Непросто все здесь, ох, непросто. С чего бы немчин так и вьется вокруг него, словно специально приставлен следить за приезжим?
Размышлять было некогда. Поэту нужен был напарник, чтоб было на кого опереться во время предполагаемой вылазки в монастырь.
– Нельзя туда дуриком переть, барон! – остудил Иван штурмовой раж военного. – Вы ведь уже не первый год в России. Должны ведать, что обители для нас – дело святое. Тем паче женские. Без веских оснований туда лишь с разрешения государыни да Священного Синода войти позволительно. Да еще и с оружием. Нет, проникнуть следует тайно. И немногочисленным отрядом. Вы да я. А братья настороже постоят.
Юноши согласно закивали.
А через час дал благословение на участие в сием деликатном деле и владыка. Перед тем недолго поговорив с приставом и, видимо, оставшись довольным беседой. Поелику разулыбался себе в бороду, слушая речи самого правдивого человека на Земле.
– Ох, сыне, и горазд же ты истории рассказывать! – похвалил говоруна…
Надо же, и ни деревца у стен не наблюдается. Не на что взлезть, чтоб перемахнуть оттуда на стену, да и спуститься.
– Гиблое дело! – констатировал, махнув рукой, немец. – Давайте еще раз посмотрим план монастыря. Может, на какой-нибудь древний подземный ход наткнемся. Ваши соотечественники очень уж любили рыть потайные проходы.
– Вы откуда знаете? – полюбопытствовал Иван.
– Да уж знаю, – уклонился от ответа офицер.
Чертеж, раздобытый через того же Варсонофия, относительно подземных лазов безмолвствовал.
– Эх, – помечтал пристав. – Когда бы у нас была пушка с большими ядрами, то можно было бы, усевшись на снаряд, перелететь через стену. Да только грохоту от той пушки…
Монахи захлопали глазами, не понимая, смеется немчин или взаправду такую ахинею несет. А Иван призадумался.
Пушка? Ядро?
Сразу припомнился давешний штурм ледяной крепости. Мальчишка, летящий над стеною. И вороново карканье насчет качелей.
– А что, ежели не пушка, а катапульта? – предложил безумную затею.
– Это как? – изумился барон.
– Возьмем чурбан, положим перекладину. На одну сторону садимся мы с вами поочередно, а на другую с разбегу прыгнут Козьма с Дамианом. Мы перелетаем. Только нужно выискать, где стена пониже. Я присмотрел пару мест…
– Вы гений, сударь! – не было предела восхищению офицера.
Но тут же он и скис.
– Взлететь-то мы взлетим. А каково приземляться будет? Шею себе сломаем, не иначе.
– Так мы на ядрах полетим. Как вы и предлагали.
Дамиан хихикнул. Еще один шутник нашелся.
– Не смешно, – обиделся пристав.
– Я и не думал, – заверил присутствующих Ваня. – Скатаем шар из снега. Сядем на него. При падении на землю он смягчит удар.
– Виват! – снял треуголку барон. – Виват русскому уму!
Барков церемонно раскланялся.
– Пойдем, доски поищем. И дождемся, пока полностью стемнеет.
Глава 8
ПОХИЩЕНИЕ
В-да, апрель 2006 г.
Хоть врач и уверял Варвару, что с ее левой рукой все в порядке и «легкая царапина» не то что до свадьбы, а уже через пару дней заживет, однако сразу девушку из больницы не отпустил, порекомендовав «чуток отдохнуть». Самую малость – с недельку.
Заслышав вердикт эскулапа, Озерская ужаснулась. Целую неделю бездействия?! Зачем в таком случае она вообще сюда приезжала? Лежать в кровати и анализировать оду Баркова, пытаясь разобраться, что хотел сказать поэт потомкам, она спокойно могла бы и дома, в Москве. На пару с Вадимом.
Может, так и следовало бы поступить с самого начала, а не мчаться сломя голову за тридевять земель в стремлении совершить сенсационное открытие? Глядишь, и не подверглась бы нападению водителя-маньяка. Но, по правде сказать, сама виновата. Села куда и с кем попало. Нет бы осмотреться. После случая с ограблением ее квартиры должна бы держать ухо востро. Верно в народе говорят; пока гром не грянет, мужик не перекрестится.
Один урок из происшествия под Фарафонтовым Варя таки вынесла. За нею идет настоящая охота, где нет места сантиментам. Ведь поведи бандит пистолетом чуть правее, и все…
Получается, что попавшая к ней в руки тетрадь имеет не только букинистическую и культурную ценность (впрочем, насчет второго настоящие эстеты от литературы с Варварой вряд ли согласятся). Есть в ней что-то такое, что привлекло внимание людей, готовых на крайние меры.
Ну не отморозки ли, а?! Что им стоило для начала хотя бы поговорить с потенциальной жертвой, поинтересовавшись по-доброму, не хочет ли та добровольно расстаться со старой исписанной тетрадкой? Вдруг и отдала бы? Если еще за хорошие деньги…
Ой, ну кого она обмануть пытается? Самое себя? Знает же, что ни за какие коврижки не пожелала бы распрощаться с «Девической игрушкой». Это же ее «наследство»! Знаменитый поэт передал беловой автограф рукописи ее прапрабабке, завещав найти и окончательно уничтожить некое место, грозящее человечеству немыслимыми бедами. Уж, верно, те, кто гоняется за тетрадью, делают это не ради того, чтобы выполнить посмертную волю автора «Оды Семи звездам».
Собственно, а чего хотел Барков? Чтобы те, к кому попадет его манускрипт, уничтожили некие Врата, через которые в наш мир может явиться Геката. Хм, хм.
И как это прикажете понимать? Буквально или аллегорически?
Если иносказательно, то все более или менее понятно. Врата – это душа человека, которую следует беречь от проникновения в нее зла.
А если дословно, то получается полный бред. Странно, что в век Просвещения, когда главным мерилом всего был объявлен Разум, кто-то мог верить в эту мистическую чепуху. Тем более такой человек, как Иван Семенович Барков, которого, судя по скудным сведениям, что дошли до нас, ну никак нельзя заподозрить в глубокой религиозности.
Впрочем, в России всегда мирно уживались крайности. Вот и в том же рационалистическом XVIII веке, и как раз при Елизавете Петровне, во времена правления которой жил поэт, частенько чинились розыски по делам о волхвовании и чернокнижии. Не зафиксированы ль в тетради отзвуки одного из таких процессов?
Рукопись датирована 1758 годом. А ведь в начале его страну потрясла громкая отставка, а затем и арест всесильного канцлера Бестужева. Тайная канцелярия схватила его и еще нескольких сановников и попыталась сфабриковать дело о заговоре, подготовке переворота в пользу «малого двора» (понимай, великой княгини Екатерины Алексеевны). Глава охранки граф Шувалов буквально рыл носом землю, чтобы найти хоть какие-то доказательства канцлеровой вины. Однако за целый год ничего, прямо уличающего Бестужева, отыскать не удалось.
Так вот не был ли и Барков одним из шуваловских конфидентов, выполнявших миссию по сбору таковых улик? Некоторые обстоятельства биографии поэта позволяют судить о возможности его сотрудничества с ведомством графа Шувалова. Уж больно легко он отделался в скандале с ложным выкриком «слова и дела».
Но почему В-да? Глухой по тем временам городок. Откуда здесь взяться бестужевцам?
И вообще, для буквального восприятия оды в ней слишком много неясного. О каких таких крокодилах и змеях идет речь? С трудом представляется, что эти рептилии могли ползать по городу посреди лютых морозов, коими славится здешняя земля, – Русский Север как-никак. Но это же прямо какие-то булгаковские «Роковые яйца» получаются! Нашествие пресмыкающихся! О подобных дивах явно должны были бы сохраниться упоминания либо в официальных бумагах, либо хоть в фольклоре. Надо бы поискать.
А этот, с позволения сказать, целитель хочет упрятать ее на целую неделю под домашний арест.
Хорошо хоть, местные правоохранители не додумались у ее палаты круглосуточный пост выставить во избежание повторного нападения. Вадим так бы и поступил. А вот следователь, который опрашивал Варвару, когда она получила наконец квалифицированную медицинскую помощь, посчитал, что девушка просто стала жертвой попытки ограбления.
Нет, конечно же старший лейтенант все самым подробнейшим образом записал. И даже грозился на днях, «как только гражданка Озерская оправится и будет способна свободно передвигаться», составить фоторобот преступника для объявления его в розыск. Но делал это без особого энтузиазма, вяловато, сразу же давая понять, что не чает шибкой результативности от следственных действий по этому, как он выразился, «инциденту».
Она же, само собой, не стала распространяться ни о попытке ограбления московской квартиры, ни о подлинных причинах, которые привели ее в В-ду…
За окном тоскливо завыла собака, разом сбив Варю с мысли.
Ты смотри, оказывается, уже и вечер наступил. А она и не заметила. Это славно. Темнота – друг молодежи. Можно и улизнуть. Вряд ли кто будет ее настойчиво искать и силой водворять на место. В конце концов, это ее личное дело – лечиться или не лечиться и где именно проходить «реабилитацию».
И снова собачий вой. Да сколько же псов в этой В-де?!
Вот еще один сквозной мотив барковской оды.
Собаки.
Псы Гекаты, по пятам преследующие поэта.
Прекрасный образ, хоть и мрачноват, пожалуй. Больше для поэзии романтизма годится, чем для лирики XVIII столетия.
– Пора делать укол, милая, – влетела, в палату медсестра со шприцем наперевес.
Варя поморщилась. Как известный персонаж старого советского мультфильма, бегемот, она тоже ужасно боялась прививок. Может, потому, что росла довольно здоровым ребенком, а затем и подростком не часто сталкивалась с людьми в белых халатах.
– А больно не будет? – жалобно проканючила, переворачиваясь на живот.
– Не будет, не будет, – заверила ее сестричка, и слово в слово произнесла фразу из того же мультика, которой все наперебой успокаивали трусишку-гиппопотама. – Раз – и все!
Точно. Не успела журналистка как следует подготовиться, чтобы ойкнуть не во всю мочь легких, а уже в руку ей легла смоченная спиртом ватка.
– Прижмите получше, чтоб синяка не осталось.
– Как, уже все кончилось?
– Все еще только начинается, – улыбнулась санитарка.
Ее улыбка показалась Озерской сродни собачьему оскалу. Какая-то хищная и недобрая. Еще облизнуться надо бы для пущего эффекта.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Варя, чувствуя, как наливаются тяжестью ее веки.
Ого! Как же она устала-то! А еще драпать собралась. Куда бежать на ночь глядя? Вот отдохнет маленько, а с утреца, да на свежую голову…
– Пойдемте со мной, – тронула ее за локоть медсестра.
Варвара уставилась на нее осоловелыми глазами. Ой, ну вылитая собака-колли. Хи-хи-хи.
– А к-куда-а?
– Вам прописаны общеукрепляющие процедуры…
– Ка-а-ки-ие еще-о процеду-уры? Спать хочу-у…
– Ну не упрямьтесь, милочка, – бесцеремонно поставила ее на ноги немилосердная сестра. – А то мне придется вызвать на помощь санитара. Это прямо по коридору.
Однако коридор кончился, а они так и не дошли до процедурной. Оказалось, та находится в другом корпусе.
Вышли на улицу. И здесь к ним и в самом деле подошел санитар. Хромой и небритый. Похожий на шакала Табаки.
Он и медсестра взяли Варю под руки и подвели к стареньким «Жигулям».
«Что ж это у них другой корпус так далеко, что к нему ехать нужно?» – еще успела подумать девушка, проваливаясь в глубокий сон…
– Вы уж извините, товарищ майор, прошляпили, – плавно растягивая слова, виновато разводил руками следователь – кругленький, рыжий и веснушчатый старший лейтенант. – Недоглядели…
Вадим заскрежетал зубами в бессильной злобе.
Недоглядели!
Попробовал бы этот желторотик такую отговорку генералу Серебровскому впарить. Мигом вылетел бы из органов ко всем чертям. Ну в крайнем случае, отделался строгачом с предупреждением о неполном служебном соответствии.
Преступная халатность при защите свидетеля. Что ему стоило на пару дней выставить пост у девчонкиной палаты? Понятное дело, что нет свободных людей. И все же…
– Ой, да что ей сделается-то? – моргнул синими глазищами провинциальный Шерлок Холмс – Сбежала она из больницы, и всех делов. Погуляет малость, да и вернется. Рана ее – пустяк. Какая-то царапина.
– Я вот тебя сейчас сам так поцарапаю, что мало не покажется, – так ласково пообещал Савельев, что у лейтенанта «генеральская» фуражка-аэродром набок съехала.
(Взял же моду форсить молодняк, хоть в чем-то не желая уступать старшим по званию.)
– В гостинице проверяли?
– А как же, – надул губы молокосос. – Первым делом.
– И что?
– Не появлялась она там.
– Значит, говоришь, погулять решила? – повторил несерьезную версию коллеги майор.
– Ага. Места у нас славные, богатые достопримечательностями. Вот и подстрелили ее в аккурат у одного из памятников старины. В Фарафонтов монастырь на экскурсию ездила.
– И что ее там только заинтересовало? – пробормотал себе под нос Вадим.
– Так Никонова ж часовня! Гражданка Озерская сама и показала.
Ткнул пальцем-сосиской (тоже усыпанным веснушками) в исписанный лист бумаги. Столичный гость заинтересовался и протянул руку за протоколом допроса потерпевшей. Старлей сначала инстинктивно дернул бумаги на себя (документ, как известно, дело святое, особенно же в следственных органах), но затем, опомнившись, таки отдал их старшему по званию. Но по-собачьи настороженно ел ценные листочки глазами. Как будто суровый майор был не коллегой, а каким-нибудь фокусником типа Кио или Дэвида Копперфильда, готовым превратить протокол в кролика или разноцветный платочек.
Савельев углубился в изучение показаний, данных гражданкой Озерской по факту нападения на нее неизвестного Ничего конкретного выудить не удалось. Разве что описание водителя – точное и полное, как в романе. Чувствовался филолог. Ишь, какой слог: «Серые бегающие глаза, подернутые мутноватой дымкой». Или это лейтенант постарался, начитавшись Донцовой с Устиновой. Почему-то Вадим посчитал, что парень должен быть любителем детективов, и именно женских. Было в нем самом что-то бабье. Полная фигура, что ли, или это его круглое, несерьезное лицо?
– Ладно, дружище, – смилостивился Вадим над проштрафившимся. – Лишнего шума не поднимай, но на всякий случай оставь мне свои координаты. Вдруг да понадобишься. Сам видишь, я здесь один, без бригады. Думал, за пару дней управлюсь. А вон оно как повернулось. Мобильник-то у тебя имеется?
– Обижаете, – снова выпятил губу паренек. – Что ж у нас, по-вашему, совсем глухомань?
Собеседник еле удержался от утвердительного ответа.
– Диктуй номер. У тебя какой оператор?
– Билайн.
– Здорово! И у меня. Дешевле выйдет.
Старлей испуганно шарахнулся, прикинув в уме, сколько же это столичная штучка с ним по мобильному болтать собралась. Тут с этими нищенскими зарплатами каждый доллар на счету, приходится на всем экономить. Десятки баксов за глаза на месячное обслуживание мобилы хватает. Ну пусть двадцатки, если аврал случается. А с таким-то фертом и весь полтях в мгновение ока улетучиться может.
– А городской номер не подойдет? Отделения? Я практически все время на месте.
– Не жлобись! – возмутился Савельев. – Впрочем, давай оба.
Парень со вздохом продиктовал два набора цифр. Ох уж эта провинция!
В гостинице с громким названием «Лондон» (вроде бы на месте нынешней когда-то, еще в XVIII веке, стоял одноименный постоялый двор) ему сообщили, что постоялица из сорок восьмого номера не брала ключ вот уже три дня.
На просьбу же Вадима открыть номер для осмотра администраторша возмущенно фыркнула, заявив, что «они законы знают, и для обыска необходима санкция прокурора». А так всякие разные будут совать нос, куда не нужно, а потом за пропажу вещей перед жильцами отвечай. И нечего тут под нос удостоверения совать. Их сейчас на любом углу продают какие угодно. Хоть удостоверение личности президента.
А не оставляла ли она каких-либо вещей на сохранение, полюбопытствовал Савельев и тут же снова получил от ворот поворот. Дескать, кому какое дело, что доверяют гости на сохранение в гостиничном сейфе. Он у них такой же надежный, как и швейцарский.
(Понятненько, значит, таки оставляла.)
Хорошо, но, по крайней мере, нельзя ль узнать, чем именно интересовалась гражданка Озерская, какие местные достопримечательности хотела осмотреть в первую очередь?..
Отчего ж невозможно, тоже ведь понятия имеются. Всегда готовы помочь родным органам, но в пределах законности и неукоснительного соблюдения гражданских прав. Спрашивала, где расположен главный городской архив. Еще интересовалась здешним краеведческим обществом. И то и другое находится в одном месте. В центре, в городском кремле.
Побывал в обоих местах.
У краеведов познакомился с чудной старушенцией Анной Серафимовной Рядно, которая тут же усадила гостя за чай с клюквенным вареньем и лепешки со сметаной и яйцом. Он пробовал было отказаться, но варенье пахло так соблазнительно, а выпечка выглядела столь аппетитной, что не устоял. А за чайком и беседа веселее пошла. Нет, отнюдь не дураками были предки, выпивая за душевным разговором самовар-другой.
Бабулька поведала «юноше», что «дева» расспрашивала ее о событиях двухвековой давности. Любопытствовала насчет Фарафонтова монастыря, патриарха Никона и недавно открытой подземной часовни. Еще справлялась о всяких сектах и учениях, распространившихся в их области за последнее время. Хорошая такая девушка. Умница и красавица. Жалко, что подстрелили, но, чай, до свадьбы заживет. Откуда знает о ранении Варварушки? Да как же не знать? Городок у них хоть и губернский, да маленький. Все друг дружку знают, новости в один миг разносятся. Вот, намедни в одной из местных воинских частей два пистолета пропали. Военная прокуратура рыщет, туману вокруг этого дела напустила. Чего ж теперь ждать? Худые времена, одно слово. Молодежь совсем распоясалась, работать не хотят. Не иначе, кто-то из этих заморозков и стрелял в Вареньку. Может, как раз из ворованного пистолета…
Под мерное и напевное журчание голоса Анны Серафимовны Савельев чуть не задремал. Пробудился только тогда, когда ухо профессионала выудило информацию о пропавших пистолетах. Старлей ему не доложил, из какого предположительно оружия стреляли в Варю.
Выйдя на улицу, позвонил коллеге по городскому. Тот и впрямь оказался на месте и жутко обрадовался, что приезжий звонит не на мобильный.
Выстрел в гражданку Озерскую произведен из пистолета ТТ. Это точно. При осмотре места происшествия им были найдены две стреляные гильзы от огнестрельного оружия этой системы. Из воинской же части №… исчез пистолет Макарова. Да-да, один, не два. Однако эта информация уже устарела, поскольку никто ствол не похищал, а просто два прапорщика, перебрав лишку во время несения караульной службы, утопили спьяну табельное оружие в выгребной яме. Пээм уже извлечен, и на днях в городской газете появится об этом информация. А то уже достали озабоченные граждане своими бдительными звонками.
В городском архиве сыщик разведал, что Варя и здесь наводила справки о том же XVIII веке, конкретно – о временах Елизаветы Петровны. Интересовалась, нет ли где каких упоминаний о пребывании в В-де в тот период русского поэта… хм-хм… Баркова. Таковых, к сожалению, в их хранилище не оказалось.
Значит, Барков? Ну-ну.
Вадим припомнил обстоятельства их разговора, в котором журналистка упоминала какую-то «Оду Семи звездам», имеющуюся в единственном экземпляре в составе сборника, хранящегося в частном собрании в Германии.
Неужели Озерской посчастливилось раздобыть копию этого произведения? Или… все-таки оригинал? Не на него ли намекал покойный Монго, приглашая девушку к себе в гости накануне своей гибели?
Тогда, получается, Варвара унесла с места происшествия важную улику. Отчего же не сказала ему? Боялась, что он отберет ценную находку?
Доигралась, девочка. В опасные игры, однако, ввязалась. Не иначе, грабители искали в ее квартире не что-либо, а конкретную рукопись. Возможно, и это нападение в лесу связано с тем же стихотворением.
Неужто и впрямь такая ценная вещь? Лично он нипочем не стал бы рисковать жизнью из-за старого листка исписанной бумага. Но у всякого свой пунктик.
Стоп, стоп, стоп. Девушка сдала нечто на хранение в гостиничный сейф. Этим чем-то вполне могут быть бумаги. Умница.
Если и впрямь очутилась в лапах охотников за антиквариатом, то спрятанная рукопись будет для нее наилучшим амулетом. Без нее им бумаг не видать как собственных ушей. Администраторша-цербер нипочем не отдаст «без санкции». Не станут же они, в самом деле, устраивать налет на гостиницу? Хотя с них станется. Нужно будет на всякий случай предупредить старлея.
Савельев вышел из ворот кремля на площадь, мощенную большими каменными плитами. Его взгляд невольно остановился на древнем величественном соборе, одиноко высящемся посреди площади.
Что-то екнуло внутри, и неведомая сила потянула Вадима к храму.
Как и многие люди его возраста и воспитания, он не был религиозен и почти никогда не испытывал тяги к вере. И даже крестика не носил, не в пример большинству из своих коллег. Чему быть, того не миновать, а кусочком металла на цепочке от пули или ножа не заслониться (хотя говорят, такое бывает).
Но сейчас сыщику как никогда захотелось оказаться под этими увенчанными крестом сводами. Не оттого ли, что думал не о своей голове, а о той, что стала ему намного дороже собственной?
Изнутри собор оказался еще более древним, чем снаружи. Фрески потемнели от времени и кое-где были почти не видны. Две стены закрывали леса – шли реставрационные работы. Но служба не прекращалась. Сиял золотом деревянный резной иконостас, пахло воском и ладаном.
Майор и себе купил три тонких коричневых свечи, но принялся нерешительно топтаться на месте, совершенно не зная, куда и кому их ставить.
Воткнул одну в огромный многосвечник, стоящий перед иконой Богоматери. Другую приладил перед образом Варвары-великомученицы. Помощь небесной покровительницы пропавшей девушке уж верно не помешает.
А потом стал шататься среди суровых и благостных мужских и женских ликов, чтобы просто приткнуть оставшуюся свечку куда попало.
И вдруг глаза его остановились на странном для христианского храма изображении. Человеческая фигура в воинском доспехе, на широких плечах – алый плащ. И… собачья голова с сияющим вокруг нее золотым нимбом.
Это еще что за чудо-юдо заморское? Какой шутник намалевал среди сонма великомучеников египетского бога Анубиса? Не иначе штучки коммунистических времен. Опоганили церковь в целях атеистической пропаганды? Так вроде бы нет. Краски столь же стары, что и на соседних фресках.
Повертел головой туда-сюда и наткнулся на внимательный взгляд из-под темного платочка. Сухонькая старушка отчего-то непрестанно косилась на сыщика.
– Это кто? – стыдясь своего невежества, поинтересовался у нее Савельев, кивнув головой в сторону Песиголовца.
– Святой мученик Христофор, защищающий странствующих и отводящий внезапную смерть, – тихонько молвила бабка.
– А чего он… Ну такой?
– Звероликий? По своей собственной воле, детка. Был он очень красивым юношей, привлекавшим сердца многих дев. Вот и взмолился к Господу, чтоб тот дал ему уродливое обличье, дабы избежать искушений плотских… А еще он на своих плечах самого Христа носил. Оттого и Христофором зовется.
Майор понимающе кивнул. Да и прилепил последнюю свечечку у образа.
Старушка с облегчением вздохнула и снова перекрестилась.
– Ты-то мне, сынок, видать, и нужон.
Он с удивлением взглянул на бабулю. Вот, сейчас начнет деньги канючить. Можно и дать. Не жалко и стольника за содержательный рассказ. Всего-то и дел, что пол-литра водки.
Уже и в карман полез за бумажником, однако женщина мягко положила свою сухую ручку на его запястье и покачала головой.
– Не денег прошу, а выслушать. Не потерял ли ты кого?
– А вы откуда… – отшатнулся Вадим.
– Девушку? – утвердительно кивнула бабка.
– Да.
– Тогда точно ты. Так вот, сынок. Явился мне сегодня ночью он, – кивок в сторону стены с псоглавым. – Да так явственно, будто вот тебя сейчас вижу. И велел идти нынче в храм и тому, кто поставит свечу перед его образом, сказать: в таком-то доме находится им потерянная… И дом тот мне показал…
Савельев не хотел верить своим ушам. Что за чертовщина творится? И где? В святом, можно сказать, месте!
И, однако, при всем своем скептицизме он не спешил уходить, а жадно слушал, как словно впавшая в священный транс бабушка подробнейшим образом описывает узилище, в котором якобы заточена Варвара.
– Вас кто-то специально подучил сказать мне все это? – официальным, «ментовским» тоном осведомился он, когда старуха закончила сказки сказывать.
– Господь с тобой! – принялась открещиваться от него богомолка. – Кто ж такими делами шутит?!
И столько неподдельного изумления было в ее голосе, что Вадиму разом стало не по себе.
– Извини, мать. Я сейчас в таком состоянии, что любого готов на куски порвать.
– Знамо дело, сынок. Знамо дело.
– Спасибо вам на добром слове. – Майор почувствовал, что у него зачесался нос – верный признак волнения. – Постараюсь проверить ваши… э-э… показания.
– Только не мешкай, милый. Времени почитай что и нету…
– Да-да, конечно…
Глава 9
КТО ТВЕРДЫЕ ВРАТА ЛБОМ МЯГКИМ ОТВОРЯЕТ
В-да, зима 1758 г.
Слишком гладкого приземления не получилось.
Знамо дело. Ежели б они частенько упражнялись этак-то в полетах на снежных ядрах, пущенных из катапульты, то, может, все и прошло бы без сучка и задоринки. А так Иван подвернул ногу, а барон ушиб руку и пребольно треснулся лбом о какой-то столбик, торчавший из снега.