Де Ченси Джон. Автострада запредельности

   – Нет, что верно, то верно. Однако такой вопрос: зачем им искусственный интеллект, для того, чтобы выполнить такую работу? Самая глупая программа в стиле троянского коня вполне справилась бы с такой задачей.
   – Может быть, и нет, – возразил я. – Мы можем справиться с одной из этих программ. Такие легко можно уничтожить. А вот программа, которая как бы сама по себе компьютер, может спрятаться как следует и не давать возможности себя поймать.
   – Ну да, поставить компьютер, чтобы другой компьютер не смог ее выловить, так сказать.
   Я кивнул.
   – Вот именно, так сказать.
   Мы сказали «до свиданья» ахгиррам с немалой грустью и печалью. Я все еще остро переживал потерю Тиви, а многие другие просто стали мне друзьями. Дарле особенно не хотелось покидать инопланетян, которые со всех сторон были столь похожи на нас. Ни одна раса в известных нам лабиринтах даже близко не подходила к тому уровню человечности, к какому подошли ахгирры. Ретикулянцы весьма и весьма отстали от них в этом отношении. Возможно, был большой смысл в том, что мы нашли их здесь, в лабиринте, не связанном с земным. Видимо, строители Космострады хотели как можно дальше разделить расы, которые потом могли бы соперничать между собой в колонизации миров, приспособленных для жизни.
   В тени входа в пещеры видно было, что глаза Рагны наполнены слезами.
   – Мы неизменно будем весьма тосковать по каждому из вас, как личности, – сказал он, пожимая руку Они, его жены, чтобы не расплакаться. Слово «жена» подходило здесь больше, чем «спутница жизни», потому что ахгирры исповедовали один брак на всю жизнь, и Рагна и Они были в самом лучшем смысле супругами и спутниками жизни. Слова «развод» в языке ахгирров вообще не было, хотя расставания пар были и все-таки время от времени случались.
   Хокар вытер глаза рукавом своей серой туники.
   – Да, – сказал он, – мы очень будем по вас скучать.
   Примерно тридцать обитателей пещер вышли нас проводить. Мы за это время познакомились с ними всеми. В полумраке за толпой глазенки робких детишек выглядывали из-за гор коробок и цилиндров оборудования. Я помахал им рукой, и глазенки исчезли. Сьюзен заметила, что я улыбаюсь, увидев, как детишки осмелились посмотреть тайком еще разочек.
   – Прелесть, правда? – спросила она, подходя ко мне.
   – Хорошенькие, как ангелята, – ответил я.
   – Я всегда думала... – начала она, потом слабо улыбнулась.
   – Насчет того, иметь ли детей? Или не иметь?
   – Я приняла это решение много лет назад, но оно не окончательное. Поэтому время от времени, когда я вижу такую стайку замечательных малышат, вроде этих – а ведь они не человеческие детишки, так что можешь себе представить...
   Взяв ее за руку, я сказал:
   – Обычно я спрашиваю задолго до этого, но... э-э-э... нам не надо волноваться ни о чем, что может быть связано с этой областью? Ты сказала, что решение не окончательное.
   – Э? А-а-а, нет, ни в коем случае. Я воспользовалась старомодной хирургией. Мои маточные трубы перевязаны. Эти пилюли трехлетнего действия настолько дорогие, а моими птичьими мозгами я наверняка забыла бы, когда надо принимать следующую. А прочие нехирургические методы тоже не очень привлекательны. Они необратимы, а кому захочется проходить преждевременную менопаузу? Но развязать перевязанные трубы очень легко, поэтому я всегда в безопасности, и у меня все время есть выбор, чтобы изменить мнение. – Она улыбнулась и обняла меня за шею. – И...
   – И?
   – Если я когда-нибудь изменю свое мнение насчет того, иметь ли мне детей...
   – Ну-ну, потише, – сказал я, снимая с шеи ее руки. – Мне надо как следует подумать, прежде чем принимать такие решения.
   Она рассердилась.
   – Господи, здоровенный эгоцентрист. Ты что, думаешь, что для меня обязательно подписывать контракт спутника жизни с тобой просто потому, что я захочу родить от тебя ребенка? Опять же, это еще вилами на воде писано.
   Она уперла руки в бедра и вызывающе тряхнула головой.
   – Ты думаешь, что мне хочется быть женой шоферюги, сидящей дома с полудюжиной ребятишек, которые визжат и сопливятся, пока ты шляешься по Космостраде и подбираешь красивых баб-туристок?
   – Никогда этим не занимаюсь, моя дорогая. Очень не люблю болезней в области промежности.
   – Ой, не смеши меня, – она ткнула меня в ребра растопыренными пальцами. – Ты хороший генетический материал, только и всего. Просто замечательная порода. – Она продолжала тыкать в меня, пока я не поморщился. – Здоров, как бык, замечательные зубы, никаких наследственных болезней...
   Я протянул руку и подкинул в ладони ее правую грудь.
   – Ты и сама не из последних, лапочка.
   Она взвизгнула.
   – Ах ты, дикарь! Болезни в промежности, говоришь?
   Я пытался удержать ее руку, которая мгновенно выстрелила и попыталась влепить мне шлепка между ног, но не успел. Я подпрыгнул на полметра.
   – Сьюзен, честное слово, – простонал я. – Что подумают наши друзья?
   Наши друзья остолбенело глазели на нас, и я поймал особенно любопытный взгляд Рагны, а Сьюзен прекратила атаку на мои интимные части тела, и подскочив, сомкнула ноги у меня на бедрах и стала целовать и обнимать меня.
   В глазах инопланетян ясно читалось: ах, это, наверное, весьма интересный ритуал ухаживания...
   Ну, собственно говоря, так оно и есть...
   Дорога, дорога. Всегда дорога, бесконечная черная лента. Как та, которая, наверное, будет обвивать мой гроб, заканчиваясь пышным бантом, венчающим все сплетения. Как петля Мебиуса – такая же бесконечная.
   Планета за планетой бесстрастно катились мимо, я едва взглядывал на них, твердо уставившись вперед. Но иногда я кое-что замечаю. Вот свинцовый шар – планета, который только-только начинает освобождаться от объятий плейстоценового льда, планета, которая вся словно раздавлена и исцарапана. Вот тропический сераль, который весь покрыт деревьями с кронами-плюмажами. Вот безжалостные холодные равнины с розоватой травой, которые вдали переходят в голубоватые горы. Еще одна: а тут перекатывающиеся холмы красной глины, а вокруг светло-розовые деревья и трава. Тут похоже на весну, везде желтые яркие почки. Еще одна планета появляется перед нами, и мы катимся по бледному трупу зимы, пушистый снег насыпан вдоль дороги сугробами (а сама дорога, как обычно, совершенно чиста от снега, что странно, но уже привычно). Потом еще один портал, мы снова возле темных башен, благополучно и бесстрастно влетаем на бешеной скорости в дыру между мирами, между тут и там, между сейчас и следующим мигом. Влетаем туда, где нет ни времени, ни пространства, нет настоящего, прошлого и будущего. И выезжаем в фантастический сад лиловых скал с клумбами многокрасочных цветов, проложенных между этими скалами. И все это на фоне занавеса фиолетового неба.
   – Я уже устала от таких декораций, – пожаловалась Сьюзен.
   – Уже? – спросил я. – Мы же едем всего-навсего пару часов.
   – Шесть, – сказала она, – казалось, я должна быть совсем свеженькой после пятинедельного перерыва, а я уже начинаю уставать.
   – Ну хорошо, постарайся продержаться. У нас всего осталось десять миллиардов световых лет.
   – Замечательно.
   Это прекрасная дорога – прямая и плоская. Мы едем по ней на прекрасном скорости, совершая наш маршрут в замечательно короткие сроки (если бы у нас было расписание, которого надо было бы придерживаться, тогда это было бы важно, а так – абсурд!). Мимо нас катятся миры. Там, в кухонной нише со столиком, Джон и Роланд пыхтят над картами ахгирров, время от времени выкрикивая взаимно противоречащие указания. Они очень сильно запутались. Пока что ни одно описание планет не отвечает тому, что мы видим за иллюминаторами. Мы пока еще находимся в лабиринте ногонов. В этом я совершенно уверен, потому что мы явно временами встречаем их транспорт, отмеченный всеми чертами эпохи среднеразвитой технологии. Нам попадаются улыбающиеся голубоватые лица за ветровыми стеклами. У нас есть полная карта этого лабиринта вместе с остальными, поэтому Джон и Роланд должны были бы разгадать, где мы находимся.
   – Я понятия не имею, где мы, – признался Роланд.
   – Сэм, – сказал я. – Ты можешь помочь этим типам понять, где хвост, а где голова?
   – На самом деле не очень-то. Все, что я могу сделать – это показать им карты на своем экране. Но никто не программировал меня насчет того, как их читать.
   – Мне показалось, что они именно этим и занялись.
   – На прошлой неделе они собирались, но как раз тогда мы и нашли существо X.
   – Ох, верно.
   Роланд вышел вперед и сел на сиденье стрелка. Он сражался с огромной бумажной картой, сложенной во много раз, пытаясь найти в ней сектор, который совпадал бы с тем, что появлялось на главном дисплее.
   Он постепенно зверел.
   – Почему ни одна раса во вселенной не может научиться делать простые карты? – ворчал он. – Теперь где, черт возьми...
   – В чем проблема? – вмешался Сэм. – Вот тут мы на звездной карте. Видишь мигающий курсор?
   – Э-э-э... – Роланд смял свисающий кусок карты, повернул всю ее на девяносто градусов и стал смотреть то на карту, то на экран. – Ага. Правильно. Отлично. – Он прищурился на карту. – Мне так кажется.
   – Мне казалось, что ты не запрограммирован читать эти карты, – заметил я.
   – Я и не запрограммирован, – ответил Сэм. – Я вроде как сам догадался.
   – Сэм, то, о чем ты не мог догадаться, – ответил Роланд, – так это о том, что ахгирры рисуют свои карты вверх ногами. Право – это лево и наоборот на всех этих штуках.
   – Что?!
   – Мне кажется, что именно так дело и обстоит.
   – Ну и ну, это же чистое сумасшествие.
   – Это вроде астрономической карты.
   – Но это и есть астрономическая карта... более или менее.
   – Можно сказать, что менее, – сказал Роланд.
   – Джентльмены, – вмешался я, – а какая вам, черт возьми, разница?
   – Э? – сказал Сэм.
   – И куда мы, собственно говоря, едем?
   – Нам надо въехать в центр лабиринта, который принадлежит существам с непроизносимым названием. Можете звать их Хрюки, – сказал Роланд.
   – А как мы попадем в землю Хрюков? – спросил я.
   – Ну... Сэм, покажи мне секцию 3 графически по поводу этого лабиринта, ладно? И покажи нашу точку въезда в него, хорошо?
   – Вот так подойдет?
   – Отлично. Теперь на экране можешь изобразить мне лабиринт ногонов и нашу точку исхода?
   – Вот, пожалуйста.
   – Ну вот, теперь поверни эту штуковину чуть-чуть. Нет-нет, против часовой стрелки.
   – Вот так сойдет?
   – Отлично, – сказал Роланд, откидываясь в кресле назад и самодовольно потирая руки. – Ну вот, – сказал он, потом нахмурился.
   – А теперь что? – спросил Сэм.
   – Посмотри, – сказал я. – Там впереди развилка, правильно?
   Роланд воздел руки к небу.
   – Ей-богу, не знаю.
   – Ну-ну, там ведь должна быть развилка. Мы как раз сюда въехали. Тут должна быть дорога, ведущая к порталу с двойным движением, которая ведет и к порталу на следующую планету. Если только это не планета с тремя дырками. Как она?
   – Как я понимаю, это так и есть. На планете три портала, – ответил Сэм. – Вот двойной портал на левой развилке, портал на следующую планету – на правой, а средняя дорога должна вести к планете-пересадке. Здоровая планета, если на ней функционируют целых три портала.
   – Отлично. Едем по средней дороге.
   – Почему?
   – Когда появимся там, где можно пересесть на другие маршруты, то подбросим монетку.
   – Я согласен.
   – Не знаю, Джейк, – сказал Роланд. – Разве ты не считаешь, что нам надо попасть назад, туда, где можно воспользоваться маршрутами, знакомыми Винни?
   – Это означает вернуться обратно в объединенные миры, так?
   – Ну да, наверное.
   – Никоим образом. Мы сможем считать себя мертвецами, как только сунем свои носы в портал. Кроме того, у меня сильное ощущение, что нельзя добраться туда отсюда.
   – Джейк может оказаться очень даже прав, – сказал Джон, просовываясь между нами. – Рагна и Хокар сказали нам, что они никогда не слышали дорожных историй, которые описывали что-нибудь похожее на земной лабиринт. Ахгирры очень даже внимательно прислушиваются ко всем новостям, которые касаются существ, им подобных, с тех пор, как они сами появились на Космостраде. Я понял, что те лабиринты, которые тут известны, населены весьма странными существами. Безобидные существа, но на чай их не пригласишь.
   – Ну ладно, тогда решено, – сказал я.
   Вмешалась Сьюзен.
   – Очень хорошо, когда вы, мужчины, решаете трудные вопросы за нас, женщин.
   Роланд криво улыбнулся.
   – Что-то говорит мне, что мы сейчас кое-что услышим от прялок.
   – А что, ты видел, что там, в каюте, кто-нибудь прядет?
   – Сьюзен, проявляется твой возраст, – ехидно сказал Роланд.
   – Заткнись. Джейк, так называемые прялки время от времени хотели бы, чтобы с ними тоже посоветовались и выслушали их мнение по вопросам, которые могут повлиять на их дальнейшую жизнь и общее благополучие... или это слишком большая просьба, если принять во внимание, какие вы тут все мужественные покорители дорог?
   – Черта с два, мэм, – успел сказать я, прежде чем Дарла подала голос из каюты:
   – Сьюзен, будь добра, говори только от своего имени.
   – Да, пожалуйста, – ответила Сьюзен, выгнув одну каштановую бровь то ли высокомерно, то ли просто удивленно.
   – Мне кажется, время от времени нелишне напомнить всем нам, что это машина Джейка. Мне кажется, что ему и только ему надо решать, куда он в конце концов поведет ее.
   – Ну хорошо, извини меня, Дарла-дорогуша...
   – Не называй меня так, – ледяным голосом перебила ее Дарла.
   – О, прости, пожалуйста. Но могу я напомнить, что я совсем не напрашивалась на эту веселую экскурсию? Меня сюда затащили.
   – Это к делу не относится.
   – Глупости. Я требую права участвовать в решениях, которые касаются и меня.
   Голос Дарлы был холодно ироничен.
   – Требовать? Ты?
   – Да, черт побери, требую. Мне кажется, это мое право.
   – Вселенная не так легко дает права, лапочка. За них надо сражаться.
   – Я их не требую у вселенной. Собственно говоря, я просто прошу...
   – Ты не высказывала мнения по важным вопросам до сих пор. Собственно говоря, ты пока ничего не сделала, только жаловалась. Почему вдруг такой интерес к принятию решений?
   – Я устала от того, что все принимают как должное, что я не высказываю своего мнения. Или, по крайней мере, что с моим мнением надо считаться, никто не думает, – Сьюзен воинственно и оскорбление сложила на груди руки. – И не называй меня лапочкой.
   – Ах, прости. Так каково же твое мнение?
   – Спасибо, что спросила. Собственно говоря, я согласна с Джейком. Мне кажется, что настало время найти те самые легендарные короткие пути домой. Разве вы не согласны?
   – Я не уверена, – сказала Дарла более тихим голосом.
   – Ну, ведь таков его план.
   – План, – повторила Дарла, и в голосе ее снова зазвучала нота сарказма.
   – Да, план. Зови его судьбой, если хочешь. Примени любое слово, которое тебе нравится.
   – Я бы сказала – дерьмо.
   Голос Сьюзен похолодел:
   – Твое право пользоваться любыми словами.
   – В любом случае, если ты согласна с Джейком, почему вдруг такое желание непременно себя утвердить?
   – Оно вовсе не внезапное, и это отнюдь не желание самоутверждения. Это...
   – Уж что-что, а желаний у тебя предостаточно. И мне это хорошо известно. Ты очень хорошо научилась их удовлетворять.
   – И что, по-твоему, это должно означать? – спросила Сьюзен, и ее голос от гнева стал выше и сразу громче.
   – А понимай как хочешь! – сказала Дарла небрежно.
   – Подумав, пожалуй, могу сказать, что это как раз такое замечание, которое вполне можно ожидать от вредной, настырной авантюрной суки, которая не может...
   Я услышал шлепок или пощечину и обернулся назад. Дарла и Сьюзен дрались на сиденье. Им страшно мешала привязная упряжь сиденья. Обе они вцепились друг другу в волосы, а Дарла отчаянно пыталась нанести хороший левый хук куда-то в область носа или рта Сьюзен. Сьюзен очень здорово защищалась.
   Джон рванулся к ним, пытаясь разнять.
   – Леди, нельзя же так, право, – сказал он.
   – Слушайте, вы чего, – неловко начал я.
   Они остановились вовремя. Сьюзен расстегнула ремни, но оставалась на своем месте с обиженным и испуганным видом. Глаза ее были влажными и печальными. Дарла отвязала ремни, но ушла в заднюю каюту.
   Роланд посчитал, что все это страшно смешно. Мне так не казалось и было от этого весьма не по себе. Я был очень удивлен, что все так быстро вспыхнуло. Я не мог понять, почему. Дарла, конечно, очень странная персона, но это на нее не было похоже, тем более не было похоже на Сьюзен. Я-то вообще считал, что Сьюзен не способна драться ни с кем на кулаках. Я не видел, кто первый начал потасовку, не видел я и того, чтобы Сьюзен кому-нибудь дала по физиономии, но я не сомневался, что она выдрала бы у Дарлы клок волос с корнями, если бы это безобразие продолжалось и дальше. Я перестал даже пытаться понять, что могло спровоцировать все это, и приписал это усталости от дороги... пока, за неимением лучшего объяснения.
   Я включил рацию и сказал Шону и Карлу, куда мы едем, к тому же объяснил, какие причины повлияли на мое решение. Они все присоединились к нему, включая Лайема и Лори.
   Сказочный сад уступил место открытым равнинам, которые постепенно спускались вправо, к подножию серых гор. Маленькое, жаркое солнце голубовато-белого цвета горело на небе почти над горизонтом слева от нас. Впереди я видел, что дорога разделяется натрое, как Сэм и предсказал. Я увеличил скорость и направился прямо вперед.
   – Мне все кажется, что мы неправильно делаем, Джейк.
   Я повернулся к Роланду, который пытался по-прежнему разобрать, какие карты были высвечены на дисплее.
   – Я не убежден, что это самое лучшее решение, – сказал я, – но мне кажется, что это гораздо разумнее, чем пытаться найти дорогу назад в то место, куда нам не хочется ехать.
   – Ты имеешь в виду Внешние Миры?
   – Конечно. Бог знает, во что мы там вляпаемся. Мы даже можем в итоге оказаться в Морском Доме. Представь себе только, что придется снова лезть на борт этой рыбины.
   – Не желаю даже представлять. Но ты думал над той возможностью, что мы могли бы рискнуть найти дорогу обратно в земной лабиринт?
   – Да, я и об этом думал, – ответил я. – Но мы не найдем пути обратно во времени, если будем следовать стандартным картам.
   Роланд вздохнул.
   – Верно. Все же кажется, что должна быть альтернатива тому, чтобы слепо мчаться через один неизвестный портал за другим.
   – Если что-нибудь придумаешь, дай мне знать.
   Роланд вздохнул.
   – Так я и сделаю.

15

   Мир, где можно пересесть с путей одного лабиринта на другие.
   Эта планета была велика. Больше, чем все, которые я видел. Как и большинство таких планет, это была беспризорная луна газового гиганта. Судя по кажущейся дистанции до горизонта, я решил, что эта планета примерно в два раза больше Луны, что делало из нее вполне самостоятельную планету. У нее была и атмосфера, что-то вроде биотического супа. Никаких форм жизни мы пока не видели, но тут никогда нельзя сказать наверняка. Можно просто так гулять себе на солнышке, и какой-нибудь разумный кристалл похлопает вас сзади по плечу и спросит, сколько сейчас времени. Или же предложит вам продать свою сестру. Но, как бы там ни было, место это выглядело мрачным и безжизненным: плоские равнины грязно-белого льда, на которых время от времени появлялись темные скалы, стоящие по диагонали от дороги. Небо было серое, с крохотным расплавленным огоньком солнца, которое было прямо перед нами. В сорока пяти градусах справа от нас газовый гигант прорезал серое небо молочно-белым полумесяцем.
   Мы вошли в струю дорожного движения, когда выехали на основную часть Космострады. Самые невероятные инопланетные машины обгоняли нас, виляя между рядами движения. Их формы были такими же странными, как и их цвета, некоторые были круглые, как луковицы, некоторые поразительно правильной геометрической формы, некоторые гладкие, низкие и тонкие. Несколько машин, которые нам встретились, я просто не в силах описать. Мимо нас в один прекрасный момент проплыло что-то, весьма похожее на слабо соединенные между собой мыльные пузыри, машина испускала тоненький предупредительный сигнал. Еще дальше миниатюрная машинежка, напоминавшая механическую заводную собаку, промчалась мимо, словно сбежавшая детская игрушка. Сияющий голубой многоугольник прорысил мимо нас, потом прибавил скорость и потерялся в потоке машин.
   Мы были на прямом отрезке, который шел по ледяным равнинам. Первое ответвление к порталу должно быть примерно в тридцати километрах. Появились знаки, словно плясавшие от нервического шрифта, которым были выполнены надписи. Мы оказались в организованном, цивилизованном лабиринте. В чьем – я не знал. Я не узнал в этих символах письма ногонов. Наверняка мы навсегда покинули лабиринт ногонов, а теперь находились в расширенном лабиринте, куда относился и лабиринт ногонов. Сумасшедшие карты Рагны не сделали яснее обозначений на щитах, смысла которых мы не понимали.
   – Ну что, воспользуемся первым поворотом?
   – По мне замечательно, – сказала Сьюзен.
   – Остальные не возражают?
   Остальные не возражали. Я вызвал Карла и Шона и сказал им, что мы намечаем делать.
   – По мне все прекрасно, Джейк, – сказал мне Карл. – Лори тоже считает, что это хорошая мысль.
   – Нам все равно, – сказал Шон, – нам безразлично, бросить ли жребий сейчас или же пилить еще с десяток килокликов.
   – Ладно, тогда порядок, – сказал я, – мы воспользуемся первым поворотом. Подтвердите, как поняли.
   – Подтверждаем!
   – То же самое!
   Я откинулся назад и убрал ногу с педали газа. Хорошо, что дела постепенно улаживались. Пусть жребий будет брошен.
   – Сэм, – спросил я, – как насчет какой-нибудь музыки?
   – Ну, у тебя не иначе как просто замечательное настроение. Что поставить?
   Я редко ставлю музыку, пока нахожусь за рулем. Не то, чтобы мне это не нравилось – наоборот. Мне нравится музыка, и мне не по себе бывает, когда я не могу отдать ей все свое внимание. Я не верю в такое отношение к музыке, где она что-то вроде обоев – только фон и ничего больше. Еще причины: вкус у меня тяготеет к классике, что резко отделяет меня от остальных моих коллег – водителей тяжеловозов. Хотя я очень редко думаю о том, что они обо мне подумают, все-таки иногда неприятно, что тебя считают каким-то извращенцем, а переварить ту мерзость, которая нынче считается популярной поп-музыкой, я не могу. Поэтому я обычно предпочитаю тишину.
   Но после тех выступлений, которыми нас одарили Дарла и Сьюзен, тишина стала казаться несколько принужденной.
   – Как насчет Баха? Что-нибудь небольшое было бы просто замечательно.
   – Сейчас сделаем.
   – Погоди, я передумал. Лучше что-нибудь подходящее к такому дикому пейзажу. Как насчет Бартока, «Концерт для оркестра»?
   Сэм выполнил мою просьбу.
   Я оглянулся и обнаружил, что стал предметом ошеломленных взглядов.
   – Барток? – одними губами произнес Роланд, подняв брови в отстраненном, почти клиническом удивлении.
   – Ты во многих отношениях очень странный человек, – прокомментировал ситуацию Джон.
   – Джон, – ответил я, – как тебе понравится: пешком прийти к Большому Взрыву?
   – Прошу прощения.
   На самом деле меня такое замечание вовсе не обидело. Я уже привык к подобным происшествиям. Ну и что, ну и пожалуйста: я вожу тяжеловоз и люблю классическую музыку. Ну и поцелуйте меня в задницу.
   – Я всегда поражался, как мне удалось вырастить такого чудака в качестве своего сына.
   – Сэм...
   – Что?
   – Ладно, неважно, – ответил я.
   Движение стало плотнее, и временами приходилось довольно трудно, когда беззаботные инопланетные водители пытались обогнать нас для того, чтобы занять местечко получше в том или ином ряду. Я несколько раз предостерегающе ударил по клаксону и пугающе вильнул в ответ. После того все решили объезжать нас подальше. Разумное решение, потому что я вполне способен пустить этаких дорожных свиней на ветчину и окорока.
   – Роланд, – спросил я, – тебе пока не видно, где поворачивать?
   Выглянув в густой суп за окном, Роланд ответил:
   – Нет, пока нет.
   – Приглядывай, чтоб не пропустить, ладно?
   – Разумеется.
   Я обернулся назад, к Сьюзен. Теперь она тихо плакала. Она почувствовала на себе мой взгляд и сперва вопросительно посмотрела на меня. Потом быстро покачала головой, словно желая сказать: «Оставь меня в покое!».
   Ладно, пожалуйста.
   Я прижимался к самому правому краю быстрого ряда. Быстрый ряд по земным стандартам шириной примерно в два ряда. Остальная часть дороги была занята обратной дорогой, то есть теми рядами, по которым шло встречное движение. Для Космострады такие дороги бывают шириной только в полтора ряда, потому что большая часть движения по Космостраде была организована таким образом, что оно идет только в одном направлении. На дороге обычно нет никаких пометок. Металл покрытия никогда не принимает на себя никакой краски. Но если заехать на неположенную полосу, то начинаешь ощущать неприятную и очень тревожную вибрацию. Однако совершенно не видно, что могло бы ее производить, так как не видно никаких электронных устройств. Однако, когда проведешь на Космостраде примерно клик или около того, то начинаешь как бы видеть эти ряды. Это странно, но это так и есть. Я мог их видеть, могу и сейчас. Нахальные инопланетные водители все время старались обогнать нас по самому внутреннему краю полосы, и мне не хотелось, чтобы они отрезали нас от возможности свернуть. Поэтому я стал вести машину по самому внутреннему краю полосы. Вибрация может причинить головную боль, если долго так ехать, но нам очень скоро предстояло свернуть с дороги.