Чейз Лоретта. Лорд Безупречность

   Однако он решительно сказал себе, что выпито вполне достаточно, тем более что ночь неуклонно продвигалась собственным курсом. Ведь он всего лишь хотел, чтобы Батшеба расслабилась, а вовсе не стремился напоить ее до бессознательного состояния.
   – Все, миссис Дэшвуд, хватит! – Он выхватил полупустой бокал. Допил все, что в нем еще оставалось, и поднялся из-за стола. Комната слегка покачнулась, словно корабельная палуба. – Пора спать. Завтра важный день. Предстоит принять ответственные решения.
   Он со стуком поставил пустой стакан на стол.
   В ответ Батшеба улыбнулась так, как, должно быть, Калипсо улыбнулась Одиссею в тот самый момент, когда околдовала сына Эллады и заманила на долгие годы.
   – Вот это мне в вас и нравится, мистер Дэшвуд, – лукаво произнесла она. – Вы так решительны. Мне вовсе незачем утруждать себя мыслями и заботами.
   – А мне в вас нравится несколько иное, миссис Дэшвуд, – не остался в долгу Бенедикт. – Вы так саркастичны. И мне вовсе незачем утруждаться, чтобы выглядеть тактичным и обаятельным.
   Она встала. И покачнулась.
   – Ты пьяна, – заметил Ратборн. – Знал же я, что последняя бутылка окажется лишней.
   – Я – урожденная Делюси, – гордо возразила Батшеба. – Все представители нашего рода в состоянии держать удар.
   – Как сказать, – усомнился Бенедикт. – Но во всяком случае, я в состоянии удержать тебя.
   Он обошел вокруг стола и заключил ее в объятия. А она обвила руками его шею и положила голову на плечо.
   Сделала это так естественно и обаятельно, словно поза была совершенно обычной и вполне привычной.
   – Очень хорошо, но только на несколько секунд, пока я соберусь с силами, – проворковала она. – Не забывай, что наши комнаты на втором этаже. Если ты понесешь меня наверх, то можешь надорваться.
   – Уж один-то пролет мне под силу, – ответил Ратборн, – как и прочие несложные задания, которые ты придумаешь по пути.
   – Хм, – произнесла она, – и что бы такое поручить?
   Бенедикт вынес ее из столовой и едва не наткнулся на Томаса, который слонялся по коридору.
   – А, это ты! – удивленно воскликнул виконт. – Видишь ли, миссис Дэшвуд слегка перебрала, и я испугался, что она на кого-нибудь упадет.
   Он вспомнил, как она изящно упала в обморок прямо в широко раскрытые объятия удивленного и смущенного констебля Хамбера, и негромко рассмеялся.
   Батшеба уткнулась носом ему в шею.
   – Комната, – пробормотала она. – Ты же обещал отнести меня в комнату и положить в постель.
   Ах да, конечно. В постель. Обнаженной.
   – Комната, – задумчиво повторил Бенедикт вслух. – Где же эта чертова комната?
   Комната оказалась вовсе не такой большой, как в Рединге, да и на кровати лежало всего лишь две перины вместо трех. И тем не менее обстановка манила теплом, уютом, а главное, уединением. Больше Бенедикту ничего и не требовалось.
   Он бережно поставил Батшебу на пол, и осмотрелся. Все было в полном порядке. Единственным отклонением от нормы следовало считать качающийся пол. Бенедикт отправил Томаса спать. Она закрыла за слугой дверь и старательно задвинула засов.
   Подошла к Бенедикту.
   – Хочу тебя.
   – Я тебе об этом говорил, – напомнил он. – Но ты, разумеется, принялась рассуждать насчет временного затмения и…
   – Замолчи. – Она схватила его за лацканы сюртука. – У меня есть для тебя поручение.
   Она посмотрела возлюбленному в глаза и одарила улыбкой сирены.
   Он схватил ее за талию и поднял – так что порочные губы оказались как раз напротив его рта. Принялся целовать не осторожно, не лаская и соблазняя, а горячо, жадно и требовательно. Она крепко схватила его за плечи и языком атаковала язык. Вкус ее дыхания захлестнул знойной волной и опьянил сильнее любого вина.
   Она прильнула, повисла, прижавшись грудью к его груди, и обвила ногами его талию. Он инстинктивно попятился, ища надежной опоры. Прислонился спиной к стене, позволил рукам дерзко задрать подол платья и зашелестел бесчисленными нижними юбками и юбочками.
   Они целовались долго и самозабвенно. Глубокие, требовательные поцелуи обдавали жаром, потом ледяным холодом и вновь жаром. Страсть оказалась сильнее и действеннее любого приворотного снадобья. Она лишала рассудка, заменяя его полным безумием, и заставляла радоваться внезапному приступу необузданной дикости.
   Батшеба развязала его шейный платок, расстегнула пуговицы на рубашке, просунула руку под тонкую шелковистую ткань и положила ее на отчаянно бьющееся сердце.
   Рука спустилась ниже – по животу, к поясу брюк. Бенедикт оказался беспомощным – ведь он держал ее в объятиях.
   Ратборн застонал, не отрывая губ от ее рта, и она прервала поцелуй.
   – Сейчас, – скомандовала она. – Немедленно! Не могу ждать. Опусти!
   Он тоже хотел сейчас и немедленно. Тоже не мог ждать, а потому позволил ей спуститься на пол – прямо по собственному телу, испытывая при этом изысканно-сладкую муку.
   Она подтолкнула его к кровати, и он послушно пошел – смеющийся, разгоряченный и одурманенный – и упал на мягкую перину. Она же мгновенно развязала штанишки, которые тут же упали на пол. Нетерпеливо вырвалась из кружевного плена и взобралась на Бенедикта.
   Стащила до колен брюки и белье.
   Он поднял голову и взглянул на собственное тело. Картина оказалась самой что ни на есть вызывающей.
   – Сапоги, – со смехом произнес он. – Позволь хотя бы…
   – Не двигайся, – приказала она и уселась верхом. – Положись на меня.
   Он никогда и ни в чем не полагался на женщин, даже в этом. Но она оказалась совсем не такой, как остальные дочери Евы. Он утратил способность думать и не жалел о потере.
   Нежная ладонь начала медленно скользить вверх и вниз. Ему показалось, что он не выдержит и тотчас умрет.
   – Ты убьешь меня, Батшеба, – прохрипел он.
   – Это ты убиваешь меня.
   Он что-то выкрикнул – не слова, а какой-то безумный, почти звериный клич. Она приподнялась и вновь опустилась. Двигалась сначала медленно, словно разгоняя волны сладострастия и наслаждения. Постепенно темп ускорялся, а движения становились все энергичнее.
   Она властно владела его телом, а он лежал и смотрел в прекрасное лицо. Оно отражало голод столь же ненасытный, как и его собственный, и радость, какой ему еще не доводилось видеть. Она скакала верхом – все отважнее и стремительнее, – а радость переполняла его вены и вместе с потоком горячей крови мчалась к сердцу. Скачка становилась необузданно-дикой, и вот уже Бенедикт чувствовал себя беглецом, который мчится без цели, неизвестно куда. Так они долетели до самого края земли и поднялись в небеса. Воспарили, исполнившись восторга свободы, а потом медленно опустились на родную землю и спокойно поплыли по плавным, надежным волнам сна.
   Утром он проснулся и понял, что она исчезла.
   А вскоре обнаружилось, что вместе с ней исчезли его бумажник и вся одежда.

Глава 14

    Трогмортон,
    воскресенье, 7 октября
 
   Батшеба догадывалась, о чем думал дворецкий.
   Фамилия Уингейт наверняка была ему знакома.
   Престарелый лорд Мандевилл – хозяин этих владений и глава семейства Делюси – чувствовал себя в состоянии перекинуться несколькими ледяными фразами с графом Фосбери, отцом Джека.
   Разумный человек вряд ли стал бы обвинять хороших Делюси в том, что натворили ужасные Делюси. Однако едва речь заходила о любимом сыне, лорд Фосбери оказывался просто не в силах сохранить здравый смысл. Он возлагал на Джека огромные надежды, а тот вместо благодарности безжалостно разбил сердце отца. По его мнению, лорду Мандевиллу следовало предотвратить безумный брак и отправить Батшебу куда-нибудь подальше. Туда, где Джек не смог бы ее разыскать.
   Лорд Мандевилл, в свою очередь, полагал, что лорд Фосбери проявил предосудительную слабость и не оказал на собственного сына должного влияния.
   В результате отношения между семействами балансировали на градусе полного замерзания.
   И все же официальные отношения существовали, а это означало, что дворецкий не имел права отказать даме с фамилией Уингейт… даже если она и появилась верхом, без сопровождения горничной или хотя бы конюха.
   Конечно, Батшебе ничего не стоило на ходу придумать какую-нибудь историю о несчастном случае или неприятном происшествии. Однако она понимала, что представители высшего сословия не снисходят до объяснения собственных поступков. А уж тем более не откровенничают со слугами.
   Поэтому она просто посмотрела на дворецкого с тем скучающим выражением, которое время от времени появлялось на лице лорда Ратборна. Сама же она научилась этому выражению еще в детстве, у гувернантки. Впрочем, до Ратборна ей было очень далеко – виконт довел мимику до состояния высокого искусства.
   Мысль о виконте вызвала приступ сердечной боли. Пришлось безжалостно подавить страдания усилием воли.
   – Лорда Мандевилла сейчас нет дома, – сообщил дворецкий.
   – В таком случае мне нужен лорд Нортвик, – потребовала Батшеба. Лорд Нортвик был старшим сыном графа.
   – Лорда Нортвика сейчас нет дома, – произнес дворецкий с тем же выражением.
   – Понятно. Должна ли я перечислить по очереди всех членов семьи и намерены ли вы во время этого длительного процесса держать меня на крыльце?
   Дворецкий откровенно смутился, извинился и пригласил войти.
   – У меня неотложное дело, – холодно произнесла Батшеба. – Скажите на милость, все ли семейство в церкви или дома все-таки остался кто-нибудь из взрослых, с кем я могу поговорить?
   – Сейчас узнаю, есть ли кто-нибудь дома, мадам.
   Дворецкий оставил посетительницу в просторном холле и скрылся.
   Несколько минут пришлось посвятить прогулке по безупречно чистому мраморному полу. Потом послышались шаги. Батшеба вновь вооружилась тем самым непроницаемым выражением лица, которое позаимствовала у лорда Ратборна.
   В холл торопливо вошел молодой человек. Он оказался всего лишь на несколько дюймов выше гостьи и значительно моложе. На вид ему можно было дать чуть больше двадцати лет. Красивый. Хорошо, со вкусом одет, хотя одевался явно в спешке. Наверное, только что встал. Даже не успел причесаться: густые каштановые волосы своевольно торчали во все стороны. Он посмотрел на гостью нестерпимо синими, точно такими же, как у Оливии, глазами.
   – Миссис Уингейт? – любезно уточнил он. – Я – Питер Делюси. Видел, как вы ехали верхом. Прошу прощения за то, что заставил ждать. Кибл доложил, что у вас неотложное дело. Надеюсь… – Он так и недоговорил. Вместо этого перевел взгляд на что-то за ее правым плечом.
   Она посмотрела туда же. Потом повернулась и посмотрела внимательнее. На стене висел портрет морского офицера в полный рост. Парик точно указывал на время: такой фасон носили в начале прошлого века. Но изображенный на картине человек вполне мог быть ее отцом. А если бы парик оказался черным, то любой сказал бы, что это ее собственный портрет.
   – Неужели это прадед Эдмунд? – изумилась Батшеба. – Не может быть! Мне говорили, что все его портреты давным-давно сожжены!
   Она обернулась к молодому человеку и встретила озадаченный, недоуменный взгляд.
   – Боюсь… – заговорил он.
   – Я – Батшеба Уингейт, – перебила гостья.
   Удивительно, но при звуке этого имени ни один из почтенных предков не выпал из золоченой рамы. Не рухнул потолок и не провалился пол, стремясь поглотить Вельзевула. Да впрочем, и сам властитель тьмы не попытался утащить мистера Делюси в преисподнюю.
   Однако Питер Делюси выглядел так, словно все это только что произошло.
   Наконец он обрел достаточно сил, чтобы прервать ошеломленное молчание.
   – Боюсь… – начал он снова.
   Батшеба нетерпеливо взмахнула рукой.
   – Увы, у нас нет времени на семейные воспоминания, – заговорила она. – Моя своевольная дочь убежала вместе с единственным сыном и наследником лорда Атертона. Она впутала юного лорда в безумное приключение, и теперь юные авантюристы намерены разыскать клад Эдмунда Делюси. Дочка свято верит, что сокровища спрятаны у подножия некрополя в Трогмортоне.
   – К-клад, – словно завороженный, повторил Питер Делюси. – Некро…
   – Я пытаюсь их догнать с вечера пятницы, – нетерпеливо перебила Батшеба, – но хитрецы умудряются просочиться сквозь пальцы. Трогмортон – огромное поместье, а потому очень трудно угадать, каким образом и где именно они сюда проникнут. А уж если проникнут, то наверняка смогут надежно спрятаться.
   – Послушайте, – наконец собрался с духом молодой аристократ, – Никак не могу понять. Ваша дочь убежала с сыном Атертона?
   – Ему тринадцать, – нетерпеливо пояснила Батшеба. – А Оливии двенадцать. Это совсем не то, что вы подумали. Они всего лишь дети. Постарайтесь вникнуть. Я придумала, как их поймать, но для этого необходима ваша помощь.
   В этот самый момент во дворе раздался цокот лошадиных копыт и скрип колес.
   Батшеба затаила дыхание. Нет, только не Ратборн. Он еще долго не сможет ее найти. А может быть, и никогда не найдет. Она позаботилась и об этом, и о том, чтобы вызвать устойчивую ненависть к собственной персоне.
   Питер Делюси поспешил к двери и прислушался.
   – О, все в порядке! – с облегчением воскликнул он. – Семейство вернулось из церкви.
 
   Прошел час.
   Бенедикт решительно пообещал сам себе, что едва доберется до Батшебы, тут же, на месте ее задушит.
   Последствия бурной ночи никак не способствовали улучшению настроения. Голова представляла собой наковальню, по которой Гефест неутомимо бил огромным молотом, – очевидно, неустанно выковывая молнии для повелителя Зевса.
   Кипя от негодования, лорд направился к черному входу.
   Конечно, он мог бы подойти к парадному подъезду и объявить, кто он такой… но это лишь в том случае, если бы захотел услышать самые грубые и обидные насмешки и не слишком мягко приземлиться за воротами поместья Трогмортон.
   И деньги, и одежду пришлось позаимствовать у Томаса, Костюм сидел далеко не лучшим образом, ведь Томас был ниже и толще. Кроме того, из-за ограниченности в средствах Бенедикту пришлось долго и нудно ехать на плохой лошади. Разумеется, подобная прогулка не облегчила головной боли.
   В довершение всех неприятностей безропотного Томаса пришлось оставить в гостинице в качестве залога уплаты по счету. Негодная девчонка об этом даже не подумала.
   Пересечь линию ворот Бенедикту помогла удача. Он не знал, какую именно историю выдумает Батшеба и каким именем назовется, а потому прикинулся деревенским простачком и спросил, не появлялась ли здесь его хозяйка. К счастью, в этот день приехала лишь одна посетительница, а потому привратник не стал уточнять, кем именно была эта хозяйка.
   Бенедикт твердо намеревался убить изменницу.
   Но для этого требовалось сначала до нее добраться.
   Возле заднего крыльца лорд Ратборн повторил комедию с изображением деревенского дурня и благополучно проник в дом.
   В доме царило оживление.
   – Полагаю, ты приехал за миссис Уингейт, – заговорил эконом. – Говорят, она прилетела сюда, словно ураган, так что вряд ли захочет тебя ждать. Во всяком случае, с мистером Киблом обошлась довольно решительно. Джозеф сказал, что в жизни не видел ничего подобного. Попытайся дворецкий ее остановить, она, не задумываясь, прошла бы насквозь. Ну а мистер Питер, разумеется, не заметил ничего, кроме лица и фигуры.
   – И то и другое на редкость красиво, – вступил в разговор лакей, который только что вошел с подносом нетронутых сандвичей. – Вот потому-то он до сих пор не в силах отвести от гостьи глаз. Сидит неподвижно и только беззвучно рот разевает. Как рыба. Можно подумать, в жизни не видел ничего подобного. Да и правду сказать, откуда ему было видеть? Всю жизнь под наблюдением. А в школе учился с кучей прыщавых мальчишек, таких же озабоченных, как он сам.
   Ратборн не сводил со сплетника каменного взгляда. В доме Карсингтонов о подобной болтливости слуг не могло быть и речи.
   – А что-нибудь еще услышал, Джозеф? – Все сгорали от любопытства.
   – Ну, она рассказывала какую-то сказку – из тех, по которым сходят с ума все женщины. Что-то об украденных детях, пиратских сокровищах и грозящей всем страшной опасности, – с удовольствием делился новостями лакей. – А что говорили остальные, просто невозможно было разобрать. Едва она замолчала, женщины тут же принялись кудахтать и квохтать, словно наседки в курятнике. А вскоре приехал сам лорд Мандевилл. Темнее тучи. – Джозеф кровожадно усмехнулся. – Я уже поспорил с Джеймсом на шестипенсовик: старик непременно вышвырнет шлюху за ворота, прямо на соблазнительную задницу.
   Бенедикт молча встал со стула и обрушился на разговорчивого лакея.
 
   – Вон! – кричал лорд Мандевилл. – Больше ни единого слова! Как вы смеете осквернять этот дом…
   – Мандевилл, разве вы сегодня не присутствовали на проповеди? – поинтересовалась супруга лорда. – Насколько я помню, нас как раз призывали к терпению и всепрощению…
   – Прости ей подобных, и они тут же обдерут до последнего фартинга. А когда умрем, так они и саван сопрут, – не унимался старик. – Все это вранье, а все вы – толпа доверчивых идиотов, раз слушаете. Сын Атертона, черт возьми!
   – Согласен, отец: история звучит несколько сомнительно, – скучающим голосом заговорил лорд Нортвик. Это был элегантный джентльмен лет сорока с небольшим. Острый, оценивающий взгляд синих глаз никак не гармонировал с ленивой позой и утомленно-снисходительной манерой речи. – И все же, полагаю, мы просто обязаны выслушать рассказ леди.
   – Леди? – фыркнул отец. – Да она всего лишь играет роль, как и все ее родственнички. А вы – дураки и простофили. Все до одного. – Он обвел сердитым взглядом жену, сына, невестку и внука. – Всем известно, что Атертоны сейчас в Шотландии.
   Батшеба изо всех сил старалась сохранить самообладание.
   – Лорд и леди Атертон действительно в Шотландии, – заговорила она. – Но их сын оставался в Лондоне с дядей, лордом Ратборном. Как я уже объяснила…
   – О, ни секунды не сомневаюсь, что вы все очень красиво растолковали, – не унимался старый лорд. – И разумеется, не забыли вплести самую черную ложь. Вряд ли здесь у кого-нибудь хватит мозгов, чтобы ее распознать. Женщины в моем доме слишком мягкосердечны, чтобы думать. Такими уж уродились. Ну а сын и внук способны видеть лишь ваши прелести.
   – Право, отец…
   – Так что не морочь мне голову, Иезавель, – продолжал Мандевилл, игнорируя утонченного Нортвика, словно тот все еще оставался сопливым ребенком. – Мне доводилось иметь дело с твоим отродьем, и урок я выучил неплохо. Знаю все ужимки и уловки. В аду начнутся заморозки, прежде чем я…
   В это мгновение в коридоре раздался такой оглушительный гром, что все невольно вскочили с мест.
   – Что это, черт подери, за шум? Кибл! – воззвал лорд Мандевилл.
   В комнату поспешно вошел красный от волнения дворецкий.
   – Прошу прощения за беспокойство, милорд. Неотложное дело.
   Гром повторился. На этот раз явственно слышался звук бьющейся посуды.
   Мандевилл направился к двери, но в эту самую минуту через порог перелетел ливрейный лакей и приземлился прямо у ног графа.
   Батшеба закрыла глаза. Нет, не может быть. Просто невероятно.
   Она открыла глаза.
   В дверях показалась высокая темная фигура. Костюм явно принадлежал кому-то другому. Сюртук выглядел слишком коротким, а брюки – чересчур широкими.
   – Кто это, черт возьми? – прогремел старый граф.
   Ратборн расправил плечи.
   – Я…
   – Это мой брат, – перебила Батшеба. – Да, мой сумасшедший брат Дерек.
   Ратборн нахмурился:
   – Я не…
   – Ах ты, проказник, – укоризненно проговорила Батшеба. – Почему не остался ждать в гостинице, как я велела? Разве я не пообещала вернуться как можно скорее?
   – Нет, не пообещала, – мрачно ответил Ратборн. Темные глаза блестели нешуточным гневом. – Ты забрала мою одежду. Забрала мои деньги. Уехала, не сказав ни единого слова.
   – Ты не в себе, – Батшеба посмотрела на дам, словно ища понимания и поддержки, и покрутила пальцем у виска. Потом снова заговорила с Ратборном, причем голос выражал то обреченное терпение, с которым обращаются к непослушным детям и неизлечимо больным родственникам. – Я же несколько раз объяснила, почему тебе нельзя ехать со мной.
   Лакей на полу едва слышно застонал. Батшеба укоризненно посмотрела на Ратборна.
   – Вот одна причина.
   – Он назвал тебя шлюхой, – капризно, словно обиженное дитя, пояснил Ратборн.
   – Ты вышел из себя, – продолжала Батшеба. – Что я говорила насчет подобных случаев?
   Повисла напряженная пауза. Огонь в глазах Бенедикта обжигал.
   – Говорила, что необходимо медленно сосчитать до двадцати.
   – Видите, – обратилась Батшеба к присутствующим, – он же истинный ребенок.
   – Великоват ребеночек, – подал голос лорд Нортвик.
   – Его место в сумасшедшем доме! – снова закричал лорд Мандевилл, багровея от злости. – Вон! Вон из моего поместья, оба! Иначе я велю посадить вас под замок! Еще раз замечу в Трогмортоне, спущу всех собак!
   Ратборн молча взглянул на графа.
   Лорд Мандевилл сделал шаг назад и побледнел, словно полотно.
   – Дерек, – коротко произнесла Батшеба.
   Ратборн перевел взгляд на нее. Она подошла к нему, гордо выпрямившись и высоко подняв голову.
   – Лорд Мандевилл излишне возбудился, – проговорила она. – Думаю, нам лучше удалиться, пока его светлость не нанес себе серьезного вреда.
   Она решительно вышла из комнаты и направилась по длинному коридору. А через пару секунд услышала за спиной тяжелые сердитые шаги.
   До самых ворот Батшеба и Бенедикт хранили яростное молчание. Но стоило пересечь границу поместья, оба словно взорвались.
   – Все, все погубил своей нелепой несдержанностью! – закричала Батшеба.
   – Все погибло еще до моего приезда, – возразил Бенедикт, едва не скрипя зубами от головной боли. Последние события не принесли облегчения. – Не могу поверить, что ты отправилась в Трогмортон под собственным именем и при этом ожидала от родственников чего-то кроме открытых оскорблений и позорного изгнания.
   – Дело шло прекрасно, пока не вернулся домой этот несносный граф, – возразила Батшеба. – Дамы сгорали от любопытства, ну а джентльмены…
   – Оказались не в состоянии одновременно созерцать твой бюст и думать, – закончил мысль Бенедикт.
   – Я бы всех их сумела обработать, включая старого упрямца, – стояла на своем Батшеба. – Но ты зачем-то затеял эту дурацкую потасовку с лакеем. Если уж так приспичило кого-нибудь прикончить, то неужели нельзя было это сделать хотя бы внизу?
   – Трус пытался спастись бегством, – оправдывался Бенедикт. – Ну а я был не в духе. Видишь ли, проснулся с бешеной головной болью и обнаружил, что кто-то украл и одежду, и деньги.
   Он глубоко вздохнул, пытаясь вернуть утраченное самообладание.
   – Все совершенно ясно. Напоить меня, а потом изнасиловать – все это входило в твой коварный замысел. Думала, что после ночных излишеств я проснусь совсем больным, обессиленным и не смогу тебя преследовать. Так ведь? Думала, никогда не догадаюсь, куда ты уехала? Судя по всему, считаешь меня полным идиотом.
   – Единственное, что я сделала намеренно, так это напоила тебя. – Теперь уже пришлось оправдываться Батшебе. – Правда, мне самой пришлось выпить куда больше, чем обычно, потому что ты оказался слишком крепким. А напала я на тебя как раз потому, что опьянела, словно сапожник. Однако что верно, то верно. Я действительно считаю, что ты ведешь себя по-идиотски. Позволил вожделению затмить разум. Едва не сказал всем этим Делюси, кто ты на самом деле. Не останови я тебя, ты наверняка бы надулся, одарил всех своим презрительным взглядом и гордо заявил: «Я – лорд Ратборн».
   Батшеба передразнила так забавно и в то же время так достоверно, что Бенедикту лишь отчаянным усилием воли удалось сохранить приличествующее случаю мрачное выражение лица.
   – Но ведь ты сама назвала себя, – заметил он, – и этим сразу навлекла опасность. Если выяснится, что я вовсе не твой ненормальный брат Дерек, то тебе конец.
   Внезапно оказавшись умалишенным родственником красавицы, Бенедикт едва не задохнулся от негодования.
   – Мне и так конец, – невозмутимо заключила Батшеба. – Больше того, я обречена с самого рождения.
   – В таком случае что же будет с Оливией? Как ты представляешь себе ее будущее?
   – Здесь, в Англии, мне никак не удастся обеспечить дочери достойную жизнь, – грустно призналась миссис Уингейт. – Надежды на лучший исход оказались печальным заблуждением. Реальный шанс на достойное существование она сможет получить лишь за границей – там, где имя Батшебы Уингейт окажется пустым звуком.
   – Не могу поверить, что ты всерьез собираешься вернуть девочку к тому жалкому существованию, которое сама столько раз оплакивала! – взволнованно воскликнул Бенедикт. Собственный голос отозвался острой болью в висках, и Ратборн невольно зажмурился.
   – Все это просто потому, что ты не способен смотреть правде в глаза. Мне же приходится это делать. Сейчас притворяешься, что проживаешь собственную жизнь. На самом же деле эти два дня выпадают из обычного течения. Наверное, они внесли некоторое приятное разнообразие. И все же единственное, что ты сделал, – это на некоторое время убежал от действительности Точно так же, как убегал из дома в детстве. Но ты уже давно не маленький мальчик, а потому, как только вернешься к обычной жизни, неизбежно столкнешься с серьезными последствиями собственного безрассудства. А вернуться придется, Ратборн. Это мне дозволено отряхнуть от ног прах Англии. Тебе же этого не дано.