Дашкиев Николай Александрович. Торжество жизни

   И вдруг его осенила мысль: а что если бы обратиться в Министерство связи, самое что ни есть главное почтовое управление? Ведь кто знает города лучше, чем почтальоны?
   Коля нашел эту идею блестящей. Но Степан вновь усомнился:
   - Ну, а если там спросят, что это за "Большой город", о котором идет речь. Разве кроме нашего нет больших городов? А если спросят: "А почему вы считаете, что "пр. Ст." обязательно обозначает проспект имени Сталина? А может быть, проспект Стахановцев?"
   Он осекся и почти испуганно взглянул на Колю. Коля от неожиданности подскочил. Оба одновременно вспомнили, что ежедневно проходили по проспекту Стахановиев мимо дома № 7. И этот дом был жилым! А что если в адресе указан именно проспект Стахановцев? Ведь Екатерина Васильевна умышленно не дала точного адреса, чтобы эсэсовцы не смогли схватить ее дочь.
   - Подъем! - крикнул Николай. - На одевание - три минуты, на завтрак - двенадцать!
   Но было слишком рано. Тусклый зимний рассвет подступал медленно, неохотно.
   Степан включил приемник. Из репродуктора донеслось:
   - В экспериментальных камерах японские военные преступники зверски умерщвляли советских и китайских граждан. Бактериологические отряды в Манчжурии готовили десятки тонн бактерий, тысячи чумных крыс, чтобы по первому сигналу...
   В тот день начинался суд над японскими военными преступниками.
   Стучать пришлось долго, но никто не выходил. Видимо, в квартире никого не было. Но вот приоткрылась дверь напротив, и немолодая женщина выглянула, чтобы узнать, кто так настойчиво стучит к ее соседям.
   Коля обрадованно кинулся к ней:
   - Скажите, пожалуйста, не здесь ли жила до войны Екатерина Васильевна Сазонова?
   Женщина настороженно посмотрела на друзей.
   - Да, жила.... А что?
   - Нет ли кого-нибудь из семьи Сазоновых? У них была дочь. Мы принесли ей известие о Екатерине Васильевне.
   Женщина ахнула, засуетилась, схватила за руки Колю и Степана и повела их в комнату.
   - Где она? Что с ней? Почему она ни разу не написала?
   Коля отмахивался:
   - Сейчас, сейчас... А где ее дочь? Где ее муж?
   Соседка рассказала, что партийный работник Сазонов и его жена архитектор Екатерина Васильевна, подпольщики, были окружены в этом доме фашистами и отстреливались до последнего патрона, Сазонов был убит, а раненую Екатерину Васильевну схватили эсэсовцы, и больше о ней никто ничего не слыхал. Дочь Сазоновых в это время была не то у бабушки, не то у тетки. В феврале 1943 года, когда наши части освободили город. ее приводила какая-то старушка и просила, в случае если от Екатерины Васильевны придет письмо, немедленно сообщить ей. Но куда именно сообщить - женщина не знала. Она лишь передавала рассказ соседей-очевидцев. Но все же она обещала узнать адрес родственницы Сазоновых и просила зайти через неделю.
   Коля облегченно вздохнул. Ему казалось, что цель почти достигнута и что девочка будет найдена.
   Но Степан был грустен. Выйдя из дому, он посмотрел на окна бывшей квартиры Сазоновых.
   "Если девочка жива, - думал Степан, - она стала совсем взрослой, все понимает... Может быть, она еще ждет, еще надеется встретить свою мать, а я принесу ей страшное известие".
   Но, может быть, Екатерина Васильевна уцелела? Может быть, живы Зденек и все те, кто остался в казематах подземного города?
   Нет! Если раньше была хоть маленькая надежда, то сегодня она исчезла окончательно. Не только немецкие, но и японские фашисты готовили против Советского Союза тонны смертоносных бактерий, полчища чумных крыс. Американские империалисты грозят войной... А подземный город попал в руки американцев.
   Резкая, почти физическая боль сжала его сердце. Лишь теперь Степан окончательно поверил в гибель друзей из подземного города. Их замучили, жестоко замучили те, кто называл себя союзниками Советской России.
   В этот день состоялось общее собрание студентов и сотрудников Медицинского института. И почтенные академики, и студенты, и технические работники выражали свой справедливый гнев, - все требовали строжайшего наказания японских военных преступников.
   Выступил профессор Кривцов. Он говорил о лучших традициях русской и советской науки, о замечательных людях, которые погибли сами, чтобы ценой своей жизни найти средство против смерти.
   Выступала Таня Снежко. От имени комсомольцев института она просила ходатайствовать перед президиумом Верховного Совета о самом строгом наказании врагов народа.
   Выступал и Степан Рогов. Он говорил о страшных казематах фашистского подземного города, о мужественных людях - Екатерине Васильевне и Зденеке. В огромном зале, перед многими сотнями людей звучали гневные слова.
   - Не было и нет худших, кровожаднейших зверей, чем фашисты, к какой бы национальности они не принадлежали!
   Когда Степан Рогов сошел с трибуны, председатель собрания подал ему записку.
   "Уважаемый товарищ Рогов! - прочел Степан. - Убедительно прошу вас зайти ко мне на квартиру в один из ближайших вечеров. У меня к вам очень важное дело. Доцент Великопольская".
   Степан поднял глаза. Полная красивая женщина, сидевшая в третьем ряду, поймала его взгляд и грустно улыбнулась. Степан узнал доцента Великопольскую. Она вела спецпрактикум на старших курсах микробиологического отделения института.
   Степан Рогов недоумевал: какое важное дело могла иметь к нему совершенно незнакомая женщина, которую он лишь изредка встречал в институтских лабораториях?
   Карпов, склонный видеть во всем нечто таинственное, утверждал, что дело идет о какой-нибудь тайне. Он доказывал:
   - Ну, пойми, Степан, если бы ей нужно было видеть тебя по общественным делам, она бы запросто подошла и спросила, в крайнем случае пригласила бы притти к ней в лабораторию. А тут... Не-е-ет! Ты смотри, как написано:
   "Убедительно прошу" и "важное дело"...
   Степан, который ничего таинственного в этой записке не видел, все же убеждался, что "дело", о котором писала доцент Великопольская, видимо, было вопросом личного, а не общественного порядка. Во всяком случае, надо выполнить просьбу. Но на квартиру к Великопольским итти не хотелось, хотя Коля и утверждал, что Елена Петровна очень милая и простая женщина.
   События ускорила сама Елена Петровна. Однажды вечером она, встретив Карпова, спросила:
   - Скажите, Коля, вы не знаете студента Рогова?
   - Конечно, знаю. Это мой друг.
   - Вот хорошо! Передайте ему, что я повторяю свою просьбу.
   Николай улыбнулся:
   - Елена Петровна, он стесняется. Может быть, ему можно притти к вам в институт?
   - Нет, пусть лучше придет на квартиру. А чтобы он не стеснялся, - Елена Петровна улыбнулась, - приходите вдвоем. Хорошо будет, если вы придете завтра в семь вечера.
   Когда на следующий день в назначенное время друзья пришли к Великопольским, Елены Петровны еще не было дома. Дверь открыла девочка-подросток, в которой Степан не без труда узнал Галочку - ту самую Галочку с соломенными косичками, которую он несколько лет назад встретил в кабинете директора Микробиологического института. Она вытянулась и повзрослела, но в ее поведении все еще осталось много детского. Слишком уж чинно она передала, что ее мама извиняется за непредвиденную задержку, слишком по-взрослому отрекомендовалась: "Галина!" - и попросила пройти в гостиную.
   Если бы не Коля, Степан просто не знал бы, о чем ему говорить, как вести себя. Но Карпов имел счастливую способность везде чувствовать себя свободно. Он рассказал несколько смешных анекдотов о профессорах, показал Галине немудреный карточный фокус, потом уселся за рояль, и невероятно фальшивя, сыграл сонату Моцарта. Немедленно завязался спор: Галина утверждала, что он играет в иной тональности и что вообще сам Моцарт не узнал бы своей пьесы в таком исполнении, Карпов же доказывал, что он прав. Кончилось тем, что Галина села за рояль, а Коля, лукаво поблескивая глазами, с чувством выполненного долга опустился в кресло.
   Девочка играла очень тепло, задушевно, и Степану вспомнился тот далекий осенний вечер, когда он впервые встретился с Николаем.
   - "Баркарола"?
   Галина кивнула головой:
   - Да... "Баркарола"...
   Она сидела взволнованная и задумчивая, потом побежала в другую комнату и принесла большой альбом в бархатном переплете. Это была ее гордость: яркие пейзажи, портреты знаменитых артистов, писателей и ее - Галочкины - фотографии, большинство из которых она старалась прикрыть, считая их недостаточно скромными.
   Степан рассеянно листал альбом. В ушах все еще звучала хорошая мелодия.
   И вдруг Степан увидел странно знакомое лицо. Он поспешно придвинул к себе альбом и впился взглядом в фотографию: женщина задумчиво смотрела куда-то вдаль, словно слушая чудесную музыку. Степан инстинктивно схватился за карман - в его записной книжке лежала точно такая же фотография. Нет, на той рядом с Екатериной Васильевной была девочка.
   У Степана перехватило дыхание, на миг остановилось сердце.
   "Да, сомнения нет. Это - Екатерина Васильевна Сазонова... Она просила найти дочь... Галочку? Да, Галочку... Сколько лет прошло? По возрасту Галина как раз подходит... Неужели это она, ее дочь?"
   Степан внимательно посмотрел на девочку.
   Так вот зачем позвала его к себе доцент Великопольская!
   Заметив, что Степан взволнованно смотрит на фотографию, Галина сказала:
   - Это моя тетя. Я ее не помню, она погибла во время войны. Правда, я похожа на нее?
   Степан вздрогнул: девочка даже не знает, кто ее мать. А у него в кармане лежит фотография с последними словами Сазоновой... и об этом сказать нельзя. Может быть, позже, а сейчас - нельзя. Это будет страшным ударом для Галины.
   Вошла Елена Петровна.
   - Вы меня простите, - извинялась она, - я никак не могла прийти раньше. Да и дело у меня не такое уж важное. Товарищ Рогов, я хочу попросить вас, чтобы вы рассказали о подземном городе, особенно о ваших последних днях пребывания в нем.
   Степан понял, что именно интересует Елену Петровну, и начал рассказ с неудачного побега из лагеря.
   Галочка слушала его, затаив дыхание. Маленькая ампула с лекарством против всех болезней... Вентиляционная труба в толще гранита... Многотонные стальные щиты... Камера смертников... А Екатерина Васильевна - вот, действительно, героиня!
   Степан описывал каждый жест, передавал каждое слово Екатерины Васильевны. Ведь он рассказывал все это для Галочки, для дочери той, кого уже нет в живых. Но, даже увлекшись, он ни разу не назвал Екатерину Васильевну по фамилии.
   - Она передала мне фотографию. На обратной стороне был написан адрес ее дочери, но адрес неясный: Юг СССР, Большой город, проспект Ст... - и все. Четыре дня назад нам с Колей удалось разыскать тот дом, где жила ранее Екатерина Васильевна. Нам обещали узнать адрес этой девочки через неделю.
   Галина быстро спросила:
   - А как звали эту девочку? Что ей написала Екатерина Васильевна?
   Степан взглянул на Елену Петровну. Женщина предостерегающе покачала головой.
   - Эту девочку зовут... Лена. А Екатерина Васильевна ей написала: "Дитя мое! Знай, что я боролась за Родину и погибла с честью".
   Галина глубоко вздохнула и задумалась. На глазах у нее блестели слезы.
   Степан и Коля собрались уходить.
   Провожая их, Елена Петровна крепко пожала руку Степану.
   - Благодарю, от всей души благодарю, - сказала она тихо, оглядываясь на гостиную, в которой осталась Галя. - Вы, конечно, догадываетесь, что Галочка - не моя дочь... Катя оставляла девочку у знакомых, - так она и осталась у них, когда Катю схватили эсэсовцы, но в девочке все время поддерживали уверенность, что ее мать вернется. И вот когда в феврале сорок третьего года наши части взяли город, я зашла в эту семью, а Галочка решила, что я и есть ее мать. Катя Сазонова была моей лучшей подругой. Только, прошу вас, ничего не говорите Галочке. Пока что...
   Степан молча кивнул головой, затем вынул фотографию и дал ее Елене Петровне. При свете уличного фонаря она долго всматривалась в черты своей подруги, и лицо у нее было строгим, печальным. Она возвратила карточку:
   - Отдадите ей... позже, когда Галочка вырастет.
   С того дня на протяжении трех лет Степан Рогов и Николай Карпов дважды в месяц приходили к своей "подшефной" - Галочке Сазоновой - на целый вечер.
   Глава XVIII
   "ТАЙНА АНТИВИРУСА"
   - ...И вот в ту сказочную ночь профессор Браун наконец создал свой универсальный антивирус, средство против всех в мире болезней. Это был чудесный препарат! Достаточно было разбить ампулу с розовой жидкостью, чтобы на протяжении нескольких месяцев во всем мире погибли бы все микробы и вирусы. Да, это было величественное и одновременно страшное открытие! Профессор Браун чувствовал, что не сможет сберечь свой препарат, и он отдал заветную ампулу мужественному советскому юноше.
   Коля Карпов умолк и величественным жестом указал на Степана:
   - Вот он, этот юноша! Именно о нем я рассказываю. Но он чересчур скромен и, возможно, будет протестовать, но ты, Галочка, не обращай внимания.
   Степан еще не знал, куда клонит Коля, но чувствовал, что это - очередная шутка. Он молча улыбнулся.
   Пауза затянулась, и Галина не выдержала:
   - Ну, дальше, дальше, Коля!
   - Эту ампулу после многих приключений Степан Рогов привез в Советский Союз и отдал врачу, спасшему его от смерти, майору Кривцову...
   Степан засмеялся:
   - Коля, ври, да не завирайся! Ведь я рассказал Галочке, что отдал ампулу Антону Владимировичу!
   - Ну, вот: ты слышишь, Галочка?! Я говорил, что Степан будет возражать? Он, действительно, отдал ампулу в наш институт, но каку-у-ю ампулу?! - Коля сделал эффектную паузу и подмигнул Степану. - Ампулу с окрашенной водой! Он и не догадывался, что оставил настоящую ампулу на столе у майора Кривцова, в госпитале, находившемся за сотни километров отсюда... Там, в госпитале, и началась та удивительная история с антивирусом, которую я тебе, Галочка, обещал рассказать.
   Готовясь к длинному рассказу, Коля отхлебнул давно остывшего чая и удобнее устроился на диване.
   - Так вот. У майора Кривцова был лаборант, Вася Карболкин. Никто, хоть плачь, не хотел называть его Василием Ивановичем. Но дело, конечно, не в этом. Уезжая в Москву, майор Кривцов приказал Карболкину исследовать воду из госпитального колодца, - почему-то эта вода стала розовой. "Ампула с водой, - говорит, - у меня в кабинете"... И кто бы мог подумать, что Степан второпях перепутает ампулы?! Мой невнимательный друг сунул себе в карман ампулу с розовой водой, а ту, в которой был антивирус, оставил на столе... После отъезда Кривцова и Степана Карболкин зашел в кабинет, нашел ампулу и капельку розовой жидкости из нее - под микроскоп. Смотрит, смотрит... Ни единого микроба! "Что за дьявольщина? - думает. - Пусть в колодце вода чистая, но ведь хоть один микроб должен быть?". Но нет, куда там! Жидкость чистая, никаких тебе микробов, даже мертвых, нет... "Ага, - размышляет Вася, - вода долго была в ампуле, микробы подохли. Однако их зародыши, вероятно, целы. Подожду дня два - сколько тех микробов появится - не счесть!..". Пришел через два дня - и за голову взялся: "Да что же это я наделал?! Да ведь я оставил ампулу открытой! Да туда же попало столько посторонних микробов, что, наверное, кишмя-кишит!.." Вздохнул горько - достанется теперь от майора! Хотел уже вылить воду из той ампулы и новой из колодца набрать, но захотелось ему посмотреть, сколько и какие именно микробы развелись. Взглянул в микроскоп - чисто! Трет бедный Вася глаза: слепнуть начал, что ли? Так нет! В чем же дело? И задумался тогда Вася Карболкин крепко. В спирте - и то микробы заводятся. Есть микробы, живущие в кислоте. Но что же это за вода, что убивает всех микробов? Нет ли в ней каких-либо чудесных лечебных солей? Подумал так Вася и решил провести эксперимент. Взял препарат "бациллы бревис", посмотрел под микроскопом - шевелятся этакие громадные микробища. Он тогда, не долго думая, - кап туда водицы из ампулы! Смотрит и глазам своим не верит: только что были бациллы, а теперь - как корова языком слизала!
   В один миг жидкость стала чистой... Берет тогда Вася из другой ампулы страшных холерных вибрионов. Не успел и оглянуться - съела водичка и этих. Взял микроба чумы - то же самое... Как ударит тут Вася шапкой о пол, как закричит: "Ура!" - даже госпитальный повар прибежал узнать, что случилось. А Вася танцует, хохочет и кричит: "Ты Знаешь, повар, что я открыл? Ты ничего не знаешь! Что у тебя сегодня на полдник? Кофе? К черту кофе! Пейте холодную воду из колодца, что в саду! Кружками! Кувшинами! Ведрами! Холодная вода из колодца, что в саду, - залог здоровья!.." А повар смотрит на Васю, глазами хлопает: тронулся, не иначе как тронулся парень! То даже руки не позволял мыть холодной водой, а теперь призывает пить ведрами! Постоял, постоял повар, да и ушел восвояси. А Вася решил экспериментировать далее...
   Колька не выдержал и захохотал. Степан тоже улыбался: он понял, что его друг в занимательной форме хочет рассказать Галочке, что случилось бы, если бы действительно исчезли все микробы на земле.
   - Коля, а почему вода в колодце была розовой? - Девочка воспринимала рассказ с полным доверием.
   Коля на мгновение задумался, а затем пренебрежительно махнул рукой:
   - Очень просто. Кто-то невзначай уронил туда пакетик с калий-перманганатом. Прекрасное дезинфицирующее вещество, и в малых дозах даже полезно... Но обо всем этом Вася узнал позже, когда выпил десять ведер воды из того колодца.
   - Ну, продолжай, продолжай, Коля! - Степан заинтересованно наблюдал за другом. Ну и ловкий парень: всегда умеет выкрутиться!
   - Да, так я вам забыл рассказать, что Вася Карболкин был во всех отношениях парень, хоть куда, но имел очень неприятную болезнь - хронический насморк. И мучился Вася ужасно! Да и действительно, представьте себе: носит он в карманах минимум три носовых платка, по квадратному метру каждый, и все постоянно мокрые. Ну, а кроме того, разговаривает с девушкой, например, и вдруг - апчхи! апчхи! Ясно, неприятная вещь. А самое главное - никакие лекарства не помогают. Вот и решил Вася испробовать эту чудесную розовую воду. Втянул в ноздри по капельке, посопел-посопел носом... и что бы вы думали? - Как рукой сняло! Ходит Вася веселый, цветы свободно нюхает, дышать легко, носовые платки выбросил и над насморком издевается: "Ага, проклятая болезнь, вот мы тебя уничтожим!" Ходит по улицам с той ампулой и сует каждому под нос: "Понюхай, если заложило!". А было это, как уже говорил Степан, ранней весной, так что пациентов у Васи оказалось немало. И не знал бедный Вася, что наделал он невообразимой беды: в той местности вспыхнула страшная эпидемия "антивирусоза"...
   - Почему же страшная? - Галина пожала плечами. - Ведь когда исчезают микробы, то исчезают и болезни?
   - Да слушай же, слушай! На следующий день весь инфекционный отдел госпиталя взбунтовался: "Выписывайте нас, мы уже выздоровели! Сколько можно пить всяких порошков и микстур?!.." Врачи за голову хватаются - творится что-то неслыханное: вчера лежал человек с температурой сорок, а сегодня - выписывай?! Нет, знаем эти фокусы: во время войны, бывало, как только больной чуть-чуть оправится - сразу же по термометру пальцем тук-тук - и пожалуйста: тридцать шесть и шесть! Нет, товарищ, раз ты болен, так лежи себе спокойно, бери пример с раненых!
   Коля умолк на минутку, посмотрел на Галину и таинственно зашептал:
   - А на третий день взбунтовались и бывшие раненые. Кричат: "Где у меня рана? Была, да зажила!" Даже тяжелые гнойные раны - и те позатянулись. Ясно - микробов же нет! А Вася Карболкин ходит, гордо выпятив грудь, и приговаривает: "Пейте холодную воду из госпитального колодца!" Любо ему, приятно, что сделал такое чудесное открытие!
   Но вскоре начали происходить необъяснимые и очень неприятные вещи. Прежде всего, в, магазинах исчез хлеб. Продавцы говорят: "Что-то случилось на хлебозаводе. Покупайте муку". Купил Вася, понес квартирной хозяйке: "Испеките!" Хозяйка и туда и сюда - и на дрожжах, и на хмелю - не всходит тесто, и все! Не знает женщина, что дрожжи - это микроскопические грибки и что антивирус давно поубивал их. Ну, кое-как состряпала коржи на соде. Хотела угостить квартиранта сметаной, пошла в клетушку, а там не сметана, - молоко. Заглянула на печь, - там кувшин на отстой был поставлен, - так свежайшее молоко, словно только что из доенки. Невдомек, ясно, женщине, что молоко створоживают молочнокислые бактерии, которых теперь ни за какие деньги не найти.
   А вскоре в магазинах исчез сыр. Пива - хоть не ищи. Остановились спиртовые заводы - нет брожения, погибли микробы. В скорости остановились заводы синтетического каучука и пластмасс, - сырье у них - спирт... Но все это было еще нестрашно: можно, в конце концов, есть пресный хлеб, обходиться без сыра и без пива, изготовлять каучук и пластмассы из каменного угля. То, что еда стала менее вкусной, тоже можно терпеть. Но когда началась посевная кампания - вот тогда-то всем стало страшно...
   Галина широко раскрытыми глазами смотрела на Колю. Мир микробов возникал перед ней в совершенно новом, необычном свете. Она с детства привыкла видеть в микроорганизмах лишь врагов человека.
   - Да, всем стало страшно! - Карпов передернул плечами, словно у него по спине пробежал мороз. - Влаги в земле было вполне достаточно, однако не истлел ни один листочек, ни одна соломинка, ни единый корешок. Не было микробов, тщательно уничтожавших каждую органическую частичку, превращая ее в соли, которыми то.чько и питаются растения. Правда, можно было использовать минеральные удобрения, но тогда необходимо дать их каждому деревцу, каждой травинке. Этого сделать невозможно, и вскоре начали погибать луга и леса, начали высыхать реки. Стало меньше влаги. Началась засуха... - Галина подскочила в кресле.
   - Так вот почему возникла та страшная засуха, которая у нас была? Да, да, помню: действительно, начали сохнуть деревья, трава. Но как же удалось ликвидировать эпидемию?
   - Потом, потом, Галочка! Позже не помогали уже и искусственные удобрения: земля так загрязнилась корешками, листьями, соломой, что зернышко даже не касалось почвы. Чтобы добиться хотя бы незначительного урожая, нужно было очейь густыми боронами вычесывать из каждого участка огромнейшее количество мусора. Но изменилась и структура почвы: исчезли капиллярные трубочки в земле - следы тончайших корешков, уничтожаемых ранее микробами... Бесструктурная почва подхватывалась ветром и возникали страшные "черные бури"... Вся земля превратилась в громадный мусорный ящик: ничто не гнило, лишь сжиганием можно было избавиться от всяческих отбросов... Стали дохнуть рыбы в озерах и морях: донные газы, которые ранее уничтожались микробами, теперь распространялись свободно и отравляли воду.
   Медленно и непрерывно уменьшалось количество кислорода в атмосфере и увеличивался процент углекислого газа. Животные, люди, промышленные предприятия забирали кислород из воздуха и выделяли колоссальное количество углекислоты. Лишь растения поглощали углекислый газ, отдавая взамен кислород, но они гибли - значит, погибала жизнь на земле... Это было самое страшное!
   Коля перевел дыхание и лукаво взглянул на Галину. Та сидела молча, потрясенная всем услышанным.
   Степану стало жаль девочку:
   - Да не принимай ты близко к сердцу эту побасенку! Никакого универсального антивируса не было и быть не может. Это все Коля выдумал!
   - Ага! Нет и быть не может?! - Коля погрозил Степану пальцем. - А кто мечтал об универсальном антивирусе? Может быть, я? Ты! Ты, вслед за профессором Брауном!
   - Передергиваешь, дружище! Браун, хотя и механист, но микробиологию изучал у Пастера! Он имел в виду уничтожение только вредных микробов, путем прививки своего препарата больным людям.
   Галочка обрадованно подхватила:
   - Да, да! А что если и в самом деле уничтожить только вредных микробов? Пусть остаются дрожжи, молочнокислые и те, - как их? - что способствуют гниению. А остальных - уничтожить. Совсем-совсем!
   Степан улыбнулся:
   - Галочка, это невозможно! Даже если "совсем-совсем" уничтожить вредных микробов, они начнут возникать вновь. Сейчас доказано, что микроорганизмы, обладают невероятной способностью к приспособлению: когда изменяется среда, изменяются и микробы. Те же бактерии, которые вызывают гниение, в определенных условиях могут становиться патогенными, болезнетворными. Да и как можно определить "вредность" микробов? Палочка Коха, возбудитель туберкулеза у людей, вовсе безвредна для растений; страшная для табака мозаичная болезнь не поражает человека... Кроме того, универсальный антивирус вообще не может быть найден: очень уж отличаются между собой различные виды микробов, очень уж различны должны быть методы воздействия на них. Но средства против отдельных микробных групп найти можно. Вот так, например, действует пенициллин.
   - Степа, но что же все-таки открыл профессор Браун?
   - Не знаю, Галочка. Я теперь сожалею, что порвал брауновские формулы, - возможно, они хоть чем-нибудь помогли бы раскрыть его замыслы. Хотя я и уверен, что ничего существенного не было в тех формулах, но все же интересно.
   Коля о чем-то беседовал с Галиной, а Степан задумчиво сидел на диване. Вопросы девочки разбудили в нем воспоминания о профессоре Брауне и его препарате: "Что было в той ампуле? Почему препарат оказался бездействующим? Как могла выздороветь крыса, которой Браун ввел свой препарат?"
   Степан и не подозревал, что тайна антивируса вскоре раскроется до конца.