Страница:
Глава 17
Люди лорда Нортвика тщательно обыскивали северо-восточную часть поместья, а в это время Перегрин и Оливия двигались в противоположном направлении.
Как и предполагал Перегрин, парк поместья Трогмортон окружала высокая стена. Ростовщик Суэйн сказал, что семейный склеп располагался в юго-западном углу парка, поэтому юный лорд повел спутницу именно в этом направлении. В конце концов неугомонные кладоискатели наткнулись на тот самый ручей, о котором упоминал Суэйн. Из-за недавнего дождя идиллическая речка превратилась в полноводный и мутный поток. Он с безумной поспешностью преодолевал путь, который спокойная вода отмеривала в задумчивой истоме.
Перегрин не сомневался, что где-то непременно должен быть мост, а рядом с мостом – ворота для повозок и телег. Мост действительно вскоре обнаружился, равно как и крепкие служебные ворота. Они были заперты, однако не охранялись.
Перебраться через деревянные створки не составило ни малейшего труда.
Оказавшись в поместье, путешественники решили держаться хозяйственной дороги, которая шла по периметру вдоль стены. Поначалу буйная растительность не позволяла рассмотреть парк. Но уже через несколько минут дорога начала упрямо взбираться все выше и выше, так что вскоре показался купол римского храма, на вершине которого горел фонарь.
– Вот он! – закричала Оливия.
Возглас вспугнул стайку небольших птиц; они со щебетом поднялись над деревьями.
– Тише! – рассердился Перегрин. – Вижу. Ты что, хочешь, чтобы весь мир узнал о нашем появлении в Трогмортоне?
Однако Оливия не слушала. Она торопливо поднималась по склону. Перегрин взглянул на покрытое облаками небо и поспешил следом. Небо ему не понравилось, однако отменять операцию из-за плохой погоды не хотелось, а возвращаться обратно на бристольскую дорогу не имело смысла.
Можно было спрятаться от дождя под портиком храма. А если предстояло провести в поместье ночь, что казалось вполне вероятным, то для этого в парке были созданы прекрасные условия: повсюду виднелись небольшие красивые постройки. Вряд ли все они заперты. Да и что такое замок для умелых рук Оливии?
Перегрин заметил, что она поскользнулась, и поспешил догнать.
– Смотри под ноги, – заботливо посоветовал он, – Не видишь разве, что земля совсем мокрая? Хочешь вывихнуть ногу?
Однако Оливия ничего не видела и не слышала, так как целиком и полностью сосредоточилась на заветной цели путешествия.
– А он куда больше, чем я предполагала, – завороженно пробормотала она. – И гораздо красивее. Смотри, на крыше купол, на куполе огромный прямоугольный ящик, а сверху еще и маленький, шар. А на каждом углу крыши – какие-то урны или вазы – как они называются?
Архитектурные причуды не удивили Перегрина. Удивило иное – тишина, уединенность, даже укромность места. Все мавзолеи, которые ему приходилось видеть до этого, были построены напоказ и гордо властвовали над окружающим пейзажем. А этот, хотя и был в должной мере величественным, казался очень скромным. Он даже стоял на небольшой, совсем скромной лужайке, вокруг которой стеной поднимались раскидистые деревья и густой кустарник.
– Это не самая красивая часть здания, – заметил юный лорд с видом знатока. – Второй фасад. А парадный вход наверняка окажется с другой стороны, под портиком.
Он повел Оливию вокруг храма, к главному фасаду.
– Вот смотри, здесь еще интереснее.
И правда, ко входу поднималась широкая каменная лестница с надежными перилами. У основания возвышались две каменные статуи, каждая примерно в восемь футов высотой.
Лестница переходила в широкую аллею, которая спускалась по склону, а потом живописно взбиралась на соседний холм. Вокруг царствовали старинные деревья. Перегрин предполагал, что за ними прячется спокойный и милый пейзаж: мягкие холмы, уютные низины и снова холмы – привычный рельеф старой доброй Англии. Впрочем, трудно было сказать наверняка, ведь густая растительность скрывала все, кроме самой аллеи.
– Готова поспорить на весь клад: Эдмунд Делюси закопал свои сокровища у ног одной из статуй. Но вот какой именно?
– Возможно, если бы мы знали, кого они изображают, то смогли бы догадаться, – заметил Перегрин. – Скорее всего это боги или полубоги. Забавно, что наши соплеменники осуществляют строгий христианский погребальный ритуал под языческими символами. Известно даже, что один уважаемый член палаты лордов похоронен в мавзолее, построенном в форме пирамиды.
Рассуждения о погребальных причудах английской аристократии не слишком заинтересовали Оливию.
– Скорее всего, придется копать возле обеих статуй, – предположила она и оглянулась вокруг. – Думаю, никто не заметит.
С последним утверждением Перегрину пришлось безоговорочно согласиться. Если Эдмунд Делюси действительно что-то здесь спрятал, то в укромности выбранного места прапрадед мог не сомневаться.
Семья Перегрина тоже владела роскошным парком. Он был спланирован по тому же принципу, что и парк в Трогмортоне. Красивые особенности ландшафта, интересные постройки, удивительные растения скромно прятались среди зеленых насаждений, а потому гость оказывался возле них неожиданно или созерцал манящие образы издали, с самых выгодных точек.
Фундамент древнеримского храма возвышался над землей не меньше чем на шесть футов. Увидеть того, кто копается у основания, можно было лишь со специально обустроенного наблюдательного пункта.
Конечно, не следовало забывать о том, что сто лет назад окружающие деревья еще не успели вырасти такими густыми и высокими. Холм мог быть и вообще голым.
Оливия, однако, не задумывалась о делах столетней давности. Единственное, что ее интересовало, – где раздобыть лопаты. И хорошо бы еще мотыги.
Перегрин наклонился, чтобы как следует рассмотреть землю возле перил, и в этот момент на спину упали первые капли дождя.
Он выпрямился.
– Лучше спрятаться под… что это за шум?
Дети одновременно обернулись.
На соседнем холме по аллее бежал человек. Он махал рукой в сторону усыпальницы и что-то кричал. И происходило это совсем близко, не дальше, чем в ста ярдах.
Перегрин взглянул на Оливию. Она смотрела на него широко раскрытыми, синими, как у куклы, глазами.
– Нет, – тихо произнесла она. – Нет. Нет!
Ему хотелось закричать во весь голос. Он не был готов к тому, чтобы их нашли.
Только не сейчас. Еще рано. Еще ничего не закончено. Решение созрело в считанные секунды. Наказание будет ужасным. Так что терять все равно нечего.
Лорд Лайл схватил Оливию Уингейт за руку, стащил со ступенек и потянул под деревья, в густые заросли.
– Бежим, – крикнул он. – Просто бежим!
Томас несся по аллее. Бенедикт бросился вслед за ним в тот момент, когда Перегрин схватил Оливию за руку и вместе с ней нырнул в кусты направо, как раз в ту сторону, где у подножия холма раскинулось озеро. Склон был на редкость крутым.
Бенедикт не хотел верить собственным глазам.
– Стойте! – закричал он что было силы. – Вы с ума сошли? Остановитесь.
Дети не послушались.
Ратборн быстро прикинул самое короткое расстояние, рассчитал направление и бросился наперерез, по какой-то узенькой извилистой тропинке. Если повезет, то удастся перехватить их где-нибудь поблизости.
Раздался звук охотничьего рога.
Этот сигнал созывал всех, кто прочесывал другие участки.
Бенедикт не остановился ни на мгновение.
– Оливия! – прозвучал отчаянный женский голос. Батшеба звала дочь.
Бенедикт не стал тратить время на то, чтобы просить ее остаться на месте.
Он продирался сквозь ветки и перепрыгивал через корни.
Земля оставалась скользкой от опавших листьев и сосновых иголок. Он бежал, опасаясь, что Батшеба тоже побежит, и в то же время зная, что остановить ее невозможно.
Ради Бога, только не упади и не сломай шею!
Он продолжат бежать, спускаясь по крутому склону к озеру. Тропинка становилась все уже, а деревья уступили место кустам – почти таким же высоким, но колючим и густым.
– Перегрин! – звал Бенедикт. – Оливия! Гадкие дети. Подождите, вот он только доберется…
– Оливия! – где-то за спиной снова раздался голос Батшебы.
Он продолжал бежать. Дождь безжалостно хлестал, а проклятая тропинка петляла и кружила. И все же под дождем она была куда надежнее, чем покрытый опавшей листвой и мокрыми иголками скользкий непредсказуемый склон.
«Чертовы хулиганы! Как только поймаю, точно придушу». Эта мысль оказалась последней. Бенедикт споткнулся о торчащий из земли узловатый корень и рухнул на землю.
Перегрин слышал крики. Их преследовали.
Он слышал и тяжелое дыхание Оливии – отчаянная подружка не отставала.
Одна, разумная, половина его существа хотела остановиться, но другая половина отказывалась это сделать. Нет, это выше его сил. Он продолжал бежать, хотя промок до нитки и давно сбился с тропинки. Пробираться становилось все труднее, потому что деревьев теперь было меньше. Их место заняли кусты. Цепкие ветки хватали за одежду и больно били по лицу. Но он все равно продолжал бежать изо всех сил.
И вот наконец показался просвет.
Перегрин бросился в него – и слишком поздно увидел крутой обрывистый берег, а чуть дальше неистово бурлящую воду. Попытался схватиться за ветку, однако не удержался, споткнулся и полетел с обрыва головой вперед.
– Оливия! – успел крикнуть он. – Берегись!
В это мгновение руки и ноги скользнули по мокрому от дождя глинистому склону, и лорд Лайл оказался в мутном бурном потоке.
– Помогите! – из последних сил закричала она.
Ледяная вода бурлила вокруг, неумолимо наступая. Холодный дождь хлестал по голове и рукам. Пальцы уже начали неметь. Она видела, как Перегрин отчаянно барахтается в потоке, но не может справиться с бурным течением. Мутное месиво безжалостно уносило его все дальше.
– Лайл! – закричала Оливия. – Перегрин!
Голова скрылась в грязной воде.
Томас оказался рядом через несколько секунд и быстро поднял хозяина на ноги.
– Миссис Уингейт? – задыхаясь и стряхивая с липа грязь, спросил Ратборн. – Где она?
– Зацепилась подолом за куст, – ответил Томас. – Я попросил остаться на месте и показывать дорогу другим. А потом убежал, пока она не успела сказать «нет»
В этот момент оба услышали крик Перегрина. И тут же раздался отчаянный голос Оливии.
Бросились туда, откуда доносилась просьба о помощи.
Бенедикт прорвался сквозь заросли и вылетел на идущую вдоль берега узкую тропинку.
Перегрина нигде не было.
Но вот над поверхностью воды показалась голова, и сердце виконта снова забилось.
– Спасите его! – прозвучал голос откуда-то справа. Бенедикт обернулся и увидел Оливию. Она держалась за ветку упавшего дерева.
Гнилое дерево за что-то зацепилось. Лишь поэтому девочка еще барахталась в потоке недалеко от Перегрина. Парню же явно приходилось нелегко: он из последних сил сражался с взбесившейся водой.
– Лорд Лайл устал, сэр, – констатировал Томас.
Еще примерно пятьдесят ярдов, и вода унесет его с каскада и сбросит вниз. Он наверняка сломает шею… если не утонет раньше.
Бенедикт быстро взглянул на девочку. Дерево едва держалось и грозило в любой момент рухнуть в поток.
– Я могу прыгнуть в воду, сэр, – предложил Томас.
– Нет, лучше беги по берегу к каскаду, – распорядился Бенедикт, показывая направление. – Постарайся удержать парня перед водопадом. А я приду на помощь, как только справлюсь.
Говоря это, он ловко спустился по скользкому склону и по узкой полоске суши начал приближаться к Оливии. Томас бегом бросился к каскаду.
– Не меня! – пискнула Оливия. – Он же утонет!
Осторожно ступая, Бенедикт вошел в воду. Вода оказалась отчаянно холодной и мутной, но, к счастью, не такой глубокой, как он опасался. Доставала всего лишь до пояса.
И все же течение обладало непредсказуемой силой, а потому передвигаться приходилось опасливо, маленькими шажками – гораздо медленнее, чем хотелось бы. На преодоление нескольких ярдов, которые отделяли Ратборна от Оливии, потребовалось, как ему показалось, несколько часов.
– Не меня! – снова не то закричала, не то запищала Оливия. – Не меня! Я же сказала!
– Молчи! – приказал Бенедикт.
Он разжал занемевшие, судорожно сжимавшие ветку пальцы, схватил Оливию в охапку и медленно, тяжело поднялся на берег. Посадил беглянку на мокрую спасительную землю.
– Ничего не болит? – спросил Бенедикт, пытаясь выровнять дыхание.
– Н-нет, – ответила та, дрожа и стуча зубами. – Но я же сказала: быстрее спасите его.
Она насквозь промокла. По лицу стекали ручьи. Дрожала и от холода, и от ярости. Как же она похожа на мать!
– Сиди здесь, – приказал Бенедикт.
– Хорошо, хорошо. Только, пожалуйста, быстрее бегите к нему!
Бенедикт побежал.
Когда он догнал Томаса, стремительное течение уже подтащило Перегрина почти к краю каскада. Вода то и дело скрывала его с головой. Перегрин пытался плыть, но слишком устал, чтобы бороться, а возможно, даже был ранен. Поток неумолимо тащил к обрыву, до которого оставалось меньше дюжины ярдов.
Томас уже входил в воду. Бенедикт шагнул следом.
– Милорд, – попытался остановить слуга.
– Нужно сцепиться, – коротко отозвался он. Объяснений не потребовалось.
Томас зашел глубже. Бенедикт крепко сжал его руку и начал осторожно продвигаться к племяннику. С каждым шагом вода поднималась все выше. Вот она уже достала до плеч. Взбесившаяся речка попыталась сбить с ног, но Томас крепко держал хозяина за руку и сам твердо стоял на ногах.
– Перегрин! – Бенедикт вытянул руку. Перегрин попытался ухватиться, но промахнулся. Вторая попытка оказалась удачной. Он крепко уцепился за пальцы.
Мимо проплыла солидных размеров ветка. Кружась, приблизилась к краю каскада и упала с обрыва.
С трудом сохраняя равновесие, Бенедикт медленно потащил племянника прочь от опасного нагромождения камней. Вода упорно сопротивлялась и пыталась столкнуть обратно, на самый край, однако Томас держал крепко, хотя рука заметно дрожала от напряжения.
Казалось, миновала целая вечность. На самом же деле уже через несколько минут Бенедикт вытащил племянника на мелководье. Он хотел вынести Перегрина на руках, но лорд Лайл встал на ноги и сам выбрался на берег. Поднялся по склону на грязную, но надежную тропинку и только после этого уступил изнеможению и упал.
Бенедикт выбрался следом.
– Давай я тебя понесу, – предложил он.
– Я понесу, сэр, – тут же вызвался Томас.
– Нет, я могу идти, – с трудом дыша, упрямо возразил Перегрин. – Только немного отдохну. Отдышусь.
– Минуту, не больше, – сурово предупредил Ратборн. – Я оставил мисс Уингейт на берегу, немного выше по течению. Она отчаянно дрожит. Как бы не простудилась.
Перегрин неуверенно поднялся. Крепко сжал зубы, чтобы не стучали. Провел рукой по лицу.
– Мне очень жаль, сэр, – проговорил он.
– Подожди, скоро пожалеешь еще больше. Даже представить не можешь, как пожалеешь, – ответил Бенедикт. – Но это все потом. Сейчас необходимо помочь соучастнице преступления.
Оливию нашли на том самом месте, куда посадил ее Бенедикт. Она все еще дрожала. Не обращая внимания на невнятные протесты, лорд Ратборн схватил нарушительницу спокойствия в охапку и быстро понес по тропинке. Трудно было представить более мокрое, холодное и грязное существо. Тина, водоросли, листья – весь речной хлам прилип к одежде. Пахла вся эта гниющая растительность не слишком приятно. Перегрин пребывал в таком же неприглядном состоянии.
Бенедикт прекрасно понимал, что и сам он и выглядит, и пахнет ничуть не лучше.
– Пусть кто-нибудь понесет его, – попросила Оливия, глядя через плечо спасителя на плетущегося следом Перегрина.
– Вовсе незачем меня нести! – возмущенно возразил тот.
– И м-меня тоже, – заявила дрожащая Оливия. – Отпустите, я сама пойду. – Взглянула огромными, синими, как у матери, глазами. Словно по заказу, выступили слезы. – Хочу к маме, – жалобно протянула она. Губы трогательно дрожали.
– О, только не пытайся разжалобить, – предупредил Перегрин. – Не стоит тратить силы на выделение дополнительной влаги. Ее и так вполне достаточно. Учти, дядю этим не проймешь. Он совсем не похож на остальных взрослых.
Но дядя все-таки был похож на остальных взрослых, поскольку маленькой плутовке удалось зацепить коготками нежные сердечные струны. Не вмешайся Перегрин, она могла бы играть на чувствах лорда Ратборна, как на скрипке.
– Не сомневаюсь, что ты хочешь к маме, – произнес Бенедикт со всей возможной строгостью и холодностью. – Вопрос лишь в том, хочет ли она тебя видеть.
Меньше всего на свете Батшебе хотелось стоять на месте и ждать.
Однако как только Томас удалился и она сделала несколько шагов, юбки снова зацепились за какие-то колючие ветки. Удержаться на ногах оказалось нелегко, так что пришлось остановиться. Доставлять Ратборну лишние проблемы не хотелось.
Оставалось лишь набраться терпения и ждать. Вскоре вернулась первая группа мужчин во главе с Питером Делюси, и Батшеба показала, куда побежали Томас и его хозяин.
Не успел отряд скрыться в густом кустарнике, как на склоне появился сам лорд Нортвик.
– Туда, – показала Батшеба.
Он повернулся, чтобы бежать дальше, но в этот момент поскользнулся. Дернулся раз, другой, безуспешно пытаясь удержаться на ногах. А в следующую секунду Батшеба с ужасом увидела, как хозяин поместья безвольно катится по камням и сломанным веткам. Остановился он лишь ярдов на двадцать ниже, попав в большой куст рододендрона.
Батшеба подобрала юбки и поспешила на помощь.
Лорд Нортвик лежал на боку и не двигался.
Батшеба опустилась на колени. Шляпа куда-то улетела, на щеке красовалась царапина. Однако крови заметно не было.
– Милорд. – Батшеба осторожно коснулась плеча.
– Проклятие, – изрек Нортвик и открыл глаза. Попытался было подняться, но тут же сморщился от боли.
– Я позову на помощь, – предложила Батшеба и хотела встать.
– Не глупите. – Нортвик с трудом сел. Движение явно причинило немалую боль. – Я ничего не сломал.
Он попытался подняться, но боль оказалась слишком острой.
– Подождите минутку, – попросила Батшеба. – Дайте-ка посмотрю, действительно ли нет переломов. Если повреждено ребро, то вас надо немедленно отнести в дом. Сырость нанесет огромный вред. Лучше позвать…
– Не надо, я сам, – решительно отказался Нортвик. – Сомневаюсь, что поранил что-нибудь, кроме собственной гордости. Наверное, выгляжу, как самый нелепый клоун.
– Вот уж в клоуны вы никак не годитесь, – возразила Батшеба. – Я видела, как все случилось, и почему-то совсем не развеселилась.
– В глубине души наверняка порадовались, – предположил лорд. – Бессердечный родственник так оплошал.
– Не умею радоваться подобным сценам, – призналась Батшеба. – А вы вовсе не бессердечный. Да и родство между нами очень дальнее. Так с какой стати мне радоваться вашему падению, если вы так добры? Дайте-ка посмотрю ребра.
– Ни за что.
Победитель в споре так и не определился: раздался крик и на склоне показался запыхавшийся Питер Делюси.
– Все в порядке, – с трудом переводя дыхание, доложил он. – Поймали. И завернули в одеяла. Лорд Ратборн послал меня к вам, миссис Уингейт, чтобы успокоить. Южный конец озера сужается и превращается в речку. Дети оказались в ней. Сорвались со склона.
– О Господи! – испугался лорд Нортвик. – Надеюсь, они не упали с каскада?
– Нет-нет, отец. К счастью, так далеко их не отнесло. Лорд Ратборн и его слуга успели вовремя их выудить. Все четверо промокли до нитки и дрожат от холода, но всерьез никто не пострадал. Всего лишь несколько синяков и ссадин.
Питер замолчал, наконец-то осознав ту картину, которая открылась его глазам.
– Отец, что случилось?
– Поскользнулся и упал, – коротко ответил его светлость. – И теперь одна нога отказывается подчиняться. Помоги, пожалуйста, а то миссис Уингейт угрожает пересчитать мне ребра.
– Переломы крайне опасны, – пояснила Батшеба. – Так умер мой муж. А вы ведете себя просто неразумно. Необходимо…
– Питер, помоги, – настойчиво повторил лорд Нортвик. – А вам, миссис Уингейт, советую направить заботу на собственного ребенка.
– Мистер Делюси говорит, что Оливия не пострадала, – не сдавалась Батшеба. – Во всяком случае, у детей переломы случаются куда реже, чем у взрослых. Детские кости гораздо пластичнее.
– Уверяю, дети целы и невредимы. Хотя совершено промокли и очень замерзли, – с готовностью подтвердил Питер Делюси.
– Черт возьми, Питер, дай же руку! – нетерпеливо и раздраженно рявкнул отец.
Питер поспешно подставил руку, и лорд Нортвик с трудом поднялся. Боль оказалась настолько острой, что скрыть ее не удалось – он сморщился и на секунду даже закрыл глаза.
– Ну вот, так-то лучше, – заявил он бодрым голосом, едва придя в себя. – Теперь справлюсь.
Батшеба сдалась. Мужчины так упрямы.
– Ну что же, будь по-вашему. Но только если при ходьбе почувствуете острую боль…
– Снова ищете сломанные ребра, миссис Уингейт?
Она взглянула в направлении глубокого, хорошо знакомого голоса.
Из зарослей появился Ратборн. Дождь безжалостно обрушивался на непокрытую голову и мутными струями стекал по шее на безнадежно мокрый и отчаянно грязный сюртук. А под сюртуком, словно котенок, приютилась Оливия.
– Мама, – жалобно пискнула она. Впервые в жизни дитя имело виноватый вид.
Однако Батшеба решила проявить твердость и не прощать хулиганку слишком быстро.
– Оливия, – сухо и холодно произнесла она, – ты непростительно грязна.
Вновь переключила внимание на лорда Ратборна, который ответил едва заметной понимающей улыбкой.
– Лорд Нортвик очень неудачно упал. И при этом отказывается признавать, что ранен.
– Очень глупо и смешно упал, – возразил Нортвик. – Но сейчас это совсем не важно. Давайте лучше проводим мокрых детей в дом.
Двигался он не слишком грациозно, но, судя по всему, действительно не получил серьезных повреждений.
Во всяком случае, так Батшебе казалось до тех пор, пока процессия не дошла до аллеи, ведущей в Нью-Лодж. Вместо того чтобы свернуть в нее, хозяин направился по тропинке совсем в другом направлении.
– Я так и знала! – закричала Батшеба. – У вас наверняка сотрясение мозга! Я же говорила, что вы серьезно ранены!
Нортвик повернулся и взглянул с особым выражением.
– Нью-Лодж на вершине холма, – показала Батшеба. – Там, на западе, а не на востоке.
– Я же сказал «в дом», – ответил лорд Нортвик. – И имел в виду Трогмортон-Хаус. К нему ведет вот эта тропинка, миссис Уингейт, и именно по ней вам надлежит двигаться.
Как и предполагал Перегрин, парк поместья Трогмортон окружала высокая стена. Ростовщик Суэйн сказал, что семейный склеп располагался в юго-западном углу парка, поэтому юный лорд повел спутницу именно в этом направлении. В конце концов неугомонные кладоискатели наткнулись на тот самый ручей, о котором упоминал Суэйн. Из-за недавнего дождя идиллическая речка превратилась в полноводный и мутный поток. Он с безумной поспешностью преодолевал путь, который спокойная вода отмеривала в задумчивой истоме.
Перегрин не сомневался, что где-то непременно должен быть мост, а рядом с мостом – ворота для повозок и телег. Мост действительно вскоре обнаружился, равно как и крепкие служебные ворота. Они были заперты, однако не охранялись.
Перебраться через деревянные створки не составило ни малейшего труда.
Оказавшись в поместье, путешественники решили держаться хозяйственной дороги, которая шла по периметру вдоль стены. Поначалу буйная растительность не позволяла рассмотреть парк. Но уже через несколько минут дорога начала упрямо взбираться все выше и выше, так что вскоре показался купол римского храма, на вершине которого горел фонарь.
– Вот он! – закричала Оливия.
Возглас вспугнул стайку небольших птиц; они со щебетом поднялись над деревьями.
– Тише! – рассердился Перегрин. – Вижу. Ты что, хочешь, чтобы весь мир узнал о нашем появлении в Трогмортоне?
Однако Оливия не слушала. Она торопливо поднималась по склону. Перегрин взглянул на покрытое облаками небо и поспешил следом. Небо ему не понравилось, однако отменять операцию из-за плохой погоды не хотелось, а возвращаться обратно на бристольскую дорогу не имело смысла.
Можно было спрятаться от дождя под портиком храма. А если предстояло провести в поместье ночь, что казалось вполне вероятным, то для этого в парке были созданы прекрасные условия: повсюду виднелись небольшие красивые постройки. Вряд ли все они заперты. Да и что такое замок для умелых рук Оливии?
Перегрин заметил, что она поскользнулась, и поспешил догнать.
– Смотри под ноги, – заботливо посоветовал он, – Не видишь разве, что земля совсем мокрая? Хочешь вывихнуть ногу?
Однако Оливия ничего не видела и не слышала, так как целиком и полностью сосредоточилась на заветной цели путешествия.
– А он куда больше, чем я предполагала, – завороженно пробормотала она. – И гораздо красивее. Смотри, на крыше купол, на куполе огромный прямоугольный ящик, а сверху еще и маленький, шар. А на каждом углу крыши – какие-то урны или вазы – как они называются?
Архитектурные причуды не удивили Перегрина. Удивило иное – тишина, уединенность, даже укромность места. Все мавзолеи, которые ему приходилось видеть до этого, были построены напоказ и гордо властвовали над окружающим пейзажем. А этот, хотя и был в должной мере величественным, казался очень скромным. Он даже стоял на небольшой, совсем скромной лужайке, вокруг которой стеной поднимались раскидистые деревья и густой кустарник.
– Это не самая красивая часть здания, – заметил юный лорд с видом знатока. – Второй фасад. А парадный вход наверняка окажется с другой стороны, под портиком.
Он повел Оливию вокруг храма, к главному фасаду.
– Вот смотри, здесь еще интереснее.
И правда, ко входу поднималась широкая каменная лестница с надежными перилами. У основания возвышались две каменные статуи, каждая примерно в восемь футов высотой.
Лестница переходила в широкую аллею, которая спускалась по склону, а потом живописно взбиралась на соседний холм. Вокруг царствовали старинные деревья. Перегрин предполагал, что за ними прячется спокойный и милый пейзаж: мягкие холмы, уютные низины и снова холмы – привычный рельеф старой доброй Англии. Впрочем, трудно было сказать наверняка, ведь густая растительность скрывала все, кроме самой аллеи.
– Готова поспорить на весь клад: Эдмунд Делюси закопал свои сокровища у ног одной из статуй. Но вот какой именно?
– Возможно, если бы мы знали, кого они изображают, то смогли бы догадаться, – заметил Перегрин. – Скорее всего это боги или полубоги. Забавно, что наши соплеменники осуществляют строгий христианский погребальный ритуал под языческими символами. Известно даже, что один уважаемый член палаты лордов похоронен в мавзолее, построенном в форме пирамиды.
Рассуждения о погребальных причудах английской аристократии не слишком заинтересовали Оливию.
– Скорее всего, придется копать возле обеих статуй, – предположила она и оглянулась вокруг. – Думаю, никто не заметит.
С последним утверждением Перегрину пришлось безоговорочно согласиться. Если Эдмунд Делюси действительно что-то здесь спрятал, то в укромности выбранного места прапрадед мог не сомневаться.
Семья Перегрина тоже владела роскошным парком. Он был спланирован по тому же принципу, что и парк в Трогмортоне. Красивые особенности ландшафта, интересные постройки, удивительные растения скромно прятались среди зеленых насаждений, а потому гость оказывался возле них неожиданно или созерцал манящие образы издали, с самых выгодных точек.
Фундамент древнеримского храма возвышался над землей не меньше чем на шесть футов. Увидеть того, кто копается у основания, можно было лишь со специально обустроенного наблюдательного пункта.
Конечно, не следовало забывать о том, что сто лет назад окружающие деревья еще не успели вырасти такими густыми и высокими. Холм мог быть и вообще голым.
Оливия, однако, не задумывалась о делах столетней давности. Единственное, что ее интересовало, – где раздобыть лопаты. И хорошо бы еще мотыги.
Перегрин наклонился, чтобы как следует рассмотреть землю возле перил, и в этот момент на спину упали первые капли дождя.
Он выпрямился.
– Лучше спрятаться под… что это за шум?
Дети одновременно обернулись.
На соседнем холме по аллее бежал человек. Он махал рукой в сторону усыпальницы и что-то кричал. И происходило это совсем близко, не дальше, чем в ста ярдах.
Перегрин взглянул на Оливию. Она смотрела на него широко раскрытыми, синими, как у куклы, глазами.
– Нет, – тихо произнесла она. – Нет. Нет!
Ему хотелось закричать во весь голос. Он не был готов к тому, чтобы их нашли.
Только не сейчас. Еще рано. Еще ничего не закончено. Решение созрело в считанные секунды. Наказание будет ужасным. Так что терять все равно нечего.
Лорд Лайл схватил Оливию Уингейт за руку, стащил со ступенек и потянул под деревья, в густые заросли.
– Бежим, – крикнул он. – Просто бежим!
Томас несся по аллее. Бенедикт бросился вслед за ним в тот момент, когда Перегрин схватил Оливию за руку и вместе с ней нырнул в кусты направо, как раз в ту сторону, где у подножия холма раскинулось озеро. Склон был на редкость крутым.
Бенедикт не хотел верить собственным глазам.
– Стойте! – закричал он что было силы. – Вы с ума сошли? Остановитесь.
Дети не послушались.
Ратборн быстро прикинул самое короткое расстояние, рассчитал направление и бросился наперерез, по какой-то узенькой извилистой тропинке. Если повезет, то удастся перехватить их где-нибудь поблизости.
Раздался звук охотничьего рога.
Этот сигнал созывал всех, кто прочесывал другие участки.
Бенедикт не остановился ни на мгновение.
– Оливия! – прозвучал отчаянный женский голос. Батшеба звала дочь.
Бенедикт не стал тратить время на то, чтобы просить ее остаться на месте.
Он продирался сквозь ветки и перепрыгивал через корни.
Земля оставалась скользкой от опавших листьев и сосновых иголок. Он бежал, опасаясь, что Батшеба тоже побежит, и в то же время зная, что остановить ее невозможно.
Ради Бога, только не упади и не сломай шею!
Он продолжат бежать, спускаясь по крутому склону к озеру. Тропинка становилась все уже, а деревья уступили место кустам – почти таким же высоким, но колючим и густым.
– Перегрин! – звал Бенедикт. – Оливия! Гадкие дети. Подождите, вот он только доберется…
– Оливия! – где-то за спиной снова раздался голос Батшебы.
Он продолжал бежать. Дождь безжалостно хлестал, а проклятая тропинка петляла и кружила. И все же под дождем она была куда надежнее, чем покрытый опавшей листвой и мокрыми иголками скользкий непредсказуемый склон.
«Чертовы хулиганы! Как только поймаю, точно придушу». Эта мысль оказалась последней. Бенедикт споткнулся о торчащий из земли узловатый корень и рухнул на землю.
Перегрин слышал крики. Их преследовали.
Он слышал и тяжелое дыхание Оливии – отчаянная подружка не отставала.
Одна, разумная, половина его существа хотела остановиться, но другая половина отказывалась это сделать. Нет, это выше его сил. Он продолжал бежать, хотя промок до нитки и давно сбился с тропинки. Пробираться становилось все труднее, потому что деревьев теперь было меньше. Их место заняли кусты. Цепкие ветки хватали за одежду и больно били по лицу. Но он все равно продолжал бежать изо всех сил.
И вот наконец показался просвет.
Перегрин бросился в него – и слишком поздно увидел крутой обрывистый берег, а чуть дальше неистово бурлящую воду. Попытался схватиться за ветку, однако не удержался, споткнулся и полетел с обрыва головой вперед.
– Оливия! – успел крикнуть он. – Берегись!
В это мгновение руки и ноги скользнули по мокрому от дождя глинистому склону, и лорд Лайл оказался в мутном бурном потоке.
* * *
Оливия отставала от Перегрина всего на несколько шагов. Предупреждение опоздало совсем чуть-чуть. Она как раз летела с обрыва следом за ним и беспомощно размахивала руками. И вдруг на самом краю рука наткнулась на что-то твердое и толстое. Девочка крепко ухватилась и повисла над водой.– Помогите! – из последних сил закричала она.
Ледяная вода бурлила вокруг, неумолимо наступая. Холодный дождь хлестал по голове и рукам. Пальцы уже начали неметь. Она видела, как Перегрин отчаянно барахтается в потоке, но не может справиться с бурным течением. Мутное месиво безжалостно уносило его все дальше.
– Лайл! – закричала Оливия. – Перегрин!
Голова скрылась в грязной воде.
Томас оказался рядом через несколько секунд и быстро поднял хозяина на ноги.
– Миссис Уингейт? – задыхаясь и стряхивая с липа грязь, спросил Ратборн. – Где она?
– Зацепилась подолом за куст, – ответил Томас. – Я попросил остаться на месте и показывать дорогу другим. А потом убежал, пока она не успела сказать «нет»
В этот момент оба услышали крик Перегрина. И тут же раздался отчаянный голос Оливии.
Бросились туда, откуда доносилась просьба о помощи.
Бенедикт прорвался сквозь заросли и вылетел на идущую вдоль берега узкую тропинку.
Перегрина нигде не было.
Но вот над поверхностью воды показалась голова, и сердце виконта снова забилось.
– Спасите его! – прозвучал голос откуда-то справа. Бенедикт обернулся и увидел Оливию. Она держалась за ветку упавшего дерева.
Гнилое дерево за что-то зацепилось. Лишь поэтому девочка еще барахталась в потоке недалеко от Перегрина. Парню же явно приходилось нелегко: он из последних сил сражался с взбесившейся водой.
– Лорд Лайл устал, сэр, – констатировал Томас.
Еще примерно пятьдесят ярдов, и вода унесет его с каскада и сбросит вниз. Он наверняка сломает шею… если не утонет раньше.
Бенедикт быстро взглянул на девочку. Дерево едва держалось и грозило в любой момент рухнуть в поток.
– Я могу прыгнуть в воду, сэр, – предложил Томас.
– Нет, лучше беги по берегу к каскаду, – распорядился Бенедикт, показывая направление. – Постарайся удержать парня перед водопадом. А я приду на помощь, как только справлюсь.
Говоря это, он ловко спустился по скользкому склону и по узкой полоске суши начал приближаться к Оливии. Томас бегом бросился к каскаду.
– Не меня! – пискнула Оливия. – Он же утонет!
Осторожно ступая, Бенедикт вошел в воду. Вода оказалась отчаянно холодной и мутной, но, к счастью, не такой глубокой, как он опасался. Доставала всего лишь до пояса.
И все же течение обладало непредсказуемой силой, а потому передвигаться приходилось опасливо, маленькими шажками – гораздо медленнее, чем хотелось бы. На преодоление нескольких ярдов, которые отделяли Ратборна от Оливии, потребовалось, как ему показалось, несколько часов.
– Не меня! – снова не то закричала, не то запищала Оливия. – Не меня! Я же сказала!
– Молчи! – приказал Бенедикт.
Он разжал занемевшие, судорожно сжимавшие ветку пальцы, схватил Оливию в охапку и медленно, тяжело поднялся на берег. Посадил беглянку на мокрую спасительную землю.
– Ничего не болит? – спросил Бенедикт, пытаясь выровнять дыхание.
– Н-нет, – ответила та, дрожа и стуча зубами. – Но я же сказала: быстрее спасите его.
Она насквозь промокла. По лицу стекали ручьи. Дрожала и от холода, и от ярости. Как же она похожа на мать!
– Сиди здесь, – приказал Бенедикт.
– Хорошо, хорошо. Только, пожалуйста, быстрее бегите к нему!
Бенедикт побежал.
Когда он догнал Томаса, стремительное течение уже подтащило Перегрина почти к краю каскада. Вода то и дело скрывала его с головой. Перегрин пытался плыть, но слишком устал, чтобы бороться, а возможно, даже был ранен. Поток неумолимо тащил к обрыву, до которого оставалось меньше дюжины ярдов.
Томас уже входил в воду. Бенедикт шагнул следом.
– Милорд, – попытался остановить слуга.
– Нужно сцепиться, – коротко отозвался он. Объяснений не потребовалось.
Томас зашел глубже. Бенедикт крепко сжал его руку и начал осторожно продвигаться к племяннику. С каждым шагом вода поднималась все выше. Вот она уже достала до плеч. Взбесившаяся речка попыталась сбить с ног, но Томас крепко держал хозяина за руку и сам твердо стоял на ногах.
– Перегрин! – Бенедикт вытянул руку. Перегрин попытался ухватиться, но промахнулся. Вторая попытка оказалась удачной. Он крепко уцепился за пальцы.
Мимо проплыла солидных размеров ветка. Кружась, приблизилась к краю каскада и упала с обрыва.
С трудом сохраняя равновесие, Бенедикт медленно потащил племянника прочь от опасного нагромождения камней. Вода упорно сопротивлялась и пыталась столкнуть обратно, на самый край, однако Томас держал крепко, хотя рука заметно дрожала от напряжения.
Казалось, миновала целая вечность. На самом же деле уже через несколько минут Бенедикт вытащил племянника на мелководье. Он хотел вынести Перегрина на руках, но лорд Лайл встал на ноги и сам выбрался на берег. Поднялся по склону на грязную, но надежную тропинку и только после этого уступил изнеможению и упал.
Бенедикт выбрался следом.
– Давай я тебя понесу, – предложил он.
– Я понесу, сэр, – тут же вызвался Томас.
– Нет, я могу идти, – с трудом дыша, упрямо возразил Перегрин. – Только немного отдохну. Отдышусь.
– Минуту, не больше, – сурово предупредил Ратборн. – Я оставил мисс Уингейт на берегу, немного выше по течению. Она отчаянно дрожит. Как бы не простудилась.
Перегрин неуверенно поднялся. Крепко сжал зубы, чтобы не стучали. Провел рукой по лицу.
– Мне очень жаль, сэр, – проговорил он.
– Подожди, скоро пожалеешь еще больше. Даже представить не можешь, как пожалеешь, – ответил Бенедикт. – Но это все потом. Сейчас необходимо помочь соучастнице преступления.
Оливию нашли на том самом месте, куда посадил ее Бенедикт. Она все еще дрожала. Не обращая внимания на невнятные протесты, лорд Ратборн схватил нарушительницу спокойствия в охапку и быстро понес по тропинке. Трудно было представить более мокрое, холодное и грязное существо. Тина, водоросли, листья – весь речной хлам прилип к одежде. Пахла вся эта гниющая растительность не слишком приятно. Перегрин пребывал в таком же неприглядном состоянии.
Бенедикт прекрасно понимал, что и сам он и выглядит, и пахнет ничуть не лучше.
– Пусть кто-нибудь понесет его, – попросила Оливия, глядя через плечо спасителя на плетущегося следом Перегрина.
– Вовсе незачем меня нести! – возмущенно возразил тот.
– И м-меня тоже, – заявила дрожащая Оливия. – Отпустите, я сама пойду. – Взглянула огромными, синими, как у матери, глазами. Словно по заказу, выступили слезы. – Хочу к маме, – жалобно протянула она. Губы трогательно дрожали.
– О, только не пытайся разжалобить, – предупредил Перегрин. – Не стоит тратить силы на выделение дополнительной влаги. Ее и так вполне достаточно. Учти, дядю этим не проймешь. Он совсем не похож на остальных взрослых.
Но дядя все-таки был похож на остальных взрослых, поскольку маленькой плутовке удалось зацепить коготками нежные сердечные струны. Не вмешайся Перегрин, она могла бы играть на чувствах лорда Ратборна, как на скрипке.
– Не сомневаюсь, что ты хочешь к маме, – произнес Бенедикт со всей возможной строгостью и холодностью. – Вопрос лишь в том, хочет ли она тебя видеть.
Меньше всего на свете Батшебе хотелось стоять на месте и ждать.
Однако как только Томас удалился и она сделала несколько шагов, юбки снова зацепились за какие-то колючие ветки. Удержаться на ногах оказалось нелегко, так что пришлось остановиться. Доставлять Ратборну лишние проблемы не хотелось.
Оставалось лишь набраться терпения и ждать. Вскоре вернулась первая группа мужчин во главе с Питером Делюси, и Батшеба показала, куда побежали Томас и его хозяин.
Не успел отряд скрыться в густом кустарнике, как на склоне появился сам лорд Нортвик.
– Туда, – показала Батшеба.
Он повернулся, чтобы бежать дальше, но в этот момент поскользнулся. Дернулся раз, другой, безуспешно пытаясь удержаться на ногах. А в следующую секунду Батшеба с ужасом увидела, как хозяин поместья безвольно катится по камням и сломанным веткам. Остановился он лишь ярдов на двадцать ниже, попав в большой куст рододендрона.
Батшеба подобрала юбки и поспешила на помощь.
Лорд Нортвик лежал на боку и не двигался.
Батшеба опустилась на колени. Шляпа куда-то улетела, на щеке красовалась царапина. Однако крови заметно не было.
– Милорд. – Батшеба осторожно коснулась плеча.
– Проклятие, – изрек Нортвик и открыл глаза. Попытался было подняться, но тут же сморщился от боли.
– Я позову на помощь, – предложила Батшеба и хотела встать.
– Не глупите. – Нортвик с трудом сел. Движение явно причинило немалую боль. – Я ничего не сломал.
Он попытался подняться, но боль оказалась слишком острой.
– Подождите минутку, – попросила Батшеба. – Дайте-ка посмотрю, действительно ли нет переломов. Если повреждено ребро, то вас надо немедленно отнести в дом. Сырость нанесет огромный вред. Лучше позвать…
– Не надо, я сам, – решительно отказался Нортвик. – Сомневаюсь, что поранил что-нибудь, кроме собственной гордости. Наверное, выгляжу, как самый нелепый клоун.
– Вот уж в клоуны вы никак не годитесь, – возразила Батшеба. – Я видела, как все случилось, и почему-то совсем не развеселилась.
– В глубине души наверняка порадовались, – предположил лорд. – Бессердечный родственник так оплошал.
– Не умею радоваться подобным сценам, – призналась Батшеба. – А вы вовсе не бессердечный. Да и родство между нами очень дальнее. Так с какой стати мне радоваться вашему падению, если вы так добры? Дайте-ка посмотрю ребра.
– Ни за что.
Победитель в споре так и не определился: раздался крик и на склоне показался запыхавшийся Питер Делюси.
– Все в порядке, – с трудом переводя дыхание, доложил он. – Поймали. И завернули в одеяла. Лорд Ратборн послал меня к вам, миссис Уингейт, чтобы успокоить. Южный конец озера сужается и превращается в речку. Дети оказались в ней. Сорвались со склона.
– О Господи! – испугался лорд Нортвик. – Надеюсь, они не упали с каскада?
– Нет-нет, отец. К счастью, так далеко их не отнесло. Лорд Ратборн и его слуга успели вовремя их выудить. Все четверо промокли до нитки и дрожат от холода, но всерьез никто не пострадал. Всего лишь несколько синяков и ссадин.
Питер замолчал, наконец-то осознав ту картину, которая открылась его глазам.
– Отец, что случилось?
– Поскользнулся и упал, – коротко ответил его светлость. – И теперь одна нога отказывается подчиняться. Помоги, пожалуйста, а то миссис Уингейт угрожает пересчитать мне ребра.
– Переломы крайне опасны, – пояснила Батшеба. – Так умер мой муж. А вы ведете себя просто неразумно. Необходимо…
– Питер, помоги, – настойчиво повторил лорд Нортвик. – А вам, миссис Уингейт, советую направить заботу на собственного ребенка.
– Мистер Делюси говорит, что Оливия не пострадала, – не сдавалась Батшеба. – Во всяком случае, у детей переломы случаются куда реже, чем у взрослых. Детские кости гораздо пластичнее.
– Уверяю, дети целы и невредимы. Хотя совершено промокли и очень замерзли, – с готовностью подтвердил Питер Делюси.
– Черт возьми, Питер, дай же руку! – нетерпеливо и раздраженно рявкнул отец.
Питер поспешно подставил руку, и лорд Нортвик с трудом поднялся. Боль оказалась настолько острой, что скрыть ее не удалось – он сморщился и на секунду даже закрыл глаза.
– Ну вот, так-то лучше, – заявил он бодрым голосом, едва придя в себя. – Теперь справлюсь.
Батшеба сдалась. Мужчины так упрямы.
– Ну что же, будь по-вашему. Но только если при ходьбе почувствуете острую боль…
– Снова ищете сломанные ребра, миссис Уингейт?
Она взглянула в направлении глубокого, хорошо знакомого голоса.
Из зарослей появился Ратборн. Дождь безжалостно обрушивался на непокрытую голову и мутными струями стекал по шее на безнадежно мокрый и отчаянно грязный сюртук. А под сюртуком, словно котенок, приютилась Оливия.
– Мама, – жалобно пискнула она. Впервые в жизни дитя имело виноватый вид.
Однако Батшеба решила проявить твердость и не прощать хулиганку слишком быстро.
– Оливия, – сухо и холодно произнесла она, – ты непростительно грязна.
Вновь переключила внимание на лорда Ратборна, который ответил едва заметной понимающей улыбкой.
– Лорд Нортвик очень неудачно упал. И при этом отказывается признавать, что ранен.
– Очень глупо и смешно упал, – возразил Нортвик. – Но сейчас это совсем не важно. Давайте лучше проводим мокрых детей в дом.
Двигался он не слишком грациозно, но, судя по всему, действительно не получил серьезных повреждений.
Во всяком случае, так Батшебе казалось до тех пор, пока процессия не дошла до аллеи, ведущей в Нью-Лодж. Вместо того чтобы свернуть в нее, хозяин направился по тропинке совсем в другом направлении.
– Я так и знала! – закричала Батшеба. – У вас наверняка сотрясение мозга! Я же говорила, что вы серьезно ранены!
Нортвик повернулся и взглянул с особым выражением.
– Нью-Лодж на вершине холма, – показала Батшеба. – Там, на западе, а не на востоке.
– Я же сказал «в дом», – ответил лорд Нортвик. – И имел в виду Трогмортон-Хаус. К нему ведет вот эта тропинка, миссис Уингейт, и именно по ней вам надлежит двигаться.
Глава 18
Лорд Нортвик не пожелал обратитьвнимание на протесты гостей и отправил сына вперед, поручив ему важную дипломатическую миссию. Питеру предстояло подготовить старого графа к новому появлению Батшебы и просветить относительно истинной личности ее «брата».
Сам же хозяин, хромая, повел мокрую дрожащую компанию к дому предков.
Лорд Мандевилл и дамы встретили гостей в холле. Им пришлось стоически пережить и грязные следы на мраморном полу, и не слишком приятный запах.
Бенедикт понимал, что граф с радостью вышвырнул бы из дома Батшебу вместе с дочерью, но ему и в голову бы не пришло обойтись подобным образом с лордом Ратборном и его высокородным племянником. В данном случае и внешний вид, и запах не имели ни малейшего значения.
Лорд Мандевилл правильно понимал свой долг и готов был его исполнить, даже если бы для этого пришлось переступить через собственное «я».
Правило гласило: «Для джентльмена чувство долга важнее собственного комфорта».
Таким образом, незваные и нежеланные гости обнаружили поспешно приготовленные горячие ванны и удобные комнаты в специально отведенном для подобных целей крыле дома. Слуги старались исполнить любое желание. Вскоре приехал врач. Он осмотрел Оливию и Перегрина, а потом, по настойчивой просьбе Батшебы, и лорда Нортвика. Лорд Нортвик, естественно, возражал. Однако и жена, и мать поддержали беспокойство миссис Уингейт, так что волей-неволей пришлось подчиниться. С ворчанием он удалился в отдельную комнату.
Спустя несколько часов все почувствовали себя чистыми, сухими, сытыми и с благодарностью приняли тепло и уют огромного дома.
Бенедикт сказал себе, что жаловаться было бы грешно.
Конечно, в такой обстановке о ночи любви не приходилось и мечтать, но виконт решил, что поводов для разочарования не существует, поскольку он и вовсе не надеялся на продолжение подобных отношений. А во всем остальном события развивались куда более благоприятно, чем можно было ожидать. Оливия, к счастью, не заболела. Больше того, и к ней самой, и к ее маме относились тепло и почтительно.
Так что можно было снять с себя ответственность.
Следовало целиком и полностью сосредоточить внимание на Перегрине, поскольку судьба племянника оставалась всецело на его совести.
Сам же хозяин, хромая, повел мокрую дрожащую компанию к дому предков.
Лорд Мандевилл и дамы встретили гостей в холле. Им пришлось стоически пережить и грязные следы на мраморном полу, и не слишком приятный запах.
Бенедикт понимал, что граф с радостью вышвырнул бы из дома Батшебу вместе с дочерью, но ему и в голову бы не пришло обойтись подобным образом с лордом Ратборном и его высокородным племянником. В данном случае и внешний вид, и запах не имели ни малейшего значения.
Лорд Мандевилл правильно понимал свой долг и готов был его исполнить, даже если бы для этого пришлось переступить через собственное «я».
Правило гласило: «Для джентльмена чувство долга важнее собственного комфорта».
Таким образом, незваные и нежеланные гости обнаружили поспешно приготовленные горячие ванны и удобные комнаты в специально отведенном для подобных целей крыле дома. Слуги старались исполнить любое желание. Вскоре приехал врач. Он осмотрел Оливию и Перегрина, а потом, по настойчивой просьбе Батшебы, и лорда Нортвика. Лорд Нортвик, естественно, возражал. Однако и жена, и мать поддержали беспокойство миссис Уингейт, так что волей-неволей пришлось подчиниться. С ворчанием он удалился в отдельную комнату.
Спустя несколько часов все почувствовали себя чистыми, сухими, сытыми и с благодарностью приняли тепло и уют огромного дома.
Бенедикт сказал себе, что жаловаться было бы грешно.
Конечно, в такой обстановке о ночи любви не приходилось и мечтать, но виконт решил, что поводов для разочарования не существует, поскольку он и вовсе не надеялся на продолжение подобных отношений. А во всем остальном события развивались куда более благоприятно, чем можно было ожидать. Оливия, к счастью, не заболела. Больше того, и к ней самой, и к ее маме относились тепло и почтительно.
Так что можно было снять с себя ответственность.
Следовало целиком и полностью сосредоточить внимание на Перегрине, поскольку судьба племянника оставалась всецело на его совести.