Дайер Дебра. Возлюбленная колдуна

   Он провел руками по ее спине, и крючки расстегивались под его пальцами, как по волшебству. Зеленый шелк соскользнул с плеч Лауры, когда он поднял ее на руки и опустил на мягкий ковер, украшенный золотыми символами королевской власти. Он лег поверх нее, целуя ее губы, щеки, глаза, расстегивая на себе одежду, срывая с себя фрак, галстук, жилет…
   Лаура вцепилась в запонки на его рубашке, отрывая их от белой ткани, стремясь к теплу его кожи. Ее пальцы скользили по шелковистым черным волосам. Она чувствовала себя свободной, не связанной правилами и ответственностью, которая сковывала ее железными обручами. Эти узы были крепче. Цепь, привязывающая ее к этому человеку, была гораздо сильнее, чем те, что выкованы из железа и стали.
   Лаура тяжело дышала, откинув назад голову, пока он снимал с нее лиф, обнажая белую грудь, поднятую тугим корсетом навстречу огню его губ. Медальон, который он носил, прикоснулся к ее лифу, когда он опустил голову.
   — О Господи! — прошептала она. Это оказалось сильнее, чем любой сон, это нежное прикосновение его рта к коже, словно горевшей в огне.
   — Такая красивая… — пробормотал Коннор, глядя на нее. Он обхватил ее грудь ладонями, потирая большими пальцами туго натянутые, звенящие соски, пока Лаура не начала задыхаться от почти невыносимого удовольствия, волнами расходящегося по телу.
   Он приподнял ее юбки, и шелк и лен поднялись горами у нее на поясе и рассыпались по сине-золотому ковру.
   — Зачем столько одеяний? — сказал Коннор…
   Лаура подняла бедра, глядя на него, зачарованная зрелищем его загорелых рук на своих белых панталонах.
   — Но эти кажутся мне очень милыми. — Он расстегнул три жемчужные пуговицы и начал снимать с нее панталоны. В его глазах блестело желание. — Все эти женские облачения очень возбуждают.
   Лаура прикусила губу, когда он стянул панталоны с ее бедер, ляжек, сорвав их совсем. Но она не чувствовала стыда. Ей казалось, что она зачарована, как будто он завладел ее волей — полностью и безвозвратно.
   — Я как будто достаю на свет сверкающий драгоценный камень. — Он мягко прикоснулся пальцами к внутренней стороне ее бедер.
   Лаура затаила дыхание, вспомнив, как он прикасался к ней во сне. Неужели все происходит за пределами сказочного царства их тайной долины? Но не успел этот вопрос возникнуть в ее уме, как он ответил на него нежным поцелуем.
   — О, мой… — Она с шумом втянула в себя воздух и запустила руки в теплые черные волны его волос, прижимая его к себе, упиваясь каждой минутой запретного удовольствия.
   Восхитительные чувства переполняли ее, но она хотела познать истинную радость их соединения.
   — Мы принадлежим друг другу, — шептал он, прижимаясь к ней. — Всегда принадлежали и всегда будем принадлежать.
   Она содрогнулась от правоты его слов. Внутри нее замерцало и разгорелось пламя, подобное тысяче крошечных огоньков, когда его плоть прикоснулась к ее влажной плоти. Она подняла бедра ему навстречу, и он погрузился в нее.
   За всю ее жизнь ни один мужчина не сможет обладать ею так, как обладал сейчас Коннор.
   В будущем ее ожидали тяжкие узы супружеского долга с нелюбимым человеком. Но это мгновение навсегда останется с ней. Она будет хранить это воспоминание все последующие годы.
   — Я люблю тебя, — прошептала она.
   — Ты — моя жизнь, — ответил он, глядя на нее, как будто ему нужно было смотреть в ее глаза с того момента, как она пересекла порог, за которым не было возврата.
   Она почувствовала резкую боль, когда он достиг ее девственного барьера. Он закрыл глаза, всасывая в себя воздух, как будто чувствовал ее боль. А затем боль исчезла, растворившись в тепле, волнами исходящем от Коннора.
   Потом не осталось ничего, кроме удовольствия. Из спящей девушки она превращалась в страстную женщину.
   — Коннор! Коннор! — шептала она от радости.
   Он поцеловал ее, прижимаясь к ней губами и засунув язык ей в рот, его плоть наполнила ее до самых глубин и, казалось, что сейчас они расплавятся от жара и энергии, возникающей между ними. Древний золотой медальон, нагревшийся от его кожи, терся об ее грудь, лаская ее теплом.
   Она обнимала его руками и ногами, двигаясь в ритме, который все возрастал и расходился волнами, пока во всем мире не осталось ничего, кроме этого ритма, этого поединка между мужчиной и женщиной. Всем своим существом Лаура подчинилась судьбе, которая предназначалась ей от начала времен, сотрясаясь в объятиях Коннора и шепча его имя, чувствуя, как его тело напрягается и изливается в нее, слыша, как с его губ срываются звуки ее имени.
   Она вздохнула, когда он расслабился и его теплое дыхание всколыхнуло влажные локоны у нее за ухом. Если бы только она могла быть с ним до конца жизни! Лаура вздрогнула, когда подумала, что ее ожидает вместо того счастья, которое она нашла в объятиях Коннора.
   Он отстранился от нее и, приподнявшись на локте, заглянул в ее лицо.
   — Что такое, любовь моя? Чего ты испугалась?
   Она дотронулась до его шеи, почувствовав пальцами теплую и влажную кожу. Правда Таилась между ними, как демон, угрожая уничтожить счастье. Она не могла сказать ему, что обещана другому — не сейчас, когда она все еще чувствовала внутри себя его теплую плоть.
   — Кто-нибудь может сюда зайти.
   Он улыбнулся.
   — Мы неприлично ведем себя на балу? Она провела пальцами по изгибу его губ.
   — Боюсь, что поднимется страшный скандал, если кто-нибудь хотя бы заподозрит, чем мы тут занимались.
   — Иногда приличия могут ужасно раздражать. Она улыбнулась, глядя в его красивые глаза.
   — Да.
   Мгновение он, казалось, боролся с желанием успокоить ее страхи, оставшись здесь и снова и снова доказывая ей свою любовь.
   Мысль о том, чтобы опять заниматься с ним любовью, рискуя быть застигнутой врасплох, была очень соблазнительной. Такой скандал расстроит все сватовство Филиппа. Но одновременно погубит ее отца.
   — Коннор, прошу тебя, мы должны вернуться на бал.
   Громкий вздох, вылетевший из его груди, согрел ей кончики пальцев.
   — Сейчас посмотрим, сумею ли я надеть на тебя обратно все эти вещи.
   Она застонала, когда он отстранился от нее, лишая ее нежного тепла.
   — Хватит. — Он поцеловал ее, нежно обласкав губами. — Иначе я забуду про все свои наилучшие намерения.
   С помощью Коннора она привела в порядок свой наряд и поправила прическу. Покончив с этим, она осмотрела тронный зал Эстер Гарднер, задержав взгляд на голубом бархатном диване, где ей в один прекрасный день предстоит сесть, изображая из себя идеальную супругу человека, которого она никогда не полюбит.
   — Не смотри так уныло, любовь моя. — Коннор погладил ее щеку кончиками пальцев. — Это только начало. У нас впереди целая жизнь.
   Она взглянула в его прекрасные глаза, видя в них любовь, которая могла бы длиться вечность. Любовь, которую она не могла ему подарить.

Глава 23

   — О Боже! — прошептала Софи, увидев, как к ней направляется Дэниэл, огибая людей, толпившихся у столика с прохладительными напитками. Она почувствовала, что в комнате стало жарко, слишком жарко, так жарко, что она едва могла дышать. Хотя ей удавалось избегать его весь день, бегать от него всю жизнь ей не удастся. Рано или поздно ей придется встретиться с ним. Но не сегодня. Думая о спасении, она повернулась к двери, ведущей в соседнюю гостиную, когда он подошел ближе.
   — Только трусы бегут от опасности, — произнес Дэниэл так тихо, что его могла услышать лишь Софи, отделенная от него тремя футами душного воздуха.
   Софи застыла при звуках его глухого голоса. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, она повернулась лицом к нему. Это оказалось ошибкой — смотреть на него, видеть боль в его глазах так же ясно, как она чувствовала боль в своем сердце. Ей хотелось забыть обо всем, кроме воспоминания о его руках, обнимающих ее.
   — От опасности? Надо полагать, что опасность исходит от вас.
   Он вздохнул, и уголки его рта поднялись в улыбке.
   — Нам нужно поговорить.
   Софи покачала головой.
   — Нам не о чем говорить.
   — Вы ошибаетесь.
   Он подошел так близко, что она ощущала запах лавровишневой воды, испаряющийся вместе с теплом с его кожи.
   — Софи, я не позволю вам бегать от меня.
   Она закрыла глаза, пытаясь побороть соблазн, чтобы не видеть желание в его темных глазах.
   — Дэниэл, я…
   — Мистер Салливен, мне нужно переговорить с вами.
   Софи открыла глаза, рядом с Дэниэлом обнаружив Эстер Гарднер. Она стояла и, задрав голову, смотрела на него свысока, хотя он все равно был на фут выше нее.
   Дэниэл нахмурился.
   — Боюсь, что вам придется подождать. Мы с мисс Чандлер…
   — Нет, это дело неотложное. — Эстер уперлась руками в бедра, глядя на Дэниэла, как королева на простолюдина. — Мне нужно поговорить с вами о деле чрезвычайной важности.
   Софи увидела шанс на спасение и схватилась за него.
   — Все в порядке. Мы уже обо всем договорились.
   Дэниэл взглянул на нее, крепко сжав губы.
   — Отнюдь нет, мисс Чандлер.
   Софи облегченно вздохнула, глядя, как Дэниэл следует за Эстер Гарднер по переполненному залу. О чем им разговаривать, как не о свадебных планах? Софи содрогнулась и задумалась о том, как ужасно поступает Дэниэл, собираясь продать свою дочь Филиппу Гарднеру. Только так она могла удержать себя от того, чтобы упасть в его объятия.
   — Тетя Софи!
   Софи обернулась и нахмурилась, увидев племянницу. Щеки Лауры покраснели, глаза были широко раскрыты.
   — Лаура, тебе нездоровится?
   Лаура покачала головой.
   — Просто я хочу поехать домой.
   Софи обняла Лауру за хрупкие плечи.
   — Я прикажу, чтобы подали экипаж.
   «Этот разговор неизбежен», — решил Дэниэл, следуя за Эстер Гарднер в библиотеку. Однако ему не нравилось, что его призывают к королеве, как провинившегося подданного. Подойдя к камину, он принялся рассматривать образцы минералов и камней, выставленных на полках над калином. Он пытался найти в себе самообладание, которое служило ему верой и правдой столько лет, но обнаружил, что в самый нужный момент оно куда-то исчезло.
   Дверь библиотеки затворилась со щелчком.
   — Мне кажется, мы должны, наконец, обсудить возникшую ситуацию, — заявила Эстер. Дэниэл повернулся лицом к ней.
   — Я полагаю, под ситуацией вы имеете в виду желание вашего сына жениться на моей дочери?
   Рот Эстер мрачно искривился.
   — Вот именно.
   Он смотрел, как качаются страусовые перья в ее темных волосах, когда она приближалась к нему с важностью жирной курицы, собирающейся отстаивать свое господство в курятнике. Всю жизнь эта женщина смотрела на него так, как будто он недостоин чистить ее туфли, и теперь оказалась в весьма неделикатной позиции, собираясь породниться с ним.
   Он должен был радоваться, но не находил в себе ни радости, ни удовлетворения, которое должно было прийти к нему с этой победой. Вся радость покинула его за одну ночь жаркой страсти.
   Эстер остановилась в двух футах от него, вздернув длинный нос и высокомерно глядя на него.
   — Должна сказать, меня весьма изумляет тот не вполне достойный оборот, который принимает это дело.
   Дэниэл вдохнул воздух, в котором смешались приторно-сладкий аромат духов Эстер и запах дыма, доносящийся из камина.
   — Вы имеете в виду, что моя дочь не торопится воспользоваться возможностью стать членом вашей семьи?
   Она нахмурилась.
   — Само собой, я полагаю, что ваша дочь должна быть счастлива от перспективы стать женой моего сына.
   — Естественно.
   — Не сомневаюсь, что большинство незамужних молодых девушек города продали бы душу ради возможности выйти замуж за моего сына. — Она ударила веером по ладони, затянутой в перчатку, и перья на ее голове вздрогнули. — Но, похоже, вашей дочери не хватает сообразительности, чтобы понять, что такого супруга ей больше нигде не найти.
   Дэниэл взглянул в ее холодные, темные глаза, и по его спине побежали мурашки при мысли о том, что Лаура каждое утро будет видеть эту женщину за завтраком.
   — Не могу себе представить, чтобы Лаура не понимала, какая жизнь ожидает ее в браке с Филиппом.
   Она улыбнулась — королева, довольная своим подданным.
   — Буду с вами откровенна. Я была не слишком рада, узнав о планах сына. Однако он не такой человек, чтобы его можно было легко отклонить от выбранного пути.
   — Похоже, он настроен в отношении Лауры весьма решительно.
   — Да. — Эстер покачала головой, как будто не могла до конца постичь поведение сына. — Возможно, частично это произошло благодаря ее холодности. Большинство женщин пресмыкаются перед ним.
   Дэниэл смотрел на стоявшие по обе стороны от камина застекленные книжные шкафы с полками, заставленными разноцветными камнями. У него появилось чувство, что Филипп не любит Лауру, только видит в ней трофей, добычу, которую он принесет домой, как очередной редкий минерал в его коллекции.
   — Мы можем объявить о помолвке сегодня вечером.
   — Сегодня вечером?
   Она кивнула, и перья закачались у нее в волосах.
   — Мне кажется, трех месяцев вполне достаточно, чтобы приготовиться к свадьбе. Хотя я бы предпочла общепринятую годовую отсрочку, Филипп хочет, чтобы свадьба состоялась весной.
   Желания Лауры, очевидно, не имеют никакого значения. Чувства до боли сдавили его сердце при мысли о том, какая жизнь ожидает Лауру: бесконечный ад под ногтем у этой женщины, и ночи в объятиях человека, которого она не любит. Он хорошо знал такую жизнь. Он сам ее прожил.
   — Мы проведем церемонию в музыкальном зале дома Чандлеров.
   Непрошеные видения терзали Дэниэла: Софи и ее слова, эхом отдающиеся в его мозгу:
   «А Лаура — неужели она не заслужила того же, что и мы?»
   — Я думаю, что мы…
   — Я думаю, что мы подождем решения Лауры.
   Эстер вытаращила глаза.
   — Вы хотите сказать, что позволите девушке самой решать, как будет проходить ее свадьба?
   — Я хочу сказать, что позволю своей дочери самой решать, с каким человеком ей жить до конца жизни.
   Эстер прищурилась, ноздри раздулись, и она устремила на него пылающий взгляд.
   — Ее симпатии принадлежат этому кузену из Англии, не так ли?
   Дэниэл улыбнулся, чувствуя, как будто с его груди сняли тяжелый груз.
   — Похоже, что так.
   — Но она не найдет себе лучшего мужа, чем мой сын.
   — Пусть Лаура сама примет решение.
   — Послушайте-ка меня, Салливен! — Эстер схватила его за руку, когда он собрался уходить. — Весь город считает, что ваша дочь выйдет замуж за моего сына. И я не позволю вам делать из него посмешище.
   — На будущее я бы посоветовал вашему сыну воздержаться от похвальбы своими победами до того, как они свершились. — Он сбросил ее руку со своего предплечья.
   — Предупреждаю вас, Салливен! — крикнула Эстер ему в спину. — Я не позволю, чтобы ваша глупая дочь водила нас за нос!
   Дэниэл помедлил у двери, обернувшись к ней, и был потрясен, увидев в ее глазах ядовитую злобу:
   — Миссис Гарднер, не вам решать, как поступать моей дочери.
   — Посмотрим. — Она холодно улыбнулась. — Еще никто не перебегал мне дорогу.
   — Что касается меня, можете убираться к дьяволу, миссис Гарднер, — произнес Дэниэл, направляясь к двери.
   Он улыбнулся, услышав за спиной приглушенное проклятье.
   — Софи. — Дэниэл тихонько постучался в дверь ее спальни. — Открой мне.
   Софи натянула одеяло до подбородка, глядя сквозь лунный свет на запертую дверь и надеясь, что Дэниэл оставит ее в покое.
   — Софи, — позвал он, дергая дверную ручку. — Мне нужно поговорить с тобой.
   — Уходи!
   — Не уйду, пока ты не выслушаешь меня. — Он неистово тряс дверную ручку. — Ты либо впустишь меня, либо я вышибу дверь, перебудив всех в доме.
   Она прижала руку к горлу, чувствуя пальцами, как бешено пульсирует кровь.
   — Ты не посмеешь!
   — Считаю до пяти, а затем вышибаю дверь.
   Он такой упрямый, что, пожалуй, выполнит угрозу.
   — Раз!
   — Ты поранишься!
   — Открой дверь!
   — Нет!
   — Два!
   Софи скинула одеяло, и голубое шелковое покрывало упало на пол.
   — Ты ведешь себя, как ребенок!
   — Три!
   — Уходи! — Она поспешила к двери, дрожа от холода.
   — Четыре!
   Софи положила руку на дверную ручку.
   — Уходи!
   — Пять!
   — Не дури!
   — Софи, отойди от двери.
   — Ах ты упрямый… — Она щелкнула замком и распахнула дверь, столкнувшись с Дэниэлом как раз в то мгновение, когда он бросился вперед, выставив вперед одну ногу. — О Боже!
   Она отпрыгнула в сторону. Дэниэл ударился о пустоту с силой, которой хватило бы, чтобы сорвать дверь с петель. Он пролетел мимо нее, все еще одетый в вечерний костюм, хлопая руками, как птенец, выпавший из гнезда, и с грохотом повалился на ковер.
   — О Господи! — Софи подбежала к нему и опустилась рядом с ним на колени. — Дэниэл!
   Он лежал на боку, скорчившись, в потоке света, льющегося через открытую дверь.
   — О мой милый, — произнесла она, отводя волосы с его лба. — Ты ушибся?
   Он простонал, его густые ресницы задрожали.
   — Дэниэл, скажи что-нибудь! Пожалуйста, милый, не молчи!
   Он открыл глаза и нахмурился.
   — Итак, теперь ты хочешь со мной говорить.
   Она села на корточки, прижимая пальцы к губам, чтобы заглушить поднимающийся в ней истерический смех.
   Дэниэл поднял темные брови.
   — Ты думаешь, что это смешно?
   — Нет. — Она прижала руку ко рту, пытаясь подавить смех. — Конечно, нет, — пробормотала она.
   Дэниэл приподнялся, подпирая щеку рукой. На его губах появилась улыбка.
   — Ты обладаешь странным даром постоянно сбивать меня с ног.
   Он прикоснулся к ней, погладив ее щеку пальцами, и это прикосновение отдалось у нее внутри. На нее нахлынула теплая волна желания, заглушив ее смех, поднимая на поверхность стремление к нему, которое она так отчаянно пыталась похоронить.
   — Не надо, — прошептала она, отстраняясь от него.
   — Софи, я не позволю тебе уйти из моей жизни. Только не сейчас, когда я, наконец, нашел то, что искал всю свою жизнь.
   Она поднялась на ноги и отстранилась от него, держась подальше от желания, светившегося в его глазах. Но она не могла избавиться от желания, которое таилось в ней самой.
   — Я же сказала тебе, что все кончено. Он встал, потирая бедро.
   — Ты многое мне говорила. Только я еще не был готов слушать.
   — Я думаю, тебе лучше уйти.
   — Еще нет, — сказала он, приближаясь к ней, глядя на ее стройную фигуру.
   — Я начинаю кое-что понимать. — Он остановился так близко от нее, что ей казалось, что она чувствует, как исходящий от него жар согревает холодную комнату. — То, что происходит между нами, — редкое и драгоценное явление.
   Софи покачала головой.
   — Дэниэл, слова на меня не действуют. Я никогда не смогу жить с тобой, зная, что ты принудил Лауру к браку без любви.
   — А если бы я сказал Эстер Гарднер, чтобы она убиралась к черту, ты бы смогла жить со мной?
   Софи уставилась на него.
   — Но ты же ей этого не сказал?
   — Сказал. — Он улыбнулся, и на его правой щеке появилась ямочка. — Сказал, чтобы;
   она со своим драгоценным, напыщенным сынком катилась куда подальше.
   — Ox, — прошептала она. — И Лаура…
   — Она может выйти замуж за твоего красивого кузена, если хочет.
   — Дэниэл! — Она обхватила его руками за плечи. — Ты — чудо!
   — Если я сейчас чудо, то что ты скажешь, когда я сниму с тебя ночную рубашку? — он прижался губами к ее шее. — Я покажу тебе настоящее чудо, любимая.
 
   Коннор приподнялся на кровати, услышав звук открывающейся двери. Он понял, кто пришел к нему, еще до того, как увидел Лауру, входящую в полосу лунного света, струившегося через окна. Он чувствовал ее, ощущал ее переживания так же ясно, как чувствовал ненасытную страсть к ней, звеневшую у него в чреслах.
   Закрыв дверь, Лаура прислонилась к ней спиной. Она тяжело дышала, и ее грудь поднималась под белой фланелью ночной рубашки. Она стояла, прижавшись спиной к двери, с горлом, сведенным судорогой, устремив на Коннора свои прекрасные глаза, раздираемая желанием и всеми правилами приличий, которые определяли каждый день ее жизни.
   Коннор без единого слова откинул теплое одеяло и мягкую белую простыню, открывая рядом с собой пустое место. Лаура закрыла глаза, как будто сопротивляясь искушению. С ее губ сорвался тихий стон. А затем она бросилась к нему, тихо ступая босыми ногами по толстому ковру.
   — Лаура, — сказал он, обнимая ее, когда она легла в постель рядом с ним.
   — Обними меня, — прошептала она, обхватывая его шею руками. — Согрей меня.
   Он встал на колени, прижимая ее к своему обнаженному телу, зарывшись лицом в ее прекрасные волосы, вдыхая запах весенних цветов. Она дрожала от зимнего холода в его руках, и он гладил ее спину через мягкую белую фланель ночной рубашки, проводя рукой между волнами распущенных волос, спадавших ей до пояса, впитывая в себя ее дрожь.
   Скоро она согрелась, перестала дрожать и, отпустив его шею, отодвинулась и села на корточки.
   — Я не должна была приходить. — Она положила руки на его плечи, и легкое прикосновение холодных ладоней пронеслось ветерком над огнем, пылающим внутри него. — Не знаю, зачем я пришла.
   Он прикоснулся к ее губам, впитывая кончиком пальца тепло ее дыхания. — Не знаешь?
   Она улыбнулась. Ее улыбка говорила о жестокой внутренней битве и о победе, которую можно найти только в поражении.
   — Наверное, знаю.
   Он провел пальцами по ее щеке. Она казалась статуей в лунном свете, который превращал ее кожу в гладкий белый мрамор, но она была теплой и живой.
   — Я думала, что одной встречи с тобой мне будет достаточно. — Ее руки скользили по его груди.
   Он вздохнул, когда она легонько провела ногтями по его соскам, и его мышцы напряглись от удовольствия.
   — Но теперь мне стало ясно, что я еще сильнее хочу тебя. — Она глубоко вздохнула. — Ты — как волшебное снадобье. Один глоток — и я оживаю. Один глоток — и я снова жажду тебя и боюсь, что умру, если лишусь тебя.
   Он улыбнулся, гладя рукой ее мягкие волосы.
   — Я не исчезну. Я всегда буду с тобой. Она закрыла глаза, и ее лицо исказилось от боли.
   — Лаура, — прошептал он, прижимая ладонь к ее щеке, и проводя большим пальцем по уголку ее рта. — Что с тобой, любовь моя?
   — Ничего. — Она нагнулась вперед, дразня его теплом своего тела, проникающего сквозь мягкую белую фланель, пока он не почувствовал опьяняющее прикосновение ее груди. Она поцеловала его в плечо. — Кроме того, что я страдаю без тебя.
   — Так утоли свои страдания, любовь моя. Бери от меня все, что хочешь.
   Она прикоснулась к его плечу губами. Волосы спадали ей на плечи, щекоча его грудь.
   — Я хочу тебя. Сейчас и навсегда. Коннор откинул голову, и из его груди вырвалось разгоряченное дыхание, когда она скользила руками по его бедрам, покрывая поцелуями его тело.
   Она облизывала языком его сосок, пощипывая зубами чувствительный кончик, пока ее руки двигались по его животу.
   — Я хочу тебя всего, до последнего дюйма.
   Глухой звук вырвался из его горла, слившись со стоном ветра за окном.
   Коннор следил взглядом за ее дрожащими пальцами, расстегивавшими ночную рубашку. Белая фланель распахнулась, обнажив впадинку на шее и белый изгиб груди. Она опустила руки на колени. Ее грудь поднималась с каждым вдохом, дразня его. Она смотрела на него, как завороженная.
   Он сделал жест рукой, сопротивляясь искушению сорвать рубашку с Лауры.
   — Сними ее.
   Она облизала губы и одним изящным движением ухватилась за полу рубашки и потянула ее вверх, через голову. Ее волосы беспорядочно рассыпались по плечам, закрывая ее грудь, и розовые бутоны проглядывали из-под блестящего золотистого шелка.
   — Только тебя, Коннор, — прошептала она, потянув за медальон, висевший у него на шее. — Я хочу только тебя.
   Ее слова привели его на грань возбуждения.
   — Поцелуй меня, — попросила она, играя медальоном.
   Он обхватил ее руками, встретив ее губы, устремленные к нему. Она прижалась к нему открытым ртом, как будто умирала и он был живительным источником. Ее чувства передавались ему, наполняя его желанием, бурным, как река в половодье. Но он ощущал нечто иное — поток страха и боли, которые пронзали ее с каждым вздохом.
   — Все хорошо, — шептал он, прижимаясь к ее губам. — Не бойся ничего. Я никогда тебя не покину. Никогда.
   Лаура застонала. Она обняла его за шею, запустив руки ему в волосы, прижимая его к себе и целуя.
   Они упали на кровать. Ее соблазнительное тело обжигало его, как бледное пламя в лунном свете. Он дарил ей обещания вечного наслаждения, стараясь заглушить страх, который чувствовал внутри нее.
   Он покрывал поцелуями ее ключицы, опускаясь все ниже, нащупывая кончиком языка мягкий холм ее груди и обхватывая ртом розовый сосок. Она только тихо стонала и, запустив руки в его волосы, прижимала его ближе к себе. Лунный свет заливал ее обнаженное тело.
   Опьяняющий аромат возбуждения поднимался вместе с теплом ее кожи, дразня его чувства. Лаура лежала неподвижно, выжидающе, и мышцы ее бедер были напряжены, когда она ждала первого прикосновения его затвердевшей плоти.
   Он прикоснулся к ней. Она вцепилась руками в белые простыни, подняв вверх бедра в молчаливой мольбе, которую он не мог не исполнить. Ее кожи касался его древний золотой медальон — ключ, открывший ворота времени и доставивший его к ней.
   — Моя прекрасная Эдайна, — прошептал он, поднимая ее волосы и пропуская меж пальцев золотистые пряди, щекочущие его грудь холодным шелком.