Дегтярев Максим. Моролинги

   — Яна, не отвлекайся, — поторопил я ее строгим голосом. — Это рычащее слово тебе не подходит. Переходи от личных проблем к общественным. Говори, зачем нужны аттракторы.
   — Приведу пример. Как ты полагаешь, где я буду сегодня в восемь вечера.
   — Ты опять о своем, о женском? (она помотала головой) Нет? Хорошо, ты будешь либо дома, либо во «Фрайдесе», либо…
   — Достаточно. Ты понял: несмотря на то, что человек, а в особенности женщина, существо крайне непредсказуемое, ты сумел определить два аттрактора — мой дом и…
   — …Нимеша!
   — Оставь Нимеша в покое. Второй аттрактор — «Фрайдес». Мое фазовое пространство имеет две области притяжения.
   — Заметь, я это определи безо всяких вычислений.
   — Ты уверен? Твой мозг выполнил миллиард операций, прежде чем пришел к такому выводу.
   — Чушь, максимум — три. Ну да ладно, будем считать, что твоя взяла. Будущее предсказать невозможно, но возможно предсказать аттракторы. Отдел Стратегического Планирования упростил себе задачу: не «завтра снег», а «завтра либо снег, либо не-снег». И нет ничего проще, чем направить тебя к аттрактору «дом». Для этого достаточно, ничего не вычисляя, просто настучать Шефу. Превосходно! Что еще?
   — Мы еще не закончили с проблемой аттракторов. Лет пять назад эта тема вовсю обсуждалась учеными, потом обсуждение потихоньку утихло. Твой вывод?
   — Кончились идеи.
   — Нет, наоборот. Вплотную подошли к практическому решению, и все исследования тут же засекретили. В мире существует три исследовательских центра по изучению проблемы аттракторов. Два — на Земле — Массачусетский Технологический и исследовательский центр имени Хоми Баб в Индии. Третий… ты держись за что-нибудь…— на Ауре! Называется он «Центр Радиокосмических Наблюдений» и возглавляет его, угадай, кто?
   — Штухенмахер, — сказал я, чтоб не напрягаться.
   — Ну тебя, с тобой не интересно. Рунд его возглавляет! Доктор Рунд. Тот самый Рунд, который спорил с Цансом по поводу его знаменитой теоремы об аттракторах, за которую Цанс получил Филдсовскую медаль.
   Яна торжествовала.
   — Хорошо, я понял, аттракторы — это круто. Рунд тоже хочет Филдсовскую медаль. Дальше что?
   — Ничего. Тебе думать — что. Я свое дело сделала… — она призадумалась. — …Непонятно, как же теперь поступить.
   — Наведи справки, не появлялся ли Рунд на Фаоне.
   — Вот пень! Я не знаю как поступить — идти ужинать с Нимешем или нет.
   На пня я обиделся.
   — Спроси у Бьярки.
   Медведь сидел на краю распознавателя и, скривив пасть, взирал на нас с высоты. Верхний свет в Яниной каморке был приглушен, настольная лампа горела ярко, и Бьярки отбрасывал двухметровую, карикатурно вытянутую тень.
   Яна посмотрела на медведя и тихо прошептала:
   — Он молчун… В такие минуты мне кажется, что настоящий Бьярки — это тот, на стене. А мелкий Бьярки — его посланец, и он следит за мною.
   Ларсон, лаборантишка, так напугать девушку!
   Я прибавил верхний свет и выключил лампу. Тень исчезла.
   — Так и запишем: настоящий Бьярки появляется, только если вблизи мелкого Бьярки находится яркий точечный источник света… и стена.
   — Это закон физики?
   — Философии. Закон медвежьих архетипов.
   — Ты ничего не изменил. Большой Бьярки не выносит света, он попросту ушел, — задумчиво проговорила она.
   Я вернулся в свой кабинет.
   В массе имен, мелькавших на локусах по проблеме аттракторов, особенно выделялось три-четыре. Среди этих трех-четырех присутствовал Казимир Цанс. Ни Корно, ни Бенедикт не упоминались. Никаких ссылок на аруанские работы я не нашел.
   За изучением локусов с аттракторами я просидел часов до семи. В статьях пятилетней давности ученые связывали проблему вычисления аттракторов с проблемой существования Другой Вселенной — вселенной с противоположной стрелой времени. В более поздних публикациях Другая Вселенная упоминалась реже, появились альтернативные предложения. Детали для меня оставались неясны. Как и сказала Яна, в последние годы новых статей по проблеме аттракторов было меньше и носили они, по большей части, умозрительный характер. От тоски, я погрузился в размышления, не менее умозрительные, что статьи об аттракторах.
   Кто такой Чарльз Корно? Программист, создавший тьму игр, последняя из которых, «Шесть Дней Творения» симулирует эволюцию. Эволюционистом был академик Лиувилль, чей архив разворошил Бенедикт.
   А кто такой Бенедикт? Студент, изучающий динамическую лингвистику, которая не имеет отношения к «ШДТ», ибо в правилах игры не сказано, что разумные существа, создаваемые по ходу игры, обязаны сочинять мифы. Ученик Казимира Цанса. Что мне известно о последнем?
   Профессор Казимир Цанс, единственное лицо, находящееся в зоне досягаемости. Доказал что-то про аттракторы. Аттракторы — это из хаотической динамики. Вселенной правят законы хаоса, но по-моему — его беззаконье. Спорил с Рундом, а Рунд — с ним. Пять лет назад Рунд спорить прекратил и скрылся на Ауре, где живут моролинги, о которых писал Брубер.
   Белиберда-бруберда.
   Нет, срочно нужен Ларсон.
   Хью Ларсон сидел перед двумя метровыми экранами. На одном из них виднелась безжизненная планета, щербатая и пыльная. На другом — список из двух тысяч сотрудников «Виртуальных Игр». То есть на самом экране их было только тридцать, но судя по номеру перед последней фамилии — тысяча восемьсот восемьдесят девять — Ларсон собрал их всех.
   — Готовишь кандидатов для заселения новой планеты? — спросил я.
   — Я бы их оптом туда послал, — желчно ответил Ларсон. — Ты не представляешь, как они мне надоели. Необходимо срочно создать новое поколение морально-криминальных фильтров — наподобие тех, что стоят на твоем компьютере. Раз — и преступников отфильтровали.
   — Я тебе еще когда об этом говорил! Как продвигается игра?
   — Со скрипом. Видишь, что выходит, — он указал на планету. — Уродка! Так и назову: Уродка.
   — Плохо подбираешь возмущения.
   Ларсон взорвался:
   — Сам бы попробовал! Можно подумать, ты что-то в этом понимаешь! Думаешь все так просто? Да одна подгонка космологической постоянной чего стоит! Игрок тут как Господь Бог с неограниченными правами, но с сильно ограниченными возможностями — возмущения вводишь какие угодно, а последствия могут оказаться вовсе не те, что ты ожидал. Хочешь, например, получить звезду класса G3, а выходит красный гигант.
   Огненные протуберанцы сдували с Уродки последнюю пыль.
   — Так ты возмущай не наобум, а так, чтобы прийти куда надо. Ты же физику проходил: конечная точка определяется начальными условиями. Вот и вычисли начальные условия по конечной точке.
   — Федр, ты только при людях такого не говори, хорошо? — грубо опустил меня Ларсон. — Нельзя это вычислить, даже в принципе. Теорема Цанса-Лиувилля о невычислимости аттрактора — слыхал о такой?
   — Тебе Яна сказала? — предположил я, имея в виду, что Яна изложила Ларсону новости от Нимеша, и Ларсон, будучи все-таки экспертом, понял ее лучше меня.
   — Почему Яна? — искренне удивился эксперт. — Это общеизвестный факт. Лет пятнадцать назад Лиувилль высказал гипотезу о невычислимости аттракторов для некоторого класса динамических процессов эволюционного типа, а Цанс эту гипотезу доказал. Поэтому гипотеза стала теоремой — теоремой Цанса-Лиувилля.
   — Ларсон, ты соображаешь, что саботируешь расследование?
   Я достиг желаемого: мой зловещий тон его напугал.
   — Ты это… брось наезжать. Ничего я не саботирую. Наоборот, тружусь не покладая рук.
   — Эх ты, лаборант! Да кто ж тебя руками-то заставляет работать! Даже меня Шеф иногда заставляет работать головой. Тебя не руками работать нанимали, а мозгами. Давай, живо объясняй про теорему. Только простыми словами.
   Ларсон вскинул голову и выдал:
   — Теорема, двоеточие, цель не оправдывает средства, точка. Это самые простые слова, какие я знаю.
   — Я их знаю с детского сада.
   — Ничего удивительного. Я же сказал, в те времена это была гипотеза, а теперь — теорема.
   — Хорошо, дай мне пример из жизни, а то Янин пример про Нимеша и «Фрайдес» оказался слишком простым. Вопреки всем теоремам, я послал ее к аттрактору «дом».
   Ларсон всполошился:
   — Он ее опять пригласил?
   — Опять?! — теперь уже всполошился я. — Хью, нам надо чаще обмениваться информацией, не то уведут нашу Яну. Ладно, о Яне потом поговорим, давай пример более фундаментальный.
   — Пожалуйста, вот тебе пример. Предположим, ты желаешь через год заработать миллион. Вопрос: что ты должен сделать прямо сегодня, чтобы через год со стопроцентной вероятностью у тебя в кармане лежал миллион?
   — Во-первых, зашить дыру в кармане. Во-вторых, найти убийцу Корно и убить еще одного гениального программиста.
   — И в какой детский сад ты ходил… — покачал головой Ларсон. — За вечер ты успеешь разве что дыру зашить.
   — Ну а правильный ответ?
   — Чтобы к сегодняшнему вечеру быть уверенным, что через год ты получишь миллион, ты должен достать этот миллион уже сегодня.
   — По-моему, это какая-то тавтология, а не теорема.
   — Ничуть. В этой на первый взгляд тавтологии содержится глубочайший смысл. Любая достижимая цель — это аттрактор, но не в том смысле, что она тебя притягивает, а в том, что она достижима. Достижимых целей много, ты для себя выбираешь самую привлекательную. Теперь, средства — это энергия и время. Ты бы хотел уже сегодня придать себе такое направление, чтобы, скажем, через год, плывя по течению, попасть точно в цель. Но это невозможно, по вышеупомянутой теореме, ибо ты не провидец и не в состоянии предугадать все препятствия. Изо дня в день тебе необходимо трудиться, корректировать движение, но даже за день или, выражаясь энергетически, за электрон-вольт до цели тебя может снести в сторону. В итоге — никакой экономии, сколько заплатил — столько получил, если, конечно, тебя не снесло-таки в сторону и ты не ушел от выбранной цели. Понятно?
   — Хью, это философия. Из философских убеждений уже лет пятьсот никого не убивают.
   — Тогда чего же ты хочешь?
   — Наверное, обратиться к первоисточнику.
   — Это будет правильно, — с явным одобрением поддержал меня Ларсон. — Могу порекомендовать неплохой учебник.
   В ответ я предложил ему возглавить экспедицию на Уродку.
   По пути в кабинет я сделал фундаментальный вывод: игра «ШДТ» основана на законах хаоса, одним из которых является закон о невычислимости аттракторов. Следовательно, между Корно и Рундом существует еще одно связующее звено — аттракторы.
 

16

   Профессор Цанс занимал отдельный коттедж в Академгородке — так назвали квартал плоских однообразных домов, выстроенных для университетских преподавателей. Подстригать кактусы здесь никому бы и в голову не пришло. Я приземлился на грунтовой площадке перед домом, подняв клубы пыли и вспугнув серого сухопутного шнырька. Шнырек перебежал площадку, толкнул мордой подвальное окно и скрылся. Услышав шум, Цанс вышел на порог, подул на пыль и вернулся в дом, оставив дверь приоткрытой. Шнырек высунул морду из подвального окна и посмотрел на дверь, оценивая шансы добежать до нее вперед меня. Оценил не в свою пользу. Закрыл мордой окно и исчез.
   — Вы зашли? Идите сюда! — покричал Цанс из глубины дома.
   — Вы бы заперли окна в подвал, — сказал я, обнаружив Цанса в спальне. На кровати лежала гора одежды и раскрытый чемодан.
   — Они заперты, — ответил он, запихивая в чемодан стопку рубашек.
   — Так вот почему вы просили меня явиться до восьми, — догадался я. — Уезжаете?
   — Уезжаю.
   Я подошел к пыхтевшему профессору и надавил на крышку чемодана. Цанс быстро щелкнул замками.
   — Спасибо… Ох, нет, извините, забыл спортивный костюм…
   Он снова щелкнул замком. Взмахнув крышкой, чемодан отрыгнул половину содержимого.
   — Всегда так, когда в спешке, — сказал Цанс.
   Он полез в шкаф искать спортивный костюм. Я принялся укладывать вещи обратно в чемодан. Наткнулся на полиглотовский путеводитель: Аура.
   — На Ауру, профессор?
   — Почему на… — он оглянулся, — положите, я сам справлюсь.
   — А я без вас — никак.
   — Я уже обратил на это внимание, — ворчливо заметил Цанса, — что на этот раз?
   — Аттракторы и ваша теорема о них. Вы доказали, что они невычислимы. Два человека растолковывали мне смысл вашего открытия. На мой взгляд я приблизился к пониманию, но мне хотелось бы в этом удостовериться. Не поможете?
   — Не уверен, успею ли, — покачал он головой.
   — А когда у вас рейс?
   — Через полтора часа. Сейчас прилетит такси, а я еще не собрался.
   — Вы же не на такси летите на Ауру, — возразил я. — Прилетит и подождет. До космопорта лететь полчаса — это на такси с автопилотом. Я же вас доброшу минут за пятнадцать. Полчаса на регистрацию. Итого — сорок пять минут в запасе.
   — Не регистрации нужно быть за час, — сказал Цанс, исследовав инструкцию на билете.
   — Это перестраховка. Даже за десять минут — еще не поздно. Давайте, я буду помогать вам укладываться, а вы тем временем рассказывайте. Писать формулы мы не станем, они меня только запутают.
   — Запутают? — усмехнулся Цанс. — Формулы, в отличие от словесных рассуждений, запутать не могут.
   — Предлагаю пари: если я не запутаюсь, то вы говорите мне, зачем вы летите на Ауру.
   — Хорошо, задавайте конкретные вопросы. По вопросам я определю, насколько вы в действительности близки к пониманию. И сядьте на чемодан.
   Я сел и попрыгал. Чемодан закрылся.
   — Когда будете открывать, — сказал я, — не наклоняйтесь над крышкой, иначе снесет голову. В статьях, где говорится об аттракторах, есть одна оговорка, своего рода условие, при котором аттракторы становятся вычислимы. Поэтому во-первых, что значит вычислимы и невычслимы, и во-вторых, в чем смысл этой оговорки?
   — Чем занимается компьютер? — задал Цанс встречный вопрос.
   — Я понял, какого ответа вы от меня ждете. Он вычисляет.
   — Как?
   — Профессор, а это необходимо знать, чтобы понять вашу теорему?
   — Он вычисляет по заданному алгоритму. Алгоритм подразумевает, что вычисление должно рано или поздно завершиться. Иначе говоря алгоритм должен быть конечен. Вычислимость означает существование алгоритма, состоящего из конечного числа шагов. Итак, известно, что из пункта А в пункт Б можно дойти за миллион — другой вполне определенных шагов. Рассмотрим обратную задачу: некий человек уже находится в пункте Б. Опять-таки, нам известен алгоритм, пользуясь которым он добрался в пункт Б. Способны ли мы найти тот пункт А, из которого он стартовал? Ответ содержится в формулировке моей теоремы: не существует алгоритма, пригодного для современного квантового компьютера, который позволил бы вам найти обратную дорогу — от Б к А. Следовательно, задача невычислима.
   — Пессимистичный вывод. Получается, какую бы цель я перед собой не поставил, мне до нее никогда не дойти, потому что я не знаю с чего начать. Это напоминает мне сказку про Ахилла, который никогда не догонит черепаху. Но ведь он ее все-таки догоняет! И целей мы рано или поздно достигаем…
   — А почему мы их достигаем, вы задавали себе вопрос? — накинулся Цанс. — Мы достигаем цели, потому что благодаря нашему разуму мы способны постоянно менять алгоритм. Начальную точку — точку А — мы как правило выбираем неверно, но зато на следующем шаге пересматриваем выбранный алгоритм, корректируем его. В абстрактной же задаче, которую я изучал, алгоритм шагов задан заранее. Такой, фиксированный алгоритм никогда не приведет к нужной цели. Но я решительно не согласен с тем, что эта теория пессимистична. Пессимистичен детерминизм, пессимистична предсказуемость. В отличие от детерминизма, невычислимость аттрактора означает, что мы живем в мире открытых возможностей — мы не движемся по предписанным путям, а постоянно находимся в поиске. По-моему, это замечательно!
   — Уговорили, — согласился я. — Нельзя плыть по течению.
   — О, плыть по течению в любом случае нельзя! — с иронией воскликнул Цанс.
   — И не будем… Скажите, каков, так сказать, спектр применения все этой теории?
   — Она универсальна, как универсален хаос, — коротко ответил Цанс. Он опять что-то искал в шкафу. — Да где же он?..
   — А в динамической лингвистике она используется?
   — Безусловно. В человеческом мышлении заключен свой хаос, у него есть свои аттракторы и невозможно направить мышление к какому-нибудь определенному аттрактору. Это даже более очевидно, чем в случае, скажем, эволюционных процессов. Почему вы спросили о лингвистике?
   — Хочу связать воедино аттракторы, виртуальные игры и Бенедикта.
   — Ну это просто, — Цанс выудил со дна шкафа миникомпьютер и положил во второй чемодан. — Аттракторы возникают, если в игре симулируется динамический хаос. А Бенедикт… — Цанс отвернулся к чемодану, — а динамическая лингвистика возникает, если в игре симулируется высокоразвитая разумная жизнь.
   Я обошел Цанса так, чтобы видеть его лицо.
   — Профессор, вы хотите сказать, что Бенедикт и Корно работали над новой игрой, где симулировалось бы реальное общение, язык, культура, ну и тому подобные вещи?
   Цанс старательно прятал глаза.
   — Все, наконец-то, упаковал…
   — Профессор, — настаивал я. — Не уходите от ответа.
   — Это не моя тайна, — выдавил он.
   — О новой игре вам сказал Вейлинг?
   — Да, но пожалуйста, я дал слово не распространяться…
   Я временно отступил.
   — Вы ничего не сказали о тех оговорках, с которых я начал. В статьях говорилось, что при некоторых условиях аттракторы вычислимы и там же упоминалась Другая Вселенная.
   Цанс понял, что либо он отвечает на вопрос, либо я возвращаюсь к теме новой игры.
   — Речь идет о контролируемом локальном нарушении причинно-следственных связей. Если суметь использовать такое нарушение для вычислительных целей, то скорость вычислений можно увеличить в любое число раз и алгоритм, бывший ранее бесконечным, станет конечным. Заметьте, это не опровергает мою теорему.
   За окном послышался сигнал такси.
   — Ну все, мне пора, — сказал Цанс.
   — Я вас подброшу.
   — Не стоит, — и он посмотрел на чемоданы.
   Я их тут же подхватил: раз уж профессор дал мне возможность найти путеводитель, то почему бы не отблагодарить его за это?
   Загрузив и чемоданы и Цанса в такси, я спросил:
   — Профессор, Брубер не говорил вам, зачем он полетел на Ауру?
   — По делам комитета «В защиту договора». Возможно я ошибаюсь, но мне показалось, он собирается встретиться с моролингами.
   — То есть он этого не афишировал.
   — Более того, он это отрицал.
   Я пожелал ему счастливо долететь. Выждав, когда такси наберет высоту, взлетел сам и проводил такси до Центрального космопорта. Регистрацию Цанс прошел без задержек, ни с кем из пассажиров не разговаривал. За влетом челнока я наблюдал с воздуха, пока мне не приказали покинуть зону космопорта. Вернувшись домой, я обнаружил в почте квитанцию со штрафом за «несанкционированное нахождение в зоне полетов».
 

17

   В начале девятого утра я сидел у себя на кухне и не спеша намазывал фруктовый майонез на тосты. Тосты подгорели, у ненавистного майонеза давно вышел срок годности, но больше в доме есть было нечего.
   Запищал комлог: Шеф воспользовался закрытым каналом.
   — Привет… слушай, а чем это у тебя пахнет? — он покрутил носом.
   — Шутка с бородой, Шеф.
   — Хм, а Ларсон выдал за свежую… В общем, собирайся, летишь на Ауру. Полчаса на сборы, потом — в Отдел, домой возвращаться не будешь, поэтому вещи захвати с собой… Рот закрой, все объясню в Отделе.
   С чего он взял, что я удивился? Все едут на Ауру: Брубер, Цанс… Рунд и моролинги там давно живут.
   — Ладно. Аура, так Аура. Татьяне передайте, что я ее очень любил, насчет венка проконсультируйтесь у Яны, у нее хороший вкус…
   Его уже не было на экране.
   Жирно смазанные тосты отправились в мусорное ведро. Кофе выливать было жалко, и я его допил, хотя и потерял на этом секунд шесть-семь. В дежурный рюкзак полетели туалетные принадлежности, аптечка, кое-что из белья, полупустой пакетик с тостами, путеводитель по галактике и бластер. Из тайника в вентиляционном окне был извлечен пакет с идентификационными карточками на разные имена, включая женские.
   Снова запищал комлог. На дисплее мигал позывной Шефа: «Черт». Этот позывной Шеф стал использовать после того, как пронюхал, что в автопилоте моего флаера Отдел проходит как объект «У черта на рогах».
   — Я еще тут.
   — В Отдел не заходи, встретимся у парковки. Жду.
   У парковки… Это что-то новенькое.
 
   Шеф стоял между двумя флаерами. Размахивая руками, он показывал, где мне приземлиться. Он полагал, что я втиснусь. Интересно, когда он последний раз парковался на общественной парковке? У начальства персональные места на крыше Редакции.
   Я сделал ему ручкой и полетел в конец парковки. Шеф, грозя кулаком, побежал следом. Значит, дело действительно срочное.
   — Почему там не сел? — спросил он, держась за сердце.
   — Оттепель, Шеф. Флаер за ночь разбух.
   Он фыркнул и махнул в сторону леса.
   — Пойдем прогуляемся.
   Лес вокруг здания Редакции, конечно же, никакой не лес, а парк. Плодородную почву соскребли с «подсолнечных» склонов гор, окружающих Фаон-Полис с трех сторон, разбросали на сотне-другой гектарах вокруг Редакции и как попало засадили деревьями-мутантами. Мутанты вытянулись метра на четыре и продолжают расти — насколько высоко — никто не знает. В любом случае, четыре метра — это в три раза выше, чем в среднем по экватору.
   Присыпанная оранжевым гравием, центральная аллея вела от здания Редакции к озеру. Туда мы и направились.
   — Шеф, от кого мы прячемся?
   — В Отделе Виттенгер, он не даст поговорить.
   — Фу-ты… Я-то думал, налоговая…
   Шеф поежился — ветер в аллее дул как в аэродинамической трубе.
   — Свернем? — предложил я. — В лесу ветра нет.
   — Идем прямо.
   Шеф никогда не говорил, где родился, но по тому, с каким недоверием он относится к фаонской природе, можно судить, что не на Фаоне.
   — Дело Евклида еще не забыл?
 
 
 
 
   — Помню: четыре бомбы в вершинах тетраэдра. Три он закопал на Земле, и они взорвались. Четвертую бомбу я нашел в корабле с делегацией с Ауры. Эту бомбу я обезвредил. И вот, до сих пор жду ордена от ауранского правительства. Он случайно не пришел?
   — Евклида не поймали, — угрюмо ответил Шеф, — но есть новости. Корабль, на котором летела делегация, был совсем новым.
   — Я это заметил. Унитазы там…
   — Слушай и не перебивай. «Боинг-Дуглас» сошел со стапелей за неделю до старта от Терминала Земли. Это был его первый рейс. Доходит?
   — Пока нет, — признался я. — Дайте еще одну подсказку.
   — Даю. Делегация с Ауры должна была лететь на другом корабле, старом «Локхиде». Его ресурс подходил к концу. Накануне старта комиссия из службы безопасности полетов отправила «Локхид» на модернизацию. Пассажиров с билетами на «Локхид» пересадили в новый «Боинг-Дуглас». И в нем ты нашел бомбу. Ну, теперь доходит?
   — Вот-вот дойдет, шеф. Сейчас у меня в мозгу образовались два аттрактора. Первый: Евклид метил не в делегацию Ауры, а в новый «Боинг-Дуглас». Второй: у Евклида свой человек в комиссии по безопасности полетов. Я нахожусь в точке бифуркации и жду подходящей флуктуации, то есть еще одной подсказки.
   Шеф остановился и с сочувствием заглянул мне в глаза.
   — Тебе вредно общаться с высоколобыми, — сказал он. — Ты перенимаешь их риторику, но удаляешься от сути. Оба твоих аттрактора к черту неверны. Этой ночью один мой друг переслал мне ту часть письма Евклида в ООН, где Евклид перечисляет свои требования — их держали в секрете, как ты помнишь. Так вот, Евклид требовал, чтобы всю Ауру оставили моролингам. Поэтому бомба предназначалась ауранцам. Но Евклид не мог знать, что они полетят «Боингом», даже если бы вся комиссия по безопасности состояла из моролингов. Это, как говорят твои высоколобые, физически невозможно!
   Я осведомился:
   — Какой именно закон физики он бы нарушил?
   — Ты его не проходил. Вспомни, где находилась четвертая бомба.
   — В «Боинге», серия «Веер», номер не помню.
   Шеф зарычал.
   — В первом отсеке энергоустановок, — тут же уточнил я. — В шкафу, где хранятся скафандры для проведения аварийного ремонта в активной зоне. Бомбу довольно хитро замаскировали под кислородный аппарат одного из скафандров. Чтобы добраться до нее, пришлось отсоединять шланги водопроводным ключом, который я одолжил у…
   — Достаточно. А пломбу на шкафу ты видел?
   — Шеф, бог с вами, до взрыва оставалось двадцать секунд, какие пломбы?!
   — На нем стояла заводская пломба. Ее навесили еще до сдачи корабля приемной комиссии из «Соляр-Спейс-Трэвэлинг», то есть за три недели до старта с Терминала Земли. Советник Доусон и его следователи считают, что за сутки до старта, когда уже стало ясно, что делегация полетит на «Боинге», террорист проник на корабль, вскрыл шкаф и подменил скафандр. В этом случае, он, конечно, повредил бы пломбу, но поскольку ты ее сорвал не глядя, то невозможно с достоверностью установить, вскрывали шкаф перед стартом или нет. Следователи решили, что вскрывали, так как лишь в эти сутки террорист мог узнать о смене корабля. Они не потрудились прикинуть каким таким образом Евклиду удалось протащить на корабль громоздкий скафандр. И им не пришло в голову исследовать одежду и перчатки, в которых ты орудовал водопроводным ключом. Зато это сделали наши люди. Они нашли на твоих перчатках микрочастицы, соответствующие материалу пломбы в единственном месте разрыва. Следовательно, до тебя пломбу никто не трогал…