Челяев Сергей. Ключ от Дерева (Ключи Коростеля - 1)

   Солнце уже высоко стояло в небе, молодая листва блестела в его лучах. <Скоро зацветет черемуха>, - почему-то подумалось Яну, и в этот миг Травник взял его руку.
   - Похоже, я смогу не только рассказать, но и показать кое-что. У тебя нервы-то крепкие?
   - Да вроде не жалуюсь, - смущенно пробормотал Дудка. - А что такое?
   - На углу твоего дома с заднего торца миска с водой стоит. Ты ее старику давал? Он туда смотрел ночью?
   - Давал... - подтвердил Ян. - Он велел воду выплеснуть, да я оставил, огород полить нужно. Ночью на улице вода постоит, будет на звездах настоенная, овощи будут большие.
   Яну показалось, что старшина взглянул на него с интересом.
   - А ты, как я погляжу, рачительный хозяин, ничего у тебя просто так не пропадает. Хорошая черта характера. Во всяком случае, службу нам с тобой она сослужила.
   - Какую службу? - не понял Ян.
   - Сейчас узнаешь, - сухо ответил Травник. - Пойдем.
   Все его люди собрались за домом - там, где густо росли сирень с черемухой. Они обступили кругом злополучную миску с водой, лежавшую в молодой сочной траве.
   - Сейчас ты поймешь, что за гость был у тебя сегодня ночью, - каким-то новым голосом сказал старшина.
   Ян увидел, что лицо его посуровело, а в глазах загорелся холодный злой огонек. Люди молча расступились перед Яном, он шагнул вперед и оглянулся на Травника непонимающе.
   - Загляни в нее, - глухо сказал тот. Ян пожал плечами, опустился на колени и посмотрел в воду.
   На поверхности ее плавал рыжий весенний паучок, занесенный сюда невесть каким ночным ветром, вода в миске была черна, словно еще стояла ночь; лишь дно, белея, просвечивало сквозь глубину. И все.
   Ян с недоумением поднял глаза на Травника. Старшина понимающе усмехнулся, протянул к нему ладонь и произвел перед его лицом вращательное движение, будто стер невидимую преграду перед глазами Яна. Затем кивнул на миску. Ян обернулся и отпрянул от неожиданности.
   Из глубины темной воды на него злобно смотрела волчья морда. Уголки пасти хищно подергивались, в глазах горел голодный огонек, они были прищурены и неотрывно глядели на человека. Голова была живая, и в ее взгляде словно застыли холодная неизбывная злоба и какая-то недосягаемая для человека мудрость, мудрость не человечья и человеку чуждая. Дудка почувствовал, что кровь холодеет у него в жилах.
   - Что... это? - прошептал он, не чувствуя солнечного тепла полудня.
   - Это он, твой ночной гость, - ответил Травник, внимательно наблюдая за лицом Яна.
   - Но этого не может быть! Что все это значит?
   - На этой земле бывают разные вещи, случаются и подобные, - проговорил старшина, словно размышляя вслух. - Сомнений нет. Простые и неграмотные люди называют это словом <оборотень>. Мы же, - тут Травник сделал короткую паузу, нюанс, значение которого Ян не уловил, - мы называем это <перевоплощение>.
   - Между этими... - Ян не нашел подходящего слова, - есть разница?
   - В словах - да. По сути же - нет, - последовал ответ, и Ян обессиленно опустился на бревно. Что-то внутри него бунтовало, отказывалось оценить, проанализировать ситуацию. Он знал одно: у него больше не хватит духу еще хоть раз заглянуть в миску. <Вот огурцы бы выросли - будь здоров!> - вдруг пронеслось в сознании Яна; он явственно услышал сухой надтреснутый смешок говорившего, будто просыпали на лестницу горсть старых, позеленевших медных монет.
   <Что же мне теперь делать?> - растерянно подумал Ян и вопросительно посмотрел на Травника. Тот угадал суть вопроса и покачал головой.
   - Ничего. Ничего ты уже теперь не сделаешь. А наша миссия теперь закончена. - Его люди переглянулись, но никто не проронил ни слова. - И мне очень печально, что сбываются наши самые худшие предположения.
   Травник взял миску в руки, и Ян невольно отодвинулся.
   - Ты тоже почувствовал? - усмехнулся старшина.
   - Да, - потупил взор Дудка. - Мне кажется... он там живой.
   - В известном смысле это так. Однако его срок уже приходит.
   С этими словами Травник медленно наклонил миску и вылил содержимое в траву. Над ней поднялся серый дымок пепельного оттенка, и Ян ощутил странный запах, запах не столько неприятный, сколько инородный, чужой, к которому и отношение свое определить поначалу трудно.
   - Вот и все, - молвил старшина. - А теперь пойдем в дом. Ты, наверное, хочешь задать мне целый мешок вопросов. Изволь, я постараюсь объяснить то, что знаю сам.
   Они поднялись на крыльцо. Ян, закрывая дверь, заметил, что один из путников остался во дворе. Удобно устроившись на бревнах, он дремал на солнышке, однако Коростель почувствовал на себе его внимательный, оценивающий взгляд из-под полуприкрытых век. Неизвестно отчего Ян почему-то вдруг ощутил покой и уверенность в себе, чувства, которых, казалось, он почти лишился за последние сутки... Он приветливо кивнул сторожу и вошел в дом.
   Травник и его люди уже расселись на диване и стульях, поджидая хозяина. Они заговорили, и время полетело незаметно.
   Гости Яна пришли издалека. Они прошли долгий и нелегкий путь в поисках того, кто умер прошлой ночью в доме Коростеля. Как понял Ян, Травник и его люди выполняли чью-то просьбу или задание. Дудка почему-то подумал, что приказать этой компании было бы затруднительно кому бы то ни было: сдержанные лица путников таили в себе сильные и непростые чувства, за их непроницаемым спокойствием скрывались уверенность в себе, способность мгновенно перейти к действию, а в глазах читалась сила непостижимых для Яна природы и цвета. Еще было знание, не ум, не опыт, хотя их тоже, по-видимому, было не занимать. Это было Знание с большой буквы, то, которое наполняет глаза печалью, а на уста накладывает печать, печать горькой мудрости, хотя бы и пронизанной светом. Ян почувствовал себя в их кругу юным и несмышленым, глубина их глаз его тревожила, душа наполнялась смутным беспокойством. Но, говоря о трудностях и тяготах своих поисков, Травник умудрился почти ничего не сказать о себе и своих спутниках, Ян понял только, что они должны были найти старика, ничего не зная о его сущности. Однако все тайное рано или поздно проясняется, и, выйдя спустя несколько месяцев после начала поисков в страну, где жил Коростель, они уже более или менее представляли себе, с кем им предстоит иметь дело. Смерть старика была для них неожиданностью, той неожиданностью, которая положила конец их делу, но мало что объяснила. Старший говорил, а Яну иногда становилось страшно и жутко при мысли о том, кого занесла к нему вчера ночью судьба. Его пальцы судорожно сжимали в кармане какой-то лоскут или тряпку, а перед глазами стояла оскаленная волчья морда. Она жила каким-то своим, чуждым миру Яна естеством, глаза ее были полны холодной злобой и вместе с тем каким-то пустым равнодушием к этому миру. В мир же этих глаз проникнуть было невозможно.
   Он вдруг подумал, что этой ночью, возможно, избежал смертельной опасности, и вновь вспомнил это ледяное равнодушие в волчьих глазах. <Оборотень!> - кто-то ясно и отчетливо сказал у Яна в голове, и он испуганно поднял голову, словно кто-то из путников мог услыхать. Его глаза натолкнулись на пристальный взгляд серых глаз старшины, и Яну показалось, что Травник заглянул прямо в его душу, так пронзительно было это ощущение.
   - Вот кем он оказался, - сказал Травник, подводя итог своим мыслям, но этот голос был другим, тихим, с едва заметной усталой хрипотцой. - Тебе надо теперь поскорее обо всем этом забыть. Отвлекись. Дом проветри, весна ведь идет. Будет много работы.
   - Слушай, Травник! - Коростель остановился, не в силах подобрать нужные слова. - Это он потому хоронить себя не велел... потому что он... тот, который в миске был?
   - Я не знаю, как у них с этим, - усмехнулся старшина, - но, думаю, людские похороны им не требуются, ни к чему, одним словом.
   - А ты сам? - пытливо взглянул на Травника Дудка. - Листья воскрешаешь из сухой травы. В воздухе рисуешь без красок и кистей. За оборотнями гоняешься. А глаза у тебя... как звезды какие-нибудь в ночном небе. Ты-то сам из людей? Не превратишься сейчас в кого-нибудь?
   - А сам как думаешь? - улыбнулся Травник. - Превратиться во что-нибудь в одночасье - не велик труд, жизнь порой сама подталкивает... - Тон старшины был невесел. - Вот когда медленно превращаешься, когда судьба неслышно точит тебя, как подземный ручей гранитную скалу, вот этого я никому не пожелаю. А что касается людей, то все мы из них, из человеков. Да все из разных вышли.
   Старшина встал и подошел к двери. Отворил, обернулся.
   - Вот только вернуться не всем суждено. Не всем.
   И вышел, а вслед за ним поднялись все его спутники.
   Ян проводил их до околицы. Расстались сердечно, пожали друг другу руки без лишних слов. На прощание Травник сказал, что делать тайну из их посещения не обязательно.
   - По одной простой причине - нас никто не станет искать. Мы никому не нужны. А старик - кто его знает, в каких он теперь мирах! Прощай же, Ян Коростель, встречаться снова в этой жизни нам нет нужды.
   Дудке показалось, что это не просто слова, а какая-то ритуальная фраза, знак прощания, может быть, излишне торжественный, с каким-то оттенком обреченности, но он промолчал - обычаи его гостей были ему неведомы.
   Они пошли и скоро скрылись вдали. Ян некоторое время смотрел им вслед, затем повернулся и отправился домой.
   Солнце начало клониться к земле, лучи его были ласковы, но мысли Яна были темны ему самому. Скрипнула калитка, хозяин вошел в дом, и человек, стоящий в камышах на другом берегу реки и внимательно наблюдающий за домом и его окрестностями, увидел, как за окном вспыхнул огонек: в доме зажгли свечу.
   ГЛАВА 3
   ГОСТЬ ИЗ ДОМА - ГОСТЬ В ДОМ
   (RЄR-з -Ё_)
   За окном вечерело, в воздухе опускалась весенняя прохлада. Ян почувствовал, что проголодался, и было с чего - со вчерашнего вечера во рту не было маковой росинки. Вино стояло на столе, глиняная кружка была пуста. В доме был погреб, где он хранил съестные припасы. Ян поднялся со стула, ловя себя на мысли, что инстинктивно пытается обойти кровать и старается не смотреть в ее сторону. <Вынесу и разломаю, а доски сожгу так, чтоб огонь до неба, - подумал Ян, и неприятное воспоминание о красных, налитых кровью глазах, в упор смотрящих на него из воды, опять посетило его. - Пока и на диванчике перебьюсь, а на кровать, где этот... лежал ночью, я теперь сроду не лягу ни за какие коврижки>. Он вышел в кухню, приподнял крышку люка и спустился в подпол.
   Пару дней назад Дудка проверил силки, которые регулярно ставил на другой стороне реки. Добыча - четыре кролика - висела на крючках, где Ян коптил рыбу. Большой каравай лежал в деревянной кадушке - в ней долго сохранялся хлеб, который Коростель брал в соседней деревне вместе с картошкой. Предвкушая печенного на углях кролика, Ян сложил все необходимое в ведерко и поднялся в кухню. Вооружившись острым кухонным ножом, он стал разделывать кролика и вдруг почувствовал: в доме опять что-то изменилось. Сам дом словно затаился, застыл в молчании, причина которого Яну была неизвестна, и мурашки пробежали по его спине. Он отодвинул занавеску (в доме не было других дверей, кроме входной) и вошел в комнату.
   Внутри по углам стояли люди, вооруженные мечами и луками. Их было шестеро, одетых в зеленые кафтаны и зеленые штаны, заправленные в походные сапоги. Расположились они так, чтобы держать одновременно под наблюдением дверной проем и окна. Яна они, похоже, ждали. Что касается последнего, то он стоял в замешательстве, не понимая, откуда взялись эти очередные, которые уже по счету за последние сутки, нежданные гости. На минуту воцарилось общее молчание, после чего к Яну шагнул молодой воин с русыми волосами, перехваченными черной лентой, расшитой разноцветным узором.
   - Где Камерон? - спросил он ясным и звучным голосом, в котором Ян, однако, уловил нотки волнения. Лицо Яна выразило полное непонимание.
   - Где Камерон? - повторил юноша, нетерпеливо притопнув ногой.
   Коростель медленно пришел в себя.
   - Я не знаю, кто это. Но я очень хочу знать, кто вы такие и какого черта вы делаете в моем доме. - Ян почувствовал, как в нем медленно закипает злость. Они забрались в дом, пока он ходил в погреб! Кем-кем, а гостями он за последнее время сыт по горло! - А самое лучшее для вас будет, если вы уберетесь из моего дома туда, откуда вас принесло на мою голову. Никого я не знаю и знать не хочу! - Дудка уперся в переднего злым взглядом и для пущей убедительности переложил из руки в руку большой кухонный нож, которым он только что разделывал крольчатину.
   - Ты лжешь! - гневно выкрикнул юноша и сделал шаг вперед по направлению к Яну. Пылая от негодования, Дудка шагнул ему навстречу. Однако тут же почувствовал, что наткнулся на невидимую преграду, - его остановил пристальный взгляд человека, стоящего позади задиристого молодого воина.
   - Остановись, Збышек, - спокойным голосом велел человек, внимательно разглядывая Яна из-под темных бровей. Его короткие черные волосы изрядно тронула седина, он был среднего роста и не производил впечатления предводителя. Однако юноша закусил губу и замер, сверля Яна яростным пронзительным взглядом. - Успокойся, хозяин, мы не причиним тебе вреда. Март немного взвинчен, но не ты этому виной. За наш непрошеный визит не серчай. Мы постучались, но никто не отвечал, вот мы и вошли. Лисовин, объясни в чем дело.
   Седоватый успокоительно положил руку юноше на плечо, и огонь в его глазах стал утихать. Вперед тут же шагнул человек в зеленой с желтым отливом плащ-накидке, его лицо заросло густой рыжеватой бородой. В глазах его, спрятавшихся за густой сеткой улыбчивых морщин, лучились ум и лукавая хитреца, пробивавшиеся за внешней простоватостью. Он заговорил, и Ян сразу понял, что перед ним если не земляк, то по крайней мере уроженец этой страны.
   - Мое почтение тебе, уважаемый. Мы ищем человека по имени Пилигрим Камерон, он пожилого возраста, в плаще, с ним конь с рисунком лилии на подкове. Мы потеряли его след несколько недель назад и нашли возле твоего дома. Думаю, что день-два назад он был у тебя, и ты знаешь, где он теперь. Возможно, он был болен, и нас очень беспокоит сейчас его положение. Что ты на это скажешь?
   Некоторое время Ян смотрел на него, силясь переварить сказанное. На мгновение ему показалось, что время повернулось вспять и понесло его по кругу, меняя на ходу лица, цвета, звуки. Затем он оглушительно расхохотался - как он надеялся, весьма обидным для гостей смехом - и сердце его захлестнула горячая волна насмешливой язвительности. Ян плюхнулся на диван и широким жестом указал людям в зеленом на стулья.
   - Нет слов, господа, нет слов! Одно из двух: или вы все с ума посходили, или я чокаюсь. Держу пари, вы даже не подозреваете, что ваши приятели не далее десяти миль отсюда, а? Право, у вашего старика, как там бишь его, невообразимое количество друзей, которым всем позарез понадобилось его увидеть! Но вот ведь какой сюрприз для них приготовлен: они и не подозревают, каков их приятель на самом деле, а дел и всего-то - в водицу глянуть. А я-то, надо же, как в воду глядел! - И Ян, весьма довольный удачным каламбуром, снова расхохотался.
   Люди в зеленом переглянулись. Похоже, неожиданная вспышка беспричинной веселости Яна их весьма озадачила.
   - Твои слова темны для нас, - сказал Лисовин.
   Седоватый задумчиво посмотрел на Яна, теребя рукой шнурок от небольшого мешочка, висевшего у него за поясом. Остальные молча смотрели на Коростеля и Лисовина, и по их глазам трудно было прочитать, что они об этом думают.
   - Мы действительно ищем старика. Если тебе известно, где он находится, скажи. Мы его друзья.
   <Они ничего не знают о нем нынешнем. Если только не одного поля ягоды, мгновенно сообразил Ян, одновременно мысленно оценивая силы и возможности каждого. - Под дверью, у ведра, лежит топор>, - запоздало вспомнил он.
   - О каких приятелях ты говорил? - спросил человек в темно-зеленой куртке с черными как смоль волосами, ниспадающими на плечи. - К тебе кто-то приходил сегодня? Его искали?
   Ян молчал.
   - Сейчас по лесам бродит много разных людей... и существ, - неожиданно заговорил Збышек, которого седоватый назвал Мартом. - Если с тобой что-то случилось, я могу тебе помочь. Но сперва скажи, где старик?
   Миролюбивый тон юноши смутил Яна. Он уже понял, что эти люди не знакомы с Травником и его командой. Похоже, что об истинной сущности своего Пилигрима они тоже не подозревают. Может быть, их тоже кто-то послал его найти? Не один ли и тот же это человек?
   И Ян, чтобы окончательно прояснить ситуацию для себя, слегка поколебавшись, решил рассказать им о Травнике, тем более что тот не просил хранить его приход в секрете. Томительная усталость навалилась на плечи, и Дудке захотелось выбраться наконец из этого хитросплетения недомолвок и тайн. <Интересно, а что здесь было, пока я в бой ходил да <ура> кричал? Если сейчас, не успел прийти, от незваных гостей отбою нет, то без меня они тут, наверное, косяками ходили>. От этой мысли Яну вдруг стало смешно, и он почувствовал, что невероятное напряжение, сковывавшее целые сутки его силы и волю, немного отпустило, и захотелось ясности и простоты - того, к чему он стремился в душе и мыслях всю жизнь.
   - Ваш старик был у меня прошлой ночью. Должен вас огорчить: он появился у меня раненый и в ту же ночь умер на этой постели. - Коростель указал рукой на кровать, и все невольно обернулись и посмотрели назад, на смертное ложе человека, в поисках которого они пришли сюда.
   - Камерон мертв? - тихо переспросил Лисовин, и Яну показалось, что голос рыжебородого детины дрогнул.
   - Если его так зовут, то да, - подтвердил Коростель. - Я похоронил его в лесу, - сказал он и заметил, как в глазах седоватого на мгновение мелькнула тень сомнения или несогласия. - Я сделал так, как велел ваш старик, - поспешно добавил Ян и обвел взглядом всех присутствующих.
   Люди в зеленом по-разному отреагировали на известие о смерти знакомого и, по-видимому, дорогого им человека, который на самом деле им не был. Но об этом знал только Ян, и он все больше убеждался в этом, глядя на гостей. В глазах Марта сквозило отчаяние, Лисовин хмурился, отчаянно теребя бороду и накручивая ее на корявый указательный палец. Седоватый отвернулся к окну и уставился на него, словно это было сейчас единственным на свете, что его интересовало. Головы остальных были склонены, и их лиц не было видно. Ян откинулся на спинку своего обветшалого дивана.
   - Не знаю, зачем ищете его вы, но два часа назад я уже проводил отсюда семерых человек, которые тоже приходили за стариком.
   - Они его знали? - быстро спросил Лисовин.
   - Да, описали, как он выглядит, и, более того...
   - Что?
   - Словом, я понял, что они знали о нем многое.
   После этого наступила пауза, в комнате воцарилась тишина.
   - Что это за публика? - осведомился доселе молчавший плотный человек с живым румяным лицом и маленькими голубыми глазами, весело выглядывавшими из-за круглых щек.
   - Они назвали свои имена, но мне они ни о чем не говорят. Я думаю, они искали старика, выполняя чью-то волю. Так же, впрочем, как и вы.
   - Камерон был изранен? - спросил Лисовин.
   - Нет, - промолвил Ян. - Похоже, он получил удар мечом. Но теперь я уже не знаю, что и думать, во смерть это или во спасение.
   При этих словах седоватый отвернулся наконец от окна и внимательно посмотрел на Яна. На щеках Збышека вспыхнул гневный румянец. Лисовин же только покачал головой.
   - Старик что-нибудь сказал тебе перед смертью? - спросил круглощекий.
   - Да, мы с ним говорили. Я не всему поверил, а теперь - особенно.
   - А об этих людях Пилигрим говорил?
   - Да, об одном из них. Он сказал, что этому человеку я могу рассказать обо всем, что с ним случилось. Он умер ночью, а утром пришли они. Их старший спросил о нем и назвал свое имя. Он и был тем человеком, о котором говорил ваш старик.
   - Как его звали? - быстро спросил седоватый.
   - Его имя - Травник, - ответил Ян.
   Услышав это имя, люди в зеленых одеждах тревожно переглянулись, причем Март издал тихое восклицание.
   - Вы его знаете? - спросил Ян, заранее предчувствуя ответ.
   - Да, нам знакомо это имя, - задумчиво проговорил Лисовин, теребя свою бороду. - Даже чересчур. О чем вы с ним говорили?
   - Он предъявил доказательства того, что не зря носит это имя. - Яну надоело отвечать на бесконечные вопросы, ведь он уже почти сутки только этим и занимался, к тому же он сам еще тоже ничего не знал об этих людях. - Теперь я бы хотел знать, кто вы такие и что вам еще от меня нужно. Если больше ничего, можете отправляться дальше по своим делам, а я хочу спать.
   Ян демонстративно развалился на диване, исподтишка наблюдая за искателями. Они собрались в круг и обменивались короткими репликами на чужом языке. Некоторые слова Ян не расслышал, и смысл разговора он понять не сумел. Март, Лисовин и остальные спрашивали, седоватый кратко, порой односложно отвечал.
   - Эт вервес?
   - Ун.
   - Навии?
   - Мортс не рас! Ун.
   - Зорза эрст? - спросил Март.
   Седоватый задумался. Бросил взгляд на окно, на Яна, поскреб шершавый подбородок.
   - Может быть, и зорзы. - Он неожиданно перешел на общий. - По крайней мере ничто не против. Хотя почему тут? Это вопрос.
   Он подошел к Яну.
   - Послушай, хозяин. Кстати, как тебя зовут?
   Некоторое время Дудка смотрел на него снизу вверх, но ничего остроумного или язвительного придумать так и не смог.
   - Мое имя Ян, а кличут Коростелем.
   - Так вот, Ян Коростель, время уже позднее. - За окном действительно смеркалось, где-то у реки закричал козодой. - Не стоит нам сейчас бродить по лесам да болотам. У тебя место в доме найдется?
   Вопрос был столь неожиданным для Яна, что он не успел сообразить и утвердительно кивнул.
   - Ну, вот и славно, - улыбнулся седоватый. - Ты уж извини, хозяин, но придется нам у тебя сегодня переночевать. Да ты не переживай, мы тебя не стесним. Постелим на полу, одеяла у нас есть, возьмем плащи. А пока давай перекусим, а то мы тебя своими вопросами уже совсем замучили!
   Как жарили кролика, Ян уже не помнил. Гости развязали походные мешки, достали хлеб, козий сыр, холодное мясо, а Лисовин еще и большую вяленую рыбу. Под рыбу и полбочонка крепкого кваса, настоянного Яном на хлебных корочках с изюминками, приговорили, и бутыль с вином опорожнили. Уже засыпая на своем жестком диванчике, Ян неожиданно подумал: <Вчера здесь оборотень лежал, а нынче с его друзьями квас пью!> Но переварить эту мысль он уже не сумел, глаза его сами собой закрылись, и Ян провалился в сон, как в старый подпол.
   Спустя час или два он проснулся от легкого прикосновения. В доме всё спало, за окном потрескивал ранний весенний сверчок. Звезды заглядывали в окно, а перед Яном на стуле сидел седоватый и смотрел на него, блестя глазами в темноте.
   - Что? - неслышно, одними губами прошептал Ян. Ему вдруг стало страшно, и он подумал, что вот сейчас что-то должно случиться.
   Седоватый зажег свечку на краешке стола и запахнулся в плащ, словно ему передался от Яна озноб.
   - Нам надо поговорить, - тихо сказал он. - Нужно кое-что выяснить.
   - Сейчас??? - вытаращил глаза Ян.
   - Да, сейчас. - Седоватый скрестил руки на груди. Отсветы пламени свечи играли у него на лице. Сон вдруг неожиданно отлетел от Яна, и он молча лежал и смотрел на своего собеседника. Седоватый вздохнул, словно ему самому не хотелось приступать к этому разговору. - Дело в том, - он вдруг устало улыбнулся, и его лицо на мгновение стало по-детски беззащитным и каким-то удивленным, - дело в том, Ян Коростель, что Травник - это я. А других людей с этим именем, думаю, нет.
   Ветер внезапно стукнул ставней, и свеча на столе погасла, испустив тонкий прозрачный дымок.
   ГЛАВА 4
   ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ
   Расположенный на границе владений литвинов и белых полян, город Аукмер был одним из тех мест, которые большие торговые пути обходили стороной. Вокруг простирались зеленые поля, изредка пересекаемые глубокими оврагами, поросшими черемухой и вербой. На дне их часто журчали ручейки, они терялись в траве, уходили под землю, выбиваясь чистыми ключами в сосновых и еловых перелесках. Леса пахли грибами и ягодой, шумели, насквозь пронизанные светом полян и опушек. Западная глухомань не коснулась литвинских лесов, и тому причиной были холмы, которыми были усеяны местные земли. Оттого рассветный туман часто собирался в низинах, а над ним дул влажный ветер, светили ночные звезды, и в их серебристом снегу на холмах вырастали заповедные, тайные травы, в соках которых бежали сила и немощь, приворот и чей-то будущий зарок, а о некоторых чудодейственных свойствах не догадывались и знахари да ворожеи, ходившие по траву весенними и летними лунными ночами. Куда бы ни бежали лесные и полевые ручьи, конечной целью их всегда была непоседливая вода у западных окраин Аукмера. Там маленькие домики с яблоневыми и вишневыми садами спускались к реке, которая с незапамятных времен не спеша катила воды на север, к большой соленой воде и никогда не тающему снегу на вершинах суровых заповедных гор, через которые мало кто перебирался и никто еще не вернулся. Литвины почитали реки как носителей мужского начала, поэтому реку назвали Святой, назвали давно, а в старину имена никогда не давали просто так.
   Литвины и поляне жили в мире, порой играли свадьбы, семьи и роды перемешивались, однако язык и обычаи оберегали строго; особенно истово почитали заповеди в деревнях и селах, свято веруя, что истинная чистота возможна только здесь, вдали от всего наносного, городского. В Аукмере, городе литвинов, немало жителей принадлежало к ветви полян и других ближайших западных соседей, понимавших язык и обычаи друг друга. Так было не всегда, и, как символ былых раздоров, раскинулась на окраине города невысокая крепость белого камня с широкими приземистыми башнями и крепкими стенами, выдержавшими в свое время и яростные штурмы, и долгие осады. Шли, катились речными волнами годы, крепость Аукмер теряла свое значение, и войны обходили ее стороной. Однако ворота главной башни всегда были закрыты, на стенах регулярно сменялась стража, а все окрестности далеко просматривались бдительными дозорными, использовавшими специальные оптические устройства, по слухам, сконструированные когда-то таинственными друидами, в которых теперь уже мало кто верил. Вездесущие мальчишки шныряли вдоль крепостных стен, надеясь если не проникнуть, то хотя бы разведать, что происходит внутри, однако неизменно натыкались на строгие взгляды стражей, внимательно следящих сверху за всем, что творится на подступах к цитадели. Лишь раз в неделю, по понедельникам, часовые открывали главные ворота и пропускали телеги и подводы, груженные провизией и фуражом. Ходили слухи, что изредка крепость посещал правитель Аукмера, а иногда заходили и странствующие монахи, к которым благоволил комендант крепости, интересовавшийся новостями с дальних рубежей. Городское население крепость мало интересовала, и она стояла молчаливым оплотом прежней безопасности и ненужной уже сегодня защиты.