Страница:
было взять по цене утильсырья.
Предприимчивые обходили всяческие списки, покупали дефициты напрямую и
тут же их перепродавали казахам, как тогда говорили, по спекулятивной цене.
Я до сих пор не знаю, зачем казахам холодильники "Минск", скорее всего они
тоже перепродавали их дальше, грекам или корейцам. У нас на этом попался
один майор. Продал восемь холодильников, судился судом чести, исключили из
партии с формулировкой "За потерю морального облика советского офицера".
Запомнился его звероподобный облик и бегающие глазки. Через пол года
восстановился в партии, поделился с секретарем парткомиссии "скудными"
доходами. Машину падла купил и даже стал замкомандира части. Получил прямой
доступ к распределению, сколотил солидный капитал и пошел на повышение в
Харьков - готовить будущих офицеров. Партия своих воров не бросала.
Даже овощные магазины были военторговскими. Самым дефицитным товаром в
городе была картошка. На ТЗБ ее завозили огромное количество, но в условиях
пустыни картофель "не хранится" (как заявлял начальник тыла полигона,
перепродавая его кому-то, а остатки гноя для сокрытия следов. У меня в
погребе картофель почему-то хранился). В городе постоянно стояли
картофельные очереди, нужно было записываться с ночи и самому набирать. Даже
казашки-продавщицы брезговали этой гниющей массой. Перебирать картошку не
давали, накидывали лопатой в сумку, приходилось так нести на весы, а потом
мыть в ближайшем арыке. Из десяти килограммов оставалось три, да и то
нетоварного вида. Никакие возмущения покупателей в расчет не принимались,
военторг стоял насмерть.
- Мы такое получили, мы такое продаем. Не нравится - не покупайте!
Альтернативы овощным магазинам в виде базара в городе не было. Спасала
крайняя дешевизна картошки - шесть копеек за килограмм, половину и выбросить
не жалко. Периодически в городе вспыхивали картофельные бунты, как во
времена Екатерины II. Инициаторами выступали "жены космодрома". Эти
разведенные бабы уже утеряли связь с армией и их нельзя было "привлечь", а
выселить из города не позволяла брежневская конституция, дававшая права на
жилье. Возмущенные бабы начинали бить и оскорблять казашек и грузчиков. Как
всегда страдали невиновные - казахи картошку не употребляли.
Такое соотношение спроса и потребления приводило к тому, что в частях
картошку разворовывали еще до Октябрьских праздников, а дальше личному
составу выдавали сушеную. Картофельная эпопея на полигоне длилась весь
август-сентябрь. Из Мордовии приходили эшелоны картошки, заготовленной
целинными батальонами. В частях отменялась БиПП, на переборку картошки
строем гнали солдат и офицеров. В полку, чтобы никто не удрал, оцепляли
склад патрулями. Командиров подразделений не отпускали домой, пока не
выполнят план по переборке и закладке. Поэтому картофель в мешках и ящиках
воровали по кругу друг у друга, чтобы быстрее отвязаться. "Свой" метили
мелом. На ворохе мешков восседал начальник тыла и не верил ни в какие
заявления о выполненном плане.
Сбежать с картошки считалось делом чести, доблести и геройства.
Дезертирам трудового фронта пощады не было, в их поимке принимал участие сам
начальник тыла. Как-то я был дежурным по части. Иду мимо казармы - слышу
крики. Заскакиваю. Зам. командира полка Власенков с начальником тыла
Череватовым давят солдата, прижали его к колонне и душат. У того уже и язык
вывалился изо рта на локоть длины, не вру. Испуганный дневальный выглядывает
из каптерки.
- Что вы делаете?
Череватов:
- Души его, суку!
Солдат сбежал с картошки.
Новый год
По роду своей службы перед Новым годом я выступал в роли Деда Мороза. С
бородой, конечно, не ходил, но дефицитные продукты, например конфеты "Мишка
на Севере", доставать приходилось. Давали мне двух стерв в помощницы. Помощи
от них никакой не было, только следили, чтобы я не растратил общественные
средства и не накупил вместо "Мишки на Севере" водки. Предосторожность
далеко не лишняя. Одна группа в составе "Кува" и Колесникова заехала аж в
Джусалы, где пропадала с неделю. После чего, растратив тысячу народных
денег, с разбитыми мордами рассказывали о том, что их похитили казахи,
где-то держали, они еле вырвались... При всем этом рассказчики имели
наглость требовать от слушателей сочувствия.
И вот я с необъятной Тамарой "Попоной" и двумя солдатами, приданными в
помощь для переноски тяжестей, начинал поход по магазинам. Вооружившись
какими-то рекомендательными письмами, с черного хода прорывался к завмагу.
Тот таращил глаза на бумагу неопределенного содержания. Понимал - надо дать,
чтобы не отобрали все. Бывали случаи, когда неудовлетворенные посетители
насылали комиссии народного контроля. При выдаче завмаги норовили всучить
прошлогодний "Тузик". Бабы пробовали "Тузик" на зуб и, соответственно,
одобряли или не одобряли. Я брал своих спутниц измором. Часа через три,
обойдя магазинов пятнадцать и набрав достаточное количество конфет, чтобы
накормить детей полка, бабы склонялись к распитию спиртных напитков.
Собственно, они сами этого жаждали, надо было только осмелиться предложить.
Они еще и отнекивались:
- Зачем так много?! (Две бутылки - Авт.)
В гараже, пока бабы раскладывали конфеты по кулькам и подсчитывали
израсходованные деньги, я отпускал солдат за ненадобностью. После нескольких
походов за водкой, пропив рублей сто пятьдесят, девки были готовы на все -
на дармовщину. Вот только погодные условия в гараже не позволяли. Хорошо
китайцам - те Новый Год весной встречают.
С видом победителя мы завозили подарки в Дом офицеров. По графику
очередь на елку для детишек нашей части приходилась где-то на конец января.
В преддверии утренника оказывалось, что жены у всех заняты и не могут вести
детей на елку. Таким образом, на утренник собиралась озверевшая толпа без
женщин. Детишкам поскорей всучивали подарки и распихивали сироток по
каким-то временным приютам, вроде детских садов, где те, случалось,
оставались и на ночь.
Сборище буквально щелкало зубами от вожделения. Предвкушение
наслаждения есть само наслаждение. Заранее были разработаны маршруты, кто к
кому идет. Собирались у отпетых холостяков, не имевших никакого отношения ни
к детишкам, ни к праздникам. На кухне шипело и булькало.
- Не берите закуски, она портит градус.
Предостерегали более опытные. Закуску составляли блюда вегетарианские,
по причине их крайней дешевизны. Покупали зеленые томаты в банках, по 35
коп. три литра, перец, фаршированный морковью. Благо дополнительная
кулинарная обработка и сервировка не требовались. Банки открывали ножом и
ели из них. Бабы ловко орудовали на кухне ножами, готовя неизменную "шубу".
В пьяном угаре так одного и женили - по дури. Он очнулся, но было поздно.
- Старшина из роты зенитчиков.
Критериями отбора прапорщиков служили: зверский аппетит, богатырский
сон и лютейшая ненависть к производительному труду. (Для себя они ничего не
жалели).
Сверхсрочников принимал на службу командир полка, а уволить мог
командир дивизии - на ступень выше. Прапорщика - только Главком. Вот они и
засиделись - кто будет наверх подавать, что у него плохие прапорщики. Как-то
командир полка Бобровский выгнал всех прапорщиков, принятых предыдущим
командиром полка и набрал молодых. Спустя три месяца новое поколение
ударилось в повальное блядство, многие переболели триппером. Сидит такой на
совещании, грустный - грустный, пока выясняют:
- Да кто ж кого ебал, ты можешь рассказать внятно?
- Вот он с моей женой, а я к его пошел, а потом он ушел...
Бобровский слушал - слушал:
- Так то ж были святые люди по сравнению с вами!
В полку все повязано. Стоит начать со Смольянова, а закончится самим
Бобровским. А он Красную звезду получил, ему орден Ленина светит. Вывод
один: надо пресечь доносительство о пьянстве на корню.
Прапорщиков в полку приходилось растить. Это в столицах претенденты в
очередь стояли. А тут, если прапорщик умывается, бреется, писать умеет, то
такого сразу заберут в финслужбу или строевую часть. Некоторые становились
прапорщиками, потому что не удавалось стать офицером. Кравцов из финчасти,
умнейший мужик, два раза был близок к получению офицерского звания. Первый
раз - в Группе Советских Войск в Германии. Но курсы младших лейтенантов, на
которых он учился, расформировали за два дня до производства. Во второй раз
- в Ярославле, где он сдавал в училище экзамены экстерном. Но ему
исполнилось тридцать два года и два дня. Фуражку офицерскую с него таки
сняли, но петлицы с металлической окантовкой сорвать не смогли. Внутренне
ощущал себя офицером, жил с майорской женой.
Более-менее порядочные прапорщики - в службе вооружений, старшины в
ротах, техники. Их еще можно терпеть, но только не смотрители. Техники
склонны к питию, слабы к женскому полу. Фролов, солдат срочной службы с
техническим образованием, прослужив год, был произведен в прапорщики. Но
пробыл в своем звании меньше суток. Утром на разводе зачитали приказ. Помню,
как сейчас, стояла мерзкая погода. День до мотовоза он потратил на получение
форменной одежды и, естественно, неоднократно причастился спиртом. К вечеру
он окончательно одурел от чрезмерного употребления горячительных напитков.
На мотовоз его уже волокли под руки и сапоги бессильно чертили песок.
Подполковник Мильков - зам по вооружению, у которого в подчинении состоял
Фролов, как сглазил:
- Ну, что-нибудь выкинет.
Действительно, слегка протрезвев, Фролов полез в женское общежитие по
балконам, хотя можно было войти в дверь (у нас и понятия не было о
комендантах). Долез до пятого этажа. Баба на кухне смотрит - кто-то влазит в
окно с балкона. Не долго думая, ударила сковородой. Фролов спикировал на
землю, а там патруль. Их, как собак крутится вокруг женского общежития.
"Заломали" беднягу.
Утром звонят Бобровскому из комендатуры:
- Ваш прапорщик Фролов...
- Какого хуя Фролов, нет у меня такого!
Уволили по телеграмме Главкома. Завезли машиной на развод. Прямо на
плацу начхим линейкой сорвал погоны. Он был любитель, на строевом смотре
ходил - смотрел у кого из солдат плохо пришиты. Один пришил леской, линейка
застряла, порезал руку. Форму - до срока носки - забрал начвещ. В обед уже
шел наш Фролов, как миленький, в столовую с песней:
"На чеку стоят ракеты
в бой готовые всегда..."
И шамал перловку.
Порода фельдшеров - специалисты, но извращения у них в крови: насилуют
солдат, глотают колеса... Однако с виду - интеллигентные. Их все уважали - в
трудную минуту у них можно было урвать стопарик. И не "гидрашки", который
Васька "Шарон" нальет, - воняет за версту, а сладкого, медицинского.
Следующая категория - начальники вещевого и продовольственного складов,
столовой, кладовщики, автомобилисты. Из них вышли первые менеджеры. Для
таких перестройка была мать родная. Я знавал одного депутата Верховного
Совета, выдвинувшегося на гробах. Он возглавлял мастерскую в Ташкенте в
период афганского конфликта. Сколько леса продал! Сколько народа
построилось!
Многие из того поколения прапорщиков теперь за рубежом. Наш Остапенко
продал вещевого имущества на миллион (по тем ценам) и удрал. Теперь в
Англии.
Замыкали список шеф-повар и начальник пожарной команды. Публика,
умевшая все. Им бы давали первый разряд, но самый меньший - пятый. Прапорщик
Яшин по кличке "Мухуил" нагло заявлял зам. по вооружению:
- За хуй вы меня укусите, товарищ полковник. А завтра пожарка на старт
не выедет. Кому придет служебное несоответствие?
Действительно, пожарная машина Супер-Маз, как вагон. Заправку ракеты
топливом без нее производить нельзя. А кого ты за руль посадишь, рядового
Тулимбекова? Надо сажать прапорщика.
Раз Яшин зашел к командиру полка:
- Владимир Иванович, можно я раньше уйду?
Он в него - графином. Тому - как с гуся вода, только окатило. Мало
того, командир потащил Яшина на совещание:
- Дурак, какой я тебе Владимир Иванович, тоже мне, родня объявилась.
Грехопадение Яшина было типичным в его среде. Секретарь парткома майор
Давлетов, - бездельник номер один - писавший протоколы, доносы на
сослуживцев и разбиравший семейные дрязги, по поручению командира полка
занялся моральным обликом прапорщика Яшина. Тот как раз в очередной раз
изгнал жену из дома, застав ее с сослуживцем. При бегстве она еще успела
унести шубу супруга, чем ввергла Яшина в неистовство, ибо он знал, что она
ее в секунду спустит казахам. Яшин гнался за неверной супругой, но босиком
по снегу ее не догнал. Давлетов нагрянул к Мише в опохмельный час, позвонил.
Тот по простоте душевной открыл, думая,что "друганы" принесли опохмелиться.
Взору изумленного Давлетова предстали мешки с гречкой, сахаром, ячневой
крупой, ящики банок кильки в томате, девятикилограммовые банки томатной
пасты... Короче, весь набор продуктового склада. Давлетов начал орать,
созвал соседей в понятые. Отлучиться, однако, побоялся, дабы Яшин не
перепрятал товар. Усилиями Давлетова из части была вызвана комиссия. Изъятые
продукты были торжественно погружены в хлебовозку и отвезены в клуб части,
где и выставлены для обозрения в фойе. Рядом с продуктами стоял Яшин в
засаленной форме и шмыгал носом. Мимо проходили офицеры и прапорщики,
некоторые подбадривали беднягу:
- Не переживай, Миша.
- А я и не переживаю. Вот Машка, сука, шубу ебанула новую!
Шуба была синтетическая, ядовито-желтого цвета. Курить в ней было
опасно, горела, как неопалимая купина.
В тот же день Мишу и судили. После суда в столовой начтыла и начпрод
повалили несчастного на пол и отняли ключи - символ утерянной власти.
Сопротивляясь, Миша укусил начпрода за щеку. Командир приговорил Яшина к
изгнанию в пожарники. Следующей мерой наказания было увольнение из армии без
выходного пособия.
Все прапорщики брезговали ходить в офицерскую столовую. Ели в
солдатской за одним столом. Только Жанабаев и Кравцов из финчасти питались в
офицерской столовой и ходили в форме. Остальные - матерые, звероподобные
прапорщики тыла, с лоснящимися небритыми щеками, заплывшими красными
глазками, в засаленных на пузе и на спине кителях, в приплюснутых от сна
фуражках. Их не допускали ни на какие смотры или проверки, оставляли сидеть
дома.
Как-то на стадионе сдавали тактику. Проверяющий подал команду "ложись".
Прапорщик Рязанцев, кличка "Борман", лег на спину, положил автомат на живот.
- Вы что не знаете, как выполняется команда "ложись"?
- Я всегда так ложусь.
Все прапорщики заканчивали в Ленинске техникум связи. Даже один таджик
- начальник банно-прачечного комбината, продававший казенные простыни с
клеймом "МО СССР ВЧ 34200" и неровной звездой, вырезанной из протектора.
Едут на службу мотовозом, играют в кости на деньги. Лоснящиеся, отвисшие
щеки братьев Чабанцов в такт костям катались по плечам. Выигранное по
копейке пускали на выпивку в Тюратаме, другой формы общения между собой они
не признавали. Служба начиналась с рысканья чего бы еще продать. Когда
ничего под рукой не находилось, начинали склонять начальника вещевого склада
продать танковую куртку (они шли за два литра спирта). Тут же находили
покупателя и того, кто тайком запишет эту куртку на своего командира.
Прапорщик Стебунов проспал и опоздал на мотовоз. Нужно было добираться
на попутных 40 км. По дороге его догнал на своей машине командир части
вместе с замполитом и начальником штаба:
- Пьянь несусветная, приедешь в часть, я с тобой разберусь! Готовься на
суд чести.
С перепугу прапорщик вцепился в запасное колесо на заду "УАЗика",
уперся ногами и так доехал до штаба. Спрыгнул, обошел сзади и стал в строй.
Подошел командир.
- Капитан Кобелев, ко мне! Где ваш прапорщик Стебунов?
- В строю.
- Как в строю? Где? Что вы мне голову морочите?
- Вон стоит.
У командира отвисла челюсть.
- Где вы были товарищ прапорщик?
- Здесь был.
- Как вы приехали?
- Мотовозом.
Все прапорщики клятвенно подтвердили, что ехали вместе со Стебуновым и
играли с ним в карты. Эта коллективная галлюцинация так и осталась для
начальства неразгаданной, хотя командир, замполит и начальник штаба по
очереди вызывали Стебунова и все допытывались.
- Так это ты был на дороге?
Кончил Стебунов плохо. Его, пьяного, искусали на стадионе комары,
случился аллергический дерматит. Вспух, как подушка.
Однажды командир полка едет на машине и видит, как между барханами
прапорщик несет мешок, явно что-то ворует. Открывает - полный мешок панам.
Прапорщику - "суд чести", он и сам не знал, зачем они ему были нужны.
Когда судили прапорщиков, все офицеры собирались в клубе поглазеть на
это шоу. Падшего начинали топтать. Я был заместителем председателя суда
чести, вел обвинение в стиле Вышинского. Обвинял беднягу в падении
боеготовности, дисциплины, роста неуставных взаимоотношений. Прапорщик на
суде обычно не сопротивляется, потеет, багровеет, бледнеет, вращает глазами,
но молчит - словарный запас ограничен. Прапорщик Чабанец так и не смог
объяснить, зачем ему понадобился мешок гречки. Он был завстоловой, мог
готовить ее себе там хоть каждый день. Но жадность возобладала, завез себе
домой, соседи тут же донесли.
Подобная юридическая практика позволила мне постичь механизм
политических репрессий 30-х годов. У тогдашних обвиняемых образование тоже
было классов по восемь. Офицеры, те огрызались немилосердно, образованные,
как-никак академии покончали. Подавали апелляции, тот же суд за мзду и
писал.
После развода занятые на спецработах разъезжались, остальные
расползались по тыловым курилкам от греха подальше, чтобы не попасть на
глаза ошалевшему от безделья командиру полка. Абсолютное шатанье. Получали
спирт, шли "изучать МАЗ", пропадали там дня на три. Жены искали:
- Что у вас за наряды, мужа неделю нет дома!
Ответственный по управлению как-то пожаловался начальнику тыла:
- Шатуны. Выгнал их из бани, смотрю, они уже в "пожарке", выгнал из
"пожарки" - они в КИПе. (В КИПе был один из основных притонов, Авт.). Глаза
стеклянные. Доложите по книге расхода личного состава!
- Те уехали на старт, те на МИК...
Как ты их проверишь, когда названные объекты за десять километров от
площадки?
- Вы бы им хоть задания ставили.
- Что я дурак, чтобы еще натворили чего.
Некто из прапорщиков послал на "квашпункт" команду - убирать отходы.
Двадцать человек залезли в эту емкость с вилами, прапорщик, по простоте
собирался ведрами подавать. Угорели все, кроме него.
Прапорщик Чуйко отнимал сухой паек, выданный солдатам на сельхозработы.
- Ребята, вы же рисовую обрушку грузите. Потрите ее между ладошек, в
ней битые рисинки. У меня жена дома только этим и занимается. Мы сами едим
рисовую кашу. А вы все тушенку... Я когда представляю эту картину, как семья
прапорщика Чуйко ест кашу из обрушки, плакать хочется. Он действительно
набирал по несколько мешков обрушки и продавал казахам, те кормили скот.
Пристыженные солдаты, осознав необоснованность своих претензий, перешли
на подножный корм - утащили у казашки казан и варили обрушку с солью - на
рисе не пропадешь. Угрызения совести таки настигли Чуйко на рыбалке. Он
уснул в лодке. Ночью товарищи проснулись от страшного крика, вытащили
скрюченного прапорщика, - тому приснилось, что его похоронили живьем.
- Потрогаю руками, вокруг доски.
Прапорщик Козятинский умудрялся продавать казахам консервы "Щи-борщи"
под видом тушенки. Как-то он, будучи в штатском - спортивном костюме и кепке
- уснул в Джусалы на базаре. Пока он спал на прилавке, в кепку, лежавшую
рядом накидали медяков. Сердобольный народ думал - из тюрьмы сбежал. К
слову, казахская милиция лежачими, будь-то пьяный или мертвый, принципиально
не интересовалась. На базаре они собирали бакшиш с торгующих. Будучи по
совместительству и участковым инспектором местной милиции, я как-то
поинтересовался, почему на доске "Их разыскивает милиция" не развешивают
ориентировок, благо тех накопилась куча. Начальник только махнул рукой.
По-своему он был прав. Кто прийдет в Джусалы (6 часов поездом от Казалинска)
прятаться?
Как-то Козятинский выпросил у новоприбывшего офицера за какую-то услугу
бутылку водки. Тот поставил. Но прапорщик мнется, не уходит.
- У меня жена алкоголичка, лучше бы вы совсем не давали. Ей одной мало
- выгонит или убьет.
Офицер вошел в положение, а за углом Козятинского уже ждали приятели,
там же и распили.
Образ прапорщика-коммуниста из штабных никогда не изгладится в моей
памяти. Из тыловых был Уманец. Его потом выгнали - украл сахар. Все крал на
ходу. Из моего стола стянул запалы к учебным гранатам. За этим я его и
застал.
- Зачем?
Глаза бегают. Не знает. Наконец нашел им применение. С корешом зажигали
запалы и сбрасывали с балкона вниз. Они летели, как ракеты, а там стояла его
машина. Обжег краску на крыше.
Жены прапорщиков отличались особой стервозностью. Прапорщик
Крашенинников и "Батя" Смирнов поехали на новом зеленом "Москвиче" на
рыбалку. Солдаты эту машину буквально облизывали. Купил ее "Кроха" на деньги
жены - она работала в военторге. Народу объявил: "Тесть дал деньги". Потом
узнали, что она из детдома. "Батя" напился, стал мочиться на колесо,
покачнулся и погнул головой крышу. "Крохина" жена, когда увидела, сняла
туфель, развернулась и - мужа в лоб. "Удар де Невера" - каблук пробил череп,
"Кроха" навзничь, глаза закатились, со лба струйка крови. Баба в визг.
"Кроха" со временем пришел в себя, но глаза так мутными и остались.
Жена Уманца происходила из круглых сирот, поэтому отличалась зверским
аппетитом. К восемнадцати годам закончила восемь классов, дальше держать
воспитанниц в детдоме было нельзя - беременели. Преподаватели их с третьего
класса драли. Они же не соображают. Живого весу в ней было килограмм 200, от
шеи к лобку - сплошные складки. Как раз началась перестройка, и в журнале
"Знаменосец" было опубликовано ее фото в бане с мужем. Он устроил ее в штабе
писарем. Они любили друг друга с пятнадцати лет.
Прапорщик Вася "Шарон" также страдал от своей половины Эрны Адольфовны.
Жена - немка, каждые выходные, по два дня, заставляла его делать уборку в
квартире. Служил он "макаронником" лет пятнадцать, доносил свою первую
шинель до состояния рогожи, за последующие он получал сукном и продавал.
Как-то в мотовозе я сел на нее, Вася встал и оторвал полу. Столько плача
было!
Работал он начальником ГСМ. Заправил меня бензином с водой. Опустил
шланг пониже и зачерпнул с водой (кому положено, получали бензин сверху).
Зимой в пустыне бак замерз. Пока шли двадцать километров до жилья, мы с
Егоркой успели договориться его убить. Я взял автомат, хоть по складу
погонять, но он, как прознал, две недели на службу не показывался. Потом
принес банку спирта, передал через мужиков.
Бензин он в конце концов продал казахам. В смотровой люк вварил трубу,
влил в нее ведро бензина и так замерял. Когда "Шарон" перевелся в
Джунгиз-Тюбе, хватились, - а в цистерне и дно прогнило.
в просторечии в/ч тридцать четыре по двести. Наш полк формировался в
Малой Вышире в 1941 г. каким-то капитаном. После первых боев полк исчез из
виду и объявился только в 1944 г. в резерве Главного Командования и начал
свой боевой путь. Исторический формуляр полка поручил мне написать начальник
штаба Абельгазин Карим Абельгазинович, кличка "Абель". Этот бред из 1941г.,
написанный химическим карандашом малограмотными писарями никто не читал. Я
написал заново. Формуляр был необходим, чтобы получить новое боевое знамя
(прежнее истлело - обсыпался шелк). После того, как Боевое Знамя части
начало расползаться, оно перекочевало с поста No1 в сейф командира полка.
Когда пост убрали, все вздохнули с облегчением, особенно начальник штаба,
финансист и дежурный по части. Уже не нужно было следить за тем, чтобы
часовой на посту не уснул, некоторые садились на денежный ящик и кимарили.
Кроме истлевшего шелка в сейфе командира полка хранились два пакета:
красный и синий, а также металлическая печать с полным наименованием части,
- ею на выборах опечатывали урны. В условиях планового хозяйства печати
воинской части выполняли сугубо ритуальную роль, - что за справка без
печати. Благо в "секретке" хранились дубликаты всех печатей. При отсутствии
начштаба писарь заклеивал две палочки на запасной печати бумажкой и
штамповал документы по указанию ответственного лица. У меня этих бланков и
сейчас немеряно.
Самой ходовой гербовой бумагой среди солдат были всевозможные
характеристики - рекомендации для поступления на гражданке. Этот бланк стоил
сравнительно дорого, поэтому начальник клуба лейтенант Галкин решил и себе
пополнить скудные лейтенантские доходы. Имея с детства талант резчика по
резине и уголовные наклонности, он за час сварганил гербовую печать части из
старого солдатского каблука. Копия полностью соответствовала оригиналу,
кроме того, что на оригинале луч звезды вырезан криво, а Галкин, как и
всякий профессионал, не терпел халтуры и сделал звездочку правильной. На чем
впоследствии и погорел.
И пошли гулять по городам и весям нашей необъятной родины всевозможные
характеристики-рекомендации, с которыми в различные учреждения являлись
Предприимчивые обходили всяческие списки, покупали дефициты напрямую и
тут же их перепродавали казахам, как тогда говорили, по спекулятивной цене.
Я до сих пор не знаю, зачем казахам холодильники "Минск", скорее всего они
тоже перепродавали их дальше, грекам или корейцам. У нас на этом попался
один майор. Продал восемь холодильников, судился судом чести, исключили из
партии с формулировкой "За потерю морального облика советского офицера".
Запомнился его звероподобный облик и бегающие глазки. Через пол года
восстановился в партии, поделился с секретарем парткомиссии "скудными"
доходами. Машину падла купил и даже стал замкомандира части. Получил прямой
доступ к распределению, сколотил солидный капитал и пошел на повышение в
Харьков - готовить будущих офицеров. Партия своих воров не бросала.
Даже овощные магазины были военторговскими. Самым дефицитным товаром в
городе была картошка. На ТЗБ ее завозили огромное количество, но в условиях
пустыни картофель "не хранится" (как заявлял начальник тыла полигона,
перепродавая его кому-то, а остатки гноя для сокрытия следов. У меня в
погребе картофель почему-то хранился). В городе постоянно стояли
картофельные очереди, нужно было записываться с ночи и самому набирать. Даже
казашки-продавщицы брезговали этой гниющей массой. Перебирать картошку не
давали, накидывали лопатой в сумку, приходилось так нести на весы, а потом
мыть в ближайшем арыке. Из десяти килограммов оставалось три, да и то
нетоварного вида. Никакие возмущения покупателей в расчет не принимались,
военторг стоял насмерть.
- Мы такое получили, мы такое продаем. Не нравится - не покупайте!
Альтернативы овощным магазинам в виде базара в городе не было. Спасала
крайняя дешевизна картошки - шесть копеек за килограмм, половину и выбросить
не жалко. Периодически в городе вспыхивали картофельные бунты, как во
времена Екатерины II. Инициаторами выступали "жены космодрома". Эти
разведенные бабы уже утеряли связь с армией и их нельзя было "привлечь", а
выселить из города не позволяла брежневская конституция, дававшая права на
жилье. Возмущенные бабы начинали бить и оскорблять казашек и грузчиков. Как
всегда страдали невиновные - казахи картошку не употребляли.
Такое соотношение спроса и потребления приводило к тому, что в частях
картошку разворовывали еще до Октябрьских праздников, а дальше личному
составу выдавали сушеную. Картофельная эпопея на полигоне длилась весь
август-сентябрь. Из Мордовии приходили эшелоны картошки, заготовленной
целинными батальонами. В частях отменялась БиПП, на переборку картошки
строем гнали солдат и офицеров. В полку, чтобы никто не удрал, оцепляли
склад патрулями. Командиров подразделений не отпускали домой, пока не
выполнят план по переборке и закладке. Поэтому картофель в мешках и ящиках
воровали по кругу друг у друга, чтобы быстрее отвязаться. "Свой" метили
мелом. На ворохе мешков восседал начальник тыла и не верил ни в какие
заявления о выполненном плане.
Сбежать с картошки считалось делом чести, доблести и геройства.
Дезертирам трудового фронта пощады не было, в их поимке принимал участие сам
начальник тыла. Как-то я был дежурным по части. Иду мимо казармы - слышу
крики. Заскакиваю. Зам. командира полка Власенков с начальником тыла
Череватовым давят солдата, прижали его к колонне и душат. У того уже и язык
вывалился изо рта на локоть длины, не вру. Испуганный дневальный выглядывает
из каптерки.
- Что вы делаете?
Череватов:
- Души его, суку!
Солдат сбежал с картошки.
Новый год
По роду своей службы перед Новым годом я выступал в роли Деда Мороза. С
бородой, конечно, не ходил, но дефицитные продукты, например конфеты "Мишка
на Севере", доставать приходилось. Давали мне двух стерв в помощницы. Помощи
от них никакой не было, только следили, чтобы я не растратил общественные
средства и не накупил вместо "Мишки на Севере" водки. Предосторожность
далеко не лишняя. Одна группа в составе "Кува" и Колесникова заехала аж в
Джусалы, где пропадала с неделю. После чего, растратив тысячу народных
денег, с разбитыми мордами рассказывали о том, что их похитили казахи,
где-то держали, они еле вырвались... При всем этом рассказчики имели
наглость требовать от слушателей сочувствия.
И вот я с необъятной Тамарой "Попоной" и двумя солдатами, приданными в
помощь для переноски тяжестей, начинал поход по магазинам. Вооружившись
какими-то рекомендательными письмами, с черного хода прорывался к завмагу.
Тот таращил глаза на бумагу неопределенного содержания. Понимал - надо дать,
чтобы не отобрали все. Бывали случаи, когда неудовлетворенные посетители
насылали комиссии народного контроля. При выдаче завмаги норовили всучить
прошлогодний "Тузик". Бабы пробовали "Тузик" на зуб и, соответственно,
одобряли или не одобряли. Я брал своих спутниц измором. Часа через три,
обойдя магазинов пятнадцать и набрав достаточное количество конфет, чтобы
накормить детей полка, бабы склонялись к распитию спиртных напитков.
Собственно, они сами этого жаждали, надо было только осмелиться предложить.
Они еще и отнекивались:
- Зачем так много?! (Две бутылки - Авт.)
В гараже, пока бабы раскладывали конфеты по кулькам и подсчитывали
израсходованные деньги, я отпускал солдат за ненадобностью. После нескольких
походов за водкой, пропив рублей сто пятьдесят, девки были готовы на все -
на дармовщину. Вот только погодные условия в гараже не позволяли. Хорошо
китайцам - те Новый Год весной встречают.
С видом победителя мы завозили подарки в Дом офицеров. По графику
очередь на елку для детишек нашей части приходилась где-то на конец января.
В преддверии утренника оказывалось, что жены у всех заняты и не могут вести
детей на елку. Таким образом, на утренник собиралась озверевшая толпа без
женщин. Детишкам поскорей всучивали подарки и распихивали сироток по
каким-то временным приютам, вроде детских садов, где те, случалось,
оставались и на ночь.
Сборище буквально щелкало зубами от вожделения. Предвкушение
наслаждения есть само наслаждение. Заранее были разработаны маршруты, кто к
кому идет. Собирались у отпетых холостяков, не имевших никакого отношения ни
к детишкам, ни к праздникам. На кухне шипело и булькало.
- Не берите закуски, она портит градус.
Предостерегали более опытные. Закуску составляли блюда вегетарианские,
по причине их крайней дешевизны. Покупали зеленые томаты в банках, по 35
коп. три литра, перец, фаршированный морковью. Благо дополнительная
кулинарная обработка и сервировка не требовались. Банки открывали ножом и
ели из них. Бабы ловко орудовали на кухне ножами, готовя неизменную "шубу".
В пьяном угаре так одного и женили - по дури. Он очнулся, но было поздно.
- Старшина из роты зенитчиков.
Критериями отбора прапорщиков служили: зверский аппетит, богатырский
сон и лютейшая ненависть к производительному труду. (Для себя они ничего не
жалели).
Сверхсрочников принимал на службу командир полка, а уволить мог
командир дивизии - на ступень выше. Прапорщика - только Главком. Вот они и
засиделись - кто будет наверх подавать, что у него плохие прапорщики. Как-то
командир полка Бобровский выгнал всех прапорщиков, принятых предыдущим
командиром полка и набрал молодых. Спустя три месяца новое поколение
ударилось в повальное блядство, многие переболели триппером. Сидит такой на
совещании, грустный - грустный, пока выясняют:
- Да кто ж кого ебал, ты можешь рассказать внятно?
- Вот он с моей женой, а я к его пошел, а потом он ушел...
Бобровский слушал - слушал:
- Так то ж были святые люди по сравнению с вами!
В полку все повязано. Стоит начать со Смольянова, а закончится самим
Бобровским. А он Красную звезду получил, ему орден Ленина светит. Вывод
один: надо пресечь доносительство о пьянстве на корню.
Прапорщиков в полку приходилось растить. Это в столицах претенденты в
очередь стояли. А тут, если прапорщик умывается, бреется, писать умеет, то
такого сразу заберут в финслужбу или строевую часть. Некоторые становились
прапорщиками, потому что не удавалось стать офицером. Кравцов из финчасти,
умнейший мужик, два раза был близок к получению офицерского звания. Первый
раз - в Группе Советских Войск в Германии. Но курсы младших лейтенантов, на
которых он учился, расформировали за два дня до производства. Во второй раз
- в Ярославле, где он сдавал в училище экзамены экстерном. Но ему
исполнилось тридцать два года и два дня. Фуражку офицерскую с него таки
сняли, но петлицы с металлической окантовкой сорвать не смогли. Внутренне
ощущал себя офицером, жил с майорской женой.
Более-менее порядочные прапорщики - в службе вооружений, старшины в
ротах, техники. Их еще можно терпеть, но только не смотрители. Техники
склонны к питию, слабы к женскому полу. Фролов, солдат срочной службы с
техническим образованием, прослужив год, был произведен в прапорщики. Но
пробыл в своем звании меньше суток. Утром на разводе зачитали приказ. Помню,
как сейчас, стояла мерзкая погода. День до мотовоза он потратил на получение
форменной одежды и, естественно, неоднократно причастился спиртом. К вечеру
он окончательно одурел от чрезмерного употребления горячительных напитков.
На мотовоз его уже волокли под руки и сапоги бессильно чертили песок.
Подполковник Мильков - зам по вооружению, у которого в подчинении состоял
Фролов, как сглазил:
- Ну, что-нибудь выкинет.
Действительно, слегка протрезвев, Фролов полез в женское общежитие по
балконам, хотя можно было войти в дверь (у нас и понятия не было о
комендантах). Долез до пятого этажа. Баба на кухне смотрит - кто-то влазит в
окно с балкона. Не долго думая, ударила сковородой. Фролов спикировал на
землю, а там патруль. Их, как собак крутится вокруг женского общежития.
"Заломали" беднягу.
Утром звонят Бобровскому из комендатуры:
- Ваш прапорщик Фролов...
- Какого хуя Фролов, нет у меня такого!
Уволили по телеграмме Главкома. Завезли машиной на развод. Прямо на
плацу начхим линейкой сорвал погоны. Он был любитель, на строевом смотре
ходил - смотрел у кого из солдат плохо пришиты. Один пришил леской, линейка
застряла, порезал руку. Форму - до срока носки - забрал начвещ. В обед уже
шел наш Фролов, как миленький, в столовую с песней:
"На чеку стоят ракеты
в бой готовые всегда..."
И шамал перловку.
Порода фельдшеров - специалисты, но извращения у них в крови: насилуют
солдат, глотают колеса... Однако с виду - интеллигентные. Их все уважали - в
трудную минуту у них можно было урвать стопарик. И не "гидрашки", который
Васька "Шарон" нальет, - воняет за версту, а сладкого, медицинского.
Следующая категория - начальники вещевого и продовольственного складов,
столовой, кладовщики, автомобилисты. Из них вышли первые менеджеры. Для
таких перестройка была мать родная. Я знавал одного депутата Верховного
Совета, выдвинувшегося на гробах. Он возглавлял мастерскую в Ташкенте в
период афганского конфликта. Сколько леса продал! Сколько народа
построилось!
Многие из того поколения прапорщиков теперь за рубежом. Наш Остапенко
продал вещевого имущества на миллион (по тем ценам) и удрал. Теперь в
Англии.
Замыкали список шеф-повар и начальник пожарной команды. Публика,
умевшая все. Им бы давали первый разряд, но самый меньший - пятый. Прапорщик
Яшин по кличке "Мухуил" нагло заявлял зам. по вооружению:
- За хуй вы меня укусите, товарищ полковник. А завтра пожарка на старт
не выедет. Кому придет служебное несоответствие?
Действительно, пожарная машина Супер-Маз, как вагон. Заправку ракеты
топливом без нее производить нельзя. А кого ты за руль посадишь, рядового
Тулимбекова? Надо сажать прапорщика.
Раз Яшин зашел к командиру полка:
- Владимир Иванович, можно я раньше уйду?
Он в него - графином. Тому - как с гуся вода, только окатило. Мало
того, командир потащил Яшина на совещание:
- Дурак, какой я тебе Владимир Иванович, тоже мне, родня объявилась.
Грехопадение Яшина было типичным в его среде. Секретарь парткома майор
Давлетов, - бездельник номер один - писавший протоколы, доносы на
сослуживцев и разбиравший семейные дрязги, по поручению командира полка
занялся моральным обликом прапорщика Яшина. Тот как раз в очередной раз
изгнал жену из дома, застав ее с сослуживцем. При бегстве она еще успела
унести шубу супруга, чем ввергла Яшина в неистовство, ибо он знал, что она
ее в секунду спустит казахам. Яшин гнался за неверной супругой, но босиком
по снегу ее не догнал. Давлетов нагрянул к Мише в опохмельный час, позвонил.
Тот по простоте душевной открыл, думая,что "друганы" принесли опохмелиться.
Взору изумленного Давлетова предстали мешки с гречкой, сахаром, ячневой
крупой, ящики банок кильки в томате, девятикилограммовые банки томатной
пасты... Короче, весь набор продуктового склада. Давлетов начал орать,
созвал соседей в понятые. Отлучиться, однако, побоялся, дабы Яшин не
перепрятал товар. Усилиями Давлетова из части была вызвана комиссия. Изъятые
продукты были торжественно погружены в хлебовозку и отвезены в клуб части,
где и выставлены для обозрения в фойе. Рядом с продуктами стоял Яшин в
засаленной форме и шмыгал носом. Мимо проходили офицеры и прапорщики,
некоторые подбадривали беднягу:
- Не переживай, Миша.
- А я и не переживаю. Вот Машка, сука, шубу ебанула новую!
Шуба была синтетическая, ядовито-желтого цвета. Курить в ней было
опасно, горела, как неопалимая купина.
В тот же день Мишу и судили. После суда в столовой начтыла и начпрод
повалили несчастного на пол и отняли ключи - символ утерянной власти.
Сопротивляясь, Миша укусил начпрода за щеку. Командир приговорил Яшина к
изгнанию в пожарники. Следующей мерой наказания было увольнение из армии без
выходного пособия.
Все прапорщики брезговали ходить в офицерскую столовую. Ели в
солдатской за одним столом. Только Жанабаев и Кравцов из финчасти питались в
офицерской столовой и ходили в форме. Остальные - матерые, звероподобные
прапорщики тыла, с лоснящимися небритыми щеками, заплывшими красными
глазками, в засаленных на пузе и на спине кителях, в приплюснутых от сна
фуражках. Их не допускали ни на какие смотры или проверки, оставляли сидеть
дома.
Как-то на стадионе сдавали тактику. Проверяющий подал команду "ложись".
Прапорщик Рязанцев, кличка "Борман", лег на спину, положил автомат на живот.
- Вы что не знаете, как выполняется команда "ложись"?
- Я всегда так ложусь.
Все прапорщики заканчивали в Ленинске техникум связи. Даже один таджик
- начальник банно-прачечного комбината, продававший казенные простыни с
клеймом "МО СССР ВЧ 34200" и неровной звездой, вырезанной из протектора.
Едут на службу мотовозом, играют в кости на деньги. Лоснящиеся, отвисшие
щеки братьев Чабанцов в такт костям катались по плечам. Выигранное по
копейке пускали на выпивку в Тюратаме, другой формы общения между собой они
не признавали. Служба начиналась с рысканья чего бы еще продать. Когда
ничего под рукой не находилось, начинали склонять начальника вещевого склада
продать танковую куртку (они шли за два литра спирта). Тут же находили
покупателя и того, кто тайком запишет эту куртку на своего командира.
Прапорщик Стебунов проспал и опоздал на мотовоз. Нужно было добираться
на попутных 40 км. По дороге его догнал на своей машине командир части
вместе с замполитом и начальником штаба:
- Пьянь несусветная, приедешь в часть, я с тобой разберусь! Готовься на
суд чести.
С перепугу прапорщик вцепился в запасное колесо на заду "УАЗика",
уперся ногами и так доехал до штаба. Спрыгнул, обошел сзади и стал в строй.
Подошел командир.
- Капитан Кобелев, ко мне! Где ваш прапорщик Стебунов?
- В строю.
- Как в строю? Где? Что вы мне голову морочите?
- Вон стоит.
У командира отвисла челюсть.
- Где вы были товарищ прапорщик?
- Здесь был.
- Как вы приехали?
- Мотовозом.
Все прапорщики клятвенно подтвердили, что ехали вместе со Стебуновым и
играли с ним в карты. Эта коллективная галлюцинация так и осталась для
начальства неразгаданной, хотя командир, замполит и начальник штаба по
очереди вызывали Стебунова и все допытывались.
- Так это ты был на дороге?
Кончил Стебунов плохо. Его, пьяного, искусали на стадионе комары,
случился аллергический дерматит. Вспух, как подушка.
Однажды командир полка едет на машине и видит, как между барханами
прапорщик несет мешок, явно что-то ворует. Открывает - полный мешок панам.
Прапорщику - "суд чести", он и сам не знал, зачем они ему были нужны.
Когда судили прапорщиков, все офицеры собирались в клубе поглазеть на
это шоу. Падшего начинали топтать. Я был заместителем председателя суда
чести, вел обвинение в стиле Вышинского. Обвинял беднягу в падении
боеготовности, дисциплины, роста неуставных взаимоотношений. Прапорщик на
суде обычно не сопротивляется, потеет, багровеет, бледнеет, вращает глазами,
но молчит - словарный запас ограничен. Прапорщик Чабанец так и не смог
объяснить, зачем ему понадобился мешок гречки. Он был завстоловой, мог
готовить ее себе там хоть каждый день. Но жадность возобладала, завез себе
домой, соседи тут же донесли.
Подобная юридическая практика позволила мне постичь механизм
политических репрессий 30-х годов. У тогдашних обвиняемых образование тоже
было классов по восемь. Офицеры, те огрызались немилосердно, образованные,
как-никак академии покончали. Подавали апелляции, тот же суд за мзду и
писал.
После развода занятые на спецработах разъезжались, остальные
расползались по тыловым курилкам от греха подальше, чтобы не попасть на
глаза ошалевшему от безделья командиру полка. Абсолютное шатанье. Получали
спирт, шли "изучать МАЗ", пропадали там дня на три. Жены искали:
- Что у вас за наряды, мужа неделю нет дома!
Ответственный по управлению как-то пожаловался начальнику тыла:
- Шатуны. Выгнал их из бани, смотрю, они уже в "пожарке", выгнал из
"пожарки" - они в КИПе. (В КИПе был один из основных притонов, Авт.). Глаза
стеклянные. Доложите по книге расхода личного состава!
- Те уехали на старт, те на МИК...
Как ты их проверишь, когда названные объекты за десять километров от
площадки?
- Вы бы им хоть задания ставили.
- Что я дурак, чтобы еще натворили чего.
Некто из прапорщиков послал на "квашпункт" команду - убирать отходы.
Двадцать человек залезли в эту емкость с вилами, прапорщик, по простоте
собирался ведрами подавать. Угорели все, кроме него.
Прапорщик Чуйко отнимал сухой паек, выданный солдатам на сельхозработы.
- Ребята, вы же рисовую обрушку грузите. Потрите ее между ладошек, в
ней битые рисинки. У меня жена дома только этим и занимается. Мы сами едим
рисовую кашу. А вы все тушенку... Я когда представляю эту картину, как семья
прапорщика Чуйко ест кашу из обрушки, плакать хочется. Он действительно
набирал по несколько мешков обрушки и продавал казахам, те кормили скот.
Пристыженные солдаты, осознав необоснованность своих претензий, перешли
на подножный корм - утащили у казашки казан и варили обрушку с солью - на
рисе не пропадешь. Угрызения совести таки настигли Чуйко на рыбалке. Он
уснул в лодке. Ночью товарищи проснулись от страшного крика, вытащили
скрюченного прапорщика, - тому приснилось, что его похоронили живьем.
- Потрогаю руками, вокруг доски.
Прапорщик Козятинский умудрялся продавать казахам консервы "Щи-борщи"
под видом тушенки. Как-то он, будучи в штатском - спортивном костюме и кепке
- уснул в Джусалы на базаре. Пока он спал на прилавке, в кепку, лежавшую
рядом накидали медяков. Сердобольный народ думал - из тюрьмы сбежал. К
слову, казахская милиция лежачими, будь-то пьяный или мертвый, принципиально
не интересовалась. На базаре они собирали бакшиш с торгующих. Будучи по
совместительству и участковым инспектором местной милиции, я как-то
поинтересовался, почему на доске "Их разыскивает милиция" не развешивают
ориентировок, благо тех накопилась куча. Начальник только махнул рукой.
По-своему он был прав. Кто прийдет в Джусалы (6 часов поездом от Казалинска)
прятаться?
Как-то Козятинский выпросил у новоприбывшего офицера за какую-то услугу
бутылку водки. Тот поставил. Но прапорщик мнется, не уходит.
- У меня жена алкоголичка, лучше бы вы совсем не давали. Ей одной мало
- выгонит или убьет.
Офицер вошел в положение, а за углом Козятинского уже ждали приятели,
там же и распили.
Образ прапорщика-коммуниста из штабных никогда не изгладится в моей
памяти. Из тыловых был Уманец. Его потом выгнали - украл сахар. Все крал на
ходу. Из моего стола стянул запалы к учебным гранатам. За этим я его и
застал.
- Зачем?
Глаза бегают. Не знает. Наконец нашел им применение. С корешом зажигали
запалы и сбрасывали с балкона вниз. Они летели, как ракеты, а там стояла его
машина. Обжег краску на крыше.
Жены прапорщиков отличались особой стервозностью. Прапорщик
Крашенинников и "Батя" Смирнов поехали на новом зеленом "Москвиче" на
рыбалку. Солдаты эту машину буквально облизывали. Купил ее "Кроха" на деньги
жены - она работала в военторге. Народу объявил: "Тесть дал деньги". Потом
узнали, что она из детдома. "Батя" напился, стал мочиться на колесо,
покачнулся и погнул головой крышу. "Крохина" жена, когда увидела, сняла
туфель, развернулась и - мужа в лоб. "Удар де Невера" - каблук пробил череп,
"Кроха" навзничь, глаза закатились, со лба струйка крови. Баба в визг.
"Кроха" со временем пришел в себя, но глаза так мутными и остались.
Жена Уманца происходила из круглых сирот, поэтому отличалась зверским
аппетитом. К восемнадцати годам закончила восемь классов, дальше держать
воспитанниц в детдоме было нельзя - беременели. Преподаватели их с третьего
класса драли. Они же не соображают. Живого весу в ней было килограмм 200, от
шеи к лобку - сплошные складки. Как раз началась перестройка, и в журнале
"Знаменосец" было опубликовано ее фото в бане с мужем. Он устроил ее в штабе
писарем. Они любили друг друга с пятнадцати лет.
Прапорщик Вася "Шарон" также страдал от своей половины Эрны Адольфовны.
Жена - немка, каждые выходные, по два дня, заставляла его делать уборку в
квартире. Служил он "макаронником" лет пятнадцать, доносил свою первую
шинель до состояния рогожи, за последующие он получал сукном и продавал.
Как-то в мотовозе я сел на нее, Вася встал и оторвал полу. Столько плача
было!
Работал он начальником ГСМ. Заправил меня бензином с водой. Опустил
шланг пониже и зачерпнул с водой (кому положено, получали бензин сверху).
Зимой в пустыне бак замерз. Пока шли двадцать километров до жилья, мы с
Егоркой успели договориться его убить. Я взял автомат, хоть по складу
погонять, но он, как прознал, две недели на службу не показывался. Потом
принес банку спирта, передал через мужиков.
Бензин он в конце концов продал казахам. В смотровой люк вварил трубу,
влил в нее ведро бензина и так замерял. Когда "Шарон" перевелся в
Джунгиз-Тюбе, хватились, - а в цистерне и дно прогнило.
в просторечии в/ч тридцать четыре по двести. Наш полк формировался в
Малой Вышире в 1941 г. каким-то капитаном. После первых боев полк исчез из
виду и объявился только в 1944 г. в резерве Главного Командования и начал
свой боевой путь. Исторический формуляр полка поручил мне написать начальник
штаба Абельгазин Карим Абельгазинович, кличка "Абель". Этот бред из 1941г.,
написанный химическим карандашом малограмотными писарями никто не читал. Я
написал заново. Формуляр был необходим, чтобы получить новое боевое знамя
(прежнее истлело - обсыпался шелк). После того, как Боевое Знамя части
начало расползаться, оно перекочевало с поста No1 в сейф командира полка.
Когда пост убрали, все вздохнули с облегчением, особенно начальник штаба,
финансист и дежурный по части. Уже не нужно было следить за тем, чтобы
часовой на посту не уснул, некоторые садились на денежный ящик и кимарили.
Кроме истлевшего шелка в сейфе командира полка хранились два пакета:
красный и синий, а также металлическая печать с полным наименованием части,
- ею на выборах опечатывали урны. В условиях планового хозяйства печати
воинской части выполняли сугубо ритуальную роль, - что за справка без
печати. Благо в "секретке" хранились дубликаты всех печатей. При отсутствии
начштаба писарь заклеивал две палочки на запасной печати бумажкой и
штамповал документы по указанию ответственного лица. У меня этих бланков и
сейчас немеряно.
Самой ходовой гербовой бумагой среди солдат были всевозможные
характеристики - рекомендации для поступления на гражданке. Этот бланк стоил
сравнительно дорого, поэтому начальник клуба лейтенант Галкин решил и себе
пополнить скудные лейтенантские доходы. Имея с детства талант резчика по
резине и уголовные наклонности, он за час сварганил гербовую печать части из
старого солдатского каблука. Копия полностью соответствовала оригиналу,
кроме того, что на оригинале луч звезды вырезан криво, а Галкин, как и
всякий профессионал, не терпел халтуры и сделал звездочку правильной. На чем
впоследствии и погорел.
И пошли гулять по городам и весям нашей необъятной родины всевозможные
характеристики-рекомендации, с которыми в различные учреждения являлись