Отношение было спокойное, он глубоко и сердечно-воспитан, со всплесками нежности — он весь — всплёск! — с моими ответными — и с его ответной радостью. Никогда не забуду поездки в автомобиле, ночью, в Шарлоттенбург, когда деревья мчали на нас. Было чувство того света. О, расскажу! И это — подарю. Это не дохлая шкура, это отрезок (хотя и крохотный) живой змеи. Кстати, ненавижу змей, завидев поперек дороги, а иногда просто заслышав (а здесь их мно-ого! Позор на гады [193]. В самых земляничных и ежевичных местах:
 
   Берегись
   Змеи любят землянику!
   И речные есть. Плывешь — и она плывет) — итак, завидев и даже незавидев бегу обратно три километра не оборачиваясь, до дома. Змея или нет, но жизнь. Здесь не было огорчительных достоверностей.
* * *
   А! Поняла! Болевое в любви единолично, усладительное — безлично. Боль называется ты, усладительное — безымянно. Поэтому «хорошо» нам может быть со всяким (NB! можно это «хорошо» от всякого не принять) боли мы хотим только от одного. Боль есть ты в любви, наша личная в ней примета. Отсюда: «сделай больно!» т. е. скажи, что это ты, назовись.
* * *
   — Читали ли Вы Николая Курбатова? [194]Начал он его писать в дни горячей дружбы со мной и героиню намеревался писать с меня. Но — как скоро Э<ренбур>г ни пиши, дружить со мной — еще <пропуск одного слова>, поэтому: не успел. Разошлись — сразу и резко. Зачатая в любви, рожденная в гневе, героиня должна была выйти чудовищем. — Напишите.
* * *
   Прозрение — презрение — призрение.
 
   (Прозрение — тебя в веках, презрение — к тебе, в вершках, призрение — тебя, в руках.)
* * *
   Это волчицы грусть,
   Схожая с громом:
   — Ромул мой, Ромул!
* * *
   Стихи за июнь:
 
   1. На дне она где ил
 
   2. Когда друг к другу льнем
 
   3. Закачай меня
 
   4. Чем окончился этот случай
 
   5. На назначенное свиданье
 
   6. Рано еще —
 
   7. Пядь последняя и крайняя
 
   8. Занавес
 
   9. Красавцы, не ездите!
 
   10. Строительница струн
 
   11. В некой разлинованности
 
   12. Брат
 
   13. В глубокий час души
 
   14. Божественно и детски гол
 
   15. Глаза трагических героинь
 
   16. Наклон
* * *
   (Стихи: Наклон, к ним пометка:)
 
   Проверьте и будьте внимательны, это не пустой подбор сравнений, это — из книги подобий, которая есть — я. Напишите, которое из них больше дошло (ожгло). Наклоняться можно и ввысь (раз земля — шар!). На коленях, ведь это довершенный наклон: мать перед спящим сыном, к к<оторо>му сначала клонилась — до-клонилась — т. е. молится. Не принимайте наклона как высокомерия и коленопреклонения как смирения, это не те меры. Откиньте всякую, увидьте движение, и вне человеческого дурного опыта, увидьте смысл его.
* * *
   Смогу ли я, не боясь и не считаясь (— чужого страха и: с чужим расчетом) быть с Вами тем, кто я есмь. Вы в начале безмерности.
* * *
   — Есть ли у Вас мир, кроме моего, т. е. природы, работы, одиночества? Значат ли что-нб. в Вашей жизни: дела, деньги, «друзья», войны, новости, открытия, — всё чем заполняют день. Любите ли Вы что-нибудь кроме? (всего, т. е. одного). Будьте правдивы, не считайтесь с тем, что от того или иного ответа я буду любить Вас больше — или меньше, ведь для Вас важно быть любимым — именно в упор, чтобы Вас любили, а не соседа. Есть ли у Вас это чувство — негодования как на оскорбление — когда любя Вас — любят мимо, навязывая Вам — чужие добродетели! Что Вам от того, что я буду любить Вас — не знаю как — когда это — не Вы?! Только оскорбительно.
 
   Истоки мне Ваши близки, русло может быть чуждо, да о русле (ходе) реки нельзя говорить, пока она не дошла до устья. Подвержены ли Вы музыке, меняетесь ли, и мгновенно меняетесь ли от нее? В Prager-Diele (единственная пядь земли, на которой мы вместе стояли, да и то врозь! Не без иронии: «земли») в Prager-Diele ее просто не слышали, не услышали поэтому и меня.
* * *
   Помните, что Вы должны мне быть неким духовным (слово между нами излишнее!) оплотом. Там, где всё содержание, формы нет, это Вы обо мне сказали (ставлю ударение и на Вы и на мне). И вот, эта встреча чужого отсутствия (т. е. сплошной формы, если была бы мужчина — сказала бы: форм!) с моим присутствием (т. е. сплошным содержанием), — словом, с Берлином у меня много неоконченных (не: неуплоченных, а: сплошь переплоченных!) счетов, я должна иметь Вас союзником, хотя бы мысленным. Стихи мне перед людьми не оплот: брешь в которую все ломятся. Я должна знать, что вся в Вас дома, что мне другого дома не нужно. (Как черновая тетрадь, в которую — всё.)
 
   Вы наверное думаете, что я страшно торгуюсь: и собакой (слепца!) будь, и оплотом будь, и домом, и краем земли. Деточка, м. б., всё выйдет по-другому и я от Вас буду искать оплота (бежать на край земли)?! — Шучу. —
 
   (NB! Когда я говорю «шучу», тут-то и становится серьезным! 1932 г.)
 
   Моя тетрадь для стихов превратилась в тетрадь записей к Вам, а моя обширная переписка — в диалог. Впрочем, для точности прибавлю, что кроме Вас для меня сейчас еще — вне Праги — существует С. М. В<олкон>ский, мой далекий, недосягаемый друг.
* * *
   Знайте, что я далеко не всё Вам пишу, что хочется, и далеко еще не всё хочу, что буду хотеть.
* * *
   Исток моего доверия к Вам — самооткрытый Вами Добровольческий Марш [195]в Ремесле и то (не знаю что), что Вы мне — один из всех людей — сейчас в письмах даете.
* * *
   Хорошо именно, что Вам 20 л., а мне 30 л. Если бы я была на 10 лет старше, я не говорила бы о материнстве. (NB! — о бабушкинстве!)
* * *
   А хотите — 10 л. и 20 л.? Прежде чем говорить нет, взвесьте. Проследите внимательно вопрос, он менее добр и прост чем кажется.
* * *
   Что совершает события между нами, никогда вместе ни одной секунды не бывшими? Какое восхитительное доказательство со-бытия!
* * *
   Человечески любить мы можем иногда десятерых за-раз, любовно — много — двух. Нечеловечески — всегда одного.
* * *
   Отрывки:
 
   Психеи неподсудной.
* * *
   Будьте живы и лживы, — живите жизнь!
   Обыгрывайте Психею!
* * *
          Круг
   Сих неприсваивающих рук…
* * *
   (Раковина — 31-го июля 1923 г.)
* * *
       …солью
   Моря и кр?ви…
* * *
   Так в ненавистный дом —
   Улица тащится
* * *
   Так о своем, родном
   Грезит приказчица,
   Так в ненавистный дом —
   Улица тащится
* * *
   Ужас заочности…
   Так из песочницы
   Тихо течет песок.
* * *
   Это — заочности
   Взгляд — из последних глаз!
* * *
   Разминовение минут
* * *
   Из Валтазарова зала зла
   Я тебя вызвала и взяла —
   В зори…
* * *
   Тише — утешу
* * *
   В самую душу тебе шумя…
* * *
       Солью
   Моря, и кровью —
* * *
   Как в детства глухие года
   […]
   Когда города
   Обрушиваются на нас
   Глухими дверьми
   И слепостью стен фабричных,
   В те первые дни
   Отчаяний заграничных…
   Подъездов, застав…
* * *
   Когда новостей
       не хочешь
* * *
   Смысл: так подъезжаю к — любви? смерти? старости?
* * *
   NB! Я не хочу ставить между Вами и мной — своего отношения которое — рано или поздно мне Вас заслонит (NB! своей оценки, которая — рано или поздно — мне Вас откроет). Поэтому не посылайте — своих стихов, для них еще рано.
* * *
   арий
* * *
   (Кастальскому току [196]— 4-го нов<ого> авг<уста> 1923 г. В глубокий час души, В глубокий — ночи [197]— 8-го нов<ого> авг<уста> 1923 г.)
* * *
   Минута: варианты:
* * *
   Минута: минущая: минешь!
   Не выманишь из рощи Муз!
   Семидесяти кож змеиных —
   Минутностями не смущусь
* * *
   Шестидесяти сроков мнимых
   Секундностями…
* * *
   Минута: минущая: минешь!
   Акулам в люк!
   Да будет выброшено ныне ж
   Что завтра б — вырвано из рук.
* * *
   Глаза перерастают жизнь,
   Куст обгоняет лес.
* * *
   Час без путей, но и без пут —
   Час…
* * *
   Так писем не ждут [198]— 11-го авг<уста> 1923 г.
 
   Минута — 12-го авг<уста> 1923 г.
* * *
   Есть час Души [199]: варианты:
 
   С глаз — все завесы! Знай — гроза —
   Душа! Грозы же час —
   Час запахов. В тот час глаза
   Растут и царства в нас
* * *
   С глаз — все завесы! Все пуды
   С подошв! Все звёзды — в пруд!
   Час запахов. В тот час сады,
   Растут, глаза растут.
* * *
   Есть час Души — 14-го нов<ого> авг<уста> 1923 г.
* * *
   Дошли ли до Вас мои письма от 26-го и 28-го июля, последнее, согласно Вашей просьбе, по старому адр<есу>. Никогда бы не решилась тревожить Вас в Вашем молчании, если бы не страх совершить несправедливость, приписав Вашей сознательной воле то, что м. б. объясняется своеволием почты. Вкратце: я писала Вам дважды и ни на одно из писем ответа не получила. Последнее что я от Вас имела — открытка с просьбой писать по старому адресу. (Ровно три недели назад.)
 
   Если мои письма дошли — всякие объяснения Вашего молчания — излишни. Равно как всякие Ваши дальнейшие заботы о моих земных делах, с благодарностью, отклонены. Мне останется только просить у Вас прощения за ошибку дверью, что — наперед и наугад — в этих строках и делаю.
 
   Итак, жду только «да» или «нет». Это из всех слов, в конце концов, всё-таки самые содержательные.
 
   МЦ.
 
   Адр<ес мой до 1-го окт<ября> прежний, дальше — не знаю, ибо переезжаю.
 
   P. S. Был у Вас от меня с оказией около 30-го июля один человек, но ничего, кроме пустоты и извёстки в Вашей квартире, не нашел. — «Там давно никто не живет».
* * *
   (Приписка чернилом:)
 
   Не скрою от Вас — и в этом м. б. мое предельное великодушие — что Вы одна из моих горчайших и жесточайших обид за жизнь.
* * *
   Между нами клинок двуострый [200](Б. П.) — варианты:
 
   1. Но бывает такая примесь
     Прерий в ветре и бездны в губ
     Дуновении
 
   2. Но бывает такая примесь
     Прерий в ветре, такая вслух
     Тайна сказана. Меч, храни нас
     От бессмертных душ наших двух!
 
   Двух? Но это тела — по счету!
* * *
   Двух? Но если
       — двое сказать — кто смог?
   Нет, от нашей | единой крови,
              этой |
   От которой — потек клинок!
* * *
                           магнолий |
   Губы — что! Лепестки из боли |
            —
   Нет, от нашей единой воли,
   От которой — потек клинок!
* * *
   Боль и сласть — равенства знак
* * *
   Но бывает такая примесь
   Прерий в ветре и бездны в губ
   Дуновении… В рай не примут?
   Так в аду — даром сожгут!
* * *
   Но бывает такая примесь
   Прерий в ветре и бездны в губ
   Дуновении…        ринусь
   Как пловец — в черную глубь!
* * *
        Меч, храни нас
   От беды — пущей меча!
* * *
   Слушай (вот уж шепчу) срываясь
   С неба (вот уж к плечу) звезда
   В море падает… Острова есть
* * *
   (Кончено 18-го авг<уста> 1923 г.)
* * *
   Любовь, любовь,
   Вселенская ересь двух!
* * *
   Гудят провода,
   На них воробьи —
   Как воры…
* * *
   Руками держи
   Любовь свою, мни
   Тискай!
   Правами вяжи!
   Глазами вражды, сыска
   Гляди — На груди
* * *
   Курьерская гарь
   К большим городам —
   Не к вам мы!
   Я думала встарь
   Что — по проводам
   Телеграммы
   Идут: по струне
   Спешащий лоскут:
   «Срочно».
 
   Сама по струне
   Хожу — вся душа —
   В клочья!
   Мне писем не шлют
   Последнее Шах —
   Отнял.
   Бумажный лоскут
   Повисший в ветрах —
   Вот я…
* * *
   Пространство — стена
   Но время — брешь
   В эту стену.
* * *
   Душа стеснена.
   Не стерпишь — так взрежь
   Вены!
   Пространство — стена,
   Но время — брешь
   В эту стену.
 
   <Вдоль правого поля, напротив последнего фрагмента:> Время, т. е. смерть, т. е. конец пространству и времени.
* * *
   (Без рук не обнять [201]: варианты)
 
   Прав — только сосед…
* * *
   Иначе — звезда
   Сглазит!
* * *
   (24-го авг<уста> 1923 г.)
* * *
   Всё меня отшвыривает, Б. П., к Вам на грудь, к Вам в грудь. Вас многие будут любить и Вы будете знаменитым поэтом, но никогда и ни в ком Вы так не прозвучите, я читаю Ваши умыслы.
* * *
   (Меж нами — десять заповедей [202]: варианты:)
 
   И плакала бы, и плакала бы
   Пока не стало глаз.
* * *
   Час сей — года накапливался…
   (века?)
* * *
   Теки ж, теки же, огненная,
   На глиняные пески!
   Страсть, по частям распроданная,
   Расплёванная — теки!
* * *
   Отчаянием, раскаянием —
   Испариною с чела!
* * *
   Т?ржищам
* * *
   Господи! Злые — люди!
   Вот я и девой
   Блудною вышла.
   Каждый хвалил мои груди
   Сердца ж под левой —
   Никто не слышал.
 
   Господи! Злые — дети!
* * *
   Господи! Злые — тоже
   Слуги твои.
* * *
   Дитя моей души! Беру Вашу головку к себе на грудь, обнимая обеими руками и — так — рассказываю: я за этот месяц исстрадалась. Вы действительно дитя мое — через боль. Достоверности следующие: ни на одно из своих последних писем я не получила ответа, мое последнее письмо опущенное мною самой в Праге 2? числа пропало, как и Ваше последнее. Станьте на секунду мною и поймите: ни строки, ни слова, целый месяц, день за днем, час за часом. Не подозревайте меня в бедности: я друзьями богата, у меня прочные связи с душами, но что мне было делать, когда из всех на свете в данный час души мне нужны были только Вы?! О, это часто случается (NB! кстати, не оправдание и даже не объяснение: чаще всего случаются — низости. 1932 г.) собеседник замолк (задумался). Я не приходо-расходная книга, я — сплошной расход и сплошной кредит. Моя главная забота всегда: не болен ли? Жив — значит, мой! Но с Вами другое: напряжение мое к Вам и Ваше ко мне (?) было таково (о как я не знаю, не знаю, не знаю другого!) что молчание здесь было явной злой волей: злой, п. ч. мне было больно, волей, п. ч. этого другой и хотел. Я непрерывно о Вас думала, я ни о чем другом не думала — о, Вы не знаете меня! — Мои чувства — наваждения, и я безумно страдаю! Вначале это был сплошной оправдательный акт: невинен, невинен, невинен, это — злое чудо, знаю, ручаюсь, верю! Это — жизнь искушает. Дорвусь. Дождусь. Завтра! Но завтра приходило, письма не было, и еще завтра, и еще, и еще: Я получала чудные письма — от друзей, давнишних, и совсем от чужих, все точно сговорились, чтобы вернуть меня в (постоянное) чувство: себя, вернуть мне себя, меня — себе — да, я читала письма и радовалась и отзывалась, но что-то внутри щемило и ныло и выло и разгоралось и гасло (не гасло!) настоящий нож в сердце, не <пропуск одного слова> даже во сне. Две недели прошло, у меня отстоялась горечь, я брала себя за голову и спрашивала (вслух) — За что? Ну, любит магазинную (или литературную) барышню, — ну, а я-то при чем? Я-то что сделала? Нет, барышня — вздор, это просто — жест игрока (для 20-ти л. — недурно!) — дал — возьму обратно. Заставить страдать (l’?ternel masculin [203]). Но, друг, я не из тех, льстящихся на плеть, как только я вижу, что другой — нарочно (мучает), я сразу перестаю страдать. Мне смешно. И если мне все эти недели ни разу не стало смешно — то только потому, что уверенности в Вашем мучительстве — у меня не было. (И — глупо: зачем плеть, когда всё само плыло Вам в руки, так плыло Вам в руки, такое — всё! Когда вся тайна, вся сила, вся чара были в правде: в абсолютной безмерности чувств?!) Если Вы игрок, Ваша ставка — проиграна.
 
   И такая боль потери, такая обида за живую мою душу, такая горечь, что — не будь стихи —. О, мне этого хотелось: чужого и тупого тела, без души (говорят, что бывает!), чтобы и помину не было о душе, зачем душа, когда ее так топчут? И не Вам месть — себе: за все ошибки, все промахи, за эти распахнутые руки, вечно хватающие воздух.
 
   Друг, я не маленькая девочка (хотя, в чем-то — никогда не дорасту) — жгла, обжигалась, горела, страдала — всё было! — но так разбиваться, как я о Вас разбилась — ни о кого, никогда. Это была ставка доверия, поймите. Я оборвалась с Вас как с <фраза не окончена>
 
   Последние дни (третьего дня, вчера) я уже чувствовала к Вам шутливое презрение, я знала, что Вы и на это письмо не ответите и с губ моих, с самого края их, уже неудержимо рвалось: хам!
* * *
   Я получила Ваше письмо. Я глядела на буквы конверта. Я еще ничего не чувствовала. (Я не из плачущих, слез не было ни разу, не было и сейчас.) Я еще не раскрывала письма. Внутри было — огромное сияние. Я бы могла заснуть с Вашим невскрытым конвертом на груди. Письмо было — во мне. Этот час был то, к чему я рвалась — ну-ка, помножим? В сутках — 24 часа, а дней всех прошло 32. 24x32 <запись вычисления в столбик> =768 часов, о, я не преувеличиваю, Вы меня не знаете, — узнайте меня! Это письмо было предельным осуществлением моей души, я свою душу держала в руках. — Вот. —
* * *
   Думаю о бывшем. Дитя мое, это было искушение. Одновременная пропажа двух писем: обоюдо-пропажа: два вопроса без ответа (здесь, кажется, помогла бы алгебра — или космография? Я тогда всего этого не учила, не зная как понадобится!) В этом что-то роковое. Жизнь искушала — и я поддалась. Вы, мое кровное, родное, обожаемое дитя, моя радость, мое умиление (NB! я этого человека никогда не видела и даже не попросила карточки — 1932 г.) — сделались игроком, из призраков — почти что приказчиком, я вырвала Вас из себя, я почувствовала презрение к себе. Я была на самом краю (вчера!) другого человека, просто — губ. Провожала его на вокзал, стояли под луной, его холодная, как лед, рука в моей, руки не расходились, слова прощания уже кончились, глядели, не глядели, и я: «Если бы…» и как-то задохнувшись… «Если бы…» (сейчас не была такая большая луна…) и тихонько высвободив руку: — «Доброй ночи!» — Не судите меня. Если бы… Вы меня знали (Вы бы поняли что я Вас сейчас уже не люблю, люблю другого. 1932 г., в подлиннике же:) Вы бы поняли, что к губам этого милого, ласкового, веселого, чужого человека меня влекло просто — отчаяние. Это было вчера, в 12-том ночи. Уходил последний поезд.
 
   (С этого 12-го ч. ночи начинается жизненный этап поэм: Горы и Конца. — 1932 г. Всё последующее уже — явно — тому.)
 
   Думай обо мне что хочешь, мальчик, твоя голова у меня на груди, держу тебя близко и нежно. Перечти эти строки вечером у последнего окна (света), потом отойди вглубь комнаты, сядь, закрой глаза. Легкий стук: — Это я. Можно? — Не открывай глаз, ты меня всё равно узнаешь! Только подайся немножко — если это даже стул, места хватит: мне его мало надо. Большой ты или маленький, для меня — всё мальчик, беру тебя на колени, нет, так ты выше меня и тогда моя голова на твоей груди, а я хочу тебя — к себе. И вот, рассказываю тебе: руками по волосам и вдоль щеки, и никакой обиды нет, и ничего на свете нет, и если ты немножко ближе придвинешься, ты услышишь то, что я так тщетно тщусь передать в стихах и в письмах: просто — сердце.
* * *
   У меня есть записи всего этого месяца: «Бюллетень болезни». Пришлю Вам его после Вашего следующего письма.
 
   Убедите меня в необходимости Вам моих писем, — трещина доверия, ничего не поделаешь.
 
   1-го переезжаю в Прагу, новый адр<ес> мой: Praha Ka?i?e ?wedska ul<ice> 1373 — мне.
 
   «Оказия» не заставшая Вас была просто деньги, я боялась берлинской революции и хотела чтобы у Вас была в руках возможность выехать. Сейчас, из-за переезда, их уже у меня в руках нет, но как только войду в колею непременно вышлю — если Вам нужно, о чем убедительно прошу сообщить. Кроны здесь — ничто, в Берлине они — много, и я не способна на только-лирическую дружбу. Просто — Вы мой, мое дитя, я не могу, чтобы Вы нуждались. (Если не нуждаетесь — тем лучше!)
 
   А вот Вам земные приметы: лица, мое и Алино, скорее очертания, чем лица.
* * *
   Записи.
 
   Чудо души и причуда губ.
* * *
   Плач Ахилла над телом Патрокла.
* * *
   Вы, как критик, читаете современный хлам, вещи одного дня, а Вам, как моему другу, нужно читать Библию и Трою.
* * *
   Дайте мне Вас — издалека — вырастить. Мне хочется вложить Вам в руки самое лучшее и самое вечное, что есть в мире: подарить Вам всё. Когда говорят: «я даю тебе мою душу» думают только о губах, о заботах и о слезах. Это получающий знает и поэтому — принимает. Когда же я говорю, я действительно думаю о всей душе: моей — всей, т. е. мне ведомой, и всей вне-моей, той которая не может быть моей (ни Вашей!). Это получающий знает и поэтому — не принимает (не принял бы и одной моей!). Дайте мне чудо приемлющих до конца (и без конца!) рук. Будьте своими двумя ладонями и подставьте их. Соберите себя в две ладони и раскройте их. Ясно?
 
   (NB! Так же безнадежно как принять в ладони весь ливень: несколько капель, остальное — мимо. 1932 г.)
 
   Напор велик и плоскость мала (подчеркиваю для ударения).
* * *
   Отрывки:
 
   Так <в> воздухе     и синем
   Гиганта шаги по вершинам.
* * *
   NB! Луна сквозь лохматое дерево.
* * *
   О городе: видение города, город у ног, звезды сорвались с неба на землю — вызвездило — ночью город — карта звездного неба.
* * *
   Тысячью бессонных окон
   Вызвездившая земля
* * *
   Разве п? небу ступают?!
* * *
   Но не столь земля презренна
   […]
   Небо ночь свела на землю:
   Картою созвездий — прах
 
   Расстилается…
* * *
   Я смотрю на свои земные дела как боги на битву троянцев с ахейцами.
* * *
   (Стихи: С этой горы — как с крыши… 30-го августа 1923 г.)
* * *
   Нищеты моей пригорок!
   Не отдам тебя за негу —
   Оттого что ночью город
   Опрокинутое небо
 
   Звездное
 
   Оттого что город — звёзды
   Для глядящего с горы
 
   Звездной и военной картой
   Город лег (златая Прага
 
   Именем)
 
   Небо сведено на землю
   Картою созвездий — Прах
   Расстилается…
* * *
   О благовониях (непоставленный ей вопрос Христа: откуда?).
* * *
   (Два стиха Магдалина — 31-го авг<уста>)
* * *
   Я тебя запеленала
   В огненную пелену
   (волосы)
* * *
   Губы стонущие: мало!
             : льну!
   Я тебя запеленала
   В огненную пелену
* * *
   До свиданья!
   То есть:
   До страданья
* * *
   2-го нов<ого> сентября 1923 г. переезжаю в Прагу.
* * *
   прага
 
   (переехала 2-го)
 
   3-го сент<ября> 1923 г. (в окне туман, Аля говорит: Живем в небе.)
 
   Б<ахрах>у отправила во вторник и в среду (экспрессом), т. е. 28-го и 29-го.
* * *
   Этот отлив —
   Крови от щек…
* * *
   Отлило, обмерло
* * *
   Самый ничтожный порой как взморье
   Тихого Океана
* * *
   Знаете, этот отлив атлантский
   Крови от щек
* * *
   Час, когда книгу достать из шкафа
   Труд
   Час когда лиру роняет Сафо
* * *
   Станций:
   Расстанься
* * *
   Это письмо похоже на последнее. Завтра 5-ое, последний срок. Не напишете — Вам не нужно, значит не нужно и мне. Моих писем Вы не могли не получить, или же: повторяющаяся случайность есть судьба (русское «не-судьба»!). Я писала Вам во вторник, 28-го и в среду 29-го (экспр<ессом>). Я писала Вам из глубины существа, была перед Вами беззащитна как перед собственной душой. Если Вы на эти слова не сумели найти слов, Вы их никогда не найдете и лучше кончить сейчас.
 
   У меня к Вам ни гнева, ни обиды, — ни одного дурного чувства. Спасибо Вам за всё доброе, другого помнить не буду.
 
   Не скажу Вам даже, что навсегда прощаюсь с Вами, это решит жизнь. Не отнимаю у Вас права когда-нибудь, в какой-то там час, окликнуть меня, но не даю Вам права окликать меня зря. Это уже будет делом Вашей чести (верней, чем совесть!).
 
   Когда-нибудь пришлю Вам стихи: Ваше да вернется к Вам, ничего не присваиваю и ничего не стыжусь: это — уже очищенное, можете их всем читать.
 
   «Бюллетень болезни» оставляю, как был, в тетрадке — видите, я правдива и не пишу, что жгу.
 
   А Вам, дружочек — и задумываюсь: не знаю, чего пожелать?
* * *
   Расставание или разминовение — не знаю. М. б. расставание — на день, м. б. разминовение — на жизнь. Я сыта ожиданием и тоской и сознанием несправедливости и праздным биением в стену, всё это не для меня, я в такие времена не живу. Мне нужно быть и расти, так я по рукам скована.
* * *
   Милый друг, сейчас мы друг от друга дальше, чем были вначале — между нами живой человек [204]. Если это у Вас не считается — не будет считаться и у меня. Дороги души напрямик и свыше жизни, — но — я Вас не знаю. Между нами ничего и никого, но рядом со мной живой, чужой. Если это Вам мешает — простимся. Не скрою что ничего от меня к Вам не изменилось [205]— я м. б. столь же чудовище как чудо — но не зная Вас, или: зная Вас — не могу скрыть и достоверности. Ваше изменение, если последует, принимаю: Вы молоды и чувствуете свою боль.
 
   Друг, если бы Вы тогда, после выяснения, рванулись ко мне, нашли бы простые слова, ничего бы не было, но — Вы велико- и равнодушно поручили меня Богу — я без иронии — т. е. большой дороге: вернули меня домой, отказались от меня. (Я слов не боюсь.)
* * *
   Презренную и прекрасную бренность.
* * *
   До свиданья
   То есть:
   До страданья
* * *
   Океаний
        сады.
   До свиданья:
   То есть
   До страды
   Новой…
* * *
   Расставаний
   Розные
   Столбы…
   До свиданья
   То есть:
   До страды!
   В    пламенем
   Игравший хворост,
   До свиданья:
   До ножа — еще раз
   В грудь —
   До свиданья:
   То есть:
   До суда