Дайер Дебра. Возлюбленная колдуна

   Коннор кивнул, решив что об Эйслинг упоминать не стоит. Очевидно, этот Лорд Внутреннего Круга не знал об ограничениях целительных способностей Коннора, об этом изъяне, присущем всем Сидхе.
   — До тех пор, пока вы не пришли, я размышлял, не имеете ли вы какого-либо отношения к покушению.
   Остин нахмурился, и в его глазах вспыхнул гнев, который, как чувствовал Коннор, был направлен не на него.
   — Я не такой человек, чтобы стрелять в спину!
   — Нет. Я чувствую, что вы честный человек.
   — Однако я боюсь, что выстрел мог быть произведен одним из наших людей. — Остин сжал руки в кулаки. — Кем-нибудь, кого пугают ваши способности.
   — Потому что он сам не обладает этими способностями?
   — Вот именно. — Остин повернулся в сторону окон, и на его лицо упали солнечные лучи, освещая отпечатавшуюся в его чертах решимость. — И я намереваюсь им заняться.
   Коннор почувствовал родство с этим человеком. Хотя Остин Синклер родился через тысячу лет после Коннора, они были в каком-то смысле братьями; в их жилах текла кровь Туата-Де-Дананн. Но все же Коннор понял, что за тысячу лет его народ изменился.
   — Я заметил, что ваш врач полагается на медицину, а не на естественные целительные способности нашего народа.
   Остин нахмурился.
   — Он не владеет способностью исцеления.
   — Итак, все произошло так, как когда-то предсказала мудрая волшебница. — Коннор разгладил темно-синее одеяло, лежавшее у него на коленях. Синий кашемировый халат, в который он был одет, защищал его кожу от прохладного воздуха комнаты, но он не мог разогнать холодок, проникший в кровь Коннора, когда он понял, сколь многое потерял его народ. — Внутреннему Кругу ныне закрыт доступ к источнику силы.
   — Мы лишились большинства наших способностей.
   «Через тысячу лет останется только горстка людей, не забывших древнее знание, и их дети не будут даже подозревать, что они обладают „силой Матери-Земли“, — слова Эйслинг эхом звучали в его памяти.
   — Хотел бы я знать, навсегда вы лишились своих способностей, или же они только спят. — Коннор посмотрел на Остина, протягивая ему руку. — Не бойтесь меня, ослабьте свою защиту.
   Остин посмотрел на Коннора с мгновенным подозрением, даже следами страха — страха перед тем, что Коннор может найти у него внутри.
   — Вам так не хочется взглянуть на правду, скрытую внутри вас?
   Остин глубоко вздохнул и схватил руку Коннора.
   — Хорошо.
   Коннор закрыл глаза, собирая силу, которая обитала у него внутри, чувствуя, как она пробуждается и блестит, протекая через него.
   — Чувствуете?
   — Да, — прошептал Остин.
   — Поищите эту силу внутри себя. Откройтесь пульсу Земли, отдайтесь ему, чтобы он наполнил вас, пока ваше сердце не забьется в унисон с ним.
   Остин еще крепче сжал его руку.
   — Подставьте себя свету солнца, луны, звезд, чтобы он залил вас и наполнил вас. Пусть он пройдет через каждую клеточку вашего тела. Пусть он насытит вашу душу.
   Остин втянул в себя воздух со звуком, показавшимся чутким ушам Коннора таким же громким, как ветер, свистящий в трубе.
   — Не препятствуйте ему. Впустите в себя тепло. Ведь это ваше наследство. Остин ослабил хватку.
   — Откройтесь свету. — Коннор чувствовал, как расслабляется тело Остина, в которое проникает свет. — Пусть свет проходит сквозь вас. Вот так, отлично.
   — Прекрасно! — Остин шумно дышал. — Как прекрасно!
   Коннор открыл глаза, взглянув на Остина, который стоял, откинув голову и закрыв глаза, с кожей, пылающей в солнечном свете и с таким видом, будто получил благословение. Он отпустил его руку, улыбнувшись, когда Остин посмотрел на него с детским изумлением в глазах.
   — Кажется, сила только спала в тебе, брат мой.
   — Ты вернешься со мной в Авилон? Чтобы учить нас, помочь нам обрести утраченное?
   — Это соблазнительно, но ты должен знать, что я скоро женюсь. А моя невеста еще не знает, кто я такой.
   — Ты собираешься сказать ей?
   — Видимо, я должен это сделать. — Коннор прочувствовал, как сжалась его грудь при мысли о том, как Лаура может отозваться на его признание. — И, тем не менее, боюсь того, что может случиться, если я открою правду.
   Остин положил руку на плечо Коннора.
   — Поверь мне, брат мой, между мужчиной и женщиной, которую он любит, не должно быть никаких тайн.
   — Да, я тоже так считаю. Остается надеяться, что если она любит меня, то примет меня такого, какой я есть.
   Лаура остановилась, положив руку на бронзовую ручку двери в гостиную, и улыбнулась, увидев, как ее отец обнимает тетю Софи. Она тихонько выскользнула из комнаты, закрыв за собой дверь. Через две недели две пары встанут рядом и произнесут слова клятвы, которая свяжет их навсегда. Теперь все, что ей оставалось, — лишь поставить об этом в известность своего прекрасного будущего супруга.
   — Мисс Лаура! — остановила ее Меган. Лаура, повернувшись, увидела, что Меган стоит в нескольких футах от нее, крепко вцепившись крохотными ручонками в светло-синюю ткань ее платья. Она выглядела, как маленькая девочка, нашедшая на улице обломки своей любимой куклы.
   — Что такое, солнышко?
   Меган посмотрела на нее. В ее больших голубых глазах стояли слезы.
   — Бабушка сказала мне, что мистер Коннор ранен.
   — Не волнуйся. — Лаура опустилась на колени перед девочкой, положив руку на плечо Меган. — Он скоро поправится.
   — Правда-правда?
   Лаура поцеловала Меган в щеку, вдыхая сладкий запах лаванды.
   — Правда-правда.
   Меган захлопала в ладоши, улыбаясь так, как будто Лаура вручила ей самый лучший в мире подарок.
   — Я так и знала, что он выздоровеет!
   Лаура улыбнулась.
   — Ты была уверена?
   Меган кивнула, и густые темные кудри запрыгали по ее крошечным плечам.
   — Я знала, что он поправится, потому что ангелы не умирают!
   Лаура теребила пышные темные локоны Меган.
   — Ты думаешь, что мистер Коннор — ангел?
   Меган кивнула с самым серьезным видом.
   — Я не думаю, я знаю.
   Лаура подумала о любимом человеке с глазами цвета яркого неба, который ждал ее в соседней комнате.
   — Я тоже знаю.
   — Значит, он рассказал вам о том, что вылечил мне глаза?
   У Лауры дыхание замерло в груди.
   — Твои глаза?
   Меган кивнула.
   — Он прикоснулся к моей голове, и его руки были теплыми-теплыми. Я открыла глаза и увидела его. И я поняла, что он — ангел.
   Не может быть! Просто не может быть!
   — И он вылечил тебе глаза?
   — Он сказал мне, чтобы я никому не говорила. — Меган нахмурилась. — Но я подумала, что вы тоже знаете.
   У Лауры появилось ощущение, будто она грохнулась на землю. На коже под платьем выступил холодный пот.
   — Я плохо поступила, что открыла секрет?
   — Нет. — Лаура глотала ртом воздух, как тонущий человек, который борется за жизнь. — Нет, ты все сделала правильно, Меган.
   Меган своей теплой ручкой дотронулась до холодной щеки Лауры.
   — Вы чем-то расстроены?
   Лаура выдавила улыбку.
   — Ничего. — Она поднялась. Ноги ее дрожали. — Мне нужно идти. Я должна поговорить с мистером Коннором.
   Лаура шла к комнате Коннора, как будто брела в густом тумане. В ее мозгу вертелись вопросы вместе с ответами, которые слишком пугали, чтобы признать их. Но от правды не убежишь. Если ее подозрения перейдут в уверенность, тогда все, что случилось после прибытия Коннора, в том числе ее собственное скандальное поведение, имеет смысл, за всем лежит жуткая, искаженная логика, с которой ей предстоит ужасная встреча.
   Когда она вошла в спальню Коннора, он стоял у окна, а на полу у его ног лежал Цыган. Коннор обернулся в столбе света, лившегося через окно, улыбнувшись при виде Лауры.
   — Ты так давно не приходила, любимая. — Лаура прижалась спиной к закрытой двери, глядя на него, на его безупречные черты, освещенные лучами солнца, на его сильную высокую фигуру, прикрытую мягким голубым кашемиром. Он был мечтой во плоти. Принцем, сошедшим со страниц волшебной сказки. Викингом, проделавшим путь в тысячу лет, чтобы добиться ее руки. Но был ли он человеком?
   — Лаура, в чем дело, любовь моя? — Он подошел к ней, и на его лбу появились морщины. — Что случилось?
   Как мог человек остаться в живых после такой раны? Вот он направляется к ней большими, легкими шагами, как лев, рана которого оказалась всего лишь царапиной.
   Она подняла руку, когда он подошел совсем близко.
   — Прошу тебя, не прикасайся ко мне.
   Она не могла ни о чем думать, когда он дотрагивался до нее.
   Коннор остановился в нескольких футах от нее.
   — Что с тобой?
   Она облизала сухие губы.
   — Мне нужно знать…
   Боже, помоги! Это не может быть правдой!
   — Что именно?
   — Меган сказала мне, что ты вылечил ее глаза.
   Он устремил на нее неподвижный взгляд, не мигая, как человек, которому вынесли давно ожидаемый приговор.
   — Это правда?
   Умоляю тебя, скажи, что это неправда! Пожалуйста, скажи, что между нами ничегоне изменилось!
   — Правда.
   У Лауры все сжалось внутри, как от удара.
   — Кто ты?
   — Я — человек, Лаура. Человек, который любит тебя всей душой и сердцем.
   Лаура покачала головой.
   — Ты же не человек, верно? Он набрал в грудь воздуха и выпустил его долгим вздохом.
   — Я — человек, но не такой, как ты.
   — Ты — ведьмак. — Она еще крепче прижалась плечами к крепкой дубовой двери. — Или чародей, или как там называют людей, занимающихся магией.
   — Я — один из Сидхе. Мой народ — Туата-Де-Дананн.
   — Боже мой! — Лаура прижала ладонь к губам, пытаясь удержать болезненный стон, который родился в ее груди и поднялся к горлу.
   — Лаура, во мне нет ничего ужасного.
   Она поморщилась, когда его пальцы осторожно прикоснулись к ее руке.
   — Не прикасайся ко мне!
   Черты его лица исказились от боли. Он отступил на шаг, как будто это могло уменьшить ее страхи.
   — Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, — прошептал он глухим, напряженными голосом. — Ты — мое сердце.
   — Ты управлял моим сознанием, не так ли?
   — Никогда.
   — Ты влиял на мои мысли, околдовал меня.
   Он улыбнулся, но его улыбка была полна боли, которую Лаура ощутила так же ясно, как боль в своей груди.
   — Любовь моя, я никогда не пытался околдовать тебя.
   — Я чувствовала что-то странное с того мгновения, как ты появился в нашем доме, какое-то необъяснимое влечение, вот здесь. — Она постучала кулаком по сердцу. — Как будто меня тянуло к тебе против моей воли. И теперь я знаю, почему.
   — То, что ты чувствуешь, — то же самое влечение, которое привело меня к тебе. Это заклятье старо, как время. И гораздо более прекрасно, чем любые заклинания моего народа. Это заклятье любви.
   — Заклятье чудовища.
   — Взгляни на меня, Лаура. — Коннор вытянул руки в стороны, широко расставив пальцы. — Я похож на чудовище?
   Его черные волосы окаймляли лицо, локон падал на гладкий лоб, шелковистые пряди беспорядочно вились у шеи. Он смотрел на нее живыми синими глазами — такой красивый, слишком красивый для смертного человека.
   — Убирайся из этого дома! И из моей жизни!
   — Лаура, не надо так говорить.
   — Убирайся туда, откуда ты пришел! И покинь мои сны!
   Она распахнула дверь и убежала, захлопнув дверь за собой. Но бежать ей было некуда — боль осталась с ней, глубоко внутри ее существа, как будто ее разбили на множество осколков, которые невозможно собрать снова. Лаура бежала по коридору, чтобы найти убежище в своей спальне, где она упала на мягкое одеяло, покрывающее кровать, и разрыдалась.
   Коннор смотрел на дверь, не в силах пошевелиться. Ему казалось, что все силы покинули его и жизненная энергия убывает сквозь трещину, расколовшую сердце. Тихо прошелестел ветерок, как листья, трепещущие в теплый летний день. На него нахлынул запах пряностей и вереска, и он понял, что в комнате есть кто-то, кроме него.
   — Я не думала, что она отвергнет тебя, — прошептала Эйслинг, кладя руку ему на плечо. — Я ошибалась.
   — Мне нужно время, вот и все.
   — Пойдем, сумрачный воин, пора домой.
   — Нет. — Он взглянул на нее, увидев сочувствие в ее голубых глазах, и понял, как сквозь него протекает ее любовь. — Я не могу уйти.
   Эйслинг покачала головой.
   — Ты ничего не добьешься, если останешься.
   — Я не признаю поражения. — Коннор стиснул зубы. — Нет, Эйслинг, только не это. Ведь я сражаюсь за свое будущее.
   — Ты жил зачарованной жизнью, мой прекрасный воин. — Эйслинг печально улыбнулась, ее глаза были полны тревоги за него. — К тебе никогда не прикасалась холодная рука поражения. И я знаю, что ты останешься, чтобы продолжать борьбу. Но знаю я и то, что ты должен уйти, чтобы победить.
   — Уйти? Ты просишь, чтобы я сбежал, как трус. Каким образом это принесет мне победу?
   — Забудь о своих привычках викинга и доверься мне, — прошептала она.
   — Я не уйду отсюда. Не проси меня об этом.
   — Я — не полукровка. Ты должен понимать, что твоя сила не сравнится с моей.
   — Я должен остаться. Я должен доказать ей, что я — не чудовище. Я должен доказать ей, как сильно я люблю ее.
   — О, мой милый! — Эйслинг прижала ладони к его щекам. — Ты подарил ей свое сердце, свою душу, самую лучшую, какая только может быть. А она все равно отворачивается от тебя. Она не стоит тебя.
   — Я знаю, что она любит меня; я чувствую это здесь, — сказал он, прижимая руку к сердцу. — Я провел с ней слишком мало времени. Еще немного — и я научу ее не только любить, но и доверять.
   — Она только сильнее разозлится, если ты останешься.
   — Я не могу ее покинуть.
   — К победе не всегда ведет прямой путь. — Эйслинг взяла его под руку. — Идем.
   Медальон на его груди, около того места, где находилось разбитое сердце, нагрелся.
   — Нет!
   Эйслинг щелкнула пальцами, и они исчезли. Залитая солнечным светом комната опустела.

Глава 26

   Остин Синклер стоял на каменных плитах в оранжерее Генри Тэйера и любовался нежной белой орхидеей, внимательно рассматривая, как бледные розовые прожилки бегут по изогнутым лепесткам, и не пропуская ни одной точечки пыльцы на изящном желтом пестике, как будто до этой минуты никогда в жизни не видел орхидею.
   Аромат цветка долетал до него по воздуху, который прилипал к коже, как мокрый шелк. Все его чувства были более обострены, чем когда-либо в жизни, благодаря силе, текущей в нем, хотя от бурного потока тепла и света, который он ощущал, когда Коннор взял его за руку, остались только бледные воспоминания.
   — Вы говорите, что кто-то стрелял в Сидхе?- Фрейзер Беннетт пошевелился в плетеном кресле, заскрипевшем под его тяжестью. — Он выживет?
   — Да, выживет. — Остин взглянул на Фрейзера, который вместе с Генри сидел за круглым плетеным столом в нескольких футах от него. — И я уверен, ему будет очень интересно узнать, кто в него стрелял.
   Фрейзер отхлебнул чай из чашки.
   — Вы думаете, он начнет розыски? Остин гладил пальцами нежные лепестки орхидеи.
   — Фрейзер, если бы вас пытались убить, вам не было бы интересно узнать, кто на вас покушался?
   — Конечно. — По щеке Фрейзера сбегала струйка пота. — У вас есть какие-нибудь догадки, кто мог это сделать?
   — Есть. — Остин улыбнулся, глядя на Фрейзера и пытаясь проникнуть за его защиту. — А у вас?
   — Это мог быть грабитель. — Фрейзер опустил глаза. — А может быть, Филипп Гарднер захотел избавиться от соперника.
   — А может быть, некто захотел «уничтожить угрозу», — добавил Остин тихим и ровным голосом.
   Фрейзер вскинул голову и посмотрел на Остина расширенными глазами.
   — Неужели вы полагаете, что это сделал я? Остин беззвучно подошел к столу.
   — Фрейзер, где вы были сегодня утром? Фрейзер взглянул на Генри, который сидел, оперевшись подбородком на руки, и безразлично смотрел на них.
   — Спал в своей кровати.
   — Экономка сказала мне, что видела, как вы выходили из дома на рассвете, — сообщил Остин.
   — Правда? — Фрейзер ослабил узел белого галстука. — Я понятия не имел, что было так рано. Я плохо сплю и часто выхожу гулять, когда меня что-нибудь беспокоит.
   Остин положил руки на спинку плетеного кресла, не сводя с Фрейзера ледяного взгляда.
   — А беспокоило вас присутствие Туата-Де-Дананн в Бостоне.
   — Да, совершенно верно. — Фрейзер достал носовой платок и вытер пот с губ. — Но я не пытался убить его.
   Остин обхватил пальцами спинку кресла.
   — Куда вы ходили утром?
   — Гулял.
   — По Общинному Лугу?
   — Нет. — Фрейзер вытер пот со лба. — Я ходил к реке.
   — Вы видели Коннора? Фрейзер отрицательно покачал головой. Остин мгновение разглядывал его, не в силах прочесть чувства, скрытые за темной стеной в душе Фрейзера.
   — Коннор обладает потрясающей способностью читать мысли людей. Я уверен, что он захочет встретиться с вами, когда окончательно поправится.
   Фрейзер поцокал языком.
   — А я не хочу с ним встречаться.
   — Если он решит с вами встретиться, Фрейзер, — Остин улыбнулся, — у вас вряд ли будет выбор.
   — Генри, а мне казалось, что операцию возглавляете вы. — Фрейзер переместился на самый край кресла, как будто хотел сбежать. — Вы так и собираетесь сидеть и позволять этому человеку угрожать мне?
   — Фрейзер, если вы невиновны, то вам нечего бояться. — Генри склонил голову, прижав губы к пальцам. — Если же вина лежит на вас, то сомневаюсь, что на земле отыщется место, где вы сможете спрятаться от чародея.
   — Я не собираюсь быть принесенным в жертву этому чудовищу. — Фрейзер встал, ударившись о стол, отчего задребезжали чашки на блюдцах. — Я возвращаюсь в Авилон.
   — Уверен, что правящий совет задаст вам несколько вопросов, — сказал Остин. — Особенно после того, как там получат мой доклад.
   — Совет мне не страшен. — Фрейзер повернулся и направился к двери, ведущей в библиотеку Генри, нырнув в густые заросли. Банановые и пальмовые листья закачались за его спиной.
   Генри откинулся в кресле.
   — Вы действительно полагаете, что в Коннора стрелял Фрейзер?
   — Я не уверен. — Остин улыбнулся. — Но я знаю, что правящий совет сумеет выяснить правду. И я намереваюсь приложить к этому все усилия.
   —Я не понимаю… — Софи недоуменно смотрела на Лауру. — Почему ты передумала?
   — Я поняла… — Лаура отвернулась от тетки, пытаясь найти слова, чтобы объяснить необъяснимое. Как она объяснит, что полюбила человека, который вовсе не человек? Она опустилась в кресло-качалку около камина в библиотеке и уставилась на огонь, пылающий в камине. — Я поняла, что сделала ошибку.
   — Ошибку? Сегодня утром ты с нетерпением ждала свадьбы с Коннором. А вечером мы узнаем, что свадьба отменяется.
   Поленья трещали, пожираемые огнем. Красные, оранжевые и желтые языки лизали обуглившееся дерево. Лаура протянула руки к камину, пытаясь растопить мороз в своей душе, обжигающий лед, в который превратились обломки разбитых надежд, безжизненно давящие на сердце.
   — Я просто поняла, что нам с Коннором нельзя быть мужем и женой.
   Софи взяла своими теплыми руками холодные руки Лауры.
   — Посмотри на меня, дорогая.
   Лаура мгновение колебалась, но потом взглянула на Софи. Пламя мерцало на лице тетки, высвечивая каждую морщинку беспокойства, прорезавшую ее лоб.
   — Пожалуйста, не смотри на меня так озабоченно. Я в полном порядке.
   Софи крепко стиснула руки Лауры.
   — Что заставило тебя передумать?
   Лаура смотрела на камею из слоновой кости, прикрепленную к малиновому платью на груди Софи.
   — Я поняла, что Коннору нет места в этом веке и в моей жизни.
   Софи нахмурилась.
   — Ты чего-то не договариваешь.
   Лаура вырвала руки из теплых ладоней Софи.
   — Я не хочу об этом говорить.
   — Понятно. — Софи отвела взгляд от Лауры, посмотрев на старинные часы на стене, и ее губы задрожали. — Ты мне не доверяешь.
   — Не в этом дело.
   — А я думала, что мы стали близкими друзьями.
   Лаура потерла пальцами виски, чувствуя, как стучит в венах кровь.
   — Я не могу выйти замуж за Коннора, потому что… он не человек, — произнесла она шепотом.
   — Как ты можешь говорить такие слова?!
   — Он сам признался. Он колдун или что-то в этом роде.
   — Колдун? …
   Лаура кивнула:
   — Это он вылечил глаза Меган.
   — Господи помилуй! — Софи прижала пальцы к губам, ее глаза широко раскрылись, как у ребенка утром в Рождество. — Он обладает удивительным даром. Подумать только, он сумел вернуть маленькой девочке зрение!
   Порыв ветра ударил в окно, швырнув в стекла снегом. Лаура потерла ладони.
   — Он влиял на мой разум.
   — Не верю.
   — Но это так. Он наложил на меня какое-то заклятье, и я превратилась в совершенно другую личность. Он вторгается в мои сны, внушает мне самые распутные мысли и фантазии. — Лаура обхватила себя руками, сгорбив плечи от боли, которую доставляли ей воспоминания. — Ты не представляешь себе, какими постыдными вещами я занималась.
   Софи откинула прядь волос с лица Лауры, окутывая ее запахом летних роз, испарявшимся вместе с теплом с ее кожи.
   — Пожалуй, представляю.
   Лаура смотрела на огонь, стыдясь поднять глаза на Софи, стыдясь показать правду, таящуюся в них, — эти мгновения с Коннором были самыми счастливыми в ее жизни. Она пыталась отыскать в себе стыд, но находила только боль, мучительное вожделение к Коннору — доказательство того, как сильно она подпала под чары колдуна.
   — Я позволяла ему то, что не позволит себе ни одна приличная женщина. Я больше не… девственница.
   Софи положила руку на плечо Лауры.
   — В том, что происходило между тобой и Коннором, нет ничего стыдного, если вы любите друг друга и собираетесь провести вместе всю оставшуюся жизнь.
   — Разве вы не видите? — Лаура старалась справиться с горькими слезами, щиплющими ей глаза. — Он околдовал меня. Только так я могу объяснить мое поведение в последние дни. И только так я могу объяснить свои нынешние чувства. Меня как будто разрывают на части.
   — Я могу назвать другую причину. — Софи погладила тыльной стороной ладони холодную щеку Лауры.
   — Какую?
   — Любовь.
   «То, что ты чувствуешь, — то же самое влечение, которое привело меня к тебе… заклятье любви», — эхом звучали в ее памяти слова Коннора. Лаура закрыла глаза, пытаясь отогнать видение его лица с прекрасными, синими глазами, в которых сверкала причиненная ей боль. Но это видение обжигало ей память.
   — Это не может быть любовью.
   — Почему? Потому что тебе больно? Лаура кивнула.
   — Такова любовь, мое милое дитя. Ничто иное не может так сильно жечь душу, как боль любви, не находящей ответа.
   — Это самое настоящее колдовство. Он околдовал меня каким-то темным заклинанием. — Лаура вздрогнула от мрачного завывания ветра за окном. — Он не человек. Он — чудовище. Он — какое-то неизвестное существо.
   — Чудовище? Неизвестное существо? — Софи с удивлением смотрела на Лауру. — Как ты можешь говорить такие слова об этом милом молодом человеке? Ты видела его сегодня утром. Ты обнимала его, чувствовала рукой тепло его крови, рыдала, думая, что он может умереть. Как ты могла сидеть у его постели, а теперь говорить, что он не человек?
   — Человек умер бы от такой раны.
   — Я согласна, Коннор иной, чем мы, и способности у него иные. Но неужели это делает его чудовищем?
   Как чудовище могло прикасаться к ней с такой нежностью? Как чудовище могло смотреть на нее небесно-синими глазами? Лаура покачала головой, отвергая все, кроме того, что он заставил ее чувствовать сейчас, — что она умрет, если расстанется с ним.
   — Да, у него есть способность околдовать меня.
   — А я? Я тоже чудовище?
   — Вы? — Лаура недоуменно взглянула на тетю. — Конечно, нет.
   — Но я тоже умею колдовать. — Софи пожала плечами, и на ее губах появилась застенчивая улыбка. — Может быть, очень неважно, но я тренируюсь.
   — Это другое дело.
   — Почему? Не знаю, может быть, нужно поведать твоему отцу о моей истинной природе, чтобы ему потом не пришлось сожалеть, что он женился на ведьме.
   — Тетя Софи, нет! — Лаура схватила Софи за руку. — Вам нельзя говорить ему правду!
   — Ну и ну. — Софи вздернула подбородок. — Ты думаешь, что он может отказаться от меня?
   — Трудно сказать, как он поступит.
   — Если он любит меня, он примет меня такой, какая я есть. — Софи глубоко вздохнула, расправив стройные плечи. — Не думаю, что у супругов могут быть какие-то тайны друг от друга. Наверно, пора сказать ему правду.
   — Пожалуйста! — Лаура схватила Софи за руку. — Не делайте этого!
   — Подожди здесь, — Софи похлопала Лауру по руке. — Я хочу, чтобы ты осталась и оказала мне моральную поддержку.
   — Дэниэл, садись и послушай, что я тебе скажу, — пригласила Софи, указывая на кресло напротив Лауры.
   Его лоб прорезали хмурые морщины.
   — В чем дело, Софи?
   — Пожалуйста, сядь.
   — Ну хорошо. — Он устроился в кресле, обтянутом шелком в белую и бордовую полоску, с видом человека, вызванного свидетельствовать в суде. — Судя по всему, дело серьезное.
   Софи прижимала книгу заклинаний к груди, про себя молясь, чтобы Дэниэл все понял. Боже мой, он обязан понять! Она не могла потерять его — только не сейчас, после стольких лет ожидания!
   — Да, серьезное.
   Дэниэл почесал шею, взглянул на Лауру и снова на Софи.
   — Может быть, ты передумала, любимая?
   — Никогда!
   Тогда он улыбнулся, и на правой щеке у него появилась ямочка.
   — Значит, в чем бы ни было дело, все не так ужасно.