Страница:
— Помощь… Джонс! Значит, Джонс? О тебе тут кое-что рассказывали. Ты устроила пожар.
— Будь я проклята, если это я! Час назад я уже объяснила это Джобу!
— У меня нет с тобой никаких дел.
— Будь уверен! — крикнул кто-то с другой лодки. — Это Джонс, о'кей! Это она подожгла мост Марса!
— Заткнись! — Она оттолкнулась шестом и сделала полоску воды между собой и человеком с лодки. — Эта береговая крыса пыталась убить меня. Внизу у Моги была схватка. Этот кусок дерьма отравил дюжину канальщиков; его кто-то подкупил… о, проклятье! — В среднем проходе что-то зашевелилось. Она спрыгнула и ударила шестом, приземлив тяжелый удар поперек ребер Али.
— Айя! — взвизгнул Али, кубарем перелетел через борт и шлепнулся в воду.
— Вот он, — сказала Альтаир. — Вам лучше выловить его… а то я не знаю, умеет ли он плавать! — Она толкнулась шестом, раз, другой, а Али тем временем барахтался в воде и громко вопил. — Не уверена, что он умеет плавать! — поправилась она. — Скажите Моги, пусть спросит, почему мой партнер не отбивался и почему дверь не была взломана! Этот парень отрабатывал свои деньги!
Скип отплывал все дальше. Альтаир повернулась, пинком откинула крышку мотора, включила зажигание и дернула стартер, сделала первую попытку, когда позади нее уже стали слышны крики. Трах. В опору. Скип сделал головокружительный поворот и понесся дальше по течению.
— За ней! — крикнул кто-то. — Она пытается завести мотор!
Вторая попытка. Кха, тук-тук.
Ну давай же, мотор!
Она услышала плеск, услышала крики Али, услышала, как отчаливаются лодки. Она опять рванула стартер. Попыталась еще раз. Кха-кха-чак-так.
Она перевела мотор на рабочий режим, включила винт, от чего двигатель чуть было не заглох. Но удержался. Скип двинулся вперед, в свободный фарватер. Шум мотора заглушил крики.
Она выдернула шпильку, опустила руль, выдернула вторую шпильку и привела румпель в рабочее положение. Потом откинулась на перекладину и помахала рукой двум канальщикам, которые отчалились, чтобы догнать ее.
Недостаточно быстро. Альтаир вдавила заслонку газа, и мотор потащил скип с нарастающей скоростью. Она положила шест наискосок у края палубы в среднем проходе, резко повернула румпель, чтобы отыскать свободный путь сквозь опоры моста Южного города, и с тарахтением прошла мимо них.
Альтаир оглянулась и увидела необычно белую килевую воду в лунном свете. Потом снова повернулась вперед, где уже виднелся мост Лачуг.
Вдоль всего предмостья, где бы выступ у опор не экранировал их от Большого Канала, стояли лодки.
Вокруг Альтаир теперь повсюду будут глаза и скоро во все стороны начнет распространяться беспокойство. Не выбрать ли канал Лачуг, подумала она, тихий путь к Бореги… но тихого пути теперь уже не было; канальщики смогут ее там подкараулить. Они могут блокировать любой канал, кроме широкого, свободно текущего Большого Канала.
Она вдавила заслонку газа до отказа и расточительно тратила горючее, положила шесты на место, когда несколько мгновений между мостом Лачуг и мостом Верхнего города был свободный путь, и успела вовремя снова сесть за румпель, пока скип не повернуло течением.
Бореги уже получили удар. Хоть они и располагались напротив Синьори. Вот как бывает с городскими властями, губернатором и всей его милицией. Дурак и сын часовщика, и вся его проклятая избалованная полиция.
ГЛАВА 8
— Будь я проклята, если это я! Час назад я уже объяснила это Джобу!
— У меня нет с тобой никаких дел.
— Будь уверен! — крикнул кто-то с другой лодки. — Это Джонс, о'кей! Это она подожгла мост Марса!
— Заткнись! — Она оттолкнулась шестом и сделала полоску воды между собой и человеком с лодки. — Эта береговая крыса пыталась убить меня. Внизу у Моги была схватка. Этот кусок дерьма отравил дюжину канальщиков; его кто-то подкупил… о, проклятье! — В среднем проходе что-то зашевелилось. Она спрыгнула и ударила шестом, приземлив тяжелый удар поперек ребер Али.
— Айя! — взвизгнул Али, кубарем перелетел через борт и шлепнулся в воду.
— Вот он, — сказала Альтаир. — Вам лучше выловить его… а то я не знаю, умеет ли он плавать! — Она толкнулась шестом, раз, другой, а Али тем временем барахтался в воде и громко вопил. — Не уверена, что он умеет плавать! — поправилась она. — Скажите Моги, пусть спросит, почему мой партнер не отбивался и почему дверь не была взломана! Этот парень отрабатывал свои деньги!
Скип отплывал все дальше. Альтаир повернулась, пинком откинула крышку мотора, включила зажигание и дернула стартер, сделала первую попытку, когда позади нее уже стали слышны крики. Трах. В опору. Скип сделал головокружительный поворот и понесся дальше по течению.
— За ней! — крикнул кто-то. — Она пытается завести мотор!
Вторая попытка. Кха, тук-тук.
Ну давай же, мотор!
Она услышала плеск, услышала крики Али, услышала, как отчаливаются лодки. Она опять рванула стартер. Попыталась еще раз. Кха-кха-чак-так.
Она перевела мотор на рабочий режим, включила винт, от чего двигатель чуть было не заглох. Но удержался. Скип двинулся вперед, в свободный фарватер. Шум мотора заглушил крики.
Она выдернула шпильку, опустила руль, выдернула вторую шпильку и привела румпель в рабочее положение. Потом откинулась на перекладину и помахала рукой двум канальщикам, которые отчалились, чтобы догнать ее.
Недостаточно быстро. Альтаир вдавила заслонку газа, и мотор потащил скип с нарастающей скоростью. Она положила шест наискосок у края палубы в среднем проходе, резко повернула румпель, чтобы отыскать свободный путь сквозь опоры моста Южного города, и с тарахтением прошла мимо них.
Альтаир оглянулась и увидела необычно белую килевую воду в лунном свете. Потом снова повернулась вперед, где уже виднелся мост Лачуг.
Вдоль всего предмостья, где бы выступ у опор не экранировал их от Большого Канала, стояли лодки.
Вокруг Альтаир теперь повсюду будут глаза и скоро во все стороны начнет распространяться беспокойство. Не выбрать ли канал Лачуг, подумала она, тихий путь к Бореги… но тихого пути теперь уже не было; канальщики смогут ее там подкараулить. Они могут блокировать любой канал, кроме широкого, свободно текущего Большого Канала.
Она вдавила заслонку газа до отказа и расточительно тратила горючее, положила шесты на место, когда несколько мгновений между мостом Лачуг и мостом Верхнего города был свободный путь, и успела вовремя снова сесть за румпель, пока скип не повернуло течением.
Бореги уже получили удар. Хоть они и располагались напротив Синьори. Вот как бывает с городскими властями, губернатором и всей его милицией. Дурак и сын часовщика, и вся его проклятая избалованная полиция.
ГЛАВА 8
Звук мотора отражался от стен Синьори, этой высокой голой стены, на внешней стороне которой не было ничего, кроме ружейных бойниц, и к которой, если принимать во внимание ее громадную массу, вело очень мало мостов. Камень лежал под фундаментами Синьори; сам Синьори весь состоял из камня, и в то время как Верхний Меровинген сверкал своим ночным освещением, в то время как окна высоких домов светились в ночи и отбрасывали отражения на Нижний Меровинген, Синьори черным злобным гигантом сидел в темной воде Большого Канала и превращал звуки моторов в гулкий гром. Под перекрестком Синьори не стояло никаких лодок; это было запрещено. Ничего и никого не скрывалось в районе этих мостов, кроме самой полиции.
Альтаир присела на палубе, зажав подмышкой румпель, и снова вдавила газ, заставляя скип скользить к Золотому Мосту, ведущему к Бореги. Скорость была достаточной, и не было нужды использовать шест здесь, где Большой Канал становился коварным из-за течения Грева и затопленных немного дальше по каналу больших каменных плит с верхнего течения реки, чтобы уменьшить размывание дна. Для Альтаир это был незнакомый район Верхнего города: он весь состоял из гладких стен и высоких, злобных островов, без лавок и мануфактур под мостами, которые в нижнем городе определяли жизнь канальщика.
За темной сетью Золотого моста возвышался Бореги, мрачный, как Синьори, одна лишь тень, если не принимать во внимание несколько одиночных огоньков на верхних этажах. Берег был пустынным, причальных колец там не было совсем, так как Бореги лежал рядом с Синьори. Один из мостов Синьори вел только в Бореги, и мимо его балконов проходила дорога, которой должны были пользоваться жители восточной части Верхнего города, если им нужно было попасть на Совет или в Синьори. Это приносило с собой влияние. Вот каким адресом был Бореги.
И тем не менее он подвергся нападению и там были убиты люди; и губернатор реагировал на это лишь арестом Галландри, которые тоже, в свою очередь, были одной из жертв.
О, небо и предки! Мне нужно туда. Я должна уговорить их помочь…
Она, качаясь, выпрямилась, выключила мотор и, схватив шест, предотвратила удар о стену Бореги таким толчком, что сама едва не вылетела за борт. Щепка от шеста вонзилась в ладонь, вызвав легкую, далекую боль, которая утонула где-то в гудении в ее голове, в пульсирующей головной боли. Она увидела сливной люк, мрачную маленькую плиту с высеченным на ней лицом черта, которое выполняло функции окна Бореги на канал. Шнур звонка болтался на такой высоте, чтобы до него можно было дотянуться со скипа. Альтаир подошла и подергала.
Внутри зазвенел колокольчик, тихий звон на фоне плеска волн Большого Канала.
Она дернула за шнур еще раз, и в люке что-то щелкнуло, глаза и рот черта засветились и снова потемнели, когда оттуда выглянуло человеческое лицо.
— Кто там? — спросил резкий голос изо рта черта, по-настоящему громовой голос. Привратник Бореги, оторванный от каких-то своих занятий. — Кто ты?
— Мое имя Джонс. Я должна поговорить с Бореги,
— Скажи-ка ты! Проваливай к черту. Честные люди могут подождать до утра.
Лицо отодвинулось назад. Глаза черта замигали желтым светом лампы и снова стали темными, когда люк захлопнули с глухим ударом.
— Черт побери! — Альтаир снова схватила шнур и подергала. Лицо черта осветилось, и за этой гримасой опять возник мужчина.
— Может, мне вызвать полицию?
— Мондрагон, — сказала она. — Мондрагон!
У нее задрожали колени, когда она выговорила это. Она почувствовала себя внутренне больной. Забудь мое имя, говорил он. Я сошла с ума.
— Как тебя зовут?
— Джонс.
— Ты на лодке одна?
— Одна.
— Езжай в проход, до двери.
Клац. Люк снова закрылся, и лицо черта потемнело. Альтаир немного подождала, пока ее не отнесло от стены, потом ноющими руками взяла шест и толкнула скип к массивным железным воротам.
Вот и случилось. Теперь ты навлекла на себя проблемы Верхнего города, Джонс. Теперь они знают твое имя и приведут в соответствие с его именем. Неужели ты поступила умно?
Но, мама, Ангел, мне просто нужно внутрь. Мне просто некуда больше идти.
В самом деле, некуда?
Она повернула скип. Шест заскрежетал под водой о камень. Нос скипа повернулся и уткнулся в железные ворота. Цепи вдруг загремели, вращаемые рукой зубчатые колеса заскрипели и залязгали, и большие створки ворот, скрипя и визжа, открылись ровно настолько, чтобы пропустить скип. Альтаир толкнулась шестом. Впереди не было ничего, кроме черноты.
Дух Ретрибуции сидел на носу лодки и был занят починкой причальной веревки. Поглядывал на нее, среди черноты тускло освещенный солнцем.
Дух не сказал ни слова. Он только составлял ей общество.
Ты всегда совалась в какие-нибудь дела, мама. Ты никогда никого ко мне не подпускала, чтобы я не имела никакого представления о твоих делах. Я никогда не знала, как это было. Никогда не знала, почему у нас нет друзей и почему я должна быть мальчишкой.
Проклятье, мама, ты могла бы мне сказать! Теперь ты опять тут и у тебя по-прежнему нет для меня совета.
Ты была еще ребенком, сказал, наконец, дух. Что можно объяснить ребенку?
Из глаз Альтаир брызнули слезы. Она слепо толкалась сквозь тьму. Цепи позади нее загремели, и ворота, громко и гулко лязгая, закрылись и отрезали сильный бриз. На несколько вздохов воцарилась полная темнота, и Альтаир позволила течению нести лодку.
Дурной район, Альтаир, и безрассудное бравирование. Ты ударишься о стену или ступеньку — плыви помедленнее!
Дух исчез. Темнота была полной. Потом вдруг в прямоугольнике открывающейся двери вспыхнул свет и залил черную воду и желто-коричневый камень стен туннеля.
Альтаир подплыла к верандо-подобному причалу и, щурясь, вгляделась в свет. Открытая дверь была приглашением… дома, который совсем недавно был жертвой нападения и убийства.
Идиотизм — входить туда! Вообще идиотизм приходить сюда, Альтаир!
Лодка ударилась о причал, и она голыми руками схватила кольцо, уронила шест в средний проход, и ручка его осталась косо лежать на краю палубы. Мускулы напряглись при попытке удержать лодку; ноющие суставы запротестовали. Она уперлась голыми подошвами, продела веревку через кольцо и завязала.
Потом поднялась по единственной ступеньке на каменную веранду и вошла в освещенный каменный коридор.
Дверь закрылась, от пинка кого-то, кто стоял за ней. Альтаир обернулась и застыла, так как увидела перед собой мужчину с ножом в руке. Со скрипом открылась еще одна дверь, и с другой стороны в коридор ворвались вооруженные мужчины.
Два поворота внутренней лестницы наверх, тут и там электрический свет, но Альтаир не видела ничего вокруг. Она не обращала внимания ни на что, кроме мужчины впереди и мужчин позади, которые в большой спешке подгоняли ее вперед.
Потом открылась дверь в красный каменный зал, при виде которого Альтаир остановилась, как оглушенная, раскрыв рот, пока не заметила этого и не закрыла его, проглотив полный глоток воздуха.
Небо и предки!
Гладко отполированный красный камень с белыми прожилками; колонны и статуи из белого и черного камня. Свет — яркий, как днем — шел от лампы из золота и стекла, которая высвечивала все углы. Мужчинам пришлось подтолкнуть Альтаир, чтобы она двинулась дальше; и холодный красный камень пола казался шелковым под ее израненными ступнями.
Дорога вела дальше вверх, по лестнице, такой широкой, как все помещение для посетителей у Моги. Это повергло в смятение воображение Альтаир.
Деньги… О, Боже, достаточно денег, чтобы скупить все человеческие жизни и души, чтобы не принимать во внимание все проблемы мира. Галландри с этим не шли ни в какое сравнение! О, Мондрагон, теперь я понимаю, почему тогда на лодке ты отпрянул от меня — потому что ты принадлежишь этому! Во славу Бога!
Верхний конец лестницы венчал большой позолоченный стол; рядом с ним стоял мужчина в золотисто-синем банном халате, черноволосый мужчина с злыми, свисающими в уголках рта усами и черными глазами, которые испепелили Альтаир еще до того, как она осилила последние ступеньки.
За то, что она выгнала этого человека из постели, заставила обитателей этого дома зажечь все электрические лампы… Это человек, который не говорит с крысами канала; он рассматривает меня, конечно, как плывущий по воде кусок дерьма. О, Боже, при нем мне придется следить за своим языком, придется говорить на языке жителей Верхнего города, постараться убедить этого м'сэра, что я действительно знаю Мондрагона, или они снова отведут меня вниз и убьют. Это сам Бореги? Неужели он на самом деле такой молодой? Нет, этого не может быть. Бореги стар, ведь правда? Это, должно быть, его сын. Я должна буду поговорить с ним, а только потом с Бореги.
О, Боже, я вся потная, и это при людях со всеми их ваннами!
Она остановилась, сорвала с головы фуражку и крепко стиснула ее обеими руками, стоя перед этим м'сэром, который, вероятно, был только что из постели, что бы он в ней ни делал, этот м'сэр со всеми этими вооруженными людьми, которые обступили его.
— Ты упомянула одно имя, — сказал Бореги.
— Да, м'сэр, — пробормотала она. Если он не хотел произносить это имя здесь громко, то и я, наверное, не должна этого делать, подумала она. Она посмотрела прямо в эти черные глаза и почувствовала, будто погружается в воду. Вниз, в темноту старого Дета.
— Ну?
— Он в беде. Должна я рассказать, в какой?
— А разве ты можешь?
— Они его схватили. Они ворвались туда, где он спал, и утащили его… я не знаю, куда. Вы должны ему помочь. Он сказал, вы его друг. Он сказал… он должен был прийти к вам. Теперь он не может. Они схватили его.
— Кто ты?
— Джонс, сэр. Альтаир Джонс. Можете спросить всякого… — Нет, дура! Этот человек не говорит с такими, как мы. Этот человек не задает вопросов сам.
Но не сейчас.
— Должно быть, одна из девчонок Галландри, — проворчал один из мужчин.
— Значит, ему удалось уйти с этой баржи, — констатировал Бореги.
— Да, — подтвердила Альтаир — Мы спрыгнули, вдвоем.
— Ты доставила его к твоим друзьям?
— Это было единственное, что я смогла сделать… — О, небо, нет, он так не считает! О, Боже, посмотри в его глаза, как раз в этот момент он думает о своем подвале. — Проклятье, я не выдавала его им, я этого не делала!
Бореги взвился, уставившись на нее. Колени у нее обмякли.
Теперь подвал, точно подвал! О, Боже, спаси дуру! Что я говорю… должна я ему сказать, что мы любили друг друга, скажу ли я вообще что-нибудь, прежде чем он захочет со мной говорить?
— Где он теперь? — спросил Бореги.
— Я не знаю, я не знаю, где. Я пришла к вам, чтобы спросить, куда могли пойти эти люди.
— Ко мне?
— Он назвал мне ваше имя. Вы должны пойти к губернатору, в полицию, чтобы его начали искать! Его не убили. Не было видно никакой крови. Они, кажется, не собирались его убивать… по крайней мере, пока. Вы должны что-нибудь предпринять, сэр!
Бореги только таращился на нее и молчал. Наконец, он сделал движение рукой.
— Стул, — сказал он, и один из мужчин побежал в угол помещения, где стоял стул. Бореги повернулся к тому, который уже стоял наготове рядом с ним — большому стулу во главе стола — и сел на него, не сводя с нее глаз. — Садись, — сказал он, когда принесли стул, худое позолоченное нечто с белым и коричневым покрытием. Мужчина поставил его на углу стола. — Садись, — повторил Бореги.
— У меня грязные штаны. — Прозвучало полузадушено. Лицо охватило жаром.
— Все равно садись. Она села.
— Вина. — Он сделал опять движение рукой в сторону. — Где это случилось? И что именно… поподробнее.
— Я доставила его к Моги, это бар на нижнем уровне Вентани. Под лестницей Рыбного Рынка. Потом я искала свою лодку, за которой присматривал один мой друг. Я вернулась назад, а эти проклятые… кто-то туда ворвался… — Ее зубам хотелось застучать, а глаза были готовы разразиться слезами, и она набрала воздуху и переборола оба побуждения. Она растопырила пыльцы и посмотрела на свои руки, чтобы как-то сгладить паузу. Ладони были усеяны мозолями и ранами. — Они бросили это дымовое вещество. И все там… Весь бар потерял сознание. Так они его схватили.
— Патати.
Она непонимающе заморгала.
— Патати. Ядовитый газ. Оружие шарристов.
— Шарристов! — Весь мир рухнул, и разум провалился в бездну. — О, Боже, какое к этому имеют отношение шарры?
Бореги не ответил. Мужчина принес вино, красное вино в бутылке из полированного стекла, и к нему красивые рюмки. Он составил все на стол, налил, подал рюмку Бореги, а другую поставил на большой стол рядом с Альтаир. Она схватила ее, и ее рука задрожала. Ей пришлось держать обеими руками, чтобы не расплескать. Она отпила глоток.
— О том, чтобы ставить в известность полицию, — сказал Бореги, — в теперешних обстоятельствах не может быть и речи.
Она беспомощно смотрела на него.
— Полиция не заинтересуется этим, — продолжал он.
— Она сбросила его с моста.
— Что?
— Полицейские сбросили его с моста Рыбного Рынка. Я вытащила его из воды. — Она едва сдерживалась, чтобы не залязгать зубами. У нее болел живот, суставы и в черепе за глазами. — Я думала, что вы, может быть… что у вас, возможно, есть друзья, которые могут надавить на полицию с другой стороны. Поэтому я пришла сюда; я думаю, кто-то их подкупил, чтобы натравить против него, а подкуп с другой стороны мог бы заставить их быть за него, ведь правда?
— Ты не понимаешь, какие трудности с этим связаны.
— Правда. — Слова как-то расплывались, теряли всякий смысл. Это слышалось, как нет.
Альтаир держала рюмку обеими руками, чтобы она не тряслась. Она посмотрела через комнату, в которой полдесятка мужчин стояло наготове, чтобы только обслуживать Бореги и крысу канала вином. Она заставила себя многозначительно обвести их всех взглядом. — Но у вас же есть все вот эти, правда? — Хоть это были сухопутные крысы, но выглядели они опасно. Опаснее, чем ей когда-либо казалась полиция. — Если вы знаете, куда они направились… Небо, мы ведь должны что-то делать! Он в их руках, они могут сделать с ним все, что угодно…
— Могут, вообще-то. — Бореги покрутил рюмку на столе; длинными, белыми и узкими пальцами. Он бросил на Альтаир взгляд. — Ты должна понять наши трудности. Твой визит сюда приводит нас в смущение, такое, какое мы едва можем побороть. Возможно, ты не в состоянии оценить это. Но если полиция, как ты говоришь, сбросила его с моста, тогда по этому можно видеть официальную позицию губернатора, не правда ли? Или мнение кого-то другого — мнение очень высокопоставленной и влиятельной персоны. Это буквально то же самое.
— Небо, тогда черноногих можно купить за пенни!
— Не в этом случае. Нет. Не за деньги. Такие вещи требуют другой валюты. Ни у одного из нас ее нет. Твой приход для нас досаден, если не сказать больше.
— Но вы же его друзья!
— Мы были друзьями его семьи. — Рюмка сделала еще одно вращение, а Бореги вообще не поднимал взгляда, чтобы посмотреть, что делают его руки. — Этой семьи больше не существует. И сейчас он представляет опасность. Вспомни судьбу Галландри, если сомневаешься в этом. Мондрагон — это яд.
Альтаир отставила вино, отодвинула назад стул и собралась встать, взяв в руку фуражку. Мужчина подошел к ней, снова вдавил в сиденье и подвинул стул вперед.
— К черту!
Ее крик отразился от стен. Тяжелая рука опустилась на ее плечо, и стоявшие мужчины неуютно зашевелились. Альтаир вспомнила о ноже. Если она его вытащит, она мертва. Это она понимала хорошо. Она сверкнула глазами на Бореги, и тот дал рукой знак мужчине рядом с ней отодвинуться. Тяжесть с плеча исчезла.
— Твоя преданность возвышает тебя, — сказал Бореги. — Ты сделала для него так много, как только могла сделать девушка, Я не хочу сказать, что не умею оценить это твое качество… тебе не нужно нас бояться. Мне могут понадобиться сообразительные сотрудники. Ты кто — лодочница? Ты будешь состоять на службе у Бореги, иметь всю жизнь место, очень хорошо оплачиваемое место.
— Я водитель скипа, — пробормотала она. — И позднее я с удовольствием вернусь сюда, если вы захотите, и не буду рассказывать, что была здесь, если вы этого не хотите, но мне нужно идти, нужно найти его, если вы не хотите мне сказать, куда они могли его утащить. Но вы могли бы сказать мне это, хотя бы это!
Бореги направил на нее немигающий взгляд своих черных глаз.
— Почему ты так интересуешься этим?
— Потому что от вас он не получит вообще никакой помощи!
— Допей свое вино.
— Я вообще не пью вина. Отпустите меня!
— Джонс твоя фамилия. А зовут тебя как?
— Альтаир.
Небо, теперь ее рот действительно пересох, а подбородок задрожал, как у ребенка. О, Боже, я могла бы убить этого человека. Я могла бы его убить, а потом они убили бы меня, если и так не сделают этого…
— Я Вега Бореги. — Он сложил белые ладони перед собой на столе. — Итак, у нас есть кое-что общее. Ты поймешь меня, если я скажу, что наше влияние в этом городе ограничено. Один из моих двоюродных братьев и двое моих людей были убиты вчера. Меч добрался до нашего зала; поэтому были арестованы только Галландри, а мы избежали этого — губернатор счел это вторжение доказательством, что мы были жертвами, а не преступниками. Мы не осмелились вступиться за Галландри. Понимаешь, что я имею в виду? Как адвентисты, мы не можем позволить себе никакой связи с Мондраго-нами, кроме исторических. Твой друг — досадная помеха, опасная помеха.
— Он доверял вам!
— И мог бы доверять, если бы пришел в полной тишине. Но кто-то выдал его. Наверняка, кто-то, кому он доверял. Страх, понимаешь? Они навели на его след полицию, и это привело к нему и его врагов — к нему и ко всем его возможным союзникам. Тебе нельзя думать, что Меч не внедрился даже в милицию. Или что шарристское влияние не может проникнуть в Меровинген. Видишь, в какую историю ты ввязалась?
— Не вижу. Я этого не понимаю. И не хочу понимать. Отпустите меня, и я никому ничего не скажу!
— Ты собираешься искать его?
— Я не скажу, что я буду делать.
— А что ты можешь делать?
— У меня есть нож.
— Нож! Ты знаешь вообще, что такое Меч Бога?
— Я знаю ровно столько, сколько знает каждый честный канальщик, что значит, что я не хочу иметь с ним никаких дел. Но я и не сдаюсь! Спите спокойно, м'сэр, спите спокойно, и позвольте мне делать то, что я должна делать, и я никому не выдам, что вы мне рассказали.
— Девочка, ты безрассудна.
— Такая я уж есть. Уже много дней. Но я не собираюсь оставлять его в их когтях.
— Ты знаешь, что он из Нев Хеттека?
— Я точно этого не знала, но так и думала.
— Губернатор Нев Хеттека — человек по имени Карл Фон. Знаешь, что Фон принадлежит Мечу?
Сердце Альтаир забилось чаще и болезненнее, чем прежде.
— До меня доходили слухи.
— Мондрагоны были обыкновенными адвентистами, как большинство жителей Нев Хеттека. Старый, добротный дом. Томас, младший сын, был принят в Меч. Тебя это не шокирует?
— Он сказал мне, что когда-то принадлежал ему. Он сказал, что покинул их.
— Что он рассказал еще? Она помотала головой.
— Это очень важно. Почему он покончил с ними. И насколько далеко он был посвящен в их совещания. Он был близким другом Фона. Он стоял очень высоко в собраниях Совета Нев Хеттека, имел доступ к куда более высоким уровням, чем его отец. Возможно, Мондрагон узнал больше, чем хотел узнать. Но что бы он ни сделал с этим знанием — это привело к его концу. Вся семья была убита. Кроме Томаса Мондрагона. Он был поставлен перед судом, как шарристский саботажник.
— Это неправда!
— Это стандартное обвинение против всякого врага губернатора. Он был приговорен к смерти. Казнь дважды назначалась и снова откладывалась. Потом он сбежал, сбежал из резиденции губернатора; так, по крайней мере, говорят слухи, которые переносятся по реке. Со всем, что он знал. Теперь ты понимаешь, почему наш губернатор хочет вынудить его исчезнуть из Меровингена? Он несет с собой неприятности. Он овеществляет правду на двух ногах. Он знает вещи, которые наш губернатор — официально — не хотел бы знать никогда; это касается внутренних дел Нев Хеттека. Слово для этого война, девочка. Война против проклятого Нев Хеттека и его губернатора-изменника — если определенные силы в Синьори получат публичное подтверждение того, что знает Томас Мондрагон. И они желают заполучить его. И совершенно определенно, его хотят и шарристы. Он знает точные подробности операций Меча Бога и возможную тактику против Меча. Здешняя полиция тоже с удовольствием допросила бы его, если бы могла осмелиться на то, чтобы официально узнать ответы. Меч непременно желает заполучить его снова; здесь агенты Карла Фона. И если жрец Ревентатистской Академии узнает, что он здесь, в пределах его досягаемости, и если ревентатисты заполучат его в свои руки, тогда они тоже захотят получить публичное признание, прежде чем повесить его. А тем временем наш губернатор… Он просто хочет выдворить его из города, прежде чем Нев Хеттек получит уверенность, что Меровинген владеет средствами начать войну. Он стар и беспокоится о наследнике, а эта история как раз то, что может принести трудности с наследником. Изменения в структуре власти. Меч уже много лет выступает здесь, и этот факт известен на самых высоких уровнях. Точно также, как и то, что здесь активны шарристы — но об этом тебе лучше не говорить даже шепотом, девушка.
— Значит, его утащили шарристы? Этот патат… пата…
— Все террористические группы маскируются друг под друга. Меч использует патати так же, как и шарристы и джейнисты. Поэтому из этого нельзя сделать никаких выводов. Вероятнее всего, это был Меч, но я не исключаю и других. Я не исключил бы их даже тогда, когда они заявили бы, кто они такие. Партии лгут; это их большое оружие. Они подсовывают друг другу в башмаки свои акции, и Мондрагон знает, что может быть со всем этим враньем. Он был участником их тайных совещаний.
Альтаир присела на палубе, зажав подмышкой румпель, и снова вдавила газ, заставляя скип скользить к Золотому Мосту, ведущему к Бореги. Скорость была достаточной, и не было нужды использовать шест здесь, где Большой Канал становился коварным из-за течения Грева и затопленных немного дальше по каналу больших каменных плит с верхнего течения реки, чтобы уменьшить размывание дна. Для Альтаир это был незнакомый район Верхнего города: он весь состоял из гладких стен и высоких, злобных островов, без лавок и мануфактур под мостами, которые в нижнем городе определяли жизнь канальщика.
За темной сетью Золотого моста возвышался Бореги, мрачный, как Синьори, одна лишь тень, если не принимать во внимание несколько одиночных огоньков на верхних этажах. Берег был пустынным, причальных колец там не было совсем, так как Бореги лежал рядом с Синьори. Один из мостов Синьори вел только в Бореги, и мимо его балконов проходила дорога, которой должны были пользоваться жители восточной части Верхнего города, если им нужно было попасть на Совет или в Синьори. Это приносило с собой влияние. Вот каким адресом был Бореги.
И тем не менее он подвергся нападению и там были убиты люди; и губернатор реагировал на это лишь арестом Галландри, которые тоже, в свою очередь, были одной из жертв.
О, небо и предки! Мне нужно туда. Я должна уговорить их помочь…
Она, качаясь, выпрямилась, выключила мотор и, схватив шест, предотвратила удар о стену Бореги таким толчком, что сама едва не вылетела за борт. Щепка от шеста вонзилась в ладонь, вызвав легкую, далекую боль, которая утонула где-то в гудении в ее голове, в пульсирующей головной боли. Она увидела сливной люк, мрачную маленькую плиту с высеченным на ней лицом черта, которое выполняло функции окна Бореги на канал. Шнур звонка болтался на такой высоте, чтобы до него можно было дотянуться со скипа. Альтаир подошла и подергала.
Внутри зазвенел колокольчик, тихий звон на фоне плеска волн Большого Канала.
Она дернула за шнур еще раз, и в люке что-то щелкнуло, глаза и рот черта засветились и снова потемнели, когда оттуда выглянуло человеческое лицо.
— Кто там? — спросил резкий голос изо рта черта, по-настоящему громовой голос. Привратник Бореги, оторванный от каких-то своих занятий. — Кто ты?
— Мое имя Джонс. Я должна поговорить с Бореги,
— Скажи-ка ты! Проваливай к черту. Честные люди могут подождать до утра.
Лицо отодвинулось назад. Глаза черта замигали желтым светом лампы и снова стали темными, когда люк захлопнули с глухим ударом.
— Черт побери! — Альтаир снова схватила шнур и подергала. Лицо черта осветилось, и за этой гримасой опять возник мужчина.
— Может, мне вызвать полицию?
— Мондрагон, — сказала она. — Мондрагон!
У нее задрожали колени, когда она выговорила это. Она почувствовала себя внутренне больной. Забудь мое имя, говорил он. Я сошла с ума.
— Как тебя зовут?
— Джонс.
— Ты на лодке одна?
— Одна.
— Езжай в проход, до двери.
Клац. Люк снова закрылся, и лицо черта потемнело. Альтаир немного подождала, пока ее не отнесло от стены, потом ноющими руками взяла шест и толкнула скип к массивным железным воротам.
Вот и случилось. Теперь ты навлекла на себя проблемы Верхнего города, Джонс. Теперь они знают твое имя и приведут в соответствие с его именем. Неужели ты поступила умно?
Но, мама, Ангел, мне просто нужно внутрь. Мне просто некуда больше идти.
В самом деле, некуда?
Она повернула скип. Шест заскрежетал под водой о камень. Нос скипа повернулся и уткнулся в железные ворота. Цепи вдруг загремели, вращаемые рукой зубчатые колеса заскрипели и залязгали, и большие створки ворот, скрипя и визжа, открылись ровно настолько, чтобы пропустить скип. Альтаир толкнулась шестом. Впереди не было ничего, кроме черноты.
Дух Ретрибуции сидел на носу лодки и был занят починкой причальной веревки. Поглядывал на нее, среди черноты тускло освещенный солнцем.
Дух не сказал ни слова. Он только составлял ей общество.
Ты всегда совалась в какие-нибудь дела, мама. Ты никогда никого ко мне не подпускала, чтобы я не имела никакого представления о твоих делах. Я никогда не знала, как это было. Никогда не знала, почему у нас нет друзей и почему я должна быть мальчишкой.
Проклятье, мама, ты могла бы мне сказать! Теперь ты опять тут и у тебя по-прежнему нет для меня совета.
Ты была еще ребенком, сказал, наконец, дух. Что можно объяснить ребенку?
Из глаз Альтаир брызнули слезы. Она слепо толкалась сквозь тьму. Цепи позади нее загремели, и ворота, громко и гулко лязгая, закрылись и отрезали сильный бриз. На несколько вздохов воцарилась полная темнота, и Альтаир позволила течению нести лодку.
Дурной район, Альтаир, и безрассудное бравирование. Ты ударишься о стену или ступеньку — плыви помедленнее!
Дух исчез. Темнота была полной. Потом вдруг в прямоугольнике открывающейся двери вспыхнул свет и залил черную воду и желто-коричневый камень стен туннеля.
Альтаир подплыла к верандо-подобному причалу и, щурясь, вгляделась в свет. Открытая дверь была приглашением… дома, который совсем недавно был жертвой нападения и убийства.
Идиотизм — входить туда! Вообще идиотизм приходить сюда, Альтаир!
Лодка ударилась о причал, и она голыми руками схватила кольцо, уронила шест в средний проход, и ручка его осталась косо лежать на краю палубы. Мускулы напряглись при попытке удержать лодку; ноющие суставы запротестовали. Она уперлась голыми подошвами, продела веревку через кольцо и завязала.
Потом поднялась по единственной ступеньке на каменную веранду и вошла в освещенный каменный коридор.
Дверь закрылась, от пинка кого-то, кто стоял за ней. Альтаир обернулась и застыла, так как увидела перед собой мужчину с ножом в руке. Со скрипом открылась еще одна дверь, и с другой стороны в коридор ворвались вооруженные мужчины.
* * *
Что последовало за этим: был долгий подъем по задней лестнице и через слабо освещенные помещения, с мужчинами впереди и позади. Они не отобрали у нее нож и крюк и не схватили ее; но они сами были вооружены, и все обнажили клинки.Два поворота внутренней лестницы наверх, тут и там электрический свет, но Альтаир не видела ничего вокруг. Она не обращала внимания ни на что, кроме мужчины впереди и мужчин позади, которые в большой спешке подгоняли ее вперед.
Потом открылась дверь в красный каменный зал, при виде которого Альтаир остановилась, как оглушенная, раскрыв рот, пока не заметила этого и не закрыла его, проглотив полный глоток воздуха.
Небо и предки!
Гладко отполированный красный камень с белыми прожилками; колонны и статуи из белого и черного камня. Свет — яркий, как днем — шел от лампы из золота и стекла, которая высвечивала все углы. Мужчинам пришлось подтолкнуть Альтаир, чтобы она двинулась дальше; и холодный красный камень пола казался шелковым под ее израненными ступнями.
Дорога вела дальше вверх, по лестнице, такой широкой, как все помещение для посетителей у Моги. Это повергло в смятение воображение Альтаир.
Деньги… О, Боже, достаточно денег, чтобы скупить все человеческие жизни и души, чтобы не принимать во внимание все проблемы мира. Галландри с этим не шли ни в какое сравнение! О, Мондрагон, теперь я понимаю, почему тогда на лодке ты отпрянул от меня — потому что ты принадлежишь этому! Во славу Бога!
Верхний конец лестницы венчал большой позолоченный стол; рядом с ним стоял мужчина в золотисто-синем банном халате, черноволосый мужчина с злыми, свисающими в уголках рта усами и черными глазами, которые испепелили Альтаир еще до того, как она осилила последние ступеньки.
За то, что она выгнала этого человека из постели, заставила обитателей этого дома зажечь все электрические лампы… Это человек, который не говорит с крысами канала; он рассматривает меня, конечно, как плывущий по воде кусок дерьма. О, Боже, при нем мне придется следить за своим языком, придется говорить на языке жителей Верхнего города, постараться убедить этого м'сэра, что я действительно знаю Мондрагона, или они снова отведут меня вниз и убьют. Это сам Бореги? Неужели он на самом деле такой молодой? Нет, этого не может быть. Бореги стар, ведь правда? Это, должно быть, его сын. Я должна буду поговорить с ним, а только потом с Бореги.
О, Боже, я вся потная, и это при людях со всеми их ваннами!
Она остановилась, сорвала с головы фуражку и крепко стиснула ее обеими руками, стоя перед этим м'сэром, который, вероятно, был только что из постели, что бы он в ней ни делал, этот м'сэр со всеми этими вооруженными людьми, которые обступили его.
— Ты упомянула одно имя, — сказал Бореги.
— Да, м'сэр, — пробормотала она. Если он не хотел произносить это имя здесь громко, то и я, наверное, не должна этого делать, подумала она. Она посмотрела прямо в эти черные глаза и почувствовала, будто погружается в воду. Вниз, в темноту старого Дета.
— Ну?
— Он в беде. Должна я рассказать, в какой?
— А разве ты можешь?
— Они его схватили. Они ворвались туда, где он спал, и утащили его… я не знаю, куда. Вы должны ему помочь. Он сказал, вы его друг. Он сказал… он должен был прийти к вам. Теперь он не может. Они схватили его.
— Кто ты?
— Джонс, сэр. Альтаир Джонс. Можете спросить всякого… — Нет, дура! Этот человек не говорит с такими, как мы. Этот человек не задает вопросов сам.
Но не сейчас.
— Должно быть, одна из девчонок Галландри, — проворчал один из мужчин.
— Значит, ему удалось уйти с этой баржи, — констатировал Бореги.
— Да, — подтвердила Альтаир — Мы спрыгнули, вдвоем.
— Ты доставила его к твоим друзьям?
— Это было единственное, что я смогла сделать… — О, небо, нет, он так не считает! О, Боже, посмотри в его глаза, как раз в этот момент он думает о своем подвале. — Проклятье, я не выдавала его им, я этого не делала!
Бореги взвился, уставившись на нее. Колени у нее обмякли.
Теперь подвал, точно подвал! О, Боже, спаси дуру! Что я говорю… должна я ему сказать, что мы любили друг друга, скажу ли я вообще что-нибудь, прежде чем он захочет со мной говорить?
— Где он теперь? — спросил Бореги.
— Я не знаю, я не знаю, где. Я пришла к вам, чтобы спросить, куда могли пойти эти люди.
— Ко мне?
— Он назвал мне ваше имя. Вы должны пойти к губернатору, в полицию, чтобы его начали искать! Его не убили. Не было видно никакой крови. Они, кажется, не собирались его убивать… по крайней мере, пока. Вы должны что-нибудь предпринять, сэр!
Бореги только таращился на нее и молчал. Наконец, он сделал движение рукой.
— Стул, — сказал он, и один из мужчин побежал в угол помещения, где стоял стул. Бореги повернулся к тому, который уже стоял наготове рядом с ним — большому стулу во главе стола — и сел на него, не сводя с нее глаз. — Садись, — сказал он, когда принесли стул, худое позолоченное нечто с белым и коричневым покрытием. Мужчина поставил его на углу стола. — Садись, — повторил Бореги.
— У меня грязные штаны. — Прозвучало полузадушено. Лицо охватило жаром.
— Все равно садись. Она села.
— Вина. — Он сделал опять движение рукой в сторону. — Где это случилось? И что именно… поподробнее.
— Я доставила его к Моги, это бар на нижнем уровне Вентани. Под лестницей Рыбного Рынка. Потом я искала свою лодку, за которой присматривал один мой друг. Я вернулась назад, а эти проклятые… кто-то туда ворвался… — Ее зубам хотелось застучать, а глаза были готовы разразиться слезами, и она набрала воздуху и переборола оба побуждения. Она растопырила пыльцы и посмотрела на свои руки, чтобы как-то сгладить паузу. Ладони были усеяны мозолями и ранами. — Они бросили это дымовое вещество. И все там… Весь бар потерял сознание. Так они его схватили.
— Патати.
Она непонимающе заморгала.
— Патати. Ядовитый газ. Оружие шарристов.
— Шарристов! — Весь мир рухнул, и разум провалился в бездну. — О, Боже, какое к этому имеют отношение шарры?
Бореги не ответил. Мужчина принес вино, красное вино в бутылке из полированного стекла, и к нему красивые рюмки. Он составил все на стол, налил, подал рюмку Бореги, а другую поставил на большой стол рядом с Альтаир. Она схватила ее, и ее рука задрожала. Ей пришлось держать обеими руками, чтобы не расплескать. Она отпила глоток.
— О том, чтобы ставить в известность полицию, — сказал Бореги, — в теперешних обстоятельствах не может быть и речи.
Она беспомощно смотрела на него.
— Полиция не заинтересуется этим, — продолжал он.
— Она сбросила его с моста.
— Что?
— Полицейские сбросили его с моста Рыбного Рынка. Я вытащила его из воды. — Она едва сдерживалась, чтобы не залязгать зубами. У нее болел живот, суставы и в черепе за глазами. — Я думала, что вы, может быть… что у вас, возможно, есть друзья, которые могут надавить на полицию с другой стороны. Поэтому я пришла сюда; я думаю, кто-то их подкупил, чтобы натравить против него, а подкуп с другой стороны мог бы заставить их быть за него, ведь правда?
— Ты не понимаешь, какие трудности с этим связаны.
— Правда. — Слова как-то расплывались, теряли всякий смысл. Это слышалось, как нет.
Альтаир держала рюмку обеими руками, чтобы она не тряслась. Она посмотрела через комнату, в которой полдесятка мужчин стояло наготове, чтобы только обслуживать Бореги и крысу канала вином. Она заставила себя многозначительно обвести их всех взглядом. — Но у вас же есть все вот эти, правда? — Хоть это были сухопутные крысы, но выглядели они опасно. Опаснее, чем ей когда-либо казалась полиция. — Если вы знаете, куда они направились… Небо, мы ведь должны что-то делать! Он в их руках, они могут сделать с ним все, что угодно…
— Могут, вообще-то. — Бореги покрутил рюмку на столе; длинными, белыми и узкими пальцами. Он бросил на Альтаир взгляд. — Ты должна понять наши трудности. Твой визит сюда приводит нас в смущение, такое, какое мы едва можем побороть. Возможно, ты не в состоянии оценить это. Но если полиция, как ты говоришь, сбросила его с моста, тогда по этому можно видеть официальную позицию губернатора, не правда ли? Или мнение кого-то другого — мнение очень высокопоставленной и влиятельной персоны. Это буквально то же самое.
— Небо, тогда черноногих можно купить за пенни!
— Не в этом случае. Нет. Не за деньги. Такие вещи требуют другой валюты. Ни у одного из нас ее нет. Твой приход для нас досаден, если не сказать больше.
— Но вы же его друзья!
— Мы были друзьями его семьи. — Рюмка сделала еще одно вращение, а Бореги вообще не поднимал взгляда, чтобы посмотреть, что делают его руки. — Этой семьи больше не существует. И сейчас он представляет опасность. Вспомни судьбу Галландри, если сомневаешься в этом. Мондрагон — это яд.
Альтаир отставила вино, отодвинула назад стул и собралась встать, взяв в руку фуражку. Мужчина подошел к ней, снова вдавил в сиденье и подвинул стул вперед.
— К черту!
Ее крик отразился от стен. Тяжелая рука опустилась на ее плечо, и стоявшие мужчины неуютно зашевелились. Альтаир вспомнила о ноже. Если она его вытащит, она мертва. Это она понимала хорошо. Она сверкнула глазами на Бореги, и тот дал рукой знак мужчине рядом с ней отодвинуться. Тяжесть с плеча исчезла.
— Твоя преданность возвышает тебя, — сказал Бореги. — Ты сделала для него так много, как только могла сделать девушка, Я не хочу сказать, что не умею оценить это твое качество… тебе не нужно нас бояться. Мне могут понадобиться сообразительные сотрудники. Ты кто — лодочница? Ты будешь состоять на службе у Бореги, иметь всю жизнь место, очень хорошо оплачиваемое место.
— Я водитель скипа, — пробормотала она. — И позднее я с удовольствием вернусь сюда, если вы захотите, и не буду рассказывать, что была здесь, если вы этого не хотите, но мне нужно идти, нужно найти его, если вы не хотите мне сказать, куда они могли его утащить. Но вы могли бы сказать мне это, хотя бы это!
Бореги направил на нее немигающий взгляд своих черных глаз.
— Почему ты так интересуешься этим?
— Потому что от вас он не получит вообще никакой помощи!
— Допей свое вино.
— Я вообще не пью вина. Отпустите меня!
— Джонс твоя фамилия. А зовут тебя как?
— Альтаир.
Небо, теперь ее рот действительно пересох, а подбородок задрожал, как у ребенка. О, Боже, я могла бы убить этого человека. Я могла бы его убить, а потом они убили бы меня, если и так не сделают этого…
— Я Вега Бореги. — Он сложил белые ладони перед собой на столе. — Итак, у нас есть кое-что общее. Ты поймешь меня, если я скажу, что наше влияние в этом городе ограничено. Один из моих двоюродных братьев и двое моих людей были убиты вчера. Меч добрался до нашего зала; поэтому были арестованы только Галландри, а мы избежали этого — губернатор счел это вторжение доказательством, что мы были жертвами, а не преступниками. Мы не осмелились вступиться за Галландри. Понимаешь, что я имею в виду? Как адвентисты, мы не можем позволить себе никакой связи с Мондраго-нами, кроме исторических. Твой друг — досадная помеха, опасная помеха.
— Он доверял вам!
— И мог бы доверять, если бы пришел в полной тишине. Но кто-то выдал его. Наверняка, кто-то, кому он доверял. Страх, понимаешь? Они навели на его след полицию, и это привело к нему и его врагов — к нему и ко всем его возможным союзникам. Тебе нельзя думать, что Меч не внедрился даже в милицию. Или что шарристское влияние не может проникнуть в Меровинген. Видишь, в какую историю ты ввязалась?
— Не вижу. Я этого не понимаю. И не хочу понимать. Отпустите меня, и я никому ничего не скажу!
— Ты собираешься искать его?
— Я не скажу, что я буду делать.
— А что ты можешь делать?
— У меня есть нож.
— Нож! Ты знаешь вообще, что такое Меч Бога?
— Я знаю ровно столько, сколько знает каждый честный канальщик, что значит, что я не хочу иметь с ним никаких дел. Но я и не сдаюсь! Спите спокойно, м'сэр, спите спокойно, и позвольте мне делать то, что я должна делать, и я никому не выдам, что вы мне рассказали.
— Девочка, ты безрассудна.
— Такая я уж есть. Уже много дней. Но я не собираюсь оставлять его в их когтях.
— Ты знаешь, что он из Нев Хеттека?
— Я точно этого не знала, но так и думала.
— Губернатор Нев Хеттека — человек по имени Карл Фон. Знаешь, что Фон принадлежит Мечу?
Сердце Альтаир забилось чаще и болезненнее, чем прежде.
— До меня доходили слухи.
— Мондрагоны были обыкновенными адвентистами, как большинство жителей Нев Хеттека. Старый, добротный дом. Томас, младший сын, был принят в Меч. Тебя это не шокирует?
— Он сказал мне, что когда-то принадлежал ему. Он сказал, что покинул их.
— Что он рассказал еще? Она помотала головой.
— Это очень важно. Почему он покончил с ними. И насколько далеко он был посвящен в их совещания. Он был близким другом Фона. Он стоял очень высоко в собраниях Совета Нев Хеттека, имел доступ к куда более высоким уровням, чем его отец. Возможно, Мондрагон узнал больше, чем хотел узнать. Но что бы он ни сделал с этим знанием — это привело к его концу. Вся семья была убита. Кроме Томаса Мондрагона. Он был поставлен перед судом, как шарристский саботажник.
— Это неправда!
— Это стандартное обвинение против всякого врага губернатора. Он был приговорен к смерти. Казнь дважды назначалась и снова откладывалась. Потом он сбежал, сбежал из резиденции губернатора; так, по крайней мере, говорят слухи, которые переносятся по реке. Со всем, что он знал. Теперь ты понимаешь, почему наш губернатор хочет вынудить его исчезнуть из Меровингена? Он несет с собой неприятности. Он овеществляет правду на двух ногах. Он знает вещи, которые наш губернатор — официально — не хотел бы знать никогда; это касается внутренних дел Нев Хеттека. Слово для этого война, девочка. Война против проклятого Нев Хеттека и его губернатора-изменника — если определенные силы в Синьори получат публичное подтверждение того, что знает Томас Мондрагон. И они желают заполучить его. И совершенно определенно, его хотят и шарристы. Он знает точные подробности операций Меча Бога и возможную тактику против Меча. Здешняя полиция тоже с удовольствием допросила бы его, если бы могла осмелиться на то, чтобы официально узнать ответы. Меч непременно желает заполучить его снова; здесь агенты Карла Фона. И если жрец Ревентатистской Академии узнает, что он здесь, в пределах его досягаемости, и если ревентатисты заполучат его в свои руки, тогда они тоже захотят получить публичное признание, прежде чем повесить его. А тем временем наш губернатор… Он просто хочет выдворить его из города, прежде чем Нев Хеттек получит уверенность, что Меровинген владеет средствами начать войну. Он стар и беспокоится о наследнике, а эта история как раз то, что может принести трудности с наследником. Изменения в структуре власти. Меч уже много лет выступает здесь, и этот факт известен на самых высоких уровнях. Точно также, как и то, что здесь активны шарристы — но об этом тебе лучше не говорить даже шепотом, девушка.
— Значит, его утащили шарристы? Этот патат… пата…
— Все террористические группы маскируются друг под друга. Меч использует патати так же, как и шарристы и джейнисты. Поэтому из этого нельзя сделать никаких выводов. Вероятнее всего, это был Меч, но я не исключаю и других. Я не исключил бы их даже тогда, когда они заявили бы, кто они такие. Партии лгут; это их большое оружие. Они подсовывают друг другу в башмаки свои акции, и Мондрагон знает, что может быть со всем этим враньем. Он был участником их тайных совещаний.