конечно, отлично понимал, что моего желания не разделяет ряд ближайших
коллег Болдуина. Я олицетворял собой определенную политику, причем было
общеизвестно, что я буду бороться за эту политику независимо от того, войду
ли я в состав правительства или нет. Они, конечно, были бы весьма рады
обойтись без меня. В известной мере решение этого вопроса зависело от
большинства, которое им удалось бы получить на выборах.
Я одержал победу на выборах в избирательном округе Эппинг, отстаивая
необходимость перевооружения и строгого и добросовестного проведения
политики санкций. В общем я поддерживал правительство и, хотя многие из моих
друзей-консерваторов были оскорблены моей почти непрекращавшейся критикой
мероприятий, проводимых правительством, я был избран значительным
большинством.
Повсюду шли разговоры о том, что меня нужно ввести в правительство в
качестве морского министра. Но как только были объявлены цифры,
характеризовавшие масштабы победы Болдуина, последний, не теряя ни минуты,
заявил через центральный совет 1, что не было ни малейшего
намерения включать меня в состав правительства. Этим путем он в какой-то
мере оплатил свой долг пацифистской депутации, которую принимал за несколько
дней до выборов. В печати было немало насмешек по поводу того, что меня не
включили в состав правительства.
1 Руководящий орган консервативной партии.
Министр иностранных дел сэр Сэмюэль Хор проездом через Париж в
Швейцарию, куда он направился на вполне заслуженный зимний отдых, беседовал
с Лавалем, тогда еще французским министром иностранных дел. Результатом этих
переговоров явился пакт Хора -- Лаваля от 9 декабря. Стоит несколько
остановиться на обстоятельствах, предшествовавших этому примечательному
событию.
Мысль о том, что Англия возглавляет Лигу Наций в ее борьбе против
фашистского вторжения Муссолини в Абиссинию, вызвала в стране небывалый
подъем. Но как только выборы прошли и министры увидели, что они располагают
большинством, которое даст им возможность в течение пяти лет руководить
государством, пришлось столкнуться с некоторыми неприятными последствиями.
Причиной их были заявления Болдуина: "Войны не должно быть" и "Не должно
быть широкого перевооружения". Этот замечательный лидер партии, одержав на
выборах победу под лозунгом руководства миром против агрессии, был глубоко
убежден, что мы должны сохранить мир любой ценой. Англия твердо заявила, что
ни при каких обстоятельствах не станет воевать из-за Абиссинии. О этот
честный Болдуин! Полная победа на выборах; прочное консервативное
большинство еще на пять лет; всемерное проявление праведного возмущения, но
только не война, только не воевать! Ввиду этого французы твердо решили, что
они не должны позволить втянуть себя в постоянную вражду с Италией только
из-за той острой неприязни, которая неожиданно вспыхнула в Англии против
Муссолини. Французы особенно укрепились в своем решении, вспомнив, как
Англия отступила перед вызовом, брошенным ее флоту на Средиземном море
Италией, и учитывая, что в случае если бы Германия вторглась в пределы
Франции, мы смогли бы послать ей на помощь в начальный период войны всего
лишь две дивизии. Нетрудно понять позицию Лаваля в этот момент.
Наступил декабрь, и возник ряд новых обстоятельств. Муссолини,
испытывая большие затруднения в результате применения санкций и оказавшись
перед лицом весьма серьезной угрозы со стороны "пятидесяти наций,
предводительствуемых одной", был готов, как ходили слухи, пойти на
компромисс в вопросе об Абиссинии, Хотя применение отравляющих веществ
против туземного населения Эфиопии могло быть успешным, оно, конечно, не
возвеличило бы Италию. Абиссинцы терпели поражение. Говорили, что они не
собирались пойти на большие уступки и отдать значительную часть своей
территории. Нельзя ли было заключить мир, который дал бы Италии то, что она
агрессивно требовала, и оставил бы Абиссинии четыре пятых ее империи?
Но в Англии время от времени возникают боевые настроения. Реже, чем
какая-либо другая страна в мире, она проявляет готовность бороться за
какое-то дело или за какую-то идею, ибо в глубине души убеждена, что не
сможет извлечь из конфликта никаких материальных выгод. Болдуин и его
министры, оказывая в Женеве сопротивление Муссолини, вызвали большой подъем
в Англии. Они зашли настолько далеко, что могли спасти себя в глазах
истории, лишь пойдя на все. Если они не собирались подкрепить свои слова и
жесты действиями, то, быть может, лучше было, подобно Соединенным Штатам,
вообще держаться в стороне, дать событиям развиваться своим чередом и
посмотреть, к чему это приведет. Это был возможный план. Но они приняли
иной. Они воззвали к миллионам, и невооруженные, остававшиеся до сих пор
равнодушными миллионы ответили громкими возгласами, заглушившими все другие
крики: "Да, мы выступим против зла, и выступим теперь же. Дайте нам оружие".
Новый состав палаты общин оказался энергичным. Это качество было весьма
нужно палате, учитывая то, что ей предстояло в ближайшее десятилетие.
Поэтому, еще не остыв от возбуждения, вызванного выборами, палата была
страшно потрясена, услышав весть о компромиссе по поводу Абиссинии,
заключенном сэром Сэмюэлем Хором и Лавалем.
9 декабря кабинет одобрил план Хора -- Лаваля 1 о разделе
Абиссинии между Италией и императором. 13 декабря Лиге Наций был представлен
полный текст предложений Хора -- Лаваля, что привело к отставке сэра Сэмюэля
Хора. Иден был вызван премьер-министром на Даунинг-стрит, 10 2,
чтобы обсудить положение, создавшееся в связи с отставкой сэра Сэмюэля Хора.
22 декабря Иден стал министром иностранных дел.
1 План Хора -- Лаваля предусматривал передачу Италии
эфиопских провинций Огаден и Тигре, а также области Данакиль. Еще большая
территория стала бы "зоной экономической экспансии Италии" с правом контроля
этой территории от имени Лиги Наций. Однако Италия не остановилась на этом и
захватила всю Эфиопию.
2 Официальная резиденция английского премьер-министра.
Крах сопротивления Абиссинии и аннексия Италией всей страны произвели
большое впечатление на германское общественное мнение. Даже те элементы,
которые не одобряли политику или действия Муссолини, восхищались тем, как
быстро, удачно и безжалостно, казалось, была проведена эта кампания. По
общему мнению, Великобритания оказалась в результате основательно
ослабленной. Она заслужила вечную ненависть Италии, а утрата ею престижа в
мире находилась в приятном контрасте с ростом силы и репутации новой
Германии. "Я поражен, -- писал один из наших представителей в Баварии, -- с
каким презрением говорят во многих кругах об Англии... Следует опасаться,
что сочтут необходимым для Германии проявить более твердую позицию при
переговорах об урегулировании дел в Западной Европе и более общем
урегулировании европейских и неевропейских проблем".
Статья в "Мюнхнер цайтунг" (16 мая 1936 г.) содержит некоторые места,
проливающие свет в этом отношении:
"Англичане любят жить в хороших условиях по сравнению с нашими
германскими условиями. Это, конечно, вовсе не означает, что они неспособны
на длительные усилия, но они избегают их насколько возможно, если при этом
не страдает их личная безопасность или безопасность их страны. Они имеют
также в своем распоряжении средства и ресурсы, которые позволяли им, в
отличие от нас, на протяжении примерно столетия более или менее
автоматически увеличивать свой капитал... после войны, во время которой
англичане, действуя вначале несколько нерешительно, проявили затем,
бесспорно, поразительную энергию. Британские хозяева мира считали, что они
заслужили наконец небольшой отдых. Они разоружились по всем линиям -- в
гражданских областях даже больше, чем на суше и море. Они примирились с
отказом от принципа двойного превосходства (на море) по сравнению с любой
другой державой и согласились на паритет с Америкой...
Политика, которая хочет добиться успеха путем отсрочки решений, вряд ли
может рассчитывать сегодня на то, что ей удастся выдержать вихрь,
сотрясающий Европу, да и весь мир.
Сегодня вся Абиссиния окончательно, целиком и полностью принадлежит
одной Италии. Поскольку это так, ни Женева, ни Лондон не могут сомневаться в
том, что вытеснить итальянцев из Абиссинии можно, лишь применив чрезвычайную
силу. Но для применения силы нет ни энергии, ни мужества".
Все это было, увы, справедливо. Правительство его величества
неосторожно выступило в роли защитника великого дела международного
значения. Своими смелыми речами оно повело за собой пятьдесят стран.
Оказавшись перед лицом грубых фактов, Болдуин отступил. Длительное время
цель политики правительства состояла в том, чтобы удовлетворять желаниям
влиятельных кругов общественного мнения Англии, а не в том, чтобы учитывать
реальные факты положения в Европе. Вызвав враждебность Италии, оно нарушило
всю систему равновесия в Европе и ничего не добилось для Абиссинии. Оно
довело Лигу Наций до полного фиаско, которое сильно повредило ей, а быть
может, и нанесло пагубный ущерб ее действенности.
Как только гитлеровской Германии позволили перевооружиться без
активного противодействия со стороны союзников, возникновение второй мировой
войны стало почти неизбежным. Чем дальше будет откладываться решающая
проверка сил, тем меньше у нас будет шансов остановить Гитлера без серьезной
борьбы, а затем, после тяжкого испытания, одержать победу. Летом 1935 года
Германия в нарушение договоров восстановила обязательную воинскую
повинность. Великобритания простила это, а заключив с ней сепаратное
соглашение, позволила ей восстановить флот, и если бы та пожелала, строить
подводные лодки в одинаковом количестве с Англией. Нацистская Германия тайно
и незаконно создала военно-воздушные силы, которые к весне 1935 года открыто
претендовали на равенство с английской авиацией. Она уже второй год после
длительной тайной подготовки усиленно производила вооружение. Великобритания
и вся Европа, а также далекая, как в то время считали, Америка оказались
перед лицом организованной мощи и воли к войне самой боеспособной
70-миллионной нации Европы, жаждавшей вернуть себе свою национальную славу.
А если бы она заколебалась, безжалостный военный, социальный и партийный
режим погнал бы ее вперед.
Гитлер имел теперь полную возможность нанести удар. Ряд его
последовательных шагов не встретил сколько-нибудь действенного сопротивления
со стороны двух европейских либеральных демократий и, если не считать
дальновидного президента Соединенных Штатов, лишь постепенно возбудил
внимание этой страны. Таким образом, битва за мир, которую в 1935 году можно
было выиграть, была теперь почти наверняка проиграна. Муссолини одержал
победу в Абиссинии и бросил успешный вызов Лиге Наций и особенно
Великобритании. Теперь он находился в жестокой вражде с нами и объединился с
Гитлером. Возникла ось Берлин -- Рим. Как оказалось, теперь осталось мало
надежд на предотвращение войны или отсрочку ее путем такой проверки сил,
которая была бы равносильна войне. У Франции и Англии почти не оставалось
иного выбора, как ждать того момента, когда будет брошен вызов, и тогда
сделать все возможное.
Быть может, еще было время отстоять систему коллективной безопасности
на основе открыто выраженной готовности всех членов, которых это касалось, с
оружием в руках осуществить решения Лиги Наций. Демократические страны и
связанные с ними государства реально и потенциально все еще были значительно
сильнее их противников, но положение их по сравнению с противниками не было
и наполовину таким благоприятным, каким оно было год назад.
Добронамеренность, сдерживаемая инертностью и робостью, не может
противостоять вооруженной и объятой решимостью безнравственности. Искренняя
любовь к миру не может служить оправданием для втягивания сотен миллионов
простых людей в тотальную войну. Ободряющие голоса слабых, добронамеренных
ассамблей вскоре перестанут находить отклик и приниматься в расчет. Роковой
день приближается.
На протяжении 1935 года Германия отвергала и саботировала все попытки
западных держав начать переговоры о восточном Локарно. В этот момент новый
рейх провозгласил себя оплотом против большевизма и заявил, что для него не
может быть и речи о сотрудничестве с Советами. 18 декабря Гитлер сказал
польскому послу в Берлине, что "он решительно выступает против всякого
сотрудничества Запада с Россией". Придерживаясь таких взглядов, он пытался
помешать и сорвать французские попытки достигнуть прямого соглашения с
Москвой. Франко-советский пакт был подписан в мае, но не был ратифицирован
ни одной из сторон. Помешать ратификации стало главной целью германской
дипломатии. Берлин предупредил Лаваля, что если этот шаг будет сделан, то не
может быть никакой надежды на дальнейшее франко-германское сближение. С
этого времени стало отчетливым его нежелание настаивать на этом; но это не
повлияло на развитие событий.
В январе 1936 года новый французский министр иностранных дел Фланден
приехал в Лондон на похороны короля Георга V. Вечером, в день своего
приезда, он обедал на Даунинг-стрит с Болдуином и Иденом. Разговор зашел о
будущей позиции Франции и Англии в случае нарушения Германией Локарнского
договора. Считали возможным, что Гитлер сделает такой шаг, поскольку
французское правительство намеревалось теперь ратифицировать
франко-советский пакт. Фланден обещал выяснить официальную точку зрения
французского кабинета и генерального штаба. В феврале, по его словам, он
сообщил Идену в Женеве, что вооруженные силы Франции будут предоставлены в
распоряжение Лиги, в случае если Германия нарушит договор, и просил
английского министра об условленной помощи Великобритании в соответствии со
статьями Локарнского договора.
28 февраля французская палата ратифицировала франко-советский пакт, а
на следующий день французский посол в Берлине получил инструкции обратиться
к германскому правительству и выяснить, на какой основе могут быть начаты
общие переговоры о франко-германском соглашении. Гитлер попросил несколько
дней для размышлений. 7 марта в 10 часов утра германский министр иностранных
дел фон Нейрат вызвал на Вильгельмштрассе 1 английского,
французского, бельгийского и итальянского послов и объявил им о предложении
заключить пакт сроком на 25 лет, провести демилитаризацию обеих сторон
рейнской границы, заключить пакт, ограничивающий военно-воздушные силы, а
также пакты о ненападении с восточными и западными соседями.
1 Улица в Берлине, на которой размещалось германское
министерство иностранных дел.
Демилитаризованная зона в Рейнской области была создана в соответствии
со статьями 42, 43 и 44 Версальского договора. В этих статьях указывалось,
что Германия не должна иметь или создавать укрепления на левом берегу Рейна
и в пределах пятидесяти километров от его правого берега. Германия не должна
была также держать в этой зоне какие-либо вооруженные силы, проводить там
военные маневры или иметь там средства для проведения военной мобилизации.
Все это венчал Локарнский договор, свободно заключенный обеими сторонами. По
этому договору подписавшие его державы гарантировали каждая в отдельности и
все коллективно неприкосновенность германо-бельгийской и германо-французской
границ. Статья 2 Локарнского договора обещала, что Германия, Франция и
Бельгия никогда не предпримут вторжения или нападения через эти границы.
Если, однако, статьи 42 и 43 Версальского договора будут нарушены, это будет
означать "неспровоцированный акт агрессии" и державы -- участницы договора,
пострадавшие вследствие сосредоточения вооруженных сил в демилитаризованной
зоне, должны будут предпринять немедленные действия. О таком нарушении
должно быть немедленно доведено до сведения Лиги Наций, а последняя,
установив факт нарушения, должна затем сообщить державам -- участницам
договора, что они обязаны оказать военную помощь пострадавшей державе.
В тот же день, 7 марта 1936 года, спустя два часа после того, как было
сделано предложение о заключении пакта сроком на 25 лет, Гитлер в полдень
заявил в рейхстаге, что он намерен вернуть Германии Рейнскую область, и,
пока он говорил, немецкие войска общей численностью приблизительно в 35
тысяч хлынули через границу и заняли все основные немецкие города. Повсюду
их встречали с радостью, несколько охлаждавшейся страхом перед возможными
действиями союзников. Одновременно, чтобы сбить с толку английское и
американское общественное мнение, Гитлер заявил, что оккупация носит чисто
символический характер. Германский посол в Лондоне вручил Идену предложения,
подобные тем, которые Нейрат передал утром в Берлине послам других держав --
участниц Локарнского договора. Это было утешением для тех по обеим сторонам
Атлантики, кто хотел быть одураченным. Иден дал послу решительный ответ.
Теперь нам известно, что эти примирительные предложения были сделаны
Гитлером в соответствии с его планами и служили лишь маскировкой для
совершенного им насильственного акта, успех которого имел важное значение
для его престижа, а тем самым и для следующего шага, предусматривавшегося
его программой.
Это было не только нарушение обязательства, вырванного силой оружия в
войне, а также Локарнского договора, свободно подписанного в условиях мира,
но и использование факта дружественного ухода союзников из Рейнской области
за несколько лет до истечения установленного срока. Весть об этом вызвала
сенсацию во всем мире. Французское правительство во главе с Сарро и с
Фланденом в качестве министра иностранных дел выступило с громогласной
гневной отповедью, взывая ко всем своим союзникам и к Лиге Наций. В ту пору
Франция имела на своей стороне Малую Антанту, состоявшую из Чехословакии,
Югославии и Румынии. Прибалтийские государства и Польша также входили во
французскую систему. Но, что важнее всего, Франция имела полное основание
рассчитывать на Великобританию, памятуя о той гарантии, которую мы дали в
отношении французских границ на случай немецкой агрессии, и о том давлении,
которое мы оказали на Францию, настаивая на скорейшем выводе войск из
Рейнской области. Это был явный случай нарушения не только мирного договора,
но и Локарнского договора; это был случай, предусмотренный обязательствами,
принятыми на себя всеми заинтересованными державами.
Для Франции это было страшным ударом. Сарро и Фланден были склонны
немедленно объявить всеобщую мобилизацию. Если бы они были в состоянии
справиться со своей задачей, они бы так и поступили и тем самым заставили бы
других последовать их примеру. Для Франции это был жизненно важный вопрос.
Но она, по-видимому, не могла действовать без согласия Англии. Впрочем, это
объяснение, но отнюдь не оправдание. Вопрос этот имел жизненное значение для
Франции, и всякое французское правительство, достойное этого названия,
должно было принять определенные решения и остаться верным обязательствам,
взятым на основе договора. Не раз в эти неустойчивые годы французские
министры, входившие в состав бесконечно сменявшихся правительств,
довольствовались тем, что находили в английском пацифизме оправдание для
своего собственного пацифизма. Во всяком случае, в своем намерении оказать
сопротивление германской агрессии они не встретили поощрения со стороны
англичан. Наоборот, если они колебались предпринять действия, то их
английские союзники не колеблясь стали отговаривать их. Все воскресенье
происходили взволнованные телефонные переговоры между Лондоном и Парижем.
Правительство его величества советовало французам подождать, с тем чтобы обе
страны могли предпринять совместные действия после всестороннего
рассмотрения вопроса. Благовидный предлог для отступления! Британский
кабинет, стремясь идти по линии наименьшего сопротивления, счел, что самый
легкий путь -- это заставить Францию еще раз обратиться к Лиге Наций.
* * *
Во Франции также наблюдался сильный разброд. Политические деятели
желали мобилизовать армию и предъявить ультиматум Гитлеру, а генералы,
подобно их германским коллегам, взывали к спокойствию, терпению и отсрочкам.
Теперь мы знаем, что в этот момент между Гитлером и германским верховным
командованием возникли разногласия. Если бы французское правительство
мобилизовало французскую армию, насчитывавшую около 100 дивизий, а также
свои военно-воздушные силы (которые в то время ошибочно считались
сильнейшими в Европе), германский генеральный штаб, несомненно, заставил бы
Гитлера отступить и удалось бы обуздать его притязания. Это, возможно,
оказалось бы роковым для его правления. Следует помнить, что в то время
Франция была достаточно сильна, чтобы самостоятельно вытеснить немцев из
Рейнской области, даже без помощи Великобритании, которая, несомненно,
вынуждена была бы оказать помощь, если бы Франция начала действовать или
если бы был применен Локарнский договор. На деле же Франция осталась
абсолютно инертной и парализованной и тем самым безвозвратно утратила
последний шанс остановить без серьезной войны обуреваемого честолюбивыми
стремлениями Гитлера. Между тем Англия убеждала французское правительство
переложить свое бремя на Лигу Наций, к тому времени уже ослабленную и
приведенную в уныние провалом санкций и англо-германским морским
соглашением, заключенным в предыдущем году.
В среду 11 марта в Лондон прибыл Фланден и в четверг, примерно в 8
часов 30 минут утра, посетил меня в моей квартире на Морпетменшенс. Он
рассказал мне, что намерен потребовать от английского правительства
одновременной мобилизации сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил
обеих стран и что он получил заверения о поддержке от всех стран Малой
Антанты, а также от других государств. Он зачитал мне внушительный перечень
полученных им ответов. Не было никакого сомнения в том, что на стороне
союзников по прошлой войне оставалось превосходство сил. Чтобы победить, им
надлежало лишь действовать. С кем бы Фланден ни встречался, он всем говорил
следующее: "Весь мир и в особенности малые страны обращают сегодня свои
взоры на Англию. Если Англия будет сейчас действовать, она сможет повести за
собой Европу. Если у вас будет определенная политика, весь мир пойдет за
вами и, таким образом, вы предотвратите войну. Это ваш последний шанс. Если
вы не остановите Германию теперь же, все будет кончено. Франция уже не
сможет больше обеспечивать гарантии Чехословакии, ибо это окажется
невозможным с географической точки зрения. Если вы не поддержите Локарнский
договор, вам останется лишь ждать перевооружения Германии, помешать которому
Франция не в силах. Если вы не остановите сегодня Германию силой, война
неизбежна, если даже вы установите временную дружбу с Германией. Что
касается меня, то я не думаю, чтобы дружба между Францией и Германией была
возможна. Отношения между этими двумя странами всегда будут напряженными.
Тем не менее, если вы откажетесь от Локарно, я изменю свою политику, ибо
ничего другого не останется". То были смелые слова. Но действия прозвучали
бы громче.
Лорд Лотиан сказал: "В конце концов они просто вступают в свои
собственные владения". Такая точка зрения была характерной для англичан.
Собрав своих генералов после успешной оккупации Рейнской области,
Гитлер смог показать необоснованность их страхов и доказать, насколько его
суждение или "интуиция" выше суждений заурядных военных. Генералы
подчинились. Как добрые немцы, они были рады, что их страна так быстро
завоевывает позиции в Европе, в то время как ее бывшие противники столь
разобщены. Несомненно, что престиж и авторитет Гитлера в высших кругах,
которым принадлежала власть в Германии, был поднят на небывалую высоту, что
поощрило его и позволило ему приняться уже за более крупные дела. Миру он
объявил: "Все территориальные притязания Германии удовлетворены".
Франция была в смятении. Преобладали страх перед войной и чувство
облегчения, вызванное тем, что войны удалось избежать. Рядовая английская
печать убеждала рядовых англичан утешаться мыслью, что "в конце концов немцы
лишь возвратились в свою собственную страну. Что бы мы чувствовали, если бы
нас не пускали в течение десяти или пятнадцати лет ну, скажем, в Йоркшир?"
Никто даже не отметил, что исходные рубежи, откуда германская армия могла
начать вторжение во Францию, оказались теперь вынесенными вперед на сотню
миль. Факты, показывающие всем странам Малой Антанты и всей Европе, что
Франция не будет сражаться и что Англия будет удерживать ее даже в том
случае, если Франция захочет вступить в борьбу, ни у кого не вызвали
беспокойства. Этот эпизод укрепил власть Гитлера над рейхом, поставил в
коллег Болдуина. Я олицетворял собой определенную политику, причем было
общеизвестно, что я буду бороться за эту политику независимо от того, войду
ли я в состав правительства или нет. Они, конечно, были бы весьма рады
обойтись без меня. В известной мере решение этого вопроса зависело от
большинства, которое им удалось бы получить на выборах.
Я одержал победу на выборах в избирательном округе Эппинг, отстаивая
необходимость перевооружения и строгого и добросовестного проведения
политики санкций. В общем я поддерживал правительство и, хотя многие из моих
друзей-консерваторов были оскорблены моей почти непрекращавшейся критикой
мероприятий, проводимых правительством, я был избран значительным
большинством.
Повсюду шли разговоры о том, что меня нужно ввести в правительство в
качестве морского министра. Но как только были объявлены цифры,
характеризовавшие масштабы победы Болдуина, последний, не теряя ни минуты,
заявил через центральный совет 1, что не было ни малейшего
намерения включать меня в состав правительства. Этим путем он в какой-то
мере оплатил свой долг пацифистской депутации, которую принимал за несколько
дней до выборов. В печати было немало насмешек по поводу того, что меня не
включили в состав правительства.
1 Руководящий орган консервативной партии.
Министр иностранных дел сэр Сэмюэль Хор проездом через Париж в
Швейцарию, куда он направился на вполне заслуженный зимний отдых, беседовал
с Лавалем, тогда еще французским министром иностранных дел. Результатом этих
переговоров явился пакт Хора -- Лаваля от 9 декабря. Стоит несколько
остановиться на обстоятельствах, предшествовавших этому примечательному
событию.
Мысль о том, что Англия возглавляет Лигу Наций в ее борьбе против
фашистского вторжения Муссолини в Абиссинию, вызвала в стране небывалый
подъем. Но как только выборы прошли и министры увидели, что они располагают
большинством, которое даст им возможность в течение пяти лет руководить
государством, пришлось столкнуться с некоторыми неприятными последствиями.
Причиной их были заявления Болдуина: "Войны не должно быть" и "Не должно
быть широкого перевооружения". Этот замечательный лидер партии, одержав на
выборах победу под лозунгом руководства миром против агрессии, был глубоко
убежден, что мы должны сохранить мир любой ценой. Англия твердо заявила, что
ни при каких обстоятельствах не станет воевать из-за Абиссинии. О этот
честный Болдуин! Полная победа на выборах; прочное консервативное
большинство еще на пять лет; всемерное проявление праведного возмущения, но
только не война, только не воевать! Ввиду этого французы твердо решили, что
они не должны позволить втянуть себя в постоянную вражду с Италией только
из-за той острой неприязни, которая неожиданно вспыхнула в Англии против
Муссолини. Французы особенно укрепились в своем решении, вспомнив, как
Англия отступила перед вызовом, брошенным ее флоту на Средиземном море
Италией, и учитывая, что в случае если бы Германия вторглась в пределы
Франции, мы смогли бы послать ей на помощь в начальный период войны всего
лишь две дивизии. Нетрудно понять позицию Лаваля в этот момент.
Наступил декабрь, и возник ряд новых обстоятельств. Муссолини,
испытывая большие затруднения в результате применения санкций и оказавшись
перед лицом весьма серьезной угрозы со стороны "пятидесяти наций,
предводительствуемых одной", был готов, как ходили слухи, пойти на
компромисс в вопросе об Абиссинии, Хотя применение отравляющих веществ
против туземного населения Эфиопии могло быть успешным, оно, конечно, не
возвеличило бы Италию. Абиссинцы терпели поражение. Говорили, что они не
собирались пойти на большие уступки и отдать значительную часть своей
территории. Нельзя ли было заключить мир, который дал бы Италии то, что она
агрессивно требовала, и оставил бы Абиссинии четыре пятых ее империи?
Но в Англии время от времени возникают боевые настроения. Реже, чем
какая-либо другая страна в мире, она проявляет готовность бороться за
какое-то дело или за какую-то идею, ибо в глубине души убеждена, что не
сможет извлечь из конфликта никаких материальных выгод. Болдуин и его
министры, оказывая в Женеве сопротивление Муссолини, вызвали большой подъем
в Англии. Они зашли настолько далеко, что могли спасти себя в глазах
истории, лишь пойдя на все. Если они не собирались подкрепить свои слова и
жесты действиями, то, быть может, лучше было, подобно Соединенным Штатам,
вообще держаться в стороне, дать событиям развиваться своим чередом и
посмотреть, к чему это приведет. Это был возможный план. Но они приняли
иной. Они воззвали к миллионам, и невооруженные, остававшиеся до сих пор
равнодушными миллионы ответили громкими возгласами, заглушившими все другие
крики: "Да, мы выступим против зла, и выступим теперь же. Дайте нам оружие".
Новый состав палаты общин оказался энергичным. Это качество было весьма
нужно палате, учитывая то, что ей предстояло в ближайшее десятилетие.
Поэтому, еще не остыв от возбуждения, вызванного выборами, палата была
страшно потрясена, услышав весть о компромиссе по поводу Абиссинии,
заключенном сэром Сэмюэлем Хором и Лавалем.
9 декабря кабинет одобрил план Хора -- Лаваля 1 о разделе
Абиссинии между Италией и императором. 13 декабря Лиге Наций был представлен
полный текст предложений Хора -- Лаваля, что привело к отставке сэра Сэмюэля
Хора. Иден был вызван премьер-министром на Даунинг-стрит, 10 2,
чтобы обсудить положение, создавшееся в связи с отставкой сэра Сэмюэля Хора.
22 декабря Иден стал министром иностранных дел.
1 План Хора -- Лаваля предусматривал передачу Италии
эфиопских провинций Огаден и Тигре, а также области Данакиль. Еще большая
территория стала бы "зоной экономической экспансии Италии" с правом контроля
этой территории от имени Лиги Наций. Однако Италия не остановилась на этом и
захватила всю Эфиопию.
2 Официальная резиденция английского премьер-министра.
Крах сопротивления Абиссинии и аннексия Италией всей страны произвели
большое впечатление на германское общественное мнение. Даже те элементы,
которые не одобряли политику или действия Муссолини, восхищались тем, как
быстро, удачно и безжалостно, казалось, была проведена эта кампания. По
общему мнению, Великобритания оказалась в результате основательно
ослабленной. Она заслужила вечную ненависть Италии, а утрата ею престижа в
мире находилась в приятном контрасте с ростом силы и репутации новой
Германии. "Я поражен, -- писал один из наших представителей в Баварии, -- с
каким презрением говорят во многих кругах об Англии... Следует опасаться,
что сочтут необходимым для Германии проявить более твердую позицию при
переговорах об урегулировании дел в Западной Европе и более общем
урегулировании европейских и неевропейских проблем".
Статья в "Мюнхнер цайтунг" (16 мая 1936 г.) содержит некоторые места,
проливающие свет в этом отношении:
"Англичане любят жить в хороших условиях по сравнению с нашими
германскими условиями. Это, конечно, вовсе не означает, что они неспособны
на длительные усилия, но они избегают их насколько возможно, если при этом
не страдает их личная безопасность или безопасность их страны. Они имеют
также в своем распоряжении средства и ресурсы, которые позволяли им, в
отличие от нас, на протяжении примерно столетия более или менее
автоматически увеличивать свой капитал... после войны, во время которой
англичане, действуя вначале несколько нерешительно, проявили затем,
бесспорно, поразительную энергию. Британские хозяева мира считали, что они
заслужили наконец небольшой отдых. Они разоружились по всем линиям -- в
гражданских областях даже больше, чем на суше и море. Они примирились с
отказом от принципа двойного превосходства (на море) по сравнению с любой
другой державой и согласились на паритет с Америкой...
Политика, которая хочет добиться успеха путем отсрочки решений, вряд ли
может рассчитывать сегодня на то, что ей удастся выдержать вихрь,
сотрясающий Европу, да и весь мир.
Сегодня вся Абиссиния окончательно, целиком и полностью принадлежит
одной Италии. Поскольку это так, ни Женева, ни Лондон не могут сомневаться в
том, что вытеснить итальянцев из Абиссинии можно, лишь применив чрезвычайную
силу. Но для применения силы нет ни энергии, ни мужества".
Все это было, увы, справедливо. Правительство его величества
неосторожно выступило в роли защитника великого дела международного
значения. Своими смелыми речами оно повело за собой пятьдесят стран.
Оказавшись перед лицом грубых фактов, Болдуин отступил. Длительное время
цель политики правительства состояла в том, чтобы удовлетворять желаниям
влиятельных кругов общественного мнения Англии, а не в том, чтобы учитывать
реальные факты положения в Европе. Вызвав враждебность Италии, оно нарушило
всю систему равновесия в Европе и ничего не добилось для Абиссинии. Оно
довело Лигу Наций до полного фиаско, которое сильно повредило ей, а быть
может, и нанесло пагубный ущерб ее действенности.
Как только гитлеровской Германии позволили перевооружиться без
активного противодействия со стороны союзников, возникновение второй мировой
войны стало почти неизбежным. Чем дальше будет откладываться решающая
проверка сил, тем меньше у нас будет шансов остановить Гитлера без серьезной
борьбы, а затем, после тяжкого испытания, одержать победу. Летом 1935 года
Германия в нарушение договоров восстановила обязательную воинскую
повинность. Великобритания простила это, а заключив с ней сепаратное
соглашение, позволила ей восстановить флот, и если бы та пожелала, строить
подводные лодки в одинаковом количестве с Англией. Нацистская Германия тайно
и незаконно создала военно-воздушные силы, которые к весне 1935 года открыто
претендовали на равенство с английской авиацией. Она уже второй год после
длительной тайной подготовки усиленно производила вооружение. Великобритания
и вся Европа, а также далекая, как в то время считали, Америка оказались
перед лицом организованной мощи и воли к войне самой боеспособной
70-миллионной нации Европы, жаждавшей вернуть себе свою национальную славу.
А если бы она заколебалась, безжалостный военный, социальный и партийный
режим погнал бы ее вперед.
Гитлер имел теперь полную возможность нанести удар. Ряд его
последовательных шагов не встретил сколько-нибудь действенного сопротивления
со стороны двух европейских либеральных демократий и, если не считать
дальновидного президента Соединенных Штатов, лишь постепенно возбудил
внимание этой страны. Таким образом, битва за мир, которую в 1935 году можно
было выиграть, была теперь почти наверняка проиграна. Муссолини одержал
победу в Абиссинии и бросил успешный вызов Лиге Наций и особенно
Великобритании. Теперь он находился в жестокой вражде с нами и объединился с
Гитлером. Возникла ось Берлин -- Рим. Как оказалось, теперь осталось мало
надежд на предотвращение войны или отсрочку ее путем такой проверки сил,
которая была бы равносильна войне. У Франции и Англии почти не оставалось
иного выбора, как ждать того момента, когда будет брошен вызов, и тогда
сделать все возможное.
Быть может, еще было время отстоять систему коллективной безопасности
на основе открыто выраженной готовности всех членов, которых это касалось, с
оружием в руках осуществить решения Лиги Наций. Демократические страны и
связанные с ними государства реально и потенциально все еще были значительно
сильнее их противников, но положение их по сравнению с противниками не было
и наполовину таким благоприятным, каким оно было год назад.
Добронамеренность, сдерживаемая инертностью и робостью, не может
противостоять вооруженной и объятой решимостью безнравственности. Искренняя
любовь к миру не может служить оправданием для втягивания сотен миллионов
простых людей в тотальную войну. Ободряющие голоса слабых, добронамеренных
ассамблей вскоре перестанут находить отклик и приниматься в расчет. Роковой
день приближается.
На протяжении 1935 года Германия отвергала и саботировала все попытки
западных держав начать переговоры о восточном Локарно. В этот момент новый
рейх провозгласил себя оплотом против большевизма и заявил, что для него не
может быть и речи о сотрудничестве с Советами. 18 декабря Гитлер сказал
польскому послу в Берлине, что "он решительно выступает против всякого
сотрудничества Запада с Россией". Придерживаясь таких взглядов, он пытался
помешать и сорвать французские попытки достигнуть прямого соглашения с
Москвой. Франко-советский пакт был подписан в мае, но не был ратифицирован
ни одной из сторон. Помешать ратификации стало главной целью германской
дипломатии. Берлин предупредил Лаваля, что если этот шаг будет сделан, то не
может быть никакой надежды на дальнейшее франко-германское сближение. С
этого времени стало отчетливым его нежелание настаивать на этом; но это не
повлияло на развитие событий.
В январе 1936 года новый французский министр иностранных дел Фланден
приехал в Лондон на похороны короля Георга V. Вечером, в день своего
приезда, он обедал на Даунинг-стрит с Болдуином и Иденом. Разговор зашел о
будущей позиции Франции и Англии в случае нарушения Германией Локарнского
договора. Считали возможным, что Гитлер сделает такой шаг, поскольку
французское правительство намеревалось теперь ратифицировать
франко-советский пакт. Фланден обещал выяснить официальную точку зрения
французского кабинета и генерального штаба. В феврале, по его словам, он
сообщил Идену в Женеве, что вооруженные силы Франции будут предоставлены в
распоряжение Лиги, в случае если Германия нарушит договор, и просил
английского министра об условленной помощи Великобритании в соответствии со
статьями Локарнского договора.
28 февраля французская палата ратифицировала франко-советский пакт, а
на следующий день французский посол в Берлине получил инструкции обратиться
к германскому правительству и выяснить, на какой основе могут быть начаты
общие переговоры о франко-германском соглашении. Гитлер попросил несколько
дней для размышлений. 7 марта в 10 часов утра германский министр иностранных
дел фон Нейрат вызвал на Вильгельмштрассе 1 английского,
французского, бельгийского и итальянского послов и объявил им о предложении
заключить пакт сроком на 25 лет, провести демилитаризацию обеих сторон
рейнской границы, заключить пакт, ограничивающий военно-воздушные силы, а
также пакты о ненападении с восточными и западными соседями.
1 Улица в Берлине, на которой размещалось германское
министерство иностранных дел.
Демилитаризованная зона в Рейнской области была создана в соответствии
со статьями 42, 43 и 44 Версальского договора. В этих статьях указывалось,
что Германия не должна иметь или создавать укрепления на левом берегу Рейна
и в пределах пятидесяти километров от его правого берега. Германия не должна
была также держать в этой зоне какие-либо вооруженные силы, проводить там
военные маневры или иметь там средства для проведения военной мобилизации.
Все это венчал Локарнский договор, свободно заключенный обеими сторонами. По
этому договору подписавшие его державы гарантировали каждая в отдельности и
все коллективно неприкосновенность германо-бельгийской и германо-французской
границ. Статья 2 Локарнского договора обещала, что Германия, Франция и
Бельгия никогда не предпримут вторжения или нападения через эти границы.
Если, однако, статьи 42 и 43 Версальского договора будут нарушены, это будет
означать "неспровоцированный акт агрессии" и державы -- участницы договора,
пострадавшие вследствие сосредоточения вооруженных сил в демилитаризованной
зоне, должны будут предпринять немедленные действия. О таком нарушении
должно быть немедленно доведено до сведения Лиги Наций, а последняя,
установив факт нарушения, должна затем сообщить державам -- участницам
договора, что они обязаны оказать военную помощь пострадавшей державе.
В тот же день, 7 марта 1936 года, спустя два часа после того, как было
сделано предложение о заключении пакта сроком на 25 лет, Гитлер в полдень
заявил в рейхстаге, что он намерен вернуть Германии Рейнскую область, и,
пока он говорил, немецкие войска общей численностью приблизительно в 35
тысяч хлынули через границу и заняли все основные немецкие города. Повсюду
их встречали с радостью, несколько охлаждавшейся страхом перед возможными
действиями союзников. Одновременно, чтобы сбить с толку английское и
американское общественное мнение, Гитлер заявил, что оккупация носит чисто
символический характер. Германский посол в Лондоне вручил Идену предложения,
подобные тем, которые Нейрат передал утром в Берлине послам других держав --
участниц Локарнского договора. Это было утешением для тех по обеим сторонам
Атлантики, кто хотел быть одураченным. Иден дал послу решительный ответ.
Теперь нам известно, что эти примирительные предложения были сделаны
Гитлером в соответствии с его планами и служили лишь маскировкой для
совершенного им насильственного акта, успех которого имел важное значение
для его престижа, а тем самым и для следующего шага, предусматривавшегося
его программой.
Это было не только нарушение обязательства, вырванного силой оружия в
войне, а также Локарнского договора, свободно подписанного в условиях мира,
но и использование факта дружественного ухода союзников из Рейнской области
за несколько лет до истечения установленного срока. Весть об этом вызвала
сенсацию во всем мире. Французское правительство во главе с Сарро и с
Фланденом в качестве министра иностранных дел выступило с громогласной
гневной отповедью, взывая ко всем своим союзникам и к Лиге Наций. В ту пору
Франция имела на своей стороне Малую Антанту, состоявшую из Чехословакии,
Югославии и Румынии. Прибалтийские государства и Польша также входили во
французскую систему. Но, что важнее всего, Франция имела полное основание
рассчитывать на Великобританию, памятуя о той гарантии, которую мы дали в
отношении французских границ на случай немецкой агрессии, и о том давлении,
которое мы оказали на Францию, настаивая на скорейшем выводе войск из
Рейнской области. Это был явный случай нарушения не только мирного договора,
но и Локарнского договора; это был случай, предусмотренный обязательствами,
принятыми на себя всеми заинтересованными державами.
Для Франции это было страшным ударом. Сарро и Фланден были склонны
немедленно объявить всеобщую мобилизацию. Если бы они были в состоянии
справиться со своей задачей, они бы так и поступили и тем самым заставили бы
других последовать их примеру. Для Франции это был жизненно важный вопрос.
Но она, по-видимому, не могла действовать без согласия Англии. Впрочем, это
объяснение, но отнюдь не оправдание. Вопрос этот имел жизненное значение для
Франции, и всякое французское правительство, достойное этого названия,
должно было принять определенные решения и остаться верным обязательствам,
взятым на основе договора. Не раз в эти неустойчивые годы французские
министры, входившие в состав бесконечно сменявшихся правительств,
довольствовались тем, что находили в английском пацифизме оправдание для
своего собственного пацифизма. Во всяком случае, в своем намерении оказать
сопротивление германской агрессии они не встретили поощрения со стороны
англичан. Наоборот, если они колебались предпринять действия, то их
английские союзники не колеблясь стали отговаривать их. Все воскресенье
происходили взволнованные телефонные переговоры между Лондоном и Парижем.
Правительство его величества советовало французам подождать, с тем чтобы обе
страны могли предпринять совместные действия после всестороннего
рассмотрения вопроса. Благовидный предлог для отступления! Британский
кабинет, стремясь идти по линии наименьшего сопротивления, счел, что самый
легкий путь -- это заставить Францию еще раз обратиться к Лиге Наций.
* * *
Во Франции также наблюдался сильный разброд. Политические деятели
желали мобилизовать армию и предъявить ультиматум Гитлеру, а генералы,
подобно их германским коллегам, взывали к спокойствию, терпению и отсрочкам.
Теперь мы знаем, что в этот момент между Гитлером и германским верховным
командованием возникли разногласия. Если бы французское правительство
мобилизовало французскую армию, насчитывавшую около 100 дивизий, а также
свои военно-воздушные силы (которые в то время ошибочно считались
сильнейшими в Европе), германский генеральный штаб, несомненно, заставил бы
Гитлера отступить и удалось бы обуздать его притязания. Это, возможно,
оказалось бы роковым для его правления. Следует помнить, что в то время
Франция была достаточно сильна, чтобы самостоятельно вытеснить немцев из
Рейнской области, даже без помощи Великобритании, которая, несомненно,
вынуждена была бы оказать помощь, если бы Франция начала действовать или
если бы был применен Локарнский договор. На деле же Франция осталась
абсолютно инертной и парализованной и тем самым безвозвратно утратила
последний шанс остановить без серьезной войны обуреваемого честолюбивыми
стремлениями Гитлера. Между тем Англия убеждала французское правительство
переложить свое бремя на Лигу Наций, к тому времени уже ослабленную и
приведенную в уныние провалом санкций и англо-германским морским
соглашением, заключенным в предыдущем году.
В среду 11 марта в Лондон прибыл Фланден и в четверг, примерно в 8
часов 30 минут утра, посетил меня в моей квартире на Морпетменшенс. Он
рассказал мне, что намерен потребовать от английского правительства
одновременной мобилизации сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил
обеих стран и что он получил заверения о поддержке от всех стран Малой
Антанты, а также от других государств. Он зачитал мне внушительный перечень
полученных им ответов. Не было никакого сомнения в том, что на стороне
союзников по прошлой войне оставалось превосходство сил. Чтобы победить, им
надлежало лишь действовать. С кем бы Фланден ни встречался, он всем говорил
следующее: "Весь мир и в особенности малые страны обращают сегодня свои
взоры на Англию. Если Англия будет сейчас действовать, она сможет повести за
собой Европу. Если у вас будет определенная политика, весь мир пойдет за
вами и, таким образом, вы предотвратите войну. Это ваш последний шанс. Если
вы не остановите Германию теперь же, все будет кончено. Франция уже не
сможет больше обеспечивать гарантии Чехословакии, ибо это окажется
невозможным с географической точки зрения. Если вы не поддержите Локарнский
договор, вам останется лишь ждать перевооружения Германии, помешать которому
Франция не в силах. Если вы не остановите сегодня Германию силой, война
неизбежна, если даже вы установите временную дружбу с Германией. Что
касается меня, то я не думаю, чтобы дружба между Францией и Германией была
возможна. Отношения между этими двумя странами всегда будут напряженными.
Тем не менее, если вы откажетесь от Локарно, я изменю свою политику, ибо
ничего другого не останется". То были смелые слова. Но действия прозвучали
бы громче.
Лорд Лотиан сказал: "В конце концов они просто вступают в свои
собственные владения". Такая точка зрения была характерной для англичан.
Собрав своих генералов после успешной оккупации Рейнской области,
Гитлер смог показать необоснованность их страхов и доказать, насколько его
суждение или "интуиция" выше суждений заурядных военных. Генералы
подчинились. Как добрые немцы, они были рады, что их страна так быстро
завоевывает позиции в Европе, в то время как ее бывшие противники столь
разобщены. Несомненно, что престиж и авторитет Гитлера в высших кругах,
которым принадлежала власть в Германии, был поднят на небывалую высоту, что
поощрило его и позволило ему приняться уже за более крупные дела. Миру он
объявил: "Все территориальные притязания Германии удовлетворены".
Франция была в смятении. Преобладали страх перед войной и чувство
облегчения, вызванное тем, что войны удалось избежать. Рядовая английская
печать убеждала рядовых англичан утешаться мыслью, что "в конце концов немцы
лишь возвратились в свою собственную страну. Что бы мы чувствовали, если бы
нас не пускали в течение десяти или пятнадцати лет ну, скажем, в Йоркшир?"
Никто даже не отметил, что исходные рубежи, откуда германская армия могла
начать вторжение во Францию, оказались теперь вынесенными вперед на сотню
миль. Факты, показывающие всем странам Малой Антанты и всей Европе, что
Франция не будет сражаться и что Англия будет удерживать ее даже в том
случае, если Франция захочет вступить в борьбу, ни у кого не вызвали
беспокойства. Этот эпизод укрепил власть Гитлера над рейхом, поставил в