Челяев Сергей. Ключ от Дерева (Ключи Коростеля - 1)

   - Ладно, - согласился удивленный Збышек. Он брезгливо носком сапога повернул оскаленную голову и внимательно посмотрел на Яна. Тот с минуту молча смотрел в открытые зеленые водянистые глаза, на редкие рыжие усики и горбатый нос. Сизая полоска шрама была отчетливо заметна на грязной ввалившейся щеке.
   - Понятно, - тускло сказал Ян и, не говоря ни слова, тяжело побрел к лестнице.
   - Да что с тобой? - обеспокоенно окликнул его Март.
   - Ничего, - не поворачивая головы, ответил Коростель. Он стал подниматься, но едва он ступил на крыльцо, его жестоко вывернуло наизнанку. Ян долго и мучительно стоял, перегнувшись пополам, в голове страшно шумело, и в глазах поминутно вспыхивали красные и белые круги. Когда спазмы отпустили, он тяжело вздохнул и, отплевываясь, вошел в дом и припал к большому глиняному кувшину с теплым квасом. Март, наблюдавший всю эту сцену, усмехнулся, покачал головой и побрел обратно на подворье. Нужно было что-то делать с убитыми.
   ГЛАВА 18
   ПОДЗЕМЕЛЬЕ. ЯН И ДРУИДЫ
   Солнце взошло и все само решило за друидов. Едва первые лучи просочились из-за реки, тела ночных задымились и истаяли прямо на глазах. Неожиданно появившиеся складки на их бесформенных плащах проваливались все глубже, и наконец одежды опали, сдулись, как грязные серые пузыри.
   - Наверно, это не самая лучшая тема для разговора, но тебе не кажется, что в них есть что-то сходное с той волчицей, в поле? - спросил Ян Травника, наблюдая, как Март поочередно прощупывает мечом каждый балахон. На его юношески чистом безусом лице застыло брезгливое и вместе с тем какое-то умиротворенное выражение. Несмотря на явную неприязнь, Збышек тщательно и добросовестно делал свою работу, лезвие его меча при этом покрылось крупными водяными каплями.
   - Сходное по свойствам, но не по происхождению, - заметил друид, попивая хозяйский квас, который он уже успел расхвалить Мотеюнасу. - Того оборотня сработали зорзы, сомнения в том нет. А вот ночные повинуются кому-то другому, судя по их мечам.
   - Мечам? - переспросил Ян.
   - Да, и это отличает их от обычной нечисти. Даже оборотни, наиболее из всей нежити свободные в поступках, не выносят прикосновения холодного железа, которое когда-либо ковала рука живого существа.
   - А у мертвых тоже, что ли, есть кузницы? - полюбопытствовал Коростель.
   - Поздравляю, ты уже начал иронизировать, - мягко заметил Травник. Промоешь желудок, и все будет хорошо.
   - Да нет, Симеон, я серьезно, - горячо и искренне воскликнул Ян, и удивленный Збышек даже обернулся на голос. - За то время, что я с вами, я успел уже убедиться, что очень мало знаю об этом свете, даже очевидные вещи.
   - Меня-то по большей части удивляют как раз эти, как ты говоришь, очевидные вещи. Самое большое и необратимое начинается именно тогда, когда самые, казалось бы, очевидные вещи вдруг начинают вести себя не так, как мы привыкли от них ожидать. Когда камень начинает петь, человек теряет дар речи. Поэтому я не боюсь тайн и загадок, Ян. Меня беспокоят очевидные вещи.
   - Знаешь, - сказал друид, встряхнув на донышке осадок кваса, - иногда мне кажется, что большинство очевидных вещей только притворяется простыми, чтобы обмануть или ввести в заблуждение.
   - А может, они просто смотрят от нас в другую сторону? - предположил Ян, и друид внимательно посмотрел на него.
   - В другую сторону, говоришь? А что, это неплохая мысль, Ян. Только если так, мы вряд ли сумеем когда-нибудь их понять.
   Травник спустился с крыльца и, бросив Марту на ходу короткое слово, стал сгребать вместе с ним в кучу плащи ночных. Затем они забросали их старой соломой и подожгли. Огонь не сразу принял подношение, материя была сырой и плотной. Когда пламя все же разгорелось, на краю хутора, на узкой тропинке, прячущейся в густой росной траве, показался Книгочей. Он быстро шагал в деревню, лицо его было серьезно, сосредоточенно и, как всегда, непроницаемо.
   После коротких приветствий Травник рассказал Книгочею о событиях, происшедших на хуторе, и познакомил с хозяевами дома. Патрик в свою очередь поведал о том, что заставило его срочно выйти следом за отрядом раньше намеченного срока. По уговору с Травником Книгочей должен был ожидать Лисовина двенадцать часов, а потом выходить по следу зорзов. Патрик, помимо горячей привязанности к тайным наукам и мудреным книгам, превосходно читал хитросплетения следов и мог по маленьким, неприметным признакам безошибочно определить количество прошедших людей или зверья, время, когда они прошли, и немало характерных особенностей каждого вдобавок. Чтение следов Книгочей почитал за детскую забаву, об этом они частенько спорили с Лисовином. К тому же Патрик был уверен, что в скором времени он дождется рыжего бородача с его незатейливым спутником, и они догонят товарищей вместе.
   Ночью похолодало, и Книгочей расположился поближе к огню. Спина, однако, все равно изрядно мерзла, и ему приходилось часто менять положение тела. Мало-помалу глаза начали слипаться, он отложил книгу и осмотрелся. На холме было тихо, потрескивали кобылки, а с реки доносилось негромкое довольное покрякивание - в тростниках кормились утки. Книгочей сделал несколько энергичных движений, чтобы согреться, и решил сходить по нужде. Щепетильный от природы, Патрик выбрался из круга и отправился ниже по склону, где рос невысокий кустарник. На обратном пути, выходя из дебрей порядком выродившейся малины, он вдруг услышал, как тихий и скрипучий голос окликнул его: <Друид!>
   Книгочей, никогда не терявший самообладания, медленно повернулся на голос, но никого не обнаружил. Только в траве что-то смутно белело, и, прищурившись, Патрик различил в темноте большие белые мослы. Под кустами лежал старый лошадиный костяк.
   - Друид! - снова окликнул его тот же голос, и Книгочей готов был поклясться, что скрипучие звуки исходили именно из этой кучи высушенных костей.
   - Кто меня зовет? - негромко окликнул Книгочей темноту и сделал шаг вперед - у него были свои представления о том, как вести себя в необычных ситуациях. Одновременно он тихо произнес короткое слово, и вынутый из ножен кинжал мгновенно выбросил длинный сноп белого света, рассыпавшийся по кустам трескучими искрами. В ту же секунду из груды костей медленно поднялся большой и длинный лошадиный череп. Его большие передние зубы приоткрылись, и он неожиданно произнес все тем же голосом, лишенным каких бы то ни было интонаций, кроме смутного шепелявого акцента, словно череп не говорил, а переводил слова с какого-то другого, очень древнего языка.
   - Не жди своих сородичей, друид. Рыжий человек и деревянная кукла уже обошли Закат. Ты встретишь их на другой дороге.
   - Чьими устами говоришь ты, башка? - громко спросил презирающий призраков бесстрашный Книгочей.
   - Того, кто велел, - сухо молвила голова и тут же рассыпалась в прах. Подойдя ближе, Патрик внимательно рассмотрел собеседника, но не обнаружил ничего нового, кроме заурядных костей, к тому же изрядно прогнивших. Зажимая нос, Книгочей немного порасшвырял их ногой, но больше не добился ничего от кучи позвонков и праха. Тихо присвистнув, друид обследовал соседние кусты, прочесал их со всех сторон в поисках невидимого шутника и, не найдя ничего, быстро заковылял наверх, оглянувшись напоследок на лошадиные останки. На костях лежала часть черепа и саркастически взирала на Книгочея. Патрик холодно взглянул в чудом уцелевшую черную глазницу и, буркнув что-то насчет домашнего скота, начал взбираться к своему костру. Через несколько минут он уже спешно спускался к реке, размышляя на ходу о странностях природы. В отличие от Симеона Патрик не разделял его интереса к очевидным вещам. Приключения нравились ему гораздо больше, хотя до хороших книг и им было далековато.
   Ян заметил, что всякий раз, когда события принимали новый, зачастую неожиданный оборот, каждый друид поначалу обдумывал сам, что делать дальше, а затем они устраивали маленький совет, где из всех мнений выбиралось одно, и Коростель далеко не всегда мог предугадать, чье суждение возобладает на этот раз.
   - Полагаю, спрашивать о том, не почудилось ли тебе все это, излишне, любезный Патрик? - предположил Снегирь, вдруг снова ставший сладким и румяным толстячком. Он изящным жестом вытер со лба грязь и ратный пот, затем оправил ремень и перевязь с ножами.
   - Совершенно излишне, - буркнул Книгочей и затолкал в рот целую лепешку, которыми хозяйка тут же принялась потчевать его с дороги.
   - С лошадиными головами мы пока не водили близких знакомств, - молвил Март и тоже с достоинством откусил.
   - С мертвыми головами, - добавил со значением Снегирь.
   - Значит, Книгочей правильно решил, что кто-то говорил с ним посредством этой головы...
   - И он имеет вес по ту сторону Моста Прощаний, - одновременно закончили свои мысли Снегирь со Збышеком, подмигнув другу с большой симпатией. Книгочей, казалось, был слишком увлечен лепешками, он молча жевал и поминутно прихлебывал кваску.
   - Тогда этот <тот, кто велел> зачем-то помогает нам, хотя там, откуда он, по всей видимости, может происходить, у нас всегда были только враги, - сказал Травник, и все друиды согласно кивнули.
   - Это уже второй помощник на нашем пути, - добавил Ян.
   - Действительно, тот приятель в маске как в воду канул, - заметил Симеон, - да и наш Рыжик тоже. Ну, будем надеяться, что они с Гвинпином действительно с нами разминулись. Что-то мне подсказывает, пока у них все благополучно.
   - Патрик! - Голос Травника изменился, и Книгочей мгновенно перестал жевать и отставил в сторону кружку.
   - Я готов, - сказал он, откладывая и недоеденную лепешку.
   - Очень хорошо, - мягко заметил Травник. - А сколько тебе нужно для сна?
   - Часа три, - пожал плечами Книгочей. - Но это не обязательно.
   - Тогда иди спать, - безапелляционным тоном закончил разговор друид. Март обнял книжника за плечи и повел в дом, на ходу что-то увлеченно рассказывая и причудливо жестикулируя. Ян смотрел им вслед, пока не закрылась дверь.
   Ему были знакомы такие состояния, когда после бессонной ночи никак не можешь отделаться от вязкого ощущения вчерашнего дня, который, оказывается, можно действительно перешагнуть только через границу ночи. Все вокруг, даже последние сони уже проснулись, заняты новыми хлопотами, а ты бродишь призраком неприкаянным, и во рту словно кот нагадил. Ян давно уже дал себе слово по возможности всегда спать ночью, хоть немного, хоть часок, чтобы, проснувшись, почувствовать, что изменилось это ощущение прошлого, чтобы почувствовать в обновленном мире обновленного себя. Идя с друидами, он всячески старался попасть в дозор либо в начале, либо в конце ночи, чтобы сменщики не будили в самый сон. Впрочем, этого хотел каждый, а ночи, даже короткие майские, тянулись медленно и томительно. К тому же Ян остро чувствовал в последнее время, что друиды словно притягивают к себе всяческие неприятности.
   Отправив Книгочея, Травник велел отдыхать и всем остальным. Остались с ним только хозяин и Ян, они уселись втроем на поленнице, и Мотеюнас наконец-то раскурил свою трубку. У Травника, видимо, были свои причины не любить курево, во всяком случае, он неоднократно по поводу курения подшучивал над Снегирем и Молчуном, большими любителями подымить. Даже Март, по-юношески балуясь, научился затягиваться крепким самосадом Йонаса, за что получал крепкие подзатыльники от Лисовина, считавшего, что надо или курить, или ходить по лесу. Молчун курил мастерски, пуская колечки дыма изо рта, носа и даже, кажется, из ушей. Травник никогда не брал в руки трубку, но Ян почему-то был уверен, что Симеон курить умеет и неплохо разбирается в сортах и видах табака, да и любого другого горючего зелья.
   - Крепок у тебя табачок, хозяин, - заметил Травник, косясь на дымящего, как вулкан, Мотеюнаса. - Того и гляди из трубки пламя повалит.
   - Ныне табачок не тот, - посетовал хозяин. - Вот раньше лесовики проходили мимо, я с ними часто менялся, табак у них больно чистый, бездымный, а уж заборист - глаза лезли на лоб, особенно с непривычки.
   Немного помолчали. Хозяин с простоватой деревенской хитрецой порассказал об урожае, о том, что земля не <родит>, затем хмыкнул и звучно припечатал ладонь к гладкому, нагретому солнцем бревну.
   - Ладно, почтенные, куда дальше путь держать будете? У меня небось сегодня не загоститесь?
   - Угадал, хозяин, - усмехнулся Травник. - Пойдем дальше, по следу тех, что я вчера у тебя спрашивал.
   Ян привалился к теплому ошкуренному пню, подпирающему завалившиеся дрова. Солнышко уже раскинуло лучи, неяркие, они все же припекали, и Коростель стал потихоньку задремывать.
   - Понятно, - крякнул Мотеюнас. - Крепко они, видать, вам насолили.
   - Что твой табак, - согласился друид.
   - Они навроде наших ночных? - спросил хозяин.
   - Да, наверное, похуже будут. С нашими так просто не управишься - голову можно потерять. Да и твоего топора с нами не будет.
   - Дела... - посетовал Мотеюнас. - Я-то нынче же соседей предупрежу. Юза да Микалоиса, что в заимке построился недавно. Они еще ребят кликнут, мы ночных прижмем - не сунутся больше.
   - Это хорошо, - поддержал Травник. - Живете вы тут все порознь, разобщены, каждый своему Чуру молится. Наверное, что-то нужно менять. Тут у вас даже солнце не в полную силу светит.
   - А у вас небось другое солнце? - недоверчиво покосился Мотеюнас.
   - Поярче вашего будет, - сказал Травник, и Мотеюнас вздохнул.
   - У нас-то в ночных и свои есть, - тихо сказал хозяин, оглянувшись на дом. Там в окне застыло лицо мальчика, во все глаза глядящего на догорающий костер.
   - Какие свои? - не понял друид.
   - Родственники. Кишк вот. Я жене не говорил, но вроде бы ее отца как-то видел ночью в окне. Кто только их мучит, за какие такие грехи...
   Ян осторожно приоткрыл правый глаз, прислушиваясь к разговору.
   - Это твоя земля, Мотеюнас, тебе и разбираться надо со всеми вашими мерзостями, что творятся тут. Нам дальше надо идти, свою надобность исправлять.
   - Оно так, - задумчиво проговорил Мотеюнас. - Я вот только слышал вечером, вы промеж собой нашу страну Подземельем называли.
   - Было дело, - согласился друид. - Только это не со зла какого, без обиды. Просто из другого края мы, вот и считали, что эти земли внизу располагаются.
   - А теперь? - пыхнул трубочкой Мотеюнас.
   - Теперь не знаем, где выше. Всюду своя глубина.
   - Точно так, - подтвердил хозяин. - Идите-ка отдохнуть, а то вот парень совсем разморился. Скажи, когда поднимать вас, хозяйка моя соберет в дорогу.
   Мотеюнас разбудил их к полудню, когда из кухни уже доносились дразнящие, аппетитные запахи поджаренных шкварок.
   ГЛАВА 19
   ПОДЗЕМЕЛЬЕ. ЛИСОВИН И ГВИНПИН
   Большая и тяжелая капля звучно шлепнула по носу, но деревянная кукла даже не обратила на нее внимания. Гвинпин ошеломленно озирался по сторонам, а Лисовин уже стягивал с ноги быстро начавший темнеть от воды олений сапог, второй стоял рядом на траве.
   Несколько минут назад они вылезли из громадной норы, в которую они ни за что бы не полезли специально, встреться она им в другой истории. Но сейчас нескончаемый коридор подземного хода, круто поднявшийся вверх и сузившийся до толщины средних объемов бурого медведя, наконец-то отпустил их, выведя прямо на поляну пропитанного недавним дождем леса. Приятели уже походили по полям и лесам вокруг замка храмовников, но такого буйства красок и зелени даже внешне невозмутимый Лисовин не мог припомнить. Лес словно раскрасила чья-то изумрудная кисть, красок хватило с избытком и на кроны, и на стволы, на кустарники и траву; даже земля, кажется, зеленела, сливаясь с мягкими мхами, устлавшими лес сплошным ковром. Теперь лес был напоен дождем, шум которого еще был слышен вдали, тихий, спокойный, уходящий; мхи превратились в мягкие губки, прежде, наверное, они приятно пружинили под ногой, а теперь испускали во все стороны обильные струи дождевой воды. Как всегда после дождя проснулись притихшие птицы, в верхушках деревьев блуждали солнечные лучи, ища дорогу меж поникшей, набухшей влагой листвы. Не существовало никакого иного цвета, кроме зеленого, зато он присутствовал в лесной палитре в невероятном множестве оттенков: кленовый, березовый, тополевый, буковый шатер нависал над говорящей куклой и рыжебородым друидом, который уже перекинул через плечо сапоги, морщась от холодной полновлажной травы.
   - Как ты ходишь все время босиком, Гвин, давно хочу тебя спросить? сокрушенно вздохнул бородач.
   - Сколько именно? - живо откликнулся весьма заинтересованный Гвинпин.
   - Чего это сколько? - удивленно покосился Лисовин, забывший о своей недавней язвительности.
   - Ну, ты сказал же, что давно хочешь спросить меня, вот я и интересуюсь, как давно тебя это беспокоит, - ответил Гвинпин, сосредоточенно шлепая ногой по траве: его забавляли разлетающиеся во все стороны прозрачные брызги.
   Друид некоторое время молча смотрел в честные, пуговично-круглые глаза Гвинпина, затем в сердцах плюнул и отвернулся.
   - Вот видишь, ты уже и сам вспомнил, - заметила проницательная кукла, ободряюще похлопав приятеля по широкой спине. Лисовин стоически перенес эту ласку, так и не решив для себя окончательно, чего же в кукле больше - лицемерия или наивного простодушия. Оба любили последнее слово оставлять за собой, и друид его сказал, только очень тихо, а затем вырвал с корнем королевских размеров лопух и воткнул его в нору, из которой они недавно выбрались. Отойдя на пару шагов, он пригляделся, тщательно расправил ветки, закрывая полностью отверстие, затем у одного из не самых высоких стеблей приотломил верхушку, оставив ее свисать на тоненькой ленточке кожицы. Удовлетворенный содеянным, друид легонько щелкнул пальцем по черной блестящей голове куклы и преувеличенно бодрым тоном скомандовал:
   - Вставай, птица, пора осмотреть этот небесный уголок. Заодно и подышим свежим воздухом.
   Гвинпин послушно встал и заковылял вслед за Лисовином, который быстро и уверенно шлепал по траве в сторону ближайшей рощи. Полянку пересекала пара тонких тропок, но друид всегда выбирал известные ему дороги, не доверяя незнакомым предшественникам, - так было всегда, когда ему случалось оказаться в чужом лесу и если тропа не была звериной.
   - А звери тут есть? - спросил Гвинпин, еле поспевая за своим спутником.
   - Вряд ли какая лисица или волк вздумают покуситься на твои шелковые перышки, - назидательно молвил Лисовин.
   - Я, между прочим, о тебе беспокоюсь! - весело крикнул Гвинпин, догнав наконец друида и зашлепав с ним рядом.
   - За беспокойство спасибо, - откликнулся бородач, - но будет лучше, если эти заботы ты предоставишь мне, а сам будешь смотреть под ноги, и, пожалуйста, помягче ступай, а то я уже по колено в воде.
   - Хорошо, - пообещал Гвинпин и тут же с размаху провалился лапой в кротовую нору, залитую до краев мутной черной водой. Лисовин укоризненно посмотрел на незадачливого спутника, выдернул его из норы и обтер пучком травы.
   - Спасибо, - поблагодарил нисколько не обескураженный Гвин и тут же дернул за карман шагающего рядом бородача. - А ты видел, Лисовин, что в кустах, возле большого бука, сзади подземного хода, откуда мы вылезли...
   - А ты покороче не можешь? - осведомился рыжий друид.
   - Если покороче, то там шелохнулась ветка, причем очень резко! И это не мог быть ветер, - заключил вполне довольный собой Гвин.
   - А ты не видел, как из этого куста потом вылез заяц? - ответил, на ходу, не оборачиваясь, Лисовин. - Он еще полз так, словно у него лапы больные, зашибленный какой-то.
   - Нет, этого я уже не видел, - с легкой ноткой разочарования сообщила кукла. - Ты как раз меня о чем-то спросил, в это время я и обернулся.
   - Я тебе велел смотреть под ноги, иначе, как только мы доберемся до места, будешь стирать мою одежду, - нервно предупредил Лисовин.
   - А до какого места мы доберемся? - тут же спросил неугомонный Гвинпин.
   - Ну-ка, послушай меня, друг ситный! - Друид резко остановился и указал на куклу пальцем. - Я эти края знаю не больше твоего. Так почем я знаю, до какого места мы сейчас доберемся! Куда-нибудь уж выйдем, это точно. Поэтому хватит болтать и давай поспешай, в этакой луже мы ни одного следа не отыщем - все водой затянет. Один след я уже приметил, пока ты, между прочим, плескался, так что вперед и молчком.
   - А чей след? - взволнованно пролепетала кукла.
   - Вот это мы в ближайшее время и должны узнать, - пообещал друид и резко свернул. Гвинпин от неожиданности поскользнулся и тут же растянулся на мокрой траве, которая сразу же наполнилась темной жижей. Разом вскочив, он встряхнулся и стремглав побежал вдогонку за друидом, который уже углубился в лесную чащу.
   За стволом большого бука, напротив отверстия в земле, заботливо замаскированного Лисовином, стоял Коротышка. Он был в причудливой, неуместной для лесной чащи желто-зеленой клоунской одежде с манжетами и большими стеклянными шариками, нашитыми в кистях шнуровки. Голову его украшал маленький остроконечный колпачок такой же расцветки, а к поясу был приторочен большой заяц со свернутой набок головой и выпученными удивленными глазами. Рука зорза сжимала небольшой моток тонкого шелкового шнура. Коротышка улыбался, как большой довольный ребенок, сумевший ненароком завлечь взрослых в только что придуманную им увлекательную игру.
   Высоко над ним на прочном толстом суку сидела большая красноватая птица. Человек, стоящий внизу, птице уже порядком надоел, и она оглядывалась по сторонам в поисках шишек.
   На следующее утро вновь выглянуло раннее солнце. Ночью опять пролился обильный дождь, изрядно потрепал цветущие ветки лесной черемухи, и широкие лужицы, в изобилии попадавшиеся двоим приятелям по пути, были словно снегом усыпаны маленькими белоснежными лепестками. Весенние запахи кружили голову, и даже Гвинпин поминутно фыркал носом и озирался по сторонам. Трава мало-помалу начала подсыхать, и на редких тропинках стали появляться ночные следы. Тонкие тройные палочки, отпечатавшиеся у воды, указывали место прихода ворон, еле заметные круглые шнуры из песка, тянущиеся из луж в траву, сообщали о маршрутах черных ужей, охотившихся за юркими лягушками, ведущими свои бесконечные брачные переклички. Следы зорзов стали встречаться чаще, они были глубоки и отчетливы люди шли не таясь. Лисовин и кукла иногда обменивались короткими репликами, когда теряли направление или их мнения разделялись; кукла проявила немалую смышленость в чтении следов, несмотря на то что этим делом она занималась впервые. Друид слегка подтрунивал над Гвином, но тот отвечал настолько специфическими шутками, что их деревянный смысл с трудом доходил до друида, и тот порой никак не мог определить, кто же на этот раз взял верх.
   Через час, изучив очередной след на моховой подстилке, пропитанной мутной водой, Лисовин велел ускорить шаг, и тропинка, вдоль которой они шли с самого утра, свернула в большую березовую рощу. Тут Гвинпин снова поскользнулся (к чести куклы, это случилось всего лишь второй раз за утро!) и звучно шлепнулся в грязь. На плеск и проклятия обернулся Лисовин и весело расхохотался при виде перемазанной куклы.
   - Не кажется ли тебе, дорогой друг, что ты опять выбрал не самое лучшее место для купания? Эти хрустальные струи, что низвергаются с твоего носа, придают вам особенное очарование, господин ныряльщик.
   - Где это ты выучился так изъясняться, Лисовин? - отчаянно отфыркиваясь, огрызнулась кукла. - Последние двадцать пять лет я что-то не встречал тебя при дворе.
   Он критически осмотрел свое забрызганное грязью тучное тельце и решительно заявил:
   - Пока я не отчищусь, никуда не пойду.
   - И сколько тебе потребно времени? - спросил терпеливый друид.
   - Сколько бы ни понадобилось! - сварливо ответила кукла. - Солнце уже припекает, через полчаса я покроюсь сплошной коркой песка и грязи, а этого я никак не могу себе позволить. Можешь идти вперед, я тебя мигом догоню.
   - Хорошо, - согласился Лисовин. - Только не сворачивай с тропинки и шевели лапами побыстрей.
   - У меня, между прочим, не лапы, а ноги, - заметил Гвинпин. - Не успеешь оглянуться, я тебя уже догоню.
   - Береги краску на боках, - на прощание посоветовал друид. Он повернулся и быстро зашагал вдоль тропы, через минуту уже скрывшись между березами. Гвинпин сорвал большой пук травы, выжал воду и принялся тщательно чиститься. Через некоторое время он уже блестел, как свежевыкрашенная игрушка на столе у расторопного ремесленника. Внимательно глядя под ноги, он двинулся по тропинке, осторожно обходя лужи и влажную грязь. Спину изрядно пригревало, и потихонечку настроение его стало подниматься. Гвинпин даже забурчал под нос фривольный мотивчик, который он слышал и запомнил на игрищах в одной деревеньке. Смысла слов кукла, естественно, не понимала и поэтому в скором времени уже распевала песенку во все горло, являя собой весьма странное зрелище в дивном весеннем лесу.
   Однако куда более странную и уж совсем неожиданную картину Гвинпин увидел в березовой роще, куда свернула его тропинка. Посреди большой пронизанной светом поляны стояла крепко сколоченная деревянная сцена, ее настил состоял из широких сучковатых досок. В углу сцены возвышалась раздвижная ширма, по бокам которой были перегородки, за которыми обычно скрываются актеры, отыгравшие свои слова. Что за бродячий театрик тут обосновался, откуда он взялся в насквозь промокшем зеленом лесу - все это представлялось Гвинпину большой и увлекательной загадкой. Но еще более его удивило то, что перед сценой было врыто в землю несколько рядов длинных скамеек, очевидно, для зрителей, причем это было сделано давно - столбики скамеек утопали в густой мокрой траве. На лавках чинно сидели зрители, и в самом последнем ряду сидел Лисовин. Гвинпин, не отличавшийся особенной остротой зрения, заковылял поближе и с изумлением обнаружил, что перед сценой расселись все остальные известные ему друиды из отряда Травника, с которыми они уже несколько дней как разминулись. Сам Травник, Книгочей и Снегирь сидели в первом ряду, сбоку Молчун острым ножом с рукоятью из оленьего копытца строгал ореховый прут. Чуть сзади примостились Збышек и Ян по прозвищу Коростель, они оживленно болтали. Все, обернувшись разом, поприветствовали куклу жестами и тихими восклицаниями, а Лисовин молча указал Гвинпину на место рядом с ним.