Однако к моменту второго взноса Абрама Мульевича стала душить жаба, и он опрометчиво задержал выплату на один день. В тот же вечер его встретили у подъезда три ярко выраженных славянина и один не менее ярко выраженный татарин, избили до синевы и порекомендовали более не нарушать финансовые договоренности.
Кугельман внял и с тех пор платил не то, что вовремя, а заранее.
Вторым чувствительным ударом по гендиректору «Семисвечника» стал дефолт в августе тысяча девятьсот девяносто восьмого года, когда Абрам Мульевич потерял больше половины своих накоплений, лежавших на семнадцати счетах в Сбербанке. Хитрое государство, взявшее на вооружение именно иудейские принципы взаимоотношений с гоями-гражданами, красиво «обуло» вкладчиков и показало им жирную дулю, когда те попытались было вернуть свои денежки.
Кугельман разъярился, нахамил налоговой инспектрисе, отказался платить за лицензию на торговлю, дорожный сбор и обязательную взятку налоговичке, мотивировав свой отказ поведением правительства, и чуть тем самым не похоронил свой бизнес, когда к нему в офис на следующий день прискакали гарные хлопцы со Второй Советской улицы [74], цинично вырезали автогеном незапертую стальную дверь, привязанным к бамперу грузовика тросом сорвали решетки с окон, дали в морду всем сотрудникам мужского пола и принялись изымать документы, оргтехнику и мебель.
В общем, хамское поведение Абрама Мульевича стоило ему дополнительных пяти тысяч долларов штрафов и взяток, и девятисот бакинских за косметический ремонт помещения, стены которого наглецы в масках украсили перечеркнутыми крест-накрест звездами Давида и надписями «Да здравствует Ясир Арафат!».
Бизнесмен стоически перенес гримасы судьбы, решил более не вступать в конфликты как с властными, так и националистическими структурами, и принялся по-тихому искать источник легких и больших денег, дабы, однократно срубив хорошую капусту, удалиться на покой куда-нибудь в альпийскую деревеньку и зажить на ренту.
Случай не заставил себя ждать.
Начальница отдела рекламы «Семисвечника», дородная Циля Моисеевна Ступор, познакомила Кугельмана с приехавшим на несколько дней из Биробиджана своим племянником Иудой Пейсиковым, который вскользь обмолвился о большой заинтересованности знакомых ему патриотов земли обетованной в приобретении материалов для производства ядерного оружия или, что было бы идеальным, атомного фугаса как такового для проведения диверсии где-нибудь в Ливане, Сирии или Иордании, после чего Израиль мог с легким сердцем аннексировать еще сотню-другую тысяч квадратных километров чужих территорий, мотивируя захват земель необходимостью защититься от ядерного терроризма.
Абрам Мульевич понял, что ему выпал шанс.
Договорившись с Пейсиковым о способах связи и условных фразах, Кугельман развил бешеную деятельность по выходу на тех людей, кто мог бы достать требуемое изделие. И, спустя весьма непродолжительное время, вступил в контакт с неким молодым человеком, трудившимся старшим лаборантом в суперзасекреченной лаборатории и за крупную сумму в американской валюте согласившимся стырить со склада переносное ядерное устройство мощностью в пятьдесят килотонн...
ГЛАВА 3
Идиотизм Кугельмана со товарищи, считавших хищение и перепродажу малогабаритной плутониевой бомбы нормальной и вполне осуществимой коммерческой сделкой, сильно потряс Дениса Рыбакова, вышедшего на Абрама Мульевича через длинную цепочку посредников и представившегося тем самым корыстолюбивым старшим лаборантом, готовым за два миллиона долларов вынести с охраняемой территории изделие с нежным названием «Абрикосик» [75], которое на жаргоне, принятом в среде ученых-ядерщиков, именовалось не иначе как «Холокостиком».
Такой вот черный юморок, особенно если учесть иудейское происхождение большей части тех самых ученых.
Естественно, что к осуществлению акта купли-продажи следовало хорошо подготовиться, чем Денис и группа его единомышленников, возглавляемая неутомимым «жидоборцем» Ортопедом, занимались вот уже в течение двух недель.
На «левый» паспорт был арендован хлипкий загородный домик с фанерными стенами, стоявший на земле безо всякого фундамента и расположенный на окраине садоводства «Ленэнерго» в деревне Лосевка, прорыт тоннель до длинного, уходящего в озеро по соседству водостока, куплен катер и поставлен у наспех сколоченного причала. «Жилище лаборанта» подверглось серьезной перепланировке и перестройке, местность вокруг домика нашпиговали следящей аппаратурой и оборудовали места засад.
Гугуцэ, Садист и Ди-Ди Севен [76] пристреляли восемь винтовок SG 510-4 [77], купленных ими по случаю у проворовавшегося прапорщика со складов конфискованного милицией имущества, и предназначенных для вооружения групп прикрытия под командованием Эдиссона [78], Тихого [79] и Паниковского. Акт пристрелки на полигоне близлежащей воинской части закончился попавшей в ягодицу сельского участкового трассирующей пулей и компенсацией несчастному пасечнику [80] в размере десяти ящиков водки, кои должны были сильно облегчить процесс излечения и умерить страдания «Анискина».
За набитую американской валютой спортивную сумку стоило побороться.
При этом Рыбаков и компания были уверены в том, что всех обещанных Кугельманом денег им не получить. Пронырливый и жадный Абрам Мульевич обязательно постарается заплатить только половину, дабы с оставшейся суммой «прокатить» лаборанта. Всё равно тот не пойдет никуда жаловаться.
Но и миллион долларов были неплохим гешефтом.
Особенно при подготовительных расходах менее ста тысяч...
— Веселенько получилось, — Денис обошел свежеокрашенный дом, издалека заметный из-за яично-желтых стен, ядовито-фиолетовой крыши, розовых перил на крыльце и салатно-зеленых ставней и наличников на окнах, изящно декорированных алыми сердечками. — Перебора не вышло, как думаешь?
— Нормалёк, — прогудел Кабаныч, приглашенный для независимой визуальной оценки дизайнерских работ. — Как в мультике.
— В том то и дело, что как в мультике, — вздохнул Рыбаков. — Только таблички «Наф-Наф» или «Нуф-Нуф» не хватает...
— Зато искать долго не будут, — нашелся Горыныч, осуществлявший подбор красок. — А то, блин, сказали бы потом, что не туда заехали, все дома на одно лицо...
Денис обернулся и посмотрел на скучные грязно-песочные соседние строения маленького садоводства, куда уже со дня на день должны были начать приезжать ранние дачники-огородники:
— Да уж... Не найти нас невозможно.
— Вот и я говорю, — обрадовался Горыныч, с опаской ожидавший резюме неподкупного Кабаныча. — Прям с дороги видать. Не ошибешься.
— А в ясную погоду, — подтвердил Садист, — аж от станции...
— Надо было ту скульптуру своротить и сюда привезти, — заявил Ортопед. — Только пикап пришлось бы брать. В джипер не вошла бы...
— Не вошла бы, — согласился Горыныч.
— Какую скульптуру? — удивился Рыбаков.
— Ну, ту... — развел руками Грызлов.
— Из парка, — закивал Колесников. — Мраморную...
— Мужика, — Ортопед щелкнул пальцами.
— Такого, — Горыныч наклонился и отвел назад правую руку.
— Ничего не понимаю, — констатировал Денис. — Какого мужика и зачем?
— Мужик, — попытался объяснить Горыныч и опять согнулся. — Такой, блин...
— Ну, Диня, — Ортопед посмотрел на приятеля глазами человека, в полпятого утра посланного за водкой. — Мы с тобой ее видели... Статую. Ты еще сказал, что это памятник чуваку, глотающему таблетку с размаха...
— А-а, «Дискобол»! — вспомнил Денис. — Но тут он зачем?
— Как указатель, типа, — растолковал Горыныч. — На повороте дороги. Чтоб маршрут не спутали...
— Миша, тырить скульптуры из Летнего сада я тебе не дам, — засмеялся Рыбаков. — И не мечтай даже. Это культурные ценности. Где стоят, пусть там и останутся. А с указателем мы что-нибудь придумает. Табличку, в конце концов, повесим: «Здесь торгуют атомными бомбами. Третий дом справа. Просьба приходить со своими контейнерами и в свинцовых трусах». И Глюка перед воротами положим, — Денис махнул рукой в сторону мирно посапывающего в кузове серо-стального джипа «Toyota Highlander» Аркадия Клюгенштейна, — в качестве образца. Типа, вот что бывает с теми, кто не соблюдает технику безопасности при работе с ядерными материалами... Кстати, а что с ним?
— Спит, — просто ответил Кабаныч.
— Это я вижу... Вопрос — почему спит?
— Устал, наверное, — пожал плечами Ортопед. — Вчера у его сестры день варенья был.
— Ага, — хмыкнул Денис. — И Глюк был тамадой.
— Само собой, — Михаил не стал оспаривать очевидный факт.
— Он скоро очнется?
— Часа через два, — Кабаныч бросил взгляд на наручный хронометр «Rolex» в титановом корпусе. — Только ему, блин, ничего, кроме минералки, давать нельзя... Иначе опять в штопор ухнет.
— Здесь и так ничего, кроме сока и минералки, тут нет, — сказал Рыбаков. — Кстати говоря, про скутеры Глюк, разумеется, забыл. Так что за ними тебе придется ехать, Мишель...
— Ладно, — Грызлов беззаботно махнул рукой.
— У меня случай был один в жизни, — Горыныч присел на оставшийся от спиленной сосны пенек и ткнул пальцем в похрапывавшего Клюгенштейна. — Аналогичный... С туристами в поход пошел. В тайгу... Шишек кедровых набить, золотого корня [81] насобирать, если встретится, лосося половить...
— А почему это называлось туристическим походом? — не понял Денис.
— Дык нельзя ж без лицензии по тайге шакалить, — объяснил Колесников. — Тем более, мы в заповедник шли... Остановились на одной железнодорожной станции. Там, типа, общий такой лагерь организовался. Наша группа, еще человек сто. Тоже туристов... Кто поезда своего ждет, кто отдыхает, кто вещички караулит... Ну, вот. С вновь прибывшего поезда сгружается один кадр. Небритый, блин, высоченный, здоровый, как лось, с парой рюкзаков и палаткой. Выходит на перрон, молча достает «сабониса» [82], всасывает ее в три глотка, падает на свои вещи и засыпает... Народ, в принципе, не удивился. С кем не бывает? Дорога дальняя, расслабиться надо... Через часок-другой мужик просыпается, достает из рюкзака такой же флакон, вливает в глотку и опять вырубается. Ну, подобное поведение уже вызвало в народе некоторый интерес...
— Немудрено, — согласился Рыбаков, усаживаясь рядом с Кабанычем на врытую у калитки скамеечку.
— Отдохнув еще чуток, — продолжил Горыныч, — он просыпается, достает третью бутылку, выпивает и снова заплющивает рожу... Тут, конечно, все в ауте. Такого отдыха еще никто не видел... Сидим, ждем, когда он опять проснется... Долго ждать не пришлось. Где-то в шесть вечера он продирает глазенки и начинает шарить ручонкой по рюкзаку. Ну, тут один мой товарищ не выдержал и говорит — «Слышь, мужик, ты б хоть палатку, блин, поставил... А то ночь скоро, дождик собирается. Промокнешь, заболеешь потом...». На что чувак тот и отвечает — «Какая палатка, на хрен? Веришь, нет, — покурить некогда!»...
— Силен, — восхитился Ортопед.
— Со Стоматологом тоже был случай, — Кабаныч прикурил длинную душистую сигару и с удовольствием выпустил клуб сизого дыма. — Летел на своем «мерине»* Мерин — седан или универсал Mercedes (жарг.).] и гаишника не заметил. Зацепил правым крылом, тот в кусты улетел. Стоматолог затормозил, нашел тело, пульс пощупал — типа, нету. Дохлый, значитца... Надо что-то делать! — Браток махнул сигарой. — А там кладбище неподалеку. Ну, бросил трупера в багажник, подвез к воротам, нашел сторожа, сунул, блин, штуку бакинских, тот и согласился прикопать... Стоматолог жмура выгрузил и уехал спокойно, по делам своим. Через час обратно едет... А мусор-то, оказывается, не помер, а бухой был в сосиску. Когда его сторож в яму сбросил и землицей присыпал, он продышался, замерз и наружу выполз. И аккурат опять на шоссе, под колеса Стоматологу. Ну, тут, блин, тот чуть умом не тронулся... «Кладбище домашних животных», часть третья. Мусор-зомби! И опять его крылом зацепило, на этот раз — не правым, а левым... Стоматолог снова — тело в багажник и на кладбище. Сторожу в дыню дал, приказал на этот раз как следует уже закопать, сунул еще пятьсот баксов и свинтил... Кладбищенский мента в ту же яму сунул, сверху на всякий случай кирпичей навалил... Но это еще не финал. Там, блин, поблизости пост гаишный был... Мусора-то и заинтересовались, что это мерс на погост среди ночи зачастил. Один и пошел. Типа, проверить. Бродил, бродил, пока на сторожа не наткнулся. Тот как раз по аллее топал. Мент к нему сзади пристроился, тук-тук по плечу... Хотел, видать, про Стоматолога спросить, однако не успел. Сторож повернулся, мусора в форме увидел, да ка-а-ак даст ему лопатой по башке... «Когда ж ты, сволочь, угомонишься-то?!» — орет...
Братки мстительно заржали.
— Это всё зело поучительно, — изрек Денис после окончания всеобщего веселья, вызванного рассказом Кабаныча. — Но мы сюда, вроде, не байки травить приехали...
Захар Сосунович прибыл первым, взял себе кофе и двести граммов дрянной водки «Сыдорчук», возглавлявшей выпускаемую принадлежащим семейству городского прокурора заводом серию спиртосодержащих жидкостей «Замечательные личности Петербурга», в теоретически одноразовом белом пластиковом стаканчике, на краю которого уже имелись отпечатки чьих-то зубов и розовела смазанная помада, и устроился за пустующим угловым столиком.
Все остальные места были заняты завсегдатаями, часть из которых уже пребывала в состоянии «салат вернется, ты только жди...».
Хрипло орала старая магнитола, исторгая из своих дребезжащих недр немузыкальные вопли звезд отечественной эстрады, сидевшие за спиной Плодожорова грузчики из универсама по соседству громко кляли питие портвейна с утра, по причине чего сложно было проводить наступивший день разнообразно, замызганный донельзя субъект втолковывал официантке, что, если человек может лежать на полу, ни за что не держась, то он еще не пьян, и тыкал пальцем в товарища, перегородившего проход к стойке, а за ближайшим к оперативнику столиком спал коротко стриженый здоровяк, уронив круглую голову на грудь и изредка всхрапывая.
Появившийся в дверях Абрам Мульевич презрительно скривился, обозрев наличествовавший контингент, пробрался к столику Плодожорова и принялся выговаривать майору за назначение встречи в столь неподобающем месте.
Захар минуты три молча слушал стенания Кугельмана, но затем не сдержался и резко оборвал картавого коммерсанта:
— Абрам, заткнитесь. Если вам очень хочется, чтобы нас срисовали, и ваша сделка провалилась бы, то мы можем встречаться хоть в Смольном. Или на Литейном. Эфэсбэшники будут счастливы... Им никуда ехать не надо будет.
— Захар Сосунович, да что вы говорите такое? — тихонько взвизгнул Кугельман. — Я просто не привык к подобным заведениям, как это... Поймите меня правильно!
— Я вас правильно понимаю, — Плодожоров сделал глоток водки и закусил приложенным к кофе кусочком сахара. — Вы узнали место передачи товара?
— Нет.
— Почему?
— Он сказал, — Абрам Мульевич понизил голос, — что назовет место только за час до встречи.
— Это плохо, — майор побарабанил пальцами по грязной столешнице. — Как же мы его обложить должны?
— Я не знаю. Это ваша работа, Захар Сосунович, — Кугельман капризно выпятил нижнюю губу. — За это я вам и плачу...
Плодожоров пошевелил бровями, изображая напряженную работу мысли.
Он понимал, что жадный и недоверчивый Абраша сказал ему далеко не всё, что касалось предстоящей передачи неизвестного оперу товара на сумку с деньгами. Единственно, что было точно известно, так это габариты товара — ящик размером с небольшой холодильник и весом около центнера. Очень похожий на контейнер с ядерными материалами, как совершенно правильно сообразил Плодожоров.
Такой на себе не попрешь и в людном месте не передашь.
Не кейс с наркотой, чай...
Для транспортировки товара требовалась машина и скрытое от посторонних глаз место сделки.
Именно из этих нехитрых исходных данных Плодожоров и сделал вывод о том, что Кугельмана обязательно куда-то пригласят. Скорее всего, в квартиру или в загородный дом, где хранится товар.
Когда нужный коммерсанту предмет будет забран и увезен, в дело должны будут вступить Захар и компания, дабы вернуть Абраму Мульевичу выплаченные деньги. За возврат сумки с валютой Плодожорову было обещано пятьдесят тысяч долларов, из которых он оплачивал услуги тех, кого вздумает пригласить в качестве команды поддержки.
В общем, нормальная «разводка» с участием бравых правоохранителей, коих за годы реформ случалось великое множество.
Захар уже участвовал в подобных мероприятиях и прекрасно знал, что, даже в случае провала, ему и его коллегам ничего не грозит. Городская прокуратура, как водится, не найдет состава преступления и встанет на защиту чести мундира, а руководство ОРБ задним числом подмахнет десяток бумажек, из которых будет явно следовать, что майор со товарищи находился при исполнении служебных обязанностей и расследовал деятельность организованной преступной группы. Что и завершилось блестящим захватом членов ОПГ с поличным.
Конечно, требовалось поделиться выручкой с руководством, но это было не к спеху.
— Когда будет аванс? — в лоб осведомился Плодожоров, пока еще не получивший ни копейки.
— Скоро, — на лбу Кугельмана выступили бисеринки пота.
— Я так не могу работать, — Захар сделал вид, что собирается встать и уйти. — Мне нечем заплатить моим товарищам... А в одиночку я не справлюсь.
— Подождите, — голос коммерсанта задрожал. — Сколько надо?
— Половину, — выдохнул майор.
— Вы меня разорите! — возмутился Абрам Мульевич.
Здоровяк за соседним столиком вздрогнул и захрапел.
— Да тише вы! — шикнул Плодожоров. — Не в синагоге! Вы хотите, чтобы всё гладко прошло?
— Хочу, — Кугельман опустил нос долу.
— Ну, тогда платите... Мы с вами уже три недели трём неизвестно что, вы подтверждаете мне, что надо людей собирать и готовить, а финансирование на нуле. За вас, кстати, поручился очень уважаемый человек, — напомнил оперативник ОРБ, имея в виду Быстренкова, на которого Кугельман вышел через брата жены Владлена Марксеновича и который переключил надоедливого иудея на Плодожорова, приказав сделать для Абраши то, что тот хочет, но больше чтоб он не доставал полковника телефонными звонками. — Я могу ему сказать, что вы не оправдываете его высокого доверия...
— Не надо так говорить! — перепугался коммерсант, которому брат жены зачем-то поведал абсолютно фантастическую и дикую историю о том, как Быстренков, якобы, лично до смерти забил в камере внутреннего изолятора РУБОПиКа одного некрупного бизнесмена вместе с водителем и секретарем последнего, попытавшихся обмануть грозного полковника.
— Тогда платите, — повторил Плодожоров.
— Захар Сосунович, а можно частями? — на горле Кугельмана сидела огромная бестелесная жаба и душила, душила, душила...
— Можно. Но половину — вперед, — рыкнул майор, чувствуя, что Абрам Мульевич близок к тому, чтобы сломаться. — Двадцать пять штук. Зелененьких полновесных долларей...
Здоровяк-сосед что-то промычал во сне и пошевелился, отчего стул под ним скрипнул и угрожающе затрясся.
— Но половина от половины — это двенадцать пятьсот! — Вскинулся жадный Кугельман.
— А кто говорил о половине от половины? — съязвил Плодожоров. — Я не говорил, этот, — оперативник кивнул на здоровяка, — тоже...
— Но... — коммерсант пошел красными пятнами.
— Без «но»! Слышь, ты! — Опер наклонился вперед, так что его лицо оказалось в тридцати сантиметрах от испуганной физиономии Абрама. — Я тебе не сявка какая-то, а майор ОРБ! Ты понял?
— П-п-понял, — промямлил Кугельман.
— Вот и хорошо, — довольный произведенным эффектом Плодожоров откинулся на спинку стула. — Так когда прикажешь получить аванс?
— Завтра, — коммерсант обречено махнул рукой. — Вы ко мне в офис сможете к десяти подъехать?
— За денюжкой, Абраша, хоть к шести утра, — широко улыбнулся майор и снова перешел на «вы». — Вот пересчитаю денюжку-то, тогда и обсудим, что, как и почему... Прям в вашем офисе. Договорились?
— Договорились, Захар Сосунович, — вздохнул Абрам Мульевич.
— Ну, и хорошо, — Плодожоров умиротворенно огляделся. — Водочки не желаете? Я угощаю.
— Нет, — отрицательный ответ дался потомственному халявщику Кугельману с трудом, но он переборол себя. — Я спешу...
— Как хотите, — оперативник допил свою водку и встал. — До встречи.
— До свиданья, — буркнул Кугельман, решивший было поменять свое отношение к предложению о выпивке, но не успевший это озвучить и теперь сожалевший об упущенном шансе, и первым вышел из кафе...
Когда покачивающаяся фигура поддатого майора скрылась в толпе спешащих по своим делам людей, коротко стриженый здоровяк открыл глаза, посмотрел на окружающих совершенно трезвым взглядом, встал и двинулся на улицу, на ходу доставая из кармана трубку мобильного телефона.
Напоследок бизнесмен Борис Евгеньев заглянул в комнату старшей дочери, сидевшей за уроками, умилился, глядя на то, как она старательно что-то выводит в толстой тетради, чмокнул в затылок и наставительно произнес:
— Крючки пиши аккуратнее, Лизонька. А лучше — возьми разлинованный лист. Нас так учили...
— Это интегралы, папа, — вежливо ответила дочь.
— Да? Хм, — Гугуцэ вспомнил, что Елизавете совсем недавно стукнуло пятнадцать лет, и подивился тому, как летит время. — Ну, тем более...
— Хорошо, папа, — невозмутимо отреагировала почтительная дочь. — Ты сегодня поздно вернешься?
— Не знаю, Лизонька, — Борис почесал пятерней в затылке. — А что?
— Я хотела подружек пригласить.
— Так приглашай, о чем речь! — удивился Гугуцэ. — Гости в дом — счастье в дом!
— Хорошо, папа, — кивнула Елизавета Евгеньева, надеясь на то, что главу семейства, как в прошлый раз, когда она устроила маленькую вечеринку, не принесут в дом два веселых бритоголовых верзилы со странными именами Пых и Тулип, и не положат бесчувственное тело прямо на стол в гостиной, откуда то под утро с грохотом свалится.
— Да! — Горыныч поднес трубку к уху. — А, Димон! Здорово! Да, тут он... Ага... Ага... Так... Ага... Передам... Тебе того же! Ждем! — Даниил повернулся к Рыбакову. — Гоблин через час будет. Записал разговорец... Завтра этот пархатый штрих с мусором оэрбэшным в десять встречаются. В «Семисвечнике»...
— Так, — Денис прервал свою беседу с Кабанычем, которому он объяснял тонкости изготовления муляжей малогабаритных ядерных зарядов. — Это хорошо. Офис мы Кугельману нафаршировали, базар явно в кабинете будет, а там аж три «жучка» стоят. Про израильских контрагентов подробного разговора не было?
Кугельман внял и с тех пор платил не то, что вовремя, а заранее.
Вторым чувствительным ударом по гендиректору «Семисвечника» стал дефолт в августе тысяча девятьсот девяносто восьмого года, когда Абрам Мульевич потерял больше половины своих накоплений, лежавших на семнадцати счетах в Сбербанке. Хитрое государство, взявшее на вооружение именно иудейские принципы взаимоотношений с гоями-гражданами, красиво «обуло» вкладчиков и показало им жирную дулю, когда те попытались было вернуть свои денежки.
Кугельман разъярился, нахамил налоговой инспектрисе, отказался платить за лицензию на торговлю, дорожный сбор и обязательную взятку налоговичке, мотивировав свой отказ поведением правительства, и чуть тем самым не похоронил свой бизнес, когда к нему в офис на следующий день прискакали гарные хлопцы со Второй Советской улицы [74], цинично вырезали автогеном незапертую стальную дверь, привязанным к бамперу грузовика тросом сорвали решетки с окон, дали в морду всем сотрудникам мужского пола и принялись изымать документы, оргтехнику и мебель.
В общем, хамское поведение Абрама Мульевича стоило ему дополнительных пяти тысяч долларов штрафов и взяток, и девятисот бакинских за косметический ремонт помещения, стены которого наглецы в масках украсили перечеркнутыми крест-накрест звездами Давида и надписями «Да здравствует Ясир Арафат!».
Бизнесмен стоически перенес гримасы судьбы, решил более не вступать в конфликты как с властными, так и националистическими структурами, и принялся по-тихому искать источник легких и больших денег, дабы, однократно срубив хорошую капусту, удалиться на покой куда-нибудь в альпийскую деревеньку и зажить на ренту.
Случай не заставил себя ждать.
Начальница отдела рекламы «Семисвечника», дородная Циля Моисеевна Ступор, познакомила Кугельмана с приехавшим на несколько дней из Биробиджана своим племянником Иудой Пейсиковым, который вскользь обмолвился о большой заинтересованности знакомых ему патриотов земли обетованной в приобретении материалов для производства ядерного оружия или, что было бы идеальным, атомного фугаса как такового для проведения диверсии где-нибудь в Ливане, Сирии или Иордании, после чего Израиль мог с легким сердцем аннексировать еще сотню-другую тысяч квадратных километров чужих территорий, мотивируя захват земель необходимостью защититься от ядерного терроризма.
Абрам Мульевич понял, что ему выпал шанс.
Договорившись с Пейсиковым о способах связи и условных фразах, Кугельман развил бешеную деятельность по выходу на тех людей, кто мог бы достать требуемое изделие. И, спустя весьма непродолжительное время, вступил в контакт с неким молодым человеком, трудившимся старшим лаборантом в суперзасекреченной лаборатории и за крупную сумму в американской валюте согласившимся стырить со склада переносное ядерное устройство мощностью в пятьдесят килотонн...
ГЛАВА 3
И НА РУИНАХ «DAIMLER-CHRYSLER» НАПИШУТ НАШИ ИМЕНА...
«Психую. Круг друзей мал...»
Из автобиографии капитана милицииПятачкова А. С., ОУР 35 РОВД СПб
Идиотизм Кугельмана со товарищи, считавших хищение и перепродажу малогабаритной плутониевой бомбы нормальной и вполне осуществимой коммерческой сделкой, сильно потряс Дениса Рыбакова, вышедшего на Абрама Мульевича через длинную цепочку посредников и представившегося тем самым корыстолюбивым старшим лаборантом, готовым за два миллиона долларов вынести с охраняемой территории изделие с нежным названием «Абрикосик» [75], которое на жаргоне, принятом в среде ученых-ядерщиков, именовалось не иначе как «Холокостиком».
Такой вот черный юморок, особенно если учесть иудейское происхождение большей части тех самых ученых.
Естественно, что к осуществлению акта купли-продажи следовало хорошо подготовиться, чем Денис и группа его единомышленников, возглавляемая неутомимым «жидоборцем» Ортопедом, занимались вот уже в течение двух недель.
На «левый» паспорт был арендован хлипкий загородный домик с фанерными стенами, стоявший на земле безо всякого фундамента и расположенный на окраине садоводства «Ленэнерго» в деревне Лосевка, прорыт тоннель до длинного, уходящего в озеро по соседству водостока, куплен катер и поставлен у наспех сколоченного причала. «Жилище лаборанта» подверглось серьезной перепланировке и перестройке, местность вокруг домика нашпиговали следящей аппаратурой и оборудовали места засад.
Гугуцэ, Садист и Ди-Ди Севен [76] пристреляли восемь винтовок SG 510-4 [77], купленных ими по случаю у проворовавшегося прапорщика со складов конфискованного милицией имущества, и предназначенных для вооружения групп прикрытия под командованием Эдиссона [78], Тихого [79] и Паниковского. Акт пристрелки на полигоне близлежащей воинской части закончился попавшей в ягодицу сельского участкового трассирующей пулей и компенсацией несчастному пасечнику [80] в размере десяти ящиков водки, кои должны были сильно облегчить процесс излечения и умерить страдания «Анискина».
За набитую американской валютой спортивную сумку стоило побороться.
При этом Рыбаков и компания были уверены в том, что всех обещанных Кугельманом денег им не получить. Пронырливый и жадный Абрам Мульевич обязательно постарается заплатить только половину, дабы с оставшейся суммой «прокатить» лаборанта. Всё равно тот не пойдет никуда жаловаться.
Но и миллион долларов были неплохим гешефтом.
Особенно при подготовительных расходах менее ста тысяч...
— Веселенько получилось, — Денис обошел свежеокрашенный дом, издалека заметный из-за яично-желтых стен, ядовито-фиолетовой крыши, розовых перил на крыльце и салатно-зеленых ставней и наличников на окнах, изящно декорированных алыми сердечками. — Перебора не вышло, как думаешь?
— Нормалёк, — прогудел Кабаныч, приглашенный для независимой визуальной оценки дизайнерских работ. — Как в мультике.
— В том то и дело, что как в мультике, — вздохнул Рыбаков. — Только таблички «Наф-Наф» или «Нуф-Нуф» не хватает...
— Зато искать долго не будут, — нашелся Горыныч, осуществлявший подбор красок. — А то, блин, сказали бы потом, что не туда заехали, все дома на одно лицо...
Денис обернулся и посмотрел на скучные грязно-песочные соседние строения маленького садоводства, куда уже со дня на день должны были начать приезжать ранние дачники-огородники:
— Да уж... Не найти нас невозможно.
— Вот и я говорю, — обрадовался Горыныч, с опаской ожидавший резюме неподкупного Кабаныча. — Прям с дороги видать. Не ошибешься.
— А в ясную погоду, — подтвердил Садист, — аж от станции...
— Надо было ту скульптуру своротить и сюда привезти, — заявил Ортопед. — Только пикап пришлось бы брать. В джипер не вошла бы...
— Не вошла бы, — согласился Горыныч.
— Какую скульптуру? — удивился Рыбаков.
— Ну, ту... — развел руками Грызлов.
— Из парка, — закивал Колесников. — Мраморную...
— Мужика, — Ортопед щелкнул пальцами.
— Такого, — Горыныч наклонился и отвел назад правую руку.
— Ничего не понимаю, — констатировал Денис. — Какого мужика и зачем?
— Мужик, — попытался объяснить Горыныч и опять согнулся. — Такой, блин...
— Ну, Диня, — Ортопед посмотрел на приятеля глазами человека, в полпятого утра посланного за водкой. — Мы с тобой ее видели... Статую. Ты еще сказал, что это памятник чуваку, глотающему таблетку с размаха...
— А-а, «Дискобол»! — вспомнил Денис. — Но тут он зачем?
— Как указатель, типа, — растолковал Горыныч. — На повороте дороги. Чтоб маршрут не спутали...
— Миша, тырить скульптуры из Летнего сада я тебе не дам, — засмеялся Рыбаков. — И не мечтай даже. Это культурные ценности. Где стоят, пусть там и останутся. А с указателем мы что-нибудь придумает. Табличку, в конце концов, повесим: «Здесь торгуют атомными бомбами. Третий дом справа. Просьба приходить со своими контейнерами и в свинцовых трусах». И Глюка перед воротами положим, — Денис махнул рукой в сторону мирно посапывающего в кузове серо-стального джипа «Toyota Highlander» Аркадия Клюгенштейна, — в качестве образца. Типа, вот что бывает с теми, кто не соблюдает технику безопасности при работе с ядерными материалами... Кстати, а что с ним?
— Спит, — просто ответил Кабаныч.
— Это я вижу... Вопрос — почему спит?
— Устал, наверное, — пожал плечами Ортопед. — Вчера у его сестры день варенья был.
— Ага, — хмыкнул Денис. — И Глюк был тамадой.
— Само собой, — Михаил не стал оспаривать очевидный факт.
— Он скоро очнется?
— Часа через два, — Кабаныч бросил взгляд на наручный хронометр «Rolex» в титановом корпусе. — Только ему, блин, ничего, кроме минералки, давать нельзя... Иначе опять в штопор ухнет.
— Здесь и так ничего, кроме сока и минералки, тут нет, — сказал Рыбаков. — Кстати говоря, про скутеры Глюк, разумеется, забыл. Так что за ними тебе придется ехать, Мишель...
— Ладно, — Грызлов беззаботно махнул рукой.
— У меня случай был один в жизни, — Горыныч присел на оставшийся от спиленной сосны пенек и ткнул пальцем в похрапывавшего Клюгенштейна. — Аналогичный... С туристами в поход пошел. В тайгу... Шишек кедровых набить, золотого корня [81] насобирать, если встретится, лосося половить...
— А почему это называлось туристическим походом? — не понял Денис.
— Дык нельзя ж без лицензии по тайге шакалить, — объяснил Колесников. — Тем более, мы в заповедник шли... Остановились на одной железнодорожной станции. Там, типа, общий такой лагерь организовался. Наша группа, еще человек сто. Тоже туристов... Кто поезда своего ждет, кто отдыхает, кто вещички караулит... Ну, вот. С вновь прибывшего поезда сгружается один кадр. Небритый, блин, высоченный, здоровый, как лось, с парой рюкзаков и палаткой. Выходит на перрон, молча достает «сабониса» [82], всасывает ее в три глотка, падает на свои вещи и засыпает... Народ, в принципе, не удивился. С кем не бывает? Дорога дальняя, расслабиться надо... Через часок-другой мужик просыпается, достает из рюкзака такой же флакон, вливает в глотку и опять вырубается. Ну, подобное поведение уже вызвало в народе некоторый интерес...
— Немудрено, — согласился Рыбаков, усаживаясь рядом с Кабанычем на врытую у калитки скамеечку.
— Отдохнув еще чуток, — продолжил Горыныч, — он просыпается, достает третью бутылку, выпивает и снова заплющивает рожу... Тут, конечно, все в ауте. Такого отдыха еще никто не видел... Сидим, ждем, когда он опять проснется... Долго ждать не пришлось. Где-то в шесть вечера он продирает глазенки и начинает шарить ручонкой по рюкзаку. Ну, тут один мой товарищ не выдержал и говорит — «Слышь, мужик, ты б хоть палатку, блин, поставил... А то ночь скоро, дождик собирается. Промокнешь, заболеешь потом...». На что чувак тот и отвечает — «Какая палатка, на хрен? Веришь, нет, — покурить некогда!»...
— Силен, — восхитился Ортопед.
— Со Стоматологом тоже был случай, — Кабаныч прикурил длинную душистую сигару и с удовольствием выпустил клуб сизого дыма. — Летел на своем «мерине»* Мерин — седан или универсал Mercedes (жарг.).] и гаишника не заметил. Зацепил правым крылом, тот в кусты улетел. Стоматолог затормозил, нашел тело, пульс пощупал — типа, нету. Дохлый, значитца... Надо что-то делать! — Браток махнул сигарой. — А там кладбище неподалеку. Ну, бросил трупера в багажник, подвез к воротам, нашел сторожа, сунул, блин, штуку бакинских, тот и согласился прикопать... Стоматолог жмура выгрузил и уехал спокойно, по делам своим. Через час обратно едет... А мусор-то, оказывается, не помер, а бухой был в сосиску. Когда его сторож в яму сбросил и землицей присыпал, он продышался, замерз и наружу выполз. И аккурат опять на шоссе, под колеса Стоматологу. Ну, тут, блин, тот чуть умом не тронулся... «Кладбище домашних животных», часть третья. Мусор-зомби! И опять его крылом зацепило, на этот раз — не правым, а левым... Стоматолог снова — тело в багажник и на кладбище. Сторожу в дыню дал, приказал на этот раз как следует уже закопать, сунул еще пятьсот баксов и свинтил... Кладбищенский мента в ту же яму сунул, сверху на всякий случай кирпичей навалил... Но это еще не финал. Там, блин, поблизости пост гаишный был... Мусора-то и заинтересовались, что это мерс на погост среди ночи зачастил. Один и пошел. Типа, проверить. Бродил, бродил, пока на сторожа не наткнулся. Тот как раз по аллее топал. Мент к нему сзади пристроился, тук-тук по плечу... Хотел, видать, про Стоматолога спросить, однако не успел. Сторож повернулся, мусора в форме увидел, да ка-а-ак даст ему лопатой по башке... «Когда ж ты, сволочь, угомонишься-то?!» — орет...
Братки мстительно заржали.
— Это всё зело поучительно, — изрек Денис после окончания всеобщего веселья, вызванного рассказом Кабаныча. — Но мы сюда, вроде, не байки травить приехали...
* * *
Встреча опера Плодожорова и коммерсанта Кугельмана, посвященная вопросу продолжения найма первого вторым, проходила в задрипанном кафе на той же улице Чайковского, где располагалось здание ОРБ.Захар Сосунович прибыл первым, взял себе кофе и двести граммов дрянной водки «Сыдорчук», возглавлявшей выпускаемую принадлежащим семейству городского прокурора заводом серию спиртосодержащих жидкостей «Замечательные личности Петербурга», в теоретически одноразовом белом пластиковом стаканчике, на краю которого уже имелись отпечатки чьих-то зубов и розовела смазанная помада, и устроился за пустующим угловым столиком.
Все остальные места были заняты завсегдатаями, часть из которых уже пребывала в состоянии «салат вернется, ты только жди...».
Хрипло орала старая магнитола, исторгая из своих дребезжащих недр немузыкальные вопли звезд отечественной эстрады, сидевшие за спиной Плодожорова грузчики из универсама по соседству громко кляли питие портвейна с утра, по причине чего сложно было проводить наступивший день разнообразно, замызганный донельзя субъект втолковывал официантке, что, если человек может лежать на полу, ни за что не держась, то он еще не пьян, и тыкал пальцем в товарища, перегородившего проход к стойке, а за ближайшим к оперативнику столиком спал коротко стриженый здоровяк, уронив круглую голову на грудь и изредка всхрапывая.
Появившийся в дверях Абрам Мульевич презрительно скривился, обозрев наличествовавший контингент, пробрался к столику Плодожорова и принялся выговаривать майору за назначение встречи в столь неподобающем месте.
Захар минуты три молча слушал стенания Кугельмана, но затем не сдержался и резко оборвал картавого коммерсанта:
— Абрам, заткнитесь. Если вам очень хочется, чтобы нас срисовали, и ваша сделка провалилась бы, то мы можем встречаться хоть в Смольном. Или на Литейном. Эфэсбэшники будут счастливы... Им никуда ехать не надо будет.
— Захар Сосунович, да что вы говорите такое? — тихонько взвизгнул Кугельман. — Я просто не привык к подобным заведениям, как это... Поймите меня правильно!
— Я вас правильно понимаю, — Плодожоров сделал глоток водки и закусил приложенным к кофе кусочком сахара. — Вы узнали место передачи товара?
— Нет.
— Почему?
— Он сказал, — Абрам Мульевич понизил голос, — что назовет место только за час до встречи.
— Это плохо, — майор побарабанил пальцами по грязной столешнице. — Как же мы его обложить должны?
— Я не знаю. Это ваша работа, Захар Сосунович, — Кугельман капризно выпятил нижнюю губу. — За это я вам и плачу...
Плодожоров пошевелил бровями, изображая напряженную работу мысли.
Он понимал, что жадный и недоверчивый Абраша сказал ему далеко не всё, что касалось предстоящей передачи неизвестного оперу товара на сумку с деньгами. Единственно, что было точно известно, так это габариты товара — ящик размером с небольшой холодильник и весом около центнера. Очень похожий на контейнер с ядерными материалами, как совершенно правильно сообразил Плодожоров.
Такой на себе не попрешь и в людном месте не передашь.
Не кейс с наркотой, чай...
Для транспортировки товара требовалась машина и скрытое от посторонних глаз место сделки.
Именно из этих нехитрых исходных данных Плодожоров и сделал вывод о том, что Кугельмана обязательно куда-то пригласят. Скорее всего, в квартиру или в загородный дом, где хранится товар.
Когда нужный коммерсанту предмет будет забран и увезен, в дело должны будут вступить Захар и компания, дабы вернуть Абраму Мульевичу выплаченные деньги. За возврат сумки с валютой Плодожорову было обещано пятьдесят тысяч долларов, из которых он оплачивал услуги тех, кого вздумает пригласить в качестве команды поддержки.
В общем, нормальная «разводка» с участием бравых правоохранителей, коих за годы реформ случалось великое множество.
Захар уже участвовал в подобных мероприятиях и прекрасно знал, что, даже в случае провала, ему и его коллегам ничего не грозит. Городская прокуратура, как водится, не найдет состава преступления и встанет на защиту чести мундира, а руководство ОРБ задним числом подмахнет десяток бумажек, из которых будет явно следовать, что майор со товарищи находился при исполнении служебных обязанностей и расследовал деятельность организованной преступной группы. Что и завершилось блестящим захватом членов ОПГ с поличным.
Конечно, требовалось поделиться выручкой с руководством, но это было не к спеху.
— Когда будет аванс? — в лоб осведомился Плодожоров, пока еще не получивший ни копейки.
— Скоро, — на лбу Кугельмана выступили бисеринки пота.
— Я так не могу работать, — Захар сделал вид, что собирается встать и уйти. — Мне нечем заплатить моим товарищам... А в одиночку я не справлюсь.
— Подождите, — голос коммерсанта задрожал. — Сколько надо?
— Половину, — выдохнул майор.
— Вы меня разорите! — возмутился Абрам Мульевич.
Здоровяк за соседним столиком вздрогнул и захрапел.
— Да тише вы! — шикнул Плодожоров. — Не в синагоге! Вы хотите, чтобы всё гладко прошло?
— Хочу, — Кугельман опустил нос долу.
— Ну, тогда платите... Мы с вами уже три недели трём неизвестно что, вы подтверждаете мне, что надо людей собирать и готовить, а финансирование на нуле. За вас, кстати, поручился очень уважаемый человек, — напомнил оперативник ОРБ, имея в виду Быстренкова, на которого Кугельман вышел через брата жены Владлена Марксеновича и который переключил надоедливого иудея на Плодожорова, приказав сделать для Абраши то, что тот хочет, но больше чтоб он не доставал полковника телефонными звонками. — Я могу ему сказать, что вы не оправдываете его высокого доверия...
— Не надо так говорить! — перепугался коммерсант, которому брат жены зачем-то поведал абсолютно фантастическую и дикую историю о том, как Быстренков, якобы, лично до смерти забил в камере внутреннего изолятора РУБОПиКа одного некрупного бизнесмена вместе с водителем и секретарем последнего, попытавшихся обмануть грозного полковника.
— Тогда платите, — повторил Плодожоров.
— Захар Сосунович, а можно частями? — на горле Кугельмана сидела огромная бестелесная жаба и душила, душила, душила...
— Можно. Но половину — вперед, — рыкнул майор, чувствуя, что Абрам Мульевич близок к тому, чтобы сломаться. — Двадцать пять штук. Зелененьких полновесных долларей...
Здоровяк-сосед что-то промычал во сне и пошевелился, отчего стул под ним скрипнул и угрожающе затрясся.
— Но половина от половины — это двенадцать пятьсот! — Вскинулся жадный Кугельман.
— А кто говорил о половине от половины? — съязвил Плодожоров. — Я не говорил, этот, — оперативник кивнул на здоровяка, — тоже...
— Но... — коммерсант пошел красными пятнами.
— Без «но»! Слышь, ты! — Опер наклонился вперед, так что его лицо оказалось в тридцати сантиметрах от испуганной физиономии Абрама. — Я тебе не сявка какая-то, а майор ОРБ! Ты понял?
— П-п-понял, — промямлил Кугельман.
— Вот и хорошо, — довольный произведенным эффектом Плодожоров откинулся на спинку стула. — Так когда прикажешь получить аванс?
— Завтра, — коммерсант обречено махнул рукой. — Вы ко мне в офис сможете к десяти подъехать?
— За денюжкой, Абраша, хоть к шести утра, — широко улыбнулся майор и снова перешел на «вы». — Вот пересчитаю денюжку-то, тогда и обсудим, что, как и почему... Прям в вашем офисе. Договорились?
— Договорились, Захар Сосунович, — вздохнул Абрам Мульевич.
— Ну, и хорошо, — Плодожоров умиротворенно огляделся. — Водочки не желаете? Я угощаю.
— Нет, — отрицательный ответ дался потомственному халявщику Кугельману с трудом, но он переборол себя. — Я спешу...
— Как хотите, — оперативник допил свою водку и встал. — До встречи.
— До свиданья, — буркнул Кугельман, решивший было поменять свое отношение к предложению о выпивке, но не успевший это озвучить и теперь сожалевший об упущенном шансе, и первым вышел из кафе...
Когда покачивающаяся фигура поддатого майора скрылась в толпе спешащих по своим делам людей, коротко стриженый здоровяк открыл глаза, посмотрел на окружающих совершенно трезвым взглядом, встал и двинулся на улицу, на ходу доставая из кармана трубку мобильного телефона.
* * *
Гугуцэ задумчиво охлопал себя ладонями по бокам, обнаружил в кармане пиджака ключи от серебристого внедорожника «Lexus LX 470», стоявшего у парадной лестницы его трехэтажного кирпичного особняка, поцеловал жену и потрепал по холке подросшего мастино-неаполитано, заслужившего, наконец, гордое погоняло Громщик [83]. Супруга, правда, была не совсем довольна собачьей кличкой, но Гугуцэ разъяснил ей, что прозвище молодого пса полностью соответствует его характеру и повадкам — Громщик действительно иногда тырил бутерброды прямо из-под носа хозяина, что было весьма и весьма небезопасно.Напоследок бизнесмен Борис Евгеньев заглянул в комнату старшей дочери, сидевшей за уроками, умилился, глядя на то, как она старательно что-то выводит в толстой тетради, чмокнул в затылок и наставительно произнес:
— Крючки пиши аккуратнее, Лизонька. А лучше — возьми разлинованный лист. Нас так учили...
— Это интегралы, папа, — вежливо ответила дочь.
— Да? Хм, — Гугуцэ вспомнил, что Елизавете совсем недавно стукнуло пятнадцать лет, и подивился тому, как летит время. — Ну, тем более...
— Хорошо, папа, — невозмутимо отреагировала почтительная дочь. — Ты сегодня поздно вернешься?
— Не знаю, Лизонька, — Борис почесал пятерней в затылке. — А что?
— Я хотела подружек пригласить.
— Так приглашай, о чем речь! — удивился Гугуцэ. — Гости в дом — счастье в дом!
— Хорошо, папа, — кивнула Елизавета Евгеньева, надеясь на то, что главу семейства, как в прошлый раз, когда она устроила маленькую вечеринку, не принесут в дом два веселых бритоголовых верзилы со странными именами Пых и Тулип, и не положат бесчувственное тело прямо на стол в гостиной, откуда то под утро с грохотом свалится.
* * *
Сотовый телефон «Ericsson T39s» разразился трелью, в которой искушенное ухо тут же определило бы первые такты известной среди правильных пацанов песни «Эй, ментяра, продерни в натуре...».— Да! — Горыныч поднес трубку к уху. — А, Димон! Здорово! Да, тут он... Ага... Ага... Так... Ага... Передам... Тебе того же! Ждем! — Даниил повернулся к Рыбакову. — Гоблин через час будет. Записал разговорец... Завтра этот пархатый штрих с мусором оэрбэшным в десять встречаются. В «Семисвечнике»...
— Так, — Денис прервал свою беседу с Кабанычем, которому он объяснял тонкости изготовления муляжей малогабаритных ядерных зарядов. — Это хорошо. Офис мы Кугельману нафаршировали, базар явно в кабинете будет, а там аж три «жучка» стоят. Про израильских контрагентов подробного разговора не было?