Страница:
– Милый, я не понимаю…
– Прочти это письмо, Уоллис, прошу тебя, - взмолился король. - Это очень важно.
– Но ведь это письмо - тебе, Дэвид, - мягко возразила Уоллис. - Тебе, королю. А я…
– А ты - моя королева, - перебил её король. - Уоллис, пожалуйста!
– Хорошо, - кивнула она. - Если ты считаешь, что я должна - я прочту.
Он протянул Уоллис письмо, и она погрузилась в чтение. Король наблюдал за ней, кусая губы. И, увидев, как вздрогнул лист бумаги в её пальцах, - в том самом месте, где и он почувствовал, что у него сжалось сердце, - король кивнул. Да, она понимает. Она понимает его так, как никто и никогда в жизни не понимал его. Он не ошибся. Нет, не ошибся. Уоллис - его женщина. Его королева. И пусть всё катится к чёртовой матери!
"…Он не хотел, чтобы его настоящее имя сделалось известным, - по целому ряду соображений. Я не хочу говорить о формальной стороне услуги, оказанной им Британии, - вам, ваше величество, гораздо лучше меня расскажут об этом официальные лица. Я хочу рассказать вам о нём самом.
Ваше величество, я хотел бы, чтобы вы встретились с ним лично, потому что на самом деле никакой рассказ и никакие слова не в силах передать обаяние этого человека. Представьте себе, ваше величество, что вам посчастливилось встретиться с одним из Рыцарей Круглого Стола. С тем, кто с каждым из людей говорит на его языке - иногда и в самом прямом смысле этого слова. С тем, кто умеет слушать - и ребёнка, и женщину, и мужчину. С тем, кто не боится никого и ничего на свете. С тем, чьё слово острее меча и крепче камня. Это он, ваше величество. Он.
Это мужчина, который стал мне единственным и самым лучшим другом. Тем, на которого я мечтаю быть похожим. Что бы я ни делал, я всегда спрашиваю себя: а что сказал бы на это он? За почти два года, проведённые им в Лондоне, он успел совершить столько, сколько иному не совершить и за полвека. Он спас от смерти мою сестру и вернул нашей семье всё имущество, отнятое обманом много лет назад. Я считаю его величайшим из героев, о которых мне когда-либо доводилось слышать. И этот человек, - он любит мою сестру, и она отвечает ему взаимностью. Моя мечта - видеть его членом нашей семьи. К моему великому сожалению, тому есть множество препятствий, одно из которых я желал бы с вашей помощью устранить. Я не знаю, решит ли это что-нибудь. Возможно, что не решит. Но я буду знать, что сделал всё, зависящее от меня лично.
Я прошу вас, ваше величество, дать ваше Высочайшее Соизволение на вступление в брак моей сестры, вдовствующей графини Дэйнборо, урождённой графини Роуэрик, с лицом, чья принадлежность к дворянско-рыцарскому сословию не может быть документально подтверждена. Если это по каким-либо причинам невозможно, прошу вас ввести мистера Джейкоба Гура в рыцарское достоинство за оказанные им Британской империи услуги. Если и это невозможно, прошу вас позволить мне отказаться от моего законно наследуемого титула графа Роуэрика и передать его мистеру Гуру с тем, чтобы он и моя сестра могли соединить свои судьбы. К сожалению, это единственное, чем я располагаю и чем я могу распоряжаться. Именно поэтому я прошу вас, ваше величество, разрешить мне распорядиться им единственно возможным и единственно достойным образом - ради счастья моей сестры и мужчины, которому я обязан всем остальным, в том числе и самой жизнью…"
Уоллис отложила письмо:
– Это та самая графиня Дэйнборо, которая?…
– Да, Уоллис. Та самая.
– Ты слышал об этом?
– Да. Кое-что, не всё, разумеется. Там произошла какая-то очень тёмная история. И масса людей была в этом замешана, даже кое-кто из наших родственничков, - король усмехнулся. - Ужасный скандал. Жаль, что я ещё не был тогда королём. Я бы не позволил этим прохвостам спустить дело на тормозах.
– Не нужно, милый, - остановила его Уоллис. - Ты разгневан на них совсем не за это.
– Ты права, - согласился король, - не только за это. Но и за это тоже.
– Бедный мальчик. Ничего нельзя для него сделать?
– Можно, - король улыбнулся и посмотрел на неё. - Я могу это сделать. Ты считаешь, что это необходимо?
– Боже мой, Дэвид, - Уоллис покачала головой. - Если есть возможность подарить счастье хоть кому-нибудь, - как ты смеешь раздумывать?!
– Я знал, ты скажешь именно так, - король вздохнул. - Как глупо, Уоллис. Я могу разрешить эту проблему одним росчерком пера. А сам…
– Не стоит сейчас об этом, милый. Сделай то, что ты должен.
– Конечно, мой ангел. Конечно, - он снова посмотрел на неё. - Это так невероятно, Уоллис. Мы живём каждый день, совершенно не помня себя, не думая ни о чём, - просто живём, и всё. И вдруг!
– Тебя тронула эта история.
– Несомненно. Несомненно, Уоллис. Я понимаю, что чувствует этот мальчик. И эта женщина. Если всё на самом деле так… Это удивительно созвучно тому, что чувствую сейчас я сам. Вероятно, поэтому? Не знаю. Скорее всего. Когда понимаешь: всё на свете - только иллюзия. И единственное, к чему стоит стремиться - быть рядом с любимой. С любимым.
– И всё-таки, милый. Есть долг.
– Да. Но каждый решает для себя, в чём он.
– Ты позовёшь его?
– Конечно. Но сначала… Сначала я позову кое-кого ещё.
После нескольких ничего не значащих фраз и обмена любезностями, предваряющих разговор, возникла, наконец, долгожданная пауза. Король отложил тлеющую сигару:
– Что вам известно о мистере Джейкобе Гуре, джентльмены?
Черчилль и Синклер быстро обменялись удивлёнными взглядами. Интерес, проявленный королём к государственным делам, да ещё в столь неожиданной области, был явным сюрпризом для обоих. Проще было Черчиллю - он в настоящее время не занимал никаких постов, не входил в правительство, был лидером парламентского меньшинства и сейчас находился здесь скорее в качестве информируемого, как представитель оппозиции, нежели в качестве непосредственного участника событий. Другое дело - Синклер. С тех пор, как он сменил на посту начальника СИС скоропостижно скончавшегося от апоплексического удара Мэнсфилда Камминга, которого считали туповатым служакой, менее всего способным руководить таким тонким инструментом, как разведка, дела в службе шли ничуть не более блестяще. Конечно, самой грандиозной проблемой была недооценка роли стратегической разведки со стороны правительства, следствием чего был недостаток финансирования. Кроме того, что Синклер, бывало, оплачивал мероприятия службы из собственного кармана, проблема состояла ещё и в том, что на работу в разведку частенько приглашали не столько профессионалов - военных, аналитиков, специалистов по работе с информацией, - сколько "своих ребят", "лондонцев" и "клубных мальчиков". Сам Синклер был не столько разведчиком, сколько военным моряком, имеющим более или менее поверхностное представление о теории разведывательной деятельности. Во всяком случае, с такими зубрами, как Николаи [40]или Матюшин, он был просто не в состоянии конкурировать. Поэтому сказать, что СИС регулярно оказывалась в положении игрока в бридж, вдруг обнаружившего, что его партнёры играют в гольф - значит, не сказать вообще ничего. Глядя на добродушное лицо адмирала, король даже испытал нечто, похожее на раздражение от этого неуместного и непростительного добродушия. Непростительного - для главы секретной службы. К сожалению, подумал Эдуард, подобные назначения выходят далеко за рамки моей компетенции. А собственно, почему?! Мысль об этом поразила короля. Но гораздо больше его поразило то, что подобная мысль вообще пришла ему в голову.
В перечень прямых обязанностей адмирала Синклера, как и его предшественника на этом посту, никогда не входило - да и не могло входить - сообщать королю секретные сведения. Вообще покойный монарх, Георг Пятый, никогда не проявлял интереса к работе разведки столь открыто, - вероятно, довольствовался информацией, предоставляемой членами Кабинета. В любом случае, Синклер ощутил себя между молотом и наковальней, - непонятно, сколь исчерпывающе он может информировать короля, что тот вообще знает и каков будет резонанс, когда Кабинету станет известно о настоящей беседе. Он снова посмотрел на Черчилля. Непонятно, - почему король пригласил именно сэра Уинстона? Ведь всем известно, как Черчилль относится к увлечению короля этой… гм… американкой. Синклер и сам считал эти отношения абсолютно недопустимым мезальянсом, в том числе с позиций государственных интересов. Почему же именно сэр Уинстон? Не потому ли, что именно сэр Уинстон настаивал на том, чтобы графиню Дэйнборо не слишком мучили допросами и расспросами, в особенности официального характера? Вот теперь пусть и отдувается, как хочет, подумал Синклер. И тут же решил - ничего не выйдет. Черчилль мог сам заставить отдуваться кого угодно. Даже короля. Похоже, всё-таки ему, Синклеру, придётся отвечать на вопросы. Если не на все, то на основные - это уж как пить дать. И Синклер, который, несмотря на излучаемое добродушие, отнюдь не рвался исполнить роль жертвенного агнца, попытался перехватить инициативу:
– Позволено ли мне будет узнать, чем вызван ваш интерес к этой персоне, ваше величество?
– Личным письмом одного отважного юноши, - улыбнулся король. - Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы ввели меня в курс дела, джентльмены.
– У нас давно нет никаких достоверных сведений об этом человеке, ваше величество. Собственно, что касается достоверных сведений, - Синклер нажал на "достоверных", - их и не было никогда. Всё произошло настолько неожиданно, что нам не оставалось ничего иного, кроме как следовать за происходящими событиями… - Синклер, увидев, как дрогнули веки короля, понял, что Эдуард недоволен его вступлением, и, мысленно сосчитав до трёх и незаметно набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжил: - Нам известно, что после означенных событий вокруг банкротства "Бристольского Кредита" этот банк был поглощён "Фалконом", который возглавляет…
– Это мне тоже известно. Дальше.
– Насколько я понимаю, графиня полностью следует его указаниям, которые он неизвестным нам способом передаёт через своих помощников, составляющих небольшую армию, формально находящуюся в подчинении руководства банка, - продолжил адмирал. - Несколько десятков бывших русских моряков и офицеров. Тех, что видели всё на свете, в том числе и то, что человеку не положено видеть.
– Вот как. Интересно, - король покосился на Черчилля, с невозмутимым видом смакующего сигару.
– Именно.
– Откуда они вообще взялись?
– Ну… Это довольно странная история, Ваше…
– Послушайте, адмирал. Я понимаю, что вы не готовились к докладу, особенно по этому конкретному поводу. Но, несмотря на это, я всё же не готов быть настолько снисходительным, - Эдуард артикулировал "настолько" таким тоном, что Синклер покраснел. - Я внимательно слушаю вас.
– Они находятся на территории Соединённого Королевства совершенно законно, ваше величество. Многие из них имеют андоррское подданство и дипломатический иммунитет.
– Андоррское?!
– Вашему величеству, безусловно, известно о перевороте, вернее, монархической революции, происшедшей летом тридцать четвёртого в Андорре [41]. Андоррский Совет Долин провозгласил независимость княжества и вручил великокняжескую корону некоему лицу, которое, по нашим сведениям, является бывшим офицером русского Флота. Великий Князь Андорры Константин Первый, ваше величество.
– Почему вы решили, будто он непременно моряк?
– Новый флаг Андорры поразительно похож на русский военно-морской, ваше величество.
– И что же?! Вы хотите сказать - между частной, как вы, адмирал, изволили выразиться, "армией", подчиняющейся графине Дэйнборо, и переворотом в Андорре существует какая-то связь?!
– Именно так, ваше величество.
– И какова же она?! - стараясь, чтобы содержащийся в его тоне сарказм окончательно не обескуражил Синклера, спросил Эдуард.
– Этого, ваше величество, я не знаю, - и Синклер тоже покосился на Черчилля, который всем своим видом демонстрировал - он, адмирал Синклер, несёт совершеннейший вздор, а он, Черчилль, вынужден тратить на это своё драгоценное время.
– И как же вы можете это хотя бы косвенно аргументировать?!
– Первым крупным кредитом, который выдал "Фалкон" после поглощения "Бристоля", был кредит правительству Андорры. В Андорре выстроен аэродром, несколько гостиниц, оборудованы горнолыжные спуски - по последнему слову техники, открыт филиал "Фалкона", который, естественно, не облагается никакими налогами, всем сотрудникам "Фалкона" предоставлено андоррское гражданство. Великокняжеская гвардия состоит, разумеется, тоже из бывших русских военных, которым в этих горах сам чёрт не брат. Епископ Урхельский, один из двух соправителей, признал суверенитет Константина Первого буквально через несколько часов. Республиканское правительство Испании - тоже. Франция некоторое время не могла определиться, однако уже зимой тридцать четвёртого приняла верительные грамоты посла Андорры.
– А население?!
– Население Андорры полностью на стороне новой власти, ваше величество. Я полагаю, не стоит забывать, что всё это самое население уместится на двух улицах Ист-Энда. В их поддержке нет ничего странного. Принят целый ряд законов, которые упорядочили землепользование и распоряжение недрами, введено избирательное право, Совет Долин наделён функциями законодательного органа, учреждён университет…
– Тоже на деньги "Фалкона"?
– Вероятнее всего, да. Хотя, полагаю, финансовый климат Андорры привлекателен сегодня отнюдь не только для "Фалкона".
– А графиня?
– Графиня побывала в Андорре - это всё, что нам на сегодняшний день известно.
– То есть ничего. Восхитительно, - Эдуард развернулся к Черчиллю. - Сэр Уинстон?
– Это, действительно, замечательный в своём роде исторический и политический курьёз, ваше величество, - пожал плечами Черчилль. - Да, графиня обращалась в том числе и ко мне с просьбой повлиять на французское правительство в вопросе урегулирования Андоррского кризиса. В обмен на гарантии лояльности этого самозваного князя. Надо отдать ему должное, он оказался весьма ловким и полезным типом. У графини, знаете ли, фантастическое умение ладить с самыми разными людьми. Правительство вашего величества, имея андоррские гарантии лояльности, располагает теперь весьма интересным инструментом в Пиренеях. Сегодня, когда события в Испании приняли столь трагический и прискорбный во всех отношениях оборот, переоценить значение такого инструмента вряд ли возможно.
– А какова позиция Андорры?
– Строгий нейтралитет, как и следовало ожидать, милорд, - покровительственно кивнул Черчилль. - Князь имеет отличные связи в обоих противоборствующих лагерях, и его авторитет растёт, словно на дрожжах. Я думаю, что ключом к урегулированию испанской проблемы станет Андорра. Именно через неё идут денежные потоки в обе стороны. И не только денежные, надо полагать. Видите ли, ваше величество. Никто, собственно говоря, не мог предположить, что ситуация на Пиренеях станет настолько напряжённой. А сегодня, когда под угрозой наш суверенитет над Гибралтаром, связи "Фалкона" с Андоррой и лояльность Константина - всё это приобретает неимоверно важное значение.
– И как вам удалось уговорить французов, сэр Уинстон?
– Это оказалось даже легче, чем мы могли предположить. Никому не нужен очаг напряжённости, даже такой, на первый взгляд, ничтожный, как Андорра. Не следует забывать - объективная трудность горного пейзажа совершенно не располагает ни к масштабным сражениям, ни к применению тяжёлого оружия. А без этого партизанская война в горах, даже если её ведёт крошечный отряд до сотни человек, может сделаться мощнейшим фактором нестабильности для государства, чувствующего себя и поувереннее, чем Французская республика. Коммунисты немедленно вцепились бы Думергу [42]в глотку за то, что тот "топит в крови национально-освободительное движение народа Андорры", не остались бы в стороне и другие желающие половить рыбку в такой мутной луже. Насколько я знаю, все андоррские гостиницы были под завязку набиты щелкопёрами всех мастей, только и ожидавших чего-нибудь погорячее. Кстати, их поили и ублажали за счёт князя, так что настроение прессы, очарованной идиллическими патриархальными пейзажами Андорры, легко себе представить. При тогдашней чехарде французских правительств моральное поражение Третьей республики было более чем вероятно. В интересах не только внутриполитической, но и европейской стабильности в целом французскому МИДу следовало воздержаться от резких демаршей и силовых методов.
– А откуда у этого самого князя вдруг взялись деньги, да ещё в таком количестве, вас, сэр Уинстон, не заинтересовало?! - удивился Эдуард.
– Мой интерес к его источникам доходов не может быть удовлетворён, милорд, - пропыхтел Черчилль. - Ясно, что персонаж он достаточно скользкий, но это как раз неплохо. И к Гитлеру, и к Германии он настроен достаточно прохладно, чего не скажешь о его отношениях с итальянцами. В общем, всё это нам исключительно, как я предполагаю, полезно, милорд. И сейчас, и в будущем.
– И конечно же, в Андорре немедленно нашлись те, кто был чрезвычайно недоволен франко-испанским протекторатом.
– Трудно было бы ожидать чего-то иного, милорд, - Черчилль издал звук, похожий на иронический смешок. - Дело в том, что переворот произошёл буквально на следующий день после убийства этого несчастного югославского монарха, так что, пока у политиков и дипломатов дошли, что называется, руки до Андорры, было уже поздно что-либо предпринимать: народ признал новую власть, Ватикан выказал явное покровительство, начались демократические реформы - одним словом, любое вмешательство выглядело бы, как реакция, а то и интервенция, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну, а потом начались испанские события - так что всем сделалось не до Андорры.
– Эти парни неплохо подготовились, похоже. Чтобы так ловко выстроить ситуацию, следует обладать недюжинным политическим чутьём.
– И беспримерной дерзостью, милорд, - улыбнулся Черчилль. - Это мне, кстати, весьма импонирует. Вы совершенно правы. Но если такая дерзость объективно следует в фарватере нашей европейской политики, почему бы не оказать ей содействие? Тем более, повторяю, это принесло нам немалые дивиденды. Как бы там ни было, "Фалкон" - это британский капитал, а значит, и британское влияние.
– Хотелось бы, чтобы вы не ошиблись и на этот раз, сэр Уинстон, - король снова поднял сигару.
У него возникло стойкое ощущение, что оба - и адмирал Синклер, и Черчилль - пытаются "продать" ему Андорру, чтобы увести его от чего-то очень важного - если не главного. Эдуард разозлился. Да, иногда я совершаю необдуманные поступки, но таковы все люди, и вы, джентльмены - не исключение. Но я не кретин и запутать себя не дам, подумал он. Не дам. Понятно?!
– Разумеется, милорд. Всё именно так и обстоит, уверяю вас.
Не уверен, подумал Синклер. Совершенно я в этом не уверен. Но внешне остался спокойным, не проронив ни слова.
Эдуард откинулся в кресле и подхватил почти потухшую сигару:
– Блестяще. И как им удалось это, если не секрет?
– Нам совершенно случайно посчастливилось узнать, что этот самый мистер Гур накануне андоррских событий провёл несколько дней в Ватикане. Собственно, после этого…
– В Ватикане, - посмотрел на Черчилля король. - Князь Константин. Урхельский епископ, берущий под козырёк. Конечно. Проклятье. Каким же образом?! Он что же, - встречался с Понтификом?! Но ведь русские - православные? При чём тут вообще русские?! Какая связь?!
– Э-э-э… Не вполне ясно, ваше величество.
– Так проясните, чёрт возьми!
– Не вполне ясен механизм, ваше величество…
– Да что вы заладили, адмирал - не вполне да не вполне?! - Эдуард начал терять терпение. - Ну, хорошо. И что же? Поподробнее о банке, пожалуйста.
– Интересно, все должники банка очень аккуратно и в срок возвращают займы. За последние два года не было ни одного случая отказа или обращения в суд. Мы подозреваем, что эти люди - эта армия, - применяют к проблемным клиентам банка… Скажем так, - нестандартные методы убеждения.
– Но никто не жаловался ни разу?
– Нет, ваше величество.
– Действительно. Крайне, я бы сказал, интересно.
– Да, эта ситуация нас тоже, признаться… Не то, чтобы беспокоит, но… В принципе, они весьма лояльны. Дело в том, ваше величество, что мы не имеем возможности проникнуть в эту структуру.
– Это почему?!
– Это армейское подразделение, ваше величество. Состоит, как я уже имел честь довести до вашего сведения, исключительно из бывших русских военных. Там есть и молодёжь, из этих кадетских и юнкерских училищ, учреждённых ещё правительством Юга России в изгнании, бароном Врангелем.
– Ну, ничего себе, - король в избытке чувств ухватил себя пальцами за гладко выбритый подбородок.
– Эти люди совершенно не идут ни на какие контакты. Формальным же образом мы не имеем пока повода предъявить им претензий.
– Их деятельность ограничивается только банковской сферой?
– Трудно сказать что-нибудь определённое, ваше величество, - покачал головой Синклер. - Есть подозрение, что некоторая часть военных и гражданских училищ для детей русских эмигрантов получают дотации от "Фалкона". В основном - в Чехословакии и Югославии, а также во Франции. Правда, доказательств этому нет. Нет и цифр. Недавно бежавший от большевиков писатель-монархист Солоневич, - Синклер произнёс трудную русскую фамилию по слогам, - сейчас работает для нескольких изданий… Я читал некоторые главы из его публикуемой по частям "Народной монархии". Если вы желаете, ваше величество, я могу ознакомить вас с переводом. Чрезвычайно любопытное произведение. Есть мнение, и тут без "Фалкона" не обходится. Правда, они крайне осторожны. Не оставляют буквально никаких следов. И ещё именно поэтому я полагаю, что мы имеем дело с очень хорошо организованной и тщательно законспирированной структурой вроде Русского Обще-Воинского Союза, только не в пример более сплочённой, куда лучше финансируемой и гораздо более гибкой. Причём эта структура явно не стремится раньше времени заявлять о себе и о своих целях. И потом - Андорра, ваше величество.
– Просто сказочный авантюризм. Невероятно. И какова роль графини во всей этой истории?
– Графиню и этого… Э-э-э… Мистера Гура… Насколько я понимаю, их связывают весьма тесные взаимоотношения. Я бы сказал, в некотором роде романтические.
– Что, на самом деле, неудивительно, - добавил Черчилль, улыбаясь, видимо, каким-то своим мыслям.
– Минуточку, сэр Уинстон. Адмирал? Это действительно имело место - роль леди Рэйчел и этого… мистера Гура в истории с резидентурой Коминтерна?
– Да, ваше величество. Леди Рэйчел в тот момент, конечно же, никакой активной роли не играла и играть не могла. Она выступила лишь в качестве номинальной главы "Фалкона". Но всё остальное - правда. Самое, конечно же, потрясающее - это до сих пор не прояснённая роль барона Ротшильда. Мы думаем, резидентом Коминтерна был именно он, хотя, конечно, никаких доказательств не существует. Вы же понимаете - даже если это так на самом деле, семья никогда не позволит сколько-нибудь тщательно это расследовать. Коминтерновская банда действительно орудовала прямо у нас перед носом, ворочала миллионными капиталами и вообще хозяйничала, как хотела. А этот… Гур со своими русскими разделался с ними буквально в считанные дни. Они даже опомниться не успели.
– Как и мы.
– Совершенно верно, ваше величество.
– То есть этот человек оказал нам услугу? - приподнял брови король.
– Услугу? - Адмирал вздохнул. - Пожалуй, это не совсем верное определение. Если бы такую операцию провели люди из разведки, они были бы представлены к наградам, ваше величество!
Черчилль бросил снисходительный взгляд на адмирала. Не нравится мне его демонстративная ирония, подумал король. Интересно, что стоит за этим?
– Почему же это не было сделано в отношении мистера Гура?
– Но… он ведь даже не подданный Великобритании, - развёл руками Синклер. - И не имеет никакого отношения к государственной службе. И вообще - всё это достаточно скучная рутина, ваше величество. Не стоит ровным счётом никакого вашего внимания.
– Не думаю, - проворчал король. - Не думаю, мой дорогой адмирал. Вернёмся к этому моменту позже, - король снова повернулся к Черчиллю. - Что вы можете ещё добавить, сэр Уинстон? О графине Дэйнборо.
– Я был знаком с её покойным супругом. Достойнейший и храбрейший человек. Жаль, он погиб так нелепо и неожиданно. А леди Рэйчел - милейшая женщина, умница и прекрасная собеседница. Её мать, кстати - русская.
– Какая интрига, - улыбнулся король.
– Да, всё весьма и весьма переплетено в этой истории, - Черчилль погасил сигару и взял со столика бокал, чуть пригубил, снова поставил на прежнее место. - Да, так вот. Насколько я мог уяснить, этот… мистер Гур - тоже, разумеется, русский. Причём, вероятнее всего, дворянин не из самых последних.
– Вот как?!
– Некоторые косвенные факты позволяют если не утверждать, то говорить об этом, - поспешил вмешаться Синклер. - Разумеется, в отношении таких персон никогда ничего нельзя утверждать со всей определённостью, но… Насколько я могу судить, эти его люди подчинялись - и до сих пор подчиняются - ему беспрекословно. А флотские офицеры в России - это, милорд, элита из элит! Так повелось, кажется, ещё со времён Петра Великого. Вторая гвардия. А этот… Мистер Гур… Слишком молод, чтобы воздействовать на них авторитетом своего боевого опыта. На людей, прошедших через ад русской гражданской бойни, очень трудно как-либо воздействовать. Значит, что-то ещё. Ходят очень странные слухи… - Синклер посмотрел сначала на Черчилля, потом на короля.
– Прочти это письмо, Уоллис, прошу тебя, - взмолился король. - Это очень важно.
– Но ведь это письмо - тебе, Дэвид, - мягко возразила Уоллис. - Тебе, королю. А я…
– А ты - моя королева, - перебил её король. - Уоллис, пожалуйста!
– Хорошо, - кивнула она. - Если ты считаешь, что я должна - я прочту.
Он протянул Уоллис письмо, и она погрузилась в чтение. Король наблюдал за ней, кусая губы. И, увидев, как вздрогнул лист бумаги в её пальцах, - в том самом месте, где и он почувствовал, что у него сжалось сердце, - король кивнул. Да, она понимает. Она понимает его так, как никто и никогда в жизни не понимал его. Он не ошибся. Нет, не ошибся. Уоллис - его женщина. Его королева. И пусть всё катится к чёртовой матери!
"…Он не хотел, чтобы его настоящее имя сделалось известным, - по целому ряду соображений. Я не хочу говорить о формальной стороне услуги, оказанной им Британии, - вам, ваше величество, гораздо лучше меня расскажут об этом официальные лица. Я хочу рассказать вам о нём самом.
Ваше величество, я хотел бы, чтобы вы встретились с ним лично, потому что на самом деле никакой рассказ и никакие слова не в силах передать обаяние этого человека. Представьте себе, ваше величество, что вам посчастливилось встретиться с одним из Рыцарей Круглого Стола. С тем, кто с каждым из людей говорит на его языке - иногда и в самом прямом смысле этого слова. С тем, кто умеет слушать - и ребёнка, и женщину, и мужчину. С тем, кто не боится никого и ничего на свете. С тем, чьё слово острее меча и крепче камня. Это он, ваше величество. Он.
Это мужчина, который стал мне единственным и самым лучшим другом. Тем, на которого я мечтаю быть похожим. Что бы я ни делал, я всегда спрашиваю себя: а что сказал бы на это он? За почти два года, проведённые им в Лондоне, он успел совершить столько, сколько иному не совершить и за полвека. Он спас от смерти мою сестру и вернул нашей семье всё имущество, отнятое обманом много лет назад. Я считаю его величайшим из героев, о которых мне когда-либо доводилось слышать. И этот человек, - он любит мою сестру, и она отвечает ему взаимностью. Моя мечта - видеть его членом нашей семьи. К моему великому сожалению, тому есть множество препятствий, одно из которых я желал бы с вашей помощью устранить. Я не знаю, решит ли это что-нибудь. Возможно, что не решит. Но я буду знать, что сделал всё, зависящее от меня лично.
Я прошу вас, ваше величество, дать ваше Высочайшее Соизволение на вступление в брак моей сестры, вдовствующей графини Дэйнборо, урождённой графини Роуэрик, с лицом, чья принадлежность к дворянско-рыцарскому сословию не может быть документально подтверждена. Если это по каким-либо причинам невозможно, прошу вас ввести мистера Джейкоба Гура в рыцарское достоинство за оказанные им Британской империи услуги. Если и это невозможно, прошу вас позволить мне отказаться от моего законно наследуемого титула графа Роуэрика и передать его мистеру Гуру с тем, чтобы он и моя сестра могли соединить свои судьбы. К сожалению, это единственное, чем я располагаю и чем я могу распоряжаться. Именно поэтому я прошу вас, ваше величество, разрешить мне распорядиться им единственно возможным и единственно достойным образом - ради счастья моей сестры и мужчины, которому я обязан всем остальным, в том числе и самой жизнью…"
Уоллис отложила письмо:
– Это та самая графиня Дэйнборо, которая?…
– Да, Уоллис. Та самая.
– Ты слышал об этом?
– Да. Кое-что, не всё, разумеется. Там произошла какая-то очень тёмная история. И масса людей была в этом замешана, даже кое-кто из наших родственничков, - король усмехнулся. - Ужасный скандал. Жаль, что я ещё не был тогда королём. Я бы не позволил этим прохвостам спустить дело на тормозах.
– Не нужно, милый, - остановила его Уоллис. - Ты разгневан на них совсем не за это.
– Ты права, - согласился король, - не только за это. Но и за это тоже.
– Бедный мальчик. Ничего нельзя для него сделать?
– Можно, - король улыбнулся и посмотрел на неё. - Я могу это сделать. Ты считаешь, что это необходимо?
– Боже мой, Дэвид, - Уоллис покачала головой. - Если есть возможность подарить счастье хоть кому-нибудь, - как ты смеешь раздумывать?!
– Я знал, ты скажешь именно так, - король вздохнул. - Как глупо, Уоллис. Я могу разрешить эту проблему одним росчерком пера. А сам…
– Не стоит сейчас об этом, милый. Сделай то, что ты должен.
– Конечно, мой ангел. Конечно, - он снова посмотрел на неё. - Это так невероятно, Уоллис. Мы живём каждый день, совершенно не помня себя, не думая ни о чём, - просто живём, и всё. И вдруг!
– Тебя тронула эта история.
– Несомненно. Несомненно, Уоллис. Я понимаю, что чувствует этот мальчик. И эта женщина. Если всё на самом деле так… Это удивительно созвучно тому, что чувствую сейчас я сам. Вероятно, поэтому? Не знаю. Скорее всего. Когда понимаешь: всё на свете - только иллюзия. И единственное, к чему стоит стремиться - быть рядом с любимой. С любимым.
– И всё-таки, милый. Есть долг.
– Да. Но каждый решает для себя, в чём он.
– Ты позовёшь его?
– Конечно. Но сначала… Сначала я позову кое-кого ещё.
* * *
– Прошу, господа, - король указал Черчиллю и адмиралу Синклеру на глубокие кресла, и сам опустился в такое же. Взяв из коробки сигару, жестом пригласил гостей присоединиться к курительному ритуалу.После нескольких ничего не значащих фраз и обмена любезностями, предваряющих разговор, возникла, наконец, долгожданная пауза. Король отложил тлеющую сигару:
– Что вам известно о мистере Джейкобе Гуре, джентльмены?
Черчилль и Синклер быстро обменялись удивлёнными взглядами. Интерес, проявленный королём к государственным делам, да ещё в столь неожиданной области, был явным сюрпризом для обоих. Проще было Черчиллю - он в настоящее время не занимал никаких постов, не входил в правительство, был лидером парламентского меньшинства и сейчас находился здесь скорее в качестве информируемого, как представитель оппозиции, нежели в качестве непосредственного участника событий. Другое дело - Синклер. С тех пор, как он сменил на посту начальника СИС скоропостижно скончавшегося от апоплексического удара Мэнсфилда Камминга, которого считали туповатым служакой, менее всего способным руководить таким тонким инструментом, как разведка, дела в службе шли ничуть не более блестяще. Конечно, самой грандиозной проблемой была недооценка роли стратегической разведки со стороны правительства, следствием чего был недостаток финансирования. Кроме того, что Синклер, бывало, оплачивал мероприятия службы из собственного кармана, проблема состояла ещё и в том, что на работу в разведку частенько приглашали не столько профессионалов - военных, аналитиков, специалистов по работе с информацией, - сколько "своих ребят", "лондонцев" и "клубных мальчиков". Сам Синклер был не столько разведчиком, сколько военным моряком, имеющим более или менее поверхностное представление о теории разведывательной деятельности. Во всяком случае, с такими зубрами, как Николаи [40]или Матюшин, он был просто не в состоянии конкурировать. Поэтому сказать, что СИС регулярно оказывалась в положении игрока в бридж, вдруг обнаружившего, что его партнёры играют в гольф - значит, не сказать вообще ничего. Глядя на добродушное лицо адмирала, король даже испытал нечто, похожее на раздражение от этого неуместного и непростительного добродушия. Непростительного - для главы секретной службы. К сожалению, подумал Эдуард, подобные назначения выходят далеко за рамки моей компетенции. А собственно, почему?! Мысль об этом поразила короля. Но гораздо больше его поразило то, что подобная мысль вообще пришла ему в голову.
В перечень прямых обязанностей адмирала Синклера, как и его предшественника на этом посту, никогда не входило - да и не могло входить - сообщать королю секретные сведения. Вообще покойный монарх, Георг Пятый, никогда не проявлял интереса к работе разведки столь открыто, - вероятно, довольствовался информацией, предоставляемой членами Кабинета. В любом случае, Синклер ощутил себя между молотом и наковальней, - непонятно, сколь исчерпывающе он может информировать короля, что тот вообще знает и каков будет резонанс, когда Кабинету станет известно о настоящей беседе. Он снова посмотрел на Черчилля. Непонятно, - почему король пригласил именно сэра Уинстона? Ведь всем известно, как Черчилль относится к увлечению короля этой… гм… американкой. Синклер и сам считал эти отношения абсолютно недопустимым мезальянсом, в том числе с позиций государственных интересов. Почему же именно сэр Уинстон? Не потому ли, что именно сэр Уинстон настаивал на том, чтобы графиню Дэйнборо не слишком мучили допросами и расспросами, в особенности официального характера? Вот теперь пусть и отдувается, как хочет, подумал Синклер. И тут же решил - ничего не выйдет. Черчилль мог сам заставить отдуваться кого угодно. Даже короля. Похоже, всё-таки ему, Синклеру, придётся отвечать на вопросы. Если не на все, то на основные - это уж как пить дать. И Синклер, который, несмотря на излучаемое добродушие, отнюдь не рвался исполнить роль жертвенного агнца, попытался перехватить инициативу:
– Позволено ли мне будет узнать, чем вызван ваш интерес к этой персоне, ваше величество?
– Личным письмом одного отважного юноши, - улыбнулся король. - Это не имеет значения. Я хочу, чтобы вы ввели меня в курс дела, джентльмены.
– У нас давно нет никаких достоверных сведений об этом человеке, ваше величество. Собственно, что касается достоверных сведений, - Синклер нажал на "достоверных", - их и не было никогда. Всё произошло настолько неожиданно, что нам не оставалось ничего иного, кроме как следовать за происходящими событиями… - Синклер, увидев, как дрогнули веки короля, понял, что Эдуард недоволен его вступлением, и, мысленно сосчитав до трёх и незаметно набрав в лёгкие побольше воздуха, продолжил: - Нам известно, что после означенных событий вокруг банкротства "Бристольского Кредита" этот банк был поглощён "Фалконом", который возглавляет…
– Это мне тоже известно. Дальше.
– Насколько я понимаю, графиня полностью следует его указаниям, которые он неизвестным нам способом передаёт через своих помощников, составляющих небольшую армию, формально находящуюся в подчинении руководства банка, - продолжил адмирал. - Несколько десятков бывших русских моряков и офицеров. Тех, что видели всё на свете, в том числе и то, что человеку не положено видеть.
– Вот как. Интересно, - король покосился на Черчилля, с невозмутимым видом смакующего сигару.
– Именно.
– Откуда они вообще взялись?
– Ну… Это довольно странная история, Ваше…
– Послушайте, адмирал. Я понимаю, что вы не готовились к докладу, особенно по этому конкретному поводу. Но, несмотря на это, я всё же не готов быть настолько снисходительным, - Эдуард артикулировал "настолько" таким тоном, что Синклер покраснел. - Я внимательно слушаю вас.
– Они находятся на территории Соединённого Королевства совершенно законно, ваше величество. Многие из них имеют андоррское подданство и дипломатический иммунитет.
– Андоррское?!
– Вашему величеству, безусловно, известно о перевороте, вернее, монархической революции, происшедшей летом тридцать четвёртого в Андорре [41]. Андоррский Совет Долин провозгласил независимость княжества и вручил великокняжескую корону некоему лицу, которое, по нашим сведениям, является бывшим офицером русского Флота. Великий Князь Андорры Константин Первый, ваше величество.
– Почему вы решили, будто он непременно моряк?
– Новый флаг Андорры поразительно похож на русский военно-морской, ваше величество.
– И что же?! Вы хотите сказать - между частной, как вы, адмирал, изволили выразиться, "армией", подчиняющейся графине Дэйнборо, и переворотом в Андорре существует какая-то связь?!
– Именно так, ваше величество.
– И какова же она?! - стараясь, чтобы содержащийся в его тоне сарказм окончательно не обескуражил Синклера, спросил Эдуард.
– Этого, ваше величество, я не знаю, - и Синклер тоже покосился на Черчилля, который всем своим видом демонстрировал - он, адмирал Синклер, несёт совершеннейший вздор, а он, Черчилль, вынужден тратить на это своё драгоценное время.
– И как же вы можете это хотя бы косвенно аргументировать?!
– Первым крупным кредитом, который выдал "Фалкон" после поглощения "Бристоля", был кредит правительству Андорры. В Андорре выстроен аэродром, несколько гостиниц, оборудованы горнолыжные спуски - по последнему слову техники, открыт филиал "Фалкона", который, естественно, не облагается никакими налогами, всем сотрудникам "Фалкона" предоставлено андоррское гражданство. Великокняжеская гвардия состоит, разумеется, тоже из бывших русских военных, которым в этих горах сам чёрт не брат. Епископ Урхельский, один из двух соправителей, признал суверенитет Константина Первого буквально через несколько часов. Республиканское правительство Испании - тоже. Франция некоторое время не могла определиться, однако уже зимой тридцать четвёртого приняла верительные грамоты посла Андорры.
– А население?!
– Население Андорры полностью на стороне новой власти, ваше величество. Я полагаю, не стоит забывать, что всё это самое население уместится на двух улицах Ист-Энда. В их поддержке нет ничего странного. Принят целый ряд законов, которые упорядочили землепользование и распоряжение недрами, введено избирательное право, Совет Долин наделён функциями законодательного органа, учреждён университет…
– Тоже на деньги "Фалкона"?
– Вероятнее всего, да. Хотя, полагаю, финансовый климат Андорры привлекателен сегодня отнюдь не только для "Фалкона".
– А графиня?
– Графиня побывала в Андорре - это всё, что нам на сегодняшний день известно.
– То есть ничего. Восхитительно, - Эдуард развернулся к Черчиллю. - Сэр Уинстон?
– Это, действительно, замечательный в своём роде исторический и политический курьёз, ваше величество, - пожал плечами Черчилль. - Да, графиня обращалась в том числе и ко мне с просьбой повлиять на французское правительство в вопросе урегулирования Андоррского кризиса. В обмен на гарантии лояльности этого самозваного князя. Надо отдать ему должное, он оказался весьма ловким и полезным типом. У графини, знаете ли, фантастическое умение ладить с самыми разными людьми. Правительство вашего величества, имея андоррские гарантии лояльности, располагает теперь весьма интересным инструментом в Пиренеях. Сегодня, когда события в Испании приняли столь трагический и прискорбный во всех отношениях оборот, переоценить значение такого инструмента вряд ли возможно.
– А какова позиция Андорры?
– Строгий нейтралитет, как и следовало ожидать, милорд, - покровительственно кивнул Черчилль. - Князь имеет отличные связи в обоих противоборствующих лагерях, и его авторитет растёт, словно на дрожжах. Я думаю, что ключом к урегулированию испанской проблемы станет Андорра. Именно через неё идут денежные потоки в обе стороны. И не только денежные, надо полагать. Видите ли, ваше величество. Никто, собственно говоря, не мог предположить, что ситуация на Пиренеях станет настолько напряжённой. А сегодня, когда под угрозой наш суверенитет над Гибралтаром, связи "Фалкона" с Андоррой и лояльность Константина - всё это приобретает неимоверно важное значение.
– И как вам удалось уговорить французов, сэр Уинстон?
– Это оказалось даже легче, чем мы могли предположить. Никому не нужен очаг напряжённости, даже такой, на первый взгляд, ничтожный, как Андорра. Не следует забывать - объективная трудность горного пейзажа совершенно не располагает ни к масштабным сражениям, ни к применению тяжёлого оружия. А без этого партизанская война в горах, даже если её ведёт крошечный отряд до сотни человек, может сделаться мощнейшим фактором нестабильности для государства, чувствующего себя и поувереннее, чем Французская республика. Коммунисты немедленно вцепились бы Думергу [42]в глотку за то, что тот "топит в крови национально-освободительное движение народа Андорры", не остались бы в стороне и другие желающие половить рыбку в такой мутной луже. Насколько я знаю, все андоррские гостиницы были под завязку набиты щелкопёрами всех мастей, только и ожидавших чего-нибудь погорячее. Кстати, их поили и ублажали за счёт князя, так что настроение прессы, очарованной идиллическими патриархальными пейзажами Андорры, легко себе представить. При тогдашней чехарде французских правительств моральное поражение Третьей республики было более чем вероятно. В интересах не только внутриполитической, но и европейской стабильности в целом французскому МИДу следовало воздержаться от резких демаршей и силовых методов.
– А откуда у этого самого князя вдруг взялись деньги, да ещё в таком количестве, вас, сэр Уинстон, не заинтересовало?! - удивился Эдуард.
– Мой интерес к его источникам доходов не может быть удовлетворён, милорд, - пропыхтел Черчилль. - Ясно, что персонаж он достаточно скользкий, но это как раз неплохо. И к Гитлеру, и к Германии он настроен достаточно прохладно, чего не скажешь о его отношениях с итальянцами. В общем, всё это нам исключительно, как я предполагаю, полезно, милорд. И сейчас, и в будущем.
– И конечно же, в Андорре немедленно нашлись те, кто был чрезвычайно недоволен франко-испанским протекторатом.
– Трудно было бы ожидать чего-то иного, милорд, - Черчилль издал звук, похожий на иронический смешок. - Дело в том, что переворот произошёл буквально на следующий день после убийства этого несчастного югославского монарха, так что, пока у политиков и дипломатов дошли, что называется, руки до Андорры, было уже поздно что-либо предпринимать: народ признал новую власть, Ватикан выказал явное покровительство, начались демократические реформы - одним словом, любое вмешательство выглядело бы, как реакция, а то и интервенция, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ну, а потом начались испанские события - так что всем сделалось не до Андорры.
– Эти парни неплохо подготовились, похоже. Чтобы так ловко выстроить ситуацию, следует обладать недюжинным политическим чутьём.
– И беспримерной дерзостью, милорд, - улыбнулся Черчилль. - Это мне, кстати, весьма импонирует. Вы совершенно правы. Но если такая дерзость объективно следует в фарватере нашей европейской политики, почему бы не оказать ей содействие? Тем более, повторяю, это принесло нам немалые дивиденды. Как бы там ни было, "Фалкон" - это британский капитал, а значит, и британское влияние.
– Хотелось бы, чтобы вы не ошиблись и на этот раз, сэр Уинстон, - король снова поднял сигару.
У него возникло стойкое ощущение, что оба - и адмирал Синклер, и Черчилль - пытаются "продать" ему Андорру, чтобы увести его от чего-то очень важного - если не главного. Эдуард разозлился. Да, иногда я совершаю необдуманные поступки, но таковы все люди, и вы, джентльмены - не исключение. Но я не кретин и запутать себя не дам, подумал он. Не дам. Понятно?!
– Разумеется, милорд. Всё именно так и обстоит, уверяю вас.
Не уверен, подумал Синклер. Совершенно я в этом не уверен. Но внешне остался спокойным, не проронив ни слова.
Эдуард откинулся в кресле и подхватил почти потухшую сигару:
– Блестяще. И как им удалось это, если не секрет?
– Нам совершенно случайно посчастливилось узнать, что этот самый мистер Гур накануне андоррских событий провёл несколько дней в Ватикане. Собственно, после этого…
– В Ватикане, - посмотрел на Черчилля король. - Князь Константин. Урхельский епископ, берущий под козырёк. Конечно. Проклятье. Каким же образом?! Он что же, - встречался с Понтификом?! Но ведь русские - православные? При чём тут вообще русские?! Какая связь?!
– Э-э-э… Не вполне ясно, ваше величество.
– Так проясните, чёрт возьми!
– Не вполне ясен механизм, ваше величество…
– Да что вы заладили, адмирал - не вполне да не вполне?! - Эдуард начал терять терпение. - Ну, хорошо. И что же? Поподробнее о банке, пожалуйста.
– Интересно, все должники банка очень аккуратно и в срок возвращают займы. За последние два года не было ни одного случая отказа или обращения в суд. Мы подозреваем, что эти люди - эта армия, - применяют к проблемным клиентам банка… Скажем так, - нестандартные методы убеждения.
– Но никто не жаловался ни разу?
– Нет, ваше величество.
– Действительно. Крайне, я бы сказал, интересно.
– Да, эта ситуация нас тоже, признаться… Не то, чтобы беспокоит, но… В принципе, они весьма лояльны. Дело в том, ваше величество, что мы не имеем возможности проникнуть в эту структуру.
– Это почему?!
– Это армейское подразделение, ваше величество. Состоит, как я уже имел честь довести до вашего сведения, исключительно из бывших русских военных. Там есть и молодёжь, из этих кадетских и юнкерских училищ, учреждённых ещё правительством Юга России в изгнании, бароном Врангелем.
– Ну, ничего себе, - король в избытке чувств ухватил себя пальцами за гладко выбритый подбородок.
– Эти люди совершенно не идут ни на какие контакты. Формальным же образом мы не имеем пока повода предъявить им претензий.
– Их деятельность ограничивается только банковской сферой?
– Трудно сказать что-нибудь определённое, ваше величество, - покачал головой Синклер. - Есть подозрение, что некоторая часть военных и гражданских училищ для детей русских эмигрантов получают дотации от "Фалкона". В основном - в Чехословакии и Югославии, а также во Франции. Правда, доказательств этому нет. Нет и цифр. Недавно бежавший от большевиков писатель-монархист Солоневич, - Синклер произнёс трудную русскую фамилию по слогам, - сейчас работает для нескольких изданий… Я читал некоторые главы из его публикуемой по частям "Народной монархии". Если вы желаете, ваше величество, я могу ознакомить вас с переводом. Чрезвычайно любопытное произведение. Есть мнение, и тут без "Фалкона" не обходится. Правда, они крайне осторожны. Не оставляют буквально никаких следов. И ещё именно поэтому я полагаю, что мы имеем дело с очень хорошо организованной и тщательно законспирированной структурой вроде Русского Обще-Воинского Союза, только не в пример более сплочённой, куда лучше финансируемой и гораздо более гибкой. Причём эта структура явно не стремится раньше времени заявлять о себе и о своих целях. И потом - Андорра, ваше величество.
– Просто сказочный авантюризм. Невероятно. И какова роль графини во всей этой истории?
– Графиню и этого… Э-э-э… Мистера Гура… Насколько я понимаю, их связывают весьма тесные взаимоотношения. Я бы сказал, в некотором роде романтические.
– Что, на самом деле, неудивительно, - добавил Черчилль, улыбаясь, видимо, каким-то своим мыслям.
– Минуточку, сэр Уинстон. Адмирал? Это действительно имело место - роль леди Рэйчел и этого… мистера Гура в истории с резидентурой Коминтерна?
– Да, ваше величество. Леди Рэйчел в тот момент, конечно же, никакой активной роли не играла и играть не могла. Она выступила лишь в качестве номинальной главы "Фалкона". Но всё остальное - правда. Самое, конечно же, потрясающее - это до сих пор не прояснённая роль барона Ротшильда. Мы думаем, резидентом Коминтерна был именно он, хотя, конечно, никаких доказательств не существует. Вы же понимаете - даже если это так на самом деле, семья никогда не позволит сколько-нибудь тщательно это расследовать. Коминтерновская банда действительно орудовала прямо у нас перед носом, ворочала миллионными капиталами и вообще хозяйничала, как хотела. А этот… Гур со своими русскими разделался с ними буквально в считанные дни. Они даже опомниться не успели.
– Как и мы.
– Совершенно верно, ваше величество.
– То есть этот человек оказал нам услугу? - приподнял брови король.
– Услугу? - Адмирал вздохнул. - Пожалуй, это не совсем верное определение. Если бы такую операцию провели люди из разведки, они были бы представлены к наградам, ваше величество!
Черчилль бросил снисходительный взгляд на адмирала. Не нравится мне его демонстративная ирония, подумал король. Интересно, что стоит за этим?
– Почему же это не было сделано в отношении мистера Гура?
– Но… он ведь даже не подданный Великобритании, - развёл руками Синклер. - И не имеет никакого отношения к государственной службе. И вообще - всё это достаточно скучная рутина, ваше величество. Не стоит ровным счётом никакого вашего внимания.
– Не думаю, - проворчал король. - Не думаю, мой дорогой адмирал. Вернёмся к этому моменту позже, - король снова повернулся к Черчиллю. - Что вы можете ещё добавить, сэр Уинстон? О графине Дэйнборо.
– Я был знаком с её покойным супругом. Достойнейший и храбрейший человек. Жаль, он погиб так нелепо и неожиданно. А леди Рэйчел - милейшая женщина, умница и прекрасная собеседница. Её мать, кстати - русская.
– Какая интрига, - улыбнулся король.
– Да, всё весьма и весьма переплетено в этой истории, - Черчилль погасил сигару и взял со столика бокал, чуть пригубил, снова поставил на прежнее место. - Да, так вот. Насколько я мог уяснить, этот… мистер Гур - тоже, разумеется, русский. Причём, вероятнее всего, дворянин не из самых последних.
– Вот как?!
– Некоторые косвенные факты позволяют если не утверждать, то говорить об этом, - поспешил вмешаться Синклер. - Разумеется, в отношении таких персон никогда ничего нельзя утверждать со всей определённостью, но… Насколько я могу судить, эти его люди подчинялись - и до сих пор подчиняются - ему беспрекословно. А флотские офицеры в России - это, милорд, элита из элит! Так повелось, кажется, ещё со времён Петра Великого. Вторая гвардия. А этот… Мистер Гур… Слишком молод, чтобы воздействовать на них авторитетом своего боевого опыта. На людей, прошедших через ад русской гражданской бойни, очень трудно как-либо воздействовать. Значит, что-то ещё. Ходят очень странные слухи… - Синклер посмотрел сначала на Черчилля, потом на короля.