Страница:
– И вообще, зачем тебе другие парни? Ты ведь была в доме Криса, познакомилась с его родителями? Разве не здорово?
Даниэлла вспыхнула и, отвернувшись, открыла холодильник.
– У нас осталась диетическая газировка?
– Она не желает обсуждать эту тему, – объяснила я. – Крис не включен в список. Она не принимает его всерьез. И намеревается разбить его сердце.
Даниэлла хлопнула дверцей холодильника и круто развернулась.
– О, ради Бога! Крис не влюблен в меня.
– Разумеется, влюблен, – спокойно возразила я, – просто ты не желаешь это признать.
Клер подошла к Даниэлле и положила руку ей на плечо. Я впервые видела, как она дотронулась до кого-то. Ничего не скажешь, эта девушка – настоящая шкатулка с сюрпризами.
– Даниэлла, по-моему, Джинси права. Это вполне очевидно. Он смотрит на тебя так… словно смысл его жизни только в том, чтобы видеть тебя.
– Он…
Ага. Даниэлла не могла это отрицать!
– И ты тоже влюблена в него, – добавила я.
– Ничего подобного.
– Ладно, скажем так: питаешь к нему сильные чувства.
– Вовсе нет!
Я кинула на Клер многозначительный взгляд, говоривший: «Вот видишь!»
– Да ну? – хмыкнула я, показав на правое запястье Даниэллы. – В таком случае что это за штуку ты нацепила?
Даниэлла нервно – виновато? – коснулась широкого браслета:
– Какую штуку? Ах это? Ничего особенного. Всего лишь перламутровый браслет.
– И чей это подарок?
– Ладно, достали! Крис! Крис подарил. Когда я ездила к его родителям! Но это ничего не значит. И… и это не обручальное кольцо.
– Поэтому ты его носишь? Это не золото. Не бриллианты. И не…
– О’кей, о’кей. Только… только замолчи! Он действительно кое-что для меня значит. Господи!
– Неужели так трудно признать, что тебе нравится Крис? – спросила Клер куда мягче, чем сделала бы это я. – Он кажется ужасно славным.
Даниэлла схватилась за голову. Браслет сполз к локтю.
«С удовольствием надела бы такой», – подумала я.
– Потому что это все впустую, ясно? – ответила она, едва не плача. – У нас ничего не выйдет.
Клер не добивалась объяснений. Я была уверена, она знает ответ не хуже меня.
– Так почему ты не объяснишься с Крисом, если уже все решила? – спросила я. – Не води его за нос, позволяя думать, что между вами возможно что-то серьезное, если не собираешься встречаться с ним, когда лето пройдет.
Клер едва заметно качнула головой.
– Не могли бы мы сменить тему? – вскричала Даниэлла, смаргивая слезы. – Или я немедленно уезжаю. Я не шучу. И больше не желаю говорить о Крисе!
– Ладно, – кивнула Клер, прежде чем я успела открыть рот. – По-моему, на крыльце стоит бутылка с диет-кокой. Пойду принесу. Она теплая, но у нас есть лед.
– Спасибо, – прошептала Даниэлла.
ДЖИНСИ
ДАНИЭЛЛА
ДЖИНСИ
ДЖИНСИ
Даниэлла вспыхнула и, отвернувшись, открыла холодильник.
– У нас осталась диетическая газировка?
– Она не желает обсуждать эту тему, – объяснила я. – Крис не включен в список. Она не принимает его всерьез. И намеревается разбить его сердце.
Даниэлла хлопнула дверцей холодильника и круто развернулась.
– О, ради Бога! Крис не влюблен в меня.
– Разумеется, влюблен, – спокойно возразила я, – просто ты не желаешь это признать.
Клер подошла к Даниэлле и положила руку ей на плечо. Я впервые видела, как она дотронулась до кого-то. Ничего не скажешь, эта девушка – настоящая шкатулка с сюрпризами.
– Даниэлла, по-моему, Джинси права. Это вполне очевидно. Он смотрит на тебя так… словно смысл его жизни только в том, чтобы видеть тебя.
– Он…
Ага. Даниэлла не могла это отрицать!
– И ты тоже влюблена в него, – добавила я.
– Ничего подобного.
– Ладно, скажем так: питаешь к нему сильные чувства.
– Вовсе нет!
Я кинула на Клер многозначительный взгляд, говоривший: «Вот видишь!»
– Да ну? – хмыкнула я, показав на правое запястье Даниэллы. – В таком случае что это за штуку ты нацепила?
Даниэлла нервно – виновато? – коснулась широкого браслета:
– Какую штуку? Ах это? Ничего особенного. Всего лишь перламутровый браслет.
– И чей это подарок?
– Ладно, достали! Крис! Крис подарил. Когда я ездила к его родителям! Но это ничего не значит. И… и это не обручальное кольцо.
– Поэтому ты его носишь? Это не золото. Не бриллианты. И не…
– О’кей, о’кей. Только… только замолчи! Он действительно кое-что для меня значит. Господи!
– Неужели так трудно признать, что тебе нравится Крис? – спросила Клер куда мягче, чем сделала бы это я. – Он кажется ужасно славным.
Даниэлла схватилась за голову. Браслет сполз к локтю.
«С удовольствием надела бы такой», – подумала я.
– Потому что это все впустую, ясно? – ответила она, едва не плача. – У нас ничего не выйдет.
Клер не добивалась объяснений. Я была уверена, она знает ответ не хуже меня.
– Так почему ты не объяснишься с Крисом, если уже все решила? – спросила я. – Не води его за нос, позволяя думать, что между вами возможно что-то серьезное, если не собираешься встречаться с ним, когда лето пройдет.
Клер едва заметно качнула головой.
– Не могли бы мы сменить тему? – вскричала Даниэлла, смаргивая слезы. – Или я немедленно уезжаю. Я не шучу. И больше не желаю говорить о Крисе!
– Ладно, – кивнула Клер, прежде чем я успела открыть рот. – По-моему, на крыльце стоит бутылка с диет-кокой. Пойду принесу. Она теплая, но у нас есть лед.
– Спасибо, – прошептала Даниэлла.
ДЖИНСИ
ЛИЧНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
После допроса, который я учинила Даниэлле ночью, я опасалась, что больше она никогда не станет со мной разговаривать.
Но утром Даниэлла была на удивление жизнерадостна. Может, в душе она все еще переживала из-за Криса, но за завтраком я не заметила ни следа горечи или гнева.
Как я отмечала раньше, эта девушка умела держаться. И была чертовски хорошей актрисой.
К десяти часам мы уже валялись на городском пляже на нашем любимом месте. Вертихвосток нигде не было видно. День обещал быть хорошим.
Я уже дремала, надвинув шляпу на лицо, когда Даниэлла ни с того ни с сего спросила:
– А у Рика есть для тебя домашнее имя? Ну, прозвище?
Я подняла шляпу и, щурясь, уставилась на нее.
– Что? Нет. Иногда он зовет меня Джинс. Когда ему лень выговорить мое имя целиком.
– Нет, я имею в виду какое-нибудь ласковое имя, которое он приберегает только для тебя.
Я нахмурилась и села.
– Мне не слишком идут ласковые имена, и, кстати, я их терпеть не могу. Для меня и мое собственное сойдет.
– Хочешь сказать, что не называешь его «Рики-вики» или «любимый»?
Я потянулась к лосьону Клер для загара и побрызгала так и не успевшие загореть ноги.
– Да он бы плюнул мне в глаза! – заверила я Даниэллу. – И я бы считала, что заслужила это. Ну, может, не плюнул бы… В наших отношениях именно я вспыльчивая идиотка. Рик ужасающе зрелый человек.
– Кстати, когда мы начали встречаться, – вступила Клер, – Уин называл меня «Клер-медвежонок».
– Фу!
– А мне это кажется очень трогательным, – запротестовала Даниэлла. – Как он сейчас тебя называет?
Клер поморщилась:
– Совестно сказать.
– Почему? – удивилась я, возвращая ей лосьон. – Это неприлично?
– Нет, – вздохнула она. – Мне неприятно, потому что все его приятели называют своих жен одинаково.
– И как? Да не тяни ты!
– Дорогуша. – Клер закатила глаза.
– Да уж! Довольно покровительственно.
– Дорогуша? – повторила я. – Вроде как «дорогуша, принеси мне пива»? Или «дорогуша, позвони маме вместо меня, хорошо? Тебе следует чаще звонить ей. Хорошая миленькая женушка должна звонить свекрови не менее раза в неделю».
– И еще «дорогуша, ты еще не постирала мои носки»? – добавила Даниэлла.
– Что-то в этом роде, – признала Клер. – Хотя не думаю, что Уин пытается мне покровительствовать. Скорее он подражает коллегам.
– Тебя именно это волнует? – спросила я, водружая шляпу на голову. Сегодня солнце было особенно жарким. – Тот факт, что ты перестала быть для него кем-то особенным? Просто одна из многих женщин. Одна из целой конюшни невест и жен.
– Да, – яростно выпалила она. – Так и есть!
Похоже, я попала не в бровь, а в глаз, задела больное место. Даниэлла послала мне предостерегающий взгляд, но я небрежно пожала плечами.
Клер тоже села и обняла колени.
– Меня беспокоит, что Уин так старается подражать коллегам. Он один из них. Все, что он делает, кажется таким… ну, не знаю, в точности таким, что можно ожидать от успешного корпоративного адвоката. Купить «БМВ» седьмого выпуска. Каждые три месяца менять сотовый на более современный. Играть в гольф по субботам. Приобретать рубашки только в «Брукс бразерс». Жениться на подружке по колледжу. Переехать в пригород…
– Он хочет переехать в пригород? – оживилась Даниэлла. – Куда? В Линкольн?
– Или в Лексингтон. Может, Конкорд. Как только я забеременею первым ребенком.
– Так не беременей, – пробормотала я.
– О, я не возражала бы против спокойного пригорода, – покачала головой Клер, ловко обходя проблему беременности. – Мне так не хватает настоящего дома! Просто… я бы тоже хотела участвовать в принятии решений. Вот и все.
– Воробушек, – бросила я. – С таким же успехом он мог бы назвать тебя своей «маленькой робкой птичкой». И держать тебя в клетке.
– А Уин всегда был таким? – поинтересовалась Даниэлла. – Всегда оставался членом стаи? Был ли он когда-нибудь личностью? Или ты просто видишь его таким?
Клер ответила не сразу.
– А может, тебе именно это в нем и понравилось, то, что он надежен и вполне ординарен? – вмешалась я, вспомнив первое впечатление от Уина на вечеринке его фирмы.
До того как он открыл рот. Свой большой рот.
– Может, Уин не так уж сильно изменился. Может, это ты изменилась?
Клер по-прежнему молчала.
– Я бы на твоем месте решительно воспротивилась, Клер! Топни ногой, – потребовала Даниэлла, открывая бутылку с охлажденным диетическим чаем, – пока еще не поздно.
– Ненавижу пессимизм, – вздохнула я, – но, по-моему, уже слишком поздно. Уин никогда не изменится. Да и зачем? Система прекрасно работает на него.
– Так что ты предлагаешь? – нахмурилась Даниэлла.
– Я не имею права что-то предлагать, – осторожно ответила я, глядя на нее. – Просто высказываю свое мнение. И я считаю, что Клер сможет жить собственной жизнью, ну, или быть с мужчиной на равных, только бросив Уина и найдя ему замену. Ей нужен человек, не имеющий ничего общего с Уином. Послушай, Клер, начни сначала с другим мужчиной. С чистой страницы. Установи новые правила.
Клер не сводила глаз с массивного кольца с бриллиантами, туго обхватившего средний палец левой руки.
О, черт! Опять я со своим языком.
Вечно лезу не в свое дело.
Я и мой дурацкий язык.
Наконец Клер подняла голову и перевела взгляд с меня на Даниэллу.
– Спасибо за откровенность, – сухо обронила она. – Но это моя жизнь. И я проживу ее, как умею. Таким образом, мне не придется винить никого, кроме себя, если эта жизнь не удастся.
И что мы могли на это сказать?
Я снова легла на полотенце и дала обет временного молчания.
Но утром Даниэлла была на удивление жизнерадостна. Может, в душе она все еще переживала из-за Криса, но за завтраком я не заметила ни следа горечи или гнева.
Как я отмечала раньше, эта девушка умела держаться. И была чертовски хорошей актрисой.
К десяти часам мы уже валялись на городском пляже на нашем любимом месте. Вертихвосток нигде не было видно. День обещал быть хорошим.
Я уже дремала, надвинув шляпу на лицо, когда Даниэлла ни с того ни с сего спросила:
– А у Рика есть для тебя домашнее имя? Ну, прозвище?
Я подняла шляпу и, щурясь, уставилась на нее.
– Что? Нет. Иногда он зовет меня Джинс. Когда ему лень выговорить мое имя целиком.
– Нет, я имею в виду какое-нибудь ласковое имя, которое он приберегает только для тебя.
Я нахмурилась и села.
– Мне не слишком идут ласковые имена, и, кстати, я их терпеть не могу. Для меня и мое собственное сойдет.
– Хочешь сказать, что не называешь его «Рики-вики» или «любимый»?
Я потянулась к лосьону Клер для загара и побрызгала так и не успевшие загореть ноги.
– Да он бы плюнул мне в глаза! – заверила я Даниэллу. – И я бы считала, что заслужила это. Ну, может, не плюнул бы… В наших отношениях именно я вспыльчивая идиотка. Рик ужасающе зрелый человек.
– Кстати, когда мы начали встречаться, – вступила Клер, – Уин называл меня «Клер-медвежонок».
– Фу!
– А мне это кажется очень трогательным, – запротестовала Даниэлла. – Как он сейчас тебя называет?
Клер поморщилась:
– Совестно сказать.
– Почему? – удивилась я, возвращая ей лосьон. – Это неприлично?
– Нет, – вздохнула она. – Мне неприятно, потому что все его приятели называют своих жен одинаково.
– И как? Да не тяни ты!
– Дорогуша. – Клер закатила глаза.
– Да уж! Довольно покровительственно.
– Дорогуша? – повторила я. – Вроде как «дорогуша, принеси мне пива»? Или «дорогуша, позвони маме вместо меня, хорошо? Тебе следует чаще звонить ей. Хорошая миленькая женушка должна звонить свекрови не менее раза в неделю».
– И еще «дорогуша, ты еще не постирала мои носки»? – добавила Даниэлла.
– Что-то в этом роде, – признала Клер. – Хотя не думаю, что Уин пытается мне покровительствовать. Скорее он подражает коллегам.
– Тебя именно это волнует? – спросила я, водружая шляпу на голову. Сегодня солнце было особенно жарким. – Тот факт, что ты перестала быть для него кем-то особенным? Просто одна из многих женщин. Одна из целой конюшни невест и жен.
– Да, – яростно выпалила она. – Так и есть!
Похоже, я попала не в бровь, а в глаз, задела больное место. Даниэлла послала мне предостерегающий взгляд, но я небрежно пожала плечами.
Клер тоже села и обняла колени.
– Меня беспокоит, что Уин так старается подражать коллегам. Он один из них. Все, что он делает, кажется таким… ну, не знаю, в точности таким, что можно ожидать от успешного корпоративного адвоката. Купить «БМВ» седьмого выпуска. Каждые три месяца менять сотовый на более современный. Играть в гольф по субботам. Приобретать рубашки только в «Брукс бразерс». Жениться на подружке по колледжу. Переехать в пригород…
– Он хочет переехать в пригород? – оживилась Даниэлла. – Куда? В Линкольн?
– Или в Лексингтон. Может, Конкорд. Как только я забеременею первым ребенком.
– Так не беременей, – пробормотала я.
– О, я не возражала бы против спокойного пригорода, – покачала головой Клер, ловко обходя проблему беременности. – Мне так не хватает настоящего дома! Просто… я бы тоже хотела участвовать в принятии решений. Вот и все.
– Воробушек, – бросила я. – С таким же успехом он мог бы назвать тебя своей «маленькой робкой птичкой». И держать тебя в клетке.
– А Уин всегда был таким? – поинтересовалась Даниэлла. – Всегда оставался членом стаи? Был ли он когда-нибудь личностью? Или ты просто видишь его таким?
Клер ответила не сразу.
– А может, тебе именно это в нем и понравилось, то, что он надежен и вполне ординарен? – вмешалась я, вспомнив первое впечатление от Уина на вечеринке его фирмы.
До того как он открыл рот. Свой большой рот.
– Может, Уин не так уж сильно изменился. Может, это ты изменилась?
Клер по-прежнему молчала.
– Я бы на твоем месте решительно воспротивилась, Клер! Топни ногой, – потребовала Даниэлла, открывая бутылку с охлажденным диетическим чаем, – пока еще не поздно.
– Ненавижу пессимизм, – вздохнула я, – но, по-моему, уже слишком поздно. Уин никогда не изменится. Да и зачем? Система прекрасно работает на него.
– Так что ты предлагаешь? – нахмурилась Даниэлла.
– Я не имею права что-то предлагать, – осторожно ответила я, глядя на нее. – Просто высказываю свое мнение. И я считаю, что Клер сможет жить собственной жизнью, ну, или быть с мужчиной на равных, только бросив Уина и найдя ему замену. Ей нужен человек, не имеющий ничего общего с Уином. Послушай, Клер, начни сначала с другим мужчиной. С чистой страницы. Установи новые правила.
Клер не сводила глаз с массивного кольца с бриллиантами, туго обхватившего средний палец левой руки.
О, черт! Опять я со своим языком.
Вечно лезу не в свое дело.
Я и мой дурацкий язык.
Наконец Клер подняла голову и перевела взгляд с меня на Даниэллу.
– Спасибо за откровенность, – сухо обронила она. – Но это моя жизнь. И я проживу ее, как умею. Таким образом, мне не придется винить никого, кроме себя, если эта жизнь не удастся.
И что мы могли на это сказать?
Я снова легла на полотенце и дала обет временного молчания.
ДАНИЭЛЛА
НА ЧТО НАПРАШИВАЕШЬСЯ
Я заказала столик в «Гриль-23».
Не то чтобы Крису не по плечу была такая простая задача. Наоборот. Просто я так привыкла общаться с персоналом дорогих ресторанов, что было бы глупо не позвонить. И не выбрать место и время.
Откровенно говоря, я бы предпочла «Лок-Обер», если бы не боялась, что тамошние цены чересчур высоки для Криса.
Я все время только о нем и думала. Хотя отмечали мой день рождения и центром внимания должна быть именинница, которой не к лицу выполнять всю работу по устройству вечеринки.
В тот день Крис постучался в мою дверь ровно в пять. Выглядел он весьма представительно. Двубортный костюм несколько лет как вышел из моды, но для Бостона вполне сойдет.
Большинство здешних мужчин презентабельными не назовешь.
Правда, он перестарался с прической, волосы были чересчур прилизаны, но в течение вечера немного растрепались и снова выглядели пышными.
В руке, конечно, была маленькая сумка.
Один вопрос остался открытым, а именно: где Крис проведет ночь. В моей квартире, разумеется, но на диване или в моей постели? Со мной. Занимаясь сексом…
Не могу точно объяснить, почему мы до сих пор не переспали. Разве что из-за меня. Я не допускала ситуации, в которой Крис почувствовал бы себя вправе предложить провести ночь вместе.
Хотя я в этом не уверена. И вообще не была вполне уверена ни в чем, что касалось Криса.
Мы взяли такси. Крис порывался пройтись пешком, но я отказалась появиться в ресторане вспотевшей, хотя такси означало лишние для него расходы.
Женщина никогда не платит за такси.
Нас по моему требованию посадили за угловой столик. Мне не хотелось, чтобы Крис оказался в центре всей этой сутолоки. Пусть ему будет уютно.
Я заказала говяжьи ребрышки. Крис – филе-миньон.
Мы почти не говорили, лишь изредка обменивались словами. Но неловкости не чувствовали.
Все шло как по маслу.
До тех пор, пока официант не убрал со стола и не принес меню десертов.
– Даниэлла, – начал Крис, едва официант отошел, – я должен кое-что тебе сказать.
«Может, мне удрать в дамскую комнату? – с ужасом подумала я . –Немного оттянуть неизбежное?»
Но стоило ли?
– Да? – с невинным видом спросила я.
Блестящие глаза Криса впились в меня. Я не могла отвести взгляда.
– Даниэлла, я хочу, чтобы мы были вместе. Хочу, чтобы ты больше ни с кем не встречалась. Только со мной.
С чего, с чего, с чего начать?
Как, как, как выбраться из этой ловушки?
Я вымученно улыбнулась. Светское воспитание тоже имеет свои пределы.
– Но, Крис, – начала я, про себя взмолившись, чтобы Господь послал мне вдохновение. – Мы даже… ну, ты знаешь…
Крис не пожелал мне помочь. Только продолжал смотреть на меня сверкающими глазами. Я чувствовала себя насаженной на булавку бабочкой. Громко сглотнув, подалась вперед, понизив голос до шепота:
– Мы еще не были близки. Как мы… ну, ты понимаешь.
– Можем посвятить себя друг другу?
Я кивнула.
– Тебе нужно знать, каков я в постели, прежде чем согласиться быть только со мной? – сдержанно допрашивал он.
– Нет, не в этом дело, – заверила я.
И не солгала. Дело было не в этом.
Но как ему объяснить? С чего начать?
– Разумеется, – продолжала я, отчаянно надеясь на появление официанта, – сексуальная совместимость очень важна в отношениях между мужчиной и женщиной. Но меня волнует не это. Просто…
– Что именно, Даниэлла?
Я почувствовала, как во мне поднимается паника.
Ну как, как сказать ему, что я не хочу никаких обязательств?
То есть хочу, но не с Крисом.
«Но ты ведь мечтаешь быть с ним! Зачем притворяться? – спросил голосок у меня в голове. – Ты любишь его. Как можно отворачиваться от любви? Она не так уж часто приходит к человеку.
Когда ты в последний раз была влюблена, Даниэлла?»
Хороший вопрос. А вот еще лучше: «Ты когда-нибудь была влюблена?»
Прежде чем я успела ответить, Крис заговорил снова:
– На следующей неделе мы вряд ли увидимся. А может, и через неделю… Придется уехать. И это в тот момент, когда один из парней заболел! Ужасно не хочется уезжать, но выхода нет. Джонни заменит меня, если сумеет, но все же…
Он покачал головой.
– А куда ты едешь? – спросила я, удивленная неожиданной сменой темы.
– Портленд, штат Мэн. Какой-то Тристан Коннор связался с нашей «Чайлдз сифудз». Он большая шишка в ресторанном деле. Предприниматель. Недавно был на Вайнярде, его впечатлила наша репутация. Сам я никогда об этом не думал, но оказалось, все на острове знают «Чайлдз сифудз». Так или иначе, он считает, что можно сделать большие деньги, открыв ресторан от нашей фирмы, – пояснил Крис, пожав плечами. Похоже, подобная перспектива его смущала. – Не знаю. Если все получится, это может означать неплохой бизнес. По крайней мере так думает Коннор. Я нанял в Портленде адвоката, чтобы помог разобраться с делами.
– Крис, но это чудесно! – воскликнула я, поднимая свой бокал, словно произнося тост. – Наконец-то ты добьешься успеха!
Не успели слова слететь с языка, я поняла, насколько оскорбительно и жестоко они прозвучали.
Похоже, все пошло не так, как я предполагала.
– О, Крис, – пробормотала я, так поспешно ставя бокал, что красное вино выплеснулось на белоснежную скатерть, – не то чтобы ты уже не добился успеха. Я не… я не то хотела…
Лицо Криса было непроницаемым.
– Я понял, что ты хотела сказать, – бесстрастно произнес он.
Но так ли это?
– Видишь ли, – продолжал он, – неизвестно, что получится, но это шанс, которым нельзя не воспользоваться. А когда я вернусь, обязательно задам тебе тот же вопрос, который задал сегодня. Попрошу, чтобы ты дала мне слово.
Я распрямилась, стараясь выглядеть спокойной и сдержанной.
И вспомнила о той ночи, когда Крис подарил мне браслет. Он уже тогда просил меня встречаться только с ним.
Я уклонилась от ответа. По-видимому, не слишком ловко. Крис не был удовлетворен, но не стал настаивать.
До поры до времени.
Теперь он повторил вопрос.
И я снова попыталась уклониться.
И на этот раз он не отступит…
В Крисе Чайлдзе было нечто неистовое. Неожиданно я нашла его настойчивость привлекательной; неукротимый герой прошлого, упорно преследующий вздорную героиню.
И тут же, так же неожиданно, я нашла его настойчивость отталкивающей.
Мы едва знали друг друга, хотя, вероятно, по моей вине. Все же, с точки зрения времени, судя по количеству дней, недель и месяцев, мы были почти не знакомы.
Почему он стал давить на меня? Почему пытался загнать в рамки?
Я взглянула на Криса Чайлдза и увидела незнакомца.
Опасного незнакомца.
– Предъявляешь мне ультиматум? – спросила я с внезапной яростью.
И тут, в одно мгновение, мрачный преследователь исчез – его сменил милый, симпатичный, влюбленный мужчина.
– Господи, конечно, нет, Даниэлла, – серьезно заверил он. – Я вовсе не это имел в виду. Я всего лишь хочу, чтобы мы были вместе. Боюсь тебя потерять.
Я потянулась и взяла его за руку.
– Ты не потеряешь меня.
Лгунья. Все будет кончено, как только ты вернешь агентству ключи от дома.
Крис крепко сжал мои пальцы.
– Подумаешь о нас, пока меня не будет? Пожалуйста.
– Ну конечно. Конечно. Как насчет десерта?
Эту ночь Крис провел в моей постели. Мы занимались любовью. В первый раз. Страстно, отчаянно. Эротично.
Наутро, глядя из окна гостиной вслед шагающему по улице Крису – он уже успел сменить костюм на майку и джинсы, – я невольно спрашивала себя, не станет ли первый раз последним.
Не то чтобы Крису не по плечу была такая простая задача. Наоборот. Просто я так привыкла общаться с персоналом дорогих ресторанов, что было бы глупо не позвонить. И не выбрать место и время.
Откровенно говоря, я бы предпочла «Лок-Обер», если бы не боялась, что тамошние цены чересчур высоки для Криса.
Я все время только о нем и думала. Хотя отмечали мой день рождения и центром внимания должна быть именинница, которой не к лицу выполнять всю работу по устройству вечеринки.
В тот день Крис постучался в мою дверь ровно в пять. Выглядел он весьма представительно. Двубортный костюм несколько лет как вышел из моды, но для Бостона вполне сойдет.
Большинство здешних мужчин презентабельными не назовешь.
Правда, он перестарался с прической, волосы были чересчур прилизаны, но в течение вечера немного растрепались и снова выглядели пышными.
В руке, конечно, была маленькая сумка.
Один вопрос остался открытым, а именно: где Крис проведет ночь. В моей квартире, разумеется, но на диване или в моей постели? Со мной. Занимаясь сексом…
Не могу точно объяснить, почему мы до сих пор не переспали. Разве что из-за меня. Я не допускала ситуации, в которой Крис почувствовал бы себя вправе предложить провести ночь вместе.
Хотя я в этом не уверена. И вообще не была вполне уверена ни в чем, что касалось Криса.
Мы взяли такси. Крис порывался пройтись пешком, но я отказалась появиться в ресторане вспотевшей, хотя такси означало лишние для него расходы.
Женщина никогда не платит за такси.
Нас по моему требованию посадили за угловой столик. Мне не хотелось, чтобы Крис оказался в центре всей этой сутолоки. Пусть ему будет уютно.
Я заказала говяжьи ребрышки. Крис – филе-миньон.
Мы почти не говорили, лишь изредка обменивались словами. Но неловкости не чувствовали.
Все шло как по маслу.
До тех пор, пока официант не убрал со стола и не принес меню десертов.
– Даниэлла, – начал Крис, едва официант отошел, – я должен кое-что тебе сказать.
«Может, мне удрать в дамскую комнату? – с ужасом подумала я . –Немного оттянуть неизбежное?»
Но стоило ли?
– Да? – с невинным видом спросила я.
Блестящие глаза Криса впились в меня. Я не могла отвести взгляда.
– Даниэлла, я хочу, чтобы мы были вместе. Хочу, чтобы ты больше ни с кем не встречалась. Только со мной.
С чего, с чего, с чего начать?
Как, как, как выбраться из этой ловушки?
Я вымученно улыбнулась. Светское воспитание тоже имеет свои пределы.
– Но, Крис, – начала я, про себя взмолившись, чтобы Господь послал мне вдохновение. – Мы даже… ну, ты знаешь…
Крис не пожелал мне помочь. Только продолжал смотреть на меня сверкающими глазами. Я чувствовала себя насаженной на булавку бабочкой. Громко сглотнув, подалась вперед, понизив голос до шепота:
– Мы еще не были близки. Как мы… ну, ты понимаешь.
– Можем посвятить себя друг другу?
Я кивнула.
– Тебе нужно знать, каков я в постели, прежде чем согласиться быть только со мной? – сдержанно допрашивал он.
– Нет, не в этом дело, – заверила я.
И не солгала. Дело было не в этом.
Но как ему объяснить? С чего начать?
– Разумеется, – продолжала я, отчаянно надеясь на появление официанта, – сексуальная совместимость очень важна в отношениях между мужчиной и женщиной. Но меня волнует не это. Просто…
– Что именно, Даниэлла?
Я почувствовала, как во мне поднимается паника.
Ну как, как сказать ему, что я не хочу никаких обязательств?
То есть хочу, но не с Крисом.
«Но ты ведь мечтаешь быть с ним! Зачем притворяться? – спросил голосок у меня в голове. – Ты любишь его. Как можно отворачиваться от любви? Она не так уж часто приходит к человеку.
Когда ты в последний раз была влюблена, Даниэлла?»
Хороший вопрос. А вот еще лучше: «Ты когда-нибудь была влюблена?»
Прежде чем я успела ответить, Крис заговорил снова:
– На следующей неделе мы вряд ли увидимся. А может, и через неделю… Придется уехать. И это в тот момент, когда один из парней заболел! Ужасно не хочется уезжать, но выхода нет. Джонни заменит меня, если сумеет, но все же…
Он покачал головой.
– А куда ты едешь? – спросила я, удивленная неожиданной сменой темы.
– Портленд, штат Мэн. Какой-то Тристан Коннор связался с нашей «Чайлдз сифудз». Он большая шишка в ресторанном деле. Предприниматель. Недавно был на Вайнярде, его впечатлила наша репутация. Сам я никогда об этом не думал, но оказалось, все на острове знают «Чайлдз сифудз». Так или иначе, он считает, что можно сделать большие деньги, открыв ресторан от нашей фирмы, – пояснил Крис, пожав плечами. Похоже, подобная перспектива его смущала. – Не знаю. Если все получится, это может означать неплохой бизнес. По крайней мере так думает Коннор. Я нанял в Портленде адвоката, чтобы помог разобраться с делами.
– Крис, но это чудесно! – воскликнула я, поднимая свой бокал, словно произнося тост. – Наконец-то ты добьешься успеха!
Не успели слова слететь с языка, я поняла, насколько оскорбительно и жестоко они прозвучали.
Похоже, все пошло не так, как я предполагала.
– О, Крис, – пробормотала я, так поспешно ставя бокал, что красное вино выплеснулось на белоснежную скатерть, – не то чтобы ты уже не добился успеха. Я не… я не то хотела…
Лицо Криса было непроницаемым.
– Я понял, что ты хотела сказать, – бесстрастно произнес он.
Но так ли это?
– Видишь ли, – продолжал он, – неизвестно, что получится, но это шанс, которым нельзя не воспользоваться. А когда я вернусь, обязательно задам тебе тот же вопрос, который задал сегодня. Попрошу, чтобы ты дала мне слово.
Я распрямилась, стараясь выглядеть спокойной и сдержанной.
И вспомнила о той ночи, когда Крис подарил мне браслет. Он уже тогда просил меня встречаться только с ним.
Я уклонилась от ответа. По-видимому, не слишком ловко. Крис не был удовлетворен, но не стал настаивать.
До поры до времени.
Теперь он повторил вопрос.
И я снова попыталась уклониться.
И на этот раз он не отступит…
В Крисе Чайлдзе было нечто неистовое. Неожиданно я нашла его настойчивость привлекательной; неукротимый герой прошлого, упорно преследующий вздорную героиню.
И тут же, так же неожиданно, я нашла его настойчивость отталкивающей.
Мы едва знали друг друга, хотя, вероятно, по моей вине. Все же, с точки зрения времени, судя по количеству дней, недель и месяцев, мы были почти не знакомы.
Почему он стал давить на меня? Почему пытался загнать в рамки?
Я взглянула на Криса Чайлдза и увидела незнакомца.
Опасного незнакомца.
– Предъявляешь мне ультиматум? – спросила я с внезапной яростью.
И тут, в одно мгновение, мрачный преследователь исчез – его сменил милый, симпатичный, влюбленный мужчина.
– Господи, конечно, нет, Даниэлла, – серьезно заверил он. – Я вовсе не это имел в виду. Я всего лишь хочу, чтобы мы были вместе. Боюсь тебя потерять.
Я потянулась и взяла его за руку.
– Ты не потеряешь меня.
Лгунья. Все будет кончено, как только ты вернешь агентству ключи от дома.
Крис крепко сжал мои пальцы.
– Подумаешь о нас, пока меня не будет? Пожалуйста.
– Ну конечно. Конечно. Как насчет десерта?
Эту ночь Крис провел в моей постели. Мы занимались любовью. В первый раз. Страстно, отчаянно. Эротично.
Наутро, глядя из окна гостиной вслед шагающему по улице Крису – он уже успел сменить костюм на майку и джинсы, – я невольно спрашивала себя, не станет ли первый раз последним.
ДЖИНСИ
ДОЛГ
Говорят, такое случается хотя бы раз в жизни каждого американского гражданина. Почти тридцать лет мне удавалось избегать своих обязанностей перед обществом. Но наконец и меня призвали в суд.
Исполнять обязанности присяжной.
Я показала повестку Даниэлле и Клер, когда мы пили «Маргариту» на террасе нашего любимого бара с видом на океан.
– Присяжная? – сморщила нос Даниэлла. – Фу! Постарайся отделаться.
– Вряд ли я сумею, – встревожилась я – Босс наверняка меня отпустит. Он знает, что я успею переделать всю работу.
– Прекрасно. В таком случае иди, а если тебя вызовут в зал суда и судья с адвокатами станут задавать вопросы, нагло ври. Пусть решат, что ты не годишься в присяжные.
– Я не могу врать, – прошептала я, надеясь, что поблизости нет ни одного представителя закона. – Это правительство, Даниэлла. Властям лгать нельзя. Особенно в суде. По-моему, это называется лжесвидетельством.
– Надеюсь, тебе не придется сидеть на заседаниях? – спросила Клер тоже шепотом.
Я пожала плечами:
– Суд есть суд. По-моему, каждый, кто вошел в здание, уже оказался в суде.
Даниэлла подозвала официантку, и мы заказали еще по коктейлю и блюдо жареных кальмаров.
– Ну а я бы солгала, – провозгласила она. – Ни за что не стану сидеть в жюри. Ни за что! Наплела бы все, что угодно, лишь бы отослали с миром.
– Ради Бога! Неужели объявила бы себя расисткой или душевнобольной? – удивилась я.
– Именно. Плевать на то, что куча посторонних людей подумает обо мне! Послушай, все эти типы мне не начальство. И не желаю, чтобы кто-нибудь меня судил. И вообще не собираюсь сидеть с ними в одном зале.
– Все эти типы? – переспросила Клер. – Ты это о ком?
– Ну, так называемые простые люди. Из тех, с кем каждый день сталкиваешься на улице.
– На улице?
Даниэлла закатила глаза:
– Да где угодно. Ты когда-нибудь замечала, в чем ходит на работу простой человек? Спортивные штаны. Полиэстеровый костюм. Кроссовки «Рибок» с колготками. Я не надела бы это тряпье, даже… даже чтобы вынести мусор.
– Ты не выносишь мусор, – возразила Клер. – Платишь тому, кто это делает за тебя.
– Вот именно, видишь?
– Послушайте, – вмешалась я, – в чем-то я согласна с Даниэллой. Хотя бы в том, что большинство людей – полные кретины. И я это понимаю. Полностью сознаю. Но…
Даниэлла положила мне на плечо пальчики с красным маникюром.
– Но что? Не стесняйся, говори. Сама ведь знаешь, что я права. И тебя вовсе не тянет провести целый день в душном зале с толпой неизвестных болванов. Простые люди нам с тобой не компания, Джинси. И ничуть не стыдно это признать.
– Но так неправильно, – не сдавалась я. – Если я солгу, чтобы не попасть в число присяжных, не значит ли это, что я… не знаю что… ну, хотя бы попираю основы демократии или что-то в этом роде? Как тебе, например, такой принцип: все мужчины созданы равными. И женщины тоже. По крайней мере предполагается, что именно так и должно быть.
– Значит, ты считаешь, что вполне естественно иметь предубеждения против кретинов и вполне естественно называть людей кретинами…
– Не в глаза, – поправилась я.
Даниэлла пренебрежительно хмыкнула:
– Все равно. Но неприлично сказать: «Эй, я не собираюсь входить в этот зал, потому что он полон кретинов, и я не желаю проводить с ними время»?
– Да, пожалуй. Понимаю, это звучит глупо…
– Нельзя судить о книге по обложке, – неожиданно вмешалась Клер. – Нет, я серьезно. Так нельзя. Только потому, что кто-то выглядит… ну, не знаю…
– Глупым? – подсказала Даниэлла. – Необразованным? Неряшливым?..
– Да как угодно. Только потому, что кто-то выглядит странно, он не обязательно может оказаться странным. Или, скажем, глупым. Каждый человек имеет свою ценность. И каждый заслуживает уважения.
– Но не обязательно моего, – парировала Даниэлла, оглядываясь в поисках медлительной официантки. – Больше мне нечего сказать. Да где же эта девчонка?
– Тут я на стороне Даниэллы, – признала я. – Согласна уважать всех, кто уважает меня. Но если кто-то мне хамит, предпочитаю таких игнорировать. И нет такого закона, по которому я обязана любить всех.
– Зато есть закон, – запротестовала Клер, – по которому мы обязаны уважать право собственности и частную жизнь окружающих.
– Да, – сдалась я, – если придется столкнуться с кем-то лицом к лицу. Но я все же постараюсь держаться как можно дальше и от кретинов, и от их собственности.
– Джинси права, – вступилась Даниэлла. – А подобных кретинов выбирают в присяжные по сто раз на день. Мне просто не улыбается проводить с ними время.
Наконец появилась официантка, она извинилась за собственную нерасторопность. Интересно, много ли она успела подслушать?
Я очень надеялась, что девушка не успела услышать ничего. Я широко ей улыбнулась, словно пытаясь доказать, что я человек славный и никакой не помешанный на элитарности сноб. Но она вроде бы ничего не заметила.
После ухода официантки Клер, которую, казалось, вот-вот хватит удар, снова принялась за свое:
– Значит, ты откажешься выполнить долг, даже если твое пребывание в жюри присяжных поможет спасти жизнь невинного? Даже если ты вдруг окажешься единственным умным человеком в жюри? Единственным шансом для ни в чем не повинного бедняги на справедливый суд?
Перед тем как ответить, Даниэлла отхлебнула фруктового мартини.
– О, ради Бога! Судебная система не нуждается в крошке-малышке вроде меня.
– Ты ужасный сноб, Даниэлла, – рассердилась Клер. – И ты, Джинси, не лучше.
– Ты сама когда-нибудь заседала в жюри? – спросила я с деланной бравадой, но, по правде, ужасно застыдившись. Иисусе. Я только что проявила себя снобом!
– Никогда. Меня ни разу не вызывали. Но можешь быть уверена, – если вызовут, я пойду, скажу правду, исполню свой гражданский долг.
– Вечно ты ко всему придираешься! – воскликнула Даниэлла, отмахиваясь от невидимой мушки. – В этом и есть красота демократии! Каждому свое.
Остаток вечера я пила в молчании.
Исполнять обязанности присяжной.
Я показала повестку Даниэлле и Клер, когда мы пили «Маргариту» на террасе нашего любимого бара с видом на океан.
– Присяжная? – сморщила нос Даниэлла. – Фу! Постарайся отделаться.
– Вряд ли я сумею, – встревожилась я – Босс наверняка меня отпустит. Он знает, что я успею переделать всю работу.
– Прекрасно. В таком случае иди, а если тебя вызовут в зал суда и судья с адвокатами станут задавать вопросы, нагло ври. Пусть решат, что ты не годишься в присяжные.
– Я не могу врать, – прошептала я, надеясь, что поблизости нет ни одного представителя закона. – Это правительство, Даниэлла. Властям лгать нельзя. Особенно в суде. По-моему, это называется лжесвидетельством.
– Надеюсь, тебе не придется сидеть на заседаниях? – спросила Клер тоже шепотом.
Я пожала плечами:
– Суд есть суд. По-моему, каждый, кто вошел в здание, уже оказался в суде.
Даниэлла подозвала официантку, и мы заказали еще по коктейлю и блюдо жареных кальмаров.
– Ну а я бы солгала, – провозгласила она. – Ни за что не стану сидеть в жюри. Ни за что! Наплела бы все, что угодно, лишь бы отослали с миром.
– Ради Бога! Неужели объявила бы себя расисткой или душевнобольной? – удивилась я.
– Именно. Плевать на то, что куча посторонних людей подумает обо мне! Послушай, все эти типы мне не начальство. И не желаю, чтобы кто-нибудь меня судил. И вообще не собираюсь сидеть с ними в одном зале.
– Все эти типы? – переспросила Клер. – Ты это о ком?
– Ну, так называемые простые люди. Из тех, с кем каждый день сталкиваешься на улице.
– На улице?
Даниэлла закатила глаза:
– Да где угодно. Ты когда-нибудь замечала, в чем ходит на работу простой человек? Спортивные штаны. Полиэстеровый костюм. Кроссовки «Рибок» с колготками. Я не надела бы это тряпье, даже… даже чтобы вынести мусор.
– Ты не выносишь мусор, – возразила Клер. – Платишь тому, кто это делает за тебя.
– Вот именно, видишь?
– Послушайте, – вмешалась я, – в чем-то я согласна с Даниэллой. Хотя бы в том, что большинство людей – полные кретины. И я это понимаю. Полностью сознаю. Но…
Даниэлла положила мне на плечо пальчики с красным маникюром.
– Но что? Не стесняйся, говори. Сама ведь знаешь, что я права. И тебя вовсе не тянет провести целый день в душном зале с толпой неизвестных болванов. Простые люди нам с тобой не компания, Джинси. И ничуть не стыдно это признать.
– Но так неправильно, – не сдавалась я. – Если я солгу, чтобы не попасть в число присяжных, не значит ли это, что я… не знаю что… ну, хотя бы попираю основы демократии или что-то в этом роде? Как тебе, например, такой принцип: все мужчины созданы равными. И женщины тоже. По крайней мере предполагается, что именно так и должно быть.
– Значит, ты считаешь, что вполне естественно иметь предубеждения против кретинов и вполне естественно называть людей кретинами…
– Не в глаза, – поправилась я.
Даниэлла пренебрежительно хмыкнула:
– Все равно. Но неприлично сказать: «Эй, я не собираюсь входить в этот зал, потому что он полон кретинов, и я не желаю проводить с ними время»?
– Да, пожалуй. Понимаю, это звучит глупо…
– Нельзя судить о книге по обложке, – неожиданно вмешалась Клер. – Нет, я серьезно. Так нельзя. Только потому, что кто-то выглядит… ну, не знаю…
– Глупым? – подсказала Даниэлла. – Необразованным? Неряшливым?..
– Да как угодно. Только потому, что кто-то выглядит странно, он не обязательно может оказаться странным. Или, скажем, глупым. Каждый человек имеет свою ценность. И каждый заслуживает уважения.
– Но не обязательно моего, – парировала Даниэлла, оглядываясь в поисках медлительной официантки. – Больше мне нечего сказать. Да где же эта девчонка?
– Тут я на стороне Даниэллы, – признала я. – Согласна уважать всех, кто уважает меня. Но если кто-то мне хамит, предпочитаю таких игнорировать. И нет такого закона, по которому я обязана любить всех.
– Зато есть закон, – запротестовала Клер, – по которому мы обязаны уважать право собственности и частную жизнь окружающих.
– Да, – сдалась я, – если придется столкнуться с кем-то лицом к лицу. Но я все же постараюсь держаться как можно дальше и от кретинов, и от их собственности.
– Джинси права, – вступилась Даниэлла. – А подобных кретинов выбирают в присяжные по сто раз на день. Мне просто не улыбается проводить с ними время.
Наконец появилась официантка, она извинилась за собственную нерасторопность. Интересно, много ли она успела подслушать?
Я очень надеялась, что девушка не успела услышать ничего. Я широко ей улыбнулась, словно пытаясь доказать, что я человек славный и никакой не помешанный на элитарности сноб. Но она вроде бы ничего не заметила.
После ухода официантки Клер, которую, казалось, вот-вот хватит удар, снова принялась за свое:
– Значит, ты откажешься выполнить долг, даже если твое пребывание в жюри присяжных поможет спасти жизнь невинного? Даже если ты вдруг окажешься единственным умным человеком в жюри? Единственным шансом для ни в чем не повинного бедняги на справедливый суд?
Перед тем как ответить, Даниэлла отхлебнула фруктового мартини.
– О, ради Бога! Судебная система не нуждается в крошке-малышке вроде меня.
– Ты ужасный сноб, Даниэлла, – рассердилась Клер. – И ты, Джинси, не лучше.
– Ты сама когда-нибудь заседала в жюри? – спросила я с деланной бравадой, но, по правде, ужасно застыдившись. Иисусе. Я только что проявила себя снобом!
– Никогда. Меня ни разу не вызывали. Но можешь быть уверена, – если вызовут, я пойду, скажу правду, исполню свой гражданский долг.
– Вечно ты ко всему придираешься! – воскликнула Даниэлла, отмахиваясь от невидимой мушки. – В этом и есть красота демократии! Каждому свое.
Остаток вечера я пила в молчании.
ДЖИНСИ
НИЗКИЕ ИСТИНЫ
Не знаю, почему я потрудилась надеть костюм. Большинство людей, собравшихся в помещении для присяжных, вырядились так, словно собирались чистить улицы.
Мужчины сидели сгорбившись, вытянув ноги, сложив руки на груди. Женщины чавкали жвачкой и подпиливали ногти. Кое-кто уже дремал. Остальные тупо уставились в пространство, прекрасно обходясь без книг и газет. Человек десять прямо напротив меня тянули холодный кофе, заедая его пончиками.
Неужели я единственная, кто принимал эту процедуру всерьез?
Мне вдруг захотелось заорать: «Эй, вы там! Проснуться! Сесть прямо! Выплюнуть жвачку!»
Потом я начала молиться:
– Господи, я знаю, прошло уже много времени с тех пор, как я говорила с тобой. Прости, мне очень жаль. Но это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай, чтобы меня когда-нибудь арестовали! Поверь, я точно знаю, что буду невинна, но у меня просто не хватит духу предстать перед жюри из так называемых присяжных, которые выглядят так, как эти люди! Потому что ты сам видишь: они не способны к критическому мышлению! И ты можешь побиться об заклад, что с английским языком отношения у них весьма напряженные, невзирая на то, где они родились.
После того как судья часа два читал лекцию насчет огромной значимости исполнения долга присяжных и просмотра фильма об элементарных основах судебной системы для тех, кто не удосужился одолеть больше пяти классов, какой-то клерк выкликнул мой номер, и я вместе с небольшой толпой была отослана в судебный зал, где собрались судья, ответчик, несколько вооруженных охранников, секретарь суда и две команды юристов: защиты и обвинения.
Я тут же задохнулась от волнения и покрылась потом с головы до ног.
Черт! Сейчас я сознание потеряю! Какой-нибудь помешанный на угрозе терроризма охранник посчитает это притворством и пристрелит меня еще до того, как я грохнусь на пол.
Я устояла. И после часа мук «выборного процесса» меня поблагодарили и отпустили назад, в помещение для присяжных. Поблагодарили и отвергли! Может, потому, что мой ответ на определенный вопрос посчитали возмутительным, а меня – недостойной заседать в жюри?
– Присяжный номер пятьдесят семь! Сумеете ли вы остаться беспристрастной и справедливой по отношению к ответчику, который обвиняется в изнасиловании трехлетней девочки? – Или что-то в этом роде.
– Нет, – честно сказала я. – Вряд ли я смогу удержаться, чтобы не плюнуть в обвиняемого, когда тот войдет в зал суда.
Да, если хорошенько подумать, именно из-за этого ответа меня и вышвырнули.
Так или иначе, я тихо радовалась, что долг присяжного в Бостоне ограничен «одним днем или одним процессом». Я исполнила этот самый долг, хотя меня не выбрали и отпустили с миром. Зато теперь я была свободна как птица.
Я поспешно покинула здание суда и оказалась на улице.
Город ощущался как некий уродливый, грязный, жаркий, душный и липкий организм.
Я была ужасно рада, что не прошла отбор. Не знаю, как пережила бы эту эмоциональную пытку, не сломавшись или не убив ответчика – здоровенного потного типа в тяжелых пластиковых черных очках, которого осудила с первого взгляда.
Мужчины сидели сгорбившись, вытянув ноги, сложив руки на груди. Женщины чавкали жвачкой и подпиливали ногти. Кое-кто уже дремал. Остальные тупо уставились в пространство, прекрасно обходясь без книг и газет. Человек десять прямо напротив меня тянули холодный кофе, заедая его пончиками.
Неужели я единственная, кто принимал эту процедуру всерьез?
Мне вдруг захотелось заорать: «Эй, вы там! Проснуться! Сесть прямо! Выплюнуть жвачку!»
Потом я начала молиться:
– Господи, я знаю, прошло уже много времени с тех пор, как я говорила с тобой. Прости, мне очень жаль. Но это очень важно. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не дай, чтобы меня когда-нибудь арестовали! Поверь, я точно знаю, что буду невинна, но у меня просто не хватит духу предстать перед жюри из так называемых присяжных, которые выглядят так, как эти люди! Потому что ты сам видишь: они не способны к критическому мышлению! И ты можешь побиться об заклад, что с английским языком отношения у них весьма напряженные, невзирая на то, где они родились.
После того как судья часа два читал лекцию насчет огромной значимости исполнения долга присяжных и просмотра фильма об элементарных основах судебной системы для тех, кто не удосужился одолеть больше пяти классов, какой-то клерк выкликнул мой номер, и я вместе с небольшой толпой была отослана в судебный зал, где собрались судья, ответчик, несколько вооруженных охранников, секретарь суда и две команды юристов: защиты и обвинения.
Я тут же задохнулась от волнения и покрылась потом с головы до ног.
Черт! Сейчас я сознание потеряю! Какой-нибудь помешанный на угрозе терроризма охранник посчитает это притворством и пристрелит меня еще до того, как я грохнусь на пол.
Я устояла. И после часа мук «выборного процесса» меня поблагодарили и отпустили назад, в помещение для присяжных. Поблагодарили и отвергли! Может, потому, что мой ответ на определенный вопрос посчитали возмутительным, а меня – недостойной заседать в жюри?
– Присяжный номер пятьдесят семь! Сумеете ли вы остаться беспристрастной и справедливой по отношению к ответчику, который обвиняется в изнасиловании трехлетней девочки? – Или что-то в этом роде.
– Нет, – честно сказала я. – Вряд ли я смогу удержаться, чтобы не плюнуть в обвиняемого, когда тот войдет в зал суда.
Да, если хорошенько подумать, именно из-за этого ответа меня и вышвырнули.
Так или иначе, я тихо радовалась, что долг присяжного в Бостоне ограничен «одним днем или одним процессом». Я исполнила этот самый долг, хотя меня не выбрали и отпустили с миром. Зато теперь я была свободна как птица.
Я поспешно покинула здание суда и оказалась на улице.
Город ощущался как некий уродливый, грязный, жаркий, душный и липкий организм.
Я была ужасно рада, что не прошла отбор. Не знаю, как пережила бы эту эмоциональную пытку, не сломавшись или не убив ответчика – здоровенного потного типа в тяжелых пластиковых черных очках, которого осудила с первого взгляда.