Страница:
— Я! Я сделаю это! — закричала Минтака Фахд и замахала своим галстуком. — Во славу Господа, я сделаю это!
— А кто этот парень? — Это был старый Джесс Грей, выкрикнул из центра сборища лодок. — Кого они утащили?
— Его имя Мондрагон! — Вот тебе, Бореги, и всем твоим тайнам! — Он в бегах от дьяволов из Нев Хеттека и приехал в наш город. Мегари обделывали свои дела с Нев Хеттеком и теперь получили помощь этих чужаков; золото Нев Хеттека помогло им купить этот яд, и Нев Хеттек с Мегари — вот кто утащил Мондрагона. Вам следует интересоваться не им, а скорее тем, что натворили сегодня ночью Мегари!
— Если ты желаешь сегодня ночью заблокировать каналы, Джонс, то они будут заблокированы!
— Хорошо! — Она слетела с веранды на лестницу. Али последовал за ней и чуть не упал с перекладин. Альтаир спустилась в средний проход скипа Невелла, сопровождаемая Али, который от боли ворчал и так спотыкался, что лодка закачалась. Дети Невелла сидели с открытыми ртами и расширенными глазами, когда Альтаир вела свою окровавленную тень через средний проход.
С этого скипа они перебрались на скип Льюиса и Делакруа, потом на ее собственный. Али, хватая ртом воздух, старался не отставать. Она слышала еще чьи-то глухие шаги по средним проходам лодок, а за ними еще чьи-то, на этот раз более легкие. Какой-то мужчина темной тенью встал рядом с Али в среднем проходе ее скипа, высокий человек в рваной куртке.
— Я помогу тебе, — сказал он, и голос этот был ей чем-то знаком. Потом она снова вспомнила куртку и рваную шляпу набекрень.
Муж Мэри Джентри. Рахман Диаз. Мэри, которая потеряла своего ребенка. У нее остался один сын, а ее муж шел сейчас добровольно. Рахман пугал Альтаир, пугал ее всей кармой той давней истории.
— Проклятье, — сказала она. И еще одна фигура вскарабкалась рядом с ней на борт, тень с веретенообразными конечностями и жесткими волосами, которые развевались на ветру. — Кто там еще? Кто это? Томми? Проклятье, проваливай отсюда!
— Я пойду с вами, — упрямо сказал Томми своим высоким мальчишеским голосом. — Я не боюсь.
— Он не боится! — Она заторопилась мимо своего отряда на полудек. — Не боится! Проклятье! Рахман, дерни веревку!
Рахман пошел к носовому концу. Али проковылял, согнувшись, к краю палубы и уселся там, положив одну руку на палубу, другой поддерживая живот.
— Джонс, Джонс, клянусь тебе! Я никогда не думал никого убивать, Джонс!
— Да, конечно. — Она вытащила шест, а Рахман тоже взял поднял из среднего прохода багор, а Томми нервно дрожал от нетерпения. — Ты идешь с нами или остаешься? — крича, спросила она. — Сойди с носа, проклятье; ты можешь сойти хотя бы за балласт!
— Джонс, — сказал Али. — Джонс, в их доме целый лабиринт, у них масса дверей…
— И ты хочешь сейчас рассказать мне это? — Она толкнула шестом свой скип мимо скипа Дэла. — Присматривай за ним, Мира!
Мира растерянно подняла руку и махнула, и это было все.
Минтака Фахд помахала шарфом.
— Хооо! — крикнула она сзади. — Хооо, вы там!
— Хооо-оо! — присоединились десятки ртов. Альтаир не стала смотреть в лицо Мэри Джентри.
— Тебе нужно держать на юг, — запинаясь, сказал Али; изо рта вместе со словами шла кровь. — Джонс, они не пользуются большими лодками; они вывозят свои грузы через Причальные ворота…
— Рахман, йей! — Она предоставила толкать лодку Рахману, вытащила из воды шест и присела, где стояла, напрягая пальцы ног на палубе. Ее тень упала на лицо Али, прикрыв его от фонарей Моги. — Хочешь рассказать правду, проклятый живодер? Где?
— Правда, все правда! Причальные ворота. Они все вывозят через них.
— Ты проклятый слизняк, как я могу тебе верить?
— Я не вру, я не вру, Джонс, клянусь тебе! Это Причальные ворота! У них есть речные контрабандисты, они подходят прямо вверх к Мертвому Причалу, Джонс, я слышал, как они рассказывали об этом! Моги однажды передал мне ту бедную старую свинью, чтобы выбросить его в гавани… Он умолял меня, он умолял меня, Джонс, он не хотел закончить жизнь в воде! Я не убийца. Я его продал. Он был первым. Разве это не лучше? Они хотели этого, Джонс, они хотели этого… Я никогда никого не топил в гавани. Мегари тоже их не убивают. Они…
— …только продают их. У тебя мораль паразита, Али! Сколько ты получал за каждого?
— Они хотели рассказать об этом! Они хотели выдать меня, если я этого не сделаю, Джонс; все должно было быть совсем не так…
— Тут я поспорю. — Она встала и посмотрела на бледное лицо Томми и его круглые глаза.
Сообщник? Или ему можно верить?
Она снова вытащила шест и погнала лодку.
— Сначала к Мегари. Посмотрим на них. Выясним, чем нам придется заняться.
— Джонс! — запротестовал Али.
— А ты заткнись.
Рахман только толкался багром, не говоря ни слова.
ГЛАВА 9
— А кто этот парень? — Это был старый Джесс Грей, выкрикнул из центра сборища лодок. — Кого они утащили?
— Его имя Мондрагон! — Вот тебе, Бореги, и всем твоим тайнам! — Он в бегах от дьяволов из Нев Хеттека и приехал в наш город. Мегари обделывали свои дела с Нев Хеттеком и теперь получили помощь этих чужаков; золото Нев Хеттека помогло им купить этот яд, и Нев Хеттек с Мегари — вот кто утащил Мондрагона. Вам следует интересоваться не им, а скорее тем, что натворили сегодня ночью Мегари!
— Если ты желаешь сегодня ночью заблокировать каналы, Джонс, то они будут заблокированы!
— Хорошо! — Она слетела с веранды на лестницу. Али последовал за ней и чуть не упал с перекладин. Альтаир спустилась в средний проход скипа Невелла, сопровождаемая Али, который от боли ворчал и так спотыкался, что лодка закачалась. Дети Невелла сидели с открытыми ртами и расширенными глазами, когда Альтаир вела свою окровавленную тень через средний проход.
С этого скипа они перебрались на скип Льюиса и Делакруа, потом на ее собственный. Али, хватая ртом воздух, старался не отставать. Она слышала еще чьи-то глухие шаги по средним проходам лодок, а за ними еще чьи-то, на этот раз более легкие. Какой-то мужчина темной тенью встал рядом с Али в среднем проходе ее скипа, высокий человек в рваной куртке.
— Я помогу тебе, — сказал он, и голос этот был ей чем-то знаком. Потом она снова вспомнила куртку и рваную шляпу набекрень.
Муж Мэри Джентри. Рахман Диаз. Мэри, которая потеряла своего ребенка. У нее остался один сын, а ее муж шел сейчас добровольно. Рахман пугал Альтаир, пугал ее всей кармой той давней истории.
— Проклятье, — сказала она. И еще одна фигура вскарабкалась рядом с ней на борт, тень с веретенообразными конечностями и жесткими волосами, которые развевались на ветру. — Кто там еще? Кто это? Томми? Проклятье, проваливай отсюда!
— Я пойду с вами, — упрямо сказал Томми своим высоким мальчишеским голосом. — Я не боюсь.
— Он не боится! — Она заторопилась мимо своего отряда на полудек. — Не боится! Проклятье! Рахман, дерни веревку!
Рахман пошел к носовому концу. Али проковылял, согнувшись, к краю палубы и уселся там, положив одну руку на палубу, другой поддерживая живот.
— Джонс, Джонс, клянусь тебе! Я никогда не думал никого убивать, Джонс!
— Да, конечно. — Она вытащила шест, а Рахман тоже взял поднял из среднего прохода багор, а Томми нервно дрожал от нетерпения. — Ты идешь с нами или остаешься? — крича, спросила она. — Сойди с носа, проклятье; ты можешь сойти хотя бы за балласт!
— Джонс, — сказал Али. — Джонс, в их доме целый лабиринт, у них масса дверей…
— И ты хочешь сейчас рассказать мне это? — Она толкнула шестом свой скип мимо скипа Дэла. — Присматривай за ним, Мира!
Мира растерянно подняла руку и махнула, и это было все.
Минтака Фахд помахала шарфом.
— Хооо! — крикнула она сзади. — Хооо, вы там!
— Хооо-оо! — присоединились десятки ртов. Альтаир не стала смотреть в лицо Мэри Джентри.
— Тебе нужно держать на юг, — запинаясь, сказал Али; изо рта вместе со словами шла кровь. — Джонс, они не пользуются большими лодками; они вывозят свои грузы через Причальные ворота…
— Рахман, йей! — Она предоставила толкать лодку Рахману, вытащила из воды шест и присела, где стояла, напрягая пальцы ног на палубе. Ее тень упала на лицо Али, прикрыв его от фонарей Моги. — Хочешь рассказать правду, проклятый живодер? Где?
— Правда, все правда! Причальные ворота. Они все вывозят через них.
— Ты проклятый слизняк, как я могу тебе верить?
— Я не вру, я не вру, Джонс, клянусь тебе! Это Причальные ворота! У них есть речные контрабандисты, они подходят прямо вверх к Мертвому Причалу, Джонс, я слышал, как они рассказывали об этом! Моги однажды передал мне ту бедную старую свинью, чтобы выбросить его в гавани… Он умолял меня, он умолял меня, Джонс, он не хотел закончить жизнь в воде! Я не убийца. Я его продал. Он был первым. Разве это не лучше? Они хотели этого, Джонс, они хотели этого… Я никогда никого не топил в гавани. Мегари тоже их не убивают. Они…
— …только продают их. У тебя мораль паразита, Али! Сколько ты получал за каждого?
— Они хотели рассказать об этом! Они хотели выдать меня, если я этого не сделаю, Джонс; все должно было быть совсем не так…
— Тут я поспорю. — Она встала и посмотрела на бледное лицо Томми и его круглые глаза.
Сообщник? Или ему можно верить?
Она снова вытащила шест и погнала лодку.
— Сначала к Мегари. Посмотрим на них. Выясним, чем нам придется заняться.
— Джонс! — запротестовал Али.
— А ты заткнись.
Рахман только толкался багром, не говоря ни слова.
ГЛАВА 9
С Рахманом в два шеста вести скип было легко. Больше не было никакой паники, только ритмичное движение воды, как в любой другой ночной поездке по Нижнему Меровингену. Альтаир толкала лодку уверенно и спокойно, предоставляя Рахману большую часть собственно работы.
Этот мужчина еще не ездил сегодня ночью с одного конца города на другой. Небо, сколько у нас еще времени? Вскоре после наступления темноты я была у Джоба; когда я вернулась от Бореги, миновала полночь, будь проклято его трусливое сердце!
Ну, тогда у нас еще три-четыре часа до рассвета. И еще примерно два часа, пока прилив позволит лодкам пройти через эти ворота.
Если они не собираются покинуть город еще сегодня ночью.
Они вынуждены сделать это. Дьявольски слишком много людей охотятся за Мондрагоном. До Меча дойдут слухи об этом собрании перед домом Моги — они заметят это, если при попытке куда-нибудь выбраться обнаружат каналы блокированными. А какое отношение ко всей этой истории имеют Мегари? Они боятся, вот что! Мегари устроил себе трудности, ему выкрутили руки его теперешние друзья…
За этим скрывается Меч. Больше некому. Я должна освободить Мондрагона, я должна быть готова, если наши люди перекроют каналы. Тогда нужно быть готовым сделать что-то, а до той поры как следует поразмыслить над этим!
Я должна вытащить его оттуда, пока они не заметили, что сидят в ловушке.
Должна вывезти его из Меровингена.
Должна подыскать ему корабль, который выходит в море.
Должна вытащить его отсюда. Навсегда.
Не должна его больше никогда видеть.
Что же мне еще остается делать?
Она резко толкалась шестом, пока руки не заболели еще сильней, а боль внутри не стихла.
Ты дура, Джонс. Ведь завтра еще недосягаемо, ты так не думаешь? Выглядит не очень хорошо, верно?
Так что не думай больше об этом.
Мама, мама, разве этой ночью тебя тут нет? Я не в упрек тебе. Прекрасный сюрприз то, что я тут натворила. Неудивительно, что ты не слишком гордишься мною.
Дорога свернула в старый Большой Канал, под лабиринтом моста, который перекрывал бывший проезд к старому порту, еще плотнее сгустились тени.
Где-то позади них двигались лодки. Скипы и лодки с шестами, которые стояли тут у берегов, были ничтожны числом и широко рассеяны, простые тени вдоль границ зданий. Старые люди. Незаинтересованные. Изолированные.
Те, что слишком глубоко увязли в темных делах, чтобы общаться с честными канальщиками.
А эти честные канальщики там у Моги торопились, по их понятиям, изо всех сил и только пытались сначала выяснить, какая лодка на какое место собиралась отправиться. Альтаир могла себе представить, сколько это будет длиться. А потом каналы и приливные ворота будут перекрыты. Примерно через час, если организуется и выберет свою позицию достаточно много людей. Если они уговорили достаточно толстолобых водяных крыс, которые никогда не бывали у Моги, принять участие в блокаде Мегари, и если выяснили, кто перекроет такие места, где можно ожидать перестрелки.
Еще больше разговоров и еще больше промедления.
— Сворачиваем к фактории, — приказала Альтаир Рахману и повернула нос лодки. Скип влетел в водоворот в затоне Большого Канала; в дополнение его схватил порыв ветра. Он начал вращаться, но их большой опыт использовал это вращение для поворота, и шест Альтаир оказался внизу в то самое мгновение, когда это было нужно. Потом работу с шестом снова взял на себя Рахман, не тратя времени на слова, он вообще ни разу не дал ни одного совета с тех самых пор, как вступил на борт скипа.
Рахман вообще почти никогда не говорил. Он ничего не говорил все эти годы с тех пор, как я вытащила со дна Дета его и Мэри ребенка, после того как он сам вынырнул с пустыми руками.
Тогда он уже точно знал, что ребенок так и так мертв, даже если пока еще жив. Мама знала это, и он тоже знал; он стоял и не вымолвил ни слова благодарности. И теперь он ничего не говорит. Неужели знает что-то, о чем я не имею никакого представления?
Боже мой, он же ревентатист! Я возложила на него карму, когда вытащила наверх ребенка! Я возложила карму на душу этого мертвого ребенка, на них всех, Рахмана и Мэри, и Джеви, а Рахман не хотел, чтобы я была убитой, пока он не оплатит этот долг; он должен спасти души своей семьи от того, что я сделала, когда спасала ребенка, или они не смогут освободиться от этого мира, пока не возродятся здесь снова вместе со мной и полностью мне не отплатят. Его толкают мысли о следующей жизни. Боже и предки, у меня с собой еще и самоубийца!
Томми… просто глуп, что бы ни побудило его отправиться с нами. А вот я знаю, почему я взяла с собой Али.
Самоубийца, дурак и предатель.
Они проехали мимо острова Мендеза и к Файфу, где крысы убегали по узкому карнизу и, видя проплывающий скип, повизгивали и пищали. Кошка нежилась в звездном свете вокруг угла Мендеза, глубокая тень, точно как те жертвы, за которыми она отправилась.
— Хэй, да у нас тут какой-то маркировочный знак, — прошептала Альтаир, когда разглядела стоящие у разваливающегося угла Ульгера опоры. — Давай!
— Йей, — согласился Рахман. — Внимание, багор. — Нос повернулся под его сильным толчком.
— Внимание, впереди. — Альтаир взмахнула шестом над головой Али в среднем проходе и тут же присела, предоставив багорщику зацепиться за кольцо, которое было ближе всего к маркирующему знаку. Она оглядела замшелую старую стойку, присмотрелась сквозь темноту к канатам, одновременно завязывая вспомогательные узлы вокруг кольца.
— Дерьмовое место, — сказала она, увидев, какой покрасневшей и пропитанной солью была верхняя веревка. — Уровень воды изменился, а они не переставляли эту штуку уже лет десять.
— Давайте скорее внутрь, — сказал Рахман. — Прилив растет; и морской ветер тоже усиливается.
— Это узнают и контрабандисты, — сказала Альтаир, присела и уперлась костяшками пальцев. Ветер становился штормовым. Потом что-то страшно зашумело и загрохотало. Взрыв? На мгновение показалось, что это ветер обманывает слух. И все равно Альтаир инстинктивно посмотрела на небо — и тут загремело снова. — О, Боже, да это гром!
— Кажется, будто там что-то спускается, — твердо заявил Рахман, который тоже присел рядом с ней.
По-прежнему нельзя было разглядеть ничего. Звезды светили все так же ярко и чисто над черными формами островов. Альтаир представила шторм с моря, накатывающуюся черную стену, молнии, которые обычно несут с собой такие штормы. Сначала затишье, а потом ветер, ветер…
Снова загрохотал гром — далекий и одновременно ужасно близкий.
— Они ведь тоже его слышат! О, Боже, эта приближающаяся лодка… Они ведь тоже ее видят и подойдут ближе…
— Или выбегут.
— За это не могу ручаться. О, Боже, это у нас появятся проблемы! На нас обрушится море, а они там, у Моги, все еще не организовались… знаю, что не организовались…
— Они тоже слышат гром, — сказал Томми. — Они тоже слышат его, Джонс.
— Так же, как проклятые работорговцы. Они отправятся пораньше, пока еще будет темно. Бог знает, кто сейчас будет в пути. Мы должны отправляться, у нас нет времени тут околачиваться.
Рахман хрюкнул, пожал могучими плечами и сплюнул в воду.
— Йей. Карма.
Самоубийство. Снова прогремел гром.
— Проклятье… — Она направила взгляд на курчавую тень перед собой, потом перехватила шест и ткнула им, чтобы эта тень посмотрела на нее. — Али, какой дорогой они отправятся? По проходу Мегари?
— Не знаю.
Она толкнула его сильнее.
— Али, я думала, ты будешь помогать.
— Я не вру!
— Ну, ты и не помогаешь.
— Тот причал на юге. Рядом с проходом.
— Я знаю его.
— Старые грузовые ворота, небольшой скат. — Дыхание Али выходило с хрипом и прерывалось. Где-то на ветру хлопнула доска. — Я подводил лодку Моги всегда прямо к скату. Стучал в дверь. Они выходили и забирали… забирали товар.
— Значит, все происходило так?
— Джонс. — Он выпрямился, привалился к краю палубы. — Боже мой, Джонс, этим способом тебе внутрь не попасть! У тебя не выйдет; они всех нас убьют!
— Они не убьют нас, а продадут вверх по реке, правда? Рахман, мне придется вот этому нашему другу задать несколько вопросов. Наполнишь бак? В среднем проходе полная канистра.
— Я помогу, — вызвался Томми шепотом, который был слишком звучным.
— Говори тише, — потребовала Альтаир. — Ты должен учиться говорить тихо. — Ретрибуция тоже все время говорила ей это на приливных каналах, внушала говорить тихо, драла за уши, если она забывала об этом…
…Направляла меня на темные пути, мама. Я думала, всякий в них разбирается.
— А теперь к нашим делам, Али, — сказала она своим нежнейшим, тишайшим голосом. Ветер вздыхал над каналом и играл с волосами Альтаир, которые выглядывали спереди из-под фуражки. — Мне уже приходилось убивать людей, Али. Правда. И я не боюсь. Только на тот случай, если ты вдруг надумаешь кричать. — Слева от себя в среднем проходе она заметила спокойные движения — там, где Рахман нашел канистру с горючим. Он поставил ее на палубу и легко, как кошка, несмотря на свой рост, вскарабкался следом. — Али, — сказала Альтаир, — ты меня понял? Ты хорошо меня понял?
— Я понял тебя, — ответил Али. Он коснулся лбом палубы и держал одной рукой живот. — Джонс, это Причальные ворота; клянусь своей матерью, что это Причальные ворота. Я не вру; нам там не попасть внутрь. Двери и засовы…
— Ты был внутри, да?
Белки глаз Али сверкнули, когда он поднял на нее взгляд.
— Нет, никогда!
— Ты лжешь, Али. А ты ведь не хотел мне врать. Твоя мама соберет кучу кармы, не правда ли?
— Однажды, однажды я был там.
— Все дальше, все глубже, да? Чтобы продавать людей с мостов…
— Зимой, зимой… Джонс, они лежат там и мерзнут. А Мегари дают им есть и теплые постели…
— Как моему напарнику.
— Это совсем другое.
— Я хочу тебе кое-что рассказать, Али: Ты же еще помнишь маленькую сцену на веранде Моги. Теперь требуется целая куча хлопот, чтобы взволновать наше братство, но сейчас они взволнованы. А ведь ты стоял там рядом со мной на виду у всех, когда я говорила про Мегари. Знаешь, что с тобой сделают?
— Мертвеца.
— И тремя различными способами. Или я, или Моги, или Мегари. Или любой канальщик в городе. Сейчас целая куча людей говорит о тебе не слишком хорошо.
— Я тебя не обманываю.
— У тебя есть возможность снять с себя вину по отношению ко мне. Может быть, я смогу уладить это дело с Моги. Понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, что сделают с тобой эти Мегари? Тебе это ясно, Али?
— Да. — Его дыхание со свистом вышло через стучащие зубы. — Но я не знаю остального. Клянусь тебе, не знаю. Так далеко я никогда не ходил.
— Знаешь, что ты должен для меня сделать, Али?
— О, Боже, Джонс, я не могу, я этого не сделаю!
— Ты не умеешь врать, Али. Я знаю. — До нее добрался запах горючего. Она слышала Рахмана и Томми, которые спокойно занимались работой, слышала бульканье и плеск жидкости на ее пути в бак. — Рахман, немного оставь. У меня бутыли внизу в укрытии. Наполни их для меня? Сунь внутрь старую тряпку.
— У тебя есть спички? — деловито спросил Рахман.
— Целая куча.
— Джонс, — сказал Али почти шепотом. — Что ты задумала?
— Только то, чему учила меня мать.
— Что она имеет в виду? — осведомился Томми. — Что она имеет в виду? — Но никто ему не ответил. Рахмаи опустился на колени и схватил бутылку и тряпки.
Еще более сильный запах горючего, разносимый своевольным ветром.
— Две бутылки, — сообщил Рахман.
— Еще лучше, если это не слишком много. — Она села и задумчиво погрызла мозоль на ладони.
Ты уверена, что он там, Джонс? Нет, не уверена, я знаю, что ты не уверена. Тебе, собственно, нечего делать с Мегари, как ты знаешь, а с Мечом Бога…
Эти богатые люди…
Наш город ревентатистский. И как еще иностранцам лучше всего приходить в город и уходить из него снова, как не на лодках Мегари?
Небо, они купили полицию; они продают трупы врачам Академии, и никто никогда не задает им вопросов. И в мыслях нет, чтобы обыскивать их лодки.
О, небо, вопросы, сказал Бореги. Они хотят задать ему вопросы. Что они с ним делают?
— Где они могут держать его в плену? — спросила она Али. — На верхнем этаже или внизу?
— Внизу, мне кажется, внизу.
Проклятье, все забаррикадировано! Невозможно прорваться; наверняка они приняли меры предосторожности, чтобы никто оттуда не мог вырваться.
Во славу Бога! Итак, никто не мог вырваться. Точно так же, как и ворваться. Кто еще в городе может не беспокоиться о вторженцах?
— Как выглядит нижний этаж? Как он расположен?
— У них… — Али нарисовал на палубе рядом с ее ногами узор, водя дрожащим пальцем по истертой краске. — Я видел зал. Входишь через южные ворота. Потом видишь эти коридоры, которые уходят направо и налево, и эту лестницу…
— Куда она ведет?
— Не знаю… куда-то наверх. У них там своего рода склад. Я думаю, в этой большой постройке здесь снаружи они размещают регулярные товары, легальные товары; вот тут. Над верхним этажом я ничего не знаю; там Мегари живут. Возможно, у них есть еще что-то, о чем я ничего не знаю. Но этажей только два.
— Сделаешь мне приятное?
— Джонс… — Али заметно сильнее застучал зубами. — У меня все болит, я не могу…
— Хэй, ты ведь еще жив, правда? И не лежишь на дне. Внизу, в брюхе старого Дета у тебя не болело бы ничего. Рассказать Моги, что ты снова хотел на меня напасть?
— Нет. — Зубы опять застучали. — Нет.
— Будешь делать, что я скажу?
— Я… ладно, ладно…
— Рахман, проедем еще немного. Ты готов?
— Йей, — подтвердил он. Крышка бака была закрыта. Все свободно лежащие предметы были укреплены. Рахман расслабленно присел на палубу, а Томми спустился в средний проход. Рахман снова встал, когда Альтаир втащила веревку и выпрямилась с шестом в руке.
Она осторожно оттолкнула лодку от карниза. Рахман толкал со своей стороны, и скип спокойно набирал ход, удаляясь от угла Ульгера и возвращаясь в узкий проезд фактории.
Кальдер и Ульгер в блеклом свете звезд медленно скользили мимо. Мосты в районе приливных вод были редки. Большинство островов имели только два этажа, и старые нижние этажи были залиты и большей частью затоплены. У Кальдера не было больше вообще никакого карниза, а только один балкон, который тянулся вокруг верхнего этажа, и последний мост Ульгера был уже лишь ветхой от старости, низкой аркой, под которой сейчас вряд ли мог пройти скип с прямо стоящим гребцом.
Рахман, который тоже видел это, хрюкнул.
— Здесь немного левее, — сказала ему Альтаир, когда они плыли под мостом. — Греби. Греби.
— Йей. — Он толкнул лодку к высокой средней части моста и отвернул от свисающей доски, которая освобождала еще больше пространства. Никаких опор. Это был вспомогательный мост между двумя входами, которые когда-то находились на первых этажах, а теперь были оставлены — после того как прилив и гниль поглотили берег Кальдера.
— Проклятье, город давно должен был убрать эту штуку. — Голова Альтаир была ясной, совершенно ясной. Она чуяла горючее, запах которого только начал распространяться над каналом. — Куда ты сунул бутылки?
— В укрытие.
— Левее, йе, греби.
Фактория имела здесь заводь, а потом делала поворот на запад; одним толчком лодка из западного канала была повернута на север. В заводи стоял одинокий скип с рваной крышей. Когда они проплывали мимо, ветром принесло волну вони.
Маджин. О, Боже, это старый Маджин… Небо, Ангел, пусть он продолжает спать.
Что он, собственно, делает, ради чего гоняет свой проклятый скип?
Мегари? Вряд ли. Для этого у старого дурака уже не хватит ума. Не сможет ловить людей с мостов.
— Маджин, нет? — прошептал Рахман.
— Йей, — подтвердила Альтаир, тоже шепотом. — Право руля, греби.
Нос легко повернул. Ветер схватил их, когда они снова вошли в западный канал, и Альтаир бросила взгляд вверх и сокрушенно прищурилась, видя черную тень, примерно на треть неба. Ни одной звезды, только вспышки молний, которые казались подернутым дымом золотым мерцанием. Альтаир опустила взгляд к острову Мегари, к пустой, скудно занятой скипами стене из старых камней и досок. Они были на виду у этих злобных, забаррикадированных окон. Но они же были только простым скипом, который должен был делать свое дело, и вряд ли с большим количеством людей на борту, чем может поставить одна семья, самый обычный транспорт, который тащился мимо этой ночью. Может, и хорошо, что они на канале одни, это выглядит вполне буднично, так как лодки этой ночью на приливных водах встречались очень редко.
От этих проблем расходится отчетливый душок. Вокруг не шатались бездомные, порядочные лодки не стояли у причалов, и вообще никого не было видно. Обычно здесь стоит шесть или семь расшатанных скипов, но сегодня ни одного.
Они чуяли это; повсюду на приливных водах они чувствовали это.
Небо, неужели они наблюдают за нами сквозь окна?
И у Мегари не было карниза по берегу. Дальше вверх тоже не было видно ничего, кроме забаррикадированных окон и закрытых со стороны канала ставен на верхних этажах. Альтаир по всему опыту своей жизни не могла вспомнить о том, как выглядит верхний этаж этого здания с других сторон.
На северном углу Мегари она дала указание свернуть из Западного канала — знакомый по многим ночам поворот, сокращение пути на обратном пути от пивоварни Хафиза, которая располагалась дальше вниз по этой дороге. Но до сих пор она никогда здесь не смотрела вверх.
На северной стороне лежал передний причал. Дверь выглядела массивной. Ставни окон по обеим сторонам были закрыты. Изнутри не проникало ни малейшего следа света. Окна верхнего этажа — тоже закрытые обветренными ставнями, которые не могли бы скрыть света.
Может быть, затемнены изнутри?
Небо! Предположим… предположим, они его уже увезли, предположим, они уже увидели приближающийся шторм через верхние окна и потому перевезли Мондрагона в другое место, где я уже никогда его не найду…
Предположим, они вообще не привозили его сюда…
— Йе, греби. — Она глубоко вдохнула и целиком использовала этот вдох для толчка, который подвел скип вплотную к острову и вокруг угла — туда, где в приливном канале была видна южная крыша Хафиза.
Альтаир напряженно всмотрелась вверх, чтобы различить немногие окна на узкой стороне Мегари. Они были такими же темными, как и остальные.
Угол Мегари поворачивал у Южной Дамбы. Скип Альтаир повернулся носом в короткий канал, который вел к топям, и канал этот был не более чем темной дырой, в которой угрожающе сверкали молнии. За ним лежал Мертвый Порт. И Флот-призрак.
Буря приблизилась тихо, как это было типично для морских бурь, и гнала перед собой приливную волну к застывшим от землетрясений приливным воротам.
Лодка Альтаир поворачивалась все дальше, показывая носом на обвалившийся участок дамбы, на узкий проезд между Мегари и Ампаро.
Здесь на первом этаже у Мегари тоже, слава Богу, был балкон — большой, красивый балкон без лестницы. И ни одного проклятого моста ни к одному из соседей. С севера" от Мегари к Ростовым когда-то вел один из мостов, но после ссоры он был обрушен. Мост к Ампаро на юге обвалился однажды во время землетрясения, и его так больше и не отстроили. Ампаро связался с Кальдером. Ростов повернулся к работорговцу спиной.
Но здесь нависал балкон — слева от прохода для лодок; и в этом проходе уже были причалены две лодки — опустившийся скип и роскошная прогулочная лодка.
Боже мой, да она же из Верхнего города! Как призрак. Ты только посмотри на эти яркие краски!
— Тесс! Хо! — Она притормозила шестом. Рахман последовал ее примеру со своего борта и движение скипа все замедлялось, пока Альтаир вглядывалась в глубину проезда.
— Мне надо туда пробраться, — сказала она.
— Йей, — ответил Рахман, потянулся багром и ухватился за нос старого скипа.
Альтаир отложила шест, стараясь не шуметь, проверила на поясе крюк и нож, потом легко, как кошка, спрыгнула в средний проход, открыла крышку коробки со спичками рядом с укрытием, сунула несколько спичек в карман и посмотрела на Али, который присел рядом.
— Помни, что я тебе сказала.
— Джонс, мы погибнем.
— И виноват в первую очередь будешь ты, понятно?
— Понятно, понятно.
Зубы Али снова застучали. Он схватился обеими руками за живот. Альтаир подняла взгляд на мрачное лицо Рахмана и расширенные глаза Томми.
— Рахман, — прошептала она, — этому мотору нужно три рывка. Сначала совсем легко, и ты должен придерживать газ рукой. Вот тут.
Этот мужчина еще не ездил сегодня ночью с одного конца города на другой. Небо, сколько у нас еще времени? Вскоре после наступления темноты я была у Джоба; когда я вернулась от Бореги, миновала полночь, будь проклято его трусливое сердце!
Ну, тогда у нас еще три-четыре часа до рассвета. И еще примерно два часа, пока прилив позволит лодкам пройти через эти ворота.
Если они не собираются покинуть город еще сегодня ночью.
Они вынуждены сделать это. Дьявольски слишком много людей охотятся за Мондрагоном. До Меча дойдут слухи об этом собрании перед домом Моги — они заметят это, если при попытке куда-нибудь выбраться обнаружат каналы блокированными. А какое отношение ко всей этой истории имеют Мегари? Они боятся, вот что! Мегари устроил себе трудности, ему выкрутили руки его теперешние друзья…
За этим скрывается Меч. Больше некому. Я должна освободить Мондрагона, я должна быть готова, если наши люди перекроют каналы. Тогда нужно быть готовым сделать что-то, а до той поры как следует поразмыслить над этим!
Я должна вытащить его оттуда, пока они не заметили, что сидят в ловушке.
Должна вывезти его из Меровингена.
Должна подыскать ему корабль, который выходит в море.
Должна вытащить его отсюда. Навсегда.
Не должна его больше никогда видеть.
Что же мне еще остается делать?
Она резко толкалась шестом, пока руки не заболели еще сильней, а боль внутри не стихла.
Ты дура, Джонс. Ведь завтра еще недосягаемо, ты так не думаешь? Выглядит не очень хорошо, верно?
Так что не думай больше об этом.
Мама, мама, разве этой ночью тебя тут нет? Я не в упрек тебе. Прекрасный сюрприз то, что я тут натворила. Неудивительно, что ты не слишком гордишься мною.
Дорога свернула в старый Большой Канал, под лабиринтом моста, который перекрывал бывший проезд к старому порту, еще плотнее сгустились тени.
Где-то позади них двигались лодки. Скипы и лодки с шестами, которые стояли тут у берегов, были ничтожны числом и широко рассеяны, простые тени вдоль границ зданий. Старые люди. Незаинтересованные. Изолированные.
Те, что слишком глубоко увязли в темных делах, чтобы общаться с честными канальщиками.
А эти честные канальщики там у Моги торопились, по их понятиям, изо всех сил и только пытались сначала выяснить, какая лодка на какое место собиралась отправиться. Альтаир могла себе представить, сколько это будет длиться. А потом каналы и приливные ворота будут перекрыты. Примерно через час, если организуется и выберет свою позицию достаточно много людей. Если они уговорили достаточно толстолобых водяных крыс, которые никогда не бывали у Моги, принять участие в блокаде Мегари, и если выяснили, кто перекроет такие места, где можно ожидать перестрелки.
Еще больше разговоров и еще больше промедления.
— Сворачиваем к фактории, — приказала Альтаир Рахману и повернула нос лодки. Скип влетел в водоворот в затоне Большого Канала; в дополнение его схватил порыв ветра. Он начал вращаться, но их большой опыт использовал это вращение для поворота, и шест Альтаир оказался внизу в то самое мгновение, когда это было нужно. Потом работу с шестом снова взял на себя Рахман, не тратя времени на слова, он вообще ни разу не дал ни одного совета с тех самых пор, как вступил на борт скипа.
Рахман вообще почти никогда не говорил. Он ничего не говорил все эти годы с тех пор, как я вытащила со дна Дета его и Мэри ребенка, после того как он сам вынырнул с пустыми руками.
Тогда он уже точно знал, что ребенок так и так мертв, даже если пока еще жив. Мама знала это, и он тоже знал; он стоял и не вымолвил ни слова благодарности. И теперь он ничего не говорит. Неужели знает что-то, о чем я не имею никакого представления?
Боже мой, он же ревентатист! Я возложила на него карму, когда вытащила наверх ребенка! Я возложила карму на душу этого мертвого ребенка, на них всех, Рахмана и Мэри, и Джеви, а Рахман не хотел, чтобы я была убитой, пока он не оплатит этот долг; он должен спасти души своей семьи от того, что я сделала, когда спасала ребенка, или они не смогут освободиться от этого мира, пока не возродятся здесь снова вместе со мной и полностью мне не отплатят. Его толкают мысли о следующей жизни. Боже и предки, у меня с собой еще и самоубийца!
Томми… просто глуп, что бы ни побудило его отправиться с нами. А вот я знаю, почему я взяла с собой Али.
Самоубийца, дурак и предатель.
Они проехали мимо острова Мендеза и к Файфу, где крысы убегали по узкому карнизу и, видя проплывающий скип, повизгивали и пищали. Кошка нежилась в звездном свете вокруг угла Мендеза, глубокая тень, точно как те жертвы, за которыми она отправилась.
— Хэй, да у нас тут какой-то маркировочный знак, — прошептала Альтаир, когда разглядела стоящие у разваливающегося угла Ульгера опоры. — Давай!
— Йей, — согласился Рахман. — Внимание, багор. — Нос повернулся под его сильным толчком.
— Внимание, впереди. — Альтаир взмахнула шестом над головой Али в среднем проходе и тут же присела, предоставив багорщику зацепиться за кольцо, которое было ближе всего к маркирующему знаку. Она оглядела замшелую старую стойку, присмотрелась сквозь темноту к канатам, одновременно завязывая вспомогательные узлы вокруг кольца.
— Дерьмовое место, — сказала она, увидев, какой покрасневшей и пропитанной солью была верхняя веревка. — Уровень воды изменился, а они не переставляли эту штуку уже лет десять.
— Давайте скорее внутрь, — сказал Рахман. — Прилив растет; и морской ветер тоже усиливается.
— Это узнают и контрабандисты, — сказала Альтаир, присела и уперлась костяшками пальцев. Ветер становился штормовым. Потом что-то страшно зашумело и загрохотало. Взрыв? На мгновение показалось, что это ветер обманывает слух. И все равно Альтаир инстинктивно посмотрела на небо — и тут загремело снова. — О, Боже, да это гром!
— Кажется, будто там что-то спускается, — твердо заявил Рахман, который тоже присел рядом с ней.
По-прежнему нельзя было разглядеть ничего. Звезды светили все так же ярко и чисто над черными формами островов. Альтаир представила шторм с моря, накатывающуюся черную стену, молнии, которые обычно несут с собой такие штормы. Сначала затишье, а потом ветер, ветер…
Снова загрохотал гром — далекий и одновременно ужасно близкий.
— Они ведь тоже его слышат! О, Боже, эта приближающаяся лодка… Они ведь тоже ее видят и подойдут ближе…
— Или выбегут.
— За это не могу ручаться. О, Боже, это у нас появятся проблемы! На нас обрушится море, а они там, у Моги, все еще не организовались… знаю, что не организовались…
— Они тоже слышат гром, — сказал Томми. — Они тоже слышат его, Джонс.
— Так же, как проклятые работорговцы. Они отправятся пораньше, пока еще будет темно. Бог знает, кто сейчас будет в пути. Мы должны отправляться, у нас нет времени тут околачиваться.
Рахман хрюкнул, пожал могучими плечами и сплюнул в воду.
— Йей. Карма.
Самоубийство. Снова прогремел гром.
— Проклятье… — Она направила взгляд на курчавую тень перед собой, потом перехватила шест и ткнула им, чтобы эта тень посмотрела на нее. — Али, какой дорогой они отправятся? По проходу Мегари?
— Не знаю.
Она толкнула его сильнее.
— Али, я думала, ты будешь помогать.
— Я не вру!
— Ну, ты и не помогаешь.
— Тот причал на юге. Рядом с проходом.
— Я знаю его.
— Старые грузовые ворота, небольшой скат. — Дыхание Али выходило с хрипом и прерывалось. Где-то на ветру хлопнула доска. — Я подводил лодку Моги всегда прямо к скату. Стучал в дверь. Они выходили и забирали… забирали товар.
— Значит, все происходило так?
— Джонс. — Он выпрямился, привалился к краю палубы. — Боже мой, Джонс, этим способом тебе внутрь не попасть! У тебя не выйдет; они всех нас убьют!
— Они не убьют нас, а продадут вверх по реке, правда? Рахман, мне придется вот этому нашему другу задать несколько вопросов. Наполнишь бак? В среднем проходе полная канистра.
— Я помогу, — вызвался Томми шепотом, который был слишком звучным.
— Говори тише, — потребовала Альтаир. — Ты должен учиться говорить тихо. — Ретрибуция тоже все время говорила ей это на приливных каналах, внушала говорить тихо, драла за уши, если она забывала об этом…
…Направляла меня на темные пути, мама. Я думала, всякий в них разбирается.
— А теперь к нашим делам, Али, — сказала она своим нежнейшим, тишайшим голосом. Ветер вздыхал над каналом и играл с волосами Альтаир, которые выглядывали спереди из-под фуражки. — Мне уже приходилось убивать людей, Али. Правда. И я не боюсь. Только на тот случай, если ты вдруг надумаешь кричать. — Слева от себя в среднем проходе она заметила спокойные движения — там, где Рахман нашел канистру с горючим. Он поставил ее на палубу и легко, как кошка, несмотря на свой рост, вскарабкался следом. — Али, — сказала Альтаир, — ты меня понял? Ты хорошо меня понял?
— Я понял тебя, — ответил Али. Он коснулся лбом палубы и держал одной рукой живот. — Джонс, это Причальные ворота; клянусь своей матерью, что это Причальные ворота. Я не вру; нам там не попасть внутрь. Двери и засовы…
— Ты был внутри, да?
Белки глаз Али сверкнули, когда он поднял на нее взгляд.
— Нет, никогда!
— Ты лжешь, Али. А ты ведь не хотел мне врать. Твоя мама соберет кучу кармы, не правда ли?
— Однажды, однажды я был там.
— Все дальше, все глубже, да? Чтобы продавать людей с мостов…
— Зимой, зимой… Джонс, они лежат там и мерзнут. А Мегари дают им есть и теплые постели…
— Как моему напарнику.
— Это совсем другое.
— Я хочу тебе кое-что рассказать, Али: Ты же еще помнишь маленькую сцену на веранде Моги. Теперь требуется целая куча хлопот, чтобы взволновать наше братство, но сейчас они взволнованы. А ведь ты стоял там рядом со мной на виду у всех, когда я говорила про Мегари. Знаешь, что с тобой сделают?
— Мертвеца.
— И тремя различными способами. Или я, или Моги, или Мегари. Или любой канальщик в городе. Сейчас целая куча людей говорит о тебе не слишком хорошо.
— Я тебя не обманываю.
— У тебя есть возможность снять с себя вину по отношению ко мне. Может быть, я смогу уладить это дело с Моги. Понимаешь, что я имею в виду? Знаешь, что сделают с тобой эти Мегари? Тебе это ясно, Али?
— Да. — Его дыхание со свистом вышло через стучащие зубы. — Но я не знаю остального. Клянусь тебе, не знаю. Так далеко я никогда не ходил.
— Знаешь, что ты должен для меня сделать, Али?
— О, Боже, Джонс, я не могу, я этого не сделаю!
— Ты не умеешь врать, Али. Я знаю. — До нее добрался запах горючего. Она слышала Рахмана и Томми, которые спокойно занимались работой, слышала бульканье и плеск жидкости на ее пути в бак. — Рахман, немного оставь. У меня бутыли внизу в укрытии. Наполни их для меня? Сунь внутрь старую тряпку.
— У тебя есть спички? — деловито спросил Рахман.
— Целая куча.
— Джонс, — сказал Али почти шепотом. — Что ты задумала?
— Только то, чему учила меня мать.
— Что она имеет в виду? — осведомился Томми. — Что она имеет в виду? — Но никто ему не ответил. Рахмаи опустился на колени и схватил бутылку и тряпки.
Еще более сильный запах горючего, разносимый своевольным ветром.
— Две бутылки, — сообщил Рахман.
— Еще лучше, если это не слишком много. — Она села и задумчиво погрызла мозоль на ладони.
Ты уверена, что он там, Джонс? Нет, не уверена, я знаю, что ты не уверена. Тебе, собственно, нечего делать с Мегари, как ты знаешь, а с Мечом Бога…
Эти богатые люди…
Наш город ревентатистский. И как еще иностранцам лучше всего приходить в город и уходить из него снова, как не на лодках Мегари?
Небо, они купили полицию; они продают трупы врачам Академии, и никто никогда не задает им вопросов. И в мыслях нет, чтобы обыскивать их лодки.
О, небо, вопросы, сказал Бореги. Они хотят задать ему вопросы. Что они с ним делают?
— Где они могут держать его в плену? — спросила она Али. — На верхнем этаже или внизу?
— Внизу, мне кажется, внизу.
Проклятье, все забаррикадировано! Невозможно прорваться; наверняка они приняли меры предосторожности, чтобы никто оттуда не мог вырваться.
Во славу Бога! Итак, никто не мог вырваться. Точно так же, как и ворваться. Кто еще в городе может не беспокоиться о вторженцах?
— Как выглядит нижний этаж? Как он расположен?
— У них… — Али нарисовал на палубе рядом с ее ногами узор, водя дрожащим пальцем по истертой краске. — Я видел зал. Входишь через южные ворота. Потом видишь эти коридоры, которые уходят направо и налево, и эту лестницу…
— Куда она ведет?
— Не знаю… куда-то наверх. У них там своего рода склад. Я думаю, в этой большой постройке здесь снаружи они размещают регулярные товары, легальные товары; вот тут. Над верхним этажом я ничего не знаю; там Мегари живут. Возможно, у них есть еще что-то, о чем я ничего не знаю. Но этажей только два.
— Сделаешь мне приятное?
— Джонс… — Али заметно сильнее застучал зубами. — У меня все болит, я не могу…
— Хэй, ты ведь еще жив, правда? И не лежишь на дне. Внизу, в брюхе старого Дета у тебя не болело бы ничего. Рассказать Моги, что ты снова хотел на меня напасть?
— Нет. — Зубы опять застучали. — Нет.
— Будешь делать, что я скажу?
— Я… ладно, ладно…
— Рахман, проедем еще немного. Ты готов?
— Йей, — подтвердил он. Крышка бака была закрыта. Все свободно лежащие предметы были укреплены. Рахман расслабленно присел на палубу, а Томми спустился в средний проход. Рахман снова встал, когда Альтаир втащила веревку и выпрямилась с шестом в руке.
Она осторожно оттолкнула лодку от карниза. Рахман толкал со своей стороны, и скип спокойно набирал ход, удаляясь от угла Ульгера и возвращаясь в узкий проезд фактории.
Кальдер и Ульгер в блеклом свете звезд медленно скользили мимо. Мосты в районе приливных вод были редки. Большинство островов имели только два этажа, и старые нижние этажи были залиты и большей частью затоплены. У Кальдера не было больше вообще никакого карниза, а только один балкон, который тянулся вокруг верхнего этажа, и последний мост Ульгера был уже лишь ветхой от старости, низкой аркой, под которой сейчас вряд ли мог пройти скип с прямо стоящим гребцом.
Рахман, который тоже видел это, хрюкнул.
— Здесь немного левее, — сказала ему Альтаир, когда они плыли под мостом. — Греби. Греби.
— Йей. — Он толкнул лодку к высокой средней части моста и отвернул от свисающей доски, которая освобождала еще больше пространства. Никаких опор. Это был вспомогательный мост между двумя входами, которые когда-то находились на первых этажах, а теперь были оставлены — после того как прилив и гниль поглотили берег Кальдера.
— Проклятье, город давно должен был убрать эту штуку. — Голова Альтаир была ясной, совершенно ясной. Она чуяла горючее, запах которого только начал распространяться над каналом. — Куда ты сунул бутылки?
— В укрытие.
— Левее, йе, греби.
Фактория имела здесь заводь, а потом делала поворот на запад; одним толчком лодка из западного канала была повернута на север. В заводи стоял одинокий скип с рваной крышей. Когда они проплывали мимо, ветром принесло волну вони.
Маджин. О, Боже, это старый Маджин… Небо, Ангел, пусть он продолжает спать.
Что он, собственно, делает, ради чего гоняет свой проклятый скип?
Мегари? Вряд ли. Для этого у старого дурака уже не хватит ума. Не сможет ловить людей с мостов.
— Маджин, нет? — прошептал Рахман.
— Йей, — подтвердила Альтаир, тоже шепотом. — Право руля, греби.
Нос легко повернул. Ветер схватил их, когда они снова вошли в западный канал, и Альтаир бросила взгляд вверх и сокрушенно прищурилась, видя черную тень, примерно на треть неба. Ни одной звезды, только вспышки молний, которые казались подернутым дымом золотым мерцанием. Альтаир опустила взгляд к острову Мегари, к пустой, скудно занятой скипами стене из старых камней и досок. Они были на виду у этих злобных, забаррикадированных окон. Но они же были только простым скипом, который должен был делать свое дело, и вряд ли с большим количеством людей на борту, чем может поставить одна семья, самый обычный транспорт, который тащился мимо этой ночью. Может, и хорошо, что они на канале одни, это выглядит вполне буднично, так как лодки этой ночью на приливных водах встречались очень редко.
От этих проблем расходится отчетливый душок. Вокруг не шатались бездомные, порядочные лодки не стояли у причалов, и вообще никого не было видно. Обычно здесь стоит шесть или семь расшатанных скипов, но сегодня ни одного.
Они чуяли это; повсюду на приливных водах они чувствовали это.
Небо, неужели они наблюдают за нами сквозь окна?
И у Мегари не было карниза по берегу. Дальше вверх тоже не было видно ничего, кроме забаррикадированных окон и закрытых со стороны канала ставен на верхних этажах. Альтаир по всему опыту своей жизни не могла вспомнить о том, как выглядит верхний этаж этого здания с других сторон.
На северном углу Мегари она дала указание свернуть из Западного канала — знакомый по многим ночам поворот, сокращение пути на обратном пути от пивоварни Хафиза, которая располагалась дальше вниз по этой дороге. Но до сих пор она никогда здесь не смотрела вверх.
На северной стороне лежал передний причал. Дверь выглядела массивной. Ставни окон по обеим сторонам были закрыты. Изнутри не проникало ни малейшего следа света. Окна верхнего этажа — тоже закрытые обветренными ставнями, которые не могли бы скрыть света.
Может быть, затемнены изнутри?
Небо! Предположим… предположим, они его уже увезли, предположим, они уже увидели приближающийся шторм через верхние окна и потому перевезли Мондрагона в другое место, где я уже никогда его не найду…
Предположим, они вообще не привозили его сюда…
— Йе, греби. — Она глубоко вдохнула и целиком использовала этот вдох для толчка, который подвел скип вплотную к острову и вокруг угла — туда, где в приливном канале была видна южная крыша Хафиза.
Альтаир напряженно всмотрелась вверх, чтобы различить немногие окна на узкой стороне Мегари. Они были такими же темными, как и остальные.
Угол Мегари поворачивал у Южной Дамбы. Скип Альтаир повернулся носом в короткий канал, который вел к топям, и канал этот был не более чем темной дырой, в которой угрожающе сверкали молнии. За ним лежал Мертвый Порт. И Флот-призрак.
Буря приблизилась тихо, как это было типично для морских бурь, и гнала перед собой приливную волну к застывшим от землетрясений приливным воротам.
Лодка Альтаир поворачивалась все дальше, показывая носом на обвалившийся участок дамбы, на узкий проезд между Мегари и Ампаро.
Здесь на первом этаже у Мегари тоже, слава Богу, был балкон — большой, красивый балкон без лестницы. И ни одного проклятого моста ни к одному из соседей. С севера" от Мегари к Ростовым когда-то вел один из мостов, но после ссоры он был обрушен. Мост к Ампаро на юге обвалился однажды во время землетрясения, и его так больше и не отстроили. Ампаро связался с Кальдером. Ростов повернулся к работорговцу спиной.
Но здесь нависал балкон — слева от прохода для лодок; и в этом проходе уже были причалены две лодки — опустившийся скип и роскошная прогулочная лодка.
Боже мой, да она же из Верхнего города! Как призрак. Ты только посмотри на эти яркие краски!
— Тесс! Хо! — Она притормозила шестом. Рахман последовал ее примеру со своего борта и движение скипа все замедлялось, пока Альтаир вглядывалась в глубину проезда.
— Мне надо туда пробраться, — сказала она.
— Йей, — ответил Рахман, потянулся багром и ухватился за нос старого скипа.
Альтаир отложила шест, стараясь не шуметь, проверила на поясе крюк и нож, потом легко, как кошка, спрыгнула в средний проход, открыла крышку коробки со спичками рядом с укрытием, сунула несколько спичек в карман и посмотрела на Али, который присел рядом.
— Помни, что я тебе сказала.
— Джонс, мы погибнем.
— И виноват в первую очередь будешь ты, понятно?
— Понятно, понятно.
Зубы Али снова застучали. Он схватился обеими руками за живот. Альтаир подняла взгляд на мрачное лицо Рахмана и расширенные глаза Томми.
— Рахман, — прошептала она, — этому мотору нужно три рывка. Сначала совсем легко, и ты должен придерживать газ рукой. Вот тут.