– У нас было несколько человек, составлявших контрольную группу. Предполагалось, что реально вызывает подозрения именно Хенгуэр.
   – Нельзя сказать, что вы ловко с ним разобрались.
   – Что правда, то правда, хотя это уже дело прошлое. А я хочу узнать, куда нам двигаться дальше? Вы не откажете нам в помощи?
   – Я… – Тропман окинул взглядом свой письменный стол. – В обычных обстоятельствах я ответил бы «нет». Но то, что вы рассказываете, настолько потрясает, что я просто не могу от этого отказаться, хотя, конечно, меня вряд ли назначат руководителем проекта.
   – Возглавите вы его или нет, я все-таки воспользуюсь вашей помощью. – Такер уже понял, что этот человек ему нравится. Если бы с самого начала во главе проекта стоял Тропман, а не этот зазнайка Хог…
   – Мне кажется, – сказал Тропман, – что первым пунктом повестки дня должно быть выяснение правдивости того, что рассказывает Джеми Тэмс, хотя не представляю, как мы сможем это сделать.
   – Что ж, может быть, поехать прямо к нему и поговорить? Как по-вашему?
   – Замечательное предложение. Я… Господи! Должен признаться, что я взволнован. Я столько лет бился над этой проблемой! А сейчас… Представьте себе, вдруг меня смогут убедить, что паранормальные способности действительно существуют!
   Такер улыбнулся:
   – Опять чувствуете себя этим… как его имя?
   – Манджушри. Представьте, да. Вы правы. – Тропман задумчиво смотрел на Такера. – По-моему, Джон, мы с вами отлично сработаемся.
   – По-моему, тоже. – Такер взглянул на часы и встал. – Можно позвонить? – спросил он.
   – Конечно. А я пойду за пальто.
   Такер позвонил в суд, но ему пришлось оставить для Мэгги сообщение, так как она все еще была занята с клиентом. Слушание дела отложили на следующий день, а это значило, что она, наверное, останется на работе допоздна. Он оставил для нее номер телефона Тэмсонов, надеясь, что, если она позвонит, ему не придется самому искать там телефон. Когда Такер повесил трубку, Тропман уже ждал его у дверей.
 
   – Джеми! – позвал Байкер из холла.
   Джеми оторвался от монитора и обернулся:
   – М-м?
   – Фред говорит, только что подъехал Такер. У него в машине сидит какой-то седой старик. Может, психиатр?
   Джеми погасил монитор, оставив компьютер выполнять введенную программу.
   – Что будем делать с Томасом Хенгуэром? – спросил Байкер.
   Джеми сам об этом думал. Может быть, признаться? Что, если инспектор пожелает еще раз пройтись по дому? Господи, зачем вообще они прячут Тома? И тут же ответил себе: «Потому что он – единственный, кто связывает нас с Сарой».
   – Не знаю, – ответил он наконец. – Может, пусть будет как будет?
   – И лишимся головы?
   – Что?
   Байкер вздохнул.
   – Не обращайте на меня внимания, – сказал он.
   Джеми дотронулся до его руки.
   – На тебя это тоже действует, да? – спросил он.
   – Еще как! Стоит подумать о Саре…
   – По-моему, Томаса надо просто передать инспектору, – вмешалась Салли, присоединяясь к ним в дверях. – Для того и полиция, чтобы заниматься такими делами.
   – Ничего подобного, – возразил Байкер, – копы не должны заниматься тем, что связано с колдовством.
   – А мы должны?
   – На это ясного ответа нет, – сказал Джеми. – Давайте-ка спустимся и посмотрим, что понадобилось инспектору на этот раз. Я был бы благодарен, Салли, если бы вы остались и присмотрели за Томом. Байкер!
   – Что?
   Джеми показал на прислоненную к стене винтовку:
   – Может быть, уберешь ее?
   – Уже убрал, – ответил Байкер и, взяв винтовку, понес ее в кабинет. Там он огляделся, пожал плечами и сунул винтовку между двумя книжными шкафами.
 
   – Добрый день, инспектор, – сказал Джеми, входя в кухню. Он взглянул на Тропмана. – А это?..
   – Доктор Ричард Тропман.
   Джеми улыбнулся, услышав знакомое имя.
   – Очень рад, доктор.
   – Я тоже, мистер Тэмс. Я читал вашу статью об африканских мифах в «Археологии сегодня».
   – Тропман? – изумился Байкер. – Это вы написали ту книгу – как она называется? «Последняя владычица»?
   – Боюсь, что да.
   – Вот это номер! Я хочу сказать – классная книжка! Мне очень понравилась. Вот уж не думал, что вы живете в Оттаве!
   – Никак не ожидал, что меня знают! – развел руками Тропман.
   – Я только вот чего не понял, – сказал Байкер. – Когда у Шоу появилась возможность схватить Чантера, то ведь если он не человек…
   – Байкер!
   Байкер повернулся к Джеми и вспомнил, для чего они собрались.
   – Ладно, спрошу в другой раз, – спохватился он и сел возле стола.
   Джеми кивнул Фреду, который счел это за разрешение удалиться, и сел рядом с Байкером. Облокотившись на стол, он посмотрел на Такера:
   – Чем можем быть вам полезными на этот раз, инспектор?
   – Действуйте, Дик, – сказал Такер своему спутнику.
   – Да. Хорошо. – Тропман улыбнулся. – Я чувствую себя немного неловко, ведь я не знаю, с чего начать.
   – Вы пришли из-за Томаса Хенгуэра, не так ли? – спросил Джеми. – И из-за того, что случилось… – Он осекся и поправился: – Из-за нашего рассказа о том, что случилось здесь утром.
   Тропман кивнул.
   – Вы должны согласиться, – сказал он, – что все это довольно странно… Мягко выражаясь, поверить в это трудно.
   – Мы уже все рассказали инспектору, – вмешался Байкер.
   – Байкер!
   – Ладно, ладно!
   – Наверное, нужно начать вот с чего, – продолжал Тропман. – Было ли какое-то продолжение?
   «Ну вот, – подумал Джеми. – Наступил удобный момент». Он взглянул на Байкера и понял, что тот думает то же самое. Они могут обо всем рассказать и снять с себя ответственность. Джеми с удовольствием так и поступил бы, но что тогда будет с Сарой? Королевской конной полиции до нее дела нет. Их интересует только то, что они могут узнать от Тома.
   «Ну, шевели мозгами!» – сказал он себе.
   Молчание затягивалось. Такер поймет, что они что-то скрывают. Но как трудно думать! И вдруг, прежде чем Джеми на что-то решился, в дверях возникла Салли, ее лицо выражало плохо скрываемое волнение.
   Такер встал, его рука потянулась к бедру.
   «Ну и реакция у этого типа, будь он неладен!» – подумал Байкер.
   – Так, – сказал Такер и, убедившись, что непосредственной угрозы нет, опустил руку. – В чем дело? Вы, ребята, что-то скрываете. Выкладывайте, да побыстрей.
   Джеми перевел дыхание.
   – Кое-что новенькое было, инспектор, – сказал он, сознавая всю нелепость своих слов.
   – Ну так давайте выкладывайте.
   – Объявился Томас Хенгуэр. Он непонятно как оказался в Доме, тяжело раненный. Появился вскоре после того, как вы ушли.
   – Хенгуэр? – Фамилия прозвучала, как выстрел. – Что значит «тяжело раненный»?
   – Ну, это и есть главная новость. А вторая – то, что его раны заживали сами по себе, буквально на глазах, а он все это время был без сознания.
   – А что у вас? – повернулся Такер к Салли. – Какие новости у вас?
   Салли поежилась, понимая, что всех выдала. Но она не могла не сообщить им.
   – Он приходит в себя, – сказала она.
   Такер оглядел Джеми и Байкера:
   – Господи! Да что же это с вами, ребята? Вы знаете, через что мы прошли, пытаясь найти Хенгуэра? Да я должен всех вас задержать за противодействие правосудию.
   – Правосудию? – огрызнулся Байкер. – Да разве такие, как вы, знают, что такое правосудие? Вам просто нужен Хенгуэр как подопытный кролик, чтобы копаться у него в голове. Вы его заберете, а мы потеряем шанс найти Сару!
   – А теперь послушай меня, сопляк!
   – Джентльмены, джентльмены! – Голос Тропмана, хоть тот и говорил негромко, перекрыл их спор. – Почему бы нам не пойти к мистеру Хенгуэру и не послушать, что скажет он сам?
   – Пока он не встал и снова не исчез, – кивнул Джеми.
   Такер вздохнул.
   – А с тобой разговор не окончен, – бросил он Байкеру.
   – Закончим в любое время. Только уберите эту штуку, которую прячете под полой…
   – Байкер!
   – Все в порядке, Джеми.
   – Так пойдем, джентльмены? – спросил Тропман. – Будьте столь любезны, мисс, покажите дорогу.
   Салли взглянула на Джеми и кивнула.
   – Сюда, – сказала она.
   Подождав, когда Байкер поравнялся с ней, Салли взяла его за руку. Прижавшись к нему, чтобы остальные не услышали, она шепнула:
   – Не спорь с ним, Байкер. Все равно ничего не докажешь.
   – Да я знаю. Просто такие, как он, – дерьмо собачье.
   – Байкер, пожалуйста…
   – Ладно. – Лицо у него смягчилось. – Больше не буду зарываться.
   Байкер накрыл ладонь Салли своей. Он и сам понимал, что погорячился. Все дело в том, что Такер погладил его против шерсти. Копы всегда гладили его против шерсти. Стоило им только взглянуть в его сторону, и кровь у него закипала. Это была дурная привычка, но справиться с ней Байкер не мог. Привычка? Не привычка, а инстинкт. Ведь таких людей, как он, постоянно унижают. Сара часто говорила ему, что все дело в его поведении, однако… Надо самому побыть в шкуре отщепенца, чтобы понять. Некоторые вещи просто невозможно переносить.
   Подумав о Саре, Байкер дал себе слово, что ни Джеми, ни Салли не заставят его держать себя в руках, если Такер помешает им вернуть Сару. Он просто убьет мерзавца своими руками. За это он ручается. А сейчас бал правит Такер. Дойдя до дверей комнаты, где они поместили Тома, Байкер оглянулся на остальных.
   – А ну, открывай, Фарли! – рявкнул Такер.
   Байкер не успел ответить, как Тропман коснулся руки инспектора.
   – Инспектор, ну зачем же так? – спросил он.
   Такер хотел было посоветовать Тропману не соваться не в свое дело, но удержался. Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
   – Вы правы, – неожиданно для себя согласился он.
   – Открой дверь, Байкер, будь добр, – спокойно попросил Джеми.
   Байкер кивнул и повернул ручку.

Глава шестая

   – Скажи, когда ты представляешь себе медведя, как он, по-твоему, двигается? – спросила Ха-кан-та.
   Подбрасывая на тлеющие угли нарубленный тростник, она разжигала костер, а Киеран, глядя на нее, погрузился в собственные мысли и ответил не сразу. Ха-кан-та подняла глаза, Киеран заморгал и заспешил с ответом:
   – Мне кажется, медведи ходят вразвалку.
   Ха-кан-та не согласилась:
   – Нет. Бывает, конечно, и так, но, в общем, все они двигаются ловко и красиво. Вспомни!
   Киеран задумался. Будто ему часто приходилось видеть, как двигается медведь…
   К стойбищу Ха-кан-ты они добирались необычно. Несмотря на опасения Киерана, им без труда удалось взгромоздиться на огромного лося по кличке Большое Сердце, на котором обычно повсюду разъезжала Ха-кан-та. Ехали они двенадцать часов, и пока переезжали из одного мира в другой, небо над их головами дважды меняло цвет, становилось из темно-синего закатно-ярким. После второго захода солнца, когда они наконец приблизились к стойбищу, наступила глубокая ночь.
   – По времени, а вернее, сквозь время ехать недалеко, – сказала Ха-кан-та. – Но приходится проезжать через много миров.
   Киеран так толком и не понял, куда они приехали, он только заметил, что пока они пересекали разные миры (и разные временные зоны, как он полагал), ночь наступала дважды и в конце концов они оказались не у озера, а на берегу реки. Вигвам Ха-кан-ты находился в некотором отдалении от реки, среди сосен. Там их встретили два волка, в лунном свете их шкуры отливали серебром.
   – Зимний Брат и Летний Брат, – представила их Ха-кан-та.
   – А как ты их различаешь? – удивился Киеран.
   – По тому, как воспринимает их моя «тоу». Зимний Брат окружен холодным дыханием, пронизывающим, как северный ветер. От Летнего Брата веет свежим золотистым ветерком.
   Киеран призвал свою «тоу» и потянулся к волкам, чтобы самому ощутить разницу между ними…
   – Ну что? – спросила Ха-кан-та, отвлекая его от размышлений.
   – Я думал о волках, – объяснил Киеран. – По мне, так они двигаются более легко и красиво, чем медведи.
   – А ты случайно не в родстве с волками? – Тростник наконец разгорелся, и Ха-кан-та стала подбрасывать в костер щепки. – Какой у тебя тотем? Уж не волк ли?
   – Тотем? – Вот насчет близости к какому-то животному Том на своих уроках ничего ему не говорил. Да и множество разных миров, квин-он-а, племя Ха-кан-ты – все это было ему внове… Том не посвятил его во многое.
   Ха-кан-та тем временем стала месить тесто из чего-то вроде неотбеленной муки, насыпав ее на плоский камень, лежащий у ее колена.
   – Моя фамилия Фой, – наконец сказал Киеран. – Она происходит от ирландского слова «фиах», что означает «ворон»…
   – А ты чувствуешь себя сродни твоим крылатым братьям?
   – Никогда об этом не думал.
   Ха-кан-та перестала месить тесто и внимательно посмотрела на него.
   – Ты все еще тревожишься, правда? – спросила она. – О своей спутнице Саракен?
   – И да, и нет, – вздохнул Киеран. – Трудно объяснить. Когда я стал учиться у Тома, то сначала ничего не знал ни о магии, ни вообще о волшебстве. Но когда я кое-чему научился и обрел свою «тоу»… передо мной открылись новые горизонты… Я стал смотреть на мир по-другому, мне казалось, я знаю цели, которые ставил перед собой Том, занимаясь со мной, знаю, каковы пределы моего обучения, и поэтому старался приспособиться к первому и достигнуть второго.
   – Пределов множество, – сказала Ха-кан-та.
   – Теперь я начинаю это понимать. Nom de tout! Их гораздо больше, чем мне представлялось. Вот я и удивляюсь, почему Том рассказал мне так мало.
   – Но как же он утаил от тебя эти знания?
   – Ну, во-первых, он просто не показал мне, как попадать в эти другие миры.
   Ха-кан-та пожала плечами:
   – Мне кажется, это говорит о разнице между теми, кто родился со способностями к волшебству, и теми, кого волшебству учат. Еще на своих первых занятиях я усвоила, что сама должна добиваться всего. Меня учил этому мой отец, он был и учитель, и отец сразу. Он показал мне, как достичь связи со своей «тоу». Как только я этому научилась, все остальное я постигала сама.
   – А больше он ничему тебя не научил?
   – Он помогал мне, когда я спрашивала. Но его ответы на мои вопросы были такие неопределенные, что я недоумевала еще больше, чем прежде.
   – Господи! До чего же мне это знакомо!
   – Так что до многого мне приходилось доходить самой. А разве ты сам не стараешься узнать побольше?
   – Я?.. Нет, пожалуй, никогда и не старался. Я довольствовался тем, что получал, и искал только покоя. По-моему, я никогда по-настоящему не верил в эти другие миры, ведь и во все, чему меня учили, поверить было трудно.
   – Но теперь-то тебе пришлось поверить.
   Ха-кан-та снова взялась за свое тесто. Наблюдая за медленными уверенными движениями ее пальцев, Киеран думал вслух.
   – Вот поэтому-то я и беспокоюсь за Сару, – проговорил он.
   – Почему?
   – Знаешь, ей все дается слишком легко. Пых! – и она уже может сделать это. Пых! – и она уже знает, как сделать то.
   – Она из тех, кто ищет, это сразу видно. Она стремится во все вникнуть, все понять. А это и хорошо, и плохо, ведь если за многим погонишься, ни в чем совершенства не добьешься. Но у нее опытный учитель. Талиесин Рыжеволосый, он не даст ей отвлекаться на ерунду.
   – Талиесин? Он учитель Сары?
   – Это к нему она ушла, я уверена.
   Подумав над ее словами, Киеран понял, что его это не удивляет.
   – Но, как я уже говорила, – добавила Ха-кан-та, снова пронизывая его пристальным взглядом, – тебе следует выкинуть из головы все тревоги о ней. Ты тоже сильный. Я чувствую твою «тоу» – яркую и блестящую. Научись танцевать со мной Медвежий Танец. Восстань вместе со мной против Мал-ек-и. Думай о том, как это сделать, а не о том, справишься ты с такой задачей или нет. Кха?
   – Понял, – ответил Киеран.
   – Хорошо. Скоро будем ужинать. А завтра, когда луна опустится, я возьму тебя на свою Поляну для занятий. Там амулеты действуют особенно сильно.
   Киеран глубоко вздохнул, мышцы шеи и плеч расслаблялись по мере того, как напряжение отпускало его. Ха-кан-та права. Правы ли были квин-он-а? Действительно ли Том гонялся не за тем, кем надо?
   Ха-кан-та перестала месить тесто, слепила из него небольшие лепешки, завернула их в зеленые листья и поставила у пламени. Потом, оставив Киерана одного, она на несколько минут ушла в вигвам. Вернувшись, села рядом с Киераном и протянула ему маленький, сделанный из кости свисток с шестью отверстиями.
   – Можешь сыграть на нем? – спросила она.
   Киеран стал было расспрашивать, зачем ей это, но она просто покачала головой и показала на свисток. Пожав плечами, он подержал свисток сначала в одной руке, потом в другой. Призвав на помощь свою «тоу», он провел пальцами по гладкой костяной поверхности, стараясь запечатлеть в душе контуры свистка. Затем поднес его к губам и стал насвистывать медленную мелодию, завораживающую и незнакомую, и понял, что исполняет ее сам свисток, что мелодия эта хранится в его памяти, так как на нем ее исполняли много-много раз.
   Когда он наконец отнял свисток от губ, Ха-кан-та спросила его:
   – Мог бы ты узнать по инструменту, кто его прежний хозяин?
   – Странный вопрос, однако… – Киеран закрыл глаза и стал вспоминать мелодию и то, что чувствовали его пальцы, прикасаясь к отверстиям свистка, и что ощущали губы, к которым он прикладывал мундштук, и как он понял, что свисток поет голосом прежнего владельца.
   – Я ощутил глубокий покой и тишину, как та, что царит в самом сердце моей «тоу». Но у владельца этого свистка тишина в тысячу раз глубже, чем у любого человека из тех, кого я знал.
   – Ты попал прямо в точку.
   – Чей же это свисток? – спросил Киеран.
   – Талиесина. Теперь ты понимаешь, что имели в виду квин-он-а?
   – Талиесина? Но…
   Но – ничего. Теперь Киеран действительно понял. И если бард хоть сколько-то похож на воспоминание, которое хранил о нем инструмент, Киерану стало понятно, почему все, начиная с Сары и кончая квин-он-а, защищали Талиесина. Дух, который он ощутил и который до сих пор дремал в свистке, никак не мог быть духом Мал-ек-и, не мог быть олицетворением Зла. Но тогда почему Том был убежден, что Талиесин его враг?
   – Ха-кан-та… – начал Киеран, но она отрицательно покачала головой.
   – Больше не надо говорить. Сейчас мы поужинаем. А потом тебе нужно отдохнуть. Чтобы твоя рана как следует зажила, необходимо время. Завтра наговоришься досыта. А вечером отправимся на мою Поляну для занятий.
   От костра поднимался запах лепешек, напоминая Киерану, как сильно он проголодался. Беда только в том, что одним хлебом сыт не будешь.
   – У нас должна быть легкая еда, – сказала Ха-кан-та. – А завтра вечером мы будем поститься, чтобы подготовиться к Медвежьему Танцу.
   Похоже, она снова прочитала его мысли. Что это? Неужели его лицо выдает все, о чем он думает? Между тем первое, что преподал ему Том, было – как защитить свои мысли и как заглушить шумы, которые исходят от мыслей окружающих его людей. Для Киерана это стало таким же естественным, как дыхание. И все-таки Ха-кан-та, по-видимому, прорывается сквозь его оборону.
   Осознав это, Киеран одновременно понял, что и сам может ощущать легкий ритм ее мыслей, скользящих по поверхности. Он смотрел, как играют отсветы костра на ее лице, когда она палочкой отодвигает от огня завернутые в листья лепешки. Ха-кан-та держалась легко и просто, словно они уже давно были товарищами. Почувствовав его взгляд, она подняла голову. Легкая печаль мелькнула в ее глазах и тут же исчезла.
   – Я была одинока, – сказала она. – После того как отец ушел в Страну Дремлющего Грома, я не искала себе друзей. Но сегодня, сидя с тобой у костра, поняла, чего мне не хватает. В моем народе много одиноких, мы к этому склонны. Одиночество часто наведывается в наши вигвамы. Но когда тебе навязывают одиночество… как случилось, когда трагг-и отобрали у меня отца…
   – Мне очень жаль, что это случилось, – посочувствовал ей Киеран. – Да еще так страшно. Представляю, как тебе было тяжело.
   Ха-кан-та вздохнула:
   – Я знаю, он счастлив там, он играет на барабане в краю покоя. Но все-таки мне не хватает его.
   Они долго сидели молча. Когда Ха-кан-та наконец сделала какое-то движение, Киеран протянул ей свисток, но она не взяла его.
   – Оставь свисток у себя, – сказала она. – Я никогда на нем не играла, а что может быть печальнее инструмента, на котором никто не играет? Так что пусть уж этой ночью здесь будет только моя печаль, а твое присутствие облегчит ее, и она быстро уйдет, хотя бы на время.
   – Спасибо, – сказал Киеран, благодаря ее за нечто большее, чем подаренный свисток.
   – Пожалуйста, Киеранфой. Рада услужить тебе, – улыбнулась Ха-кан-та.
 
   В ту ночь они спали под открытым небом на постелях из веток кедра, вдыхая воздух, напоенный ароматом смолы. Киеран долго лежал без сна, прислушиваясь к спокойному дыханию Ха-кан-ты, уснувшей неподалеку от него. В руке он сжимал ее дар – свисток Талиесина, пробегая пальцами по его отверстиям. Где-то вдали ухала сова, и Киерану вдруг захотелось поднести свисток к губам и сыграть на нем. Но вместо этого он повернулся на другой бок и заснул.
   Наутро Ха-кан-та сняла припарку с бока Киерана и объявила, что рана зажила и перевязывать ее больше не нужно. Киеран, как зачарованный, молча разглядывал шрам. О том, что здесь была рана, теперь напоминали только четыре белые выпуклые отметины.
   Киеран и Ха-кан-та бродили по стойбищу, беседуя о своих учителях и о себе, рассказывая друг другу о том, чем они занимались в своих мирах. Так прошел день. Ближе к вечеру Киеран достал свисток и сыграл на нем несколько ирландских мелодий, которые помнил со времен, когда работал в оркестре Тоби, и несколько быстрых шотландских танцев. Ха-кан-та аккомпанировала ему на маленьком ритуальном барабане, и веселые кельтские мелодии, уносясь в лесную чащу, приобретали странную торжественность.
   Музыка привлекла волков, которые вышли из леса и улеглись между Ха-кан-той и Киераном, и даже лось Ак-ис-хюр, безмятежно жующий жвачку, казалось, тоже слушает музыку, стоя между вигвамом и рекой. Киеран никогда не переживал ничего подобного. Под аккомпанемент ритмичного барабанного боя костяной свисток, которым он не очень-то владел, зазвучал для него совершенно по-новому.
   Наконец сгустились сумерки, и луна с наступлением темноты поплыла высоко над верхушками сосен, повернула на запад и скрылась за деревьями. Воздержание от пищи и необычная музыка, которая все еще звенела у него в душе, подействовали на Киерана, и из головы у него улетучились все мысли, а окружающее он стал воспринимать с особой остротой.
   Ха-кан-та поднялась так плавно, что Киерану показалось, будто она плывет.
   – Пора, – проговорила она и, взяв Киерана за руку, повела его в лес.
 
   Небо над Поляной Ха-кан-ты было безлунным, здесь становилось все темнее по мере того, как на звезды наползали облака. Печально подвывая, ветер покачивал окружавшие поляну сосны.
   – В племени рате-вен-а, – стала объяснять Киерану Ха-кан-та, – каждый из нас имеет га-хен-та – Поляну для занятий. Я назвала ее «Поляна, где Луна встречается с Соснами». Здесь и только здесь я могу передать свои знания другому. Колдовские знания, например Танец Медведя.
   Киеран кивнул. Они сидели, скрестив ноги, друг против друга и так близко, что, протянув руку, Киеран мог дотронуться до ее плеча.
   – А что такое Танец Медведя? – спросил он, вспомнив их разговор прошлой ночью, когда они выясняли, как двигается медведь. Киеран был немного неуверен в том, что его ожидает. Может быть, сейчас они раскрасят лица и начнут плясать?
   – Танец Медведя – это способность придать своему духу ту же форму, что у духа Медведя.
   – Изменить свою форму?
   Киеран немного встревожился. Перед его мысленным взором возникла отчетливая картина, как он убивает человека в ресторане «Патти Плейс» – когда? Сто лет назад?
   – Изменить только дух, – сказала Ха-кан-та. – Но не тело. Подумай о своей «тоу». Ты знаешь, что она такое – молчание. У моего народа «тоу» присущ ритм барабана, и она принимает черты нашего тотема. Научившись Танцу Медведя, ты сможешь сродниться с «тоу» самого Медведя. Ты станешь сильным, как медведь, сильнее, чем ты когда-либо был. Таким же сильным, как Талиесин. Таким, что вдвоем с тобой мы сможем победить Мал-ек-у.
   – Даже так?
   Ха-кан-та улыбнулась и покачала головой. Она принесла на Поляну кожаный мешочек и ритуальный барабан. Мешочек она поставила между собой и Киераном, достала ожерелье из медвежьих когтей и вырезанную из дерева неглубокую миску. Потом вынула что-то похожее на сухие грибы и небольшой мешочек с водой. Положила грибы в чашку и ногтем большого пальца стала растирать их. Когда грибы превратились в порошок, она добавила воды и стала пальцем мешать эту кашицу, пока та не стала однородной массой.
   – Теперь ты должен лечь.
   – Но…
   – Не бойся. Я буду твоим проводником. Теперь тебе будет позволено встретиться с моим тотемом. Но тотем не принадлежит ни нашему миру, ни какому другому, в который мы можем физически проникнуть. Тотем живет глубоко внутри моего сердца.
   – Я не боюсь, – сказал Киеран. – Просто хочу узнать, чего ждать.
   Ха-кан-та покачала головой:
   – Ты должен отрешиться от всех ожиданий и помнить только одно: ты под моей защитой, я не допущу, чтобы ты пострадал, куда бы ты ни попал. Я защищу твое тело, а мой тотем защитит твою душу.
   Киеран лег и вздрогнул, когда палец Ха-кан-ты коснулся сначала его правого, потом левого века, но постарался лежать неподвижно и ждать, что последует дальше.