. Они придавали ему неповторимый аромат побережья Новой Англии.
   — Что тебе известно о Терезе? — повторила Даффи.
   Я рассказал ей про фамилию, нацарапанную на полу в комнате в подвале. И про дату. Даффи долго молча смотрела на меня. Затем закрыла глаза.
   — Она жива. Спасибо.
   — Ну, по крайней мере, она была жива вчера, — уточнил я.
   Даффи открыла глаза.
   — Как ты думаешь, она жива и сейчас?
   Я кивнул.
   — Все говорит за то. Она для чего-то им нужна. Зачем держать ее девять недель, а потом убивать?
   Даффи промолчала.
   — Думаю, ее просто перевели в другое место, — продолжал я. — Только и всего. Ничего другого предположить не могу. Утром дверь была заперта, вечером в комнате никого не было.
   — Как ты думаешь, с ней хорошо обращались?
   Я не стал рассказывать Даффи о том, как развлекался с Элизабет Бек Поли. У нее и так было достаточно причин для беспокойства.
   — Полагаю, Тереза нацарапала свою фамилию вилкой, — сказал я. — Вчера вечером на кухне я заметил еще одну порцию ужина. Похоже, все произошло так быстро, что кухарку не успели предупредить. Так что голодом Терезу не морят. На мой взгляд, ее просто держат пленницей, только и всего.
   — Куда ее перевезли?
   — Думаю, ее забрал Куинн.
   — Зачем?
   — Понимаешь, у меня складывается такое впечатление, будто мы имеем дело с одной организацией, которую поглотила другая. Бек, несомненно, человек опасный, но сейчас ему пришлось столкнуться с еще более опасным человеком.
   — То же самое происходит в мире бизнеса?
   — Вот именно, — подтвердил я. — Одна корпорация захватывает другую. Куинн внедрил к Беку своих людей. Присосался словно паразит.
   — Но зачем перевозить Терезу?
   — Мера предосторожности, — сказал я.
   — Это из-за тебя? Как, по-твоему, они сильно встревожились?
   — Есть немного, — сказал я. — Они что-то перевозят, что-то прячут.
   — Но с тобой пока открытых столкновений не было.
   Я кивнул.
   — Они еще не решили, как ко мне относиться.
   — Так почему же они идут на риск, доверяя тебе свои дела?
   — Потому что я спас мальчишку.
   Даффи кивнула. Умолкла. Она выглядела уставшей. Я предположил, что после того, как я ночью попросил пригнать мне машину, она не спала больше ни минуты. На ней были джинсы и мужская рубашка. Белая, без рисунка, аккуратно заправленная в джинсы. Две верхние пуговицы были расстегнуты. Туфли-лодочки на босу ногу. Обогреватель был включен на максимум. На столе рядом с телефоном стоял портативный компьютер. Я взглянул на номер на телефоне, запоминая его. Компьютер был подключен через сложный адаптер к разъему на корпусе телефона. Работала программа — сторож экрана. По экрану плавала эмблема министерства юстиции. Доходя до края, она отскакивала под случайным углом, словно мячик в допотопном компьютерном теннисе. Звук был выключен.
   — Ты уже видел Куинна? — наконец спросила Даффи.
   Я покачал головой.
   — Ты знаешь, где он находится?
   Я снова покачал головой.
   — Я пока что ничего не видел. Кроме того, что вся отчетность зашифрована, а транспорта, чтобы развозить свой товар — каким бы он ни был — у них нет. Быть может, покупатели сами приезжают за ним.
   — Это было бы чистейшей воды безумием, — возразила Даффи. — Эти люди ни за что не покажут клиентам свою основную базу. Мы знаем это наверняка. Вспомни, Бек встречался с тем типом из Лос-Анджелеса в гараже.
   — В таком случае, возможно, встречи устраиваются где-то на нейтральной территории. Тогда и происходит передача товара. Но это должно быть где-то поблизости, на северо-восточном побережье.
   Даффи кивнула.
   — Как тебе удалось посмотреть отчетность?
   — Этой ночью я наведался к ним в контору. Вот для чего мне была нужна машина.
   Даффи села за стол и прикоснулась к сенсорной панели управления компьютером. Сторож экрана исчез. Под ним горело мое последнее сообщение: «Увидимся через десять минут». Зайдя в директорию удаленных тем, Даффи вызвала сообщение от Пауэлла, военного полицейского, который меня продал.
   — Мы навели справки об этих людях, — сказала она. — Энджел Долл отсидел восемь лет в Ливенуорте за сексуальное домогательство. Вообще-то, он должен был получить пожизненное за изнасилование и убийство, но обвинение все испортило. Долл служил в подразделении связи. Он изнасиловал женщину-подполковника, и та умерла от внутреннего кровоизлияния. Очень отвратительный тип.
   — Очень мертвый тип, — поправил я.
   Даффи вопросительно посмотрела на меня.
   — Он проверил номера «максимы», — объяснил я. — Припер меня к стенке. Это явилось большой ошибкой. Он стал первой жертвой.
   — Ты его убил?
   — Сломал ему шею, — кивнув, подтвердил я.
   Даффи промолчала.
   — Он сам нарвался, — продолжал я. — Вся наша операция оказалась под угрозой.
   Она побледнела.
   — Что с тобой? — спросил я.
   Даффи отвела взгляд.
   — Если честно, я не ожидала, что будут жертвы.
   — Вполне вероятно, будут и другие. Так что привыкай.
   Она снова посмотрела на меня. Вздохнула. Кивнула.
   — Ну хорошо. — Она помолчала. — Извини насчет номеров. Это была непростительная ошибка.
   — Насчет Поли что-нибудь есть?
   Даффи повернулась к экрану.
   — В Ливенуорте у Долла был приятель, некий Пол Массерелла, Культурист, отбывал восемь лет за нападение на офицера. Его защитник пытался списать агрессивность на побочное действие стероидов. Даже обвинял армию в том, что никто не следил за тем, что глотает его подзащитный.
   — Сейчас и следить не надо: достаточно один раз на него взглянуть.
   — Ты думаешь, это тот самый Поли?
   — Должен быть. Он говорил мне, что не любит офицеров. Я лягнул его по почкам. Тебя или Элиота такой удар убил бы наповал. А Поли его даже не заметил.
   — И что он собирается делать с тобой?
   — Мне страшно об этом даже думать.
   — Ты твердо решил возвращаться?
   — Жена Бека знает, что я не тот, за кого себя выдаю.
   Даффи встревоженно посмотрела на меня.
   — Откуда?
   Я пожал плечами.
   — Быть может, не знает. А просто хочет, чтобы это было так. Быть может, она лишь пытается убедить себя.
   — Она с кем-нибудь делилась своими подозрениями?
   — Пока что нет. Вчера вечером она видела, как я покидал дом.
   — Тебе нельзя возвращаться.
   — Я не привык отступать.
   — Но ты и не идиот, Дело вышло из-под контроля.
   Я кивнул.
   — Но окончательное решение за мной.
   Даффи покачала головой.