-- Но жестокий мир, жестокие люди разрушили эти мечты. У Лаванды Шелл не было денег, чтобы отправить дочь учиться в университет. Поэтому Мериен пришлось работать -- работать тяжело, не зная усталости. До знакомства с Кларенсом Картером в ее жизни было мало радостей. Кто посмеет упрекнуть девушку за ее наивность. Полная развлечений жизнь богатых соблазнила ее.
   Значит, миссис Шелл звали Лавандой. Какой кошмар.
   А ведь раньше я даже не задумывался об ее имени.
   -- Несчастная мать ничего не знала о судьбе своей дочери. В письмах, которые Мериен посылала ей, говорилось о прекрасном, благородном юноше, которого она встретила в Лос-Анджелесе. Девушка писала, что они полюбили друг друга и собираются пожениться.
   Интересно, кого имела в виду Мериен Шелл, когда усердно водила кончиком авторучки по листку, вынутому из пачки дешевой бумаги? Я никогда не видел ее почерка, но почему-то мне казалось, что он должен быть округлым, аккуратным и старательным. Шла речь о Кларенсе Картере или о Юджине Данби?
   Да и были ли на самом деле эти письма.
   -- Мериен не обманывала свою мать. Нет! Она была на это не способна. Но жизнь представлялась ей в розовом свете. Она не видела, каков истинный облик людей, которые ее окружали. Она ведь была так наивна, так молода.
   Здесь пожилой судья, по идее, должен насупиться и плотно сжать карандаш пальцами. А среди присяжных будет сидеть толстая матрона -- ее лицо раскраснеется от негодования, рот приоткроется, а жирные телеса начнут колыхаться.
   Она уже будет готова вынести приговор.
   -- Но Мериен ошибалась. Кларенс Картер не был ни прекрасным, ни благородным. Единственное, что было ему нужно -- это телесное удовлетворение.
   Произнеся эти слова, Патрисия Огден развернулась и обвиняюще тыкнула пальцем в сторону книжного шкафа.
   Телесное удовлетворение! Надо же выдумать такой оборот...
   Патрисия Огден меня утомляла.
   -- Горе матери, -- голос адвокатессы поднялся на октаву, а потом сорвался на шепот. -- Никто из нас не сможет представить себе, что испытала Лаванда Шелл в тот ужасный момент, когда ей сообщили, что ее дочь мертва.
   Не стоит думать, что Патрисия Огден -- идиотка или же любит повыставляться, особенно передо мной. В эти минуты она произносила перед нами пламенный монолог защитницы вдов и сирот -- но вовсе не затем, чтобы попрактиковаться или выбить из нас скупую слезу.
   Патрисии Огден не хотелось затягивать дело.
   Беда состояла в том, что миссис Шелл была бедна. Именно поэтому она не могла позволить себе платить баснословные гонорары, к которым привыкли адвокаты такого уровня, как Патрисия Огден или Франсуаз. Но с другой стороны, наша посетительница не могла позволить себя отказаться от возможности вытрясти из крупного банкира пару миллионов.
   Патрисия Огден никогда не была особенно умна, но этот свой недостаток она с лихвой компенсировала хваткой, хитростью и упертостью.
   Затягивать дело не было ей на руку. Вот если бы миссис Шелл сама была миллионершей, Патрисия Огден сделал бы все, что только подсказывали бы ей хлопья сахарной ваты в черепной коробке -- лишь бы подольше продлить процесс и вытягивать из своей клиентки одну тысячу долларов за другой. Обычно именно так она и делает.
   Но ситуация была радикально иной, и чем дольше длилось бы дело, тем меньше шуршащих зеленых долларов приходилось бы на единицу времени, потраченного адвокатессой на их получение. А Патрисия Огден умела считать -по крайней мере, она могла пользоваться карманным калькулятором.
   В то же время Джейсон Картер мог позволить себе выбросить сумму, в десять раз большую той, что требовали от него разгневанные дамы -- лишь бы не создавать прецедент и сохранить репутацию крепкого, не поддающегося шантажу делового человека. И все эти денежки попадали бы в карман Франсуаз.
   А на то, чтобы создавать прибыль для своих злейших врагов Патрисия Огден способна даже меньше, чем на приветливую улыбку.
   -- Ужасная ночь, проведенная в самолете... Сухой, холодно-вежливый полицейский, сопровождавший ее в пути... Белые стены морга... Металлический шкаф...
   Мне не нравится Патрисия Огден -- но я не собираюсь отрицать, что ее речь получилась прекрасной. Наверняка в перерывах между заседаниями пожилой судья принимал бы валерьянку и навсегда возненавидел всех представителей семейства Картер.
   Конечно, и Франсуаз умеет произнести пламенный монолог, но к чему затевать длинное разбирательство? Мы же деловые женщины, советница Дюпон... Вашему клиенту вовсе незачем долгое судебное разбирательство, в ходе которого каждый день настырные журналисты станут тщательно вымазывать его имя грязью, доставая бог знает из каких темных уголков все новые и новые пакостные подробности частной жизни членов семейства Картеров. Каждому из нас есть что скрывать, мисс Дюпон...
   Мистер Картер -- человек важный; к чему доводить дело до слушания в зале суда? Гораздо проще и удобнее для всех будет прямо сейчас договориться о сумме компенсации, после чего моя клиентка, означенная миссис Лаванда Шелл, подпишет все необходимые бумаги -- уж вы-то наверняка сумеете позаботиться об этом, мисс Дюпон -- и мы сможем навсегда забыть о существовании друг друга...
   Право же, разве это не наилучший вариант...
   И я, и Франсуаз прекрасно понимали, какими мотивами руководствуется Патрисия Огден; она понимала, что мы это понимаем, и все были счастливы.
   -- А ведь Мериен Шелл была не просто убита, -- тонкий, немного визгливый голос адвокатессы дрожал от праведного гнева опытной лицемерки. -Это было чудовищное, зверское, не укладывающееся в сознании нормального человека злодеяние. Мериен Шелл была забита до смерти -- ее били долго, били сильно, получая противоестественное удовольствие от мук девушки
   Здесь Патрисия Огден придерживалась правды -- Мериен Шелл на самом деле забили до смерти. Это была тщательная и скрупулезная работа, поскольку для того, чтобы вышибить дух из такой сильной и здоровой девицы, какой была Мериен, необходимо недюжинное терпение и сильное желание сделать именно это.
   Вот потому я без колебаний пожал руку Уесли Рендаллу, когда тот протянул мне ее во второй раз. Я знал, что на подобное убийство он не способен.
   Рендалл был мошенником высокого класса, и я сомневался, пошел ли бы он вообще когда-нибудь на убийство, желая получить из этого выгоду; в принципе, я мог бы представить себе, что он наводит на Мериен Шелл пистолет -разумеется, снабженный глушителем -- или перерезает ей горло. Но забить девушку до смерти -- нет.
   Уесли Рендалл слишком любил себя, чтобы опускаться до такого.
   Кроме того, на теле Мериен Шелл были обнаружены только отпечатки пальцев Кларенса Картера. Досадно, правда.
   -- Напившись пьяным, Кларенс Картер грубо надругался над девушкой, которая любила его, которая ему верила. Он зверски избил ее, потом изнасиловал, после чего продолжал избивать, пока Мериен Шелл не испустила последний вздох.
   Да -- именно здесь самое время пред?явить фотографии. Присяжные любят смотреть фотографии -- особенно, когда на них изображена молодая красивая обнаженная девушка со следами сильных побоев на мертвом теле.
   Ведь они такие благопристойные люди, эти присяжные. Где еще им удастся увидеть что-либо подобное.
   Увидеть -- и остаться благопристойными.
   -- Несчастная женщина была убита горем, -- это уже про старушку миссис Шелл.
   Теперь потихоньку можно перейти и к теме денег. Ага.
   -- Моя клиентка -- уважаемая и достойная женщина. Однако она уже в преклонном возрасте и не в состоянии сама зарабатывать себе на жизнь.
   Я бы удивился, если бы узнал, что у миссис Шелл вообще была хоть какая-нибудь специальность...
   -- Смерть дочери была для нее тяжелой утратой...
   Естественно, тяжелой -- в материальном смысле, поскольку старая женщина жила только на то, что зарабатывала ее дочь, ложась под богатых беспутных парней из Беверли-Хиллз, таких, как Кларенс Картер.
   Я уже почти не слушал Патрисию Огден. Не слушал потому, что прекрасно понимал -- это ее победная речь. Произнеси адвокатесса ее в суде -- решение будет у нее в кармане.
   Оно уже и так было у нее в кармане.
   Фактически, Патрисия Огден почти выиграла это дело.
   Прошло не так уж много времени с тех пор, как она взялась за него. Однако общественное мнение уже целиком и полностью находится на стороне миссис Шелл и ее покойной дочери. Нам, конечно, удалось устроить небольшую забаву для журналистов, когда Франсуаз открыто заявила, что миссис Шелл жила на деньги, которые ее дочь зарабатывала проституцией.
   Но это ничего не меняло.
   Картеры -- богачи, а общественное мнение складывается из мелких мыслишек мелких людей. Даже если бы Мериен Шелл на пару с Корой Хантли изнасиловала Кларенса Картера, держа его под дулом револьвера, а потом умерла от перевозбуждения -- все равно общественное мнение было бы на ее стороне, а уж тем более с таким прекрасным интерпретатором фактов, как Патрисия Огден.
   В нашей стране вы можете обвинить кого угодно и в чем угодно. Главное, выглядите ханжой и простым честным человеком.
   Я посмотрел на Патрисию Огден, в ее глазах я прочитал торжество.
   -- Миссис Шелл приехала, мистер Амбрустер, -- произнесла Гарда.
   Конечно, мы могли бороться. Не один и даже не один десяток свидетелей показали бы под присягой, что Мериен Шелл была шлюхой. Пусть дорогой, пусть достаточно изысканной, но обыкновенной шлюхой.
   Пусть банковские служащие и работники службы социального страхования покажут, что миссис Шелл не имела иных источников заработка, кроме тех денег, что присылала ей дочь. Уесли Рендалл выйдет на свидетельское место -и уж его показания будут необыкновенное убедительны, и он наверняка понравится всем присяжным -- даже толстой матроне с красным лицом.
   Возможно, сам пожилой судья одобрительно ему улыбнется.
   Пусть мы покажем всему миру, что представляют из себя мать и дочь Шелл. Но что это изменит?
   Ничего.
   Патрисия Огден станет разглагольствовать о тлетворной среде, жестокости мира и золотой молодежи. Средний класс любит, когда ругают детей богатых родителей. А все присяжные -- из среднего класса.
   Все хотят красивой, сладкой истории о трагической гибели невинной, чистой девушки, которая стала жертвой прожженного негодяя. И никакие факты не заставят людей отказаться от этой рождественской пасторали.
   Так зачем искать факты?
   Однако была еще и другая причина, по которой мне не хотелось доводить дело до судебного слушания.
   Я сочувствовал Мериен Шелл. Мне не хотелось, чтобы ее имя после смерти было измазано в грязи.
   В конце концов, ее ведь убили.
   -- Добрый день, Пэт, -- миссис Шелл стояла в дверях.
   Мне было видно, что Гарда из коридора пристально следит за всеми ее движениями -- а вдруг посетительница вздумает наброситься на меня с ножом?
   -- Лаванда, милочка!
   Женщины сблизились и несколько мгновений прилежно облизывали друг другу щеки.
   -- Позови, пожалуйста, мистера Картера, Гарда, -- сухо произнес я.
   Франсуаз пружинисто спрыгнула с края стола, на котором сидела, и провела руками по бедрам, оправляя юбку. Ее подбородок был вздернут, груди вздымали тонкую блузку. Франсуаз была готова к бою.
   Миссис Шелл носила шляпку на голове.
   -- Пэт, мне столько нужно рассказать тебе.
   Люди, подобные миссис Шелл, могут только либо причитать, либо сусально гнусавить.
   Глядя на нее, я понимал, почему Мериен Шелл ушла из дома, покинула Северный Техас и уехала в солнечную Калифорнию.
   Ей казалось, что именно здесь расположена та заветная страна, где все счастливы. А еще здесь было море.
   Возможно, она и была счастлива -- вертя двумя мужчинами, слабым и безвольным Кларенсом и примитивным дуболомом Данби. Кто знает, может, были и другие. Какая теперь разница?
   Глубокий грудной голос Франсуаз без труда перекрыл вопрос, медленно наворачивающийся на бледные губы Патрисии Огден, и осторожно затолкал его обратно в глотку адвокатессы.
   Нет ничего более приятного, чем смотреть, как медленно вытягивается лицо твоего врага, который еще мгновение назад считал себя победителем.
   Я начал широко улыбаться, в глазах Патрисии Огден застыло недоумение.
   -- Мы с нашим клиентом пришли к выводу, что для всех было бы предпочтительнее решить дело, не прибегая к судебному вмешательству, -говорила Франсуаз. -- А, вот и вы, мистер Картер.
   Я приветливо улыбнулся ему, тот сделал несколько шагов к центру комнаты. Гарда заключала ряды.
   Патрисия Огден говорила что-то миссис Шелл, слов я не разобрал. Завидев нашего клиента, заходящего в комнату, достойная женщина тут же поспешила к нему, и адвокатесса застыла на полуслове. Ее рука, протянутая в направлении столь поспешно исчезнувшей собеседницы, застыла в воздухе. Несколько мгновений рот Патрисии Огден оставался открытым, потом она резко захлопнула его, и мне показалось, что я услышал лязг сшибающихся зубов.
   -- Ах, мистер Картер, мистер Картер, -- запричитала миссис Шелл.
   Ее голос все еще оставался гнусаво-сюсюкающим, но теперь в нем прибавились подобострастные нотки. -- Еще раз хочу выразить вам свои соболезнования, мистер Картер. Хочу воспользоваться случаем. Смерть вашего брата была ужасной, ужасной, мне очень жаль.
   Такие люди, как миссис Шелл, всегда готовы воспользоваться случаем.
   Джейсон Картер хмуро пробормотал несколько слов, которые, видимо, должны были сыграть роль ответа. Его лицо исказила гримаса, но было непонятно, то ли он столь сильно скорбит о смерти брата, то ли миссис Шелл вызывает у него отвращение.
   -- Чрезвычайно мудрое решение, мисс Дюпон, -- бесцветные губы Патрисии Огден расплылись в неприятной улыбке. -- Нас с моей клиенткой устроила бы сумма...
   -- Ах, Пэт, милочка, -- радостно запричитала миссис Шелл.
   Адвокатесса, которой уже третий раз за последние несколько минут не удавалось довести до конца начатой фразы, недовольно посмотрела на свою клиентку. Джейсон Картер сделал несколько шагов в сторону и прислонился спиной к книжному шкафу, сложив руки на груди.
   Конечно, это не было камином, к которому он привык у себя дома. Во-первых, потрескивающий огонь приятно не согревал ноги, во-вторых, он не мог позволить себе неспешным движением откинуть назад голову -- ему мешали книжные полки.
   Но, по крайней мере, здесь он чувствовал себя в относительной безопасности, поскольку я разделял его и миссис Шелл.
   Патрисия Огден набрала полные легкие воздуха, и в ее глазах я прочитал решимость на этот раз высказать все до конца. Такого рода попытки следовало пресекать в зародыше.
   Раздалось шуршание бумаги, Франсуаз произнесла.
   -- Исходя из этих соображений, этим утром миссис Шелл подписала следующий документ, в котором...
   Резким движением Патрисия Огден вырвала из рук моей партнерши слегка помятый листок с четкими убористыми буквами официального текста.
   -- Это всего лишь копия, советница, -- хмуро пояснил я. -- Можете не портить себе желудок, пытаясь ее с?есть.
   Уверен, она не слышала моих слов. В течение нескольких мучительно напряженных мгновений маленькие, слегка заплывшие рыхлым жирком, глазки Патрисии Огден глубоко рыхлили строки документа.
   Потом она смяла бумагу.
   Она проделала это быстро, но в то же время чрезвычайно плавно, как это свойственно людям, находящимся в состоянии сильного бешенства -- не обычной злобы, когда человек кричит, топает ногами и сметает все со стола на пол, зная, что в соседнем кабинете уже дожидается уборщица -- нет, на этот раз речь шла о самом настоящем бешенстве, когда тугая злоба клокочет в груди и медленно поднимает вас к самому небу. Тогда силы человека удесятеряются, а в то же время он в состоянии прекрасно контролировать любое свое движение.
   В десяти случаях из девяти к этому моменту уже бывает поздно.
   -- Старая грязная идиотка, -- прошипела Патрисия Огден, и ее голова стала медленно вытягиваться вперед на короткой шее. -- Я дала бы вам в десятки раз больше. Глупая, полоумная старуха.
   Благостная миссис Шелл, казалось, была крайне озадачена поворотом, который приняло дело.
   -- Пэт, милочка, -- испуганно засюсюкала она. -- Эти люди уверили меня, что ...
   -- Ты просто жадная, глупая тварь, -- капелька слюны вылетела изо рта Патрисии Огден и осела на стене справа от меня. -- Ты просто не захотела со мной делиться. Думаешь, я не поняла, чем эти, эти тебя купили ?
   Патрисия Огден прекрасно понимала, что именно делает. Адвокат такого класса, как она, никогда не позволит себе словесно оскорбить другого адвоката, тем более в присутствии по крайней мере троих свидетелей -- даже если не считать миссис Шелл.
   Шляпка последней слегка сбилась к затылку, старая дама испуганно отступила назад, прижимая к груди сумочку.
   -- Мистер Картер был так любезен ко мне, -- неуверенно произнесла она.
   Вид взбешенной адвокатессы нагнал на миссис Шелл изрядного страха, но она вовсе не собиралась отказываться от своих денег. Старая дама никогда и ничего не сделала в своей жизни сама -- она предоставляла другим содержать ее. Вначале это были ее родители, потом муж -- а после его смерти миссис Шелл предпочла, чтобы ее дочь стала проституткой, лишь бы оставаться благовоспитанной бездельницей, проводя время с подругами за чашкой чая.
   Что же -- и на этот раз ей удалось мгновенно найти себе нового заступника. С прытью, которой вряд ли можно было ожидать от женщины ее возраста и комплекции, Лаванда Шелл бросилась к Джейсону Картеру и ловким жестом опытной жены подхватила его под руку.
   -- Мистер Картер был так добр, -- заговорила она все еще быстрым, но уже гораздо более уверенным голосом. -- Он понял мое положение, посочувствовал мне. Я показала ему фотографию Мериен. Ведь правда, мистер Картер ?
   Сухие пальцы банкира, покрытые рыжими волосками, резко сбросили руку миссис Шелл с серого пиджака. Это получилось неловко, даже грубо, и Джейсон Картер безуспешно попытался сложить искаженное чувствами к Лаванде лицо в приветливую улыбку.
   -- Ты сильно пожалеешь об этом, -- Патрисия Огден подняла к глазам смятый листок бумаги, потом начала аккуратно расправлять его. Ее пальцы мелко тряслись. -- Я заберу это, советница Дюпон, -- сухо бросила она куда-то в сторону, и ее голос почти не дрогнул.
   Потом голова адвокатессы вновь повернулась к ее бывшей клиентке.
   -- Ты не имела права подписывать эту бумажонку без меня. Ты вообще не можешь ничего подписывать без своего адвоката. Я затаскаю тебя по судам. Ты отдашь мне все, что получила от этого человека -- все, до последнего цента. И даже больше. Я выброшу тебя на улицу. Я оставлю тебя голой. Ты у меня будешь просить милостыню под баптистской церковью, ты, старая идиотка. Ты пожалеешь.
   Вряд ли кому-нибудь могло доставить удовольствие зрелище голой миссис Шелл. Я попытался представить себе, как это может выглядеть, и тут же отогнал эту страшную мысль.
   Настало время вмешаться.
   -- Вы ничего не сделаете, советница, -- любезно пояснил я.
   Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы человек так поворачивал голову -- быстро и плавно, почти не двигаясь корпусом. Не будь я мужественным и отважным героем, я, подобно миссис Шелл, тоже отодвинулся бы на стуле назад, а то и просто бросился наутек.
   -- Вы никогда мне не нравились, советница, -- продолжал я, -- с какой стороны на вас ни взглянешь, в вас нет ничего хорошего. Однако я готов признать, что вы проделали большую профессионально грамотную работу по подготовке процесса "Шелл против Картеров".
   Я потянулся к небольшой стопке папок, лежавшей на столе по правую руку от меня, и вытащил одну.
   -- Пятнадцать интервью центральным газетам, -- начал перечислять я, медленно переворачивая вырезки. Каждая из них была аккуратно извлечена из соответствующего издания, по краям не было ни одного заусенца. Гарда умеет работать с ножницами. -- Шесть в иллюстрированные журналы. Заметьте, речь идет только о тех, что уже успели попасть в печать. Уверен, завтра на лотках распространителей появятся новые...
   Я перевернул еще несколько листков, следя за выражением лица Патрисии Огден.
   Она поняла.
   Кровь отливала от ее лица медленно -- настолько, что на мгновение я испугался, как бы она не упала в обморок. Несколько секунд лицо Патрисии Огден оставалось белым как мел, потом тонкие капилляры, пронизывающие ее щеки, вновь начали наполняться буровато-красной жидкостью.
   Патрисия Огден открыла рот, потом закрыла его, потом открыла вновь.
   Надо отдать ей должное -- она так ничего и не сказала. Признаюсь, что на ее месте я вряд ли смог бы удержаться от парочки смешных и бессмысленных заявлений вроде "Вы еще у меня узнаете, кто я" или чего-то в этом роде.
   Миссис Шелл оторвалась от плеча Джейсона Картера -- стоит прибавить, что достойный банкир вовсе не пытался ее удержать -- и опасливо сделала несколько шагов по комнате, приближаясь к Патрисии Огден.
   В светлых глазах пожилой женщины светилось растерянное подозрение. В ее голову начинала медленно закрадываться мысль, что она где-то продешевила.
   -- Пэт, милочка, -- осторожно начала она.
   Рука Лаванды Шелл поднялась в воздух, пальцы приблизились к телу адвокатессы -- как будто Патрисия Огден только что окаменела на глазах у всех, а ее бывшая клиентка все еще не в силах это поверить.
   Патрисия Огден резко развернулась и, печатая шаг, вышла из кабинета.
   Мне захотелось сказать ей что-нибудь вслед, но у хватило сил удержаться.
   -- Она говорила мне ужасные вещи, -- пожаловалась миссис Шелл, почему-то обращаясь только к Франсуаз. -- Она хотела меня обидеть, верно? Неужели я сделала что-то не так?
   Когда я оторвал глаза от Лаванды Шелл, то заметил, что Джейсона Картера в комнате уже нет.
   Франсуаз быстро отступила назад, развернулась и заняла стратегическое место за своим столом, что помешало миссис Шелл доверительно обхватить ее пальцы и продолжать свою речь, заглядывая снизу вверх в глаза и дыша прямо в лицо.
   -- Можете не беспокоиться относительно своих денег, миссис Шелл, -довольно сухо произнес я. -- Патрисия Огден никогда не возбудит против вас судебного дела.
   -- Но она говорила...
   Миссис Шелл было безразлично, что говорила про нее ее милочка Пэт. Она боялась за свои деньги, и я поспешил ее успокоить.
   Это был единственный способ поскорее избавиться от ее присутствия.
   -- Патрисия Огден представила вас в глазах общественности как бедную, растерянную старую женщину, которая только что потеряла самое дорогое, что у нее было, -- я пожал плечами. -- Публика падка на такие истории, еще немного -- в вашу защиту под мэрией были бы организованы пикеты. Попытаться как-нибудь навредить вам теперь было бы для советницы Огден не просто бессмысленно, но и равносильно профессиональному самоубийству. Не в ее интересах раздувать скандал, миссис Шелл, не в ее.
   В этот момент Патрисия Огден, наверное, выходила из больших ворот, расположенных перед нашим особняком, и садилась в свою машину. Будь на ее месте кто-либо другой, я бы позаботился довести его до дома, но относительно этой женщины я мог не бояться, что она справится с управлением.
   Мне бы очень не хотелось оказаться в этот момент на месте Патрисии Огден.
   Возможно, она смогла бы немного утешиться, если бы я ей сказал, что по крайней мере одному человеку в этом городе сейчас гораздо хуже, чем ей.
   Мне было жаль Стивена Элко.
   20
   В этой стране его знали как доктор Бано.
   Его настоящее имя, конечно, было совсем другим. Он родился в маленькой деревне на берегу полноводной реки. Он еще помнил ее -- хотя, казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он в последний раз бывал в родных краях.
   Его родители были простыми крестьянами. Каждое утро его отец работал, выбиваясь из сил -- и это продолжалось весь день до самого вечера.
   Его отец не был несчастлив. Иногда он приносил домой маленькие зеленые листья, которые срывал на поле, и с гордостью показывал их своим детям. В этом заключалась вся жизнь старика, и другой он не хотел.
   Тогда его звали иначе. А отец называл его по-особому -- именем, которое доктор Бано не слышал больше никогда и ни от кого.
   Он бы и не позволил никому больше произносить его.
   Тогда он не мог понять, почему семья голодает. Отец говорил о том, как хорошо растут растения на поле, какой большой дают урожай. Маленький мальчик слушал его и не мог понять, отчего в их доме никто не есть досыта и приходится считать рисовые крупинки.
   Это было давно, тогда он ничего не понимал.
   Ему об?яснили потом -- об?яснили люди из его же деревни. Отцу они никогда не нравились, он называл их смутьянами, не признающими традиций. Многие старики осуждали их за то, что они говорили, но еще больше -- за то, что думали.
   Шум огромной муниципальной стройки медленно стихал за его спиной. Тяжелый грузовик слегка покачивался, доктор Бано смотрел вперед, вглядываясь в свое прошлое.
   Ему было десять лет, когда он перестал уважать отца.
   Ему до сих пор было страшно в этом признаться самому себе. Но в тот момент, когда он понял, чему посвятили свою жизнь родители -- его отношение к ним переменилось раз и навсегда.
   Потому-то старики и осуждали его друзей.
   Он узнал, что день за днем, год за годом жители его деревни, всех соседних деревень, всей их небольшой страны -- работали для того, чтобы кучка бездельников в роскошных дворцах могла ничего не делать.
   Эти люди предавались праздности, на парадных шествиях они восседали в раззолоченных экипажах и лениво покачивали руками, приветствуя народ.
   Его отец умер, когда ему было двенадцать.