[168], из-за любви его, т. е. любви к нему — выбросившуюся из окна, и слова Р. Рол<л>ана о материнстве: l’amour maternel qui dans l’ombre les couve toutes (passions)
[169].) Роман с душой старого самодура. (Ее пара. Разрозненная пара.) Обольщение. Тайный союз. (После смерти, в его столе — ее письмо, бережно сохраненное и глубоко-запрятанное: не читанное своим!) Гордость падающая при зачарованности (стариком). С<офья> Н<иколае>вна — и природа. Разгадка: природа как быт. Душа XVIII в. — вне природы, вся в человеческом: Lespinasse, Казанова, обратный край — Вольтер: либо страстная, либо мозговая, всегда сухая.
Парижанка XVIII в. в Уфимской губ<ернии> XVIII в. Парижанка XVIII в. за уфимским помещичьим сыном XVIII в.
Парижанка — душой и телом, умом и телом. Редкая разновидность: героиня, не любящая природы, данная в природе, любовная героиня — без героя: одна любовь.
Написано:
1. Младенчество
2. Пастушество
3. Купечество
Должно быть написано:
4. Серафим-Град
5. Река
6. Елисавея
7. Престол-Гора
8. Орел-Златоперый
9. Три плача
Необходимо вести повествование круче, сокращать описания: этапами, не час за часом — иначе никогда не кончу. Меньше юмора — просторнее — NB! не забывать волка.
Глядит Егор: в лицо заря
Разит: пожар малиновый!
Обетованная земля —
Слободка соколиная.
Глядит Егор на дело рук
Людских: пожар соломенный!
На тысячу земель округ —
Рдянь | из печи из доменной.
Огнь |
А что за люд
Таков смугловит?
Мечи куют
Для будущих битв
—
—
Ножи вострят
Для будущих сеч
Точильщики божески!
Точить ножи-ножницы!
Как мы ножинками теми —
Парши-шёлуды — да с темем!
Как мы недругам | христовым —
ворогам |
Башки-головы — да с корнем!
Богонравы…
Добродеи…
Костоправы,
Брадобреи.
Запишите в ковачи!
Иди с миром:
Твой путь — мимо!
Просится в сокола
Таков серебрян?
— Кресты куем
Для праведных ран
Шаг от шагу горячей
— клубом
— варом:
Винокуры,
Пивовары.
Така-за крепь?
— Нутро крепить:
Солдат греть.
— А что за квас
Таков за
— Чтоб зноб не тряс (трёс)
Чтоб тряс | не брал
страх |
Запишите в
— Иди, братче!
Твой квас — хватче!
Таков за сруб?
— Кто тяжко нес —
Чтоб спал без смут
Така — тесна?
— Солдатику:
Чтоб спал без сна.
А что за лес таков за част?
— Бескрёстному сугробу — крест,
Гол в землю лез — Господь подаст |
Бог тесу даст |
Бог гроб подаст |
Разрешите до поры
В те гробочки-в кипарисы…
— Рано, рано, потрудися!
Скоро невеста
Сокола словит:
Будет и крестик,
Будет и гробик
Царство черных рук:
Рая | первый круг
Града |
Глядит Егор: в лицо заря
Разит — пожар малиновый!
Обетованная земля, —
Слободка соколиная.
Глядит Егор на дело рук
Людских: пожар соломенный!
На тридевять земель округ
Рдянь | из печи из доменной.
Огнь |
— А что за люд
Таков смугловит?
— Мечи куют
Для будущих битв.
— А что за гром
Таков серебрян?
— Кресты куем
Для праведных ран.
— Жилочки горячи!
Запишите в ковачи!
— Отстань, юнец:
Сердцам — кузнец!
(Взрастай, юнец,
Сердцам — кузнец!)
Иди с миром,
Твой путь — мимо
(Иди мимо, —
Твой путь — иный!)
Уж ты диво-городьба
Соколина слобода
Мозоль-удаль-чернобыль
Труженицка рудожиль!
Пильщики,
Плотнички —
Божьи работнички:
— А что за лес таков за част?
А что за тёс таков за свеж?
— Безвестному кургану — страж,
Бескрёстному сугробу — крест…
Как станет п? полю мести
Шрапнель, свинцовая пурга:
Донскому воинству кресты,
Донскому воинству гроба.
Плотнички-крестари,
Разрешите до поры
В тот домочек в | кипарисов
Под кресточек |
— Рано, рано, потрудися!
Скоро невеста
Сокола словит:
Будет и крестик,
Будет и гробик.
Бредут. Что пасти львиные
На них — печищи доменны.
Один пожар — малиновый,
Другой пожар — соломенный.
Полымь шелковый,
Пузырящийся,
Плещущий —
Колокольщики,
Плавильщики,
Литейщики.
Распрям злым
Царство предано.
Глас творим:
Звон серебряный.
После зим —
Пашни зелены!
Звон творим:
Радость велию!
— Колокольщички щедры:
Запишите в звонари!
— Звоним — с крыши,
Твой звон — выше.
Закипела кровь:
— Не звонарь — так в чан!
Уж с жерлом ровь в ровь
…
— ан:
И сгинуло!
Морским морска
Пресиняя
Лазорь-река.
NB! Кто перевозчик? М. б. — закрытая женщина, неуспокоенная: муж без вести пропал, вот она его и ждет — перевозит. (Не ты? Не ты?) Или же: ждет мстителя за всех убиенных. — Или же: Богоматерь: ждет мстителя за Сына.
Ветлы плакучие,
Вёслы плескучие…
,
Вёсла плескучие
Лодочка легкая…
За перевозчица:
Лик занавешенный…
Хлынь быстролётная!
Вёсла плескучие,
Лодочка легкая…
, проносятся
За перевозчика —
цах |
Баба на вёсельках. |
Ширь моя синяя,
Ширь неоглядная,
Синь нерушимая
Неспешная — без ?дыши,
Степенная — без ?гляди.
Сидит Егорий в лодочке,
Под ним — шелка лазоревы
Что ладаны — расстелены,
Что лебеди — полощатся.
Ладья — одновесельная
И баба перевозчицей
Соколье Подворье,
Прощай, страна!
Уносит Егорья
Синя-волна.
Кто на синь твою положится?
Плывет лодка одновёсельная,
Вместо лодочника — лодочница:
Жена мужняя ль, вдовица ли?
Молода ль утешная?
Аль от слез глаза повыцвели?
Не видать — лицо завешено.
Платье — покроя:
Ровно бы струи.
Лик под фатою:
Правит вслепую.
Волна струечкой расколется,
Струя лебедью полощется.
Таковы слова соколику
Говорила перевозчица:
— Не зови слезы — да жемчугом,
Не зови морской — да пресною,
Эти волны — слезы женские,
Эти всплески — слезы сестрины
Слеза вдовичья,
Кровяная: материнская.
И не шлет вестей.
Солона — из ран…
Той воды не пей!
Что шумит камыш
Из его кости.
Той не слышь,
Той не льсти
И — что кровь в пески:
— Испей, испей!
Отмсти, отмсти!
И — что
Отмсти! Отмсти!
Восстань! Восстань!
И дружно:
— К оружью!
Раскатом:
— Поратуй!
За мужа! За мужа!
За брата! За брата!
— Жжет язва!
— За князя, за князя!
За сына, за сына!
Погиб!
Исчез!
И всхлип
И всплеск
Не ест!
Не пьет!
И всплеск,
И всплёск…
За князя, за князя!
За сына! — Не выне-
За сына, за сына,
За сына! — Не выне-
сло сердце, всей горстью
в зыбь
Егор.
Испил молодец кровяной слезы,
Отведал женского плачу.
Не вынес — львиная
Душа! И хлынула
В уста Егорьевы —
Река лазорева.
Душа и хлынула
В уста малиновы —
Струя полынная
Ровно бы —
Между
В уста Егорьевы —
Река лазорева
И струя — струе как птицы:
— Спите! Спите! Мститель! Мститель!
И волна волне — как сосны:
— Славьте, славьте! Послан, послан!
И в лоб и в тыл,
И всплёск и всхлип:
— Испил! Испил!
Отмстит! Отмстит!
На седьмые небеса —
С лица дивного фата!
…
Голубины воркота
Вешние,
Вербные,
Щедрые,
Чистые…
— Мать Милосердная!
Дева Пре…
— Тише, таи!
Слышу… Навек…
Трепет фаты,
Лепет ладьи
О брег…
ЧЕРНОВАЯ ТЕТРАДЬ (II В ЧЕХИИ)
Парижанка XVIII в. в Уфимской губ<ернии> XVIII в. Парижанка XVIII в. за уфимским помещичьим сыном XVIII в.
Парижанка — душой и телом, умом и телом. Редкая разновидность: героиня, не любящая природы, данная в природе, любовная героиня — без героя: одна любовь.
* * *
21 декабря* * *
2-го нов<ого> января 1923 г. — благословясь —* * *
— Продолжение Егорушки —Написано:
1. Младенчество
2. Пастушество
3. Купечество
Должно быть написано:
4. Серафим-Град
5. Река
6. Елисавея
7. Престол-Гора
8. Орел-Златоперый
9. Три плача
Необходимо вести повествование круче, сокращать описания: этапами, не час за часом — иначе никогда не кончу. Меньше юмора — просторнее — NB! не забывать волка.
* * *
(Отрывки — как будто бы — никуда не вписанные)Глядит Егор: в лицо заря
Разит: пожар малиновый!
Обетованная земля —
Слободка соколиная.
Глядит Егор на дело рук
Людских: пожар соломенный!
На тысячу земель округ —
Рдянь | из печи из доменной.
Огнь |
А что за люд
Таков смугловит?
Мечи куют
Для будущих битв
—
—
Ножи вострят
Для будущих сеч
Точильщики божески!
Точить ножи-ножницы!
Как мы ножинками теми —
Парши-шёлуды — да с темем!
Как мы недругам | христовым —
ворогам |
Башки-головы — да с корнем!
Богонравы…
Добродеи…
Костоправы,
Брадобреи.
* * *
Жилочки горячи!Запишите в ковачи!
Иди с миром:
Твой путь — мимо!
* * *
Кровь твоя веселаПросится в сокола
* * *
А что за громТаков серебрян?
— Кресты куем
Для праведных ран
* * *
Миновали ковачей —Шаг от шагу горячей
— клубом
— варом:
Винокуры,
Пивовары.
* * *
А что за кипь-Така-за крепь?
— Нутро крепить:
Солдат греть.
— А что за квас
Таков за
— Чтоб зноб не тряс (трёс)
Чтоб тряс | не брал
страх |
* * *
— Кваснички-пузыриЗапишите в
— Иди, братче!
Твой квас — хватче!
* * *
А что за тесТаков за сруб?
— Кто тяжко нес —
Чтоб спал без смут
* * *
Что за кроватьТака — тесна?
— Солдатику:
Чтоб спал без сна.
* * *
— А что за тес таков за свеж?А что за лес таков за част?
— Бескрёстному сугробу — крест,
Гол в землю лез — Господь подаст |
Бог тесу даст |
Бог гроб подаст |
* * *
Плотнички-столяры,Разрешите до поры
В те гробочки-в кипарисы…
— Рано, рано, потрудися!
Скоро невеста
Сокола словит:
Будет и крестик,
Будет и гробик
* * *
Попытка беловика (тогдашняя)Царство черных рук:
Рая | первый круг
Града |
Глядит Егор: в лицо заря
Разит — пожар малиновый!
Обетованная земля, —
Слободка соколиная.
Глядит Егор на дело рук
Людских: пожар соломенный!
На тридевять земель округ
Рдянь | из печи из доменной.
Огнь |
— А что за люд
Таков смугловит?
— Мечи куют
Для будущих битв.
— А что за гром
Таков серебрян?
— Кресты куем
Для праведных ран.
— Жилочки горячи!
Запишите в ковачи!
— Отстань, юнец:
Сердцам — кузнец!
(Взрастай, юнец,
Сердцам — кузнец!)
Иди с миром,
Твой путь — мимо
(Иди мимо, —
Твой путь — иный!)
Уж ты диво-городьба
Соколина слобода
Мозоль-удаль-чернобыль
Труженицка рудожиль!
Пильщики,
Плотнички —
Божьи работнички:
— А что за лес таков за част?
А что за тёс таков за свеж?
— Безвестному кургану — страж,
Бескрёстному сугробу — крест…
Как станет п? полю мести
Шрапнель, свинцовая пурга:
Донскому воинству кресты,
Донскому воинству гроба.
Плотнички-крестари,
Разрешите до поры
В тот домочек в | кипарисов
Под кресточек |
— Рано, рано, потрудися!
Скоро невеста
Сокола словит:
Будет и крестик,
Будет и гробик.
Бредут. Что пасти львиные
На них — печищи доменны.
Один пожар — малиновый,
Другой пожар — соломенный.
Полымь шелковый,
Пузырящийся,
Плещущий —
Колокольщики,
Плавильщики,
Литейщики.
Распрям злым
Царство предано.
Глас творим:
Звон серебряный.
После зим —
Пашни зелены!
Звон творим:
Радость велию!
— Колокольщички щедры:
Запишите в звонари!
— Звоним — с крыши,
Твой звон — выше.
Закипела кровь:
— Не звонарь — так в чан!
Уж с жерлом ровь в ровь
…
— ан:
И сгинуло!
Морским морска
Пресиняя
Лазорь-река.
* * *
Лазорь-рекаNB! Кто перевозчик? М. б. — закрытая женщина, неуспокоенная: муж без вести пропал, вот она его и ждет — перевозит. (Не ты? Не ты?) Или же: ждет мстителя за всех убиенных. — Или же: Богоматерь: ждет мстителя за Сына.
* * *
Для Лебединой Слободки: Игорь с дружиной.* * *
Лазорь-Река: испей, испей! Отмсти! Отмсти! Перевозчица: хлебнешь той воды — навек ожжет тебя женская слеза, через нее погибнешь. Жалоба реки: плач матери — жены — дочери (?). Перечисления. Егорий — конечно — пьет.Ветлы плакучие,
Вёслы плескучие…
* * *
Синь-ты-излучина,,
Вёсла плескучие
Лодочка легкая…
* * *
Вёсла в уключины* * *
Что —За перевозчица:
Лик занавешенный…
* * *
Синь-ты-излучина,Хлынь быстролётная!
Вёсла плескучие,
Лодочка легкая…
* * *
Плещут, полощатся,, проносятся
За перевозчика —
цах |
Баба на вёсельках. |
* * *
Синь-моя-ладаныШирь моя синяя,
Ширь неоглядная,
Синь нерушимая
Неспешная — без ?дыши,
Степенная — без ?гляди.
Сидит Егорий в лодочке,
Под ним — шелка лазоревы
Что ладаны — расстелены,
Что лебеди — полощатся.
Ладья — одновесельная
И баба перевозчицей
Соколье Подворье,
Прощай, страна!
Уносит Егорья
Синя-волна.
* * *
Уж ты синь речк? да с просинями!Кто на синь твою положится?
Плывет лодка одновёсельная,
Вместо лодочника — лодочница:
Жена мужняя ль, вдовица ли?
Молода ль утешная?
Аль от слез глаза повыцвели?
Не видать — лицо завешено.
Платье — покроя:
Ровно бы струи.
Лик под фатою:
Правит вслепую.
Волна струечкой расколется,
Струя лебедью полощется.
Таковы слова соколику
Говорила перевозчица:
— Не зови слезы — да жемчугом,
Не зови морской — да пресною,
Эти волны — слезы женские,
Эти всплески — слезы сестрины
Слеза вдовичья,
Кровяная: материнская.
* * *
Что пропал румянИ не шлет вестей.
Солона — из ран…
Той воды не пей!
Что шумит камыш
Из его кости.
Той не слышь,
Той не льсти
И — что кровь в пески:
— Испей, испей!
Отмсти, отмсти!
И — что
Отмсти! Отмсти!
Восстань! Восстань!
И дружно:
— К оружью!
Раскатом:
— Поратуй!
За мужа! За мужа!
За брата! За брата!
— Жжет язва!
— За князя, за князя!
За сына, за сына!
Погиб!
Исчез!
И всхлип
И всплеск
Не ест!
Не пьет!
И всплеск,
И всплёск…
* * *
Жжет язва!За князя, за князя!
За сына! — Не выне-
* * *
—За сына, за сына,
За сына! — Не выне-
сло сердце, всей горстью
в зыбь
Егор.
Испил молодец кровяной слезы,
Отведал женского плачу.
Не вынес — львиная
Душа! И хлынула
В уста Егорьевы —
Река лазорева.
* * *
Не вынес — львинаяДуша и хлынула
В уста малиновы —
Струя полынная
Ровно бы —
Между
В уста Егорьевы —
Река лазорева
И струя — струе как птицы:
— Спите! Спите! Мститель! Мститель!
И волна волне — как сосны:
— Славьте, славьте! Послан, послан!
И в лоб и в тыл,
И всплёск и всхлип:
— Испил! Испил!
Отмстит! Отмстит!
На седьмые небеса —
С лица дивного фата!
…
Голубины воркота
Вешние,
Вербные,
Щедрые,
Чистые…
— Мать Милосердная!
Дева Пре…
— Тише, таи!
Слышу… Навек…
Трепет фаты,
Лепет ладьи
О брег…
* * *
(Конец второй черной тетради с М?лодцем и попытки беловика Лазорь-Реки.)
ЧЕРНОВАЯ ТЕТРАДЬ (II В ЧЕХИИ)
Прага, Горние Мокропсы
(Черная, без блеску, формат книги, а не тетради, толстая.) Тетрадь начата 10-го нов<ого> мая 1923 г. в День Вознесения, в Чехии, в Горних Мокропсах, — ровно в полдень. (Бьет на колокольне.)
Это местничество могил!
Это как немецкое dies, не как: это есть. Т. е. возглас, а не утверждение (пояснение). Вся строка — одна интонация негодования (Cette bassesse! — вернее: petitesse! [171]).
Жизнь! Голиафами навзничь рухай!
Это — разъятые узы крови:
союзы духа.
Зрячести сброшенная | повязка
сдернутая |
— — — —
…Это Саулы у прозорливиц.
Есть такая страна — Бессмертье!
Я, — но тысячи нас, но сонмы
…тьмы…
(Слух о)
Здесь никто не сдается в плен,
Здесь от века еще не пели
И не жаловались. Взамен
Пасторалей и акварелей:
Травок, птичек, овечек, дев —
Спарты мужественный рельеф.
Здесь с отвеса сердец и стен
Слаборожденного —
Здесь сердца на одну колодку!
Соловьям, чтобы им не петь,
Здесь свинцом заливают глотку
Здесь сердца на одну колодку!
Соловьям — воспрещенье петь.
Здесь свинцом заливают глотку
Полководцам — за лишний слог.
Спарты мужественный заскок!
Каждый взращивает лисенка
Под полою
Целый выводок лисенят!
Целым выводком
(Не окончено)
Сивилла, когда-то любимица Феба, забыла испросить у него вечную молодость. (Только — бессмертье!) И вот — стареет. Любовь к Фебу пребыла, Сивилла — голос Феба. (Встреча Сивиллы с юной любимицей Феба: собой — той, но в другом теле, вечной той: с бессмертьем шестнадцатилетья (цветка живущего — день) — Сивилла давно не слышит людей (вестей) — только вопросы! — но вот, ветер, ворвавшись в пещеру — донес. — Встреча Сивиллы с сыном Феба, их узнавание. Сын Феба не видит Сивиллы, он только слышит ее голос. — Это говорит скала! — Но по мере его возгласов, голос Сивиллы (вечной, Вечности) нежнеет. — Это говорит трава. — Это говорит ручей.
Юноша влюбляется, хочет видеть, настаивает, наконец врывается в пещеру и разбивает себе грудь о скалу (Сивиллу).
Плач Сивиллы над телом юноши.
(Сафо — подруге, или кто-то (тот, которого не было) — Сафо.)
(Диалог Гамлета с Совестью — 5-го июня 1923 г.)
(Ночь, прикрываясь днем)
Когда друг друга ловим
(Суть, прикрываясь словом).
Когда друг к другу льнем
В распластанности мнимой
( , прикрываясь льном,
Огнь, прикрываясь дымом!)
Так, майского жучка
Ложь — полунощным летом
Ночь — и ушла с рассветом?
Так, черного зрачка
Ночь, прикрываясь веком
Ночь: глубока под светом!
Так, черного зрачка
Ночь, прикрываясь веком
Ночь: глубока под днем!
Взгляд? — Подыми! — течет!
Свет, это только вес
Свет — это только счет
В ночь, в огневую | реку
родовую |
…
Свет — это только веко
Над хаосом
(Не окончено)
Бьющаяся!
Льющаяся!
Длящаяся!
Чужой, ненужный, фарфоровая разбитая штучка.
Перерезанною веревкой —
Связь — и в сердце мое как в пропасть!
Спишь во мне как в хрустальном гробе
<Справа от последнего двустишия:> NB! Ледяной Аид (расщелина)
Мне искать тебя?
— красавцем спящим
Спишь во мне как в хрустальном гробе
<Справа от последнего четверостишия:> — Ты падал в меня — я пела!
На поверхности пляшем — взрывы
—
Без возврата и без отзыва.
Ты во мне как в бездонной люльке |
бездне |
Спишь: ты падал в меня — я пела!
…Этна…
А домашним скажи, что — тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.
Эмпедоклом —
(NB! нужно —Эйфелевой)
С Эмпедоклом…
— Усни, сновидец!
А домашним скажи, что — тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.
Не Елениной красной Трои
Огнь, — расщелины ледниковой
Синь, на дне опочиешь коей.
В час последнего доверия
На уста — печатью крайнею
Перст тебе кладу. — Эгерии
Вверься…
(Впосл<едствии> Луна — лунатику)
Крови: каждая капля — заводь
Длить, — вообще не мое.
Бьется занавес как
(Занавес — 23-го нов<ого> июня 1923 г.)
Пытающийся скрыть себя, но не
Затоптанный огонь… Дуга над далью,
Протягивающаяся ко мне…
— Зачем не уберег? —
Набросанную щедрой кистью
На полотне дорог,
…
Где провода слились —
Меня, твоей бессонной смуты —
Единственную мысль.
И эту…)
Ты — изверженье Этн!
Я здесь ничего не смею.
Будьте живы и лживы, живите — жизнь!
Обыгрывайте — Психею!
Рассказываю Вам теперь, чтобы Вы знали, что есть в мире не только день, но и ночь, не только любовь, но провидение, зоркая ночь древних, предвосхищающая (или — предрешающая?) события. Тень опережающая тело. Этот сон в моей жизни ничего не изменил, я переборола ночное наваждение, месяцы шли, мне было всё равно — и вдруг, тогда (теперь! но уже тогда), у самой станции, провожая Вас в первый раз: — «Если бы…» Всё вернулось. Та же глина, та же станция, та же я. (Та глина, та станция, та я.) Это был мой сбывшийся сон. Не относитесь легкомысленно. Сны у древних направляли жизнь, а древние были и мудрее и счастливее нас.
<Вдоль правого поля:> Запись внесенная в тетрадь позже и другим чернилом, очевидно октября 1923 г.
Судорожный час когда как солью
Раны засыпает | нам любовь
забивает |
Наглухо…
Закатной канифолью
Смазанные струны проводов…
Час, когда кифару раскроя
Кровоистекающая Сафо
Плачет как последняя швея…
Высящаяся… А там — клубы
Низящиеся…
Женою Лота
Насыпью застывшие столбы…
Смерти
Птицей выплеснувшийся рукав…
К белому полотнищу вплотную
Грудью и коленями припав…
тело |
—
Запрокинуто тело навзничь
Но глаза вопрошают небо
В мимо-текущую Вечность
В мимо-текущую реку.
Из рук скользящею
Что сталось с чувствами?
Себя текущею
Водой почувствовав
В ладонях берега
Поросших ивами
От древа к дереву
Теку — счастливая
—
—
Всеотпускающей
И всеприемлющей…
—
А старикам в меня
Глядеться вязами
Не ванной цинковой —
—
Дианой с нимфами!
Исходящая мелодией.
1) Синь речная — Магдалина
2) Магдалина:
Льющаяся!
3) Иоанна Припадающего
4) От трагического хозяйства
5) Себя текущею
Водой почувствовав
6) Между нами — клинок двуос<трый>
Дорогое мое дитя! [178]У меня за всю жизнь был всего один маленький друг — моих 17-ти лет в Гурзуфе мальчик Осман, одиннадцати. Я жила совсем одна, в саду выходившем на Генуэзскую крепость, возле татарского кладбища. И я этого мальчика любила так и этот мальчик меня любил так, как никогда уже потом никто меня и, наверное, никто — его. Я сейчас объясню: всё это была наиглубочайшая бессмыслица. Я была стриженая (после кори, волосы только начинали виться) — все татарки длинноволосые, да еще по 60-ти кос на голову! — во мне ничего не было, за что меня татарский мальчик мог любить, он всё должен был перебороть, его мною дразнили, я ему ничего не дарила, мы почти не говорили с ним, и — клянусь, что это не была влюбленность! Мы лазили с ним на мою крепость — на опасных местах, тех, без веревки, местах даже запретных, где лазили только англичане, он мне протягивал свою ногу и я держалась — а наверху — площадка: маки, я просто сидела, а он смотрел, я на маки, а он на меня, и смотреть, клянусь, было не на что, я была стриженая и во мне даже не было прельщения «барышни»: ни батистовых оборчатых платьев, ни белизны — полотно и загар! — ходили с ним на татарское кладбище — плоские могильные плиты цвета вылинявшей бирюзы — «Тут мой дедушка лежит. Когда я прихожу — он слышит. Хороший был» — и к нему на табачные плантации (он был без отца — и хозяин!) и к нему в дом, на пол перед очагом, где вся его семья (вся женская) — 10 мес. ребенок включительно неустанно пили черный кофе — не забыть бабушки (или прабабушки) 112-ти лет, помнившей Пушкина — он покупал мне на 1 коп<ейку> «курмы», горсть грязи, которую я тут же, не задумываясь, съедала. — Когда я уезжала он сказал: — «Когда ты уедешь я буду приходить к тебе в сад и сидеть». И я, лицемерно: «Но меня не будет?» — «Ничего. Камень будет». И в последнюю ночь ни за что не хотел уходить, точно я уже умерла: — «Я буду с тобой и не буду спать». В 12 ч. заснул на моей кровати, я тихонечко встала и пошла на свою скалу. Ночь не спала. Утром в 6 ч. разбудила. Пошли на пароход, и он опять нес вещи, как в первый раз, когда с парохода. Простились за руку. Тут — заскок памяти: помнится — брезжится — что в последнюю секунду что-то произошло: либо вскочил на пароход, либо — не знаю каким чудом — встретил меня в Судаке. М. б. вскочил в лодку и плыл вслед? Честно: не помню, только помню, что что-то под самый конец — было, а откуда на меня глядели его черные (всего лихорадочнее: татарские) глаза, с гурзуфской ли пристани, с судакской ли — не знаю.
Через 21/2 года я, уже замужем и с 2-хлетней Алей была в Ялте, поехала в Гурзуф, отыскала Османа — Осман-Абдула-Оглы: у фонтана — данный им навек его адрес — огромного! привезла его в Ялту, познакомила с С. — «Хороший у тебя муж, тихий, не дерется». Алей любовался и играл с ней. Обо мне рассказывал: «Когда ты уехала я всё приходил к тебе в сад, сидел на том камне и плакал» — просто, повествовательно, как Гомер о судьбах Трои. Был еще рассказ — о том, как он одной из этих зим ездил со своей школой в большой город: Москву и искал там меня. Было или нет, Москва ли этот большой город или Симферополь — так и не выяснила, рассказывал как сон. Но во сне или нет — искал меня. Потом как-то затосковал, сорвался с места: Домой поеду! Некрасивый, востролицый, очень худой.
Эту любовь я считаю — gros lot de ma vie [179]. Не смеюсь и не смейтесь. В ней было всё, что мне нужно: сознание (certitude [180]), но сознание — такое. —
Пишу это п. ч. Вы напоминаете мне моего Османа, не Вы, которого не знаю, а свое чувство, которое (которые) знаю: узнаю. Ваше двадцатилетие где-то во мне равняется его одиннадцатилетию. Из той же области чувств: без дна и без дня, вслепую и впустую. Пишу Вам как мысль идет, не сбивайте — и не делайте выводов: мы ведь еще не знакомы.
(Черная, без блеску, формат книги, а не тетради, толстая.) Тетрадь начата 10-го нов<ого> мая 1923 г. в День Вознесения, в Чехии, в Горних Мокропсах, — ровно в полдень. (Бьет на колокольне.)
* * *
Время, я не поспеваю* * *
(Хвала Времени — 10-го мая, 11-го мая — Мало ада и мало рая [170]с пометкой:Это местничество могил!
Это как немецкое dies, не как: это есть. Т. е. возглас, а не утверждение (пояснение). Вся строка — одна интонация негодования (Cette bassesse! — вернее: petitesse! [171]).
* * *
Это — Давиды на Голиафов!* * *
Сердце не примет твоих условий,Жизнь! Голиафами навзничь рухай!
Это — разъятые узы крови:
союзы духа.
* * *
Совести сброшенная личина!* * *
Совести сорванная личина!* * *
Зримости сорванная личина!Зрячести сброшенная | повязка
сдернутая |
* * *
…В час, когда время порвав как привязь— — — —
…Это Саулы у прозорливиц.
* * *
Черным п? белу на конверте. —Есть такая страна — Бессмертье!
* * *
Души, это не только ты,Я, — но тысячи нас, но сонмы
…тьмы…
* * *
Вечность, это не только — слух.(Слух о)
* * *
Единственная рифма — и внешняя и внутренняя — к: газет — к<лозет>.* * *
Забота бедных: старое обратить в новое, богатых: новое в старое.* * *
Весь вопрос формы и содержания: одновременно вступить на коврик. А в Царстве Небесном — не женятся.* * *
(Стихи: Час обнажающихся верховий, А может — лучшая победа… [172](14-го мая))* * *
Ландшафт сердцаЗдесь никто не сдается в плен,
Здесь от века еще не пели
И не жаловались. Взамен
Пасторалей и акварелей:
Травок, птичек, овечек, дев —
Спарты мужественный рельеф.
Здесь с отвеса сердец и стен
Слаборожденного —
* * *
Спарта спертая: и плеть!Здесь сердца на одну колодку!
Соловьям, чтобы им не петь,
Здесь свинцом заливают глотку
* * *
Спарта спертая: и плеть!Здесь сердца на одну колодку!
Соловьям — воспрещенье петь.
Здесь свинцом заливают глотку
Полководцам — за лишний слог.
Спарты мужественный заскок!
* * *
…Каждый взращивает лисенка
Под полою
Целый выводок лисенят!
Целым выводком
(Не окончено)
* * *
— Перерыв из-за переписки «Земных Примет».* * *
Сивилла (когда-нибудь!).Сивилла, когда-то любимица Феба, забыла испросить у него вечную молодость. (Только — бессмертье!) И вот — стареет. Любовь к Фебу пребыла, Сивилла — голос Феба. (Встреча Сивиллы с юной любимицей Феба: собой — той, но в другом теле, вечной той: с бессмертьем шестнадцатилетья (цветка живущего — день) — Сивилла давно не слышит людей (вестей) — только вопросы! — но вот, ветер, ворвавшись в пещеру — донес. — Встреча Сивиллы с сыном Феба, их узнавание. Сын Феба не видит Сивиллы, он только слышит ее голос. — Это говорит скала! — Но по мере его возгласов, голос Сивиллы (вечной, Вечности) нежнеет. — Это говорит трава. — Это говорит ручей.
Юноша влюбляется, хочет видеть, настаивает, наконец врывается в пещеру и разбивает себе грудь о скалу (Сивиллу).
Плач Сивиллы над телом юноши.
* * *
Не забыть* * *
18-го нов<ого> (5-го русск<ого>) мая 1923 г. — 12-летие моей встречи с С. (Коктебель, 5-го мая 1911 г. — Прага (Горние Мокропсы) 5-го русск<ого> мая 1923 г.)* * *
Дикая, иди ко мне!(Сафо — подруге, или кто-то (тот, которого не было) — Сафо.)
* * *
(Перерыв из-за Земных Примет.)* * *
На дне она, где ил* * *
Июнь(Диалог Гамлета с Совестью — 5-го июня 1923 г.)
* * *
Когда друг другу лжем(Ночь, прикрываясь днем)
Когда друг друга ловим
(Суть, прикрываясь словом).
Когда друг к другу льнем
В распластанности мнимой
( , прикрываясь льном,
Огнь, прикрываясь дымом!)
Так, майского жучка
Ложь — полунощным летом
* * *
Ты думаешь — робкаНочь — и ушла с рассветом?
Так, черного зрачка
Ночь, прикрываясь веком
* * *
Подземная река —Ночь: глубока под светом!
Так, черного зрачка
Ночь, прикрываясь веком
* * *
Подземная река —Ночь: глубока под днем!
* * *
Ты думаешь — исчезВзгляд? — Подыми! — течет!
Свет, это только вес
Свет — это только счет
* * *
Брось! Отпусти домойВ ночь, в огневую | реку
родовую |
…
Свет — это только веко
Над хаосом
(Не окончено)
* * *
— Магдалина!Бьющаяся!
* * *
Магдалина!Льющаяся!
* * *
Магдалина!Длящаяся!
* * *
(Стихи Мореплаватель — 12-го июня 1923 г.)* * *
Аля о Белом:Чужой, ненужный, фарфоровая разбитая штучка.
* * *
Отрывки Сахары [173]:Перерезанною веревкой —
Связь — и в сердце мое как в пропасть!
* * *
красавцем спящимСпишь во мне как в хрустальном гробе
<Справа от последнего двустишия:> NB! Ледяной Аид (расщелина)
* * *
По каким городам и чащамМне искать тебя?
— красавцем спящим
Спишь во мне как в хрустальном гробе
<Справа от последнего четверостишия:> — Ты падал в меня — я пела!
* * *
А пока, — — —На поверхности пляшем — взрывы
—
Без возврата и без отзыва.
* * *
прорве |Ты во мне как в бездонной люльке |
бездне |
Спишь: ты падал в меня — я пела!
* * *
Но моих ледяных Аидов…Этна…
А домашним скажи, что — тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.
* * *
Легче с башни лететь и в Этну —Эмпедоклом —
(NB! нужно —Эйфелевой)
* * *
Сочетавшись с тобой как ЭтнаС Эмпедоклом…
— Усни, сновидец!
А домашним скажи, что — тщетно:
Грудь своих мертвецов не выдаст.
* * *
В грудь и ребра мои закован* * *
Глубже грота, алькова* * *
Зря Елену клянете, вдовы!Не Елениной красной Трои
Огнь, — расщелины ледниковой
Синь, на дне опочиешь коей.
* * *
(17 нов<ого> июня 1923 г.)* * *
В час последнего отчаяньяВ час последнего доверия
На уста — печатью крайнею
Перст тебе кладу. — Эгерии
Вверься…
(Впосл<едствии> Луна — лунатику)
* * *
Глубоки и черны трущобыКрови: каждая капля — заводь
* * *
NB! Неуменье наслаждаться чувством победы (нелюбовь к наслаждению вообще и к этому в частности), глубокое недоумение перед ней, а главное — полное незнание, что с ней делать, тупик победы, сразу превращающий меня из победителя в побежденного. — Отсутствие азарта? — Необычайное и неустанное присутствие его. Но — раз победил — длить победу? Но какое крохотное напряжение (что-то удерживать на таком-то уровне) по сравнению с тем! И какая скука!Длить, — вообще не мое.
* * *
Я не рассчитана на вершки и на секунды. —* * *
Я рассчитана на б?льшие пространства и сроки.* * *
Где она — мера моей безмерности!* * *
(Луна — лунатику)* * *
Творчество поэта только ряд ошибок, вереница вытекающих друг из друга отречений. Каждая строка — будь то вопль! — мысль работавшая на всем протяжении его мозга.* * *
Под ударом трагического единстваБьется занавес как
* * *
(или — рвется?)(Занавес — 23-го нов<ого> июня 1923 г.)
* * *
Раскрытая ладонь. Дай погадаюПытающийся скрыть себя, но не
Затоптанный огонь… Дуга над далью,
Протягивающаяся ко мне…
* * *
Расплёсканную в птичьем свисте— Зачем не уберег? —
Набросанную щедрой кистью
На полотне дорог,
…
Где провода слились —
Меня, твоей бессонной смуты —
Единственную мысль.
* * *
(Из этого: Строительница струн — приструнюИ эту…)
* * *
Ты — продвиженье льдов полярных,Ты — изверженье Этн!
* * *
Презренная ветошь среди новизн,Я здесь ничего не смею.
Будьте живы и лживы, живите — жизнь!
Обыгрывайте — Психею!
* * *
А теперь я должна Вам [174]рассказать тот сон, давно, среди зимы, который у меня почему-то духу не хватило рассказать Вам в жизни. Мы идем по пустынному шоссе, дождь, столбы, глина. Вы провожаете меня на станцию, и вдруг — неожиданно, одновременно — Вы ко мне, я к Вам, блаженно, как никогда в жизни! Рассказала — иными словами — В<алентине> Ч<ириковой> [175]. И та, смеясь: «Бросьте! Он никогда не поймет!» Поймите теперь, что я чувствовала день спустя, идя с Вами рядом по мокрой глине, вся еще в том сне, в чувстве его.Рассказываю Вам теперь, чтобы Вы знали, что есть в мире не только день, но и ночь, не только любовь, но провидение, зоркая ночь древних, предвосхищающая (или — предрешающая?) события. Тень опережающая тело. Этот сон в моей жизни ничего не изменил, я переборола ночное наваждение, месяцы шли, мне было всё равно — и вдруг, тогда (теперь! но уже тогда), у самой станции, провожая Вас в первый раз: — «Если бы…» Всё вернулось. Та же глина, та же станция, та же я. (Та глина, та станция, та я.) Это был мой сбывшийся сон. Не относитесь легкомысленно. Сны у древних направляли жизнь, а древние были и мудрее и счастливее нас.
<Вдоль правого поля:> Запись внесенная в тетрадь позже и другим чернилом, очевидно октября 1923 г.
* * *
В жизни — одно, в любви другое. Никогда в жизни: всегда в любви.* * *
Любовь — не состояние, а страна.* * *
(Стихи: Сахара, В некой разлинованности нотной [176]:)Судорожный час когда как солью
Раны засыпает | нам любовь
забивает |
Наглухо…
Закатной канифолью
Смазанные струны проводов…
* * *
— — — — —Час, когда кифару раскроя
Кровоистекающая Сафо
Плачет как последняя швея…
* * *
Это — остаются. Боль — как нотаВысящаяся… А там — клубы
Низящиеся…
Женою Лота
Насыпью застывшие столбы…
* * *
Тезей, Ариадну предавший, Тезей — презираю!* * *
Плач безропотности, плач животнойСмерти
* * *
Вот и не было тебя! ВпустуюПтицей выплеснувшийся рукав…
К белому полотнищу вплотную
Грудью и коленями припав…
* * *
Равнодушное дело | духов,тело |
* * *
Я не знаю земных соблазнов—
Запрокинуто тело навзничь
Но глаза вопрошают небо
* * *
И погружаюсь как в рекуВ мимо-текущую Вечность
* * *
И погружаюсь как в вечностьВ мимо-текущую реку.
* * *
Струею шелковойИз рук скользящею
* * *
—Что сталось с чувствами?
Себя текущею
Водой почувствовав
В ладонях берега
Поросших ивами
От древа к дереву
Теку — счастливая
—
—
Всеотпускающей
И всеприемлющей…
* * *
——
А старикам в меня
Глядеться вязами
* * *
(NB! бросаться кольцами)* * *
—Не ванной цинковой —
—
Дианой с нимфами!
* * *
Между нами — клинок двуострый…* * *
NB! Сама душа — разве уже не двуострый клинок! (моя)* * *
Синь речная — МагдалинаИсходящая мелодией.
* * *
Написать [177]:1) Синь речная — Магдалина
2) Магдалина:
Льющаяся!
3) Иоанна Припадающего
4) От трагического хозяйства
5) Себя текущею
Водой почувствовав
6) Между нами — клинок двуос<трый>
* * *
Какого-то июля 1923 г.Дорогое мое дитя! [178]У меня за всю жизнь был всего один маленький друг — моих 17-ти лет в Гурзуфе мальчик Осман, одиннадцати. Я жила совсем одна, в саду выходившем на Генуэзскую крепость, возле татарского кладбища. И я этого мальчика любила так и этот мальчик меня любил так, как никогда уже потом никто меня и, наверное, никто — его. Я сейчас объясню: всё это была наиглубочайшая бессмыслица. Я была стриженая (после кори, волосы только начинали виться) — все татарки длинноволосые, да еще по 60-ти кос на голову! — во мне ничего не было, за что меня татарский мальчик мог любить, он всё должен был перебороть, его мною дразнили, я ему ничего не дарила, мы почти не говорили с ним, и — клянусь, что это не была влюбленность! Мы лазили с ним на мою крепость — на опасных местах, тех, без веревки, местах даже запретных, где лазили только англичане, он мне протягивал свою ногу и я держалась — а наверху — площадка: маки, я просто сидела, а он смотрел, я на маки, а он на меня, и смотреть, клянусь, было не на что, я была стриженая и во мне даже не было прельщения «барышни»: ни батистовых оборчатых платьев, ни белизны — полотно и загар! — ходили с ним на татарское кладбище — плоские могильные плиты цвета вылинявшей бирюзы — «Тут мой дедушка лежит. Когда я прихожу — он слышит. Хороший был» — и к нему на табачные плантации (он был без отца — и хозяин!) и к нему в дом, на пол перед очагом, где вся его семья (вся женская) — 10 мес. ребенок включительно неустанно пили черный кофе — не забыть бабушки (или прабабушки) 112-ти лет, помнившей Пушкина — он покупал мне на 1 коп<ейку> «курмы», горсть грязи, которую я тут же, не задумываясь, съедала. — Когда я уезжала он сказал: — «Когда ты уедешь я буду приходить к тебе в сад и сидеть». И я, лицемерно: «Но меня не будет?» — «Ничего. Камень будет». И в последнюю ночь ни за что не хотел уходить, точно я уже умерла: — «Я буду с тобой и не буду спать». В 12 ч. заснул на моей кровати, я тихонечко встала и пошла на свою скалу. Ночь не спала. Утром в 6 ч. разбудила. Пошли на пароход, и он опять нес вещи, как в первый раз, когда с парохода. Простились за руку. Тут — заскок памяти: помнится — брезжится — что в последнюю секунду что-то произошло: либо вскочил на пароход, либо — не знаю каким чудом — встретил меня в Судаке. М. б. вскочил в лодку и плыл вслед? Честно: не помню, только помню, что что-то под самый конец — было, а откуда на меня глядели его черные (всего лихорадочнее: татарские) глаза, с гурзуфской ли пристани, с судакской ли — не знаю.
Через 21/2 года я, уже замужем и с 2-хлетней Алей была в Ялте, поехала в Гурзуф, отыскала Османа — Осман-Абдула-Оглы: у фонтана — данный им навек его адрес — огромного! привезла его в Ялту, познакомила с С. — «Хороший у тебя муж, тихий, не дерется». Алей любовался и играл с ней. Обо мне рассказывал: «Когда ты уехала я всё приходил к тебе в сад, сидел на том камне и плакал» — просто, повествовательно, как Гомер о судьбах Трои. Был еще рассказ — о том, как он одной из этих зим ездил со своей школой в большой город: Москву и искал там меня. Было или нет, Москва ли этот большой город или Симферополь — так и не выяснила, рассказывал как сон. Но во сне или нет — искал меня. Потом как-то затосковал, сорвался с места: Домой поеду! Некрасивый, востролицый, очень худой.
Эту любовь я считаю — gros lot de ma vie [179]. Не смеюсь и не смейтесь. В ней было всё, что мне нужно: сознание (certitude [180]), но сознание — такое. —
Пишу это п. ч. Вы напоминаете мне моего Османа, не Вы, которого не знаю, а свое чувство, которое (которые) знаю: узнаю. Ваше двадцатилетие где-то во мне равняется его одиннадцатилетию. Из той же области чувств: без дна и без дня, вслепую и впустую. Пишу Вам как мысль идет, не сбивайте — и не делайте выводов: мы ведь еще не знакомы.