Де Чарльз. Лунное сердце

   — Ее собственный тотем. А ты?
   — Ворона, — тихо ответил Киеран. — Я вижу в тебе ворона.
   Как только он мысленно произнес эти слова, огромный клубок теней приобрел более определенную форму. Киеран вздрогнул, но теперь уже не от страха. Он взглянул вверх на эти огромные черные глазищи, увидел рога, украшающие гигантскую птичью голову — они были кремовато-белые на фоне черных перьев, — и снова вздрогнул.
   — Запомни мой облик, — прокаркал его тотем. — Подними руки.
   Киеран послушался. Он поглядел на себя и увидел, что его руки укорачиваются, а пальцы удлиняются. Между ними возникают кожистые перепонки, ряд за рядом он обрастает перьями. Спина у него сгорбилась, подбородок исчез, а нос и рот превратились в клюв. Глаза сдвинулись. На груди и спине появилось облако пуха, из которого выросли густые черные перья. Киеран неуверенно ковылял на новых тонких ножках, пока перья хвоста не помогли ему сохранять равновесие. И все это время внутри у него звучала странная музыка — барабан, выстукивавший не ритм, а скорее мелодию, и даже почти со словами.
   — А теперь вперед, — сказал его тотем. — Давай вместе.
   Тотем распростер огромные крылья, закрывшие небо над их головами. Ветер, поднявшийся от взмаха этих чудовищных крыл, тащил и подталкивал Киерана, пока тот не споткнулся и не раскинул руки, чтобы не упасть, и только тут понял, что рук нет, вместо них появились крылья. Крылья наполнились ветром, и Киеран поднялся в воздух.
   — Научись Вороньему Танцу, — сказал тотем.
   Киеран посмотрел вниз. Nom de tout! Он в воздухе! Умеет летать! Ну и ну! Он поискал глазами Ха-кан-ту, но на вершине горы никого не оказалось. Он громко позвал ее по имени, но вместо своего голоса услышал хриплое карканье, унесенное ветром.
   — Где Ха-кан-та? — спросил он у тотема.
   Длинное крыло показало на склоны горного кряжа, над которым произошло превращение Киерана. Он увидел там двух медведей, играющих в снегу на склоне, они резвились, как щенки.
   — Вперед! — снова сказал ворон.
   На этот раз он опустил крылья, и ветер понес его дальше. Подражая ему, Киеран сделал вираж, ощутил, с какой силой его плечи сопротивляются ветру, почувствовал, как ветер раздувает его перья, и познал, что такое покой дикой природы. Тотем Киерана прокаркал, словно гром прогремел, и оба, отдавшись воздушным течениям, быстро заскользили вперед.
   «Ничего не жди», — сказала ему Ха-кан-та. А следовало сказать: «Жди чего угодно!» — подумал Киеран.
   Он хрипло крикнул еще раз и услышал, как отозвалось ему эхо, которое ветер унес к горам. Никогда ничего подобного Киеран не переживал. Мало того, что изменилось его тело, мало того, что оно приобрело новую форму, он почувствовал еще возникновение мистической связи между собой и огромным вороном, за которым он летел. Теперь он понял, что имела в виду Ха-кан-та, когда сказала, что ее тотем живет в ее сердце. Глубоко внутри. Теперь Киеран никогда не будет один.
 
   Они летели так далеко, как позволяло небо. Но наконец приземлились на скалистой вершине с такими крутыми склонами, что взобраться на них было бы невозможно, но зато опуститься сверху оказалось легко. Киеран снова преобразился, обрел прежнее тело, и его тотем тоже стал человеком. Высокий, он гордо стоял на скале, в его черных волосах запутались перья.
   — Ты беспокоишься, — сказал тотем. — И уже давно.
   На Киерана нахлынули воспоминания, и, чувствуя, что у него подкашиваются ноги, он сел на скалу.
   — Я… убил человека, — признался он. — Невинного человека.
   — Знаю. И хотя может показаться, что ты не отвечаешь за этот поступок, тебе все равно придется стыдиться его. Жизнь бесценна, любая жизнь. Но твое беспокойство уходит корнями глубже.
   Киеран согласно кивнул:
   — К тому времени, как исчез старик.
   — Еще глубже, — печально улыбнулся тотем. — Ты избрал неверный путь. Потерял много драгоценных лет. Путь барда — не твой путь!
   — Что ты имеешь в виду? — удивился Киеран. — Я люблю музыку…
   — Музыку — да. Но это не твой Путь, несмотря на то что ты кое-чего достиг на нем. Твой Путь — это Путь шамана. Путь мага, хотя магия не будет для тебя главной. Интуиция, а не ритуал. Понимаешь?
   Киеран покачал головой. Что толку спорить? Он был достаточно знаком с разными аспектами Пути и понимал, что тотем может быть только у шамана.
   — Ты очень сильный, — сказал тотем. — Ты мог бы достигнуть больших высот и сделать много добра для других, но и для себя тоже.
   — Если… если я смогу победить Мал-ек-у?
   — Что тебе даст еще одна смерть?
   Киеран медленно кивнул. Он до сих пор не оправился от того, что убил человека.
   — Ничего, — тихо ответил он.
   — Вот именно.
   — Но что мне делать?
   — Расти.
   — А Том? Что с ним? И с Сарой?
   — Научи их, как защищаться от самих себя.
   Киеран снова кивнул. От этого движения у него слегка закружилась голова, и он крепко ухватился за камень, на котором сидел.
   — Тебе пора возвращаться, — сказал тотем. — Теперь, если возникнет необходимость, ты знаешь, как со мной встретиться?
   — Танец Ворона. Я должен приспособить свою «тоу» к твоему танцу.
   — Именно так.
   На лице старика, в которого теперь превратился его тотем, блеснули темные глаза.
   — Скажи моей дочери Ха-кан-те, — проговорил он, — скажи ей, что гнев ей не идет. Так же как он не идет и тебе, сын мой. Твори добрые чудеса, не занимайся колдовством.
   — А Мал-ек-а? Как быть с ним?
   — С ним разберутся те, кого это касается.
   — А что… что, если я не смогу остановить ни себя, ни Ха-кан-ту от погони за ним?
   — Ты сделаешь то, что должен, — ответил тотем. — Но прежде чем отправиться на охоту, подумай. Одно существо ты уже погубил. Хочешь отвечать за гибель других?
   — Нет, — сказал Киеран. — Но я научился защищать себя.
   Его тотем горько улыбнулся:
   — Может быть, ты усвоил этот урок даже слишком хорошо. Бьешь, как удар грома. Действуешь поспешно и руководствуешься интуицией, а не рассудком.
   — Но ты же сам сказал, что я должен слушаться интуиции.
   — Именно. Однако прежде чем действовать, подумай.
   — Но…
   — Тебе пора возвращаться.
   Тотем нагнулся над ним, распростер руки. Его руки сразу превратились в огромные крылья, черные и сильные. Киеран ощутил, как гора уходит из-под ног.
   Навести меня еще раз, — прошептал голос у него в мозгу. — Теперь ты знаешь дорогу. Я еще столько всего могу показать тебе, но времени всегда так мало…
   Этот шепот эхом отозвался где-то в самых дальних уголках его мозга, Киеран так же ясно услышал его, как собственное сердцебиение. До него снова донесся звук барабана Ха-кан-ты. Киеран открыл глаза и увидел ее. Действие наркотика, благодаря которому он летал по небу, еще продолжалось, отбрасывая волшебный свет на лицо Ха-кан-ты.
   — Ты уходил далеко, — сказала она, и ее голос прозвучал, как тихий звон колокольчиков.
   В горле у Киерана пересохло, он хрипло ответил ей:
   — Чем ты меня угостила?
   — Средством, которым пользуются шаманы, — ответила Ха-кан-та, — чтобы отправиться в путешествие.
   — Грибы. Магические грибы?
   Ха-кан-та кивнула. Она сняла руки с барабана, на Поляне воцарилась тишина. Ха-кан-та закрыла лицо руками.
   — Я видела, как ты летел, — сказала она. — Высоко над моей головой, а в это время мы с моим тотемом играли в снегу.
   — Ты говорила, что мне надо научиться Медвежьему Танцу.
   — Я так думала, но ошиблась. Твой учитель тоже ошибался. У тебя собственный тотем, мой воин.
   — Я не воин. Он… ворон сказал, что мы с тобой больше не должны преследовать Мал-ек-у.
   — Знаю. Мой тотем тоже сказал мне это. Но мы по-прежнему можем быть вместе.
   — Думаешь, нам следует продолжать?
   Ха-кан-та покачала головой. Она протянула руки к его лицу, чтобы потереть ему виски.
   — Давай отложим этот разговор до другого раза. Я с удовольствием разучила бы с тобой другой танец, Киеранфой. Сегодня вечером мы унеслись далеко и часть пути проделали вместе. Сейчас наши души близки друг другу. У моего народа есть танец, его танцуют под одеялами. Ты знаком с этим танцем?
   Ха-кан-та отняла руки от лица Киерана и стала распускать косы. Она встряхнула длинными волосами и снова наклонилась, черное облако прядей упало ему на лицо. Ха-кан-та легко коснулась губами его губ.
   Киеран привлек ее к себе. В его душе еще звучали песни гуляющих высоко над землей ветров и взмахивающих крыльев. Все это сливалось с сумеречными воспоминаниями о чем-то первозданном и сильном. Ха-кан-та прильнула к Киерану, и он почувствовал, что она улыбается.

Глава седьмая

   — Холодно! Ух, какой холод!
   Томас Хенгуэр открыл глаза, но взгляд у него был отсутствующий. Если Томас и видел, то явно не то, что видели окружавшие его. Так может смотреть человек, погруженный в свою собственную версию ада. Он дрожал от внутреннего холода, но его лоб покрывала испарина. Такер не мог ничего от него добиться, старик только повторял: — Холодно! Какой холод!
   — Что с ним? — Инспектор поднял глаза на Тропмана. — Что с ним?
   — Я бы сказал, сильный шок, — пожал плечами Тропман. — Травма в результате тяжелых телесных повреждений, хотя…
   Он не докончил фразу, но Такер понял. Казалось, раны на лице старика были по меньшей мере двухнедельной давности.
   — Сколько времени он уже в таком состоянии? — спросил Тропман.
   — Минут пятнадцать, — ответила Салли. — Мне не хотелось бросать его одного, но потом… В общем, ему становилось все хуже. Я накрыла его еще одним одеялом и не знала, что же делать дальше.
   Она кинула быстрый взгляд на Джеми, и он ободряюще кивнул.
   — Вы все правильно сделали, — сказал он.
   — Наверное, надо было принести ему грелку. — Давайте я принесу, — предложил Байкер.
   — Когда мы его нашли, инспектор, а это было сразу после того, как вы уехали, — сказал Джеми, — у него на лице были не шрамы, а открытые раны. Они заживали прямо у нас на глазах.
   — Ну, даже если он способен к самоисцелению, — сказал Тропман, вставая с края кровати, — мы должны отправить его в больницу.
   Словно услышав волшебное слово, приводящее в чувство, Том шевельнулся. Такер увидел, что глаза старика больше не кажутся остекленевшими. Взгляд выражал боль, но впервые с тех пор, как все они собрались в этой комнате, стало ясно, что Том их видит.
   — Не надо… в больницу, — прохрипел он.
   «У него глаза человека, перепуганного насмерть», — подумал Такер.
   — Вы больны, — сказал Тому Тропман, снова присаживаясь на край кровати. — Вам необходима медицинская помощь.
   — То, что со мной… ни один… доктор… не исправит. — Глаза у него снова затуманились, и по телу пробежала дрожь. Старик, борясь с болью, с трудом заставлял себя говорить. — Мне нужно еще немного времени. Совсем немного. Тогда я избавлюсь от нее. От тени.
   — От тени? — Такер опустился на колени у кровати, приблизив лицо к самым губам старика. — От какой тени?
   — От тени смерти… Смерть оставила… во мне… темный след… Только Дом… может меня защитить… Но скоро… и он не сможет… Если вы лишите меня… Дома… я не переживу эту ночь.
   — О чем он? — обратился к присутствующим ничего не понимающий Такер.
   Тропман пожал плечами и посмотрел на Джеми.
   — Я уже говорил вам, — напомнил Джеми. — Он считает, что на него покушается бард Талиесин из Уэльса. Давно умерший валлийский бард. Ну, тот, о котором Уильямс ^[90]написал поэму. А больше я ничего не знаю.
   — Инспектор говорил мне о ваших соображениях, — сказал Тропман. — Но это как-то…
   — Нет, — вдруг еле слышно произнес Том. — Это не бард! Я ошибался. Мой враг… куда страшнее. Он чуть не убил меня в Ином Мире. Застиг… врасплох. И убил бы, если бы я… не перенес себя… сюда. Я оставил вместо себя чучело… из сучков и глины. Но надолго это его… не отвлечет. О, как холодно…
   — Но кто же ваш враг? — добивался Такер. — Кто вас так изувечил? Скажите, и мы его схватим.
   Не страдай он так от боли, Том расхохотался бы. Он попытался снова объяснить, кто его преследует, но от боли и холода слова путались и он повторял одно и то же.
   — Только не в больницу, — просил он. — Я чувствую, он близко. Скоро явится, и тогда меня никто не спасет. Ох, как холодно… Киеран, скажи…
   Такер встал.
   — Ну, что будем делать, Дик? — спросил он.
   Тропман дернул себя за мочку уха. Переводя глаза с инспектора на Тома, он наконец принял решение.
   — Оставим его здесь, — сказал он. — Пока.
   — Значит, вы поверили в это мумбо-юмбо?
   — Просто я стараюсь не поддаваться предубеждениям. — И, обращаясь к Джеми, Тропман спросил: — Мы очень помешаем вам, если останемся здесь? Я бы хотел быть рядом с ним, пока не удастся перевезти его в больницу.
   — Нисколько не помешаете! — воскликнул Джеми. — Наоборот, будем только рады.
   Он подошел к кровати и склонился над Томом.
   — А Сару вы нашли? — спросил он. — Где Сара?
   С минуту Том молчал. Потом крепко зажмурился, словно отгоняя от себя какое-то страшное видение.
   — Где Сара? — воскликнул Джеми и схватил старика за плечо.
   — Оставьте его в покое! — сказал Такер.
   — Но он знает…
   — Воробей, — вдруг громко произнес Том. — Она там… Скажите ей… пусть остерегается… холода. — И голос его снова замер.
   — Пойдем. — Такер мягко, но решительно отстранил Джеми от кровати. Он посмотрел на искаженное мукой лицо Тома, покачал головой и спросил: — Что, черт возьми, ему мерещится? Как по-вашему?
   — Он знает, где Сара, — попытался объяснить Джеми. — Надо добиться от него, что с ней!
   — Что от него сейчас добьешься? — возразил Тропман и отвел Джеми к креслу. — Он же в лихорадке. Ничего, кроме бессвязного бреда, вы из него не выудите.
   Джеми открыл было рот, но промолчал и лишь глубоко, со всхлипом вздохнул.
   — А что это он говорил, будто ваш Дом его защищает? — спросил Тропман.
   Джеми моргнул и, отведя глаза от Тома, поглядел на Тропмана. Вид Дика Тропмана почему-то действовал на него успокаивающе.
   — Мы уже рассказывали про это инспектору, — устало сказал Джеми. — Сегодня утром что-то вдруг набросилось на Дом. Думаю, это было нечто, нанесшее ранения Тому. Откуда-то оно знало, что Том здесь, хотя мы сами об этом не подозревали, и вот это «что-то» пришло завершить свое дело. Единственное, что его удержало… знаете… я не могу объяснить, что это было: как будто сам Дом не впускал врага. Словно вокруг нас образовался какой-то невидимый барьер или заграждение, сквозь которое нападающий не мог проникнуть.
   — Хотелось бы знать поточней, что это было! — отозвался Тропман. — И действительно ли что-то в Доме может остановить эту злую силу — будем называть нападающего так за неимением другого обозначения. Если мы поймем, как именно действует защита, то сможем воспользоваться этим, чтобы уничтожить зло. — Он вытянул вперед руку, предупреждая возражения Такера. — Нет, Джон, я вовсе не свихнулся, в чем вы подозреваете всех нас, — можете уверять меня, что вы так не считаете, но я-то знаю — именно так вы и думаете.
   — Я думаю, что мы все одурели, — отозвался Такер.
   — Как бы то ни было, но что-то здесь ощущается, да так ясно, что я начинаю верить в реальность того, о чем нам рассказывают. И я считаю, Джон, если сюда действительно повадилось какое-то потустороннее чудище, нам надо по возможности подготовиться ко встрече с ним!
   — Час от часу не легче! — покачал головой Такер. — Вы что, серьезно?
   — Я готов предположить что угодно, Джон, — пожал плечами Тропман. — А вы-то как считаете, что нам следует делать?
   — Я бы…
   Такер обвел глазами обращенные к нему лица. Серьезное — Тропмана и встревоженные — Джеми и Салли. Он понимал, что имеет в виду Тропман. Он и сам это чувствовал. Что-то гнетущее ощущалось в воздухе — словно духота перед грозой. Что-то надвигалось, а что — он не мог определить. Ему даже не хотелось сосредотачиваться на догадках, но он знал, что этого требует долг, работа, и чем скорее он со здешней историей разберется, тем лучше для него же. Только уж больно все это неправдоподобно. Вчера вечером, говоря с Мэгги, он вроде бы сумел найти некое реальное объяснение. А теперь… теперь он уже во всем сомневается.
   Такер подыскивал слова, чтобы, обращаясь к своим слушателям, не выглядеть поддавшимся общему безумию, но в голову ничего не приходило. И тут вернулся Байкер с грелкой, так что отвечать инспектору не пришлось.
   — Там кто-то вас спрашивает, — сказал Байкер Такеру, — у двери со стороны Паттерсона.
   — Меня?
   — Ага. Какая-то женщина. Говорит, вы ее ждете. Ее зовут Маргарет Финч. Симпатичная дамочка. — Байкер отдал Салли грелку и добавил: — Хотите, я провожу вас к ней?
   «Что понадобилось Мэгги?» — спрашивал себя Такер. Он сердито посмотрел на Байкера, как будто тот был виноват, что она объявилась. — И этот зачуханный молодчик еще называет ее «симпатичной дамочкой». Как он смеет?»
   «Ладно, — сказал он сам себе. — Успокойся». Такер вспомнил про номер телефона, оставленный Мэгги, и понял, что она, наверное, решила не звонить ему, а просто приехать. Наверное, ее разбирает любопытство и она хочет увидеть все своими глазами.
   — Хорошо, — вежливо обратился он к Байкеру, стараясь скрыть свою неприязнь к нему. — Я был бы благодарен, если б ты меня проводил.
   — Вся беда в том, — заметил Тропман, когда инспектор и Байкер ушли, — что эти двое слишком похожи друг на друга.
   Салли подняла голову.
   — Знаете, по-моему, вы правы, — сказала она, положила грелку к ногам Тома и обтерла ему лоб полотенцем.
   Тропман пожал плечами:
   — Больше всего меня тревожит одно — если все, что рассказал о себе Томас, правда, какой же мощной должна быть сила, которая так изуродовала его?
   — Были бы вы здесь сегодня утром, — сказал Джеми и тут же подумал, что тот, кто просовывал лапу в дверь, вероятно, был только разведчиком. Если бы это было само чудовище, вряд ли Байкеру удалось закрыть дверь.
 
   Серж Морен, наблюдая за Домом, вертел в пальцах сигарету. На приборном щитке его старого автомобиля остывал чай в пластиковом стаканчике, а на сиденье рядом лежала отброшенная газета. Откинув голову на спинку водительского кресла, он вздохнул. Стар он стал для такой работы. Все не так, как в прежние времена. Тогда ему скучать не приходилось. Может, это возрастное — слишком много начинаешь размышлять. Скоро ему сорок пять! И, sacrament ^[91], никак не может он бросить думать. Иногда ночью он подходит к окну, а из темноты выплывают лица мужчин и женщин, которых он убил. Они не обвиняют его. Это донимает его больше всего. Кажется, они просто ждут. Ждут его.
   Морен взглянул на часы. Сидит здесь уже три часа. «Когда же наконец?»
   Как будто в ответ в зеркале заднего вида показался бежевый «шевроле» Гэннона и припарковался сразу за его машиной. Из «шевроле» вышел Мишель Шевье, а когда автомобиль развернулся и стал отъезжать, Гэннон поднял руку. Морен кивнул и нагнулся открыть дверцу. Шевье скользнул на заднее сиденье.
   — Как дела? — шепотом спросил он.
   У него был странный сиплый голос — напоминание о пуле, пробившей ему горло, когда он в Монреале держал рулетку для братьев Пелье. Этой пулей они дали ему понять, что в его дальнейших услугах не нуждаются. Только не рассчитали — Шевье остался жив, а братья Пелье — Жак, Раймон и Филлип — нет.
   — Все тихо! — ответил Морен. — Минут сорок пять назад прибыл Такер с каким-то пожилым мужиком.
   — Пожилой — это, наверное, Тропман, — сказал Шевье. — Гэннон так и думал, что с Такером приедет именно он. А кто еще объявлялся?
   — Да никто, кроме шикарной брюнетки — приехала минут пять назад на такси, оно ее ждать не стало.
   — Интересно, кто это? — сказал Шевье.
   — Не знаю. Только здесь что-то много набралось народу — а народ лица запоминает и потом узнать может. Ты что об этом Доме слышал?
   — Да почти ничего. Но мы разнюхаем. Гэннон как раз поехал к Уолтерсу. Вроде бы мы должны будем скоро начать действовать.
   — А что с Такером?
   Шевье пожал плечами. Он сунул в рот пастилку мятной жвачки и, прежде чем убрать упаковку, предложил Морену:
   — Говорят, Такер уже свое отжил. Уолтерс хочет для виду подержать его еще, но Гэннон уверен, что в этом Доме прячется тот, кого мы ищем, а тогда инспектор нам ни к чему.
   — Хенгуэр прячется здесь? — переспросил Морен, показывая на Дом.
   — Так говорит Гэннон. А кто наблюдает за той стороной?
   — Бык на О'Коннор. А Мерсье припарковался там, откуда можно наблюдать за Клемоу и парком.
   — Значит, нас пятеро, — задумчиво произнес Шевье. — Что ж, работенки на всех хватит.
   Последнее время Морен часто раздражался, а голос Шевье и обычно-то действовал ему на нервы. Он прикинул, что в Доме должно быть человек семь-восемь. Сколько из них будет сегодня ночью смотреть на него, когда он выглянет в окно?
   — Да, должно хватить на всех, — согласился он, стараясь говорить спокойно.
   — Кроме этой игрушки, у тебя еще что-нибудь есть в запасе? — улыбнулся Шевье.
   Морен скосил глаза на сигару. Закамуфлированная трубка для выдувания стрел была его фирменным оружием. Стреляла она быстро, чисто и бесшумно. Стрелки были так малы, что, если он даже не успевал их потом удалить, на них редко натыкались. Главное — не втянуть в себя воздух, когда трубка во рту.
   Его подмывало предложить Шевье затянуться этой сигарой. Но он просто кивнул в ответ на его вопрос. Расстегнув пиджак, он показал Шевье целевой пистолет Марголина, висящий в наплечной кобуре, затем снова запахнул полы.
   — Шик. Русская штучка?
   — Угадал. Только я предпочитаю стрелы. — Он подумал при этом, что лицо Хога, поди, уже поджидает его сегодня за окном.
   Шевье пожал плечами. Сам он имел при себе «Смит и Вессон» тридцать восьмого калибра. Когда требовалось работать, не производя шума, он пускал в ход нож, привязанный к запястью левой руки. Другой, запасной нож болтался у него на спине, между лопатками. Шевье уже дважды работал с Мореном на пару.
   — Итак… — начал Морен.
   — Итак, мы ждем.
   Шевье забросил в рот новую пастилку и стал задумчиво жевать.
 
   — Мэгги! Что ты тут делаешь?
   — Приехала оказать моральную поддержку любимому копу.
   — Здесь не до шуток, — сказал Такер.
   — Знаю, — серьезно ответила Мэгги. — Потому и приехала. Не хочу сидеть дома и ждать, когда в последнем выпуске новостей расскажут об очередном «вооруженном ограблении».
   — Ничего такого не будет.
   — Тогда почему бы мне здесь не остаться? Нет проблем! И потом, мне хочется познакомиться с этим Джеми Тэмсом, ты столько о нем говорил! — Она выразительно посмотрела на Байкера. — Прости, — пробормотал Такер. — Это Глен Фарли.
   — Байкер. Просто Байкер. — Он слышать не мог, когда его величали по имени и фамилии. А вот наблюдать, как неловко чувствует себя Такер из-за появления своей подружки, доставляло Байкеру удовольствие; правда, приходилось признать, что с ней Такеру повезло.
   — Рад познакомиться, мадам. Уверен, что и Джеми будет вам рад. Но инспектор прав. Сейчас Дом не самое удачное место для визитов.
   — Значит, на самом деле здесь творится что-то странное, да? — Мэгги переводила взгляд с одного на другого, опытным глазом юриста ловя их реакцию.
   — Очень странное. — Байкер выглянул в окно. — Кто скажет, сколько времени?
   — Чуть больше пяти.
   Байкер покачал головой:
   — Черт побери! Надеюсь, что и правда смеркается, потому так стемнело. Только чую я, что это не к добру…
   Такер проследил за взглядом Байкера и нахмурился.
   — Пошли посмотрим, как там наш пациент, — сказал он.
   — Идем, — согласился Байкер, но задержался, чтобы ухватить большого рыжего кота, забредшего в холл.
   — Не кормят тебя, да, парень? — Он перевел глаза на Такера и улыбнулся. — Эй, инспектор! Хотите познакомиться с тезкой? Его зовут Так.
   Такер взглянул на кота и заметил, что Мэгги смеется.
   Байкер взлохматил Така, но тут вспомнил о Саре. И перестал улыбаться.
   — Пошли, — проговорил он.
   Опустив кота на пол, он поспешил к лестнице.
 
   — Морен?
   В дешевом автомобильном радиотелефоне голос Гэннона казался писклявым.
   — Да?
   — Начинаем! Оставь машину на месте и дуй на О'Коннор. Там встретимся. Ясно?
   — Факт!
   Выключив радио, Морен повернулся к Шевье:
   — Готов?
   Шевье кивнул. Морен еще раз посмотрел на сигару в руке и спрятал ее в наружный карман пиджака.
   — Тогда двигаем! — сказал он.
 
   — Зачем мед? — спросила Салли.
   По совету Тропмана она грела над свечой большую столовую ложку.
   — Считается, что он придает силу и бодрость, — объяснил Джеми.
   Тропман кивнул.
   — В древности мед почитался как непортящийся священный продукт. Мы смешаем мед с омелой, которая у друидов была «золотым деревом». Вот и удвоим наши ставки.
   Джеми удивился, обнаружив, что у них есть омела. Хотя Дом, казалось, мог таить в своих лабиринтах что угодно. Надо было только сообразить, где искать, а Дом, между прочим, не гнушался делать ищущим кое-какие намеки. Сейчас, например, Джеми разыскивал Фреда и по ошибке свернул не туда, попав при этом в комнату, где за диван были задвинуты коробки с рождественскими украшениями.
   — Вы не боитесь, что омела слишком старая? — спросил Джеми, наблюдая, как Тропман измельчает ее сухие листья в порошок.
   — Волшебные средства никогда не устаревают! — ответил Тропман. «Надеюсь», — присовокупил он про себя, недоумевая, зачем возится со всем этим. На самом деле он не верил в то, что порошок подействует, просто рад был заняться хоть чем-то.