Челяев Сергей. Ключ от Дерева (Ключи Коростеля - 1)

   Коростель все чаще возвращался мыслями к темноволосой нимфе в зеленом платье с удивительной змеей, которую он повстречал в лесу. Ему так и не удалось заставить дудочку Молчуна зазвучать вновь, и он ломал голову над тем, как это получилось у Эгле. Впрочем, думал он не столько о дурацкой дудке с неправильными отверстиями, которую подарил ему чокнутый друид, сколько о самой Эгле, однако, кроме лица и рук, все остальное представлялось ему как в тумане, развеять который его память была не в силах. Друидам он о встрече с Эгле ничего не сказал, опасаясь шуточек и насмешек. Однако они обходили рынок уже второй раз, а Эгле по-прежнему нигде не было, и Ян неожиданно для себя даже слегка загрустил.
   - Ты никогда не замечал, Ян, что когда ходишь по базарам, то подчас выбираешь товар не по его виду, а по физиономии продавца? - лукаво молвил Збышек, постукивая на ходу по голенищу оленьего сапога сорванным на ходу тонким прутиком.
   - Ты имеешь в виду булочки и пирожки? - улыбнулся Ян в ответ.
   - Скорее булочниц и пирожниц, любезный, - подмигнул ему Март.
   - Да ведь все булочницы тебе уже только в тетки годятся, а то и в бабки, покачал головой Коростель, высматривая, не мелькнет ли между торговых рядов знакомый бледно-зеленый сарафан.
   - Не скажи, приятель, не скажи, - не согласился Март. - Иной раз попадется такая пухленькая пирожница, что готов за один только ласковый взгляд купить у нее любой черствый сухарь.
   - Вот уж не думал, что ты - такой дамский угодник, - заметил Ян. - А что до сухарей, то я слышал, что нет ничего вреднее, чем горячий хлеб, который только что из печки. Между прочим, мне об этом один пекарь рассказывал.
   - Где же это у вас в лесу был пекарь? - удивился Март. - В деревнях ведь селяне сами пекут и хлебы, и булки, и муку иной раз дома мелют - не всегда мельница поблизости.
   - Да нет, - смутился Ян, не очень любивший вспоминать свое детство в Аукмере. - Этот пекарь пек городской хлеб, а соседских детей угощал деревенскими булочками, такими мягкими и со сладким творогом.
   - Любите с творогом - будет вам с творогом! - Кто-то слегка шлепнул сзади Коростеля по спине, и, обернувшись от неожиданности, Ян увидел стоящую перед ним Эгле в темно-шоколадном платье с золотой оторочкой. Улыбающаяся девушка протягивала им обоим два румяных пирожка, завернутых в кленовые листья.
   - Берите-берите, не стесняйтесь. - Эгле буквально впихнула обоим парням в руки духовитые пирожки и, задорно подбоченясь, указала Яну на узкий кожаный футлярчик у него за поясом. - Ну что, менестрель Ян, научился играть на своей дудочке?
   - Пока нет, - удрученно развел руками Коростель.
   - А ты попроси своего спутника, - предложила девушка. Взгляд ее дерзко прищуренных глаз был теперь обращен на Марта. Коростель обернулся к спутнику, собираясь познакомить его с лесной путешественницей, и тут же слова замерли у него на языке. Таким он Збышека не видел даже в замке храмовников в плену у зорзов.
   Лицо Марта, еще минуту назад веселого и разбитного парня, теперь было бледным как мел, словно он был близок к потере чувств. На лбу у него выступили мелкие бисеринки пота, и он с остановившимся выражением лица стоял и молча смотрел на Эгле. В ту же секунду словно кто-то невидимый шепнул Яну на ухо: они знакомы, и обстоятельства этого знакомства слишком серьезны для обоих, хотя и отреагировали они по-разному. Эгле с легкой усмешкой медленно вытирала ладошки, слегка масленые от пирожков, а где-то в глубине девичьих глаз затаилась искорка веселья и одновременно - какого-то вызова. Они определенно были знакомы прежде, и хотя между ними еще не было сказано ни одного слова, Ян сразу же почувствовал себя лишним, причем лишним третьим.
   - Что же ты молчишь, Збышек? - подмигнула ему девушка. - Прямо воды в рот набрал. Поздороваемся, или как?
   - Здравствуй... - тихо промолвил Март, сильно сжав в руке злополучный пирожок.
   - Ого! - даже присвистнула от удивления девушка, и, почти давясь на низких нотах, пропела нарочитым потешным басом: - <Облизнул пересохшие губы, головой, как осина, поник!!!> Что это с ним, Ян-менестрель, а? Парня прямо-таки столбняк схватил. Может, ему водицы поднести или соли нюхательной для слабонервных дам?
   - А и то верно, - подхватил Ян, радуясь возможности как-то разрядить ситуацию. - Збышек, Эгле, коли вы и так знакомы, тут пока поболтайте, а я пробегусь кваску купить. С утра по рынку ходим, в горле совсем пересохло.
   И он, продолжая бормотать что-то бессвязное насчет жажды и кваску, хорошего, с изюмом или медком, быстро-быстро зашагал прочь и, свернув за угол торгового ряда, двинулся вдоль прилавков и лотков, чувствуя, как ему неудержимо хочется выпить кружку чего-нибудь холодного, кисленького и замереть на миг, остановить мысли, привести их в чувство и вернуться спокойным, уверенным в себе и благодушным, как добрый и хороший товарищ.
   Как бы то ни было, молчание после того, как Ян тактично ретировался, длилось недолго. Март пригладил рукой ершистые волосы, раздуваемые легким прохладным ветерком, и протянул девушке окончательно смятый пирожок, превратившийся в круглый комок.
   - На, забери себе обратно.
   - Что так, - одними уголками губ усмехнулась Эгле. - Раньше вроде любил всякие сласти...
   - Теперь - нет, - твердо сказал Март и добавил с некоторым вызовом в голосе: - Отныне приучен прочно только к кислостям и соленьям.
   - Очень хорошо, - с видимым удовольствием заметила Эгле. - Не потолстеешь и вообще - для вдохновения полезно. Ты же прежде все стихи писал, так для них кислое и соленое - самое то, лучшая, понимаешь ли, пища для ума.
   - Ты сказала ему свое настоящее имя... Эгле? - с сомнением полуутвердительно-полувопросительно проговорил Март.
   - А что тут такого? - вопросом на вопрос парировала она.
   - Ян - хороший парень, - покачал головой Март. - Только он не Посвящен и не должен знать наши дела.
   - А кто вообще знает <ваши дела>? - сверкнула глазами Эгле. - Хоть кто-нибудь их знает, скажи мне на милость, миленький мой Збышек? Вы бродите <по своим надобностям> по лесам и холмам, в Круге уже целый год о вас ни слуху ни духу, а кто хоть что-то знает - таинственно отмалчивается. Да и при чем здесь я? Я вообще - одинокая сойка, куда хочу - туда и лечу, и теперь у меня всего одно имя, мое собственное, дарю его всем направо и налево.
   С минуту они молчали. Ян все не возвращался, и Эгле несколько раз обернулась, выискивая его глазами в пестрой базарной толпе. Збышек же тем временем вынул из кармана черно-желтую ленточку и протянул ее Эгле. Та ленточку не взяла, но улыбнулась Марту и, протянув ладошку, пригладила его русые волосы.
   - Неужто помнишь, помнишь, Збышек-мишко?
   - Конечно, змейка Эгле. Ну что, тогда поговорим, мой Апрель?
   - А надо ли, не мой Март?
   - Надо, - вздохнул молодой друид. - Есть что сказать, а еще больше - что спросить. Погуляем?
   - А твой симпатичный приятель Ян не потеряет нас? - осведомилась девушка, быстро оправляя наряд и поглядывая в невесть как очутившееся в ее руке маленькое зеркальце.
   - Дорогу знает, а захочешь повидать - путь укажу, так уж и быть, - шутя молвил друид, и девушка легко и грациозно подхватила свою маленькую корзинку.
   - Ну, тогда пошли, мой молодой и печальный кавалер!
   И они пошли, медленно пересекая рыночную площадь и тихо беседуя, ни на кого не обращая внимания. И только внимательный глаз мог сейчас заметить - они идут рядом, но не приближаясь друг к другу, словно коснись они рукавами - и между ними пробежит искра, а то и вся молния.
   Ян, выскочив из-за угла с легким глиняным кувшинчиком, огляделся по сторонам и тут же увидел спины о чем-то спорящих, судя по жестикуляции рук, Марта и Эгле, шедших метрах в тридцати от него по направлению к мясным рядам. Ян подавил в себе первое желание помчаться за ними и не спеша отправился вслед, стараясь не приближаться слишком близко, чтобы не помешать их разговору. Только раз, остановившись, он стремительно приложился к кувшину с квасом, опорожнил его, вытер губы и, откусив пирожок, двинулся вслед двум старым знакомым, которые, казалось, напрочь позабыли о нем. Почему-то он никак не мог избавиться от ощущения, что эта встреча совсем не случайна, но он, Ян Дудка по прозвищу Коростель, не имеет к ней никакого отношения. Теперь они шли в нужном направлении - пора было запастись мясом на весь отряд, и Ян вынул из-за пазухи заранее приготовленный мешок и приготовил пару монет - золото в Юре ценилось превыше всего.
   ГЛАВА 6
   МЕЖДУ УМОМ И СЕРДЦЕМ
   Нет, все-таки не зря говорят, что аппетит всегда приходит во время еды, думал Ян, пробираясь между продуктовыми лавками, где торговали всяческой снедью. Пирожок с творогом, которым его угостила Эгле, только напомнил Яну о том, что с утра он ничего не ел - а вокруг было столько всяких вкусностей! Особенно привлекательны были дары моря, которые Яну прежде редко удавалось попробовать. Если мороженую навагу и серебристого хека купцы по зимнему времени предлагали во всех литвинских землях, то такой крупной селедки, столь почитаемой всеми жителями Балтии, как в Юре, Коростель никогда не видел. К тому же соленые рыбины были умело разрезаны и выложены на прилавках в обрамлении собственной икры, молок, аккуратных кружочков лука и хорошо промытой и оттого ярко-зеленой зелени. А мимо лавок с копченой рыбой и завернутыми на манер рулета, до сих пор пахнущими дымом тушками, лишенными костей, с вырезанными плавниками и присыпанными пряностями пройти просто не было никакой возможности! Ян вдруг понял, что никогда он прежде в юности не любил рыбу так, как сейчас. Его товарищи по военной страде на коротких привалах и долгих ночевках холодными осенними вечерами много рассказывали о пользе рыбьего мяса, а пуще того всяких морских каракатиц: моллюсков, ракушек и особенно - морских звезд. Они были почему-то особенно популярны у вояк в силу легенд, ходивших о них как о чудодейственных снадобьях, поддерживающих мужское здоровье и силу. Коростель только один раз в жизни видел настоящую морскую звезду: как-то зимой в южной Литвинии их отряд почти месяц кормили морской рыбой с ледника из погребных запасов старого сотника, не пожелавшего склонить голову перед молодым да ранним наследником княжеского титула, потому что, дескать, давно присягнул соседу. А то, что этого соседа юнец уже турнул с его прежних владений за южное Светлолесье, то для старого хрыча, видите ли, не имело ровным счетом никакого значения. Из уважения к сединам и былым стариковским заслугам молодой князь велел не разорять сотникову усадьбу, зато в наказание поставил туда отряд на постой, и пришлось хрычу изрядно потрясти свои погреба. Правда, кормил он Яна с товарищами хоть и сытно, но скудно, все больше пшеничной кашей да мороженой рыбой, которую он как-то по случаю прикупил у проезжих купцов. Солдаты приловчились жарить хека с мукой из опостылевшей крупы и питались вполне сносно благодаря рассказам одного из них о пользе всего морского. К слову сказать, именно этот вояка, отправленный за излишнюю болтливость на кухню вне очереди, и обнаружил в брюхе одной особенно крупной рыбины настоящую морскую звезду, только не кроваво-красную, как он часто рассказывал товарищам, а серо-коричневую, твердую, как дерево, и покрытую мелкими зубцами-колючками. Обрадованный донельзя, солдат немедленно прицепил ее к шнурку и подвесил на шею, где уже болталась ладанка с заговором от стрелы и меча. Кто-то из его товарищей посмеялся, кто-то - всерьез позавидовал, а Ян навсегда запомнил ее прямые остроконечные лучи и стеклянистое тело, которое, казалось, никак не могло принадлежать живому существу. Впрочем, впоследствии Коростель и другие солдаты не раз вспоминали этот случай: позднее, когда обладатель этого чудо-амулета отправился с десятком других на вылазку за продуктами в соседнее село и они нарвались на отряд лучников, таких же мародеров, как они сами, именно морской амулет спас своего хозяина. Стрела, попавшая ему в грудь уже на излете, пробила ладанку с обоими заговорами и застряла в высушенной морской звезде, раскрошив ей луч. После этого хозяин амулета не раз хвастался, что осталось ему еще четыре жизни - по одной на каждый из лучей - и притворно сетовал, что попалась ему только пятиконечная, а бывают звезды и семи-, и восьми-, и даже более.
   Правда, морских звезд на рынке не было, видать, эти твари не очень-то съедобны, зато всего другого было с излишком, и пока Коростель пробирался между рыбными лавками, на горсть меди он отправил в рот длинную и толстую ленточку соленой сельдяной икры, съел какую-то жареную полураскрытую ракушку, с трудом уступив увещеваниям торговца, что эта штука не только съедобная, но еще и отменного вкуса, и с приятным удивлением удостоверившись в этом сам, а вдобавок запасся кульком из лопухового листка с мелкой и потому грошовой рыбкой, засушенной до хруста, так что можно было щелкать ее, как семечки. Еще ему предлагали большую красную и шипастую клешню краба, но Ян брать ее не рискнул, не поверив, что это не кикиморья лапа, а всего-навсего рака, только большого и морского. Поправив таким образом свое мужское здоровье, о чем он особенно и не подозревал, Коростель, не упуская из виду маячившие впереди фигуры Марта и Эгле, завернул в мясные ряды, поплевывая на ходу шелухой сушеной рыбки.
   Закупить на всю компанию мяса было для Коростеля делом нехитрым: сызмальства привычный к деревенскому быту, он умел определить свежесть говядины не только на цвет, но и на ощупь, смекнуть, велик ли мосол, прячущийся в свином окороке, высчитать возраст светломясой полянской овцы, выдаваемой торговцем за молочного жемайтского ягненка. Поэтому он решил зайти поглубже в мясные ряды, поскольку молодой друид и девушка шли медленно, часто останавливаясь и оживленно жестикулируя, и Коростель не опасался их потерять, надеясь на свой острый глаз и длинные ноги.
   Яну нравилось бывать в чужих землях и городах, нравилось ощущение новизны и того, что тебя здесь никто не знает, никому нет до тебя дела, а тебя, напротив, интересует все, и ты идешь никем не узнанный и словно бы даже невидимый. Он был абсолютно уверен, что его никто не знает в этом приморском городе, тем более после того, как он прошляпил на базаре Эгле - единственную, кто его может знать в этих краях. Поэтому когда его окликнул низкий хрипловатый голос: <Эй, парень, ты не меня ли ищешь?> - Ян подумал, что это - обычная уловка навязчивого торговца, стремящегося любой ценой остановить покупателя, привлечь его к своему лотку, заинтриговать, охмурить и всучить ему свои сокровища. Коростель обернулся.
   Перед ним за просторным прилавком, на котором были разложены наиболее привлекательные куски мяса, суетился невысокий молоденький парень с прямым пробором по тогдашней моде мелких служек и половых лакеев в полянских и русинских харчевнях. А за спиной продавца сидел полный лысоватый дядька с усами, в расстегнутой почти до пояса домашней светлой рубахе, и вытирал большим клетчатым платком потную грудь. Лицо его с мясистым носом-картошкой, густыми бровями, почти сросшимися на переносице, и умными, проницательными глазами было удивительно знакомо Яну. Несколько мгновений он смотрел на дядьку, мучительно пытаясь вспомнить, и когда чувство узнавания пришло, дядька за прилавком улыбнулся ему как-то очень добро, чуть ли не по-отечески, не переставая, однако, растирать себя платком.
   - Дядя Юрис! Вот это да! - радостно воскликнул Ян, так что несколько покупателей и мясников у соседних лотков даже оглянулись на него.
   - Признал? Признал, Янку, старого дядьку Юриса! - с нескрываемым удовольствием пробасил дядька и, с некоторым трудом протиснувшись между коробами с мясом и непотрошеными курами, вышел навстречу Яну, широко разведя руки.
   Они крепко обнялись, причем дядька Юрис как-то странно при этом шмыгнул носом, словно бы давая волю сентиментальным чувствам, которым он на первый взгляд был не очень-то подвержен.
   - И чего это тебя, парень, к морским берегам потянуло, а? - прогудел дядька Юрис. - Ты же вроде все в лесу холостяковал, в деревню-то редко выбирался, только когда нужда прижмет! Надоело, что ли, отшельничать?
   - Да навроде этого, - смущенно улыбнулся Ян, даже не зная, что сказать старому соседу. Он уже настолько свыкся с расхожей фразой <иду по своим надобностям>, которую друиды с одинаковым успехом использовали и для городских стражников, и для не слишком любопытных по нынешним временам сельских старост, и для редких шапочных знакомых из военного и торгового сословия, изредка встречавшихся им на пути, что язык чуть не повернулся выпалить ее единым духом и старому знакомому, торговцу из близлежащей к дому Коростеля деревни дяде Юрису Паукштису, который знал его еще с детства и сразу взял под свою соседскую опеку после вынужденного переселения маленького Яна из Аукмера вслед за исчезновением его родителей. Дядя Юрис учил маленького Яна вырезать игрушечные луки из ореховых веток, вместе с ним они когда-то смастерили игрушечную мельницу, у которой даже крутились крылья из натянутых на палочки разноцветных лоскутков из сундука супруги Юриса, тихой и ласковой тетки Гражины. Вернувшись после войны домой, Ян уже не застал в деревне их семейство: дядя Юрис уехал вместе со всем своим семейством - женой Гражиной, старшей дочерью Рутой и маленьким Бронисом, предварительно продав дом и скотину.
   - Иду с друзьями по важному делу, - улыбнулся Коростель, с веселым удивлением отметив, что впервые назвал про себя своих спутников-друидов друзьями. - Дом закрыл, курей отдал для пригляда в деревню теткам Лие и Фране, а тут решили остановиться на денек, еды прикупить да отдохнуть чуток. А вы, дядя Юрис, тут по делам коммерции или как?
   - И по коммерции, и вообще, - звучно захохотал Юрис. - Я ж тут живу, Янек!
   - Да ну? - удивился Коростель. - И давно?
   - Да почитай как война началась, - почесал затылок дядя Юрис. - Поначалу думали раньше зацепиться, да только как пошло-поехало: то земля плохая, то народ все сплошь бирюки какие-то, мрачный да непьющий, то глушь, то наоборот слишком людно да шумно. Я-то что, мне все одно, где торговать, копейку считать да приумноживать, а вот бабы, это, я тебе скажу, фу-ты ну-ты! Так что прежде чем семьей обзаводиться, дружище, десять раз подумай, а потом передумай!
   И дядька Юрис весело расхохотался, звучно шлепая себя большими ладонями по пояснице. Затем, однако, хитро скосил глаз и осведомился:
   - Сам-то еще не женился?
   - Да нет пока, - улыбнулся Ян.
   - Что, али девки симпатичные на свете перевелись? - подмигнул Юрис.
   - Не то чтобы да, - пожал плечами Ян, - просто не думал никогда об этом.
   - Думать вредно - можно умным стать, - согласился торговец, и Коростель сразу вспомнил любимое присловье дядьки Юриса. - Однако ж мы тебя частенько вспоминаем, и Гражина, и Бронис, и Рута, конечно.
   - Почему это <конечно>? - не удержался Ян.
   - А ты небось забыл, как вы с ней за ягодами ходили, в <стражников-разбойников> играли, все заборы своими стрелками исчеркали? Или как венки друг другу вязали из одуванчиков? А как подрались с мельниковыми детьми, запамятовал?
   - Почему же, помню, - улыбнулся Ян. Он действительно не забыл худенькую светловолосую девчонку в одуванчиковом венке, которая научила его отличать ядовитые грибы, пасти корову и различать птичьи голоса. А позднее - разводить кур и зашивать мелкими стежками неизбежные в жизни прорехи на рубахах и штанах. - А что, Рута с вами живет?
   - За абы кого мы родную дочь не отдадим, - горделиво выпятил нижнюю губу дядька Юрис и нахлобучил на голову соломенную шляпу. - Ну и печет сегодня спасу нет...
   Торговец вновь почесал лысину и медленно опустился на толстый круглый пенек, услужливо подставленный его расторопным работником. Причем слуга сделал это как-то незаметно, между делом, продолжая отсчитывать сдачу за кусок вырезки пожилой горожанке в огромной широкополой шляпе с короткой темной вуалью, прикрывающей лицо от яркого солнца, льющего свои лучи на базарную площадь вперемежку с порывами сильного ветра с побережья.
   - Ходила она учиться к монахиням, да те ее стали в монастырь сманивать, а в нашем роду попов отродясь не бывало, - вздохнул Паукштис, словно вспомнив какой-то свой старый давний спор с неведомым Коростелю собеседником. - Она и вернулась, стала в городскую канцелярию ходить, перенимать науку писцовую, каллиграфии там всякие. Читать-то ты ее в детстве научил, помнишь небось.
   Ян кивнул.
   - Ну так вот, а писцы - тоже народ ушлый, только не как монахи, а совсем, понимаешь, в другую сторону. Я раз зашел к ним, одному-другому долгополому нос расквасил, да, думаю, этим их не исправишь - не дают девке проходу, норовят обидеть да смутить сальностью какой. А Рута, хоть и в деревне воспитывалась и в лесу да на реке выросла, этакого не любит и руки распускать никому не позволяет. Так что забрал я ее из канцелярии, хотя, говорят, успехи делала.
   - Что ж, теперь дома сидит? - посочувствовал Ян, который помнил Руту звонкоголосой девчонкой с вечно расцарапанными худыми коленками и угловатыми движениями, только-только начинавшей расцветать в молоденькую светловолосую девушку, мамину и папину дочку.
   - Такая разве усидит, - пробурчал Юрис, однако Яну в голосе торговца послышалась нотка отцовской гордости. - Повадилась теперь ходить к одному лекарю, тот ее учит своим премудростям. Человек серьезный, женатый и уже в годах, так что я ее отпускаю, мешает там всякие порошки, сушит травы, говорит, нравится...
   - Хорошее дело, - согласился Коростель, отчаянно вытягивая шею и высматривая Эгле и Марта - их нигде не было видно.
   - Ищешь кого? - заметил Паукштис.
   - Да вот двое приятелей вперед ушли, да, видно, куда-то свернули, не видать отсюда, - развел руками Коростель. - Пойду я, дядя Юрис, дела еще у меня тут.
   - Улицу, что выходит от каруселей, видишь? - указал торговец на узкую улочку, вытекающую из базарной площади и ведущую куда-то вверх, в сторону яблоневых и сливовых садов, в которых утопала северная часть морского форпоста Юры.
   - Вижу, - кивнул Ян.
   - Если идти по ней все время прямо и никуда не сворачивать, дойдешь как раз до фактории морских охотников - так себя местные купцы с побережья кличут, что торгуют с иноземцами с кораблей. Там спросишь мой дом - старину Юриса в Юре местные все знают. Приходи вечером, коли не уйдете из города, Гражина будет рада тебя повидать. Да и Рута, между прочим, - со значением добавил Паукштис.
   - Ладно, коли задержимся - зайду, - ответил Ян, смущенный последними словами земляка. - А уж коли не доведется - привет передайте, скажите, мол, кланяюсь.
   - И думать забудь, - отрезал торговец. - Что ты думаешь, Гражина мне спустит, коли узнает, что земляка повидал и без гостей отпустил? Да я только сейчас приду, расскажу, что молодого Янека встретил - она тут же начнет на стол готовить. И Рута тоже, - вновь со значением добавил хитрый дядька. - Так что справляй свои дела, а вечером милости просим к нам, к Гражине на пироги. Коли товарищи есть - веди всех, из моего дома еще никто голодный не ушел.
   Взяв напоследок с Яна твердое обещание вечерком забежать, дядька Паукштис пожал ему руку и вернулся к прилавку, осыпав слугу наставлениями и указаниями. Наставления, впрочем, были только для проформы - дела у торговца шли неплохо, судя по обилию покупателей и расторопности его помощника. Мешок за плечом Коростеля изрядно потяжелел - земляк отвалил ему лучшего товара, а в ответ на предложенные Яном деньги сделал страшные глаза и погрозил ему кулаком, пряча в усах довольную отеческую улыбку. Ян немного денег все же оставил, поблагодарил земляка, обещал зайти, главным образом дабы уважить щедрость земляка, никогда прежде на его памяти не отличавшегося особенной чувствительностью, и, пробираясь между тесно сдвинутыми лотками, заспешил к выходу в поисках пропавшей парочки.
   - Ничего-то ты не понял, юный рыцарь, - назидательно молвила девушка в шоколадном с золотом платье светло-русому парню, сидящему напротив нее за деревянным столом, испещренным рожицами и автографами прежних путников, присевших отдохнуть на обочине улицы под сенью больших раскидистых рябин, кисти ягод которых уже начали пробовать цвет. Со стороны казалось, что влюбленная парочка погуляла на рынке, покрутилась на каруселях и, пресытившись остальными увеселениями, которые столь щедро предоставляют народу все ярмарки в приморских городах, решила отдохнуть, уединившись в стороне от праздной толпы и любопытных взглядов. Все было почти так, за исключением того, что любил из них только один, и в довершение ко всему они явно ссорились.
   - Где уж мне, деревенщине неотесанному, понять важную госпожу из Высшего Круга, - с кривой усмешкой ответил парень. Он был симпатичен, может быть, даже красив особенной славенской красотой, которая заставляет женщин отличать русинов и новогорских от всех остальных парней в землях Балтии и пограничья. Темно-русые волосы, перехваченные узкой темной лентой с прихотливым разноцветным узором, чистое лицо, покрытое еле заметным юношеским пушком, чуть вздернутый нос (эта курносинка, как ни странно, придавала его лицу выражение честности и прямоты) и рост выше среднего - всего этого было достаточно, чтобы приковывать к себе внимание многих и многих дам, знающих толк в мужской натуре. Теперь, однако, парень явно был в проигрыше - девица посматривала на него свысока.