Черри Кэролайн. Ангел с мечом

   Она вспомнила светлое тело, кувыркающееся в темноте.
   И под солнцем в воде порта, когда взлетающие вверх брызги воды в солнечном свете казались стеклянными жемчужинами.
   Она вспомнила, каким элегантным он стоял в свете лампы у Галландри, в красно-коричневом бархате и кружевах, с мечом на боку.
   Она, наконец, повернулась, когда услышала звук прогнувшихся пружин кровати. Мондрагон поставил свой стакан на стол и встал, чтобы откинуть одеяло на своей половине кровати.
   Он снял банный халат, лег в постель и натянул одеяло до подбородка, предоставив Альтаир гасить свет.
   Она еще раз набрала полный рот бренди и проглотила. Глазам опять стало больно. От Мондрагона ни слова, ни движения.
   Альтаир выпила еще полстакана, потом сняла пуловер, достала из кармана оставшийся сол и сунула его в башмак, который поставила возле кровати. Расстегнула штаны и пинком отшвырнула их.
   Она зажгла ночной фитиль рядом с лампой, задула главный свет и легла на свою половину кровати.
   Через мгновение она передвинулась к нему чуть поближе. Потом еще чуть-чуть, пока их тела не коснулись друг друга. Его мышцы все еще были напряженными, когда она положила на него руку.
   Она вздохнула, лежала и терпела боль, внутреннюю и внешнюю, пока на нее не опустился сон, пока Мондрагон, возможно, сам уже засыпая, не повернулся и не положил на нее руку. Уже лучше. Она тяжело вздохнула и пошевелилась. Некоторое время им понадобилось, чтобы улечься поудобнее, так как они постоянно вздрагивали — она из-за своих израненных рук, а он из-за своей израненной спины, пока Альтаир, наконец, не нашла уютное положение; ее голова пульсировала в тупом, темном тумане, который все больше превращался в ночь.
   — Ты лежала на мне, — сказал Мондрагон ей в ухо, когда она снова пришла в себя, и она что-то пробормотала в ответ и пошевелила ноющими мышцами и уже почти уснула снова, как вдруг его руки затрясли ее, будя.
   — Проклятье! — сказала она, вспомнив, что не хотела с ним разговаривать. А потом вспомнила, что она уже делала это в полночь; она была совсем сбита с толку. У Моги. Кусок золота в носке ее башмака, а лодки нет, и она сама второй раз за один день лежит с любовником в неподвижной комнате на берегу. — Проклятье!
   — Что-то не так?
   — Что не так? — Она подумала над этим и засмеялась. Смех в это неподходящее время прозвучал еще безумнее. — Что не так? — Она похватала ртом воздух. И начала смеяться снова, пока не стало больно, пока не стала задыхаться, и ее глаза не наполнились слезами. — Проклятье, они хотят нас убить!
   — Джонс?
   — Не так, — вот и все, что она сумела выдавить из-за продолжающегося истерического, свистящего хрипа. Потом ему удалось успокоить ее, и она лежала, чувствуя боль в ребрах и в животе. — О, небо, небо!
   Они крепко прижались друг к другу. Как два утопленника, которые опускались на дно. Вниз, в темное-темное ничто.
   — Джонс, — пробормотал он. — Джонс, с тобой все в порядке?
   — Не… не заставляй меня опять смеяться.
   — Я и не заставляю, совсем не заставляю. — Его ладони рассеянно бродили по ее телу.
   Она то же самое делала с ним. Какое-то время. Потом порыв ее прошел, и она спокойно лежала в его руках.
   — Джонс, — сказал он и потряс ее, — ты не спишь?
   — Умгу, — сказала она. И ее мысли вернулись опять в порт. К пробуждению на палубе своей лодки. На миг она поверила, будто комната шевелится. Потом вспомнила другую комнату в свете ламп, латунную ванну.
   Мондрагона со стаканом в руке. Вино, красное, как кровь. Мондрагон с лицом в тени, пьет, о чем-то глубоко задумавшись, погруженный в мысли. Там он казался старше. Глубже и темнее. Старым, как грех и ложь. На краю сна она дала уйти этому чувству, и прищурилась в лицо этого чужака, в лицо Мондрагона, волосы которого в свете ночника казались похожими на огонь. Сердце Альтаир ненадолго забилось, когда она проснулась в приступе паники.
   Проклятье, кто он? Что он? Что я делаю с ним в постели?
   Что я о нем знаю?
   — О чем ты думаешь? — осведомился он.
   — Не знаю. — Ее сердце все еще колотилось в панике, в кошмаре. — А ты?
   Он откинул ей волосы за уши и повторял это движение, пока они, наконец, не остались там. Не ответил. Молчание колотилось в ее груди, болезненное, как горе и страх.
   — Да ты вся дрожишь, Джонс. Тебе плохо?
   — Хорошо.
   Он притянул ее к себе и уткнулся лицом возле ее уха.
   Она задрожала еще сильнее.
   Проклятье. Мы никогда не бываем одновременно в одинаковом настроении.
   Вид Мондрагона, как он в утреннем свете ползет по палубе ее лодки. Сзади.
   Он хочет только, чтобы я доставила его к друзьям. Считает, что ради этого должен спать со мной. Считает это ценой.
   Мужчина с продажной женщиной. Иди, будь нежен, я дам тебе это.
   Что заплатит мужчина за свою жизнь?
   — Ты не обязан.
   — Что?
   — Быть со мной нежным. Не обязан, если не хочешь. Произошла заминка.
   — Разве я когда-нибудь утверждал, что не хочу?
   — Не знаю. Иногда мне так кажется.
   — Джонс… я…
   — На лодке. В порту. Ты отворачивался, как будто я ядовитая.
   — Ничего подобного.
   — Да, да! — Она откинула голову назад и уставилась в упор ему в лицо. — Ты пытаешься заставить меня делать определенные вещи, доставлять тебя туда и сюда, но ты вовсе не обязан этого делать.
   — Господи боже мой, Джонс, я пытался не впутывать тебя! Что мне было еще делать? — Слова вылетали и умирали. Мондрагон лежал, и на лице его были видны растерянность и боль. — Об этом я даже не думал.
   В Альтаир разлилось теплое чувство. Напряжение растворилось в приятном довольстве.
   Прекрасно, я его сбила с толку. Небо, он куда нежнее, чем все остальные мужчины, которых я знала. Намного нежнее, чем эти парни с мостов с их грязными словечками.
   За него бы я поборолась, в самом деле.
   Она лениво улыбнулась. Взяла локон его волос и намотала на палец. Придвинулась к нему поближе, чтобы можно было только шептать.
   — Чертовски хорошо, что ты разбудил меня. Спать дальше было бы нехорошо. Настало время тебе послушать меня, правда? Из-за тебя я потеряла свою лодку. Как только я ее верну, нам нужно будет кое о чем подумать.
   — Я уже пытался кое о чем подумать. — Его голос был лишь очень тихим шепотом. — Джонс, мне нужно в Верхний город. У меня там связи. Не спрашивай, что или почему.
   — А я спрошу. Если хочешь, чтобы я нашла туда дорогу, я должна знать альтернативы. В какие дела ты впутался? Кто эти сумасшедшие?
   Он некоторое время молчал.
   — Меч Бога.
   Когда она услышала это, ее сердце сделало скачок и заработало с натугой. Она повернулась на локтях и склонилась к его уху, чтобы можно было шептать совсем тихо.
   — Проклятье, кто ты?
   — Лучше пусть останется, как было.
   — А что делать мне?
   Он долго и задумчиво таращился на нее. Мигнул один раз, другой.
   — У тебя адвентистское имя, Альтаир.
   — И у моей матери тоже. Это не значит, что мы принадлежим к Мечу Бога. Проклятье, ничего подобного в Меровингене нет!
   — Уже есть.
   — Ты с ума сошел!
   — Это правда.
   Она повернулась на спину и уставилась в потолок, на игру теней от ночника на балках и пыли.
   Меч Бога. Воинствующие безумцы, которые поставили перед собой цель устранить нечистоту, да, даже самих шарров, если вдруг они попадут им в руки. Они ускоряли приближение Судного Дня убийствами и Бог знает чем еще.
   Ангел на мосту, ты стоишь там уже так долго, и не имеешь ничего общего с этими сумасшедшими. Твой меч — это не их меч.
   — Я предупреждал, — прошептал ей в ухо Мондрагон, — что лучше бы тебе не знать этого.
   Никакого ответа.
   — Ну, они не на многое годятся, — сказала она на это, чтобы прогнать из горла холод. — Они не на многое годятся. Если я захотела кого-нибудь убить, я бы удостоверилась, что он на самом деле мертв, прежде чем сбрасывать его с моста.
   — В случае, если бы эти люди были из Меча Бога. — Он рассеянно положил ладонь ей на живот. — Скажем, я выбрал неверный путь.
   — Ну да, почему… почему, Бога ради, они тебя раздели?
   — Это должно было быть для меня наукой, если я выживу, а если нет, чтобы меня не смогли узнать. Кроме тех, кто и без того знал.
   — Почему?
   Он долго молчал.
   — Скажем, я не обратил внимания на предупреждение.
   — Если они были не из Меча Бога, то кто же тогда?
   — Предупреждение было выражено завуалировано. Меч определенно не единственная проблема в этом городе.
   — Кто же еще?
   — Я рассказал достаточно.
   — Нет. Ты даже еще не начал. Что ты им сделал, что они так разыскивают тебя?
   Он тыльной стороной пальцев провел по ее щеке.
   — Не спрашивай больше, Джонс. Она застыла.
   — Нет. — Он крепко схватил ее за плечи. — Нет, Джонс, не смотри на меня так!
   — Кто ты, Бога ради? Джейнист? Шаррист?
   Он мгновение помолчал. Его пальцы медленно расслабились, потом снова напряглись, но уже не так сильно.
   — Когда-то я принадлежал Мечу. — Его рот превратился в тонкую линию, а глаза сверкнули и беспокойно заметались. — Я покинул их.
   — Ты из Нев Хеттека?
   — Я так говорю?
   — Не знаю. Никогда не была знакома ни с кем из Нев Хеттека. Но ты не с Соколиных островов, не чат и не меровингенец.
   — Тебе не нужно этого знать. Ты уже понимаешь, почему я не хотел иметь тебя рядом с собой. Меч может заполучить тебя в свои руки, зажать в каком-нибудь тихом уголке… понимаешь? Они не любят публики. Даже на севере. Они здесь, и за ними стоят деньги. Полиция об этом знает.
   — И не останавливает их?
   — Она их не остановит. Я не обратил внимания на предупреждение. Я остался. Это была дружественная группа, которая бросила меня с моста.
   — Дружественная!
   — Это не должно было быть убийством. Это было задумано только как второе предупреждение. Потому что я был здесь. Теперь арестованы Галландри. Поняла, откуда я хотел уйти?
   — Нет. — Она отчаянно покачала головой. — Ты считаешь… полиция? Полиция…
   — …оказывает давление. Синьори пытается нагнать страху на Галландри. Меч нанес удар Бореги и Мальвино. Они не были уверены, был ли я на этой барже. Они охотились за мной. Теперь убиты люди, Джонс, это была полиция, это она сбросила меня с моста.
   — Небо!
   — Губернатору не хочется шума. Он не хочет, чтобы я был здесь, в Меровингене. Он боится Меча; боится Ревентатистской Академии; боится собственной полиции, так как не знает, кем все это куплено. И он боится денег, которыми можно купить убийства. Больше всего он боится того, что может сделать Нев Хеттек, и восстания. Он больной человек, его наследники хватают друг друга за глотки… ему не хочется навлекать на себя никаких внешних неприятностей.
   Альтаир набрала воздуху и посмотрела в потолок, на тени, которые отбрасывала на него лампа. Меч Бога; адвентисты-безумцы. Воинствующие. Тайные убийцы.
   Мондрагон, который действовал лодочным багром с возрастающей ловкостью…
   Мондрагон с рапирой на боку, там, на лестнице у Галландри…
   Он тихо лежал рядом с ней, сцепив свои пальцы с ее. Лежал тихо, как она.
   Дура, услышала она голос матери. Проклятье, Альтаир, ты слишком далеко зашла. Меч Бога! Убийцы! Много нечистот плывет вниз по Дету. Никогда не удивляйся ничему, что бы ни появилось в этом городе, но ведь совсем не обязательно сразу же совать туда пальцы, правда?
   Она повернулась и приложила рот к уху Мондрагона.
   — Мондрагон, а что ты тут делаешь? Откуда ты? Последовало долгое молчание. Потом он немного выпрямился и оперся одной рукой с другого бока от нее, прикрыв собой свет. Его дыхание шевелило ее волосы.
   — Не пользуйся этим именем. Я не должен был тебе его говорить, ни в коем случае. Я был немного не в себе.
   — Я тоже. — Она повернула голову, и рот скользнул по рту, вяло, далеко от того неистовства, которое царило там. Прошлое тепло. Солнце на коже, на воде. Мондрагон опустил голову на ее плечо и погладил ее бока.
   — Слишком устало, Джонс. Слишком устало.
   — Что мне делать? — пробормотала она. Ее сознание расплывалось, частично погружалось в сон. Огненная стена пролилась на мысли Альтаир; берег канала и пустынные передние части зданий зашевелились и задвигались, освещенные огнем и оранжевым светом, отбрасываемым от старых стен и пыльных окон; Верхний Меровинген возвышался надо всем этим своей сетью мостов, деревянный и уязвимый.
   Золотой ангел стоял на своем мосту, в свете пожара его волосы превращались в золотую проволоку, в солнечный свет, в бледную светлость Мондрагона. Рука, державшая рукоять меча, была живой, была рукой Мондрагона, вплоть до узких костей и выпирающих жил, несмотря на тот факт, что они были золотыми. Она сжалась, и меч дюйм за дюймом выдвигался из ножен.
   Меч Бога.
   Она не могла видеть лица. Иначе бы оно лишило ее разума.
   Пока не делай этого, попросил ее Ангел; и она боролась со сном. Она поставила Мондрагона рядом с собой на мост, так чтобы могла разглядеть, что это лицо было не его лицом. Она опять призывала ночь и успокаивала реку. Ангел блестел и одновременно не блестел, так как никто больше в городе не мог бы видеть его таким: Он всегда был живым, только жил медленнее, и он использовал время жизни человека только на один вдох. Только его мысли были быстрыми, быстрыми, как молнии; и если люди видели бы, как двигался меч, город вокруг них постарел бы на сотню лет.
   Пока не делай этого! Это была безбожная мысль для адвентиста. Ее задачей, как адвентистки, было желать приближения Судного Дня. Меч Бога требовал этого с фанатичной страстью — но обычные, маленькие адвентисты лишь надеялись, что он придет однажды, и втайне желали, чтобы это случилось попозже, если возможно, но не слишком поздно, так как мир был не особенно хорош, но и не слишком скоро, так как у Альтаир были еще кое-какие планы, а если бы Меровинген изменился, что стало бы тогда с ней и куда бы она пошла?
   Я тоже думала так, говорила ее мать, сидя в темноте на мосту, фуражка набекрень, руки обвиты вокруг колен. А потом добавила, взглянув на Мондрагона: Кто это? Он по-настоящему красив. Мне нравится его вид. Но ты должна знать, Альтаир, он не здешний.
   Перила моста снова опустели. Остались только река и темнота. Тьма сгущалась, и в ней двигались вещи.
   Что-то стукнуло.
   — Джонс, — сказало оно.

* * *

   — Джонс!
   Мир зашевелился. Альтаир почувствовала холод, загребла одной рукой воздух и нашла себя лежащей на раненом плече. Кто-то тихо стучал в дверь, и Мондрагон как раз вставал с кровати.
   Альтаир последовала его примеру — и вздрогнула, когда поставила ноги на пол. Она предупреждающе махнула Мондрагону, когда он одной рукой поднял с пола банный халат, а другой схватил рапиру.
   — Минутку! — крикнула она громко. Она подняла с пола пуловер и надела его, нашла штаны, клубком тени валявшиеся рядом со шкафом, и тоже надела. Потом вытащила из лежащего на полу пояса лодочный крюк.
   Когда она подкралась к двери, Мондрагон надел банный халат. — Кто там?
   — Али. Они нашли твою лодку и поставили у лестницы.
   Ее сердце подпрыгнуло и снова вошло в свой нормальный ритм.
   — Слава Богу!
   Она отодвинула засов и приоткрыла дверь на щелочку. Когда она увидела, что снаружи стоял Али, который держал в руке узел, она отворила ее шире.
   — Сколько времени?
   — Около половины первого. — Али сунул ей в руку узел. — Его одежда. Все вычищено. Моги хотел бы, чтобы ты увела лодку. За ней присматривает мальчик, но он же не может с тобой ровняться.
   — Небо, где они ее нашли? Как ее привели сюда?
   — Дэл Сулейман притащил, а теперь хочет, чтобы ты доставила его обратно. И Моги желает, чтобы лодка исчезла отсюда…
   — Я уже иду, уже иду. — Она потерла свободной рукой глаза и закрыла дверь плечом, потом пошла к кровати, чтобы вытряхнуть одежду. Мондрагон подошел и взял ее под руку. Альтаир подняла свой пояс, опять сунула крюк на место, снова потерла глаза, чтобы яснее видеть, и увидела, как Мондрагон застегивает брюки. Она застегнула свой пояс.
   — Ты можешь снова ложиться, — сказала она, — и немного поспать. Я точно не знаю, сколько времени, но я должна увезти назад Дэла. — Ее разум снова проснулся. — Дай мне немного разменных денег. Несколько пенни. Я должна уплатить Дэлу.
   — Я пойду с тобой.
   — Я уже раз тебе говорила: ты вместе со своей светлой головой остаешься в этой комнате. Я достаточно за это заплатила. — Она отыскала свою фуражку на железной стойке кровати и нахлобучила на голову. — Не уходи отсюда никуда. Неужели еще и Дэлу я должна давать по поводу тебя объяснения? Хочешь, чтобы повсюду начали об этом болтать?
   — Мы уже добились этого. — Его лицо покраснело. — Что он может рассказать, чего еще не рассказала Минта-ка? Скажи!
   — Ты останешься здесь! Мне не нужны еще большие трудности. Оставайся здесь! Понятно?
   — Проклятье, Джонс…
   — Только дай мне денег.
   Он пошел к кровати, поднял один из стоящих рядом с ней сапог и достал из него монеты. Дал Альтаир четыре. И сделал мрачное лицо.
   — Спасибо.
   — Джонс, будь осторожна.
   — Хэй, я всю жизнь плаваю по каналам. У меня тут друзья, и Дэл один из них. Только оставайся здесь. И держи дверь закрытой!
   Альтаир вышла наружу и закрыла за собой дверь.
   — Задвинь засов! — крикнула она Мондрагону. Засов был задвинут.
   Человек, который слушается.
   Альтаир повернулась к Али и фонарю и как раз вовремя, потому что он уже спускался по лестнице. Она быстро двинулась вперед на босых ногах и в быстро качающемся свете — никаких башмаков или носков для работы на канале, ну их к предкам. Получить снова собственные доски под ноги, шелковисто-мягкие и целиком ее собственные, лучше, чем улицы города, лучше ковра Моги! Она торопливо побежала за Али и догнала его у подножия лестницы.
   Там ждал сам Моги, и свет фонаря блестел на его грубом лице и потной голове. Он засучил рукава. Из передней комнаты доносился гомон посетителей, беседы во весь голос, в которых почти тонули звуки гитары, все отфильтрованное закрытой дверью.
   — Твой друг не идет вместе с тобой?
   От Моги этот вопрос значил: «Ты намерена оставаться в этом районе? Как насчет платы?»
   — Он не идет, — сказала она. — Пригляди за ним.
   — Это кое-что тебе будет стоить, — сказал Моги. Желудок Альтаир судорожно сжался. Так-так! На час или два богата, а потом снова бедная.
   — Хэй, он вовсе не выглядит так, что доставит большие трудности. Я тебе заплатила…
   — Ты получила назад свою лодку, не правда ли? Прямо сюда доставили. Услуги обходятся дорого. Если хочешь, чтобы этот парень остался еще на день…
   — Пока я не приду и не заберу его. Потом я увезу его отсюда.
   Заплывшие жиром глаза Моги глядели как-то опечаленно.
   — У тебя есть определенная цель.
   — Это его дело. Он сдерет с меня шкуру.
   — Это было только предложение, Альтаир.
   — Я подумаю об этом.
   — Тут нужно выяснить еще несколько сумм.
   — Мы поговорим об этом, когда я вернусь. — Небо, он в своей жадности может стать опасным для Мондрагона. — Оставь его в покое, Моги! Оставь моего партнера в покое! Мы обо всем поговорим, ладно?
   Моги поводил рукой.
   — Исчезаю; твоя проклятая лодка ждет снаружи, а у меня клиенты.
   Альтаир вышла через боковую дверь в переднюю и заспешила к навесу.

ГЛАВА 7

   Лодка стояла перед лавкой подержанных товаров за лестницей Рыбного Рынка. Сонная сцена: лодка на черной воде, лодочник, дремлющий на полудеке ближайшей из четырех лодок, которые были причалены у этого угла на ночь. Но лодочник этот бодрствовал и поднял голову, когда Альтаир босиком неуверенно прошла по каменистому берегу. Али наблюдал за сценой с некоторого расстояние. Томми, мальчик из пивной, где-то здесь стоял на посту, вероятно, сидел, болтая ногами где-нибудь на самом верху моста, внимательно посматривая молодыми глазами. Альтаир воспротивилась импульсу посмотреть вверх, чтобы убедиться в этом. Томми был из людей Моги; и если Али сказал, что он тут, то он был тут, иначе Моги убил бы его.
   Томми был тут, как и Дэл Сулейман, который был поднят из глубокого сна и толкал лодку через весь город, только потому что люди Моги настоятельно порекомендовали ему сделать это. Конечно, не без платы. Моги платил. Она платила Моги. Деньги за деньги.
   Альтаир вступила на полудек, на свою собственную дорогую палубу, свой маленький мир из досок, который был всем, что она имела в этом мире.
   — Хэй, — сказала она приветственно и поправила фуражку, чтобы ее не сдуло легким бризом — поднялся небольшой ветер; чистый воздух, чистая ночь. Едва Альтаир оказалась снова на собственной лодке, как многие вещи сразу улучшились.
   — Хэй, — ответил Дэл Сулейман, держа шест обеими руками и босыми ногами упираясь в края палубы. Он встал и поджал пальцы ног — чувство канальщика для равновесия. — Хэй, чертовски проклятое время, Джонс.
   — Очень жаль. Я волновалась.
   — Люди Моги, понимаешь. Приходят туда, обыскивают весь берег…
   — Хэй, я их не посылала.
   — Как ты только дошла до того, чтобы послать отряд Моги, эх? Проклятье, приходи в следующий раз за лодкой сама.
   — Дай мне шест. Я отвезу тебя назад.
   — Не пойми меня неправильно, я не хотел делать лишней работы. Берешь правый борт?
   Небо, это было великодушно. Дэл еще и собирался помочь ей толкать лодку. Старик спешил.
   — Нет, ты можешь выкрикивать.
   Она присела и убрала боковой причальный канат. Для долгой стоянки Дэл причалился бы за нос и кормовой якорь выбросил бы (если он имелся), и он бы ни в коем случае не выбрал этот каменистый шельф; здесь можно было при отливе запросто сесть на дно, как только мимо пройдет большая баржа. (Если это в настоящий момент вообще было возможно. В случае, если сгоревшая лодка и мосты уже убраны из гавани.) Совсем не в стиле Дэла тесниться на мелких причалах и у задних дверей. Старик нервничал и проявлял это в своих движениях.
   Я не стану его упрекать. Оставить Миру одну и уплыть прочь с этими забияками. Она должна была действительно удивиться. Небо, небо, Дэл отправился с этими типами и просто оставил ее сидеть где-то у причала.
   Лодка освободилась, проскрежетав по дну. Альтаир достала багор и перешла на левую сторону, пока Дэл отталкивался. Она ударила концом лодочного багра в каменистое дно и уперлась в него, пока Дэл делал толчок.
   — Нос вправо, — сказал Дэл, и Альтаир крепко уперлась своим шестом, пока Дэл толкал своим, и нос скипа повернул в сторону моста. — Хуп. — Сигнал подъема. Альтаир приспосабливалась к ритму Дэла, так как он всегда определялся стоящим у правого борта, и продолжала толкать, и лодка скользила дальше. — Давай, — сказал Дэл, сообщая тем самым, что он со своей стороны уперся шестом в дно, и сейчас ее очередь дать лодке последний поворачивающий толчок.
   И она толкнула. Нос повернул, и скип теперь двигался точно в просвет между опорами моста.
   — Хуп, — сказала Альтаир. Дэл толкнул и поднял шест.
   — Йосс, — радостно сказала Альтаир, когда Скип скользнул в тень.
   Раньше Альтаир плавала в паре с матерью, и в ее молодых руках тогда едва-едва хватало сил, чтобы удерживать шест, не теряя равновесия.
   Лодки мне действительно не хватало. Небо, как она летит! Вот я обзавелась мужчиной, а он не умеет отличить на скипе правый борт от левого.
   Сумел бы он выучить это или нет? Да, если бы не был жителем Верхнего города.
   Меч Бога. О, небо и предки, если бы он мог все бросить и остаться на этих каналах; если бы он мог научиться…
   Если бы он не ушел…
   Если бы он больше никогда не ушел…
   Скип вылетел из тени моста Рыбного Рынка. Свет фонарей ярко блестел из окон с открытыми ставнями и открытых дверей, падал на веранду и путаницу лодок, которые были к ней причалены. Слабые звуки гитары и голоса канальщиков струились над водой и терялись во тьме.
   — Эта береговая крыса, за которой ты шла… — сказал Дэл. — Та история еще продолжается?
   Сердце Альтаир застучало сильнее, чем требовалось для работы с шестом.
   — Хэй, я потеряла мой скип и была достаточно занята поисками тебя, не правда ли?
   — Откуда ты взяла деньги, чтобы расшевелить Моги?
   — Я на него работаю. Он сделал мне приятное. Ведь для него нет проблем отправить несколько парней, как ты думаешь?
   Справа мимо них скользил пирс Вентани. Перед ними возвышался Висельный мост. С каждым толчком скип все ближе подлетал к нему. Проклятье, думай! Этот мужик любопытен. Этот мужик доставлен сюда на средства Моги, и я чертовски уверена, что он на меня обижен. Что я ему уже рассказала? Что он мог слышать? О, Боже. Минтака! Альтаир набрала воздуху и толкнулась шестом. Глубина увеличивалась, а это означало рискованное плавание с багром.
   — Проклятье, мы на течении. Пусть плывет сам.
   — Йосс, — согласился Дэл, и скип заскользил по фарватеру между двумя причалами. Дэл в свете звезд повернул к Альтаир худое, небритое лицо. — Кстати, о Моги…
   — Хэй, я не болтаю о делах Моги.
   — Этот светловолосый парень принадлежит Моги?
   — Проклятье, Дэл…
   Скип завертелся. Дэл сунул шест в воду я снова повернул лодку на нужный курс.
   — Сегодня слышал много разговоров. Много историй. Сколько мы уже знаем друг друга, а? Я помню тебя еще младенцем на руках твоей матери. Проклятье, девочка, послушай меня. Мать избила бы тебя так, что у тебя пошла бы кругом голова, если бы ты спуталась с проклятой береговой крысой.
   Лицо ее охватило жаром. Она попыталась достать багром дно, но все еще было слишком глубоко.
   — Моя мама разбиралась и в пустой болтовне. Кто говорит, что я с кем-то спуталась? Я вожу грузы для Моги.