Цветаева Марина. Тетрадь первая

* * *

   Не бойтесь. Я не кредитор. Я и свои и чужие забываю раньше, чем другой успеет забыть. Я не даю забывать — другому (т. е. эту роскошь оставляю за собой).

* * *

   Я дружбу ставлю выше любви, не я ставлю, стоит выше, просто: дружба стоит, любовь лежит.
 
   Horizontales-u<nd>-wertikales Handwerk ^[138].

* * *

   Всё в мире меня затрагивает больше чем моя личная жизнь.

* * *

   Сестра, это отсутствие страдания (не ее, от нее!). — Не будете. —

* * *

   На моей горе растет можжевельник. Каждый раз, сойдя, я о нем забываю, каждый раз, всходя, я его пугаюсь: человек! потом радуюсь: куст! Задумываюсь о Вас и, когда прихожу в себя — его нет, позади, миновала. Я его еще ни разу близко не видела. Я думаю, что это — Вы.

* * *

   Можжевельник двуцветный: изнизу голубой, сверху зеленый. В моей памяти он черный.

* * *

   Нам с вами важно условиться, договориться и — сговорившись — держать. Ведь, обычно, проваливается потому, что оба ненадежны. Когда один надежен — уже надежда. А мы ведь оба надежны, Вы и я. (?)

* * *

   Со мной сумел (вместил и ограничил) только один ^[139], вдвое старше Вас. Вместил, ибо бездонен, ограничил — ибо не любит женщин и этим всю женскую роль с меня снял, т. е. освободил от — и этой возможности, которая почему-то так сразу становится неизбежностью (решающей).

* * *

   Мой дом — лбы, а не сердца.

* * *

   Люблю мужественность и в мужчинах. Женственный (физически, ибо остальное — вне пола), женственный мужчина мне куда омерзительнее — быкоподобного, который — совсем не омерзителен, а только как бык <пропуск одного слова>: о чем думает?

* * *

   (Стихи: Весна наводит сон. Уснем, 5-го апреля. Сдайся — ведь это совсем не сказка! — ^[140])

* * *

   Стихи — следы, по которым я иду в Вашу душу. Но Ваша душа удаляется и я, раздосадованная, опережаю, делаю прыжок, вслепую, на авось, и потом, обмирая, жду: туда ли свернете?

* * *

   Книгу должен писать читатель. Лучший читатель читает закрыв глаза.

* * *

   Хлебная ложь (ложь самого хлеба, т. е. необходимости есть и жить).

* * *

   А покаместь ты на небо
   Не возьмешь меня к себе,
   Сквозь какие толщи хлеба
   Проедаться мне к тебе?
 
   А покаместь […]
   Ты меня не создал мышью —
   Так зачем же закрома?
 
   А рука строчит и стр?чит
   Слог — стежок
   Через сколько тысяч строчек
   Пропеваться мне к тебе?
 
               …
               …
   Ты меня не создал швейкой —
   Так зачем же вороха
 
   Лоскутов этих?..

* * *

   Ребенок играет Цезаря с горшком на голове: шлем.

* * *

   Книга должна быть исполнена читателем как соната. Буквы — ноты. В воле читателя — осуществить или исказить.

* * *

   Оправдание предисловий:
 
   Я ее писала, я лучше знаю, как ее читать.

* * *

   Роману читателя с книгой предшествует роман писателя с книгой. Писатель старше читателя на все черновики. Писал — дед!

* * *

   (Вроде предисловия к «Земным приметам»)
 
   — Не читайте сразу: эта книга не писалась, а жилась и жилась 21/2 года. Прочесть ее в вечер то же самое что мне — прожить ее в вечер.
 
   …Не судите сразу. Эта книга предвосхищенный Страшный Суд, с той разницей, что я-то говорю Богу, а меня-то будут судить люди. После нее мне Богу мало что останется сказать, если я что и утаивала, то — чужие грехи, ценные Богу только из собственных уст.

* * *

   Единственный недостаток книги — что она не посмертная. — Для вас. —
 
   Но успокойтесь: я не в землю зарываю, а сжигаю!

* * *

   (NB! Книга никогда не вышла. 1932 г.)

* * *

   Г<орние> Мокропсы, 10-го апреля 1923 г.
 
   Пол в жизни людей — катастрофа. Во мне он начался очень рано, не полом пришел — облаком. И вот, постепенно, на протяжении лет, облако рассеялось: пол распылился.
 
   Гроза не состоялась, пол просто миновал. (Пронесло!)
 
   Облаком пришел — и прошел.

* * *

   Если бы мужчины влюблялись: теряли голову — от сущностей, они бы теряли ее и от семилетних, и от семидесятилетних. Но они влюбляются в прерогативы возраста. Семнадцать лет, — значит то-то и то-то — возможно, а та же три года назад, та же!!! — и не посмотрят, головы не обернут.
 
   Весьма расчетливое теряние головы, вроде 12% помещения капитала (от 4% до 20% — это уж дело темперамента — qui ne risque rien ne gagne rien, qui risque peu ^[141]— и т. д.). Но — всегда с %.

* * *

   Но люблю я одно: невозможно.
   Это, кроме поэтов, очень и очень редко любят еще и женщины.

* * *

   Тайна: ведь это не от кого-нибудь, а с кем-нибудь. Третьему нечего обижаться, человек, который умеет втроем, первый предаст.

* * *

   Летом Э<ренбург> однажды сказал мне: есть только три жеста: жест Евы к Адаму, жест Адама (оберегающий) к Еве, жест Евы к ребенку и Авеля, оберегающегося от Каина. Все остальные — вытекли.
 
   — А голова, поднятая просто к небу?
 
   Значит у меня к Вам — не первичный жест?

* * *

   (Три, когда — четыре: и зд?рово же я считаю! Я бы, теперь, сказала так: взаимный жест Евы и Адама, жест Евы к ребенку и взаимный жест Каина и Авеля. Т. е. любовь — материнство — война. А — голод? А — молитва? А — смерть?
 
   Э<ренбур>гу, совершенно лишенному первичных жестов, не верю ни на копейку ни в чем. Слова — слова — слова. — 1932 г.)

* * *

   Века скверная болезнь.

* * *

   Мелким струением
   Бисер березовый.

* * *

   NB! Лесной Царь.

* * *

   Страстней чем Белого Въезда я жду Страшного Суда: нищеты <под строкой: тщеты> всех дел и чистоты всех умыслов.
 
   Страшный Суд для всех кто страдал день не осуждения, а оправдания.

* * *

   В день великого оправдания.

* * *

   Фараон в данном случае та венчающая точка пирамиды, ради которой основания пирамиды (биллионы!) и лежат под камнями. Камень под камнем, тяжесть под тяжестью, лишь последняя точка (фараон) дышит. Только этой точкой пирамида и дышит. Она ее смысл, она ее покой, ее разрешение и завершение.
 
   Не Царь (Поэт, Вождь) народ топчет <сверху; попирает>, народы его возносят.
 
   Чем ненавидеть единицу биллионы должны отождествить себя с ней, но не: мы — он! а: он — мы.

* * *

   Я никогда не забываю, что я гостья. Земля мне этого не прощает.

* * *

   Мертвые — как дети — хорошеют день от дня. (И в памяти живых — и Там!)

* * *

   Письмо критику ^[142]

* * *

   Я не знаю, принято ли отвечать на критику иначе как колкостями — и в печати. Но поэты не только не подчиняются обрядам, но — творят их. Позвольте же мне нынешним письмом утвердить обряд благодарности поэта — критику. (Случай достаточно исключительный, чтобы не слишком рассчитывать на ряд последователей!)
 
   Итак, я благодарна Вам за Ваш отзыв в Днях. Это — отзыв в самом настоящем смысле слова. Вы не буквами на буквы, Вы существом на сущность отозвались. Благодарят ли за это? Но и благодарность — отзыв! Кроме того, Вы ведь писали не для меня, так и я пишу не «для Вас», хотя и к Вам. (Вам — о Вас.)
 
   Я не люблю критики, не люблю критиков. Все они, в лучшем случае, кажутся мне неудавшимися и поэтому озлобленными поэтами. Но хвала их мне еще непереноснее их хулы: почти всегда мимо, не меня, не за то. Так, напр., сейчас в газетах хвалят не меня, а явно Любовь Столицу (т. е. всё сказанное обо мне отношу на ее счет, ибо — НЕ Я!)
 
   Ваша критика умна. Простите за откровенность. Вы вежливы: неустанно на Вы. Вы <пропуск одного слова>: не поэтесса, а поэт. У Вас хороший нюх: так, задумавшись на секунду: кунштюк или настоящее? (ибо сбиться легко — при нынешнем KDW ^[143]поэзии!) — нет, настоящее. Утверждаю: Вы правы. Так, живя стихами с — ? — да с тех пор как на свете живу, только этим летом узнала от своего издателя Геликона, что такое хорей и что такое дахтиль. (Ямб знала по названию блоковской книги, но стих определяла как «пушкинский размер», «брюсовский размер».)
 
   Вам будет любопытно узнать, что Белый свою Глоссологию (?) написал после моей Разлуки, как и свою «После разлуки» (После «Разлуки» (книги) и после разлуки с женой Асей ^[144], в жизни совпавших (Берлин, лето 1922 г.).). Я была тем живым примером, благодаря которому возникла теория. (Говорю Вам вне тщеславия, если бы страдала им давно была бы знаменитой!)
 
   Что еще? Ах, пожалуй, главное! Спасибо Вам сердечно и бесконечно за то, что не сделали из меня бабу style russe ^[145], не обманулись видимостью (NB! баба — бабы не напишет!), что единственный из всех (NB! как мне всех хочется сделать единственными: всякого! 1932 г.) за последнее время обо мне писавших удостоили, наконец, внимания сущность, — то, что над и вне.
 
   Спасибо Вам за заботливость: «Куда дальше? В музыку, т. е. в конец?!» Верю, что Вы искренне в тот час задумались, потому отвечаю: нет! Из лирики (почти-музыки) — в эпос.
 
   Это не Ваш «планирующий спуск», это разряжение голоса — в голосах, единого — в множествах. Чем на тысячу голосов выражать одну свою душу, я буду одним голосом выражать тысячу чужих, которые тоже одна <пропуск одного слова>. То чего не может один могут (в одном) многие. Единство множества. Оркестр тоже единство.
 
   — Вам ясно?

* * *

   А что за «Ремесло»? Песенное, конечно! Ремесло в самом <фраза не окончена>. Противовес и вызов слову и делу (безделию <сверху: неделу>) «искусство». Кроме того, мое ремесло, — в самом простом смысле: то, чем живу, — смысл, забота и радость моих дней. Дело дней и рук.
 
   О, ты чего и святотатство
   Коснуться в храме не могло —
   Моя напасть, мое богатство,
   Мое святое ремесло! ^[146]
 
   Эпиграф этот умолчала, согласно своему правилу — нет, инстинкту — ничего не облегчать читателю, как не терплю, чтоб облегчали мне. Чтоб сам.
 
   Читатель ведь пока ты с ним не столкнулся — друг и пока о тебе не написал — ты его чтишь. (Иногда, notre cas ^[147], и потом.)
 
   Посылаю Вам свою Ц<арь->Д<евицу> — не для отзыва, а потому что Вы, очевидно, ее не читали. Вот он, источник всех навязываемых мне кокошников!
 
   Ах! Еще одно спасибо: за Посмертный марш, за, в конце, явный (раз Вы в «Днях») взлет над злободневностью, за то что сердце Ваше (слух) подалось на оборванность последних строк: в лад падало!

* * *

   20-го апреля 1923 г.

* * *

   Прага:
 
   Где сроки спутаны, где в воздух ввязан
   Дом — и под номером не наяву!
   Я расскажу тебе о том как важно
   В летейском городе моем живу.
 
   Я расскажу тебе как спал он,
   Не выспался — и тянет стан
   Где между водорослью и опалом
   День деворадуется по мостам.
 
   Где мимо спящих Богородиц
   И рыцарей дыбящих бровь
   Шажком торопится народец
   Уродцев   | — переживших кровь.
   Потомков |
 
   Где честь последними мечами
   Воззвав — не медлила в ряду.
   О городе, где всё очами
   Глядит — последнего в роду.

* * *

   21-го нов<ого> апр<еля> 1923 г.
 
   (Стихи, не вошедшие в После России.)

* * *

   Варианты Пражского Рыцаря:
 
   В роковую проседь
   Вод — отважься!
   Этого ли просишь,
   Рыцарь пражский?
 
   Мальчик! Воин!
   Щеки — горячей
   Под конвоем
   Каменных очей!

* * *

   …А
        …вослед веслу —
   Я учусь себе потихоньку
   Ариаднину ремеслу.

* * *

   Быть оставленной — значит долго,
   Долго помнить —

* * *

   Быть оставленной —
   В предутренний час истом
   Предоставленной другом — богу:
   Небожителю — божеством
 
   (Около «Оставленной быть» ^[148]— и уже формула всего Тезея ^[149].)

* * *

   Тезей, ты оставил! Тезей ты как вор
   […]
   Веленью Дионисову распростер
   Подругу. Клейми же, бессмертный позор
   Тезея — бессмертного труса!
 
   (Послестишие к «Оставленной быть — это втравленной быть» — не вошедшее.)

* * *

   Оставлена, брошена
   […]
   — Пусть так, но не дешево
   Уступлена, куплена…

* * *

   Строки из Пустыни славы ^[150]:
 
   А покаместь во лжах и в ложах
   Не наложничаю — из жил
   Вылезая как змей из кожи
   Буду петь — последнюю жизнь!

* * *

   Библейские беды

* * *

   Мир о коем досель молчали
   Лиры
                 в начале
   И петля на худой конец
   (Крюк на к<отор>ом висит колыбель, превращается в крюк для п?тли.)

* * *

   Поэт — через стихи — причастен материнству как женщина — через стихи — отцовству.

* * *

   — — Как старческая страсть
   Растроганная травкой.

* * *

   Задернулись лавочки,
   Дозорят ручьи…

* * *

   (Поэма Заставы, Поэт ^[151], Ручьи, разные)

* * *

   Тетрадь кончена 10-го нов<ого> мая 1923 г. в Горних Мокропсах, близь Праги. Кончена — как и начата — Сивиллой. Кончена с благодарностью и с грустью, — эти дома (обратно иным земным!) покидаются нелегко!

ЗАПИСИ ИЗ ЧЕРНОВОЙ МOЛОДЦА

   (черная картонная тетрадь с белой наклейкой)

* * *

   Дай Бог кончить М?лодца целиком к 15-му нов<ого> Октября 1922 г.!
 
   После него — Ионафан и Егорушка. Ионафана — дай Бог кончить к 1-му января 1923 г.!

* * *

   Для М?лодца: II ворота — задача — ее любовь (тяготение) и его любовь (отказ).

* * *

   Маруся — М?лодцу: — Пей, пей мою кровь!

* * *

   Еще две встречи. Сегодня только предупреждает (искушает). — Можешь от меня легко отделаться, только скажи, что видела и мигом сгину и никогда не вернусь. А не скажешь: мать помрет.
 
   […]
   Слов не внемлет.
   Тихим голосом (в себя):
   — Лучше в землю.

* * *

   Последняя встреча.
 
   Маруся, я загубил брата и мать, черед за тобой. Я в себе не волен. Земно прошу тебя: скажи правду. Скоро пробьет полночь, я буду спрашивать. А потом — беги к попу, мой дом на самом конце, с краю (чтоб легче вставать!) пусть выроют и вобьют мне в глотку осиновый кол. — Маруся, я люблю тебя пуще…

* * *

   Блаженная смерть — рожь — звон — пчела — она цветок — душу пьет — одна кровиночка. — Эту оставлю. — (NB! на разживу!)
 
   Последние слова Маруси: — Я великая грешница. Выносите меня, девки, под порогом и похороните на перекрестке. — Голубок. —

* * *

   NB! Третьи ворота: уже после смерти матери (продав). — Вспляшем! — Пляска. Она пуще его. (Как всякая она — всякого его.) — «Приходи». Смерть от него — блаженство.

* * *

   NB! дохлятина
 
   (проклятия)

* * *

   Моя русая коса!
   Зачем, русая, росла?

* * *

   Дальше: Под порогом.
 
   Пляска (столбняк: огненный столп) — вспляшем! — ужас девок — пляшет одна (одни). — Черед за тобой! — Откажись! — Мой дом на погосте — четвертый с краю, пусть выроют, да вобьют мне в глотку осиновый кол. — Беги к попу! — Не хочу я твоей кровки красной, не хочу я твоей муки смертной, я тебя пуще жизни… Отталкивает. Она закидывает ему руки вокруг шеи. — Полночь. — Вопрос. — Ответ.
 
   Ночь. Луч. — Жужжание. — Шмель. — Цветок. — Блаженная смерть. Последняя кровиночка: «А вот эту оставлю. На разживу».
 
   Утро. Девки. — «Как я грешница великая пред Богом — Выносите меня, девки, под порогом!»
 
   Вынос: Мать с братцем — на кладбище, Марусю на перекресток. Братнин гроб полегчал. — Голубок.

* * *

   Слова: скоропомощный, тишать, мирственный, жестоко полюбить, подрумяночка, блудяга, виноватиться, игольны ушки, вреда (существ<ительное>).

* * *

   И снова утро сливами
   И листьями увенчано.
   Забытое! — счастливое! —
   Девичество! — Младенчество!
 
   От всей глубокомыслицы
   Столичной — душу выправить.
   Уже в живых не числиться:
   Зарытой быть! Забытой быть!
 
   Такою нищей женщиной
             обуться |
   Уснув — одеться | не во что!             схватиться не за что
   Проснуться — дом бревенчатый! —
   Такой богатой девочкой
 
   В синь широковетвистую |
              — и с листьями |
   Рви — ибо         тысячи!
   Улыбчивая истина:
   Девичество! Мальчишество!

* * *

   Девичество! — Девчончество!       не кончится

* * *

   (В лесу, на дереве. Дальше начало «Деревьев»: В смертных изверясь, — 5-го нов<ого> сент<ября> 1922 г. Когда обидой опилась. Дальше — опять М?лодец.)

* * *

   Варианты:
 
   Чтоб ни спых ни сполох
   Потревожить не мог
   Промеж тех четырех
   Прямохожих дорог…

* * *

   1. Чтоб вам кровушки не высосала жильной —
      Схороните меня, девки, на развилье
   2. Как я          честн?й не заслужила —
      Схороните меня, девки, на развилье
   3. Как виновному не велено с безвинным —
      Хороните меня, девки, на развилье
   4. Чтобы душенькам не снилася безвинным —
      Хороните меня, девки, на развилье
   5. Чтобы дождички следы мои | размыли —
                        скорей меня |
      Схороните меня, девки, на развилье
   6. Чтобы дождички грехи мои замыли —
      Схороните меня, девки, на развилье
   7. Как я горенки не выслужила зимней —
      Хороните меня, девки, на развилье
   8. Как я с нежитью и в смерти неразрывна —
      Хороните меня, девки, на развилье

* * *

   ан — порх голубок
   На сестрин гробок

* * *

   Мечта о 2-ой части
 
   (Дай Бог кончить к Рождеству!)

* * *

   Действующие лица:
 
   Маруся
 
   Барин
 
   Слуга
 
   Голубок
 
   Белый стан:
 
   Барин, Голубок (потом — сын)
 
   Темный:
 
   Слуга, Гости.
 
   Гости здесь то же что девки в 1-й части. Слуга — тайный слуга (орудие) М?лодца, враг Голубка (братца). Голубок над Марусей (четою). Слуга — гонитель Голубка. Единственная (кроме Голубка) явная невинность — Барин.
 
   Барин: веселый, трезвый (непременно соединить!), исполняющий все желания Маруси, задаривающий и т. д.
 
   Три условия Маруси: 1) никогда гостей, ничего красного в доме и пять лет (годов) без обедни. К концу пятого года у нее рождается сын. (Братец простил!) Вместо голубка — люлька. К концу (катастрофе) сгущение всего: Маруся, стосковавшись, нарушает обет и становится цветком (м. б. соблазн — слуги?), слуга доносит, барин, раздосадованный, зовет гостей — все гости в красном! — (бесы!) — похвальба — издевка гостей, барин заставляет Марусю идти в церковь — крестить сына — и: Херувимская. Херувимская: апофеоз М?лодца. Явный отлет в ад.

* * *

   II часть
 
   (Начата 12/25 Октября 1922 г. — С Богом!)

* * *

   Эй, звоночки, звончей вдарим!
   и т. д.
 
   Варианты:
 
   …Нов у барина глазок,
   Скок у барина легок
   Брови сдвинув, рот разинув
           на белом на снежке           NB!
           : розан размалинов        | розмаринов
   В разлазоревом горшке

* * *

   Где крестом дорога
   Сошлась — с снегом вровень,
   Глядит барин: розан
          намалеван…

* * *

   Где крестом дорога
   Сошлась — дар дарован!
   Глядит барин: розан
   Точно намалеван.

* * *

   Посередь снегов — столбок,
   Под столбом — глаза ожег!..

* * *

   — На всё, барин, очередь,
   На всё, барин, заповедь!
   Спешит барин — мочи нет! —
   Цветочек выкапывает
 
   Полны варежки нагреб,
   По коленочко в сугроб
 
   — Инде ж, барин, писано,
   Чтоб саван — весну рожал?
   С цветочками, с листьями,
   А сам-то — что уголь-жар!

* * *

   В обе рученьки бьет,
   К самой душеньке жмет

* * *

   На всю жызть, моя сласть!
   Кажный листик обтряс.

* * *

   Шапка наземь, шубка настежь —
   К самой душеньке прижал!

* * *

   Жесты: распахнуть шубу, спрятать цветок.
 
   NB! усилить перекресток и жар цветка.

* * *

   Постепенность
 
   (без сына)
 
   I глава — Барин. Барин — слуга — Цветок. Слуга указывает, барин выкапывает и увозит.
 
   II глава: Цветок. В двух словах любовь барина к цветку (муравленый горшок, поливка, не надышится). На сцену — слуга: «Ты вот так-то и так-то, а попробуй-ка не поспать нынче ночью…» Барин не спит. Превращение. Дает ей пройтись по комнатам (спящая), хватает за обе руки, разговор. Три Марусиных условья: пять лет без обедни, изгнать красный цвет, не принимать гостей: А цветок мой — от соблазну — сожги. Барин соглашается. — Спят.
 
   III глава: Барин уезжает. Слуга заманивает Марусю в «особую светелку» где цветок. Маруся не удерживается и ночью становится цветком. («Зачем не сжег?!»)
 
   IV глава: Приезд барина, донос слуги, гнев барина: враз нарушает все три условия, или — барин приезжает в ночь, застает Марусю цветком — объяснение — угрозы и вечером: пир.
 
   V глава — Херувимская.

* * *

   Постепенность:
 
   III глава. К концу пятого года. Рождение сына. (Кто-то простил.) Барин советуется со слугой, как бы порадовать барыню: назови гостей, устрой крестины — развеселится.
 
   IV Пир
 
   V Херувимская

* * *

   1. Как с двенадцатым, с последним — в самый звон
     Как встряхнется-встрепенется стебель-сон
   2. Как с двенадцатым, с последним — следом в след —
     Как встряхнется-встрепенется стебель |-цвет
                                            зелень |
   3. Как с двенадцатым, с последним, сроком в срок,
     Как встряхнется-встрепенется стебель-сок

* * *

   Красное приданое,
   Бусы коралловые
   Стан запрокидывает,
   Руки выламывает

* * *

   Платье одергивает,
   Дрему отряхивает

* * *

   С красного сборчатого
   Дрему отряхивает

* * *

   Белы    |
   Светлы | мраморные стены,
   А ее стена — без тени

* * *

        — да с костью ль?
   Страшная гостья!

* * *

   Светлы месячные игры.
   Посередке: стол неприбран

* * *

   Востры бариновы лыжи

* * *

   2-го ноября по-новому — переезд в чудную — почти аю-райскую — хату, предпоследнюю в деревне, почти в лесу. (Наша лесная дорога: въезд.) Низкая, три окошка, кафельная печка (белый с голубым изразец) — старик и старушка, причем старушка глуха и глупа.
 
   Здесь я непременно должна кончить М?лодца. — К Рождеству.
 
   — Дай Бог! —

* * *

   В щечки — ладошками
   Вперлась —

* * *

   Зал в два света

* * *

   —    в два цвета,
   Зал в два света

* * *

   Ручки стиснула
   Месяц | — ливнями,
   Слезы |
   Ну поистину —
   Дева дивная

* * *

   Платье — красного атласа
            …
   Красным морем пролилася
   Середь лунных | морей
         мертвых |

* * *

   Ручку правую сдружила
   А и с левой рукой…

* * *

   Белизну я воспринимаю не как отсутствие цвета, а как присутствие.

* * *

   Куды ни глянь —
   Вьется! Вот-вот
   В лунную стклянь
   Рыбой уйдет
 
   Куды ни кинь —
   Клином! Вот-вот
   В лунную хлынь |
                синь |
   Дымом уйдет…

* * *

   1. Подивился барин дичи…
   — Может грех какой девичий:
   Co-сна, во-сне…
   — Не знаю, н?…
 
   2. Подивился барин сдаче:
   — Может грех какой ребячий:
                …во сне…
   — Не зна — ю, не…
 
   3. Подивился барин вздору:
   — Может грех такой, который

* * *

   Долго ль — вместе лечь?
   (Дольше — вести бечь!)

* * *

   Мой последний сказ —
   В нужный день и час…

* * *

   Листья ли с древа рушатся,
   Розовые да чайные?
   То   |
   Нет | — с покоренной русости
   Ризы ее, шелка ее.
 
   Ветви ли в воду клонятся
   К водорослям да к ржавчинам?
   То   |
   Нет | — без души, без помысла
   Руки ее упавшие.
 
   Смолы ли в траву пролиты,
   В те ли во льны кукушечьи?
   То   |
   Нет | — по щекам на коврики
   Слезы ее, — ведь скушно же!
 
   Барин, не тем ты занятый,
   А поглядел бы зарево!
   То в проваленной памяти
   Зори ее: глаза его!

* * *

   Расставаться — ленятся…

* * *

   (Конец первой черновой М?лодца: черная тетрадка с белой наклейкой.)
 
   ВТОРАЯ ЧЕРНОВАЯ МOЛОДЦА
 
   (черная средней толщины, без наклейки)
 
   Черновая для М?лодца
 
   (Тетрадь подарена Сережей 1/14 ноября 1922 г. в Чехии, в Горних Мокропсах, близь Праги. Начата 2/15 ноября 1922 г., в день рождения моей матери. Ей сейчас было бы 53 года. Сейчас, когда переписываю — почти 63 г.)

* * *

   II ч<асть>
 
   Глава третья
 
   Ровно выстрел пушечный
   Часы-сроки грянули, —
   И в снегах подушечных
   Молодая барыня

* * *

   Никого не слушавши
   Часы-сроки грянули…

* * *

   Из письма к Б. П.
 
   (NB! Обе черновые М?лодца приходятся посредине зеленой с черным тетради, т. е. тогда Б. П. еще не уехал.)
 
   …Мой любимый вид общения — потусторонний: сон. Я на полной свободе.
 
   …Письмо не слова, а голос. (Слова мы подставляем.)
 
   Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбами. Две глухие стены. (Брандмауэра, а за ними — Brand! ^[152]) Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад. (O? l’аrc en ciel a pos? son pied… ^[153])
 
   Но тем не менее — захудалое, Богом забытое (вспомянутое!) кафэ — лучше в порту (хотите? (Nordsee!) ^[154]), с деревянными залитыми столами, в дыму — локоть и лоб —
 
   Но я свои соблазны оставляю тоже в духе.

* * *

   Сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу — ясными и трезвыми словами: — на сколько и когда. Потому что я — так или иначе — приеду. Теперь признаюсь Вам в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерностью своей правдивости. Давать вещь так, как она во мне и во вне — есть. ^[155]Испытание правдой. Кто вынесет? Особенно если эта правда, в данный час, — Осанна! Моя Осанна! Осанна моего данного (вечного) часа. Я не умеряю своей души (только — жизнь). А так как душа — это никогда: я, всегда: ты (верней — то) — то у другого или руки опускаются (трусливое, хотя тоже правдивое: «да ведь я не такой!») или земля ходит под ногами, а на земле — я, и ноги по мне. Принимаю и это.