Страница:
К сожалению, Билли не упомянул о том, что именно в этот момент Лиза Картер упала в обморок, истошно закричала или бросилась вон из зала, заливаясь слезами. Возможно, на его маленькие хитрые глазки и попалось что-нибудь с помощью чего можно было бы догадаться о реакции красавицы на предательство любовника -- жест, вполголоса оброненное слово, поворот головы, -- но репортер не упомянул ни о чем подобном, а я счел за лучшее не задавать ему наводящих вопросов, чтобы не дать проныре понять больше, чем ему полагалось.
-- Этот человек выдавал себя за друга Кларенса, не так ли? -- длинные пальцы Лизы подперли подбородок, в голосе звучало праздное любопытство. -Клар несколько раз брал меня в его дом, -- она чуть приподняла и отбросила назад плечи. -- Но мне там не понравилось. Этот Рендалл не произвел на меня впечатления. Он слишком влюблен в самого себя, мне так показалось.
А тебе бы хотелось, чтобы он был влюблен в тебя.
-- Вы были любовниками, -- констатировала Франсуаз.
Лиза слегка приподняла брови, потом кивнула.
-- Какое-то время. Он может быть довольно мил, если этого захочет. Нам было хорошо вдвоем, но потом он мне наскучил. Как я уже сказала, он слишком влюблен в самого себя.
Прекрасно, не правда ли. А теперь представьте, что это я вот так просто говорю ей в глаза, что человек, который организовал широкомасштабный шантаж по отношению к ее семье, в то же самое время является ее любовником. Сначала она бы возмутилась, может быть, рассмеялась, потом стала бы расспрашивать, откуда у меня могли возникнуть такие нелепые подозрения, а закончила бы вопросом, нахожу ли я ее сексуально привлекательной. Можете мне поверить, все произошло бы именно так.
Причина этого, пожалуй, кроется в том, что каждая женщина в глубине души слишком низко оценивает мужчин.
Но раз такой вопрос ей задала другая женщина, -- тогда дело обстоит совершенно иначе. Если вопрос был задан в лоб, значит, для этого были веские основания. А поскольку в обычной сексуальной связи нет и не может быть ничего постыдного, ее следует просто признать и поставить на этом точку.
-- Именно он убил Мериен Шелл, Лиза, -- сказала Франсуаз. -- Он, а не ваш брат.
И вот здесь что-то произошло. Возможно, Лиза Картер не настолько пропиталась ненавистью к своему рыцарю в сверкающих доспехах, чтобы отправить его на электрический стул, или же таила в глубине своей девичьей души какие-то особо коварные планы относительно его судьбы, по сравнению с которыми судебный приговор выглядел бы просто счастливым избавлением. А может быть, она была рада, что затонувший обломок правды всплыл на поверхность без ее непосредственного участия. Или же ее просто укусила блоха.
Большие совиные глаза Лизы Картер блеснули, она произнесла:
-- Мне не хотелось верить в это, Френки. Все же я с ним спала. Однако..., -- она снова приподняла плечи и отбросила их назад, но теперь сделала это более решительно, чем в первый раз. -- После того, что Кларенс рассказал нам всем, у меня не могло не возникнуть подозрений.
-- Как вы понимаете, Лиза, я вовсе не собираюсь рассказывать об этом вашему отцу, -- голос Франсуаз звучал ровно, как будто она обговаривала выполнение само собой разумеющейся светской условности. -- Женщина должна иметь право на личную жизнь.
Уверен, что меня обвинят в мужском шовинизме, но всякий раз, когда я слышу эту фразу, у меня возникает стойкое ощущение, что мужчины этого права не имеют. Впрочем, обычно это же явствует из контекста.
-- Эта страница моей жизни давно перевернута, -- ответила Лиза. -- Уес оказался маленьким гаденышем, как и... как и следовало ожидать.
Держу пари, она хотела сказать "как и все мужчины". Пожалуй, мне стоило остаться дома, -- здесь я только мешал.
-- Он причинил вам боль? -- участливо спросила Франсуаз.
Конечно же, он причинил ей боль. Он не просто продал ее -- он продал ее нам. Какая восхитительная вещь -- женская солидарность.
Лиза задумчиво покачала в воздухе ножкой бокала.
-- Я бы не назвала это болью, Френки, -- здесь ей стоило бы добавить что-нибудь вроде "милочка". -- Просто этакое гадливое чувство, неприятный осадок.
Она задумчиво вставила острие своего взгляда в самый центр бокала, как обычно делают пьяницы со стажем. Она хотела знать, на сколько шагов ей придется отступить.
-- Мне знакомо это чувство, -- поддакнула Франсуаз. Хотел бы я знать, откуда. Моя партнерша немного помолчала, потом произнесла, -- я слышала, Кларенса выпустили под залог. Что говорит адвокат?
Глаза Лизы Картер блеснули, как будто бы ей наконец удалось после нескольких безуспешных попыток вставить ключ в замочную скважину. Теперь она знала, какую карту ей придется сбросить, чтобы продолжить игру. И ей не было жаль этой карты.
Бедняга Уесли, язвительно подумал я.
В данной ситуации мне только и оставалось, что язвить про себя.
-- Старый Торнтон как всегда ни в чем не уверен, -- Лиза слегка взболтнула вино и поставила бокал на стол. -- Говорит, что у Клара есть все шансы, но...
-- Представляю, как вы все себя сейчас чувствуете. -- Если бы я не знал Франсуаз так хорошо, то мог бы подумать, что в ее голосе и в самом деле звучит участие. -- Бедняга Клар.
-- Я вот что подумала, Френки, -- зубы Лизы блеснули в свете роскошной лампы, гордо висевшей под потолком. -- Кларенс говорил, что в ту ночь его выводили из дома двое. Я имею в виду, двое, не считая Уесли. Как ты думаешь, если бы удалось узнать их имена, это бы помогло?
В серых стальных глазах Франсуаз туманом клубилось участие, но я-то отлично знал, как она довольна. Настал миг ее торжества.
-- Показаний этих двоих было бы достаточно, чтобы обвинить Рендалла в убийстве, -- голос моей партнерши звучал почти безучастно. Ведь ни она, ни Лиза не хотели зла Уесли, не правда ли.
-- Пожалуй, здесь я могу помочь, -- Лиза старательно изображала экспромт. -- Кларенс уверен, что ни один из этих людей не был Джеймсом, -это его лакей или дворецкий, что-то в этом роде. Я уже говорила, что Клар пару раз брал меня с собой на вечеринки к Уесли. Думаю, я могу назвать имена этих людей.
Маленькая записная книжка в переплете из черной искусственной кожи появилась в руках Франсуаз. Лиза Картер слегка закатила глаза к потолку и назвала два имени. Наверное, именно так она закатывала глаза в те минуты, когда Уесли Рендалл занимался с ней любовью.
Все-таки это дрянной мир.
11
Серый вечер, серые облака, бурая трава.
Челюсть инспектора Маллена вновь начала болеть, а то, что он в данный момент видел перед собой, никак не способствовало его скорейшему выздоровлению.
Леон, всклокоченный и нервный, постукивал ногой о гравиевую дорожку. Его правая рука теребила брючный ремень, открывавшийся под распахнутой курткой. Бедняга был уверен, что сейчас в них начнут стрелять.
Вот уже третий раз в отяжелевшей голове инспектора возникло тупое желание приказать Леону немедленно прекратить пинать гравий, но Маллен всякий раз заставлял себя сдерживаться. В конце концов, если парень хочет испортить себе туфли, то пусть сделает это.
Однако останавливало инспектора вовсе не это соображение. Он не был настолько тактичен с подчиненными, как бы ему того хотелось, и втройне не был тактичен с ними так, как бы этого хотелось им. При других обстоятельствах, он уже давно рявкнул бы на Леона, и тот перестал бы дергать и руками, и ногами, а еще лучше -- вернулся бы в машину и торчал там. Глядишь, и боль в челюсти немного бы утихла.
Но Маллен не делал этого, и не собирался делать.
Высокая, чуть согнутая спина Джейсона Картера находилась прямо перед его носом, а широкая тупая рожа братца миллионера вот уже минут десять мозолила инспектору глаза. А устраивать разборки с подчиненными в присутствии посторонних не позволит себе ни один уважающий себя полицейский.
-- Как ты не понимаешь, Боб, -- досадливо скривился банкир. -- Тебе угрожает опасность. Ты не можешь оставаться здесь.
Толстое лицо Роберта Картера искривилось в самодовольном презрении к собеседнику. Расплывавшийся на нем синяк лишь немногим уступал тому, что украшал вытянутую физиономию инспектора.
-- Я знаю, что ты никогда в грош не ставил ни меня, ни то, как я живу, Джейсон, -- сказал он, тщательно прожевав слова, прежде чем они вывалились из его широкого рта. -- Ты можешь чувствовать себя в безопасности, только отделившись от окружающего мира железными заборами и понатыкав везде охранников. Простая жизнь среди простых людей кажется тебе небезопасной, Джейсон?
Страдальческая улыбка исказила лицо старого банкира. Несмотря на то, что говорили о нем другие, он искренне любил своего брата и желал ему добра. По крайней мере, он самбыл в этом уверен.
-- Это не имеет никакого отношения к твоему образу жизни, Боб, -умоляюще прокаркал он. Пользуясь тем, что старший из братьев Картер не видит его лица, инспектор Маллен позволил себе широко ухмыльнуться. Финансовый воротила оказался совершенно беспомощным в ситуации, когда не мог воспользоваться сильным и привычным для него оружием -- деньгами. Он разучился общаться с людьми на равных, апеллируя к их чувствам и логике, а не кошельку и социальному положению -- и теперь чувствовал себя абсолютно бессильным перед самодовольным лицом упрямого брата.
Маллен наслаждался этой ситуацией. Проклятье, в жизни все же есть справедливость, и время от времени можно позволить себе невинное удовольствие.
Все-таки улыбка Маллена была немного садистской.
-- Ты сам прекрасно знаешь, с чем это связано, -- старый банкир поджал губы. -- Твой сын попал в беду, Боб, а теперь мы все в опасности. Ты не можешь этого не понимать. Ты...
Картер развел руками, как будто собирался схватить что-то, ускользающее от него, он сам не мог понять, что. Это была власть -- власть над собеседником, над ходом событий.
Лицо Боба расплылось в неприятной торжествующей улыбке победившей добродетели.
-- Вот видишь, Джейсон, -- его пухлый палец потыкал куда-то вниз, как бы пригвождая к земле властолюбивого брата и те ценности, которые тот исповедовал. -- Твоя неуемная жадность, твое стремление подмять под себя каждого, кто встречается на твоем пути -- вот что делает жизнь опасной. -Боб развернулся, указуя на расстилавшийся вокруг ландшафт, призывая в свидетели всех средних американцев, живущих в радиусе трех миль. -- А здесь нет места ни тебе, ни твоим деньгам, ни твоей власти.
Вдали проехал поезд, инспектор Маллен облокотился на невысокий заборчик и хмуро посмотрел на чахлые цветы, доживающие свои безрадостные дни перед фасадом дома Роберта Картера. Он с самого начала знал, что эта затея не стоит и выеденного яйца. Этот гамбургеропожиратель никогда не согласится на то, чтобы люди, которым платил его всемогущий брат, охраняли его просаленную подушку. Что же касается полицейской охраны, то инспектор Маллен не мог придумать, какая защита может уберечь человека, ведущего обычный для среднего американца образ жизни, от пули снайпера. Разве что бункер.
-- Ты вовлек моего сына в свои дела, -- Роберт Картер приблизился к своему брату, и тому в нос ударил запах пива и каких-то овощей. Джейсон Картер не знал, каких именно. В его доме никогда не подавали ничего подобного. -- Ты соблазнил его легкими деньгами, властью, креслом президента банка. И вот теперь Клар пошел по кривой дорожке -- пошел из-за тебя, заметь, и теперь у тебя начались проблемы.
Отвислые щеки Боба Картера встряхнулись, палец вновь тыкнул куда-то в землю.
-- Разве не в этом состоит справедливость, Джейсон? -- радостно спросил он.
Леон особенно сильно тыкнул носком ботинка гравиевую дорожку. Несколько камешков упало на туфли инспектора, Леон этого не заметил.
Длинные худые пальцы банкира провели по прилипшим к черепу седеющим волосам.
-- Боб, пожалуйста, будь благоразумен, -- сказал он.
Впоследствии, сидя за кружкой пива в любимом баре и разглядывая блестящее полированное дерево стойки, инспектор Маллен часто задавал себе вопрос, кто же оказался победителем в этом споре. Иногда ему казалось, что это был Джейсон Картер, безуспешно пытавшийся убедить брата, что ему угрожает опасность. Но сделав несколько глотков и вновь опуская кружку, инспектор начинал склоняться к мысли о победе Роберта, утверждавшего, что никакая защита ему не нужна.
Когда последние капли пива стекали в рот инспектора, он обычно приходил к выводу, что в этом споре победил он, Маллен, так как сейчас может спокойно сидеть в баре и слушать медленную старомодную музыку. И к черту мысли об этом.
Пуля попала Роберту Картеру в середину лба.
Его толстый палец, все еще указывавший куда-то под ноги, в самый центр преисподней, неожиданно оказался гораздо тяжелее грузного тела и начал тянуть его вниз.
Леон ничком упал за заборчик, пистолета в его руках не было. Он не успел его достать, когда падал.
Джейсон Картер отшатнулся от тела своего брата, которое еще стояло на ногах, но уже превратилось в труп. В следующее мгновение он почувствовал сильный толчок в плечо и рухнул лицом вперед. Он увидел остекленевшие озадаченные глаза брата и снова почувствовал запах пива.
Маллен никогда не питал иллюзий относительно своей маневренности, но через мгновение обнаружил, что выглядывает из-за капота автомобиля, тыча пистолетом куда-то вперед.
В этот момент он чувствовал себя таким же бессильным, как и Джейсон Картер несколько мгновений назад.
Вдалеке вновь послышался шум проезжающего поезда. Где-то справа загудел мотор от?езжающей машины.
-- Он уехал, шеф, -- Леон стоял на коленях перед Малленом и тыкал ему в лицо дулом своего пистолета. Инспектор медленно выдохнул. Он осознал, что тоже стоит на коленях, это ему не понравилось, и он встал.
Джейсон Картер лежал на теле своего брата, и ему показалось, что он целует холодеющие губы. Если бы ему сказали, что тело не могло начать остывать за те несколько секунд, что прошли со времени смерти Боба, он бы не поверил.
-- Вы в порядке? -- Маллен склонился над банкиром и, обхватив его за плечи, осторожно приподнял с земли.
"Старый дурак еще подумает, что получил пулю в спину и окочурится со страху", -- досадливо подумал инспектор.
-- Я толкнул вас в спину, когда раздался выстрел, -- пояснил он.
Леон уже сидел в машине и горячо рассказывал что-то по радиотелефону. Очевидно, он думал, что делает рапорт.
Джейсон Картер не стал подниматься полностью, оставшись сидеть над телом брата. Маллен засунул пистолет в кобуру под расстегнутым пиджаком и, уперев руки в бока, начал смотреть на зеленые кроны деревьев, умываемые светом заходящего солнца.
Пол крайней мере, не придется больше охранять этого кретина, подумал он.
Угрызений совести он не чувствовал. Только боль в скуле.
12
В тот вечер мне безумно хотелось спать.
И дело было не в том, что я устал, или, начитавшись с вечера политических обзоров, всю прошлую ночь мучился бессонницей. Расслабленно наблюдая за фарами встречных автомобилей, прилежно вылизывающими темнеющий асфальт хайвея, я постепенно приходил к уверенности, что у доктора Тодорика Мак-Нейра нас ждет фиаско.
И поэтому я хотел спать.
-- Ты полагаешь, что Дон Мартин сможет отыскать тех двух людей, о которых нам рассказала Лиза? -- голос Франсуаз звучал бодро и деловито, и это вызвало у меня приступ раздражения.
-- Естественно, -- буркнул я и прикрыл глаза.
-- Полагаешь, мы сможем упрятать в тюрьму Уесли Рендалла по обвинению в предумышленном убийстве на основании их показаний? -- Франсуаз резко свернула в сторону, меня качнуло.
-- Не знаю, -- буркнул я. -- Ты у нас юрист, ты и скажи.
Не отрывая взгляда от дороги, моя партнерша чуть скосила глаза на меня.
-- Вижу, что ты не особенно счастлив, -- заметила она. -- А ведь дело практически закончено. Нам понадобятся еще показания доктора Мак-Нейра относительно того, что Кларенс Картер не подвержен столь сильному влиянию алкоголя, как его пытался уверить Рендалл, и тогда все будет решено.
Я нахмурился. Я честно собирался молчать всю дорогу до клиники, но ведь она сама напросилась.
-- Нет никакого дела, Френки, -- я постарался, чтобы мой голос звучал, как можно более отстранено. -- У нас было два поручения, и мы выполнили оба из них. А теперь мы на ночь глядя гоняемся за химерами, пытаясь посадить на электрический стул парня, с которым заключили сделку, и который честно выполнил свою половину. Если тебе это нравится, то мне -- нет.
Я закрыл глаза. Проезжающая машина ярко осветила кабину, Франсуаз что-то сказала, но я ее не слушал. Я не мог об?яснить ей своих чувств, и поэтому решил не пытаться. Певица, чей тонкий грубоватый голос доносился из радиоприемника, просила кого-то что-то не делать, но мне было сложно сосредоточиться, и я терял нить.
Если визит к доктору Мак-Нейру поставит точку в этой истории, решил я, продам свою часть дела и открою колледж.
А через год, пожалуй, сопьюсь.
Франсуаз затормозила слишком резко, меня вновь мотнуло на сиденье.
-- Клиника доктора Мак-Нейра, -- ее грудной волнующий голос на этот раз стал сухим и сдержанным. -- Если хочешь, я пойду одна.
Наверное, она поняла, что я ее не слушал.
-- Если я отпущу тебя одну, ты заблудишься, -- пробурчал я, выкарабкиваясь из машины. -- Ты уверена, что он все еще здесь?
Франсуаз припарковала машину сбоку от клиники. Там был знак стоянки, но ни одного фонаря. Я не видел, куда ступают мои ноги, и несколько раз споткнулся. Я ведь знал, что ничего хорошего у нас не выйдет. Надо было сразу вернуться домой.
Клиника представляла собой небольшое одноэтажное строение с маленьким уютным парком перед фасадом, одним из тех, в которых маньяки-убийцы из телесериалов обычно оставляют распотрошенных девочек. Несколько окон все еще горели, хотя я и не мог себе представить, что человек, позволивший втянуть себя в аферы Уесли Рендалла, способен так долго засиживаться на работе.
Франсуаз обогнала меня и, поднявшись на несколько ступенек крыльца, решительно толкнула дверь. Вход освещался ярким фонарем, изготовленным в форме то ли еловой шишки, то ли вздувшегося аппендикса. Лавочек перед фасадом не было, и я попытался понять, какие выводы из этого следуют.
Френки решительно толкнула дверь, и я вплелся в здание клиники следом за ней.
Низкорослая крепкая в плечах женщина в белом халате медицинской сестры предстала моему взору, и, право же, лучше было бы ей этого не делать. У меня создалось впечатление, что раньше она работала санитаркой в клинике для душевнобольных, но после того, как один буйный пациент сломал ей обе ноги, решила найти себя занятие поспокойнее.
-- Нам нужен доктор Мак-Нейр, -- в голосе Франсуаз не было ни вежливости, ни участия к людям, которых беспокоили в столь поздний час.
-- Вам назначено? -- толстый приплюснутый нос сестры завис над регистрационной карточкой, которую она держала в руках. Медсестры всегданосят с собой металлическую пластинку, к которой прижаты какие-то бумаги и ручка.
-- Речь идет об одной грязной афере, в которую замешан доктор, -буркнул я. -- Не думаю, что он заносит подобные дела в свой рабочий план.
Нос сестры вознырнул от бумаги, и ее черные, глубоко посаженные, глаза уставились на меня. Несколько секунд она раздумывала, не похожи ли мы на парочку пьяных хулиганов, но уж в чем, а в этом меня обвинить нельзя.
-- Я доложу доктору, -- буркнула она, и я заметил, что в ее голосе тоже не было ни вежливости, ни участия.
-- Да уж, пожалуйста, -- ответил я.
Медсестра бодро засеменила впереди нас. Так могла бы передвигаться утка, прошедшая строевую подготовку в армии США. Франсуаз обернулась ко мне, и в ее взгляде я прочитал осуждение. А ведь я предупреждал ее, что у нас ничего не выйдет, так стоит ли теперь обвинять во всем меня. Потом пышные каштановые волосы вновь взметнулись, и я поплелся следом за озабоченной красавицей.
Мне не было известно, сколько хрустящих стодолларовых бумажек, отпечатанных на лазерном принтере, заплатил Уесли Рендалл продажному доктору, но большую часть из них тот наверняка потратил на массивную мореного дуба дверь, ведущую в его кабинет.
-- Эти люди хотят видеть вас, доктор, -- донесся до меня голос медсестры. Я решил, что именно таким тоном она докладывала старшей сестре в психиатрической клинике, что пациент из пятой палаты опять пытался вскрыть себе вены, и опять неудачно. -- Говорят о какой-то афере.
Булькающее бормотание, донесшееся в ответ, стало моим первым знакомством с доктором Тодориком Мак-Нейром. Мне не удалось оценить его красноречие и мастерство аргументации, так как ни одного разборчивого слова до меня так и не долетело.
-- Вы лечили пациента по имени Кларенс Картер? -- резко спросила Франсуаз. Я не видел, тыкнула ли она при этом в Мак-Нейра пальцем. Доктор икнул, и в этот момент в кабинет с достоинством вплыл я.
Тодорик Мак-Нейр оказался маленьким толстоватым человечком с небольшой лысиной и очками в тонкой позолоченной оправе. Таким докторам вы, не колеблясь позволяете залезать себе в горло влажными холодными пальцами, прилежно выслушиваете замечания о том, что ваш язык почему-то весь черный, после чего в течение трех недель пьете сладкую микстуру и здороваетесь с доктором на улице.
Одним словом, он выглядел как добропорядочный семейный врач.
А еще он выглядел напуганным.
Медсестра стояла сбоку от своего патрона, прикрывая левый флаг. Я не сомневался, что она готова при малейшей необходимости пустить в ход свою металлическую пластинку с документами. Я бы даже не удивился, узнай, что по вечерам она затачивает кромку.
Доктор Мак-Нейр стоял за своим огромным письменным столом, и, взгромоздись он на него сверху, не стал бы казаться от этого выше. Франсуаз нависала над ним, как статуя правосудия в центральном парке над парой голубей.
-- Добрый вечер, мистер Мак-Нейр, -- улыбнулся я. -- Прекрасный вечер.
-- Кларенс Картер действительно лечится у меня, -- вновь водопроводным краном забулькал доктор. -- Но какое это имеет отношение...
-- У вас большие неприятности, мистер Мак-Нейр, -- произнесла Франсуаз, и всем в комнате стало ясно, что именно мы с ней и являемся главными неприятностями в жизни доктора.
Произнеся эти слова, моя партнерша откинула корпус назад и сложила руки на груди, чем окончательно добила несчастного доктора.
-- Вы должны немедленно об?яснить свое поведение, -- резко произнесла медсестра, плотно прижав к телу металлическую пластинку. -- В противном случае я вызову полицию.
-- Поведение женщин нельзя об?яснить, -- устало сказал я, поближе придвигая стоявшее в углу кресло. Оно выглядело неудобным, но других в кабинете я не заметил. На чем сидел сам доктор Мак-Нейр, мне видно не было. -- По крайней мере, рациональными методами. Как вы считаете?
-- Уесли Рендалл втянул вас в опасную авантюру, -- строго произнесла Франсуаз, не обращая внимание на то, что медсестра пытается флиртовать со мной. -- Вы выдали ложное заключение о состоянии здоровья своего пациента. Но неужели вы думаете, что независимая экспертиза не изобличит вашего обмана?
-- Бульк, -- возразил доктор Мак-Нейр. -- Я, э, нет, что вы такое говорите, бульк.
Пламенная тирада доктора не произвела должного впечатления на Франсуаз, прошедшую напряженную шлифовку своего ораторского таланта в Йелльском университете. Я понимал, что она выглядит глупо, что не надо было сюда приезжать, и что вместе с ней глупо выгляжу и я, но не мог же я просто вынести ее оттуда на руках.
Я же не хотел надорваться.
Поэтому я продолжал сидеть.
-- Уесли Рендаллу угрожает обвинение в предумышленном убийстве, -Франсуаз продолжала напирать, ее голос поднялся на октаву. Медсестра открыла рот, желая что-то сказать, но при словах "предумышленное убийство" щетинистые створки ее рта вновь сошлись. -- Первым же делом прокуратура потребует проверки вашего заключения. Как вы думаете, каким будет результат? У вас есть только один шанс, мистер Мак-Нейр. Вы должны рассказать правду прямо сейчас.
И вот тут доктор Мак-Нейр меня удивил.
Нет, он не стал выше ростом. Он даже не стал казатьсявыше ростом. Его маленькие очки в тонкой оправе все так же неавторитетно блестели, а маленькие ручки теребили толстый, граненый карандаш с синим стержнем. Но голос Мак-Нейра неожиданно выровнялся и окреп, и в глазах засветилось неожиданное уважение к самому себе.
-- Я лечу мистера Кларенса Картера, и готов пригласить какого угодно врача для подтверждения моего диагноза, -- резко произнес доктор. -- Я не знаю, кто вы и откуда пришли, но вам лучше убираться обратно со своими безумными обвинениями. Если это какой-то шантаж, то я на него не поддамся. Убирайтесь.
Вы мне не поверите, но Франсуаз замолчала, опустила руки и, не прерывая, слушала доктора, пока он говорил. А ведь мне было хорошо известно, что ее вокальных данных с лихвой хватит для того, чтобы переговорить и его, и стоявшую сбоку медсестру, даже заговори они хором. Однако я видел, как длинные крепкие пальцы моей партнерши, которые теперь были скрыты от доктора краем его стола, в бешенстве сжимаются и разжимаются. Я пожалел, что не вижу ее лица, но через мгновение нашел, что так гораздолучше.
Зазвонил телефон.
Франсуаз резко обернулась ко мне, в серых облаках ее глаз сверкали молнии. Доктор Мак-Нейр потянулся к своему аппарату, но короткопалая в белом рука медсестры остановила его.
Я вынул из кармана свой сотовый телефон и открыл крышку.
-- Этот человек выдавал себя за друга Кларенса, не так ли? -- длинные пальцы Лизы подперли подбородок, в голосе звучало праздное любопытство. -Клар несколько раз брал меня в его дом, -- она чуть приподняла и отбросила назад плечи. -- Но мне там не понравилось. Этот Рендалл не произвел на меня впечатления. Он слишком влюблен в самого себя, мне так показалось.
А тебе бы хотелось, чтобы он был влюблен в тебя.
-- Вы были любовниками, -- констатировала Франсуаз.
Лиза слегка приподняла брови, потом кивнула.
-- Какое-то время. Он может быть довольно мил, если этого захочет. Нам было хорошо вдвоем, но потом он мне наскучил. Как я уже сказала, он слишком влюблен в самого себя.
Прекрасно, не правда ли. А теперь представьте, что это я вот так просто говорю ей в глаза, что человек, который организовал широкомасштабный шантаж по отношению к ее семье, в то же самое время является ее любовником. Сначала она бы возмутилась, может быть, рассмеялась, потом стала бы расспрашивать, откуда у меня могли возникнуть такие нелепые подозрения, а закончила бы вопросом, нахожу ли я ее сексуально привлекательной. Можете мне поверить, все произошло бы именно так.
Причина этого, пожалуй, кроется в том, что каждая женщина в глубине души слишком низко оценивает мужчин.
Но раз такой вопрос ей задала другая женщина, -- тогда дело обстоит совершенно иначе. Если вопрос был задан в лоб, значит, для этого были веские основания. А поскольку в обычной сексуальной связи нет и не может быть ничего постыдного, ее следует просто признать и поставить на этом точку.
-- Именно он убил Мериен Шелл, Лиза, -- сказала Франсуаз. -- Он, а не ваш брат.
И вот здесь что-то произошло. Возможно, Лиза Картер не настолько пропиталась ненавистью к своему рыцарю в сверкающих доспехах, чтобы отправить его на электрический стул, или же таила в глубине своей девичьей души какие-то особо коварные планы относительно его судьбы, по сравнению с которыми судебный приговор выглядел бы просто счастливым избавлением. А может быть, она была рада, что затонувший обломок правды всплыл на поверхность без ее непосредственного участия. Или же ее просто укусила блоха.
Большие совиные глаза Лизы Картер блеснули, она произнесла:
-- Мне не хотелось верить в это, Френки. Все же я с ним спала. Однако..., -- она снова приподняла плечи и отбросила их назад, но теперь сделала это более решительно, чем в первый раз. -- После того, что Кларенс рассказал нам всем, у меня не могло не возникнуть подозрений.
-- Как вы понимаете, Лиза, я вовсе не собираюсь рассказывать об этом вашему отцу, -- голос Франсуаз звучал ровно, как будто она обговаривала выполнение само собой разумеющейся светской условности. -- Женщина должна иметь право на личную жизнь.
Уверен, что меня обвинят в мужском шовинизме, но всякий раз, когда я слышу эту фразу, у меня возникает стойкое ощущение, что мужчины этого права не имеют. Впрочем, обычно это же явствует из контекста.
-- Эта страница моей жизни давно перевернута, -- ответила Лиза. -- Уес оказался маленьким гаденышем, как и... как и следовало ожидать.
Держу пари, она хотела сказать "как и все мужчины". Пожалуй, мне стоило остаться дома, -- здесь я только мешал.
-- Он причинил вам боль? -- участливо спросила Франсуаз.
Конечно же, он причинил ей боль. Он не просто продал ее -- он продал ее нам. Какая восхитительная вещь -- женская солидарность.
Лиза задумчиво покачала в воздухе ножкой бокала.
-- Я бы не назвала это болью, Френки, -- здесь ей стоило бы добавить что-нибудь вроде "милочка". -- Просто этакое гадливое чувство, неприятный осадок.
Она задумчиво вставила острие своего взгляда в самый центр бокала, как обычно делают пьяницы со стажем. Она хотела знать, на сколько шагов ей придется отступить.
-- Мне знакомо это чувство, -- поддакнула Франсуаз. Хотел бы я знать, откуда. Моя партнерша немного помолчала, потом произнесла, -- я слышала, Кларенса выпустили под залог. Что говорит адвокат?
Глаза Лизы Картер блеснули, как будто бы ей наконец удалось после нескольких безуспешных попыток вставить ключ в замочную скважину. Теперь она знала, какую карту ей придется сбросить, чтобы продолжить игру. И ей не было жаль этой карты.
Бедняга Уесли, язвительно подумал я.
В данной ситуации мне только и оставалось, что язвить про себя.
-- Старый Торнтон как всегда ни в чем не уверен, -- Лиза слегка взболтнула вино и поставила бокал на стол. -- Говорит, что у Клара есть все шансы, но...
-- Представляю, как вы все себя сейчас чувствуете. -- Если бы я не знал Франсуаз так хорошо, то мог бы подумать, что в ее голосе и в самом деле звучит участие. -- Бедняга Клар.
-- Я вот что подумала, Френки, -- зубы Лизы блеснули в свете роскошной лампы, гордо висевшей под потолком. -- Кларенс говорил, что в ту ночь его выводили из дома двое. Я имею в виду, двое, не считая Уесли. Как ты думаешь, если бы удалось узнать их имена, это бы помогло?
В серых стальных глазах Франсуаз туманом клубилось участие, но я-то отлично знал, как она довольна. Настал миг ее торжества.
-- Показаний этих двоих было бы достаточно, чтобы обвинить Рендалла в убийстве, -- голос моей партнерши звучал почти безучастно. Ведь ни она, ни Лиза не хотели зла Уесли, не правда ли.
-- Пожалуй, здесь я могу помочь, -- Лиза старательно изображала экспромт. -- Кларенс уверен, что ни один из этих людей не был Джеймсом, -это его лакей или дворецкий, что-то в этом роде. Я уже говорила, что Клар пару раз брал меня с собой на вечеринки к Уесли. Думаю, я могу назвать имена этих людей.
Маленькая записная книжка в переплете из черной искусственной кожи появилась в руках Франсуаз. Лиза Картер слегка закатила глаза к потолку и назвала два имени. Наверное, именно так она закатывала глаза в те минуты, когда Уесли Рендалл занимался с ней любовью.
Все-таки это дрянной мир.
11
Серый вечер, серые облака, бурая трава.
Челюсть инспектора Маллена вновь начала болеть, а то, что он в данный момент видел перед собой, никак не способствовало его скорейшему выздоровлению.
Леон, всклокоченный и нервный, постукивал ногой о гравиевую дорожку. Его правая рука теребила брючный ремень, открывавшийся под распахнутой курткой. Бедняга был уверен, что сейчас в них начнут стрелять.
Вот уже третий раз в отяжелевшей голове инспектора возникло тупое желание приказать Леону немедленно прекратить пинать гравий, но Маллен всякий раз заставлял себя сдерживаться. В конце концов, если парень хочет испортить себе туфли, то пусть сделает это.
Однако останавливало инспектора вовсе не это соображение. Он не был настолько тактичен с подчиненными, как бы ему того хотелось, и втройне не был тактичен с ними так, как бы этого хотелось им. При других обстоятельствах, он уже давно рявкнул бы на Леона, и тот перестал бы дергать и руками, и ногами, а еще лучше -- вернулся бы в машину и торчал там. Глядишь, и боль в челюсти немного бы утихла.
Но Маллен не делал этого, и не собирался делать.
Высокая, чуть согнутая спина Джейсона Картера находилась прямо перед его носом, а широкая тупая рожа братца миллионера вот уже минут десять мозолила инспектору глаза. А устраивать разборки с подчиненными в присутствии посторонних не позволит себе ни один уважающий себя полицейский.
-- Как ты не понимаешь, Боб, -- досадливо скривился банкир. -- Тебе угрожает опасность. Ты не можешь оставаться здесь.
Толстое лицо Роберта Картера искривилось в самодовольном презрении к собеседнику. Расплывавшийся на нем синяк лишь немногим уступал тому, что украшал вытянутую физиономию инспектора.
-- Я знаю, что ты никогда в грош не ставил ни меня, ни то, как я живу, Джейсон, -- сказал он, тщательно прожевав слова, прежде чем они вывалились из его широкого рта. -- Ты можешь чувствовать себя в безопасности, только отделившись от окружающего мира железными заборами и понатыкав везде охранников. Простая жизнь среди простых людей кажется тебе небезопасной, Джейсон?
Страдальческая улыбка исказила лицо старого банкира. Несмотря на то, что говорили о нем другие, он искренне любил своего брата и желал ему добра. По крайней мере, он самбыл в этом уверен.
-- Это не имеет никакого отношения к твоему образу жизни, Боб, -умоляюще прокаркал он. Пользуясь тем, что старший из братьев Картер не видит его лица, инспектор Маллен позволил себе широко ухмыльнуться. Финансовый воротила оказался совершенно беспомощным в ситуации, когда не мог воспользоваться сильным и привычным для него оружием -- деньгами. Он разучился общаться с людьми на равных, апеллируя к их чувствам и логике, а не кошельку и социальному положению -- и теперь чувствовал себя абсолютно бессильным перед самодовольным лицом упрямого брата.
Маллен наслаждался этой ситуацией. Проклятье, в жизни все же есть справедливость, и время от времени можно позволить себе невинное удовольствие.
Все-таки улыбка Маллена была немного садистской.
-- Ты сам прекрасно знаешь, с чем это связано, -- старый банкир поджал губы. -- Твой сын попал в беду, Боб, а теперь мы все в опасности. Ты не можешь этого не понимать. Ты...
Картер развел руками, как будто собирался схватить что-то, ускользающее от него, он сам не мог понять, что. Это была власть -- власть над собеседником, над ходом событий.
Лицо Боба расплылось в неприятной торжествующей улыбке победившей добродетели.
-- Вот видишь, Джейсон, -- его пухлый палец потыкал куда-то вниз, как бы пригвождая к земле властолюбивого брата и те ценности, которые тот исповедовал. -- Твоя неуемная жадность, твое стремление подмять под себя каждого, кто встречается на твоем пути -- вот что делает жизнь опасной. -Боб развернулся, указуя на расстилавшийся вокруг ландшафт, призывая в свидетели всех средних американцев, живущих в радиусе трех миль. -- А здесь нет места ни тебе, ни твоим деньгам, ни твоей власти.
Вдали проехал поезд, инспектор Маллен облокотился на невысокий заборчик и хмуро посмотрел на чахлые цветы, доживающие свои безрадостные дни перед фасадом дома Роберта Картера. Он с самого начала знал, что эта затея не стоит и выеденного яйца. Этот гамбургеропожиратель никогда не согласится на то, чтобы люди, которым платил его всемогущий брат, охраняли его просаленную подушку. Что же касается полицейской охраны, то инспектор Маллен не мог придумать, какая защита может уберечь человека, ведущего обычный для среднего американца образ жизни, от пули снайпера. Разве что бункер.
-- Ты вовлек моего сына в свои дела, -- Роберт Картер приблизился к своему брату, и тому в нос ударил запах пива и каких-то овощей. Джейсон Картер не знал, каких именно. В его доме никогда не подавали ничего подобного. -- Ты соблазнил его легкими деньгами, властью, креслом президента банка. И вот теперь Клар пошел по кривой дорожке -- пошел из-за тебя, заметь, и теперь у тебя начались проблемы.
Отвислые щеки Боба Картера встряхнулись, палец вновь тыкнул куда-то в землю.
-- Разве не в этом состоит справедливость, Джейсон? -- радостно спросил он.
Леон особенно сильно тыкнул носком ботинка гравиевую дорожку. Несколько камешков упало на туфли инспектора, Леон этого не заметил.
Длинные худые пальцы банкира провели по прилипшим к черепу седеющим волосам.
-- Боб, пожалуйста, будь благоразумен, -- сказал он.
Впоследствии, сидя за кружкой пива в любимом баре и разглядывая блестящее полированное дерево стойки, инспектор Маллен часто задавал себе вопрос, кто же оказался победителем в этом споре. Иногда ему казалось, что это был Джейсон Картер, безуспешно пытавшийся убедить брата, что ему угрожает опасность. Но сделав несколько глотков и вновь опуская кружку, инспектор начинал склоняться к мысли о победе Роберта, утверждавшего, что никакая защита ему не нужна.
Когда последние капли пива стекали в рот инспектора, он обычно приходил к выводу, что в этом споре победил он, Маллен, так как сейчас может спокойно сидеть в баре и слушать медленную старомодную музыку. И к черту мысли об этом.
Пуля попала Роберту Картеру в середину лба.
Его толстый палец, все еще указывавший куда-то под ноги, в самый центр преисподней, неожиданно оказался гораздо тяжелее грузного тела и начал тянуть его вниз.
Леон ничком упал за заборчик, пистолета в его руках не было. Он не успел его достать, когда падал.
Джейсон Картер отшатнулся от тела своего брата, которое еще стояло на ногах, но уже превратилось в труп. В следующее мгновение он почувствовал сильный толчок в плечо и рухнул лицом вперед. Он увидел остекленевшие озадаченные глаза брата и снова почувствовал запах пива.
Маллен никогда не питал иллюзий относительно своей маневренности, но через мгновение обнаружил, что выглядывает из-за капота автомобиля, тыча пистолетом куда-то вперед.
В этот момент он чувствовал себя таким же бессильным, как и Джейсон Картер несколько мгновений назад.
Вдалеке вновь послышался шум проезжающего поезда. Где-то справа загудел мотор от?езжающей машины.
-- Он уехал, шеф, -- Леон стоял на коленях перед Малленом и тыкал ему в лицо дулом своего пистолета. Инспектор медленно выдохнул. Он осознал, что тоже стоит на коленях, это ему не понравилось, и он встал.
Джейсон Картер лежал на теле своего брата, и ему показалось, что он целует холодеющие губы. Если бы ему сказали, что тело не могло начать остывать за те несколько секунд, что прошли со времени смерти Боба, он бы не поверил.
-- Вы в порядке? -- Маллен склонился над банкиром и, обхватив его за плечи, осторожно приподнял с земли.
"Старый дурак еще подумает, что получил пулю в спину и окочурится со страху", -- досадливо подумал инспектор.
-- Я толкнул вас в спину, когда раздался выстрел, -- пояснил он.
Леон уже сидел в машине и горячо рассказывал что-то по радиотелефону. Очевидно, он думал, что делает рапорт.
Джейсон Картер не стал подниматься полностью, оставшись сидеть над телом брата. Маллен засунул пистолет в кобуру под расстегнутым пиджаком и, уперев руки в бока, начал смотреть на зеленые кроны деревьев, умываемые светом заходящего солнца.
Пол крайней мере, не придется больше охранять этого кретина, подумал он.
Угрызений совести он не чувствовал. Только боль в скуле.
12
В тот вечер мне безумно хотелось спать.
И дело было не в том, что я устал, или, начитавшись с вечера политических обзоров, всю прошлую ночь мучился бессонницей. Расслабленно наблюдая за фарами встречных автомобилей, прилежно вылизывающими темнеющий асфальт хайвея, я постепенно приходил к уверенности, что у доктора Тодорика Мак-Нейра нас ждет фиаско.
И поэтому я хотел спать.
-- Ты полагаешь, что Дон Мартин сможет отыскать тех двух людей, о которых нам рассказала Лиза? -- голос Франсуаз звучал бодро и деловито, и это вызвало у меня приступ раздражения.
-- Естественно, -- буркнул я и прикрыл глаза.
-- Полагаешь, мы сможем упрятать в тюрьму Уесли Рендалла по обвинению в предумышленном убийстве на основании их показаний? -- Франсуаз резко свернула в сторону, меня качнуло.
-- Не знаю, -- буркнул я. -- Ты у нас юрист, ты и скажи.
Не отрывая взгляда от дороги, моя партнерша чуть скосила глаза на меня.
-- Вижу, что ты не особенно счастлив, -- заметила она. -- А ведь дело практически закончено. Нам понадобятся еще показания доктора Мак-Нейра относительно того, что Кларенс Картер не подвержен столь сильному влиянию алкоголя, как его пытался уверить Рендалл, и тогда все будет решено.
Я нахмурился. Я честно собирался молчать всю дорогу до клиники, но ведь она сама напросилась.
-- Нет никакого дела, Френки, -- я постарался, чтобы мой голос звучал, как можно более отстранено. -- У нас было два поручения, и мы выполнили оба из них. А теперь мы на ночь глядя гоняемся за химерами, пытаясь посадить на электрический стул парня, с которым заключили сделку, и который честно выполнил свою половину. Если тебе это нравится, то мне -- нет.
Я закрыл глаза. Проезжающая машина ярко осветила кабину, Франсуаз что-то сказала, но я ее не слушал. Я не мог об?яснить ей своих чувств, и поэтому решил не пытаться. Певица, чей тонкий грубоватый голос доносился из радиоприемника, просила кого-то что-то не делать, но мне было сложно сосредоточиться, и я терял нить.
Если визит к доктору Мак-Нейру поставит точку в этой истории, решил я, продам свою часть дела и открою колледж.
А через год, пожалуй, сопьюсь.
Франсуаз затормозила слишком резко, меня вновь мотнуло на сиденье.
-- Клиника доктора Мак-Нейра, -- ее грудной волнующий голос на этот раз стал сухим и сдержанным. -- Если хочешь, я пойду одна.
Наверное, она поняла, что я ее не слушал.
-- Если я отпущу тебя одну, ты заблудишься, -- пробурчал я, выкарабкиваясь из машины. -- Ты уверена, что он все еще здесь?
Франсуаз припарковала машину сбоку от клиники. Там был знак стоянки, но ни одного фонаря. Я не видел, куда ступают мои ноги, и несколько раз споткнулся. Я ведь знал, что ничего хорошего у нас не выйдет. Надо было сразу вернуться домой.
Клиника представляла собой небольшое одноэтажное строение с маленьким уютным парком перед фасадом, одним из тех, в которых маньяки-убийцы из телесериалов обычно оставляют распотрошенных девочек. Несколько окон все еще горели, хотя я и не мог себе представить, что человек, позволивший втянуть себя в аферы Уесли Рендалла, способен так долго засиживаться на работе.
Франсуаз обогнала меня и, поднявшись на несколько ступенек крыльца, решительно толкнула дверь. Вход освещался ярким фонарем, изготовленным в форме то ли еловой шишки, то ли вздувшегося аппендикса. Лавочек перед фасадом не было, и я попытался понять, какие выводы из этого следуют.
Френки решительно толкнула дверь, и я вплелся в здание клиники следом за ней.
Низкорослая крепкая в плечах женщина в белом халате медицинской сестры предстала моему взору, и, право же, лучше было бы ей этого не делать. У меня создалось впечатление, что раньше она работала санитаркой в клинике для душевнобольных, но после того, как один буйный пациент сломал ей обе ноги, решила найти себя занятие поспокойнее.
-- Нам нужен доктор Мак-Нейр, -- в голосе Франсуаз не было ни вежливости, ни участия к людям, которых беспокоили в столь поздний час.
-- Вам назначено? -- толстый приплюснутый нос сестры завис над регистрационной карточкой, которую она держала в руках. Медсестры всегданосят с собой металлическую пластинку, к которой прижаты какие-то бумаги и ручка.
-- Речь идет об одной грязной афере, в которую замешан доктор, -буркнул я. -- Не думаю, что он заносит подобные дела в свой рабочий план.
Нос сестры вознырнул от бумаги, и ее черные, глубоко посаженные, глаза уставились на меня. Несколько секунд она раздумывала, не похожи ли мы на парочку пьяных хулиганов, но уж в чем, а в этом меня обвинить нельзя.
-- Я доложу доктору, -- буркнула она, и я заметил, что в ее голосе тоже не было ни вежливости, ни участия.
-- Да уж, пожалуйста, -- ответил я.
Медсестра бодро засеменила впереди нас. Так могла бы передвигаться утка, прошедшая строевую подготовку в армии США. Франсуаз обернулась ко мне, и в ее взгляде я прочитал осуждение. А ведь я предупреждал ее, что у нас ничего не выйдет, так стоит ли теперь обвинять во всем меня. Потом пышные каштановые волосы вновь взметнулись, и я поплелся следом за озабоченной красавицей.
Мне не было известно, сколько хрустящих стодолларовых бумажек, отпечатанных на лазерном принтере, заплатил Уесли Рендалл продажному доктору, но большую часть из них тот наверняка потратил на массивную мореного дуба дверь, ведущую в его кабинет.
-- Эти люди хотят видеть вас, доктор, -- донесся до меня голос медсестры. Я решил, что именно таким тоном она докладывала старшей сестре в психиатрической клинике, что пациент из пятой палаты опять пытался вскрыть себе вены, и опять неудачно. -- Говорят о какой-то афере.
Булькающее бормотание, донесшееся в ответ, стало моим первым знакомством с доктором Тодориком Мак-Нейром. Мне не удалось оценить его красноречие и мастерство аргументации, так как ни одного разборчивого слова до меня так и не долетело.
-- Вы лечили пациента по имени Кларенс Картер? -- резко спросила Франсуаз. Я не видел, тыкнула ли она при этом в Мак-Нейра пальцем. Доктор икнул, и в этот момент в кабинет с достоинством вплыл я.
Тодорик Мак-Нейр оказался маленьким толстоватым человечком с небольшой лысиной и очками в тонкой позолоченной оправе. Таким докторам вы, не колеблясь позволяете залезать себе в горло влажными холодными пальцами, прилежно выслушиваете замечания о том, что ваш язык почему-то весь черный, после чего в течение трех недель пьете сладкую микстуру и здороваетесь с доктором на улице.
Одним словом, он выглядел как добропорядочный семейный врач.
А еще он выглядел напуганным.
Медсестра стояла сбоку от своего патрона, прикрывая левый флаг. Я не сомневался, что она готова при малейшей необходимости пустить в ход свою металлическую пластинку с документами. Я бы даже не удивился, узнай, что по вечерам она затачивает кромку.
Доктор Мак-Нейр стоял за своим огромным письменным столом, и, взгромоздись он на него сверху, не стал бы казаться от этого выше. Франсуаз нависала над ним, как статуя правосудия в центральном парке над парой голубей.
-- Добрый вечер, мистер Мак-Нейр, -- улыбнулся я. -- Прекрасный вечер.
-- Кларенс Картер действительно лечится у меня, -- вновь водопроводным краном забулькал доктор. -- Но какое это имеет отношение...
-- У вас большие неприятности, мистер Мак-Нейр, -- произнесла Франсуаз, и всем в комнате стало ясно, что именно мы с ней и являемся главными неприятностями в жизни доктора.
Произнеся эти слова, моя партнерша откинула корпус назад и сложила руки на груди, чем окончательно добила несчастного доктора.
-- Вы должны немедленно об?яснить свое поведение, -- резко произнесла медсестра, плотно прижав к телу металлическую пластинку. -- В противном случае я вызову полицию.
-- Поведение женщин нельзя об?яснить, -- устало сказал я, поближе придвигая стоявшее в углу кресло. Оно выглядело неудобным, но других в кабинете я не заметил. На чем сидел сам доктор Мак-Нейр, мне видно не было. -- По крайней мере, рациональными методами. Как вы считаете?
-- Уесли Рендалл втянул вас в опасную авантюру, -- строго произнесла Франсуаз, не обращая внимание на то, что медсестра пытается флиртовать со мной. -- Вы выдали ложное заключение о состоянии здоровья своего пациента. Но неужели вы думаете, что независимая экспертиза не изобличит вашего обмана?
-- Бульк, -- возразил доктор Мак-Нейр. -- Я, э, нет, что вы такое говорите, бульк.
Пламенная тирада доктора не произвела должного впечатления на Франсуаз, прошедшую напряженную шлифовку своего ораторского таланта в Йелльском университете. Я понимал, что она выглядит глупо, что не надо было сюда приезжать, и что вместе с ней глупо выгляжу и я, но не мог же я просто вынести ее оттуда на руках.
Я же не хотел надорваться.
Поэтому я продолжал сидеть.
-- Уесли Рендаллу угрожает обвинение в предумышленном убийстве, -Франсуаз продолжала напирать, ее голос поднялся на октаву. Медсестра открыла рот, желая что-то сказать, но при словах "предумышленное убийство" щетинистые створки ее рта вновь сошлись. -- Первым же делом прокуратура потребует проверки вашего заключения. Как вы думаете, каким будет результат? У вас есть только один шанс, мистер Мак-Нейр. Вы должны рассказать правду прямо сейчас.
И вот тут доктор Мак-Нейр меня удивил.
Нет, он не стал выше ростом. Он даже не стал казатьсявыше ростом. Его маленькие очки в тонкой оправе все так же неавторитетно блестели, а маленькие ручки теребили толстый, граненый карандаш с синим стержнем. Но голос Мак-Нейра неожиданно выровнялся и окреп, и в глазах засветилось неожиданное уважение к самому себе.
-- Я лечу мистера Кларенса Картера, и готов пригласить какого угодно врача для подтверждения моего диагноза, -- резко произнес доктор. -- Я не знаю, кто вы и откуда пришли, но вам лучше убираться обратно со своими безумными обвинениями. Если это какой-то шантаж, то я на него не поддамся. Убирайтесь.
Вы мне не поверите, но Франсуаз замолчала, опустила руки и, не прерывая, слушала доктора, пока он говорил. А ведь мне было хорошо известно, что ее вокальных данных с лихвой хватит для того, чтобы переговорить и его, и стоявшую сбоку медсестру, даже заговори они хором. Однако я видел, как длинные крепкие пальцы моей партнерши, которые теперь были скрыты от доктора краем его стола, в бешенстве сжимаются и разжимаются. Я пожалел, что не вижу ее лица, но через мгновение нашел, что так гораздолучше.
Зазвонил телефон.
Франсуаз резко обернулась ко мне, в серых облаках ее глаз сверкали молнии. Доктор Мак-Нейр потянулся к своему аппарату, но короткопалая в белом рука медсестры остановила его.
Я вынул из кармана свой сотовый телефон и открыл крышку.